Текст книги "Моё бесконечное падение"

От ужаса, что мне придется заходить в ту комнату и шарить по стенам руками в поисках выключателя, голову еще сильнее сдавило тисками.

А может, пойти наверх и барабанить в дверь, пока не вернется Андрей и не выпустит? Да, так было благоразумнее и надежней, если бы не одно но. Я все еще не хотела встречаться с ним.

Переборов волну паники, встала и наощупь пошла по стене внутрь, в комнату с глазами. Мне повезло, выключатель нашла почти сразу. Я щелкнула и резко развернулась.

Сначала ослепла от света. Но стоило только оглядеться, я ослепла от ужаса!

Закричала и снова упала в обморок.

Поглотившая меня темнота быстро переросла в кошмар. Со всех сторон на меня смотрели неживые глаза убитых животных. Я задыхалась от вони, от крика, но не могла отвернуться, убежать. Не могла даже закрыть глаза.

Вокруг только могильный холод и мёртвые животные. И тут сердце останавливается, когда я чувствую холодные пальцы на лодыжках. Но от спазма в горле не могу даже закричать.

Ко мне подбирается Мари. Но сейчас мачеха выглядит как мёртвая, с такими же стеклянными белесыми глазами. И от ее вони меня мутит.

Я сжимаюсь от страха и ужаса и движение отгоняет кошмар, приводит в чувство. Но мне так страшно открывать глаза! Я так боюсь, что кошмар повторится.

Но память начинает медленно подкидывать то, что я успела разглядеть в страшной комнате.

Чучела. Да, много чучел. Голова лося, кажется, кабана… Медвежья шкура, растянутая на стене. Я помню её. Даже птицы, подвешенные под потолком.

Да, просто чучела, как и в трофейной. Тогда, почему я так испугалась, что отключилась?

В памяти мгновенно всплыло что-то еще, жуткое и неприемлемое. Человек? Растянутый и подвешенный к потолку?

Внутри всё сжалось. Не мог же Андрей сделать чучело из человека?! Господи… Это же убийство!

Мёртвые стеклянные глаза… Ко мне словно приклеился их взгляд. Сейчас я чувствовала на себе сотни мёртвых взглядов!

Сколько я уже здесь лежу? Пора подниматься и бежать. Бежать из этой комнаты, из этого дома, из жизни Андрея. Он – не моя история, это я поняла совершенно точно!

С трудом поднялась, и схватилась за голову. Рукой сразу почувствовала липкую влажную грязь. Отняла руку и вздрогнула, обнаружив испачканные в крови пальцы. Наверное, при падении я ударилась. Может, все эти кошмары часть травмы?

Осторожно посмотрела на стены, с которых действительно смотрели на меня стеклянными глазами чучела. Продышаться не могла от специфического запаха. Да, наверное, животных обрабатывали, прежде чем превратить их в чучела, но вонь мертвечины словно въелась в стены этой комнаты.

Очень давил темно-красный цвет, в который были выкрашены стены. Цвет запекшейся крови. Он больше всего подходил к этой мёртвой комнате.

Я с трудом заставила себя отвлечься от стен и посмотреть вглубь комнаты, где стоял высокий металлический стол, еще один с инструментами, а за ними…

Сильно задрожав, я закусила себе губы, чтобы не заорать и не хлопнуться в обморок.

У противоположной стены на дыбе был распят муляж человека. Женщины. С париком каштановых волос. С прикрепленной на место лица фотографией.

Превозмогая отвращение и страх, я двинулась вперед, огибая столы и стараясь не смотреть на инструменты, чтобы рассмотреть фотографию на муляже.

Почему мне важно знать, о ком думает Андрей, издеваясь в этой комнате над куклой-женщиной?

Чем ближе я подходила, тем отчетливее видела вмятины на муляже от ударов, разрезы от ударов ножом и даже топором, сломанную шею, на которой еле держалась прикрученная обратно голова.

Фотография, пришпиленная булавкой ко лбу была старая, черно-белая, такая, каких у нас много хранилось в доме, в папином фотоальбоме с юности. Я присмотрелась, поднимаясь на носки, чтобы разглядеть поближе, и закричала от ужаса.

С фотографии на меня смотрели мои глаза!

Глава 12. Откровения

Я сорвала старую фотографию, которая в отличие от манекена отлично сохранилась, и жадно разглядывала мамино лицо. Откуда у Андрея фото моей мамы? Почему фотография на изувеченном манекене?

Спрятав фотографию в карман, я сделала шаг от дыбы и вскрикнула, наткнувшись на металлический стол. Сверху раздался лязг открываемой двери. Я по инерции бросилась наверх, в последнюю минуту сообразив, что не знаю, как Андрей отнесется к моему проникновению сюда.

А Андрей был зол. Первым он заметил меня, а вторым – отсутствие фотографии моей мамы. Я молча смотрела, как он резко разбирал манекен из крепежей дыбы, не проронив ни слова, и взвизгнула, когда поймал меня за руку и притянул к конструкции.

– Сунула свой любопытный носик в мое логово? – сдавленно заговорил он.

– Я не хотела… Случайно…

– Конечно. Но и я не хочу, чтобы мои секреты всплывали через столько лет.

Я с ужасом смотрела как он закрепляет мое запястье на дыбе, сначала одно, потом второе. Пыталась вырваться, но он удержал. Только когда мои руки оказались пристегнуты и подняты вверх, Андрей вцепился пальцами в подбородок и долго всматривался в лицо, не давая отвернуться.

– Как она, лицом как ангел, но какая же гнилая внутри, – последние слова он выплюнул, потом размахнулся и ударил по щеке.

Я закричала от боли, от обиды. Слезы полились сами собой.

– Отпусти меня!

Андрей присел на корточки и стал закреплять к дыбе еще и лодыжки. Теперь стало страшно. Я вспомнила каждую метку от удара по манекену и его свернутую шею. Я просто не выживу, если он сделает это со мной.

– Отпусти, – простонала я, сдерживая истерику на грани.

– Нет, малышка, ты провинилась. Очень сильно провинилась. И я накажу тебя.

Рыдания прорвались наружу.

– Можешь кричать, отсюда тебя все равно никто не услышит.

Андрей впился поцелуем в шею, оставляя на коже безобразные болезненные засосы. Я пыталась вырваться, но он ударил меня по щеке, рассекая губу до крови. Его язык сразу же стал зализывать рану, делая жадный поцелуй в губы еще более мучительным.

Кричать? Но кто придет, даже если услышит?

Умолять о пощаде? Вдруг он сжалится и отпустит?

– Андрей! – имя вырвалось из горла каркающим звуком, но мужчина даже внимание не обратил, придавливая меня своим телом к дыбе.

По его напряжению и жадным, грубым ласкам, я знала к чему все идет. Но может после этого он отпустит?

– Андрей? – я попробовала смягчить голос, почувствовав надежду на освобождение. – Давай поднимемся наверх? Я хочу обнять тебя…

– Обойдешься, – оборвал он. – Сначала я заставлю тебя страдать, как ты все это время заставляла страдать меня.

Я с ужасом смотрела в его, горящие лихорадочным светом, глаза.

– Ты выбрала не того, слышишь? Только я любил тебя, а Саня использовал! Это Саня убил тебя, мой цветочек.

Андрей обхватил мою голову руками и прижал к груди. Он укачивал меня и гладил по голове.

– Как ты могла стать его? Таня, Танечка…

Он как заведенный шептал имя моей матери. Лихорадочно целовал моё лицо, глаза, впитывая губами слёзы. Он пугал меня, отказываясь узнавать. Андрей словно провалился на двадцать лет назад, из него лезла обида, горечь, но больше всего страшила злость и ревность.

– Ты поступила как последняя тварь! Почему он? Влюбилась? Ерунда. Я же знаю, что ты любила меня! Тогда почему Вереницкий, ответь?!

Андрей встряхнул меня, вглядываясь в лицо, и почти тут же зарычал и стал срывать с меня одежду, оставляя засосы на местах поцелуев. Я закричала, когда он больно поцеловал, почти укусил за грудь, за что тут же снова получила пощечину.

– Молчи, молчи, твар-рь.

И я замолчала, боясь спровоцировать неадекватного мужчину на насилие. А он больше не сдерживал себя, вытворяя с моим связанным телом грязные вещи.

Я терпела, закусывая губы, чтобы не кричать, подавляя рыдания, чтобы не привлекать к себе еще больше нездорового внимания.

Сколько длилась его близость со мной? Мне казалось годы, я не верила, что он отойдет от меня, отстанет. Но в последний раз содрогнувшись вспотевшим телом рядом со мной, Андрей отступил.

Мутные глаза под полуопущенными веками слепо смотрели мимо меня. Как в трансе, он подтянул джинсы, поднял с пола сброшенную футболку и ушел, так и не оглянувшись на меня.

От страха и напряжения я завыла от отчаяния. Что с ним? Почему я раньше не замечала, что он псих?!

Я очнулась от внезапно вспыхнувшего света. Руки затекли, и я их не чувствовала, повиснув на ремнях рук и пояса. Но очнулась, заморгала, пытаясь понять кто пришел, и тут же застонала, ощутив боль от рук.

То, что вернулся Андрей, я поняла по запаху и тесному объятию. Сразу же попала в кольцо его рук, он загородил собой раздражающий свет, и я оглохла от его хриплого шепота мне на ухо.

– Ты моя, слышишь? Моя! Я был дураком, что отдал тебя Сане без боя. Дважды дураком, что позволил Костьке дотронуться до тебя. Но ты моя. Всегда была моей…

Я почувствовала его возбуждение, и не удивилась, как быстро он перешел к проникновению. Ритмичные резкие выпады окончательно сбросили с меня сонливость и отрешенность, я как заведенная начала приговаривать, убеждая Андрея отпустить меня.

– Хороший мой… Развяжи… Больно. Я люблю тебя. Я только твоя… Отпусти, пожалуйста.

Всё то время, пока Андрей был близко, был во мне, я причитала и нашептывала, так же лихорадочно как он, не пытаясь связать слова во что-то разумное. Но когда он отстранился, я снова получила удар наотмашь по лицу.

Вскрикнула.

– Лживая мелкая дрянь! Сегодня в офис пришел какой-то сраный адвокатишка с требованием передать ведение дел ему, как законному представителю! Ты окончательно оборзела?

Я закусила губу, от понимания, кто это мог быть. И почему тот нотариус не связался со мной? Он же обещал? Почему он пришел к Андрею и решил всё взять в свои руки?

– Вот только он просчитался, дорогая, – усмехнулся мужчина, перехватывая мое лицо за подбородок и впиваясь пальцами: – моя доверенность на управление перечеркивала его права на мой холдинг. И знаешь, что я в тот момент понял?

Я не могла выдавить ни слова, ни качнуть головой, но Андрею мой ответ был не нужен:

– Я вспомнил твои слова, что если тебя не станет, то уже никто не сможет оспорить наследство и мое управление им.

Я похолодела, чувствуя, как мелкая дрожь охватывает мое тело. Он убьет меня?

– Но я не хочу даже сомнений на наш счет. Через три дня приедет мой человек и подпишем документы. Пристрелю я тебя уже в качестве моей жены.

Последнее он договаривал не шутя. Абсолютно серьезно. Словно уже проворачивал нечто подобное.

Не успела я пригрозить, что откажусь выходить за него замуж, как Андрей добавил:

– Все пройдет здесь же. Моего человека не смутит подобная обстановка, он знаком с моими вкусами и не станет осуждать за нашу любовь к острым играм.

– А как ты объяснишь моё исчезновение?

– Кому? – надменно усмехнулся Андрей. – Косте ты мешаешь. Кто еще вспомнит о тебе? Ты. Никому. Не нужна! Всем нужно твое наследство. Не заблуждайся.

Я всхлипнула, а он развернулся и ушел, снова выключив свет и закрыв дверь.

Не знаю, сколько тянулось мое заточение. Я впала в пограничное бессознание, выползая из него только на внешние раздражители. Когда Андрей спустился и напоил меня водой, потом перенес к горизонтальной скамейке с похожими зажимами для рук и ног.

Я уже не сопротивлялась, не зная, что в такой ситуации мне может помочь. Только отложенная месть, что с моим окончательным исчезновением, с моей смертью, тетя Галя вскроет конверт и отомстит Андрею.

Сквозь обволакивающий мозг туман я с удивлением поняла, что Андрей мне по сути признался в убийстве жены, матери Кота, хотя до этого завуалировано обвинял Сергея и даже моего папу. И я верила. Я готова была поверить во что угодно, что очернило бы отчима, оставило меня в безопасности и обелило память отца.

И как всегда оказалась в заднице. Слепа. Наивна и излишне доверчива. За что теперь и расплачиваюсь.

Сергей теперь со своими вопросами, где я провела ночь, не казался таким страшным, как приторно-сладкий с навязчивой заботой Андрей. Но уже поздно. Я никому не нужна. Жених прав. Никому.

Очнулась от тяжелого сна после очередного вторжения Андрея.

– Лихорадит? Так даже лучше. Сдохнешь без моего участия. Наш врач знает о твоем состоянии, подтвердит, что сгорела из-за расшатанных Бражниковыми нервов.

Я чувствовала на себе его руки, но не могла ни скинуть, ни сопротивляться. На меня навалилась апатия, я уже смирилась с неизбежным концом и надеялась только на неминуемую месть.

Андрей снова попытался напоить меня, а потом ушел довольно надолго. Следующий его приход я запомнила только из-за физической близости. Он не мог удержаться, а я не могла не заметить.

Ни слез, ни чувств, только бездонное отвращение.

Он не был груб или резок, целовал моё лицо, скулы, щеки, приговаривал какая я красивая и что не должна бросать его снова. А я мысленно молила, чтобы это поскорее закончилось.

– Сейчас ночь… Утром я снова буду в офисе, а к вечеру состоится наше бракосочетание малышка. После я решу, что с тобой делать, – сообщил Андрей, когда вдоволь наигрался с моим телом. – Просто дать тебе умереть и снова довольствоваться фотографией я не могу. Я хочу тебя живую, трепещущую и теплую.

Меня передернуло, то ли от омерзения, то ли от озноба. Но я была рада скорому забытью. Лучше кошмар во сне, чем наяву.

Только этот перерыв оказался не таким длинным, как я мечтала. Пришла в себя от навязчивого глухого стука. Два в дверь, два в стену. Два в дверь, два в стену. Ощущение, что стучали в трофейной.

Для чего?

Но стук не прекращался, пока не скрипнула дверь.

– Нашел!

– Не ори.

Я узнала голоса моих мальчишек. Во мне всколыхнулась надежда, которая сразу же запустила все процессы восприятия боли. Я застонала и постаралась не соскользнуть в обморок.

Горло пересохло, губы слиплись, тело ломило адской болью, но я слышала осторожные шаги вниз и потрясенный крик, когда они меня увидели.

– Она здесь… Лина, что с тобой?..

– Какого?.. Неси одеяло! Что-нибудь принеси, – орал на Кота Кир.

– Может лучше врача вызвать?

– А может лучше сразу твоего папашу-психопата? – съязвил Кир, отвязывая меня от скамьи и поднимая с нее.

Голова сразу закружилась, и я обессиленно прислонилась к его груди. Кот вернулся не скоро. Кир успел поднять меня на руках в трофейную, которая уже не внушала такого ужаса как раньше, потому что я знала, что в этом доме есть комната пострашнее.

– Увези меня, – прошептала я, разодрав слипшиеся губы.

– Тише-тише… обязательно.

Кир хмурился, как-то странно кривился, словно сдерживал слезы, гладил меня пальцами по лицу, осторожно, словно боялся, что я рассыплюсь от прикосновений. А я не могла расслабиться, пока оставалась в этом доме.

– Увези меня.

– Сейчас, уже вызвал такси.

Кот принес одеяло и сапоги, братец завернул меня, натянул на ноги обувь и понес к выходу. Я каждую минуту молила, чтобы наш побег не сорвался.

– Постой…

Костя тормознул нас на пороге.

– Лина, – его вид был потрясенный и виноватый, – если бы я знал, то никогда, никогда… Веришь? Я не знал, что он хочет добраться до тебя любыми способами.

Я только горько усмехнулась. А кто из нас знал?

Вот и сейчас, имела ли я право разрушать жизнь Кота признанием, что его отец убийца? Или пусть время решит, узнает он или нет?

– Кот, – прохрипела я, чувствуя, как ускользает сознание, – в моей комнате, ко дну тумбочки приклеена доверенность на тебя… Если захочешь – воспользуешься.

Кир вынес меня и в такси назвал адрес дома. Отчего дома.

– Ты увезешь меня туда? – я не смогла бы описать своих чувств, даже если бы была в лучшем состоянии.

Больше всего на свете я хотела бы оказаться за тысячу километров от Бражниковых и Синельниковых.

– А куда мне тебя отвезти, если только там тебя поставят на ноги, Вит? – рассудительно ответил братец.

– Но там все… Сергей, Мари…

– Разве ты не соскучилась по Машке? – усмехнулся он. – А папа… Он сейчас для тебя менее опасен, ведь доверенность то у Синельникова.

Кир был прав, и с каждой минутой, удаляясь от дома Андрея, от красной комнаты несостоявшегося жениха, напряжение потихоньку отпускало меня.

Я сказала Коту где лежит его ключ к наследству, а воспользуется он им или нет – ему решать. Больше я этой семье ничего не должна. Впереди меня ждет правда об отчиме и Мари. Не уйду до тех пор, пока не вытащу всех скелетов, рассованных в их шкафах.

* * *

Горячечный бред прошел. Температура спала, оставив после себя изнуряющую слабость. Я проснулась, уже осознавая, где я и почему.

В комнате находился Сергей.

– Воды? Или лучше теплого бульона? Ты два дня без еды.

Так вот откуда такая слабость. Если еще учесть, что и в красном подвале я сидела без воды и еды, после поездки к бабе Гале.

– Почему вы здесь? – просипела я, пытаясь подтянуться повыше и сесть, но ничего не получилось.

Сергей встал и помог мне подняться, подложив подушку под спину. Только тогда я смутилась его взгляда. Представляю какой сейчас выгляжу: встрепанной, бледной, в мятой пропотевшей пижаме.

Но отчим молча вышел и вернулся с чашкой бульона, бережно обернутой салфеткой.

– Выпей сколько сможешь, – он передал мне чашку и снова сел в ноги на кровать.

– Вы не ответили, – напомнила я, отхлебывая теплый вкусный бульон.

Сергей отвел глаза, прежде чем ответить.

– Почему я здесь? – переспросил. – В этом доме? Или конкретно в твоей комнате?

– Днем? Почему вы днем дома? – я точно помнила, что рядом постоянно находился Кир, уходя к себе только ночью и днем, в колледж, но сейчас за окном светло, значит братец на занятиях, а отчим должен быть в офисе.

– Ах, вон ты о чем. Меня уволили. Теперь я могу остаться дома. Тем более чувствую себя неважно…

Только теперь я пригляделась к Сергею, отмечая его осунувшееся лицо, впавшие глаза, заострившийся нос и скулы. Выглядел он действительно больным. Сердце защемило от жалости, взывая к моей вине. Ведь это я так поступила с отчимом, отдала наследство папы убийце.

– Сергей, – я отставила чашку, чтобы она не вывалилась из задрожавших рук, – могу я вас спросить о прошлом? Ответьте мне правду. От нее зависит будущее всех нас.

Он уверенно кивнул, поощряя меня спрашивать.

– Вы причастны к убийству жены Андрея?

Мужчина не отвел глаз, но нахмурил брови.

– Я могу понять, откуда у тебя этот вопрос. Ведь Синельников в этом обвинил меня?

– Сначала ответьте честно на мой вопрос.

– Нет, я не причастен. Выстрел прозвучал со стороны Андрея.

Я выдохнула, моментально почувствовав слабость и в миг вспотевшие от волнения ладони.

– Значит, это не мог быть мой отец?

– Саша? – удивился Сергей. – Нет. Мы сидели рядом. Если бы выстрелил Саша, я бы не только оглох от выстрела, но и почувствовал запах гари… Почему ты спрашиваешь?

– Потому что Андрей косвенно признался в убийстве своей жены. Но я не хочу и не могу обвинять его в этом. Я боюсь, что Кот никогда не простит убийцу своей матери, как и Кир…

Тут я испуганно замолчала, осознав, что ляпнула лишнее.

– Кир, что? Договаривай?

Теперь обострившиеся из-за нездоровья скулы придавали лицу отчима злобный шарм. Я никогда раньше не смотрела на Сергея, как на мужчину. Он для меня был старым, как отец, пара Мари может, но не мне. А теперь всё изменилось, и я попала под влияние его сузившихся и потемневших глаз, под обострившиеся резкие черты.

– Задай мне еще один вопрос?

– Какой? – осторожно уточнила я, не в состоянии оторвать взгляд от лица отчима.

– Не я ли убил свою жену?

Он так спросил, что я сама захотела защитить его от этого нелепого обвинения:

– Не вы! Она же сама… себя.

– Надо же какие глубокие познания в секретах нашей семьи, – горько ухмыльнулся он.

– Так ведь и я ваша семья, – неуверенно вставила я, но Сергей остановил меня жестом.

– Тогда спроси, я ли довел ее до самоубийства?

– Кир считает…

– Не говори мне про Кирилла! Я сам с ним решу. Говори за себя. Ты считаешь меня убийцей, как и все?

Вот теперь я напугалась всерьез. Я увидела в отчиме ту же горячность, что и в Андрее. Нездоровую, сумасшедшую, та, которая может стирать человека и порождать на его месте монстра.

– Я… не…

– Ты сбежала к нему, когда я тебя напугал. Я помню тот день. Тогда я решил, что не хочу вашей связи с сыном. Привязываясь к тебе, он становится озлобленным против меня, хамит Марии, словно неуправляемый подросток. И я думал, это твое влияние…

– А теперь?

– Да, ты на него определенно влияла, но в лучшую сторону. Без тебя он совершенно сорвался с цепи. Тогда и обвинил меня в смерти своей матери.

Я затаилась, боясь пошевелиться или слишком шумно выдохнуть, чтобы не сбить его с признания.

– Но он не знал некоторых фактов, как я несколько раз оттаскивал ее от края, в очередной раз закрывая в больнице, в палате с особым уходом, надеясь сохранить ее, сберечь. Она сходила с ума, а врачи ничего не могли сделать… Эти ее попытки покончить с собой начались, когда она теряла связь с реальностью. А я ничего не мог сделать. Только следить, чтобы она не ушла…

– Но она не говорила…

– Она? Тёща? Она не знала. Никто не знал. Если бы открылось то, что мать Кирилла сумасшедшая, на нем осталась бы не стираемая метка. Я скрыл ото всех.

– И не уберегли.

– Не уберег… Я виноват. Но диагноз все же стоял суицид из-за хронической депрессии.

– Депрессия же не сумасшествие.

– Именно.

Он замолчал, и мне сказать стало нечего. Хотя спросить…

– Сергей, а Киру ты сказал?

Он внезапно приподнял одну бровь, чему-то удивляясь и разглядывая меня, но потом кивнул и ответил:

– Да, мы закрыли с Киром все вопросы. Теперь он знает о матери все.

– Это хорошо… Я устала, можно посплю?

– Конечно. Как проснешься, звони, вот новый телефон, там забиты наши контакты. Я принесу тебе горячий бульон с сухариками и чай.

Я улыбнулась, расслабляясь под его заботливыми жестами, помогающими мне лечь, поправляющими подушку и одеяло. И снова видела в нем не отчима, а мужчину. Эти мысли смущали меня, но не казались отвратительными. Теперь, когда я знала, что Сергей ни в чем не виноват, перестала бояться его, видя только заботливое отношение.

Вечером меня разбудил Кир, обрадовавшийся, что я очнулась и мне стало лучше. Рассказывать о пытках и угрозах Андрея я отказалась, упомянув только, что подозреваю его в главных злодеяниях.

– Тогда перепиши доверенность на отца?

Я поморщилась.

– Пока оставлю как есть. Если сейчас все менять – Андрей снова начнет охоту на меня. А я устала. И нам с Сергеем нужно хотя бы вылечиться.

Кир согласился, отметив, что с объявления моей помолвки отчим как-то резко сдал.

– У меня будет две небольшие просьбы к тебе. Поможешь?

Братец с готовностью кивнул, удивившись желанию взять академический год по учебе.

– Я не могу и не хочу учиться вместе с Костей, пойми. И в этот год много пропустила, я не сдам сессию. Лучше вернусь к учебе позднее.

– А сейчас что делать будешь?

Не смогла сдержать улыбку, когда братец невольно подвел меня ко второй моей просьбе.

– Сейчас я хочу в душ. Поможешь?

Кир застыл.

– Я? В душ? С тобой?

– По другому помочь будет трудно, – мне было забавно смотреть на эмоции сменяющиеся каруселью на лице.

– Вит, ты… я не смогу… Ты уверена?

Но я все решила, когда еще меня потянуло к Сергею. Мне нужно переломить мою зависимость от взрослых мужчин. Я хочу, чтобы меня тянуло к ровесникам, к молодым парням, с которыми у меня куда больше общего, чем с запрятанными грехами старших.

– Я уверена. Я хочу тебя, Кир.

С ним всё было по-другому. Порывисто, немного неуклюже. Он торопился, его трясло от нетерпения, хотя он старался сдерживаться и быть ласковым. Но когда я запрокинула голову, подставив под струи дождя, открываясь ему вся под жадный взгляд, он сорвался.

С мучительным стоном резко подхватил меня под коленки и впечатал в стенку. Тогда охнула я, обвивая его шею руками и прижимаясь губами к ямке у плеча.

Кир был импульсивен, зато честен. Я знала, что он со мной не из-за наследства, не потому, что хочет соблазнить и запудрить мозги. Внимания и ласки в нем было ровно столько же сколько и всегда, даже тут он не играл роль, чтобы получить меня.

И эта его честность творила со мной невозможное. Я раскрывалась, я доверяла, обвивалась вокруг него, чувствуя каждую секунду его переживаний. И это было приятнее, чем чувствовать и переживать всё одной, постоянно сомневаясь в себе.

Даже его взрыв, который он пытался погасить, но не смог, снес меня именно его собственными переживаниями.

А потом Кира словно подменили. Он стал мягким, ласковым. Забрал у меня из рук губку, выдавил гель для душа на ладони и долго водил руками по моему телу, не забывая касаться губами чувствительных мест.

Я нежилась в его руках, млела и мурлыкала. Мы еще долго целовались под душем, даже поцелуи Кира были другими. Для меня другими. Я все лучше понимала сокурсниц, не дающих проходу моему братцу. Потому что однажды оказавшись принятой в эти мягкие волны его заботы, обратно выплывать уже не хочется.

– Я останусь у тебя? – шепотом спросил Кир, приспуская полотенце и целуя в обнаженное плечо и чуть ниже.

– Я покачала головой.

– Нет.

– Нет?

Я видела его темные все еще голодные глаза, и затаившееся там удивление на грани с возмущением.

– Нет, я пойду к тебе.

Кир улыбнулся, стискивая меня в объятиях и чмокая в макушку.

А я прижалась к нему, впитывая его тепло, запах и жалея, что потеряла так много времени на ничего не значащих людей, когда могла бы быть с тем, с кем мне действительно хорошо.

Ночь с Киром отличалась совсем иной близостью. Я думала он будет резким и импульсивным всегда, но на чердаке Кир не спешил, он наслаждался каждой минутой нашей близости, трогал меня и позволял трогать себя.

Мне было интересно, я никогда настолько подробно не изучала мужское тело. Иногда хихикала, чувствуя, как Кир вздрагивает от моих касаний и с нетерпением ждет продолжения. Как отводит руку, когда нет сил терпеть, как набрасывается, переворачивает на спину и входит, посылая к чертям всю сдержанность. Тогда начинается бешенная гонка за удовольствием.

– Как это?

– Что? – устало откликается он, прижимая меня одной рукой к себе.

– Ну, вот это? Когда все заканчивается? Ты так кривишься, как будто больно.

Кир расхохотался.

– Это и больно и сладко и мучительно, и невыносимо приятно. Это не описать, надо почувствовать самой. Ты никогда не испытывала такого после близости?

Я грустно помотала головой. Наверное, я думала, что никогда не почувствую этого рядом с Андреем, потому что он не мой мужчина. Но с ним часто было просто больно. Ни о каком невыносимом удовольствии даже речи не было.

С Киром я верила, что могу испытать, однажды…

Он поцеловал меня в уголок губ и уже через несколько минут задышал ровно и глубоко. А мне не спалось, мысли тревожно носились в голове, подгоняя исполнить задуманный план. Мне не нужно сейчас еще больше привязываться к дому, к братцу. Это все задержит меня, снова поставит под угрозу. А я не хочу! Не хочу всю жизнь дрожать!

Аккуратно высвободилась из объятий Кира и спустилась с чердака на кухню.

Проходя мимо спальни Мари, я остановилась. С момента возвращения я не виделась с ней. Слышала голос, крики, даже постукивания каблучков по лестнице, но она единственная ко мне не заходила, чтобы поинтересоваться здоровьем.

На кухне неожиданно столкнулась с Сергеем, поспешно запахивая халат и перевязывая поясом. Отчим окинул меня от макушки до носков и хмыкнул. Я только тогда поняла, что надела на себя халат Кира, сдав нас с головой.

– Я только попью и уйду.

Сергей молча налил воды в стакан и передал мне. Я выпила, но уйти не смогла.

– Почему не спите?

– Бессонница, – поморщился он, тоже отпивая из своей чашки. – Не буду спрашивать, почему не спишь ты. Догадываюсь.

Я покраснела, отставив бокал к раковине.

– Пойду, пожалуй.

Быстро развернулась и сбежала от Сергея. Меня волновал его взгляд, в нем скользила какая-то невысказанная тоска, которой я не замечала раньше. Я вообще многого не видела, пока Андрей не раскрыл мне глаза на происходящее.

Значит, теперь мне надо узнать, были ли какие-то чувства еще и у Сергея с моей матерью.