Текст книги "Рама II"

Адмирал Хейльман поднялся.

– Сперва мне необходимо обсудить подробности с генералом О'Тулом, – с медью в голосе проговорил он. – Утром мы все объясним экипажу.

О'Тулу не нужно было видеть приказа, двадцать минут назад полученного Хейльманом. Он заранее знал его текст. В соответствии с назначенной процедурой в нем было только три слова: «Исполняйте план «Троица".

54. ОДНАЖДЫ ГЕРОЙ

Майкл О'Тул не мог уснуть. Он крутился, вертелся, включал и выключал свою любимую музыку, напрасно твердил «Богородице Дево» и «Отче наш». Ничто не помогало. Нужно было отвлечься, позабыть об ответственности, даруя душе успокоение.

«ИСПОЛНЯЙТЕ ПЛАН „ТРОИЦА“ – именно в этих словах он видел истинные причины своего беспокойства. Что там бишь… С помощью системы дистанционного управления открыть контейнеры, извлечь из них заряды – размером с холодильник, – проверить подсистемы, поместить бомбы в специальную гондолу, доставить к входному шлюзу Рамы, переместить к грузовому лифту.

«Что еще?» – думал он. Одна малость, которая не займет больше минуты, но тем не менее Самая важная. С помощью пары клавиатур, размещенной на боковой поверхности бомбы, они с адмиралом должны были ввести на каждый заряд определенный числовой код, без которого их нельзя было активировать. Иначе бомба навечно останется инертной.

Когда-то в военном штабе СОП в Амстердаме на дебаты по поводу включения ядерных зарядов в ограниченную весовую сводку «Ньютона» потратили несколько недель. Потом проголосовали. Было решено снабдить корабли «Ньютона» ядерными зарядами, однако, чтобы уменьшить общее беспокойство, следовало обеспечить самые тщательные меры безопасности на случай непредусмотренного срабатывания.

Чтобы избежать возмущения, на том же совещании договорились строго засекретить уже сам факт размещения на «Ньютоне» ядерного оружия. О нем не знали даже гражданские члены экипажа.

До старта «Ньютона» секретная рабочая группа по обеспечению безопасности «Троицы» встречалась семь раз в четырех разных местах. Во избежание возможного воздействия электронных помех решили активацию ядерного оружия производить вручную. Таким путем добились того, чтобы никакой лунатик на Земле или ошалевший на «Ньютоне» космонавт не мог с помощью простых электронных средств привести оружие в готовность. Возглавляющий штаб СОП, блестящий, но бесстрастный служака Кадзуо Норимото выразил свою озабоченность – отсутствие электронного управления заставляло в излишней мере полагаться на членов экипажа. Переубедили его следующим аргументом: куда надежнее полагаться на военный персонал «Ньютона», чем опасаться, что какой-нибудь террорист или фанатик сумеет выяснить код активации. Но что, если запаникует уже один из военных? Как защитить систему от односторонних действий члена экипажа? Когда дискуссия завершилась, была принята простейшая мера безопасности – включить в состав экспедиции троих военных. Каждый из них будет знать собственный код активации. Чтобы привести ядерное устройство в рабочее состояние, достаточно вручную ввести две из трех длинных строчек цифр. Так можно защититься и от чересчур норовистого офицера, и от труса. Надежность, казалось, была обеспечена.

«Но нынешней ситуации все-таки не предусмотрели, – думал О'Тул, лежа в постели. – При любых опасных событиях, военных или гражданских, каждый из нас должен был назначить себе заместителя и передать ему код. Но кто мог подумать, что аппендэктомия – это опасно? Код Валерия умер вместе с ним. Итак, теперь для этого нужны мы оба: я и Отто».

Перевернувшись на живот, О'Тул зарылся лицом в подушку. Теперь он уже отчетливо понимал, почему все еще не спит. «Бомбы нельзя будет использовать, если я не введу свой код». Он вспомнил, как вместе с Борзовым и Хейльманом ужинал на военном корабле во время безмятежного приближения к Раме. «Все уравновешено и тщательно сбалансирование, – усмехнулся советский генерал, – нас и выбирали соответствующим образом. Отто нажмет на курок при первых же признаках опасности, а вы, Майкл, будете страдать из-за моральных аспектов. Стало быть, решать мне».

«Но ты мертв, – ответил ему теперь О'Тул, – и мы получили приказ активировать бомбы». Встав с постели, генерал подошел к столу. Как и всегда, когда предстояло принимать сложное решение, О'Тул извлек из кармана небольшой электронный блокнот и сделал две короткие записи: в пользу выполнения приказа о разрушении Рамы и против него. Строго логических причин возражать против приказа у него не было – огромный корабль скорее всего представлял собой безжизненную машину, трое его коллег почти наверняка погибли. Земле грозила глобальная катастрофа. И все же О'Тул колебался. Откровенно разрушительная враждебность подобного акта оскорбляла его чувства.

Он вернулся к постели и вновь улегся на спину. Боже, взмолился он, обратив взгляд к потолку. – «Как мне правильно поступить в этой ситуации? Яви свою волю, покажи мне истинный путь».

Через тридцать секунд после звонка будильника в дверь Отто Хейльмана тихо постучали. Вошел генерал О'Тул. Американец был уже в повседневной одежде.

– Рановато ты, Майкл, – пробормотал адмирал, протягивая руку к утреннему кофе, который уже пять минут готовила автоматическая кофеварка.

– Я хотел бы переговорить с тобой, – приветливо произнес О'Тул и сделал любезную паузу, чтобы Хейльман взял кофе.

– Что у тебя? – спросил адмирал.

– Я хочу, чтобы ты отменил утреннее совещание.

– Почему? – ответил Хейльман. – Нам необходима кое-какая помощь от членов экипажа, мы вчера уже говорили об этом. Чем дольше будем тянуть с началом развертывания, тем позже придется улетать.

– Я еще не готов, – отозвался О'Тул.

Чело адмирала Хейльмана нахмурилось. Пригубив кофе, он долгим взглядом окинул своего компаньона.

– Понимаю, – невозмутимо произнес он. – И что же тебе потребуется, чтобы дозреть?

– Мне нужно поговорить с кем-нибудь. Например, с генералом Норимото. Я желаю знать причины, по которым мы хотим уничтожить Раму. Я не забыл, о чем мы с тобой разговаривали вчера, но я хочу слышать причины из уст отдавшего этот приказ.

– Офицер обязан исполнять приказы. И права задавать вопросы в уставе не предусмо…

– Отто, все это я понимаю, – перебил его О'Тул. – Но мы ведь не на поле боя. Я не отказываюсь выполнять приказ, просто я хочу убедиться… – Генерал умолк и отвернулся.

– В чем убедиться? – спросил Хейльман.

О'Тул глубоко вздохнул.

– В том, что я поступаю правильно.

Собрание экипажа «Ньютона» отменили, договорились о телепереговорах с Норимото. В Амстердаме была уже глубокая ночь. Чтобы раскодировать шифровку и вручить начальнику штаба СОП, потребовалось известное время. В своей обычной манере генерал Норимото запросил несколько часов на подготовку, чтобы согласовать со штабом содержание своего ответа О'Тулу.

Генерал О'Тул и адмирал Хейльман уже сидели вдвоем в центре управления военного корабля, когда началась передача. Генерал Норимото был облачен в парадный мундир. Без улыбки он приветствовал офицеров «Ньютона». Потом водрузил на нос очки и зачитал подготовленный текст:

– Генерал О'Тул, мы внимательно рассмотрели вопросы, пересланные вами во время последней связи. Все ваши вопросы были обсуждены на Земле, прежде чем мы приняли решение задействовать план «Троица». В связи с чрезвычайными мерами, отраженными в рабочих протоколах МКА-СОП, офицеры «Ньютона» временно находятся в распоряжении моего штаба, и в настоящее время я являюсь вашим прямым начальником. Переданное вам сообщение следует считать приказом. – На устах генерала Норимото промелькнула тень улыбки. – Тем не менее, – продолжал он читать, – в связи с важным значением действий, требуемых от вас в приказе, и обнаруженным вами явным беспокойством об их последствиях, мы подготовили три положения, которые должны помочь вам понять мотивы нашего решения. Во-первых, нам не известно, враждебен Рама или нет. Средств получения дополнительной информации по данному вопросу не существует. Во-вторых, Рама стремительно приближается к Земле. Он может или столкнуться с нашей родной планетой, или приступить к враждебным действиям, оказавшись возле нее, или облагодетельствовать нас неизвестным способом. В-третьих, исполнив план «Троица», когда Рама будет находиться еще в десяти или более днях полета от Земли, мы гарантируем безопасность планеты независимо от намерений и будущих действий Рамы.

Генерал сделал самую короткую паузу.

– У меня все, – заключил он. – Приступайте к исполнению плана «Троица».

Изображение исчезло с экрана.

– Ты удовлетворен? – спросил адмирал Хейльман.

– Наверное, да, – вздохнул О'Тул. – Ничего нового я не услышал, впрочем, едва ли на это можно было надеяться.

Адмирал Хейльман поглядел на часы.

– Мы потеряли почти целый день. Собираем экипаж после обеда?

– Не стоит, – возразил О'Тул. – Размышления измотали меня, ночью мне так и не удалось заснуть. Подождем лучше до утра.

– Хорошо, – помедлив, проговорил Хейльман. Он встал и положил руку на плечо О'Тула. – Приступаем сразу же после завтрака.

На утреннее собрание экипажа О'Тул не пришел. Он позвонил Хейльману и попросил провести обсуждение без него. Извинился под предлогом острого желудочного расстройства, сомневаясь, впрочем, что Хейльман поверит такой отговорке. Однако это было не существенно.

За ходом совещания О'Тул следил по телевизору, не вмешиваясь и не добавляя ничего. Наличие на «Ньютоне» ядерного арсенала не слишком удивило космонавтов. Хейльман подробно объяснил, что необходимо делать, и заручился поддержкой Яманаки и Табори, как и предусматривал они с О'Тулом. Потом адмирал описал последовательность действий на ближайшие семьдесят два часа, в результате которой ядерные заряды должны были оказаться внутри Рамы. Итак, космонавтам оставалось трое суток на подготовку к отбытию.

– А когда взорвутся бомбы? – взволнованно поинтересовался Янош Табори, когда адмирал Хейльман закончил.

– Они установлены на взрыв через шестьдесят часов с момента нашего отбытия. В соответствии с аналитической моделью через двенадцать часов мы выйдем за радиус разлета осколков, но для обеспечения безопасности мы наметили, что заряды не могут взорваться раньше, чем мы удалимся на двадцать пять часов полета… Если наш отлет задержится, время взрыва можно будет изменить электронными средствами.

– Это вселяет надежды, – заметил Янош.

– Есть еще вопросы? – спросил Хейльман.

– Один, – проговорил Янош. – Не следует ли нам, оказавшись с этими штуковинами внутри Рамы, поинтересоваться участью пропавших друзей, вдруг они бродят…

– Времени у нас мало, космонавт Табори, – ответил Хейльман. – На одно только размещение зарядов внутри Рамы уйдет несколько часов. К несчастью, из-за задержек с началом исполнения приказа нам придется размещать заряды в темноте.

«Отлично, – думал О'Тул в своей комнате. – Хоть в этом нет моей вины». В целом адмирал Хейльман великолепно провел собрание. «Спасибо ему… что ничего не сказал им о кодах. Наверное, полагает, что я справлюсь с собой. Возможно, он прав».

О'Тул вздремнул и проснулся уже после ленча с чувством волчьего голода. В столовой не осталось никого, кроме Франчески Сабатини. Она допивала кофе. И изучала какие-то технические данные, пользуясь экраном своего компьютера.

– Ну как, Майкл, вам лучше? – спросила журналистка, увидев генерала.

Он кивнул.

– Что вы читаете? – поинтересовался О'Тул.

– Описание исполнительных программ, – ответила Франческа. – Дэвида очень тревожит, что без Уэйкфилда мы не сможем даже проверить, нормально ли функционирует программное обеспечение на «Ньютоне». Я сейчас пытаюсь понять, как считывать распечатку автодиагностики.

– Фью, – присвистнул О'Тул. – Нелегкое дело для журналистки.

– Особых сложностей я не обнаружила, – рассмеялась Франческа. – Все очень логично. Я еще подумаю, не пойти ли теперь в инженеры.

Сделав себе сандвич и прихватив пакет молока, О'Тул присоединился к Франческе. Она положила ладонь на его предплечье.

– Кстати, о дальнейшей карьере… Вы, Майкл, еще не думали об этом?

Он вопросительно поглядел на нее.

– О чем вы?

– Друг мой, обычное дело у журналистов: мои обязанности противоречат чувствам.

О'Тул перестал жевать.

– Хейльман сказал вам?

Она кивнула.

– Майкл, я не дура. И рано или поздно все узнала бы самостоятельно. Это целая повесть. Наверное, самая значительная во всей нашей истории. Я уже вижу заголовок ночных новостей на экране: «Американский генерал отказывается выполнить приказ и разрушить Раму. Включайтесь в пять утра».

Генерал перешел к обороне.

– Я не отказываюсь. План «Троица» предусматривает установку кодов лишь после того, как заряды будут извлечены из контейнеров…

– …И подготовлены к размещению в гондолах, – закончила за него фразу Франческа. – До этого момента еще восемнадцать часов. Скорее всего завтра утром… Я намерена запечатлеть историческое событие. – Она встала. – Майкл, чтобы вы не удивлялись, ваш разговор с Норимото я нигде не упоминала, в свои мемуары я его, конечно, внесу, но они будут опубликованы не раньше чем через пять лет.

Повернувшись, Франческа поглядела прямо в глаза О'Тулу.

– За одну ночь вы можете превратиться из национального героя в ничтожество. Друг мой, я надеюсь, что к своему решению вы отнесетесь с очень большой осторожностью.

55. ГЛАС СВ.МИКЕЛЯ

Утро генерал О'Тул провел в комнате, наблюдая по телевизору, как Табори и Яманака проверяют ядерные заряды. Его освободили от участия в проверке по той же причине – предполагаемому расстройству желудка. Дело шло на удивление бесхитростно и прямолинейно, никто бы и не заподозрил, что эти люди намереваются уничтожить самое впечатляющее создание инженерной мысли, представшее перед глазами человечества.

Перед обедом О'Тул заказал разговор с женой. «Ньютон» быстро приближался к Земле, и время запаздывания уже сократилось до трех минут. Снова стала возможной старомодная двусторонняя беседа. Он сердечно поговорил с Катлин о мирском. О'Тул уже подумывал поделиться с женой терзающей его моральной проблемой, но понял, что передачу с видеотелефона легко подслушать, и решил воздержаться. Оба порадовались скорой встрече.

Обедал генерал вместе со всеми. Янош впал в многословие и развлекал прочих россказнями о целом дне, проведенном им с «пульками» – так он настойчиво именовал бомбы.

– Был такой момент, – говорил Янош Франческе, не перестававшей смеяться после начала повествования, – все пульки были закреплены на полу и стояли рядком, как фишки домино. Яманака едва не обделался со страху. Я толкнул их и они попадали во все стороны. То-то шуму было. Хиро уже решил, что они взорвутся.

– А вы не опасались повредить важные компоненты? – осведомился Дэвид Браун.

– Ни капли, – ответил Янош. – В руководствах, которыми снабдил меня Отто, сказано, что их не повредишь, даже если сбросишь с какой-нибудь башни. Кстати, – добавил он, – они ведь и не заряжены. Так, герр адмирал?

Хейльман кивнул, и Янош завел новую побасенку. Генерал О'Тул погрузился в раздумья, всеми силами стараясь не связывать металлические объекты с тем грибовидным облаком над Тихим океаном…

Его размышления нарушила Франческа.

– Майкл, вас срочно вызывают к телефону. Через пять минут вас соединят с президентом Босуэллом.

Разговор за столом умолк.

– Вот, – проговорил Янош с ухмылкой, – теперь понятно, генерал, что вы у нас за персона. «Молоток» Босуэлл не станет разговаривать со всяким.

Вежливо откланявшись, О'Тул направился от стола в свою комнату. «Он знает, – думал О'Тул, ожидая звонка. – Не может не знать. Это же президент Соединенных Штатов».

О'Тул всегда ценил бейсбол, и его любимой командой были «Бостонские красные гетры». В разгар Великого хаоса в 2141 году бейсбольные команды разом обанкротились, но уже через четыре года новые владельцы наладили дело в лигах. В 2148 году, когда Майклу было шесть, отец взял его с собой на матч «Красных гетр» и «Гаванского урагана». Тогда эта любовь и запала в душу О'Тула.

Шерман Босуэлл, могучий левша, первый опорный игрок «Красных гетр», выступал в команде с 2172 по 2187 год. Он пользовался огромной популярностью. Мальчишка с Миссури, естественная скромность и старомодная склонность к тяжелой работе выделяли его из числа прочих, как и 527 очков, заработанных им за шестнадцать лет в высшей лиге. В последний год бейсбольной карьеры его постигло страшное горе: катаясь на лодке, утонула жена, и непреклонное намерение Шермана в одиночку воспитывать детей повсюду воспринимали с одобрением.

Когда через три года он женился на Линде Блэк, очаровательной дочери губернатора Техаса, многие поняли, что Шерман подумывает о политической карьере. Вверх он взлетел с головокружительной быстротой: помощник губернатора, губернатор, претендент на место президента. В Белый дом он был избран абсолютным большинством в 2196 году; ожидалось, что на предстоящих выборах 2200 года он сокрушит соперника из Христианско-консервативной партии.

– Привет, генерал О'Тул, – поздоровался появившийся на экране человек в синем костюме. – Говорит Шерман Босуэлл, ваш президент.

Президент не пользовался шпаргалкой. Он сидел в простом кресле, склонившись вперед, опустив локти на бедра и соединив перед собой руки. Говорил он так, словно бы они с О'Тулом сидели в чьей-то гостиной.

– Я с огромным интересом следил за вашей экспедицией, и моя семья тоже, Линда и четверо ребятишек… с самого ее начала. Но особое волнение вызвали последние недели, когда трагедии дождем посыпались на вас и ваших отважных коллег. Боже, Боже… Разве можно было даже предположить, что могут существовать такие объекты, как Рама. Это поистине ошеломляющее… Во всяком случае, мне известно от нашего представителя в СОП, что вы получили приказ взорвать Раму. Конечно, я понимаю, что подобные решения легко не даются, что они ложатся тяжелым грузом на плечи людей вроде вас. Тем не менее я убежден, что такой поступок вполне оправдан. Да, сэр, я в этом уверен. Даже моя дочь Куртни – ей восемь – почти каждую ночь просыпается в страхе. Мы все следили за вами, когда вы ловили того самого краба… это было ужасно. А теперь Куртни знает – об этом телевидение широко оповещало, – что Рама летит прямо к Земле и ей страшно. Жутко. Она полагает, что все эти крабы расползутся по Земле и изрубят ее вместе с подружками, как журналиста Уилсона. Генерал, я говорю вам все это потому, что понимаю, перед каким важным решением вы оказались. И до меня дошли слухи, что вы испытываете нерешительность, вам жаль этот огромный корабль со всеми его чудесами. Генерал, я рассказал Куртни о вас и уверил ее, что вы с экипажем разнесете Раму в щепки еще задолго до приближения к Земле. Поэтому я и обратился к вам. Чтобы сообщить, что я полагаюсь на вас, и Куртни тоже.

До разговора с президентом генерал О'Тул считал, что следует воспользоваться случаем и выложить свои сомнения главе американского народа. Он даже надеялся, что сумеет задать вопрос «молотку» Босуэллу: как назвать живое существо, если оно убивает, чтобы избежать риска?

Однако после почти идеального по форме выступления экс-бейсболиста О'Тулу нечего было сказать. Неужели он мог отказать? Все Куртни Босуэлл на всей планете рассчитывали на него.

Поспав часов пять, генерал О'Тул пробудился в три ночи. Он понимал, что ему предстоит совершить самый важный поступок в своей жизни. Ему казалось, что все его поступки, вера, карьера, даже семья – все готовило его к этому моменту. Господь доверил ему ответственнейшее решение. Но какие его действия окажутся угодными Богу? И со взмокшим лбом О'Тул преклонил колена перед висевшей над его столом картиной, на которой было изображено распятие Иисуса Христа.

«Боже милостивый, – говорил он, взаправду ломая руки, – близок мой час, а я еще не знаю Твоей воли. Мне проще исполнить приказ, оправдать всеобщее ожидание. Этого ли хочешь от меня Ты? Как мне узнать это?»

Закрыв глаза, О'Тул с пылом, еще не ведомым себе самому, молил, чтобы Господь наставил его. Вдруг припомнились молодые годы, когда летчик О'Тул служил во временных миротворческих силах в Гватемале. Проснувшись однажды утром, О'Тул обнаружил, что их затерявшийся в джунглях крохотный аэродром со всем гарнизоном окружен правыми террористами, собиравшимися поставить на колени еще неоперившееся демократическое правительство. Мятежникам нужны были самолеты. Взамен они обещали отпустить О'Тула вместе с его людьми.

На обдумывание и молитву майору О'Тулу хватило пятнадцати минут. В последовавшей битве самолеты были уничтожены, погибла половина отряда. Однако глубоко символичное сопротивление его людей подбодрило молодое правительство не только этой страны, но и прочих центральноамериканских государств в пору, когда беднейшие страны мира отчаянно пытались преодолеть последствия разрухи. За свои подвиги в Гватемале О'Тул удостоился высшей военной награды СОП – ордена «За отличие».

Спустя многие годы, на борту «Ньютона», принимать решение оказалось сложнее. В Гватемале молодому майору не приходилось думать о моральной стороне своих действий. Другое дело – приказ о разрушении Рамы. С точки зрения О'Тула, космический корабль чужаков еще не предпринимал открыто враждебных действий. В довершение всего он прекрасно понимал, что выбор именно этого решения определялся только двумя факторами: боязнью того, что Рама действительно может совершить, и всплеском ксенофобии в обществе. Не впервые страхи общества никак не сочетались с моралью. Если бы только представлять себе истинные намерения Рамы, тогда…

Под картиной со сценой распятия Иисуса Христа на столе стояла небольшая статуэтка кучерявого и большеглазого молодого человека. После их свадьбы с Катлин эта фигурка св.Микеля Сиенского сопровождала О'Тула в каждой его поездке. Статуя навела генерала на мысль. Он выдвинул ящик стола и извлек из него электронную записную книжку. Включил питание и вызвал сборник проповедей св.Микеля.

Под словом «Рама» генерал нашел несколько отсылок. Нужная ему была помечена жирной чертой. Это была знаменитая «Проповедь о Раме», произнесенная св.Микелем перед пятью тысячами неофитов под открытым небом за три недели до катастрофы в Риме. О'Тул приступил к чтению:

«В качестве темы нашего сегодняшнего разговора я намереваюсь избрать слова сестры Джуди, предположившей на нашем совете, что внеземной космический корабль, названный Рамой, может оказаться первым провозвестником Второго пришествия Христа. Поймите, пока откровение не даровано мне; я не могу ни подтвердить этого, ни опровергнуть. Однако Господь и так дал нам понять, что вестники Его Второго пришествия должны оказаться совершенно необыкновенными, иначе люди их попросту не заметят. Что им один ангел или две трубы возглашающие. Вестники должны совершать такое, что обязательно привлечет к ним внимание. В ветхозаветных пророчествах, предсказывающих явление Господа Иисуса, есть намеки на знаки в небесах. Колесница пророка Илии была Рамой для своего времени. Говоря языком техники, устройство ее тогда столь же выходило за пределы разумения землян, как и Рама сегодня. В этом чувствуется определенная схема, симметрия, не противоречащая Божьей воле. Но явление первого корабля, первого Рамы, состоявшееся восемь лет назад, вселяет в меня известную надежду на то, что человечество осознает свои космические перспективы… первым я называю этого Раму потому, что уверен – за ним последуют другие. Слишком часто мы проявляем ограниченность, раздумывая о Боге и как следствие о собственной духовной сущности. Мы принадлежим Вселенной. Мы ее дети. И лишь случайно атомы наших тел обрели сознание именно на этой планете. Рама заставляет нас обратиться мыслью к Богу, осознать человечество как явление вселенского масштаба. В мудрости своей Господь избрал именно такого вестника. Я уже много раз говорил вам – человечество созрело для последнего преображения; оно готово уже осознать себя единым. И появление Рамы дает нам знак – пора изменить пути свои и приступить к последнему преображению».

Опустив блокнот, генерал О'Тул потер глаза. Эту проповедь он читал перед аудиенцией у папы римского, но тогда она не показалась ему настолько важной, как сейчас. «Итак, кто же ты, Рама? – думал он. – Угроза для для жизни Куртни Босуэлл или вестник грядущего пришествия Христа?»

За час до завтрака генерал О'Тул еще не принял решения. Он просто не представлял, каким оно будет. Дело осложнял прямой и точный приказ старшего офицера. О'Тул прекрасно знал, что, принимая присягу, он обязывался не только исполнять приказы, но и защищать всех Куртни Босуэлл, живущих на этой планете. Разве у него есть какие-нибудь доказательства того, что полученный приказ аморален настолько, чтобы им можно было пренебречь?

Если Раму считать машиной, генерал О'Тул без особых колебаний решился бы уничтожить ее. В конце концов при этом рамане не погибнут. Но что там говорил Уэйкфилд? То, что этот корабль может обладать разумом, превосходящим не то что зверя – любое человеческое создание. А не может ли высокоразвитый искусственный интеллект занимать свое особое место среди тварей Божьих… быть может, и более высокое, чем у низших форм жизни?

Усталость начинала одолевать генерала. О'Тул уже не в силах был сопротивляться бесконечному напору не имеющих ответа вопросов. И, не ощущая особой уверенности, решил, оставив внутреннюю борьбу, подчиниться приказу.

Первым делом ему пришлось вспомнить свой опознавательный код, цепочку из 50 цифр от 0 до 9, известную лишь ему и процессорам в ядерных зарядах. Еще перед стартом с Земли О'Тул самолично записал ее в память каждого заряда. Цепочка была длинной – тем самым исключалась возможность ее определения с помощью электронного алгоритма. Каждому из офицеров экспедиции «Ньютон» рекомендовали выбрать такие цифры, чтобы код нельзя было забыть, но в не слишком уж бесхитростной последовательности… например, любой сторонний диверсант мог бы без труда воспользоваться номерами домашних телефонов.

По сентиментальным причинам О'Тул решил использовать девять цифр: дату своего рождения, 29-3-42, и дату рождения жены, 7-2-46. Он прекрасно понимал, что любой шифровальщик немедленно проверит столь примитивные варианты, поэтому даты следовало скрыть посреди последовательности из пятидесяти цифр. Но как быть с остальными – их сорок одна? Число 41 интересовало его с той самой вечеринки с пивом и пиццей, состоявшейся в студенческие годы в Массачусетсом технологическом. Один из его тогдашних приятелей, блестящий молодой специалист по теории чисел, имя которого О'Тул давно позабыл, пьяным шепотом сообщил будущему генералу, что 41 – «число удивительное, это первое число в самой длинной последовательности квадратичных простых».

О'Тулу так и не удалось в полной мере понять, что подразумевалось под термином «квадратичное простое». Однако он понял, не без удивления, что в последовательности 41, 43, 47, 53, 61, 71, 83, 97 каждое следующее число получалось прибавлением двойки к разности предыдущих. Последовательность простых чисел заканчивалась на сорок первом члене, оказывавшемся уже не простым числом, а именно 41х41=1681. О'Тул лишь однажды в жизни поделился этими малоизвестными сведениями с Катлин по поводу ее сорок первого дня рождения и получил такой ответ, что впредь никогда более не упоминал об этом факте.

Однако для кода такая последовательность подходила, в особенности если ее слегка замаскировать. Чтобы получить свое пятидесятизначное число, О'Тул сперва записал последовательность из сорока одной цифры, каждая из которых образовывала сумму двух первых цифр в каждом числе последовательности «квадратичных простых», начиная с 41. То есть его собственный ряд начинался с «5» вместо 41, потом следовало «7» вместо 43, «1» вместо 47 (4+7=11, последняя цифра сокращалась), «8» вместо 53 и так далее. Затем цифры, входящие в две даты рождения, О'Тул распределил в соответствии с возвратной последовательностью Фибоначчи (34, 21, 13, 8, 5, 3, 2, 1, 1), определив таким способом расположение девяти дополнительных цифр в последовательности из сорока одного члена.

Запомнить ее было довольно сложно, но генерал не намеревался заносить все на бумагу и брать с собой к месту активации зарядов. Если код будет записан, тогда им сможет воспользоваться любой без его на то воли: он уже не сможет изменить свое мнение. Запомнив последовательность, О'Тул уничтожил следы вычислений и направился в столовую завтракать с другими космонавтами.

– Франческа, вот тебе экземпляр кода, вот вам, Ирина, последний Хиро Яманаке. Извини, Янош, – улыбнулся адмирал Хейльман, – я уже расстрелял свой боезапас. Может быть, генерал О'Тул позволит тебе ввести собственный код в одну из бомб.

– Не беспокойтесь, адмирал, – сухо ответил Янош, – без некоторых привилегий я вполне могу обойтись.

Хейльман сделал целое зрелище из активации зарядов. Свое пятидесятизначное число он распечатал и с удовольствием объяснял остальным космонавтам, какое хитроумие сумел проявить при составлении кода. И с непривычной открытостью он вовлекал в этот процесс весь экипаж.

Франческе это нравилось. Все прекрасно смотрелось на телеэкране. О'Тул подумал, что она-то, наверное, и предложила Хейльману такой сценарий, но долго думать об этом генерал не стал. Его крайне удивляло собственное спокойствие. После долгого и мучительного поиска решения он намеревался свершить все бестрепетной рукой.

Вводя свой код, адмирал Хейльман напутал, признав свое волнение. Он сказал, что забыл в каком месте цепочки находится. Проектировщики предусмотрели такую возможность и рядом с числовой клавиатурой на боку бомбы установили две лампочки, красную и зеленую. После каждых десяти цифр один из огоньков загорался, указывая, правильно ли был введен отрезок кода. Группа обеспечения безопасности возражала; по ее мнению, подобное устройство облегчало разгадывание кода – цепочку из десяти цифр угадать легче, чем из пятидесяти. Но технические испытания перед запуском подтвердили необходимость поверочных сигналов.

И уже на втором десятке Хейльмана приветствовал красный огонек.

– Я что-то напутал, – проговорил он с явным смущением.

– Громче, – крикнула Франческа с места, откуда снимала. Ей удалось удачно выбрать точку, с которой одновременно были видны и бомбы, и гондолы для них.

– Я ошибся, – объявил адмирал Хейльман. – Этот шум отвлек меня. Теперь придется переждать тридцать секунд перед следующей попыткой.

Хейльман успешно ввел свой код. Второй заряд активировал Дэвид Браун – едва ли не со скукой, уж во всяком случае, он нажимал кнопки без какого бы то ни было энтузиазма. Механизм третьей бомбы взвела Ирина Тургенева, закончив процесс короткой и энергичной речью о том, что Рама должен быть уничтожен.