Текст книги "Рама II"

49. ВЗАИМОДЕЙСТВИЕ

– Еда почти кончилась, – проговорила Николь. Они упаковали остатки манно-дыни и уложили их в ранец Ричарда.

– Знаю, – ответил он, – и я уже понял, как ты ее добудешь.

– Я? – спросила Николь. – А почему это должна делать я?

– Ну, по-первых, для такого дела достаточно одного человека. На эту мысль меня натолкнула работа с компьютерной графикой раман. Во-вторых, я не могу терять времени. По-моему, я вот-вот пойму, как работает этот компьютер. Существует около двухсот команд, которые я могу объяснить только одним способом, – они позволяют перейти на другой уровень, в иерархическое пространство высшего порядка.

За обедом Ричард успел объяснить Николь, что компьютер раман работает подобно его земным собратьям. Он мог хранить и выдавать данные, производить математические расчеты, строить графики, даже создавать новые языки.

– Но я даже не прикоснулся к его истинным возможностям. Сегодня-завтра я обязан с ним разобраться. У нас остается очень мало времени.

План, придуманный Ричардом, отличался обманчивой простотой. После долгой раманской ночи – Ричард спал не более трех часов – Николь отправилась к центральной площади исполнять его задумку. Основываясь на закономерностях прогрессирующей сложности, Ричард сообщил ей три места, где, по его мнению, следовало искать пластину, открывающую крышку в логово птиц. Будучи очень уверенным в себе, он даже не пожелал обсуждать, что ей делать, если пластины там не окажется. Но Николь эту пластину обнаружила без труда. Отодвинув крышку, она покричала вниз – в темноту. Ответа не было.

Она посветила фонариком. Танк-часовой был на посту, он сновал взад-вперед по тоннелю, уводящему к водяной комнате. Николь крикнула еще раз… Лучше все-таки не спускаться, даже до первого уровня. Хотя Ричард и уверял, что немедленно придет ей на помощь, Николь не испытывала ни малейшего желания снова застрять в подземелье с птицами.

Послышалось далекое бормотанье? Кажется, так. Николь взяла одну из монеток, подобранных ею в Белой комнате, и уронила ее в отвесную шахту. Монетка исчезла внизу, звякнула о карниз где-то рядом со вторым уровнем. На этот раз бормотанье оказалось громким. Минуя танк-часовой, к свету ее фонарика взмыла одна из птиц. И крышка начала закрываться… Николь пришлось отодвинуться.

Она обсудила случившееся с Ричардом. Подождав несколько минут, Николь нажала на пластину. И когда она снова крикнула в глубины птичьего подземелья, ей ответили немедленно. На сей раз знакомая Николь черно-вельветовая птица, не долетев до поверхности пяти метров, принялась что-то трещать. Николь поняла, что ей предлагают убираться восвояси. Но, прежде чем птица успела вернуться вниз, Николь извлекла из кармана монитор своего компьютера и пустила программу. На экране появились две манно-дыни. На глазах птицы они обрели цвет, а потом в узком разрезе появились структура и окраска внутренней части плода.

Чтобы лучше видеть, вельветовая птица поднялась к самой поверхности. Потом повернула голову вниз и что-то крикнула. Через несколько секунд другая знакомая Николь птица – явно супруг или супруга черно-вельветовой – взлетела вверх и уселась на самый край шахты. Николь второй раз повторила короткую демонстрацию. Птицы переговорили и исчезли в подземелье.

Шли минуты. Иногда до Николь доносилось бормотанье из нижних коридоров. Наконец ее друзья возвратились, в когтях каждой птицы было зажато по небольшой дыньке. Они опустились на площади неподалеку от входа. Николь отправилась к дыням, но птицы не выпускали их. Потом, как ей показалось, последовала целая лекция. Птицы бормотали и поодиночке, и вместе, часто поглядывая на нее и постукивая по кожуре дынь. Минут через пятнадцать, удовлетворившись произведенным впечатлением, птицы взлетели и, нырнув вниз, исчезли в своем логове.

«Кажется, мне намекнули, что дынь мало», – думала Николь, направляясь к восточной площади. Дыни были тяжелыми, она несла их по одной в каждом ранце, которые прихватила с собой из Белой комнаты. «Или, чтобы я их больше не беспокоила. Но в любом случае нам больше не обрадуются».

Она подумала, что Ричард встретит ее с радостью. Так и вышло: он ликовал, но не из-за Николь с двумя дынями. Он ухмылялся от уха до уха и что-то прятал в одной руке за спиной.

– А теперь смотри, что у меня есть, – сказал он, когда Николь разгрузила ранцы. Ричард протянул вперед руку, на раскрытой ладони оказался черный шар диаметром около десяти сантиметров.

– Я еще не представляю себе всей логики и сколько информации должен содержать запрос, но я установил фундаментальный принцип: по компьютеру можно заказывать и получать все нужное нам.

– Что ты имеешь в виду? – спросила Николь, еще не вполне понимая причины энтузиазма, с которым Ричард относился к этому маленькому шару.

– Они сделали его для меня, – сказал он, передавая ей шар. – Ты не поняла? Где-то здесь у них есть фабрика, которая может все сделать для нас.

– Пусть тогда твои «они» и делают для нас пищу, – проговорила Николь. С легкой досадой она отметила, что Ричард не поздравил ее с успехом, даже не поблагодарил за дыни. – Птицы нам ничего больше не дадут.

– Это не сложно, – ответил Ричард. – Как только мы освоим процесс выполнения заказа, можно будет заказывать рыбу, чипсы, бифштекс с картошкой, все что угодно, если, конечно, нам удастся однозначно описать свои потребности с помощью научных терминов.

Николь глядела на своего друга. Взъерошенный, небритый… мешки под глазами, с дикарской улыбкой – в этот миг он казался беглецом из сумасшедшего дома.

– Ричард, ради бога, не спеши так. Если ты уже отыскал своего св.Грааля, потрать хотя бы секунду на пояснения.

– Посмотри на экран, – с помощью клавиатуры Ричард нарисовал круг, стер его, изобразил квадрат. Потом менее чем за минуту нарисовал куб в трех измерениях. Закончив с графической частью, он перевел восемь клавиш в нужное положение и нажал клавишу с небольшим прямоугольным значком. На черном экране появились странные символы.

– Не волнуйся, – прокомментировал Ричард, – все нам понимать и не нужно. Они просят, чтобы мы определили размеры куба.

И Ричард ввел цепочку команд с помощью клавиш, обозначавших цифры и буквы.

– Ну а теперь, – он повернулся лицом к Николь, – если я ничего не напутал, минут через десять мы получим куб из такого же материала, как и этот шар.

Ожидая, они жевали новую дыню. Вкус ее не изменился. «Бифштекс с картошкой, в это трудно поверить», – думала Николь, когда в полуметре от пола кусок стены расступился и в образовавшемся зазоре появился черный куб.

– Подожди, не бери его, – обратился Ричард к заинтересовавшейся Николь.

– Посмотри сюда! – он посветил фонариком в темноту за кубом. – Там за стенами пустота, – проговорил он, – но этот тоннель ведет к фабрикам, настолько совершенным, что нам и не понять этого. Представь себе! Они способны сделать по заказу любую вещь.

Николь начала понимать причины восторга Ричарда.

– Теперь мы в какой-то мере можем определить собственную судьбу, – продолжал он. – Если я сумею быстро понять код, мы сможем заказать еду, возможно, и все необходимое, чтобы построить лодку.

– Только без стучащего мотора, – съехидничала Николь.

– Обойдемся без мотора, – согласился Ричард и, доев дыню, вновь обратился к клавиатуре.

Николь уже начинала тревожиться: за целый раманский день Ричард совершил лишь одно открытие. После тридцати восьми часов труда – за все это время он проспал только восемь – Ричард научился получать новый материал. Теперь он умел изготовлять легкие черные предметы из материала, по плотности близкого к бальсовой древесине, и тяжелые черные предметы словно из дуба или сосны. Работа изматывала его. И он не мог или не хотел разделить ее с Николь.

«Что, если ему просто повезло? – говорила себе Николь, подымаясь по лестнице для утренней прогулки. – Что, если эта система умеет изготавливать только два вида черных предметов?» Потеря времени не могла не беспокоить ее. До встречи с Землей оставалось только шестнадцать дней. И никаких перспектив на спасение. В уголке ее разума теснилась мысль: наверное, о них с Ричардом уже забыли.

Прошлым вечером она попыталась обсудить с Ричардом планы на будущее, но он был совсем измотан и ничем не отреагировал на высказанное ею беспокойство. Потом, обрисовав возможные варианты, спросила его, что им делать, но заметила, что он уснул. Когда Николь очнулась после недолгой дремоты, Ричард снова сидел перед компьютером и не хотел прерывать занятий ни ради завтрака, ни для разговора. Спотыкаясь о черные предметы, разбросанные по полу, Николь отправилась наружу – на утреннюю прогулку.

Ей было очень одиноко. Последние пятьдесят часов она провела практически в одиночестве, время тянулось медленно. Единственным удовольствием оставалось чтение. В ее компьютере было записано пять книг. Одной из них, конечно, была ее медицинская энциклопедия, но остальные четыре предназначались для отдыха. «Можно не сомневаться, у Ричарда свободный объем памяти заполнен Шекспиром», – думала она, усаживаясь на стену, окружающую Нью-Йорк. Николь поглядела на Цилиндрическое море. Далеко за туманом и облаками она едва могла различить в бинокль Северную чашу, через которую они впервые вошли внутрь Рамы.

В компьютере было два романа ее отца. Николь предпочитала «Королеву всех времен», повествование о юных годах Алиеноры Аквитанской, начинавшееся с отроческих лет, проведенных при дворе герцога в Пуатье. Далее речь шла о ее свадьбе – она вышла замуж за Людовика Капета[50]50
  Людовик VII (между 1119 и 1121-1180) – французский король из династии Капетингов, один из предводителей 2-го крестового похода


[Закрыть]; потом были крестовый поход в Святую Землю и необычное в те времена обращение к папе Евгению III с просьбой расторгнуть брак. Заканчивалась книга разрывом с Людовиком Капетом и свадьбой с молодым и пылким Генрихом Плантагенетом.

Кроме того, в памяти ее компьютера был записан всеми признанный шедевр Пьера де Жардена, «Я, Ричард Львиное Сердце», внутренний монолог героя, записанный им в дневнике в течение двух зимних недель… в конце XII века. Ричард и его воины, отправившиеся в новый крестовый поход под протекцией норманнского короля Сицилии, стояли в местечке близ Мессины. Там знаменитый король, воин и гомосексуалист, сын Алиеноры Аквитанской и Генриха Плантагенета, в порыве самоанализа описывал основные личные и исторические события собственной жизни.

Николь припомнила долгий разговор с Женевьевой после того, как прошлым летом дочь прочла «Я, Ричард». История заворожила подростка, она удивила Николь весьма умными вопросами. Воспоминания о Женевьеве заставили Николь подумать о том, чем сейчас занята ее девочка в Бовуа. «Значит, тебе сказали, что я пропала, – горевала Николь. – Как там говорят военные – без вести?»

Перед умственным взором Николь вдруг словно предстала дочь, приехавшая из школы на велосипеде. «Есть новости?» – наверное, каждый раз спрашивала Женевьева у деда, переступая порог виллы. Тот лишь отрицательно качал головой.

«Прошло уже две недели с тех пор, как мы виделись в последний раз. Дочка, дорогая, надеешься ли ты еще?» Расстроенная Николь хотела заговорить с Женевьевой, не принимая реальности, словно не зная про миллионы километров, разделявшие их. Она поднялась, чтобы вернуться в Белую комнату, в смятении позабыв, что оттуда тоже нельзя позвонить Женевьеве.

Очнувшись через несколько секунд, Николь удивилась тому, как легко одурачил себя самого ее собственный разум. Покачав головой, она села возле стены, выходившей к Цилиндрическому морю. Тут в раздумье она провела около двух часов. Под конец, когда она собралась уже возвращаться в Белую комнату, мысли ее вернулись к Ричарду Уэйкфилду. «Увы, мой британский друг, – сказала себе Николь, – я открылась перед тобой, как ни перед кем иным, кроме Генри. Значит, таково мое счастье. Есть люди еще менее доверчивые, чем я сама».

Охваченная грустью, Николь спустилась по лестнице на второй уровень, свернула в горизонтальный тоннель. Но едва она вошла в Белую комнату, грусть превратилась в удивление. Вскочивший с невысокого черного кресла Ричард дружески обнял ее за плечи. Он побрился и причесался, даже ногти почистил. На черном столе посреди комнаты стояла аккуратно разрезанная манно-дыня: по куску на черной тарелке перед креслом.

Отодвинув кресло Николь, Ричард пригласил ее сесть. Обойдя вокруг стола, он опустился в собственное кресло. Склонившись вперед, взял обе руки Николь.

– Извини, – проговорил он с усердием, – эти несколько дней я вел себя так скверно, поступал, как свинья. – Ричард продолжал с легкой нерешительностью, на его губах играла напряженная улыбка. – За эти часы я мог бы сказать тебе о многом. Но сейчас все позабыл… помню только, что хотел объяснить тебе, как дороги мне принц Хэл и Фальстаф. Они были для меня самыми близкими друзьями… И мне до» сих пор трудно пережить их смерть. Мое горе безутешно.

Ричард отпил воды.

– Но более всего я жалею, что не сказал тебе, насколько ты великолепна… Умна, привлекательна, остроумна, чувствительна… Словом, я только мог мечтать найти эти качества в одной женщине. Но, невзирая на наше положение, я боялся сказать тебе об этом, наверное, так глубоко укоренился мой страх перед отказом.

В уголках глаз Ричарда показались слезы. Он дрожал. Николь поняла, каких усилий стоила ему откровенность.

– Ты тоже человек исключительный, – проговорила она.

50. НАДЕЖДЫ ВЕЧНЫЕ КЛЮЧИ

Ричард по-прежнему трудился над компьютером Рамы, но теперь он старался не засиживаться подолгу и по возможности подключал к делу Николь. Они гуляли вместе, болтали, как старые друзья. Развлекая Николь, Ричард представлял ей целые сцены из Шекспира. У него была удивительная память. Когда Ричард пытался в лицах изображать любовные сцены из «Ромео и Джульетты» и переходил на фальцет, Николь взрывалась хохотом.

Как-то ночью они больше часа разговаривали об Омэ, о племени сенуфо и о видениях Николь.

– Понимаешь, мне сложно принять физическую реальность всего, о чем ты говорила, – пояснил Ричард причины своего любопытства, – но мне тем не менее чрезвычайно интересно. – Вообще он обнаружил глубокий интерес к символической стороне ее видений. Было ясно, что в этих мистических атрибутах он видит еще одну составную часть ее богатой личности.

Сперва они некоторое время спали в обнимку, потом занялись любовью. Когда это наконец произошло, все случилось неспешно и мягко, удивив обоих непринужденностью и удовлетворением. Несколько ночей спустя, когда, положив голову на грудь Ричарда, Николь покойно колебалась на грани бодрствования и сна, погруженный в глубокую думу Ричард произнес, стряхнув с нее сон:

– Несколько дней назад – тогда мы еще не были так близки – я говорил тебе, что подумывал о самоубийстве. Я побоялся рассказать тебе все. Хочешь?

Николь открыла глаза. Припав к нему, она положила подбородок на грудь Ричарду и ответила «Ага!», а потом потянулась и поцеловала его в глаза, прежде чем он успел открыть рот.

– Ты, наверное, знаешь, что я женился на Саре Тайдингс, когда оба мы были еще очень молоды, – начал он. – Она тоже не была еще знаменита и только первый год работала в Королевском шекспировском театре. В Стратфорде ставили «Ромео и Джульетту», «Как вам это понравится» и «Цимбелина». Сара играла Джульетту и Розалинду – совершенно фантастическим образом. Тогда ей было восемнадцать, она только что окончила школу. Я сразу же полюбил Сару, увидев ее в роли Джульетты. Каждый вечер я посылал ей розы в гримерную, растратил на билеты почти все мои сбережения. Мы дважды пообедали вместе, и я сделал предложение. Она согласилась, должно быть, от удивления, чем из любви. Лето закончилось, и я отправился работать в Кембридж. Мы жили в скромной квартирке, и она ездила в театр – в Лондон. Когда я мог, то сопровождал ее, но через несколько месяцев мои занятия потребовали больше времени.

Остановившись, Ричард поглядел на Николь. Она не шевельнулась. С улыбкой любви на губах Николь лежала, положив голову ему на грудь.

– Давай дальше, – негромко сказала она.

– Сара была такая возбудимая, ей нужны были волнения и разнообразие. Мирские хлопоты раздражали ее, скажем хождение по магазинам. Сделать заказ по телефону тоже было слишком большим трудом. Любое поползновение на методичность ей досаждало. Любовью следовало заниматься в разной позе под другую музыку, иначе ей это казалось преснятиной. Какое-то время у меня еще хватало изобретательности, чтобы удовлетворить ее. Мне, кроме того, приходилось вести все хозяйство, чтобы освободить ее от этой рутины. Но в сутках всего двадцать четыре часа. И в конце концов, невзирая на мои значительные способности, мои занятия стали страдать – так много сил я тратил, чтобы увеселить ее. После того как мы прожили год, Сара захотела снять квартиру в Лондоне – не возвращаться же поздно вечером после спектакля. К тому времени она и так уже раза два в неделю ночевала в Лондоне, якобы у подружек-актрис. Но популярность ее росла, деньги у нас были, я не мог возражать. Вскоре поползли сплетни. Я решил не обращать на них внимания, наверное, опасался, что она не станет их опровергать. А потом поздно ночью, когда я готовился к экзамену, мне позвонила женщина. Она была очень вежлива, но явно расстроена. Отрекомендовалась женой актера Хью Синклера и сообщила, что этот самый мистер Синклер, в то время блиставший вместе с Сарой в американской пьесе «В любую погоду», крутит с моей женой. «Видите ли, – сказала она, – в данный момент он как раз находится в ее квартире». Тут миссис Синклер разрыдалась и бросила трубку.

Потянувшись, Николь ласково погладила Ричарда по щеке.

– Во мне словно что-то взорвалось, – говорил он, вспоминая пережитую боль. – Меня охватили отчаяние и гнев, меня трясло. Я отправился на станцию и успел на один из последних поездов до Лондона. Из такси я бегом помчался к квартире Сары. Я не стучал. Просто взлетел по лестнице и застал обоих раздетыми – они спали. Схватив Сару, я швырнул ее в стенку. До сих пор помню, как она разбила зеркало головой. А потом набросился на него, бил, бил, пока не превратил его лицо в кровавую кашу. Это было ужасно…

Ричард умолк, его затрясло. Николь обняла его.

– Дорогой мой, не надо.

– Я был как животное, – беззвучно рыдал он. – Хуже родного отца. И я убил бы их, не вмешайся люди из соседней квартиры.

Оба они долго молчали. Наконец Ричард произнес уже спокойным и отстраненным голосом:

– На следующий день, после полицейского участка, репортеров, взаимных обвинений и перебранки с Сарой, я хотел покончить с собой. И я сделал бы это, будь у меня ружье. Я как раз обдумывал мрачные альтернативы – принять пилюли или вскрыть лезвием вены, может быть, прыгнуть с моста, – когда мне позвонил другой студент, с каким-то вопросом по теории относительности. И после пятнадцатиминутной беседы о мистере Эйнштейне самоубийство утратило для меня всякий смысл. Развод – естественно, безбрачие – вероятно. Но о смерти уже не могло быть и речи. От едва завязавшихся любовных шашней с физикой я не мог отказаться, – голос его постепенно умолк.

Вытерев свои слезы, Николь взяла Ричарда за руки, прижалась нагим телом к нему и поцеловала.

– Я люблю тебя, – сказала она.

Сигнал будильника поведал Николь, что на Раме вновь наступил рассвет. «Еще десять дней, – мысленно прикинула она. – Пора поговорить серьезно».

Сигнал разбудил и Ричарда. Улыбаясь, он повернулся к своей еще не открывшей глаза подруге.

– Дорогой мой, – произнесла Николь, – настало время…

– Морж сказал «поговорить о разных там делах».

– Не надо, будем серьезны. Надо решить, что делать. Ясно, что спасать нас не будут.

– Не спорю, – ответил Ричард. Сев, он потянулся через коврик Николь за рубашкой. – Этого момента я опасался уже давно. Но, похоже, нам ничего более не остается, как только плыть через море.

– А из этого черного материала нельзя ли сделать лодку?

– Нет. Один слишком легок, другой чересчур тяжел. Конечно, мы могли бы соорудить нечто мореходное, если бы имели гвозди. Без парусов все равно нужно грести, так что лучше, наверное, плыть.

Встав, Ричард приблизился к черному квадрату на стене.

– Не складываются у нас дела, – он осторожно постучал по квадрату, – а я-то обещал не только лодку.

– «Что у людей, что у мышей – всем планам грош цена…» – Странным поэтом был твой равви. Никогда не могла понять, что в нем находят люди.

Одевшись, Николь приступила к упражнениям на растяжение.

– Вот те раз, я совсем потеряла форму. Столько дней без физической нагрузки, – она улыбнулась лукаво поглядывавшему на нее Ричарду. – Это не считается, дурачок.

– Лично я считаю иначе, – ухмыльнулся он в ответ. – Это единственный вид упражнений, привлекавший меня. Как же я ненавидел в Академии все эти уик-энды, отведенные физическим тренировкам.

Ричард выложил на черный стол узкие дольки манно-дыни.

– Осталось еще на три раза, – проговорил он бесстрастным голосом. – Похоже, придется плыть прежде, чем стемнеет.

– А прямо с утра ты не хочешь? – спросила Николь.

– Нет. Что, если ты сходишь и выберешь место, где спускаться? Я вчера обнаружил нечто интересное. Ни пищей, ни лодкой оно нас не наделит, но, кажется, я наконец прорвался в структуру иного порядка.

После завтрака Николь простилась с Ричардом поцелуем и поднялась на поверхность. На рекогносцировку ушло немного времени. Ни одно место на берегу не давало им никаких преимуществ. Опасности предстоящего заплыва страшили Николь. «Не исключено, – подумала она, – что мы с Ричардом не доживем до наступления темноты».

Она попыталась представить себе – каково это, попасть в зубы к биотам-акулам. Быстрой ли будет смерть? Или будешь тонуть, понимая, что осталась без ног? Николь поежилась. «Может, попросить еще одну дыню…» Она знала, что бесполезно пытаться. Значит, придется плыть.

Николь повернулась к морю спиной. «Ну что ж, хотя бы последние дни прожиты счастливо, – решила она, не желая более размышлять над грядущей участью. – Он был мне превосходным спутником. Во всем». На миг она позволила себе роскошь – вспомнила о разделенном с ним удовольствии. А потом улыбнулась и направилась к подземелью.

– Что это? – спросила Николь, как только на экране компьютера вспыхнуло новое изображение.

– Я еще не уверен. Пока знаю только, что сумел войти в какой-то длинный перечень. Помнишь тот самый набор команд, что вызывает строчки знаков, похожих на санскритские буквы? Я остановился в начале, изменил положение трех последних клавишей и снова нажал на этот – с двоеточием. И вдруг получил изображение. Оно меняется всякий раз, когда я нажимаю на клавишу с буквой или цифрой.

– А откуда ты знаешь, что видишь показания датчиков?

Ричард ввел новую команду, изображение изменилось.

– Иногда попадается кое-что знакомое. Вот погляди сюда. Похоже на лестницу «Бета», если снимать ее с Центральной равнины.

Николь пригляделась.

– Возможно, – проговорила она, – но все-таки трудно сказать определенно.

Ричард вновь изменил картинку. Следующие три изображения оказались непонятными. На четвертом посреди кадра кверху сужался какой-то объект.

– Быть может, это один из Малых рогов, – заметил Ричард, – если смотреть на него с вершины Большого рога.

Но, невзирая на все усилия, Николь не могла представить себе вид, открывающийся с острия огромного шпиля в центре Южной полусферы. Ричард продолжал проглядывать изображения. Четким было, наверное, одно из пяти.

– Где-то должен быть заложен механизм фокусировки, – вслух подумал он.

Николь поняла, что он готов приступить к новой долгой работе. Она подошла к нему сзади и обняла.

– Что, если я тебя чуточку отвлеку, – сказала она, припадая к его губам.

– Ничего, – ответил он, опуская на пол клавиатуру. – Возможно, потом у меня прояснится в голове.

Николь виделся дивный сон. Она очутилась дома – в Бовуа. Держась за руки, они с Ричардом сидели на кушетке в гостиной, а ее отец и дочь расположились напротив – в мягких креслах…

Настойчивый голос Ричарда будил ее. Когда она открыла глаза, любовник склонился к ней, и в его голосе слышалось возбуждение.

– Только посмотри, дорогая, – он приподнимал ее рукой. – Чудно! Мы не одни.

Мгновенно сбросив сон, Николь поглядела в сторону черного квадрата, куда указывал Ричард.

– Не верю, – он буквально прыгал на месте. – Сомнений нет. Это военный корабль.

И только тогда Николь поняла, что видит Раму снаружи. Моргая, она слушала бессвязные объяснения Ричарда.

– Я нашел алгоритм изменения увеличения, и все кадры сделались четкими. Все то, что я тебе уже показывал, – это картинки с видеодатчиков, размещенных по всему Раме. И я, кажется, понял, как обрабатывать остальные показания датчиков.

Ричард ликовал. Он схватил Николь за руки и приподнял. Обнимал ее, целовал, как одержимый скакал по комнате.

Когда он чуточку приутих, Николь потратила едва не минуту, чтобы разглядеть изображение на черном экране. Без сомнения, это был военный корабль «Ньютона», она могла даже прочесть надпись на корпусе.

– Значит, научный корабль улетел, – сказала она Ричарду.

– Да, – ответил он. – Я этого ожидал. – Но опасался, что они уведут оба корабля, и после заплыва через море мы обнаружим себя в западне – только в более просторной.

Этого боялась и сама Николь. Она улыбнулась Ричарду.

– Итак, все просто. Переплываем море. Идем к лифту. А наверху нас кто-нибудь ждет.

Николь собирала пожитки. Тем временем Ричард перебирал на экране новые изображения.

– Что ты делаешь, дорогой? – ласково спросила Николь. – Ты не забыл, мы собирались плыть?

– Я еще не прошел всех датчиков после того, как обнаружил способ регулировать увеличение. Хотелось бы увериться, что мы не пропускаем ничего существенно важного. Еще час – не более.

Николь оставила сборы и уселась перед экраном рядом с Ричардом. Кадры действительно были интересными. Попадались снимки наружной части корабля, но в основном перед ними проходили изображения «интерьера» Рамы. Даже картинки из подземелий. Один великолепный снимок был снят как раз с потолка той комнаты, где окруженные губчатой паутиной, посреди сетчатых занавесей, покоились горячие сферы. Ричард и Николь внимательно разглядели картинку в надежде обнаружить черно-золотого октопаука, но ничто не шевельнулось.

Они почти заканчивали обзор, когда изображение нижней трети лестницы «Альфа» ошеломило их. По ней спускались четыре человеческие фигуры в космических скафандрах. Пять секунд глядели они на спускавшихся и разразились радостными воплями.

– Идут! – крикнул Ричард, поднимая к потолку руки. – Мы спасены!