Текст книги "Волевой поступок"

16

В тот вечер, когда ужин подходил к концу, Гвен бросила на Одру заговорщицкий взгляд, который говорил: «Рассказать Винсенту мои новости?»

– Почему бы нет? – ответила, смеясь, Одра. Она понимала, ее подруга весь вечер сгорала от нетерпения открыть ему свой секрет.

– Какие новости? – спросил Винсент, переводя взгляд с жены на ее подругу.

– На следующей неделе у меня помолвка, – объявила Гвен и, сияя, откинулась на спинку стула, очень довольная собой.

– Не могу сказать, что я удивлен. – Винсент наклонился к ней и поцеловал в щеку. – Поздравляю, Гвен. Ты должна была привести с собой Майка к нам на ужин. Мне он нравится, отличный парень, ты сделала хороший выбор.

Воцарилось молчание.

– Но я выхожу замуж не за Майка, – поспешно сказала Гвен.

– Не за Майка, – повторил Винсент с изумлением. – Провалиться мне на этом месте, если я что-нибудь понимаю. Я-то думал, что вас двоих водой не разольешь. Значит, ты нашла кого-то другого?

– Да.

– Майк наверняка убит горем?

Горло Гвен сжалось, и, не в силах ничего сказать, она лишь кивнула.

– Да, я хорошо могу представить себе, что он сейчас чувствует. – Винсент сурово посмотрел на Гвен. – Майк так восхищался тобой, только о тебе и думал.

– Я знаю, мне он тоже нравился, но, видимо, недостаточно, если я увлеклась другим человеком, – ответила Гвен.

– И кто же этот счастливец? – спросил Винсент, все еще не веря, что она смогла променять Майка на кого-то другого. Такого парня, как Майк, еще поискать, и теперь, думая об этом, он понял, что именно такого мужа он бы хотел для своей сестры Лоретт.

– Его зовут Джефри Фримантл, – сказала Гвен с очаровательной победной улыбкой, – он работает врачом в лидсской лечебнице. Но родом он из Харрогита, там и родители его живут.

– И когда же все это случилось? Я хочу сказать, что еще в конце июня мы все были вместе, и Майк тоже, так что это должно было произойти в два последних месяца, так?

– Да, Джефри в первый раз попросил меня о встрече в начале июля, но до этого…

– Уж очень быстро все это, Гвен, а? – прервал ее Винсент безапелляционным тоном и, не дав ей возможности ответить, продолжал: – Брак – дело очень ответственное, знаешь ли, надеюсь, ты уверена в этом парне. Я хочу сказать, что про Майка я знаю наверняка, что он достойный человек, честный и порядочный… так что будем считать, что этот новый тип… что с ним все в порядке. Я бы не хотел, чтобы ты совершила ошибку – ужасную ошибку, Гвен.

Гвен, в раздражении поджав губы, вся ощетинившись, гневно смотрела на Винсента. Как это похоже на него: вылезать со своими советами, когда их никто не просит. Холодным тоном она произнесла:

– Между прочим, я знаю Джефри уже давно – еще с тех пор, когда работала в Рипоне. Да и, как я уже говорила Одре, ваше с ней знакомство вряд ли можно назвать длительным. Не говоря уже о том, что это вообще не твое дело, вот так! – Она откинулась назад в гневе, не сводя с Винсента сердитого взгляда.

– Ох, ну извини, зря я тебе все это сказал, – пробормотал он и с раздраженным видом глубоко затянулся сигаретой.

Одра поняла, что сейчас они начнут, как это часто бывало, ссориться, и воскликнула:

– Ну прекратите, не надо портить такой чудесный вечер. К тому же я хочу сообщить кое-что вам обоим – у меня тоже есть маленькая новость.

Винсент повернулся к ней, вопросительно подняв бровь.

– Какая новость, любимая?

– Я устроилась на работу и приступаю к ней через две недели.

Винсент в изумлении уставился на жену.

Гвен, тоже удивленная, воскликнула:

– Что за работа? Где?

– В больнице Святой Марии, здесь, в Армли, – объяснила Одра. Теперь она тоже выглядела довольной собой и продолжала с энтузиазмом: – Конечно, медсестрой. Миссис Белл представила меня старшей сестре, и я с нетерпением жду начала работы. Наверняка это будет непросто, потому что я буду работать в акушерском отделении.

– Что заставило тебя сделать такую глупость? – с яростью спросил Винсент. Его зеленые глаза гневно блестели, сердитый румянец покрыл шею и лицо. – Я не могу поверить своим ушам!

Одра так растерялась от этой неожиданной вспышки, что на какой-то момент смутилась, не зная, что ответить. Но потом, выпрямившись, сказала:

– Я не думаю, что это глупость! Напротив, я думаю, что это очень умно с моей стороны! В конце концов, я получила высокую квалификацию, и будет жаль, если она пропадет зря. Сестра Леннокс всегда говорила, что у меня настоящий дар ухаживать за больными, и почему же не использовать его? Да и дело не только в этом. Я просто хочу работать.

– Так можешь забыть об этом. Моя жена работать не будет, и давай с этим покончим! – Винсент затряс головой от неуемного гнева: – Господи, и о чем ты только думаешь? Как ты могла такое сделать? Я уже слышу, как мои товарищи, усмехаясь, говорят у меня за спиной, что моя жена вынуждена работать, чтобы помочь мне содержать семью.

– Но ведь я не поэтому хочу работать! – воскликнула Одра.

– Может быть, и нет, но они так подумают. Пожалуйста, запомни, что в этом доме я – мужчина, я зарабатываю на хлеб, я ношу брюки и принимаю решения, а не ты. – Взглянув на Гвен, он обратился к ней за поддержкой: – Держу пари, что ты не собираешься работать после замужества. Ты что, останешься медсестрой в лечебнице?

– Нет, не останусь, – ответила Гвен. С извиняющимся видом она посмотрела на Одру и дотронулась до ее руки. – Прости, душенька, но я вынуждена согласиться с Винсентом. Он прав, он действительно прав. Да и зачем тебе возвращаться к больничной работе? Ведь она трудная, и деньги небольшие.

– Послушай, я хочу применять свои знания и быть полезной. – Полная решимости отстоять свою правоту в споре с Винсентом, Одра бросила на него гневный взгляд. – И почему нужно обращать внимание на то, что говорят люди? Это какой-то абсурд…

– Я отказываюсь обсуждать это, Одра! – прервал ее Винсент. – Вопрос закрыт! – Он стукнул кулаком по столу намного сильнее, чем намеревался, так что раздался звон посуды.

– Винсент, не будь таким упрямым! – Одра была так возмущена его отношением к себе и поведением, что с трудом сдерживалась. – То, что я твоя жена, вовсе не означает, что ты можешь повелевать мной и заставлять поступать так, как тебе заблагорассудится. Мне бы хотелось добиться чего-то в сестринском деле, и это мое право.

– Ну вот, ты опять за свое, – Винсент саркастически засмеялся. – Это говорит чертова миссис Ирэн Белл, а не ты. В своем доме, крошка, я не потерплю разговоров о правах женщин и всей этой суфражистской белиберды, не забывай об этом!

Одра задержала дыхание и взяла себя в руки.

– Ох, Винсент, как ты несправедлив, – пробормотала она, стараясь смягчить свой тон. Она взяла мужа за руку, надеясь успокоить его и все-таки желая поступить по-своему. – Ты превратно понимаешь все, что я говорю.

Он холодно и угрюмо взглянул на нее, но ничего не сказал.

Гвен, смущенно рассмеявшись, перевела взгляд с Одры на Винсента и заявила:

– Мне не нравится видеть вас ссорящимися. Давайте-ка лучше поцелуйтесь и помиритесь.

Зная, что Винсент ничего подобного не сделает и желая погасить ссору из-за присутствия Гвен, Одра отодвинула свой стул и поднялась. Положив руку на плечо Винсента, она наклонилась над ним и поцеловала его в щеку.

– Ну хорошо, будь по-твоему, – сказала она мягко. – На следующей неделе я пойду в больницу и скажу, что не смогу у них работать.

Но Одра сделала этот жест только ради мира и спокойствия в доме. Она вовсе не собиралась выполнять свое обещание и не имела ни малейшего намерения уступать Винсенту.

17

Брак их, начавшийся жарким летом с пылкой физической страсти, к декабрю оказался скованным зимним морозом. Страсть заметно поостыла. В конце 1928 года Винсент и Одра часто ссорились, и умиротворенность, воцарившаяся было в маленьком коттедже на Пот-Лейн, уступила место постоянным препирательствам и бурным спорам.

Как ни странно, они во многом оказались похожими друг на друга, и это в известной мере усложняло их взаимоотношения. Обоим были свойственны упрямство, сильная воля и независимый склад ума. Поэтому они сцеплялись друг с другом по малейшему поводу. При этом каждый считал другого неправым и виноватым в конфликте. Они были молоды и не умели проявлять терпимость к обычным человеческим слабостям; они не хотели уступать, что могло бы ослабить напряженность в их отношениях.

Винсент, в ту пору свой жизни слишком сконцентрированный на самом себе, был не в состоянии видеть что-либо, помимо собственных желаний и интересов, и не мог по-настоящему понять Одру.

И она, как ни странно, обычно так хорошо понимавшая чувства других людей, редко могла до конца проникнуть в его внутренний мир, ибо была слишком субъективна. Ее представление о Винсенте Краудере всегда было неточным и необъективным, потому что не могло быть свободно от эмоций, и притом весьма сильных.

Чувства Одры к Винсенту пребывали в хаотическом состоянии и были весьма противоречивыми. Временами она думала, что любит его до самозабвения, а порой была убеждена, что не испытывает к нему ничего, кроме ненависти. Чувства Винсента были точно такими же, и его отношение к Одре столь же запутанным, как и ее собственное.

Другим камнем преткновения была недавно приобретенная ими привычка яростно спорить почти по каждому пустяку. Они вдруг оказались не в состоянии обсуждать что-либо спокойно и разумно, и поэтому ни один из них не знал, что в действительности думает или чувствует другой. Их взаимное двойственное отношение к собственному браку и недовольство друг другом продолжали расти.

Иногда, в темноте спальни, им удавалось забыть о размолвках, так как сильное физическое влечение – почти против воли – притягивало их друг к другу. Но это случалось все реже, потому что ссоры вторгались и сюда, ведь Одра приносила свою обиду с собой в постель.

Она вела счет своим обидам с сентября, и самой большой из них был решительный отказ Винсента разрешить ей вернуться к больничной работе. В попытке заставить его понять свой образ мыслей она убеждала, уговаривала, спорила и умоляла. Но Винсент оставался таким же непреклонным, как в тот вечер, когда к ним на ужин пришла Гвен.

В конце концов уступить пришлось Одре, так как она поняла, что, если пренебрежет его запретом и начнет работать в больнице, он оставит ее. А говоря начистоту, каковы бы ни были разногласия между ними, жизнь без Винсента Краудера была для нее немыслимой. Поэтому она покорилась его воле, говоря себе, что брак для нее намного важнее, чем работа. Каким-то образом большую часть времени ей удавалось сохранять веселое выражение лица, не выдавая испытываемых ею чувств безысходности и разочарования, вызванных его упрямством.

Но когда Одра отправилась в Калфер-Хауз, чтобы рассказать миссис Белл обо всем, что случилось, глаза ее наполнились слезами и все страдания неожиданно выплеснулись наружу.

Ирэн Белл отнеслась к Одре, как всегда, сочувственно и сделала все от нее зависящее, чтобы утешить ее. И что бы ни думала про себя миссис Белл о поведении Винсента, она поступила мудро, оставив свою точку зрения при себе.

– Возможно, он еще образумится, – сказала она Одре с ободряющей улыбкой.

Но Одра знала, что этого не произойдет. Не в характере Винсента было поступаться своими принципами. Или признаваться в своей неправоте. Хоть они и были по многом похожи, Одре это не было свойственно. Она всегда могла признать, что ее суждение было неверным или что она допустила ошибку.

В тот промозглый день в первых числах декабря она торопливо шла по Пот-Лейн, упрекая себя в том, что наделала столько ошибок. Ошибкой, прежде всего, было ее замужество, и, безусловно, она не должна была оставаться с Винсентом, если постоянно колебалась относительно того, что нужно делать, и постоянно пребывала в нерешительности. Она должна была собрать свои вещи и уйти сразу же, еще в августе, когда у них все пошло наперекосяк.

Ну вот, теперь она это сделала. Пути назад не было.

Она крепче сжала ручку своего чемоданчика и стиснула зубы, выставив вперед волевой подбородок. Решение было принято. Наконец-то. Она ушла от Винсента Краудера и возвращаться не собиралась.

В глубине души Одра знала, что все еще любит Винсента. Она полагала, что всегда будет любить его. Но она подошла к осознанию того факта, что одной любви не всегда бывает достаточно для поддержания нормальных взаимоотношений. Чтобы брак был крепким, двое должны быть в состоянии жить в согласии. По-видимому, они с Винсентом этого не могли. Они отталкивали друг друга злыми, обидными словами, которые впоследствии было трудно взять назад.

Прошлой ночью между ними произошла особенно бурная ссора, самая худшая из всех, что случались прежде. Она потрясла ее и вселила чувство отчаяния.

Сегодня, еще час назад, она гладила рубашки Винсента в кухне-столовой и вдруг, внезапно поняв, что должна сделать, поставила утюг, с силой стукнув им о подставку. Она быстро убрала гладильные принадлежности, переоделась, собрала чемодан и, взяв свои скудные сбережения, вышла из дома.

Поворачивая ключ в замке, она остановила взгляд на цифре тридцать восемь, написанной краской на зеленой двери, и почувствовала странную боль в груди. А потом огромная грусть охватила ее, и, прижавшись головой к каменной дверной притолоке, она закрыла глаза, думая о прожитых здесь месяцах. Этот скромный маленький домик, казалось бы, такой заурядный, был настоящим дворцом для нее. Это был ее первый собственный дом, и в нем оставалось не только все ее имущество, но в каком-то смысле и сама ее жизнь. Ведь все ее мечты и планы на будущее рождались в этих стенах. Она верила, что они с Винсентом добьются их осуществления и вместе построят для себя счастливую жизнь. Но этому не суждено было сбыться – так, по крайней мере, ей казалось теперь.

Одра отогнала от себя эти мысли, боясь их. Просунув ключ под коврик у дверей, она подхватила чемодан и почти бегом выбралась из тупика на улицу.

Идя к Вингейтскому трамвайному кругу, она все еще пыталась отогнать эту ужасную тоску, охватившую ее. Но тоска не проходила. Мечты ее рухнули, надежды исчезли, и чувство утраты, с которым она жила столько лет, вернулось к ней, многократно усиленное. Она опять осиротела. Она потеряла мужа, потеряла их совместную жизнь, потеряла свое будущее.

Одра замедлила шаг и на какую-то долю секунды заколебалась, готовая изменить свое решение и вернуться в коттедж. Но что-то внутри нее сказало ей нет, и она решительно двинулась вперед.

Погода, которая весь день была отвратительной, теперь стала зловещей.

На небе появилась оловянная пелена, и окружающий ландшафт стал бледным, словно обесцвеченным. Это было похоже на живопись гризайль с ее многочисленными оттенками серого цвета, а застывшие и почерневшие деревья напоминали металлические скульптуры, рельефно выступающие на фоне низкого неба.

Пошел мелкий дождь. Глухие раскаты отдаленного грома раздавались как отзвуки пушечной канонады в соседних полях, протянувшихся длинной плавной линией до Старого Фарнли. Надвигалась гроза, ветер яростно свистел над Хилл-Топом.

Одра прижалась к ограде парка Чарли-Кейк, стараясь, по возможности, укрыться от непогоды в ожидании трамвая из Лидса. Он очень запаздывал.

Дрожа, она туже обернула шею толстым шерстяным шарфом и притопывала ногами, пытаясь согреть их. Кухня ее коттеджа, где весело потрескивал камин, была такой уютной и удобной, что она даже вообразить себе не могла, как плохо было на улице. Шагнув вперед, она взглянула на Таун-стрит. Главная улица была необычно пустынной; немногие пешеходы, вышедшие по делам, явно спешили попасть домой до начала бури.

«Какая жуткая погода, – подумала Одра, – как раз под стать моему настроению». Она вернулась в нишу между оградой парка и будкой полицейского и вздохнула. Одра уже скучала по Винсенту.

– Как же я непостоянна, – пробормотала она, не в силах понять себя. И тут же подумала, что глупо терзаться из-за него. Ведь она поступает правильно, она уверена в этом. Или нет?

Обхватив себя руками, Одра старалась не думать о Винсенте, не представлять себе его лица, когда он войдет сегодня вечером домой и обнаружит, что она ушла, найдет ее записку. Продолжая топать, она просунула руки под мышки, чтобы согреть их. Она уже промерзла до костей и чувствовала, как сырость просачивается через ее мелтонское пальто и фиолетовую шляпу-клош.

Минут через двадцать она услышала, как трамвай с грохотом подкатил к остановке на другой стороне крохотного клинообразного парка; стали слышны голоса и шаги выходящих из трамвая людей. С чувством облегчения она подняла чемодан и, заспешив вперед, столкнулась с молодой женщиной, выскочившей из-за угла.

Сумев удержаться на ногах, они одновременно начали извиняться и остановились на полуслове, узнав друг друга в туманных сумерках. Одра поняла, что видит перед собой хорошенькое личико своей невестки, бывшей ей самым близким другом в клане Краудеров. Сердце ее упало.

– Одра! Ради всего святого, что ты здесь делаешь? – спросила Лоретт и улыбнулась теплой, сердечной улыбкой.

– Сажусь в трамвай, – пробормотала Одра, пытаясь проскользнуть мимо нее.

Заметив чемодан, Лоретт нахмурилась.

– Куда ты едешь?

– Сама не знаю, – правдиво ответила Одра и затем услышала свои слова, вырвавшиеся помимо ее воли: – Во всяком случае, как можно дальше от Винсента.

– Что ты имеешь в виду? – Лоретт внимательно смотрела на Одру, в ее глазах появилось выражение тревоги.

– Я ухожу от него.

Лоретт порывисто воскликнула:

– Нет, не говори так! Ты не можешь уйти от него.

– Могу.

– Но куда ты пойдешь? Ты же знаешь, что тебе некуда деваться. Кроме нас, у тебя никого нет.

Проигнорировав это замечание, Одра быстро нашлась:

– Я всегда могу поехать в инфекционную больницу в Рипоне. – Она кивнула самой себе в подтверждение, поняв, что это действительно так. – Старшая сестра Леннокс найдет мне место. Я уверена, что найдет.

– Одра, послушай меня! Пожалуйста, не делай того, о чем потом пожалеешь. Подумай… по крайней мере, не уезжай сегодня. Уже почти четыре часа, и погода ухудшается. В любом случае, когда ты приедешь в Лидс, последний поезд на Рипон уже уйдет. Давай, дорогая, вернемся в коттедж и поговорим обо всем, – просила Лоретт, держа Одру под руку.

– Пожалуйста, отпусти меня! – Одра попыталась стряхнуть руку невестки, но Лоретт держала ее крепко. – Лоретт, пожалуйста! Это просто смешно. И я совсем не хочу возвращаться в коттедж.

– Тогда пойдем к моей маме… мы всего в пяти минутах ходьбы, пойдем, Одра, не упрямься. Ты вся дрожишь, у тебя лицо посинело от холода, и если ты будешь стоять здесь, то простудишься и умрешь.

– Какой смысл мне идти к твоей матери? Я уже все решила и не изменю своего решения. Я ухожу от Винсента.

Лоретт нежно и почти покровительственно обняла Одру за плечи. Мягким голосом она доверительно сказала:

– Послушай, я тебе признаюсь, что сначала была против вашего брака, но теперь, когда ты замужем, вы с Винсентом должны попытаться разрешить свои проблемы и…

– Как можешь ты, именно ты говорить мне об этом! – возмутилась Одра, с удивлением глядя на Лоретт. – Давай не будем забывать, что ты сама разводишься.

– Конечно, но здесь есть разница. Ты и Винсент любите друг друга. У нас с Джимми не было настоящей любви.

– Любви не всегда бывает достаточно.

– Но это фундамент, на котором строится жизнь, Одра, поверь мне.

– Я думала об этом много недель, и меня нельзя убедить сделать что-то против моей воли! – Одра замерла, услышав звонок трамвая, который тронулся в сторону Лидса.

Посмотрев ему вслед в смятении, она сердито повернулась к Лоретт.

– Вот видишь, что ты сделала! Из-за тебя я опоздала на трамвай! А другой придет по меньшей мере через полчаса, – жалобно проговорила она и, охваченная гневом и чувством безысходности, расплакалась.

Изобилие роз на стенах, на полу и на фарфоровом сервизе в уэлльском шкафу для посуды этим холодным зимним вечером поражало своим великолепием больше, чем когда бы то ни было. В свете пламени, гудевшего в очаге, как в огромной печи, и распространявшего сильный жар, они сверкали такими яркими красками, как будто были живыми.

В кухне Элизы Краудер все дышало радушным теплом и уютом. Воздух был насыщен запахом свежеиспеченного хлеба, сладкого пирога и булочек к чаю, остывавших на подставке, а также острым ароматом гвоздики, корицы, мускатного ореха и индийских пряностей, к которым примешивался фруктовый запах цукатов, кишмиша и египетских фиников.

Элиза Краудер была занята выпечкой, что она обычно делала по пятницам, ближе к вечеру, как зимой, так и летом. Но сегодня работы у нее было больше обычного. До Рождества оставалось всего три недели, и она готовила праздничное угощение для своей большой семьи. Она с проворством двигалась между столом у окна и раковиной, куда относила использованные миски и ложки, и тут же мыла их. Скоро ей нужно будет готовить чай для тех домочадцев, которые все еще жили с нею, а она любила начинать новое дело, когда все вокруг сверкало чистотой.

Элиза – женщина среднего роста и комплекции – выглядела на все свои сорок девять лет. Причина этого крылась главным образом в ее простой манере одеваться и строгой прическе – волосы ее были гладко зачесаны назад и уложены в пучок, а также в ее фигуре, ставшей несколько полноватой после рождения последнего ребенка – Дэнни. Но от природы она была хорошо сложена, у нее были приятные черты лица, а ее бледно-голубые глаза оживленно блестели – и их взгляд был оценивающе трезвым.

И точно так же, как она не прибегала ни к каким ухищрениям для улучшения своей внешности, Элиза не допускала ни капли притворства в своих манерах. Она ни от кого не терпела никаких глупостей и гордилась тем, что была работящей йоркширской женщиной, твердо стоящей на земле. Говорила ясно и всегда по делу, иногда бывала немного резковатой, и на каждый случай жизни у нее были припасены пословицы и поговорки, которыми она в избытке пересыпала свою речь.

Вымыв и вытерев всю кухонную утварь, Элиза подошла к печи посмотреть на свои рождественские пироги, праздничные караваи и огромный пирог с беконом и яйцами, который она пекла к чаю. Удовлетворенная тем, что все они хорошо поднялись, она возвратилась к столу у окна и стала завинчивать крышки на банках с сушеными фруктами, которые добавляла в пироги.

В этот час она никого не ожидала, и, когда передняя дверь неожиданно открылась, она посмотрела на нее в изумлении.

В дом вошла Лоретт, а за ней Одра. Обе дрожали и выглядели измученными и замерзшими.

– Ты рано вернулась, детка, – обращаясь к Лоретт, сказала Элиза. – Надеюсь, на работе все в порядке?

– Сегодня у меня короткая пятница, мам. Ты что, забыла?

– И вправду забыла. – Элиза взглянула на свою невестку. – Здравствуй, Одра.

– Здравствуйте, миссис Краудер.

Элиза вернулась к своим банкам и закрыла последние из них крышками. Она заметила чемодан в руках у Одры, но решила ни о чем не спрашивать. Лоретт пришлось торопливо засовывать его в шкаф для верхней одежды, чтобы спрятать. У Винсента назревают неприятности, подумала Элиза, но спокойно сказала:

– Когда разденешься, Лоретт, завари, пожалуйста, чай, а ты, Одра, проходи к камину и грейся. Ты совершенно окоченела.

Обе молодые женщины сделали, что им было сказано, в полном молчании.

Лоретт была довольна тем, что ей удалось уговорить Одру пойти к ним домой. Хотя у нее и не было намерения задерживать Одру и не дать ей сесть в трамвай, это оказалось как нельзя кстати. У Лоретт доброе сердце, и она глубоко привязалась к Одре. Мысль о том, что ее невестка в эту ненастную погоду будет бродить по улицам Лидса, была для нее невыносима. «Если она не захочет вернуться домой на Пот-Лейн, то сможет переночевать в моей спальне, – думала Лоретт, открывая коробку с чаем. – А я при первой же возможности серьезно поговорю со своим братцем. Мы испортили его – мама, Олив и я. Даже маленькая Мэгги выполняет все его прихоти. Уверена, что как муж он далеко не подарок и жить с ним очень непросто».

Одра сидела, сгорбившись, в обитом зеленым плюшем кресле и мрачно глядела на огонь. До этого она негодовала на себя за то, что уступила Лоретт, но теперь должна была признать, что радовалась тому, что находится в тепле. Промозглая сырость, казалось, пробрала ее до костей, и ей все еще было очень холодно, несмотря на жарко горевший камин.

Чайник на подставке в камине шипел и булькал, как всегда в зимнее время, и Лоретт, наполнив кипящей водой большой коричневый заварной чайник, поставила его на стол посреди комнаты.

Усаживаясь за стол и взглянув на свою мать, она спросила:

– Где Мэгги и Дэнни? На часах больше четырех, разве они не должны были уже вернуться из школы?

– Нет, не сегодня. Они пошли в приход узнать насчет воскресного школьного спектакля. Сорванцы так хотят в нем участвовать, что я разрешила им попробовать сыграть свои роли. В этом году ставят Золушку.

– Зная Мэгги, можно предположить, что она не захочет никакой другой роли, кроме главной сказала Лоретт со смехом. – Присядь, мам, выпей чай, пока он не остыл.

Элиза подошла к камину. Сидя в кресле и прихлебывая чай, она внимательно смотрела на свою невестку.

– Ну, Одра, девочка моя, что случилось? Я ведь видела чемодан. Ты куда-нибудь едешь или перебираешься к нам? – спросила она.

Одра покраснела и прикусила губу, но ничего не ответила, так как ей не хотелось делиться своими трудностями с матерью Винсента.

Ей ответила Лоретт:

– Я встретила Одру на трамвайной остановке, мам. Она выглядела ужасно и сказала, что уходит от Винсента и будет работать в рипонской больнице. Но пока мы разговаривали, она пропустила трамвай, и я уговорила ее прийти к нам.

– Понятно. – Элиза выпрямилась в кресле и, хмурясь, пристально посмотрела на Одру. – Какую глупость ты придумала, девочка!

– Это не глупость! – воскликнула Одра возмущенно и, не в силах остановиться, продолжала с гневом: – Винсент ведет себя очень плохо последние месяцы! Он скверно обращается со мной, и я не вижу причины оставаться с ним!

– Он ведь не посмел ударить тебя! – воскликнула в свою очередь Элиза, уверенная в том, что ее сын никогда не поднимет руку на женщину, даже если его подтолкнут к этому. – Так о чем же ты говоришь? Объяснись, девочка.

Понимая, что попалась в ловушку, Одра глубоко вздохнула и сказала уже спокойнее:

– Он теперь то и дело оставляет меня одну, и вы это знаете, миссис Краудер. Ведь он проводит все свое время в пабе со своими братьями и друзьями или в конторе букмекера со скачек, и я считаю, что это не очень-то справедливо с его стороны. Судя по тому, как часто мы с ним видимся и сколько времени проводим вместе, мы вполне можем уже и не быть мужем и женой.

Элиза тяжело вздохнула и покачала головой.

– Но у нас так принято, так уж повелось в нашей среде – в рабочей среде, Одра. У наших мужчин тяжелая работа, обычно это тяжелый физический труд, и для них отдохнуть и развлечься – значит пойти в паб и выпить пинту пива, сыграть в дартсы или пошутить со своими приятелями. И что за беда, если они поставят несколько медных монет на какую-нибудь лошадь и иногда позволят себе немного острых ощущений? Ведь не можешь же ты отказать Винсенту в его безобидных развлечениях?

– Конечно, нет. Но мне бы хотелось больше бывать с ним в часы досуга, ведь я же его жена, в конце концов… А он несколько вечеров в неделю проводит в «Белой лошади» и всегда исчезает на уик-энд, оставляя меня коротать время одну. Я чувствую себя так одиноко.

– Да, знаю, но, как я уже сказала, так уж заведено и так будет всегда, раз вы поженились и обзавелись своим домом. Когда мужчина за тобой ухаживает, все выглядит иначе – он сплошное внимание и забота. Но как только он надел на твой палец обручальное кольцо, его отношение к тебе меняется. И лучше тебе, Одра, с этим смириться. Да, это так, девочка. Все браки одинаковы, и ты не будешь так на это реагировать, когда несколько малышей станут цепляться за твою юбку. Тогда ты будешь довольна, что Винсент ушел и не путается у тебя под ногами, вот увидишь.

Одра в раздражении поджала губы.

– Я пока что не планирую иметь детей, миссис Краудер. Чего бы мне хотелось, так это вернуться к своей работе в больнице, и это еще одна проблема в наших отношениях, потому что Винсент и слышать не хочет о том, чтобы я работала.

Элиза была шокирована.

– Надо думать! – воскликнула она. – Как только ты могла предложить ему такое! Его унизило бы, уязвило его мужское достоинство, если бы его жена пошла работать. Что подумали бы люди и что сказали бы его приятели?

– Не знаю, и меня это не волнует! Но мы могли бы найти хорошее применение деньгам, которые я заработала бы в должности сестры, – выпалила Одра, не в состоянии больше подавлять свое раздражение. – Прошлой ночью у нас была самая серьезная ссора за все время, что мы вместе. Это было ужасно, мы с ним чуть не дошли до драки. И произошло это из-за денег. Я обнаружила, что у нас большие долги, да, мы увязли в долгах, миссис Краудер, и в этом виноват Винсент, а не я, так что не смотрите на меня с таким осуждением. Он накупил много вещей в кредит в магазине Вигфолсов в Лидсе, ничего мне не сказав. Он не имел никакого права делать это.

– Каких вещей?

– Кожаный диван, платяной шкаф и кровать.

– А почему ты разыгрываешь такое удивление? Ты же знала, что эти вещи в твоем доме, ведь так, девочка?

– Да, но я не знала, что он купил их в кредит. Я думала, что он расплатился за них сразу наличными. А узнала я обо всем потому, что Винсент просрочил несколько платежей, и Вигфолсы написали резкое письмо, которое пришло со вчерашней почтой и которое я прочитала. И по-видимому, это уже не первое их письмо. – Одра покачала головой с выражением недоумения на лице. – Мы так нуждаемся в деньгах, а Винсент пьет и играет в азартные игры, как будто его абсолютно ничего не волнует. И при этом отказывается разрешить мне вернуться к работе. Это просто нелепо… Он ставит свое самолюбие превыше всего, и это очень глупо с его стороны.

– Я уверена, что можно найти объяснение тому, что он пропустил срок платежа, – ответила Элиза, сразу же бросаясь на защиту своего любимого чада, своего Буревестника. – У Винсента есть деньги в банке, я это знаю наверняка.

– Нет, у него нет денег, миссис Краудер. Он истратил свои сбережения на новую одежду к свадьбе, на наш медовый месяц в бухте Робин Гуда и на обстановку для нашего дома. Я предложила ему свои деньги и сказала, что согласна продать кое-что из маминых драгоценностей, чтобы помочь ему расплатиться с долгами, но он и этого не хочет позволить мне.

– А это потому, что он не нуждается в твоей помощи, – сказала Элиза оскорбленным тоном. – Вероятно, у него кое-что припасено на черный день, и, зная своего сына, скажу тебе: он будет злиться еще больше, если ты попытаешься выбить у него почву из-под ног. Пусть он сам решает эти вопросы, Одра, и делает это так, как захочет, а ты не вмешивайся. Ведь все-таки он мужчина в доме. – Глаза Элизы сузились, и она продолжила более суровым тоном: – А вообще я думаю, что ты делаешь из мухи слона. Обычно в каждой молодой семье проблемы одинаковы, и твои трудности такие же, как и у всех. По крайней мере, он не волочится за другими женщинами, и ты должна это ценить. Послушайся моего совета, Одра, постарайся лучше понять Винсента, приложи к этому побольше усилий.