Текст книги "Не такая, не такой"

С&Ю

– Сплюшка, послушай…

– Меня зовут Соня. Пожалуйста, сделай, как мы договаривались. Оставь меня в покое. Я понимаю, что ты можешь просто проигнорировать то, что я говорю. Можешь продолжать преследовать меня, слать цветы и приходить домой. Ты можешь, в конце концов, меня даже убить, и тебе ничего не будет с твоими деньгами и возможностями. Но тогда скажи уж прямо, что ты такой человек, чтобы я не сомневалась больше.

– Кхм… Да, я понял тебя. Оставлю.

Юл: Назад, в подвалы

Внутри закипал коктейль из ярости, разочарования, усталости, непонимания.

Соня попросту сбежала. Отделалась напоминанием про мое обещание и не захотела даже разговаривать.

Ольга включила свою непробиваемость. Спокойно ела и на вопросы отвечала все то же самое – женская солидарность, портишь жизнь девушке, ах, какой плохой Юлиан.

Когда она вот так уходила в отказ, все было бесполезно. Можно было говорить, орать, даже бить – ноль эффекта. Закукливалась в титановое яйцо – ни разбить, ни поцарапать.

Однажды она реально довела меня таким поведением до того, что я влепил ей пощечину.

Просто отказывалась говорить, куда делась совсем не маленькая для нас на тот момент сумма. «Не знаю», «потеряла, наверное», «не было никаких денег», «на что-то потратила» – не меняя интонации и даже не стараясь, чтобы звучало правдоподобно.

Идеальный партизан-тролль.

После удара посмотрела на меня с таким презрением, что до сих пор при воспоминании об этом окатывает кипятком стыда и морозит ощущением собственного ничтожества.

Лет через десять только случайно узнал от Влада, что в тот день на площадь приехал луна-парк. Моему четырехлетнему сыну до одури хотелось покататься на разноцветных лошадках, на сверкающих огнями каруселях, попробовать на вкус бело-розовые облака сахарной ваты. Ему казалось, что она должна быть похожа на ряженку, которую он любил.

Но она оказалась еще лучше.

«Мама отвела меня туда и разрешила покататься на всех аттракционах, куда меня пустили, и даже пострелять в тире, хотя я ничего не выиграл. А петушков на палочке мы купили целый ворох, и потом она давала мне их, когда я не хотел идти в детский сад».

Я хорошо помнил тот луна-парк, такой яркий, куда ярче аттракционов моего детства, и то ощущение бессилия от невозможности порадовать сына. Я уже учился в институте, денег у нас не было совсем. Скрепя сердце я ждал, когда Влад попросится на карусель, и был готов долго-долго объяснять, почему можно только на одну. Но он почему-то так и не попросился. Стало понятно, почему.

Хотя с той поры мне больше в голову не приходило поднимать на Ольгу руку, это не значит, что ее манера закукливаться не приводила меня в ярость.

Но и Соня выбесила меня не меньше.

Такие разные женщины, и так обе довели, что даже разбираться не стал. Дошел до машины, сел и покатил прямо домой. Не в квартиру, а к себе домой, в свою берлогу.

Где в мастерской ждет заброшенное кресло из сосны, готовое послушно откликнуться теплым ароматом на первое прикосновение резца.

Где в моей коллекции музыки не затесалось ни одной паршивой композиции, потому что винил не хранит дурное: плавится, бьется, но не хранит.

Где синицы, белки и косули приходят к кормушкам даже летом: давно перестали меня шугаться, привыкли, запомнили.

Где в спальне темно и тихо.

Бешеный город далеко.

По дороге, немного отойдя, все-таки позвонил Соне, понадеявшись, что по телефону она сможет нормально со мной поговорить. Но она, явно на взводе, отчеканила полную хренотень про то, что я могу ее убить, и мне ничего не будет. И пока я тупил, соображая, чем успел заслужить, еще раз уточнила, что не хочет меня видеть.

Дом встретил холодом, несмотря на работающий на полную котел.

Меня не было-то всего… сколько? Неделю? Полторы? Я просил поддерживать тепло на первом этаже и в подвале, но ощущение заброшенности и привкус нежилья все равно успели вырасти и расползтись, как плесень.

По-быстрому разжег камин, понадеявшись, что живой огонь развеселит моих пенатов, и спустился в мастерскую. В почти герметичной комнате неоткуда было взяться пыли, но мне показалось, что я смахнул ее с застывшего, будто окаменевшего кресла. Дерево было неприветливым. Не откликалось, не тянуло к себе – вот тут сделай завиток, вот тут отшлифуй. Молчало.

Так хотелось вернуться обратно в свой понятный мир, но и он на меня взъелся, заревновал.

Почесал подбородок с пробивающейся к вечеру щетиной. Отрастить обратно, что ли? Хотя лето скоро, жарко будет. К зиме отращу. Да и перееду сюда окончательно. Может, даже Владу отдам завод полностью, мне остального хватит.

Ведь неплохая мысль была у Ольги – новую жену мне найти. Слишком пустой дом для меня одного. Выбирал ведь на самом краю поселка, самый большой участок, чтобы можно было притвориться, что живу один в глуши лесной. С поселковым клинингом, приходящим поваром и управляющим – все-таки дрова приятнее рубить, когда хочется, а не когда кончились. Но персонал был обучен попадаться на глаза только тогда, когда хозяин пьет – на случай, если понадобится компания.

С женой будет повеселее.

Только не малолетку. В тридцать, помню, решил, что у меня кризис среднего возраста и пора проверять, как там порох в пороховницах – окружать себя бодрыми восемнадцатилетними телами.

Совратил, иначе не скажешь, Анжелку, женился как порядочный…

Ух, она дала мне прикурить! Вроде ничего особенного, обычная женщина, только все то, что у тридцатилетней идет периодом в месяц-два, у малолетки укладывается в сутки. Утром она меня обожает, в обед ей показалось, что я ее не люблю, вечером она решила вызвать ревность, к ночи рыдает, что она ужасная, отвратительная, как я только могу ее такую любить. Только поспал три оставшихся часа – с утра все заново.

Не потяну.

И не бизнес-стерву. Мне Ольги достаточно. Отважные мужики эти ее любовники, я бы сейчас уже не рискнул.

Мне бы какую-нибудь… Ну, помоложе, но уже понимающую все про себя и про жизнь. Как в анекдоте – чтобы знала признаки инсульта. Без закидонов.

Где таких берут? Тоже, что ли, вслед за Соней на сайт знакомств зайти?

Все-таки стар я стал для строптивых женщин. Вот она в тридцать пять как трепетная козочка закрывает глаза и с развевающимися волосами бежит в леса, испугавшись моего возраста, статуса и, прости господи, денег.

Денег она испугалась! Того, что у меня нормальное мужское дело есть!

Того, что у меня есть прошлое.

Нормальное. Мужское.

Я бы понял, будь ей двадцать. Но даже двадцатилетние дуры всегда соображали, что я не вчера родился.

К хренам все эти драмы.

С сожалением погладил так и не отозвавшееся кресло, плотно закрыл дверь в мастерскую и пошел в тренажерный зал. Часа три там упахивался, пока голова не очистилась от лишних мыслей.

Пока от ворот не заверещал видеофон.

На экране была машина Леры.

Черт, опять забыл.

Домой ее послать?

А…

Зачем, собственно?..

Встретил Леру на крыльце. Она быстро и деловито мазнула губами по щеке и сразу прошла в дом. Села на диван, расстегнула куртку, стащила огромный объемный шарф, наклонилась, чтобы расстегнуть сапоги, и подняла вдруг голову:

– Юль, а ты чего такой снулый? Раньше я войти не успевала, как уже голая и с членом во рту. Похмелье?

– Как ты меня тут нашла? – Я прислонился к косяку, скрестив руки на груди. Вообще-то немного здорового секса без выноса мозга мне бы сейчас не помешало. Только в душ зайти после зала, Лера не любит всего этого телесного-натурального.

– Я сначала заехала в квартиру на всякий случай. Но тебя не было, и я сразу сюда.

– Позвонить?

– Ой, Матвей на днях опять слил мои разговоры, не стала пока рисковать. – Она стащила наконец сапоги и осталась в тонких чулках и коротком кашемировом платье. Подошла ко мне, поднялась на цыпочки и лизнула кончиком языка подбородок. – Ура, ты побрился! Сегодня с тебя куни.

– Лер… – вдруг заинтересовался я. – Зачем ты изменяешь?

– Что? – хохотнула она, не понимая моего тона. – Юль, тебя совесть, что ли, замучила?

Она потерлась лицом об отрастающую щетину и положила мои руки на свою задницу. Дальше все случилось само – руки прижали ее к паху, бедра толкнулись вперед. Хорошее, красивое, упругое женское тело. Самое то, чтобы развеять холодную тоску, поселившуюся в доме. Стащить это платье, отодрать ее прямо в чулках на ковре у камина, потом перебраться в спальню и продолжить… К утру вся дурная рефлексия пройдет.

Хотя нет, какое утро, у нее же Матвей в режиме Отелло.

– Зачем, Лер? Я ведь у тебя не первый и не последний такой. – Я отстранился, пытаясь поймать Лерин взгляд, но он куда-то все время убегал, не попадаясь в плен. – Почему не разводишься?

– У тебя опыта больше, вот ты мне и расскажи… – Лера поерзала у меня в руках, требуя продолжения. – Почему люди разводятся, почему не разводятся, зачем изменяют.

– Понятия не имею. Никому не изменял. Зачем? Захотел другую – пошел и развелся.

– Деньги, имущество, дети… – закатила она глаза.

– Брачный контракт.

– Нет, я к браку серьезно отношусь… – Лера дернула меня за ремень джинсов, но я не сдвинулся с места. – Ну, пошли уже…

– Серьезно?

– Да, Гришин, я серьезно отношусь к браку, он у меня один! – отчеканила она, отходя к дивану и устраиваясь на нем с ногами. – Матвей мудак, я не лучше. Но мы все равно остаемся вместе, потому что так решили.

– Так ты понимаешь брак?

– Так я понимаю брак. Что за тяжелая философия вместо нормального секса, Юль? Не стоит уже? – Она потянулась к своей сумке, порылась и вытряхнула блистер с одинокой синей таблеткой. – Держи, я запасливая.

Стервозина. Всегда была и всегда будет. Раньше меня это заводило. Теперь что-то смотрю – и больше похоже на хамство. Не шевельнул бровью, продолжая наблюдать за ней.

Лера пожала плечами, убрала виагру обратно в сумку и легла на диван так, что платье очерчивало все ее изгибы. У нее хорошо с изгибами.

Гораздо лучше, чем с верностью. А что у меня вместо совести, интересно? Все еще отменная эрекция? Тогда беда, раз именно сегодня меня замучило любопытство. Раньше мало интересовало, почему Матвей знает о похождениях своей жены, но ничего с этим толком не делает, если не считать регулярных демонстративных сцен ревности.

– После семи жен решил узнать, зачем людям брак? – Лера перекатилась на живот, выгнулась на диване кошкой, откинула волосы. – Кто подаст тебе стакан воды в старости? Кто позаботится, когда начнешь рассыпаться в труху?

– Для этого есть сиделки, – буркнул я, неприятно осознавая, как перекликается ее ответ с моими мыслями о признаках инсульта. Вот так все с шуток и начинается.

– Засовывать свой сморщенный член ты тоже будешь в сиделок? – ехидно спросила Лера, села на колени и одним движением сняла платье. – Или ты уже все, отвоевался, смотрю?

Что она там смотрит?

Вот я, например, смотрю.

Ее хорошо сделанное тело, еще упругое, еще бодрое в нужных местах, а в тех, где уже нет – для тех есть подмога: бюстгальтер, настолько точно и соблазнительно прозрачный, что и снимать не тянет. И чулки. А вот трусики ей не нужны, их и нет. Она сначала садится спиной – знает, как меня заводит ее крутая накачанная задница, а потом смотрит на меня из-за плеча, разворачивается лицом и широко разводит ноги.

– Так почему ты изменяешь? Если тебе хочется с ним быть до старости?

Глаз от нее я не отвожу, но и на провокации, к ее разочарованию, не поддаюсь. Разговор мне сейчас интереснее. Секса у меня было много, а такой разговор – впервые.

– Именно поэтому, – раздраженно бросает Лера. – Чтобы остаться с ним и дальше. Он тоже. По сторонам набегаемся – и у нас снова огонь.

Ее пальцы ложатся между ног, средний скользит во влажную глубину, выныривает оттуда, блестящий от ее соков, и обводит розовый узелок клитора, пока остальные раздвигают ее губы так, чтобы мне было хорошо и в подробностях это все видно.

– Можешь просто посмотреть, если тебе не хочется, – мурлычет Лера, откидывает голову на спинку дивана и закусывает губу. Пальцы ее порхают над широко раскрытой вульвой, другой рукой она сжимает свою грудь и тихо стонет.

Все-таки у меня встает. Я не железный. И пока еще мужчина. Надеюсь, до синих таблеточек мне еще лет десять.

Но конкретно Леру – не хочу.

Некоторые решения – правильные.

Беру пульт от телика с каминной полки и кидаю на диван:

– На спутнике оплачен пакет порноканалов. Развлекайся.

А сам иду в душ.

Кхм… подумать.

Соня: Стереть все следы

Ася в запарке – страшный человек. Сочувствия от нее не дождешься.

– Перекрестись и сплюнь, – посоветовала она. Телефон с открытым видеочатом стоял у нее прямо на рабочем столе, поэтому временами вместо Аси со мной разговаривали то малиновые зефирки, то порционные чизкейки – она получила заказ на кейтеринг для девичника.

Сломавшись на профитролях с фисташковым кремом, я пошла доставать из заначки последний привет от Юла – бутылку «Бейлиса». Она обнаружилась на дне одного из пакетов с едой, и я вовремя спрятала ее от мамы. Одна маленькая рюмка сладкого, как весенние поцелуи, сливочного ликера в конце трудного дня делала жизнь намного приятнее.

– Может быть, я поторопилась с выводами? – спросила я у шоколадного бока торта «Темный Ларри», торчащего на экране. – Он ведь не зря с ней когда-то развелся.

– И до сих пор не разошелся! Нет, Сонечка, ближний круг человека – это его кожа, среда, привычная настолько, что он и не подозревает, как много это о нем говорит. Погоди, у меня сливки не взбиваются.

И пока Ася и миксер выясняли отношения матом и рычанием, я раскатывала по языку плотную нежность сливок и прикидывала, что обо мне говорит то, что две самые близкие подруги у меня – Ася и Ксанка. Какая я разносторонняя?

Ксанка решала мои проблемы в своем неповторимом стиле:

– Так, Анисимова, хватит дурью маяться! Пришла весна, время садиться на диету. Нам с тобой нужны нормальные мужики! Пора в жизни что-то менять!

«Что-то менять» – в ее случае любовника, который вместо того, чтобы развестись, как она втайне мечтала, завел еще одну любовницу.

– Нет, ну жену я еще могла потерпеть, но это уже чересчур!

Поэтому в одной окраинной библиотеке Москвы с понедельника было запрещено все сладкое и мучное. На завтрак полагалось есть одно яйцо, на обед куриную грудку с брокколи, а ужин отдавать врагу, то есть маме.

Ну ладно, в полдник можно яблочко.

Слава богу, контролировала она меня только на работе, поэтому вечерами я вместе с мамой подъедала Юлиановы деликатесы – тоже, впрочем, полезные: рыба, постное мясо, зеленые овощи и сушеные ягоды годжи, которые, судя по надписям на упаковке, могли предотвратить даже зомби-апокалипсис, если бы кому-нибудь удалось накормить ими зомби.

Засохшие цветы пришлось выкинуть, улучив момент, пока мама уходила. Было до слез жаль, но я себя утешала тем, что вот похудею – и мне надарят новых. Уже минус полтора килограмма, несмотря на «Бейлис» по вечерам!

Я сидела у окна и задумчиво смотрела на сползающую по стенке бокала каплю сливочного ликера. Ничего, немножко погрущу, и отпустит. Скоро кончится ликер, продукты, пожухнут воспоминания, и все следы Юлиана сотрутся из моей жизни.

Как-то плотно он в нее пролез. Даже Артему, герою моего самого длинного романа – полтора года, – понадобилось всего лишь забрать свою зарядку для телефона, зубную щетку и забытый шарф. Еще он прихватил полупустую пачку презервативов со словами «Тебе не пригодится».

На подоконнике звякнул телефон, я лениво потянулась к нему. О, зарплата пришла.

Как пришла, так и уйдет.

Я нашла в списке контактов «Юл». Ну что ж, ему теперь долго не придется платить за телефон.

А хотя…

Я зашла в «Сбербанк-онлайн» и проверила – рядом с его именем светился значок. Вот и отлично.

Завтра займу денег у мамы. С забитым холодильником мы еще неделю точно продержимся. Все нормально. Я вздохнула и подчистую выгребла деньги с карты, посылая Юлиану с припиской «Спасибо за то, что выручил, и извини, что пришлось это делать».

Трень!

Я официально нищая.

Это так меня развеселило, что я решила – гулять так гулять! И налила себе третью рюмку «Бейлиса». Как можно было создать ликер со вкусом счастья – такой нежный, плотный, сладкий, но не приторный? Просто шедевр. Интересно, он может надоесть?

Трень!

Я удивленно посмотрела на телефон.

Что?!

Юлиан Владимирович Г. перечислил мне сумму ровно в два раза больше, чем я ему.

Ошибся?

Я не стала выяснять и просто отправила все назад.

Через минуту мне прилетела сумма еще в два раза больше той.

Я очень удивилась, но пальцы действовали быстрее мозга, так что я снова отправила ее обратно – прежде чем сообразила, что надо бы все-таки позвонить или написать Юлиану и спросить, что происходит.

Через пару минут телефон снова сделал «Трень!», и я увидела совсем запредельные цифры в ДЕСЯТЬ раз больше, чем последний перевод. И комментарий: «И кого ты хочешь переупрямить?»

И следом смс: «Я сразу сказал, что возвращать не нужно».

Я тупо смотрела на гигантскую, непредставимую для меня сумму и думала, что, наверное, не смогу изловчиться, чтобы «переупрямить».

В этот момент телефон зазвонил.

Юл.

– Ты не мог бы все-таки забрать хотя бы лишнее? – взмолилась я в трубку. – Ко мне же налоговая пристанет.

– Не пристанет. А если пристанет, скажешь – любовник подарил за страстную ночь.

– Какая ночь! – возмутилась я. – Прекрати, пожалуйста.

– Страстная ночь. Единственная. Проверять не будут, не бойся. Но я не о том. Я тебе сейчас пришлю адрес. Это главный офис моего… кхм… завода. Там на первом этаже есть аптека. Подойдешь, скажешь, что ты Соня, тебе дадут две коробки «Артелина».

– Не надо, я куплю…

– Я не тебе обещал, а твоей маме. Пожалуйста, забери. Я уважаю твою просьбу отстать и поэтому не стал заезжать к ней сам.

– Ну я же не… не совсем зверь, – попыталась я оправдаться. – Если для дела…

– Меня там не будет, – озвучил он главный мой страх. – Не волнуйся, случайно не столкнемся.

Интересно, почему это он не будет в собственном офисе?

Ладно, не мое дело.

– Спасибо, передам маме, что ты о ней беспокоился.

Не так легко оказалось избавиться ото всех следов Юлиана.

Я выключила телефон и пошла в гостиную.

Вообще-то предполагается, что это наша общая с мамой комната, где мы, в идеале, проводим все дни. Она большая, больше наших двух спален вместе взятых: там стол, телевизор, кресла и еще остается достаточно места. Например, для танцев.

Пока бабушка последние годы лежала тут на диване, и всякий приходящий в гости чуял смерть прямо от порога, наша с мамой мечта была – танцевать. Или заниматься спортом в этой огромной комнате. Жить. Чувствовать себя живыми.

Я мечтала, что, когда бабушки не станет, я смогу наконец приглашать своих гостей – хотя бы иногда, раз в месяц. И нам будет достаточно места для «настолок» или каких-нибудь общих хобби. Я мечтала однажды собрать огромный пазл на десять тысяч деталей в виде карты мира. У меня в комнате он просто не помещался.

Мы вовсе не торопили бабушку на тот свет, просто эти мечты были нашим светлым пятном в ее бесконечной болезни.

Но когда это случилось, и мы отгоревали положенный срок, и сняли платки с зеркал, мама моментально узурпировала телевизор, включила погромче – и с тех пор, кажется, не выключала. Спать я уходила под криминальные хроники и романтические сериалы, просыпалась под программу «Здоровье» и кулинарные шоу.

Какие пазлы, какие гости…

Вдобавок она просто никогда не уходила к себе, кроме как на ночь. Продолжала сидеть в большой комнате, даже когда ко мне приходили гости. А моей мамой в компании с Малаховым и Малышевой можно устраивать стресс-тесты кандидатам в спецназ, и не все их пройдут. Мои гости, например, не проходили.

Прямо сейчас в каком-то ток-шоу люди орали друг на друга, выясняя, имеют ли право экстрасенс мужа и гадалка жены вступать в брак между собой, или это будет нарушением этических норм. Как обычно, децибелы крушили мозг, визг ведущих ввинчивался в виски тупым железным буром, и у меня начинала кружиться голова после трех минут пребывания в районе поражения телевизором.

– Мам, сделай потише, пожалуйста, – попросила я.

Мама демонстративно уменьшила громкость ровно на одно деление.

Я вздохнула.

– Юлиан передавал тебе привет. Завтра заеду за твоими лекарствами.

На Юлиане мама оживилась и даже выключила звук совсем. Тишина чуть не взорвала мне барабанные перепонки перепадом давления.

– А что, он больше не заходит? Такой хороший мальчик!

– Мам, этот мальчик чуть ли не твой ровесник. – Вот о ком мне не хотелось говорить совершенно. Особенно с мамой.

– Провыбираешься! Тридцать пять лет бабе – ни ребенка, ни котенка!

Филомена потерлась о мои ноги – мы обменялись понимающими взглядами. Я подставила руки, она прыгнула ко мне, и я запустила пальцы в ее густую шерсть:

– Ты моя маленькая…

– Вот только с кошками и будешь в старости! – Мама поджала губы. Концепт моего будущего менялся на глазах.

– Лучше с кошками, чем как ты, – огрызнулась я.

– Такое же говно, как твой отец! – выставила мама любимый непробиваемый аргумент. Отца я не помнила, возразить не могла.

– Которого ты мне и выбрала! – но могла выставить непробиваемый свой.

Но увы, мама в этих боевых действиях была более опытной стороной. Она никогда не прекращала свое развитие:

– Вот тут вчера передача была по телевизору. Там сказали, что дети сами выбирают, у кого рождаться! Вот ты папеньку своего и выбрала, чтобы вдвоем мне жизнь испоганить! Его-то я выгнала, а ты совсем никчемная, не берет никто. Все потому что хамка!

Я молча опустила кошку на пол и пошла в прихожую. Мама завелась, это надолго. Пусть звонит подружкам, жалуется на неправильную дочь – лучше я погуляю.

– Не смей обижаться! Я за тебя беспокоюсь! – неслось мне вслед.

Промозглый март решил посоревноваться с матушкой в стервозности и моментально объяснил мне, что под ногами – слякотная мерзость, что с неба извергается холодная пакость, а если ты вдруг найдешь момент равновесия между этими состояниями, то сбоку с ветром еще прилетит мокрая гадость.

Я постояла у входа в «Шоколадницу».

Там в тепле за маленькими столиками сидели парочки, грели ладони о толстостенные чашки с горячим шоколадом, шептались, и глаза их сияли в свете золотистых огоньков. Очень хотелось тоже зайти туда, заказать какой-нибудь невероятно сладкий коктейль со взбитыми сливками, шоколадом и зефиром и посидеть часик в тишине и покое. Это лучше, чем давиться «Бейлисом» под вопли телевизора. Но свободные деньги у меня были только те, которыми «переупрямил» Юлиан. Я не решалась их тратить.

Юлиан, Юлиан, Юлиан… Куда бы я ни пошла и что бы я ни делала – везде он пролезал в мои мысли…

На следующий день я поехала за лекарствами.

Идти по центру города было немного неуютно – то тут, то там встречались знакомые ориентиры: «Юлиан грел мои ладони у себя под курткой» или «Юлиан отвел мои волосы от лица и долго смотрел в глаза, пока я не начала смущаться». Но переулок, ведущий к «Старой Деревне», я так и не нашла. Или не узнала.

Зато быстро нашла вход в «Лагиан» – огромное кирпичное здание середины прошлого века, добротное и старомодное. Даже аптека на первом этаже была в этаком ретростиле то ли добротных шестидесятых, то ли облагороженных восьмидесятых.

Я немного смущалась, но на «Соню» аптекарша отреагировала моментально – сразу вынесла две коробки. Упаковок по пятьдесят. Вообще-то я не ожидала такой щедрости и думала, что мне достается запас, ну, на пару месяцев; тут же было на пару лет.

Коробки были не то чтобы тяжелые – скорее неудобные, и даже приблизительно не помещались в пакетик, который предложили в аптеке. Я пыталась пристроить их одну на другую и так нести, или обе под мышки, но все было неудобно.

– Давайте помогу, – ко мне подскочил какой-то мужчина, моментально отнял их у меня и понес к выходу из офиса. Я еле поспевала за его широкими шагами. – Где ваша машина?

Да уж, если я из аптеки их вынести не смогла, то как я собиралась тащить коробки в метро?

– Я… такси вызову! – нашла я выход. Это не очень вписывается в мой бюджет, но мы на этих лекарствах так здорово сэкономим, что можно и шикануть.

– Ерунда, я сейчас свободен, давайте подвезу? Далеко ехать?

Я наконец обратила внимание на того, кто мне помог, и тут же смутилась.

Потому что я была вся взмыленная и растрепанная, а его темные волосы как бы небрежно падали на лоб, чуть раскосые черные глаза смотрели с легким ироничным прищуром, а белоснежная рубашка была расстегнута на одну пуговицу больше, чем требуют приличия.

А какие у него были скулы!

А какие руки – с напрягшимися жилами и длинными пальцами!

А…

Я даже онемела. Но он уже развернулся и направился к припаркованной у входа машине. Закинул коробки на заднее сиденье и открыл мне дверь спереди:

– Садитесь. Так что, далеко ехать?

Я назвала район, ожидая, что сейчас он сморщится и предложит подбросить к метро, но он только кивнул, садясь на водительское место.

– Как вас зовут, прекрасная незнакомка? – Он протянул ко мне руку, и я замерла, ожидая и опасаясь прикосновения, но он только вытянул ремень безопасности и защелкнул его на мне.

– Соня… – еле выдавила я. Вот бы уметь непринужденно и ловко флиртовать, когда вся кровь долбится в виски, а во рту пустыня.

– Софья, значит? Можно Софи? – улыбнулся он. – Приятно познакомиться, Софи, я Влад.