Текст книги "Колеса"

Когда Ролли умолк, глава отдела персонала первым делом выплеснул весь накопившийся в нем гнев:

– Какой же ты идиот! У тебя был свой шанс в жизни, ты им воспользовался, но потом все пустил на ветер! – В возбуждении Уингейт то сжимал руки в кулаки, то разжимал их. – Убить тебя мало, вот что я тебе скажу!

Ролли поднял голову. На мгновение в нем снова заговорили былое чувство юмора и наглость.

– Что ж, можете это сделать. Только сначала придется вытянуть свой номер и встать в очередь для желающих.

Эта реплика Ролли вернула Уингейта в реальный мир.

Уингейт понимал, что ситуация перед ним безвыходная. Если он поможет Ролли избежать уготованной ему участи, то совершит преступление. Даже если сейчас, зная все, он ничего не сделает, то по закону все равно окажется пособником в убийстве. Если же он откажется помочь и просто-напросто уйдет сейчас отсюда, то фактически отдаст Ролли в руки палачей. Уингейт понимал это, так как слишком хорошо знал Детройт и законы джунглей, царившие в нем.

Леонард Уингейт жалел, что снял трубку сегодня вечером и откликнулся на просьбу Мэй-Лу. Если бы он не сделал этого, то сидел бы сейчас с приятными людьми за уютным столом с ослепительно-белыми салфетками и блестящей серебряной посудой. Но он здесь. И надо заставить себя шевелить мозгами.

Он верил всему, что рассказал Ролли Найт. Кроме того, он вспомнил, что читал в газете, как был найден изрешеченный пулями труп Лероя Колфэкса, – это сообщение привлекло его внимание еще и потому, что вплоть до недавнего времени Колфэкс работал у них на конвейере. Это было всего неделю тому назад. Сейчас, когда двое из четырех заговорщиков уже на том свете, а третий исчез из виду, все внимание мафии, по всей вероятности, сосредоточится на Ролли Найте. Но когда? На следующей неделе? Завтра? Сегодня вечером? Уингейт поймал себя на том, что он сам нервно поглядывает на входную дверь.

Он думал: нужно – и безотлагательно – с кем-то посоветоваться, чтобы подкрепить собственное мнение. Любое решение, если его принять в одиночку, слишком ответственно. Но с кем посоветоваться? Уингейт не сомневался, что если обратится к собственному начальнику – вице-президенту по вопросам персонала, – то получит сугубо формальный совет: совершено убийство, имя одного из убийц стало известно, надо немедленно сообщить в полицию, и та уж займется всем этим делом.

Уингейт знал, что, каковы бы ни были последствия для него лично, он так не поступит. Во всяком случае, до тех пор, пока не посоветуется с кем-нибудь еще. И тут у него мелькнула мысль: Бретт Дилозанто!

После их первой встречи в ноябре Уингейт очень подружился с Бреттом и Барбарой Залески. Проводя все больше времени в их обществе, Уингейт стал с восхищением относиться к молодому дизайнеру и ценить его ум. Он понял, что под внешней несерьезностью Бретта скрываются врожденная мудрость, здравый смысл и сострадание к людям. В этой ситуации было бы важно знать его мнение. Кроме того, Бретт был знаком с Найтом через Барбару.

Не долго думая Уингейт решил: надо позвонить Бретту и, если возможно, встретиться с ним сегодня же.

Мэй-Лу незаметно прошмыгнула в комнату. Уингейт не знал, все ли она слышала и была ли уже в курсе дела. Но сейчас это не имело значения.

– Закрывается на ключ? – спросил он, указывая на дверь.

– Да, – кивнула Мэй-Лу.

– Я сейчас уеду, – сказал Уингейт, обращаясь к Ролли и Мэй-Лу, – но скоро вернусь. Закройте за мной дверь на ключ и никому не открывайте. Когда я вернусь, я скажу, что это я, к тому же вы узнаете меня по голосу. Понятно?

– Да, мистер.

Он встретился взглядом с Мэй-Лу. «Такая маленькая, худенькая и невзрачная, а какая сильная!» – подумал он.

Неподалеку от дома Ролли в открытой круглые сутки автоматической прачечной Леонард Уингейт обнаружил таксофон.

Раскрыв записную книжку, он набрал номер телефона Бретта. Стиральные и сушильные автоматы отчаянно гудели, так что ему пришлось прикрыть рукой ухо, чтобы услышать гудок на другом конце провода. Гудки продолжались, но никто не отвечал, и Уингейт повесил трубку.

Тут он вспомнил, что дня два назад, когда он разговаривал с Бреттом, тот вскользь заметил, что они с Барбарой собираются в гости к Адаму и Эрике Трентон. Уингейт познакомился с этой парой совсем недавно и решил позвонить туда.

Уингейт позвонил в справочную службу и узнал номер Трентонов, живших в пригороде Детройта. Но когда он набрал номер, никто не ответил и там.

С каждой минутой он ощущал все большую потребность посоветоваться с Бреттом Дилозанто.

Леонард Уингейт вспомнил еще кое-что из разговора с Бреттом: отец Барбары, по-прежнему в тяжелом состоянии, лежит в больнице Форда. Значит, подумал Уингейт, Барбара и Бретт там, а если нет, то в больнице наверняка известно, где найти Барбару.

Он набрал номер больницы. Спустя несколько минут трубку взяла дежурная сестра, которая сказала, что да, они могут помочь разыскать мисс Залески.

Уингейт понимал: чтобы получить нужные сведения, ему придется соврать.

– Я ее двоюродный брат, прилетел из Денвера и звоню из аэропорта, – сказал он в надежде, что грохот стиральных и сушильных автоматов похож на характерный гул самолетов. – Я прилетел сюда, чтобы встретиться со своим дядей. Но моя двоюродная сестра хотела вначале встретиться со мной. Она сказала, что, если я позвоню в больницу, там мне всегда скажут, как ее найти.

Дежурная язвительно заметила: «Мы здесь не справочное бюро». Но все же сказала, что мисс Залески в настоящее время вместе с мистером Дилозанто и супругами Трентон находятся на концерте Детройтского симфонического оркестра. Барбара сообщила даже номера мест. Уингейт мысленно поблагодарил ее за такую предусмотрительность.

Машину Уингейт оставил возле автоматической прачечной. И теперь уже мчался в направлении Джефферсон-авеню и Гражданского центра. Пока он звонил, начался мелкий дождь, и шоссе стало скользким.

На перекрестке Вудворд и Джефферсон-авеню Уингейт, полагаясь на свою счастливую звезду, проехал на желтый сигнал светофора и повернул на площадь перед Концертным залом Форда. Помещение, в котором выступал Детройтский симфонический оркестр, поражало своим мраморным фасадом голубовато-жемчужного цвета. Вокруг концертного зала возвышались другие современные, вместительные здания, ярко подсвеченные прожекторами, – Кобо-холл, Мемориал ветеранов, административные здания города и округа. Гражданский центр нередко сравнивали с источником – с него началась обширная программа реконструкции центральной части Детройта. К сожалению, была готова лишь голова этого проекта, в то время как очертания самого тела можно было дорисовать лишь в собственном воображении.

От подъезда тотчас отделился привратник в форме. Но не успел он и рта раскрыть, как Уингейт сказал:

– Мне нужно найти знакомых, которые здесь, на концерте. По срочному делу. – Он держал в руке бумажку с номерами ряда и мест, которые записал, пока говорил с дежурной сестрой.

– Поскольку концерт давно идет и никто больше не подъезжает, – сказал привратник, – машину можете оставить здесь, но только на несколько минут, и мотор, пожалуйста, не выключайте.

Через двойные двери Уингейт прошел внутрь.

Войдя в зал, он целиком погрузился в мир музыки. Билетерша, внимательно следившая за тем, что происходит на сцене, тотчас обернулась и сказала тихим голосом:

– Я не смогу вас посадить до антракта, сэр. Разрешите ваш билет?

– У меня нет билета. – Уингейт объяснил, в чем дело, и показал девушке номера мест.

Выяснилось, что они где-то посредине, недалеко от сцены.

– Если вы подведете меня к нужному ряду, – проговорил Уингейт, – я дам знак мистеру Дилозанто, и он выйдет.

– Так нельзя, сэр, – твердо сказал подошедший к ним билетер. – Вы будете всем мешать.

– Сколько осталось до антракта?

Билетеры толком не знали.

Только сейчас до Уингейта дошло, что играют. Он с детства был восторженным любителем музыки и узнал оркестровую сюиту Прокофьева «Ромео и Джульетта». Поскольку разные дирижеры исполняли разные аранжировки этой сюиты, он спросил:

– Можно взглянуть на программу?

То, что он узнал, было вступлением к «Смерти Тибальда». Увидев в программке, что это заключительная часть, после которой будет антракт, он с облегчением вздохнул. Даже в его состоянии величественное звучание музыки завораживало. Бурно нарастающая вступительная тема выливалась во все более динамичное соло литавр, которое перемежалось с символизировавшими смерть ударами молота… Тибальд убил друга Ромео Меркуцио. Теперь Ромео исполняет данную им клятву – мстит Тибальду… Звуки рожка словно оплакивают трагический парадокс человеческой глупости и тяги к разрушению. Вся мощь оркестра сливается во всесокрушающее крещендо гибели…

Уингейт поежился, вспомнив о связи между музыкой и его присутствием здесь, на концерте.

Наконец музыка смолкла. Вспыхнули бурные аплодисменты, и Уингейт в сопровождении билетера устремился по проходу к сцене. Он сразу увидел Бретта Дилозанто и попросил передать, что его ждут. Бретт сначала очень удивился, но тотчас стал пробираться к выходу, за ним следом – Барбара и Трентоны.

В фойе они быстро провели совещание.

Не теряя времени зря, Уингейт пояснил, что разыскивал Бретта в связи с Ролли Найтом. И поскольку они сейчас оба в городе, Уингейт предложил немедленно отправиться на квартиру к Ролли. Бретт сразу же согласился. Барбара тоже хотела поехать; Уингейт был против, его поддержал Бретт. В конце концов договорились о том, что Адам отвезет Эрику и Барбару на квартиру Бретта в Кантри-Клаб-Мэнор и там будет ждать. Настроение было испорчено, поэтому ни Адам, ни Эрика, ни Барбара не хотели дослушать концерт. На улице Уингейт подвел Бретта к своей машине. Между тем дождь перестал. Бретт, который нес свое пальто на руке, швырнул его на заднее сиденье поверх уже лежавшего там пальто Уингейта. Когда они тронулись, Уингейт начал торопливо рассказывать, поскольку путь им предстоял недолгий. Бретт внимательно слушал, лишь иногда задавая вопросы. При описании ограбления он только слегка присвистнул. Как и многие другие, он тоже читал в газете об убийстве на заводе. Кроме того, с этими событиями его связывали и сугубо личные моменты – все говорило за то, что происшедшее только ускорило удар, который случился с Мэттом Залески.

Тем не менее Бретт не испытывал к Ролли Найту никакой неприязни. Темнокожий молодой рабочий, разумеется, не был невинным ягненком. Однако существовали разные степени вины независимо от того, учитывается это законом или нет. Уингейт, очевидно, полагает – и в этом Бретт с ним согласен, – что Ролли все глубже погружается в трясину преступности, – отчасти, правда, против собственной воли, все более утрачивая способность противостоять такому сползанию и уподобляясь при этом пловцу, которого оставляют силы и который отдается на волю волн. Вместе с тем вина Ролли не вызывает сомнения, и ему придется за это расплачиваться. Причем никто не может и не должен помогать ему избежать этой расплаты.

– Чего мы не можем, того не можем, – сказал Бретт, – в том числе помочь ему исчезнуть из Детройта.

– Я тоже об этом думал, – проговорил Уингейт. Он прикинул: если бы преступление не было столь серьезным, наверное, можно было бы попробовать. Но только не в связи с убийством.

– Теперь ему требуется то, чего у него никогда не было, – лучший адвокат, которого можно нанять за деньги.

– Но у него нет денег.

– Тогда я ему помогу. Я сам выложу некоторую сумму, кроме того, найдутся и другие.

Бретт стал перебирать в памяти тех, к кому он мог бы обратиться. Не склонные к благотворительности, такие люди понимали опасность, которую таят в себе социальная несправедливость и расовые предрассудки.

– Он должен явиться с повинной в полицию, – сказал Уингейт. – Другой возможности я просто не вижу. Но если мы найдем хорошего адвоката, тот постарается помочь Ролли. – Потом Уингейт подумал, но не сказал вслух: будет у Ролли хороший адвокат или нет, все зависит от того, насколько эффективной окажется эта правовая помощь.

– И если на суде у него будет хороший защитник, – проговорил Бретт, – я думаю, Ролли сможет выпутаться из этой истории.

– Может быть.

– Найт будет делать все, что мы ему скажем?

– Да, – кивнул Уингейт.

– Тогда завтра утром мы постараемся найти адвоката. Он будет присутствовать в полиции при явке Ролли с повинной. А эту ночь лучше всего, чтобы и Ролли, и его девчонка провели вместе с Барбарой у меня дома.

Шеф отдела персонала вскинул на Бретта глаза.

– Вы уверены, что так будет правильно?

– Да. Если только у вас нет других идей.

Уингейт покачал головой. Все же как хорошо, что ему удалось разыскать Бретта. Хотя все, что до сих пор предложил молодой дизайнер, не представлялось Уингейту более убедительным, чем его собственные идеи, само присутствие Бретта и весомость его аргументов внушали уверенность. Бретт явно обладал инстинктивным даром руководить людьми, что сразу почувствовал опытный в таких делах Уингейт. Неужели Бретт всю свою жизнь будет заниматься только автомобильным моделированием?

За разговором они незаметно добрались до перекрестка Блэйн-авеню и Двенадцатой улицы. Перед облезлым, обшарпанным домом они вышли из машины, и Уингейт запер ее на ключ.

Как обычно, в воздухе стоял резкий запах гнилья и отбросов.

Поднимаясь по скрипучей деревянной лестнице на третий этаж, Уингейт вспомнил, что обещал Ролли и Мэй-Лу назваться по имени, чтобы они узнали его. Но представляться ему не понадобилось.

Входная дверь, которую он велел им закрыть, была распахнута настежь. Она явно была взломана.

Леонард Уингейт и Бретт вошли. В квартире была лишь Мэй-Лу. Она складывала одежду в картонную коробку.

– Где Ролли? – спросил Уингейт.

– Ушел, – не поднимая глаз, ответила она.

– Куда ушел?

– Пришли несколько парней. И забрали его.

– Давно это было?

– Сразу после того, как вы ушли, мистер. – Мэй-Лу повернула голову. И они увидели, что она плачет.

– Послушайте, – сказал Бретт, – если вы сможете описать их, мы предупредим полицию.

Леонард Уингейт покачал головой. Он знал, что они опоздали. Вообще-то он с самого начала понимал, что было слишком поздно. Знал он и то, как теперь поступят он и Дилозанто. Повернутся и уйдут. Как уходят многие в Детройте. «Как отступили от Меня священники и левиты».

Бретт молчал.

– И как же вы теперь? – спросил Уингейт Мэй-Лу.

– Как-нибудь перебьемся, – ответила она, закрывая крышку коробки.

Бретт сунул руку в карман, но Уингейт жестом остановил его.

– Я сам, – проговорил он.

Уингейт вынул все деньги, какие у него были в кармане, и вложил их Мэй-Лу в руку.

– Мне очень жаль, – сказал Уингейт, повернувшись к ней. – Это, конечно, пустяк. Но я хочу, чтобы вы знали: мне действительно очень жаль.

Выйдя на улицу, они обнаружили, что правая дверца машины висит на петлях, стекло разбито. Оба пальто, лежавшие на заднем сиденье, исчезли.

Леонард Уингейт привалился к крыше автомобиля и уткнулся лицом в согнутый локоть. Когда он поднял голову, Бретт увидел, что в глазах у него слезы.

– О Господи! – вздохнул Уингейт. И воздел руки к черному ночному небу. – О Господи! Какой же это жестокий город!

Труп Ролли Найта так и не нашли. Он просто исчез.

31

– Речь-то ведь идет не обо мне, а о вас, – сказал Адам Бретту Дилозанто. – Но я не был бы вам другом, если бы не сказал, что, по-моему, вы слишком спешите и допускаете огромную ошибку.

Время близилось к полуночи, и все пятеро – Адам, Эрика, Барбара, Бретт и Уингейт – сидели в квартире Бретта. Уингейт с Бреттом приехали из города всего полчаса назад. Настроение у всех было подавленное. Когда они обсудили историю с Ролли Найтом, Бретт объявил, что намеревается уйти из автомобильной промышленности и завтра же подаст официальное прошение об отставке.

Адам никак не мог успокоиться:

– Но ведь через пять лет вы можете возглавить центр моделирования!

– Было время, – сказал Бретт, – когда я только об этом и мечтал. Мечтал стать таким, как Херли Иэрл, или Билл Митчелл, или Джин Бординэт, или Элвуд Энджел[17]17
  Конструкторы и дизайнеры, сделавшие блестящую карьеру в автомобильных корпорациях Большой тройки и открывшие впоследствии собственные фирмы.


[Закрыть]. Поймите меня правильно. Я считаю, что все они были великие, а некоторые из них остались великими до сих пор. Но не мое это дело – вот и все.

– Есть, по-видимому, и другие мотивы, не так ли? – заметил Леонард Уингейт.

– Да, конечно. Я считаю, что автомобильные магнаты, занимающиеся долгосрочным планированием в собственных интересах, палец о палец не ударили, чтобы как-то улучшить жизнь тех, кто на них работает.

– Возможно, раньше так оно и было, – возразил Адам. – Но теперь… Теперь все изменилось или быстро меняется к лучшему. Это бросается в глаза буквально каждый день – в отношении хозяев к существующим проблемам, в чувстве ответственности перед покупателем, в качестве выпускаемых нами автомобилей, в контактах с правительством, в признании самого факта существования потребителей. Сейчас это уже совсем иной бизнес, чем, скажем, два или три года назад.

– Хотелось бы верить, что это именно так, – заметил Бретт, – хотя бы потому, что вы в этом убеждены. Но я, к сожалению, не могу, и в этом не одинок. В общем, не хочу я больше гнуть спину.

– И чем же вы займетесь? – спросила Эрика.

– Если хотите знать правду, – сказал Бретт, – то я и сам не знаю.

– Я не удивлюсь, – проговорил Адам, – если вы ударитесь в политику. Если это будет так, то можете не сомневаться: я не только отдам за вас свой голос, но и внесу свой вклад в кампанию за ваше выдвижение.

– И я тоже, – сказал Уингейт. Странно, что только сегодня вечером он зримо ощутил качества Бретта, позволяющие ему руководить людьми, и задумался, как долго он еще будет заниматься конструированием автомобилей.

Бретт ухмыльнулся:

– В один прекрасный день это обойдется вам обоим в кругленькую сумму! Вот попомните.

– Но прежде всего, – вставила Барбара, – он будет писать. Даже если я буду вынуждена приковать его цепью к мольберту и кормить с ложечки. И если для этого мне придется работать за двоих.

– Раз уж мы заговорили о том, кто кого будет кормить, – сказал Бретт, – я надумал открыть маленькое частное конструкторское бюро.

– Уверен, что ваше бюро очень скоро превратится в процветающую фирму, – заметил Адам. – Но и вкалывать вам придется покрепче, чем до сих пор.

– Вот этого-то я и боюсь, – вздохнул Бретт.

И все-таки, подумал Бретт, он будет сам себе хозяин, отвечать только за себя. Именно к этому он больше всего и стремился, так же как и Барбара. Бретт окинул ее взглядом, полным любви, которая переполняла его душу. Какие бы испытания ни выпали им в жизни, Бретт твердо знал, что вдвоем они все преодолеют.

– Ходят слухи, – обращаясь к Адаму, заметила Барбара, – что вы тоже намерены расстаться с компанией?

– Где же это вы услышали?

– Право, не знаю. Кто-то говорил.

Адам подумал, что в Детройте нелегко хранить тайны. Видимо, Перси Стайвезент или кто-то из близких ему людей не умеет держать язык за зубами.

– Ну, так это верно? – не отступалась Барбара.

– Я действительно получил предложение, – сказал Адам. – И какое-то время всерьез подумывал его принять. Но решил отказаться.

Вчера или позавчера Адам позвонил Перси Стайвезенту и сообщил ему, что не видит смысла в поездке в Сан-Франциско. Он посвятил себя автомобилю и останется верен ему.

Адам понимал, что в автомобильной промышленности многое оставляет желать лучшего, но значительно большее казалось совсем неплохим. Ведь чудо современного автомобиля заключается не в том, что он иногда выходит из строя, а в том, что он в большинстве случаев исправно служит человеку. Не в том, что он стоит дорого, а в том, что при всех использованных в нем удивительных достижениях конструкторской и технической мысли он стоит так дешево. Не в том, что по его вине возникают пробки на дорогах и происходит загрязнение воздуха, а в том, что впервые в истории он подарил свободным мужчинам и женщинам то, к чему они больше всего стремились, – свободу передвижения.

Поэтому для ответственного дизайнера, который стремится разумно организовать свою производственную деятельность, нет и не может быть более привлекательной сферы приложения усилий.

– На одни и те же вещи мы смотрим по-разному, – сказал Адам Барбаре. – Во всяком случае, я свой голос отдал Детройту.

Некоторое время спустя Трентоны простились и уехали.

От Уэст-Мэпл до озера Куортон совсем недалеко. Пока они ехали, Адам сказал:

– Сегодня вечером ты почти все время молчала.

– Просто я предпочитала слушать, что говорят другие, – ответила Эрика, – и думать про себя. Кроме того, мне хотелось, чтобы мы были только вдвоем и никто не мешал мне что-то тебе сказать.

– Тогда ты можешь сделать это сейчас.

– Знаешь, у меня такое впечатление, что я беременна. Поэтому веди машину осторожнее. Не дергай резко!

– Хорошо еще, – проговорил Адам, сворачивая в какой-то проезд, – что ты не сказала мне об этом в час пик да еще на самом оживленном шоссе.

– А что это за проезд?

– А разве это так важно, черт возьми? – воскликнул Адам. Он заключил Эрику в свои объятия и нежно ее поцеловал.

Эрика от волнения едва подавила в себе приступ смеха и чуть не расплакалась.

– В Нассау ты был со мной как тигр. Видимо, там все и произошло.

– И очень хорошо, – прошептал Адам, подумав про себя: для них обоих это, наверное, самое большее, о чем только можно мечтать.

Некоторое время спустя, когда они продолжили свой путь, Эрика сказала:

– Интересно, что скажут на это Грег и Кэрк? У тебя ведь двое взрослых сыновей, а тут еще в семье вдруг появится младенец.

– Для них это будет большая радость. Потому что они любят тебя. Точно так же, как и я. – Он дотронулся до ее руки. – Я завтра же позвоню им и обо всем расскажу.

– Похоже, – проговорила она, – мы с тобой вдвоем можем еще кое-что создать.

«Это верно!» – подумал он вне себя от радости. Ведь его жизнь обрела теперь новый смысл.

Сегодня у него есть Эрика и полная смысла жизнь.

А завтра и во все последующие дни в мыслях у него будет «Фарстар».