Текст книги "Не такая, не такой"

У него это стало входить в привычку. Так, пожалуй, я не смогу больше рассматривать мужчин нормальных размеров в качестве потенциальных партнеров.

По пути к лестнице Юл все-таки повернулся неловко, я задела ногой одну из дверей, и она приоткрылась.

– Ой, что там? – не удержалась я от любопытного взгляда. И тут же смутилась: – Прости… Но я видела, что у тебя была не синяя борода, поэтому спрашивать, наверное, можно?

Юл опустил меня на пол и распахнул дверь:

– Мое хобби долгими зимними вечерами. Кресло я просрочил на месяц. Наверное, надо сказать заказчикам, что его уже не будет.

– Кресло? – Я вспомнила того странного парня с сайта знакомств с его табуретками и даже успела испугаться. Вот сейчас как вынесут мне мозг колченогими уродцами, и никакой волшебный секс не спасет меня от разочарования.

Но Юл пропустил меня в мастерскую, и я увидела посреди комнаты строгое резное кресло из красного дерева, спинку которого украшали пока только зачатки узора.

– Это трон какой-то, – удивилась я.

– Такой себе трон, да, – хмыкнул Юл. – Какого-нибудь очень северного сурового короля. Подумаешь, мания величия у заказчика. Кто из нас не велик?

– А остальное? – Я прошла дальше, потому что увидела фотографии на стенах.

– Уже все раздал или продал.

Кровать с резной спинкой и витыми столбиками. Крышка буфета с тонкими сплетающимися ветвями и листьями, между которых видны крылья диковинных птиц, тяжелые мрачные сундуки и легкие воздушные скамьи, рамы для картин… и табуретки. Куда уж без табуреток.

Оказывается, табуретки тоже бывают красивыми.

Юл подошел сзади, обнял, положив большие теплые руки мне на живот, и спросил:

– Что-то нравится? Хочешь, сделаю для тебя?

– Трон?

– Кровать.

От этого слова, сказанного густым тяжелым голосом Юла, у меня натурально подгибаются ноги. Что мы тут еще делаем? Какие табуретки…

– Еще чего! Ты и так занят на работе. Тебе нужно заниматься спортом, когда-то спать. Да еще мой суд…

И совсем не останется времени побыть со мной.

Но этого я не сказала. Потому что это было… слишком откровенно.

Вместо этого я спросила:

– Где же твой сюрприз?

– В кабинете.

Кабинет был на первом этаже.

Очень уютный, немного нарочито старомодный, как почти все в этом доме. С высокими застекленными книжными шкафами, к которым я тут же прилипла взглядом. Но все-таки сюрприз меня интересовал намного больше.

Рабочий стул у Юла был явно самодельный: очень основательный, украшенный резьбой. И прочный – даже не дрогнул, когда Юл уселся на него и усадил меня к себе на колени, хотя нагрузка там случилась – ой.

Сначала мы немного увлеклись поцелуями.

– Ты снова побрил голову, – сообщила я очевидное.

– И не только голову, раз уж одной упрямой девочке не нравилась борода.

– Это ради меня? – Я провела пальцами по чуть шершавой коже на его щеках.

– Конечно.

Как он спокойно это говорит, почему признается в таких вещах?

Я привыкла, что чувства скрывают, а он…

– Мне нравится эта твоя рубашка, – прокомментировал в перерыве Юл.

– Чем?

– Посмотри, – он развернул меня к стеклу шкафа.

В отражении показывали совершенно бесстыдную картину – рубашка была расстегнута ровно настолько, чтобы выпустить мою грудь. Она тяжело лежала в ладонях Юла, обнимающего меня со спины.

– Разве не прекрасно выглядит? – шепнул он мне на ухо, и я сжала бедра от того, как ощутимо потеплело внизу живота.

– Так, а сюрприз? – Мне уже хотелось не столько сюрприз, сколько закончить с ним уже и перебраться в спальню.

– Не могу, ты меня отвлекаешь. – Юл тяжело вздохнул, сжимая ладонями мою грудь, но все-таки повернулся к столу. Нашарил мышку, щелкнул, открывая на полный экран просмотр фотографий…

На них были мы.

В тот вечер, когда гуляли по городу и еще не знали о том, что скоро придет Ольга, случится пожар, что Влад уже давно подбирается к заводу и его план вот-вот начнет претворяться в жизнь.

А пока…

Юл держал мое лицо в ладонях, наклоняясь, чтобы поцеловать.

Я запрокинула голову и высунула язык, на который падали снежинки, а Юл смотрел на меня с умилением и нежностью.

Я смеялась, обернувшись к нему – и глаза у меня сияли.

А здесь мы просто стояли среди укрытых снегом старых тополей, держась за руки, и смотрели друг на друга.

Я не помнила этот момент.

Камера помнила.

Откуда эти фото?

– Я нанял фотографа, который тайком ходил за нами и снимал. Думал, тебе понравится.

Мне понравилось.

– Ты невероятно красивая.

– Это потому, что фотограф мне польстил.

– Это потому, что я люблю тебя.

Юл: Расплачиваться за прошлое

Пока она переваривала, я отвлекся от фотографий, потому что чья-то круглая попа так удачно елозила у меня на коленях, что сдерживаться было смерти подобно.

– Ой, у тебя еще юбка… а это что – чулки? Ты в суд так оделась? У тебя что, есть какой-то другой юрист?

– Нет, постой. Что ты сказал? – У Сони было ужасно серьезное выражение лица, но с обнаженной грудью и задранной юбкой оно сочеталось не очень.

– Я говорю, чулки – это обалденно.

Провел ладонью по ее бедру выше, перескочил с искусственной гладкости на нежную кожу – и она была намного приятнее. Там, в глубине, между сдвинутых ног, тонкий шелк трусиков не скрывал жара, и трогать ее через них было невероятно возбуждающе.

Медленно поглаживал пальцем, чуть надавливая – ее тело откликалось легкой дрожью. Но в голове бродили совсем другие мысли.

После разговора с Альбертом забил его «это любовь, Юл» в дальний угол мозга. Не до того было. Какой смысл думать об этом, если она с Владом? Мне не пятнадцать, чтобы страдать от неразделенной любви. Тут не думать, тут прыгать надо.

Попрыгал – подружился с ее матерью, собирался что-нибудь устроить с ее работой, тщательно и медленно готовил долговременный план, когда вдруг все понеслось вскачь – и привело мою Соню ко мне.

Для меня это произошло так естественно и неизбежно, что я и забыл, что она не в курсе моих чувств.

– Ты сказал другое! – упрямо повторила Соня.

И закусила губу.

И отвела взгляд.

Э, нет, вот этого тут не надо.

– Я не очень умею говорить красивые вещи, – вздохнул покаянно.

Впрочем, не убирая руку из-под ее юбки. Неловкий момент уйдет, а вот это горячее и влажное – останется.

– Был юристом и врешь, что не умеешь говорить?

Вот так она обламывает мои хитрости.

Непохожая на всех моих женщин. Вроде бы тихая и скромная, но как только что-то задевает ее всерьез – упирается насмерть. Идет до конца.

Не льстит, не боится, не хитрит.

Не делает свою слабость – женской силой.

Поэтому и одна.

Да, я уже как-то делал такой вывод.

Нормальному мужчине с ней непривычно и некомфортно.

Жениться надо на умудренных опытом, которые отлично знают, где надо похвалить, а где вдохновить, чтобы муж без перебоев функционировал много лет.

Или на юных дурочках, еще не познавших жизнь и верящих во все, что мы о себе говорим.

Анжелка, помню, смотрела на меня…

Я скривился. Воспоминания о прошлых женах мешались, как камешек в ботинке. Неуместные мемуары в той ситуации, где я уже отвожу пальцами шелковую полоску трусиков и чувствую, как обволакивает меня влага Сониного тела. И шепчу ей на ухо:

– Я тебя люблю.

Так просто и очевидно. Как будто я говорил это уже тысячу раз.

А она почему-то удивляется.

– Так ты… всерьез?..

– Погоди, – я поднял ее подбородок. – А ты что думала, это на пару раз?

– Ну… Под влиянием эмоций, как после боя, ну, знаешь…

– Соня, – я тяжело вздохнул. – Воистину, ты испытание для моей самооценки.

Почему мы вообще в такой момент вдруг заговорили про статус наших отношений? Нам заняться нечем было?

Погладил ее по руке, нащупывая сквозь тонкую кожу хрупкие костяшки пальцев. Только что я хотел ее жадно до грубости. Трахнуть пальцами, разложить на этом столе и взять так, чтобы она кричала, не останавливаясь. А сейчас все вдруг переплавилось в пронзительную нежность и страх ее обидеть.

– Почему ты влюбился в меня? Разве я какая-то особенная?

– А почему ты должна быть особенной? Любят не за что-то.

– Ты же особенный…

– Серьезно? – я ухмыльнулся.

Попалась.

Соня уткнулась мне в шею.

Испуганная моя птица. Нежная Сплюшка.

Пошевелил пальцами внутри нее, медленно вошел, раскрывая ее как цветок. Она вскрикнула и обняла меня руками за шею, прижимаясь изо всех сил, будто боялась упасть.

– Нам обязательно надо это обсудить, – сообщил я. – Вот прямо сейчас. Кто мы друг другу, что будет, что ты чувствуешь, что я чувствую, но сначала я должен закончить одно дело.

Накрыл ее рот своим, ворвался языком, завоевывая, забирая ее себе. И сделал точно так, как хотел – резко загнал два пальца в ее мгновенно сжавшуюся глубину, вынул, загнал еще раз, еще и еще, жестко, яростно и сильно. Она была готова – о, как она была готова! – мокрая настолько, что все хлюпало, она задрожала и сама ответила на мой поцелуй так горячо, что моя эрекция на уровне «ну, неплохо бы…» моментально перешла в стояк «прямо сейчас!».

Соне почему-то сильнее всего помешал мой пиджак. Именно его она принялась стаскивать в этот напряженный момент, хотя мне хотелось совсем другого. Но к черту пиджак, хотя и неудобно раздеваться, одновременно интенсивно целуясь, к черту, галстук, да, если хочешь, расстегни и рубашку, а теперь давай уже брюки!

Она провела пальцами прямо по стволу через ткань, и нетерпение зазвенело в каждой мышце, особенно сильно – в паховых. Крутнул ее, разворачивая спиной, сдвигая трусики вбок, потому что ждать даже несколько секунд было совершенно невыносимо и…

На звонок видеофона я подумал – да вашу мать!

Вы шутите!

Еще подумал – ну уж точно не сейчас. К черту. Пусть все там хоть замерзнут, пусть их съедят волки или дворники поселка.

Продолжим.

Но глаза на экран скосил.

И увы.

Узнал и машину, и Леру, которая вывалилась из нее в одной коротенькой комбинации. Она не стала отчего-то еще раз жать кнопку вызова, она, шатаясь, доковыляла до ворот и начала их трясти, а потом и вовсе рухнула на колени в апрельскую грязь.

И у меня все настолько же моментально упало, что продолжать было просто нечем.

Понял.

Привет, прошлое.

Будем расплачиваться.

Выдохнул, прижал Соню к себе изо всех сил и встал, пересаживая ее на стул.

Рубашку застегнуть, без пиджака обойдусь, не замерзну.

– Кто это? – Соня смотрела на экран телефона, где транслировалось видео с камеры у ворот.

– Представь, что какой-нибудь козел из твоего «Тиндера» приехал за вторым шансом? – Мне было тяжело сдержаться и не наградить Леру эпитетами похлеще.

Почему эта идиотка не поняла все в прошлый раз?

– Упал, разбил голову и медленно умирает? – уточнила моя чересчур милосердная женщина. Вряд ли я бы среагировал на «козла из «Тиндера» так же спокойно.

– Ты все правильно поняла, – вздохнул я, целуя ее в лоб.

По пути набрал Матвея, и он откликнулся: «О, так она у тебя!»

Присмотрю, пока он не подъедет.

Авось Лера не успеет себе ничего отморозить.

Не стал даже открывать ворота, пообщаемся, как в зоопарке.

Она явно была под чем-то. На простое опьянение это не было похоже. К моему появлению Лера уже поднялась на ноги и стояла, покачиваясь, на десятисантиметровых шпильках. Интересно, как она сюда живая вообще доехала?

– Юль! – взвизгнула она, сфокусировав наконец на мне взгляд. – Юлечка, ты пришел! Обними меня, пожалуйста! Ты такой большой, такой теплый, Юлечка…

Надо было Соне оставить мобильник с доступом к камере. Додумает еще что-нибудь не то, пока я буду ждать Лериного благоверного-рогатого.

– Юль, ну зачем ты так? – Лера прижималась к прутьям ворот, словно надеялась просочиться там, где не всякая кошка пролезала. – Я ведь любила тебя, Юленька!

Как меня все-таки бесит их семейство с этой тролльской привычкой превращать мое имя в отчетливо женское. Простил один раз Матвею на заре знакомства, когда увидел в нем молодую борзость, такую похожую на мою когда-то, и все – Лера тоже подхватила.

Даже сейчас, растеряв весь свой лоск и высокомерие, которые она демонстрировала на всю катушку, когда я просил так не делать – «это же просто шутка, Юлиан!» – она продолжала меня этим доводить. Муж и жена – одна сатана. Оба такие – едва замечают щель в обороне, тут же туда бьют, не задумываясь.

– Лер, сейчас приедет Матвей, и все будет хорошо. Он твой муж, ты его любишь, помнишь, ты мне говорила?

– Юлечка, пусти меня, я никогда-никогда больше не буду… Не знаю, что… Не буду! Буду хорошей смирной девочкой, не отдавай меня ему!

– Кому? – насторожился я.

Не дай бог, Матвей на нее руку поднимает…

– Никому! Никому меня не отдавай! Они все плохие, один ты хороший!

Понятно, что спрашивать, с чего ее так развезло – бесполезно. Проспится, придется поговорить нормально. На фиг мне такие концерты.

– Мне Лариска говорила… Говорила все, как ты любишь! Я же все делала правильно! Жопой вертела, сосать с заглотом…

Хорошо, что не оставил Соне доступ, а то могла бы найти, как звук включается.

То есть Лариса оставляла инструкции по управлению мной? Не случайно, выходит, Лера мне под… кхм… руку попалась на той вечеринке?

Увы, в нашем кругу семейная верность скорее исключение. Старые жены, прошедшие с мужьями путь от рядовых к генералам, остаются скорее на правах деловых партнеров или почетных директоров. За былые заслуги и благодаря Семейному кодексу, чтобы не делить бизнес при разводе. Жен это, в основном, устраивает – им тоже куда интереснее юные стриптизеры, чем расплывшиеся бойцы. Пусть девочки из эскорта домкратом поднимают все нестоячее, им за это деньги платят. А у женщин после тридцати пяти самый расцвет сексуальности, им бы пятый оргазм, а не пятый час вертеться, чтобы у него привстал.

Так что в перерывах между женами у меня не было недостатка в подругах без претензий на вечную любовь. Кстати, вот только с Ларисой и промахнулся – своего мужа она загнала в гроб, стриптизеры ей были недостаточно интеллектуальны, а я вот подошел.

Был как раз свободен после Юлии, пока ее ФСБ разыскивает.

Раз она тоже как раз – как удачно! – свободна, почему бы не закрепить нашу эротически-интеллектуальную общность на небесах?

Точнее – в загсе.

Интересно, Лера у Ларисы методы избавления от мужей тоже перенимала? Стоит посоветовать Матвею проверить здоровьичко?

– Ты не понимаешь, Юль! Матвей – страшный человек! Ему нравится издеваться надо мной! Нравится видеть, как я бешусь. Он однажды свою бабу трахал прямо при мне!

Знакомое поведение.

Даже заныло что-то там, где остались фантомные шрамы от измен Вики.

Снова нашла, чем меня пробить.

Говорю же – талант у этой семейки.

– Лера, – старался не приближаться к забору, где она только что прутья уже не облизывала. – Существует такая вещь, как развод. Соберешься – позвони, я тебе хорошего адвоката по этим делам посоветую.

Она зашипела, как вампир, на которого плеснули святой водой. Да, не очень похоже, что она собиралась разводиться, с адвокатом или без.

Спустя двадцать очень долгих минут к воротам с тихим шорохом подрулил серебристый «Лексус» Матвея.

Он расхлябанно вышел, кивнул мне, быстро оценил внешний вид Леры и со вздохом засучил рукава своего зверски дорогого пиджака.

Матвей никогда не забывал озвучить цену своих костюмов, чем повергал меня в суровое недоумение – у меня давно был портной, который брал в десять раз меньше при превосходящем качестве. Но Матвей еще не наигрался в большие деньги, бренды для него были важнее сути.

Он подошел, каким-то привычным усталым движением обнял Леру за талию, вытряхнул ее из туфель и перекинул через плечо.

Так и унес, чтобы сгрузить на заднее сиденье.

Туфли остались валяться, увязнув тонкими каблуками в грязи.

Думал, он уедет, но Матвей вернулся и тоже посмотрел на туфли.

– Не полезу за ними. Облезет, – прокомментировал он холодно и зло. – Машину потом заберу.

– Могу попросить кого-нибудь отогнать, куда скажешь.

– Забей, я разберусь.

Помолчали. Мне ему нечего было сказать, а ему мне – кажется, слишком много.

Потому что он вдруг сказал:

– Зря ты ее бросил.

Я молча посмотрел на него.

– Лучше пусть с тобой бы спала, чем с моим партнером, – с готовностью пояснил Матвей. – Он любитель разных любопытных практик. Отделал ее плеточкой лайтово, она и психанула.

– Матвей.

– М-м-м?

– Зачем вы – вот так? – как мог сформулировал.

– Почему нет?

– Это ненормально.

– А почему ты считаешь, что только у тебя – нормально? – выплюнул он с каким-то ожесточением. – Другие люди живут иначе.

– Так жили бы вдали от меня.

– Заметь, это не я твою жену трахал, а ты мою. Хотя могу и отомстить… – и ухмыльнулся похабно.

Вообще-то ворота существуют не только для того, чтобы защищать меня от ненужных визитеров, но и их от меня.

Но.

Тоже – задел.

Кольнуло где-то внутри.

Молодой, постарше Сони на пару лет. Красавец. Шевелюра вон какая…

Непроизвольно провел ладонью по своей лысой башке.

И посмотрел на Матвея совсем другими глазами.

Не как на обманутого мужа и младшее поколение нашей компашки.

А как на того, кто…

К Владу я не ревновал. Матвея сейчас хотелось разорвать на куски. Мышцы напряглись так, что рубашка резко стала теснее.

Заныло в груди.

Перестало хватать воздуха.

Правда беда с сердцем, что ли?

Надо кофе меньше пить.

Стоял с Матвеем по разные стороны кованой решетки и смотрел в холодные глаза.

По его лицу расползалась глумливая улыбка.

Головой понимал, что он просто выстрелил наудачу, как Лера.

Но не помогало.

Онемение распространялось от сердца по всей грудине, наваливалась ватная слабость.

Меньше кофе.

Это все от кофе.

Больше спорта.

Бегом от инфаркта.

А то тоже сдохну и оставлю Соню одну.

Ее нельзя одну.

Если я сейчас эту глумливую тварь прибью и закопаю где-нибудь в лесу, как скоро меня возьмут? Двинулся к воротам, вспоминая код ручного открытия замка.

Как неприятно сбоит сердце.

Но минуты на две меня еще хватит, я успею.

Матвей сделал несколько шагов назад, а потом развернулся и быстро нырнул в свой «Лексус», стартуя с визгом с места.

Я оперся на холодные прутья ворот, тяжело дыша.

Что-то в этой жизни пора менять.

Соня: Возвращение домой

Сначала я не волновалась.

Мне сложно представить, как это – руководить таким огромным бизнесом, как фармзавод. Я погуглила «Лагиан», нашла цифры сделок и инвестиций, и у меня закружилась голова. Да, неудивительно, что Юл так смеялся над моим предложением вернуть деньги.

Страшно представить, что там натворил Влад и как теперь это разруливать – месяцы саботажа и воровства. За один день не справишься, тем более в одиночку.

Ничего удивительного, что у Юла нет времени на меня.

Он звонил и писал каждый день, но голос был усталым и тусклым, и я даже не решалась намекнуть на то, что хочу его увидеть. Потому что – что бы он ни говорил, а моя вина там тоже была, в этой усталости. И еще одна доля – в том, что он занимался моим судом.

Да, он признался мне в любви, но, во‐первых, это было практически в процессе секса…

Ну, по крайней мере, какая-то его часть тела была во мне.

Во-вторых, у мужчин это все работает совершенно иначе. У них «я люблю тебя» значит «я хочу тебя прям сейчас», а вот «я хочу от тебя ребенка» как раз значит «я люблю тебя». И такой фразы мне не светило – никогда.

Ну и вообще им необязательно после признаний еще проводить каждую минуту вместе, целоваться и не разлепляться. Они суровые воины, которые уходят в свой бой, унося любовь в сердце. Она их греет и на расстоянии, дополнительных подтверждений не нужно. Что-то изменится – сообщат.

Нет.

Все эти объяснения меня нисколько не утешали.

Первые несколько дней я еще потратила на то, чтобы успокоить маму и потихоньку пересказать ей поминки, разумеется, вырезав историю с судом.

Еще немного – на то, чтобы вновь войти в рабочий ритм, разрушенный отгулами и переносами.

Но дальше было хуже.

Юл перестал звонить, только писал. Говорил, что слишком много совещаний и рабочих встреч. Потом и писать перестал, только отвечал на мои сообщения. Нежно отвечал, со смайликами и признаниями, но, но, но…

Каждая женщина умеет чувствовать тот самый момент. Когда еще есть оправдания тому, что он больше не такой внимательный, но правда уже просочилась в сердце, и обманывать себя осталось недолго.

Сегодня с утра он тоже не ответил. Прочитал мое «С добрым утром!» и промолчал.

Настроение стремительно летело в бездну.

В таком состоянии я и пошла на работу. Сказала всем, что не выспалась и болит голова. Отмахивалась от назойливой Ксанки, которая комментировала каждый раз, как я роняла книги, когда шла возвращать их на полки.

Я испортила пять бланков заявлений на новые фонды, прежде чем она отобрала у меня ручку и заполнила их самостоятельно.

– Анюта тоже вчера четыре часа уроки делала. Пишет-пишет нормально, потом – раз, и ошибка. Зачеркнула, и как будто так и надо. Ну, я ее заставляю взять новую тетрадь и все аккуратно переписать, а она снова! Так до полночи и провозились, а с утра она, конечно, с соплями и слезами, никуда идти не хочет… Эх, не рожай, Сонька, что бы тебе мать ни говорила!

– Угу…

Я как раз набирала сообщение Юлу. Маленькое, ничего не значащее сообщение. Можно ответить смайликом. Или не отвечать, но хотя бы увидеть и улыбнуться.

Но даже когда я пошла обедать, оно все еще оставалось непрочитанным.

Может быть, он на каком-нибудь невероятно важном совещании? Не будет же руководитель такого уровня доставать телефон из кармана, чтобы читать сообщения любовниц?

Ох, черт, такого уровня…

Когда он рядом, я забываю, насколько он богатый и крутой. Он просто Юл – невероятно теплый, нежный, уютный и… мой.

Был.

Полторы недели назад.

Полторы недели!

На что я еще надеюсь, непонятно.

Особенно если вспомнить, что в нашу последнюю встречу, после проводов бывшей, Юлиан вернулся хмурый, и вечер быстро закруглился. Теперь я перебирала в памяти каждый его жест и каждое слово, но никак не могла найти разгадку.

Я посмотрела на телефон, но так и не решилась нажать вызов. Вдруг он все-таки занят?

К концу рабочего дня сообщение все так же оставалось непрочитанным. И следующее тоже.

Но ведь это Юл?

Который ждал меня каждый день у библиотеки, готовил мне ужин, целовал в московских переулках, любил так, что до сих пор пальцы на ногах поджимаются от воспоминаний. Укутывал пледом, спасал… Ведь он не мог же просто так взять – и отморозиться?

И пока здравый смысл шептал мне на ухо, что все это он делал, когда был влюблен, а это многое меняет, я быстро-быстро, с бьющимся сердцем достала телефон и нажала вызов.

Но спустя много-много гудков никто так и не взял трубку.

Ведь что я про него знаю? Вообще ведь ничего. Почему он был столько раз женат, откуда у него сотни женщин… Не потому ли их сотни, что он вот так забывает о каждой предыдущей, переключаясь на следующую? Может быть, он уже и номер сменил, что ему, сложно под каждую завести отдельную симку?

Может быть, именно в этот момент он нашептывает какой-нибудь другой женщине, какая она маленькая, целует и прячет в своих невероятных объятиях. Какая-то другая гладит его по мощным плечам, не пугаясь, а предвкушая. И даже, возможно, просит отрастить бороду.

И не крутит романы с его сыном.

И худая.

И юная.

Домой мне идти совершенно не хотелось. Там и так мама каждый вечер спрашивает, как поживает Юлиан Владимирович, почему не заходит, просит передавать привет и ругает меня за то, что я его не ценю.

В кои-то веки мама была права. Я его действительно не ценила.

На улице уже совсем тепло, скоро можно будет не надевать куртку. Пахнет настоящей весной, мать-и-мачехой, оттаявшей землей и теплым ветром. Можно гулять часами в темно-синих сумерках, вспоминая, как делала это подростком, когда точно так же не хотелось идти домой. Что-то я с тех пор не сильно повзрослела, если до сих пор пытаюсь вытравить из сердца кого-то очень важного с помощью весеннего ветра и темноты.

Хорошо, что он меня бросил весной. Летом переживать разбитое сердце намного легче.

…Я вошла домой, доверху наполненная весенним ветром вперемешку со слезами.

Мама возилась в прихожей. Из шкафов были вытащены коробки с обувью, сумки с летней одеждой, куртки, в комнате маячили разверстые пасти чемоданов и вавилоны шмоток вокруг них.

Филомена меня не встретила – видимо, испугалась этой странной активности и сидела под кроватью.

– Мам, что происходит? – спросила я, сматывая с шеи шарф и пытаясь найти местечко, куда пристроить ботинки, чтобы они не попали ей под горячую руку и не упокоились где-нибудь на антресолях в неопознаваемой коробке из-под пластиковой елки восемьдесят третьего года.

– Собираюсь, не видишь, что ли! – Мама упорно пыталась запихнуть огромный пуховик в маленькую сумку, откуда его только что достала. Тот сопротивлялся. – Помогла бы лучше.

– Давайте я помогу.

И из комнаты появился Юл, как всегда, заняв собой весь дверной проем.

По-моему, я даже взвизгнула, когда подпрыгивала, чтобы повиснуть у него на шее. Он поймал меня, прижал к себе и наклонился, целуя аккуратно и нежно. А потом поставил обратно, но все равно прижимал одной рукой к себе.

– Где ты был? Что происходит? Что это на тебе за ужасный свитер? Ты справился с заводом? Почему ты не отвечал? Куда мама собирается? Что произошло и почему ты не берешь трубку?! – я засыпала его вопросами, моментально забыв о том, что еще пять минут назад была уверена, что он меня бросил.

Как от кошек распространяются сонные волны, так от Юла распространялась аура спокойствия и уверенности. Что бы я себе ни надумала – сейчас это казалось полной ерундой. Пришло же такое в голову! Это же Юл.

Последнее эхо прежних бед пронеслось и растаяло от его тепла.

– Что значит ужасный свитер? – Мама возмущенно бросила на пол ботинок, который держала в руках. Хотела, небось, в меня, но постеснялась. – У тебя глаза-то есть?

– Татьяна Федоровна связала мне свитер, не хуже моих дизайнерских, – аккуратно интонируя, сообщил Юл.

Я отлипла от него на секундочку, чтобы еще раз оценить творение. Если предыдущие – оказывается, дизайнерские – пестрые свитера Юла были немного странными, но гармоничными, то надетый на него сейчас напоминал страшный сон художника-абстракциониста, у которого в руках взорвалась палитра, а потом сверху наблевал котик.

Мама, значит.

– Хороший свитер, яркий, – похвалила я.

Мама успокоилась и пошла возиться дальше.

– Татьяна Федоровна, такси через пятнадцать минут, – чуть повысил голос Юл, снова прижимая меня к себе.

– Куда такси? – заинтересовалась я.

– Твоя мама уезжает в Сочи, в санаторий, к моей знакомой. Отдохнет там, подлечит нервы после такого стресса, у моря погуляет.

– Какого стресса? – изумилась я.

– Как была эгоисткой, так и осталась, даже с возрастом не становишься заботливее! Родила бы ребенка, может, поняла бы хоть что-нибудь! – тут же выступила мама.

– Смерть бывшего мужа очень тяжело отразилась на твоей маме, она плохо себя чувствует, и даже медикаментозная поддержка не помогает, – тем же аккуратным тоном уточнил Юлиан.

Я уже хотела что-нибудь сказать, но Юл прижал меня к себе еще сильнее, а его ладонь сползла по спине на ягодицу и стиснула ее. На таких условиях я с радостью замолчала.

Удивительно, но мама реально смогла за оставшиеся пятнадцать минут собрать два чемодана чрезвычайно нужных ей в поездке вещей, и мы спустились вниз, чтобы посадить ее в такси и помахать на прощание.

Когда машина скрылась, Юл вдохнул запах моих волос, провел пальцами по прядям и сказал:

– Поехали домой?

– Но я же дома… – растерянно сказала я.

– Со мной домой, – пояснил он.

– Но тут… кошка! Если мамы не будет, ее же надо кормить.

– Филомену я перевез еще утром. Будешь кормить ее у меня и ночевать там же.

– Ты, как всегда, все решил, – счастливо проворчала я.

– Кстати, когда это ты все решил? – спросила я уже по пути, нагло забрав себе ладонь Юлиана, которому приходилось справляться с «Хаммером» одной левой.

– Они мне с двух сторон в уши ныли. Твоя мама, что у нее авитаминоз и хронический стресс от долгой зимы. И Диана – что ей грустно, что ей скучно, что у нее в Лазаревском ни одной подруги, все ограниченные провинциалки. Решил замкнуть их друг на друга.

То есть, пока я мучилась со своими сообщениями, моя мама и какая-то еще Диана спокойно отвлекали Юла от работы и совесть их не мучила? Что-то я делаю не так.

Филомена встретила меня возмущенными воплями прямо с порога. Демонстративно поточила когти о, боюсь подумать, насколько дорогой диван Юла и галопом поскакала по коридору на просторную кухню, где намекающе остановилась возле своих мисок.

Видимо, по пути сюда Юлиан и кошка заехали еще и в зоомагазин, потому что рядом стоял пятнадцатикилограммовый мешок корма и несколько коробок паучей. С креветками. С ума сойти, он планирует кормить мою кошку креветками! А мне потом что делать с этой аристократкой?

Филомена поцарапала лапой коробку паучей и еще раз заорала во всю маленькую розовую пасть.

– Не верь кошке, я ее кормил, она даже не доела, – попытался оправдаться Юл.

– Вот и оставляй на тебя кошечку, она у тебя недоедает! – засмеялась я и положила Филомене целых два пакетика. Ничего, здесь дом большой, будет где побегать, не растолстеет.

– Хочешь есть? – Юлиан открыл холодильник и посмотрел туда характерным взглядом «шкаф полон, носить нечего». – Могу тебе приготовить по-быстрому что-нибудь или сделаю бутерброды.

– А ты не будешь? – растерялась я. Вообще-то я и сама могу приготовить, но он как-то упорно меня к этому делу не подпускал. Не верил в мои способности, что ли?

– У меня сейчас тренировка, а на ужин белковый коктейль. Ты его не хочешь, поверь мне.

– Тренировка в твоем спортзале?

– Ну, а где еще? Не могу пропускать, прости, сразу организм мстит.

– Можно, я посмотрю?

– Смотри… – Кажется, такую просьбу он слышал впервые.

Во время пробежки я его не отвлекала, но когда Юл пошел качать спину, в перерыве решилась спросить:

– А почему ты сегодня не отвечал?

– Я не отвечал? – удивился Юл. Он выпрямился, достал телефон и с досадой щелкнул языком: – После суда забыл звук включить. Что-то я последнее время притормаживаю. Может быть, ты была права, староват я для тебя.

– Эй, – я подошла и положила ладони на его грудь. Под футболкой отчетливо вырисовывались мускулы. Не человек, а пособие по мышечной системе. – Ты для меня в самый раз.

– Давно ли? – съехидничал Юл, но было видно, что он доволен.

– А что с судом?.. – начала я и вдруг вспомнила: – Ой!

– Да, ой, – улыбнулся он. – Сегодня было заседание. Хорошо, что ты забыла, а то бы пришлось отправлять тебя вместе с мамой нервы лечить от стресса. А я бы скучал.

– Как все прошло?

– Нормально прошло. Там в иске написана полная чушь, о чем я судье и сообщил. Судья со мной согласилась, в иске отказано, тема закрыта.

– Так просто?! На что же они рассчитывали?

– На то, чтобы заморочить тебе голову. Возможно, договориться до суда или выбить себе хоть что-нибудь. Там все крутится по определенной системе – пока ты говоришь на юридическом языке, логика и здравый смысл работают. Если ты не можешь грамотно выразиться, то побеждает тот, кто наглее.