Текст книги "Укрощение леди Лоринды"

Ею двигала слепая ярость, своего рода месть за все, что ей пришлось вынести от собственного мужа с момента их первой встречи.

Лоринда взяла длинный гибкий хлыст и принялась изо всех сил стегать Айше, от чего лошадь понеслась галопом, а она снова и снова то ударяла ее хлыстом, то пускала в ход шпоры.

В ее действиях не было ничего осмысленного, они были следствием душевного потрясения, охватившего все ее существо. Она понимала, что ведет себя жестоко, однако власть над любимицей ее мужа, Айше, пока та мчалась вперед, оставляя грума далеко позади, приносила Лоринде странное ощущение какого-то злобного торжества.

Ей казалось, будто это сам Дурстан преследует ее, пытаясь догнать и схватить, чтобы она не смогла ускользнуть из расставленной им ловушки.

Она снова и снова вонзала острые шпоры в бока Айше и при помощи хлыста побуждала лошадь все быстрее мчаться вперед. Только скорость могла помочь ей скрыться от ненавистного человека.

Должно быть, они проскакали так галопом много миль, когда внезапно нога кобылы попала в кроличью нору.

Лошадь пошатнулась, упала на колени, и Лоринда перелетела через ее голову.

Почва здесь оказалась не слишком твердой, и, хотя падение причинило девушке боль, она не потеряла сознание, а только была оглушена.

Какое-то мгновение она лежала неподвижно, чувствуя, как безумная, неудержимая ярость, которая бурлила в ее жилах, подобно пламени, исчезает без следа, и теперь понемногу приходила в себя.

Она села на землю, поправила шляпу и только тут подняла глаза на лошадь. Сначала она обнаружила, что Айше прихрамывает, потом заметила рубцы от хлыста у нее на крупе и кровь на боку.

От одного этого зрелища у Лоринды перехватило дыхание. Еще никогда за всю свою жизнь она не пускала в ход шпоры, сидя верхом на объезженном животном – только в тех случаях, когда лошадь еще предстояло укротить. Никогда еще она не опускалась до такой жестокости… Она с трудом поднялась на ноги.

– О Айше… мне так жаль! – проговорила она. – Прости меня! О моя дорогая… прости меня! Лоринда протянула руки, чтобы успокоить испуганное животное, потрепала кобылу по холке и что-то нежно шептала ей на ухо, пока Айше не потерлась доверчиво носом о лицо девушки, как бы прощая.

«Неужели я могла так поступить?» – спрашивала себя ошеломленная Лоринда.

Ей всегда казались отвратительными любые проявления жестокости, однако, горя желанием отомстить мужу за страдания и обиды, она выместила всю свою злобу на его любимице, Айше, хотя та ничем этого не заслужила. Лоринда уткнулась лицом в гриву лошади, чтобы скрыть слезы, душившие ее. Затем развернула кобылу и тотчас увидела, что та едва держится на ногах.

Это означало, что им придется возвращаться домой не спеша, и Лоринда направила Айше обратно по неровной, каменистой почве, где ни один уважающий себя наездник не стал бы пускать лошадь галопом. Теперь им потребуются долгие часы, чтобы преодолеть мили, отделявшие их от замка, и она поняла, что это само по себе достаточно унизительное наказание за ее проступок.

Стараясь выбирать для Айше дорогу полегче, Лоринда повторяла снова и снова:

– Прости меня! О моя дорогая… мне так жаль! И ей почему-то казалось, что лошадь все понимает. Прошло уже более четырех часов, когда Лоринда наконец заметила в отдалении стены замка.

Она боялась, что по дороге им встретится грум, который наверняка все еще разыскивает ее. Однако, пытаясь ускользнуть от него, девушка сворачивала то в одну сторону, то в другую, и ему легко было потерять из вида направление, в котором она ускакала. Лоринда знала: им потребуется еще по крайней мере час, чтобы добраться до замка. К. этому времени она уже сильно устала, и ей становилось все труднее идти пешком в ботинках для верховой езды.

Ей не оставалось ничего другого, как только брести вперед, подбадривая хромавшую лошадь и сознавая, что чем скорее Айше окажется снова у себя в стойле, в надежных руках старшего грума, тем лучше.

Только к полудню они добрались до подъездной аллеи, ведущей к замку. Должно быть, грумы, разыскивавшие их, заметили Лоринду и Айше еще издали, так как бросились навстречу, когда те были еще на полпути к дому. По их глазам Лоринда догадалась, что сопровождавший ее грум уже вернулся в замок с подробным отчетом о ее поведении.

– Айше не только хромает, – обратилась она к старшему груму, – ей нужно как можно скорее поставить припарки на бок.

Лоринда не стала ждать ответа, чтобы не видеть выражения ужаса и осуждения в его глазах, а направилась к дому, предоставив кобылу заботам конюхов, и, едва войдя, сразу же поднялась к себе наверх.

Горничная помогла ей снять амазонку и стянула с нее сапоги для верховой езды с высокими голенищами, грязными от ходьбы, с кровью на шпорах.

На юбке амазонки также были заметны пятна крови, и Лоринда отвела от них глаза.

– Оставьте все как есть, – обратилась она к горничной. – Вы можете прибраться позже, а сейчас я хочу немного побыть одна.

– Как прикажете, миледи.

Горничная поставила сапоги под туалетный столик, а хлыст, шляпу и перчатки положила на кресло.

Лоринда надела тонкий пеньюар, опустилась на кушетку рядом с окнами и растянулась на мягких подушках. Горничная накрыла ее легким атласным покрывалом, обшитым кружевами, и вышла из комнаты. Лоринда зажмурила глаза.

Ей было стыдно за свое поведение и проявленное ею полное отсутствие самообладания.

Как она могла причинить вред Айше и навлечь на нее такое жестокое наказание, когда единственным существом на свете, которого ей хотелось ранить, был муж?

Ее терзали угрызения совести, и девушка чувствовала себя крайне подавленной. Как она могла опуститься до такой дикости?

Должно быть, она пролежала около часа и уже почти совсем было погрузилась в сон, когда дверь внезапно распахнулась и в комнату без стука и без каких-либо предупреждений вошел Дурстан Хейл. Он впервые заглянул к ней в спальню, и Лоринда была так удивлена, увидев его, что села на кушетке. Едва она подняла на него глаза, как ей вдруг показалось, что сердце у нее в груди замерло. Еще никогда в жизни ей не приходилось видеть мужчину таким разгневанным. Его лицо было искажено яростью, и, хотя она всегда считала его человеком холодным и суровым, теперь весь его облик так преобразился, что он казался способным на любое насилие. Это был сам дьявол во плоти! Дурстан Хейл сделал еще несколько шагов в ее сторону и сказал:

– Я только что видел Айше. Чем вы объясните ваш варварский поступок?

Хотя он и не повышал голоса, тон его был таким, что Лоринда инстинктивно вскочила на ноги.

Девушка уже хотела было извиниться перед ним за то, что причинила боль лошади, хотя и полагала, что Дурстан Хейл сам довел ее до этого. Но теперь ее ненависть к нему вспыхнула с прежней силой, и снова, как в тот раз, когда она галопом ускакала от грума, ей казалось, что она должна любой ценой избежать рабского подчинения.

Он подошел еще ближе. Гнев в глазах придавал его лицу выражение, какого она до сих пор никогда у него не замечала. С трудом верилось, что перед ней тот самый человек, за которого она вышла замуж.

– Я знал, что вы совершенно равнодушны к чувствам других людей, – промолвил он, – а кроме того, капризны, своенравны и бессердечны, как никакая другая женщина на свете. Но я даже предположить не мог, что вы способны на такую жестокость, какую вы проявили по отношению к одной из моих самых любимых лошадей!

Он сделал паузу и затем произнес медленно и зловеще:

– Учитывая все это, простая справедливость требует, чтобы и с вами обошлись точно таким же образом!

Сначала Лоринда не поняла его. Затем она увидела, что Дурстан Хейл взял со стула ее собственный хлыст для верховой езды, которым она, совершенно обезумев, подгоняла Айше.

На какой-то миг у нее промелькнула мысль, что такого с ней произойти не может и что все это не более чем игра ее воображения. Стремительным движением, заставившим ее вскрикнуть от ужаса, Дурстан Хейл перевернул ее и швырнул на кушетку.

Лицо ее опустилось на атласные подушки, и когда она повернула голову, чтобы передохнуть, то почувствовала на спине удар хлыста.

Острая боль прожгла все ее тело, проникнув до самого мозга. Он три раза ударил ее и, когда ей уже казалось, что она не в силах больше вынести эту муку, отбросил хлыст и схватил ее за руку.

– До сих пор еще ни одной из моих лошадей не приходилось ставить припарки. – Он говорил тем же суровым тоном, который внушал ей безмерный страх. – Думаю, вам вряд ли известно, что чувствуешь, когда в бок тебе вонзают шпору, так что вам лучше будет испытать это на себе!

Он поднял ее левый сапог, оставленный горничной рядом с туалетным столиком, и закатал тонкий рукав ее пеньюара. И Лоринда почувствовала, как ее предплечье пронзила острая боль от укола шпорой!

Девушка, не сдержавшись, вскрикнула. Но потом гордыня взяла верх над болью, и Лоринда без единого звука вынесла еще два укола.

Она услышала, как он швырнул сапог на ковер рядом с хлыстом, пересек комнату, и дверь с шумом захлопнулась за ним.

Лоринда некоторое время лежала неподвижно, не в силах пошевелиться, даже вздохнуть. Она просто не могла поверить в то, что все это действительно случилось с ней. Она, признанная первая красавица Лондона, которая никогда не позволяла ни одному влюбленному в нее мужчине даже прикоснуться к ней, была высечена хлыстом и изранена шпорой, словно какая-нибудь лошадь.

Спина нестерпимо болела, но еще хуже, чем физические страдания, было чувство унижения, охватившее все ее существо.

Как и большинству женщин, Лоринде никогда не приходилось сталкиваться с насилием, разве что со стороны какого-нибудь поклонника, стремящегося заключить ее в объятия. То насилие, с которым ей пришлось столкнуться теперь, и превосходство человека, против которого она оказалась совершенно беззащитной, потрясли ее до глубины души. Она уже была не в состоянии ненавидеть мужа: в ее сердце не оставалось места ни для каких других чувств, кроме желания умереть, – любой ценой спастись от неизвестного будущего, от чего-то зловещего и непреодолимого, чему она даже не могла дать определения.

«Что же мне… делать? Как я смогу… вынести такое?» – спрашивала она себя.

Все еще не двигаясь, Лоринда обдумывала возможность побега. Она решила, что после такой расправы у нее не хватит духу еще раз оказаться с мужем лицом к лицу. Как она сможет взглянуть ему в глаза после всего случившегося? Хватит ли у нее сил снова предстать перед ним и увидеть язвительный блеск в его глазах, скривившиеся в усмешке губы, понимая, что ее собственное унижение и беспомощность приносят ему какое-то злорадное удовлетворение? В этот миг Лоринде показалось, будто она погружается на самое дно адской пропасти, мрачной и глубокой.

Но гордость, которую Лоринда всегда считала одним из своих достоинств, и отвага, в которой она никогда не испытывала недостатка, пришли ей на помощь. Постепенно девушка оправилась от пережитого и усилием воли заставила свой ум обратиться к более разумным доводам.

Он унизил ее так глубоко, как, по ее убеждению, еще ни один мужчина не унижал женщину. Он повел себя с ней так жестоко, словно она была обыкновенным животным. Но она не доставит ему удовольствия, показывая, что он взял над ней верх. Она ни за что не признает своего поражения и не уступит ему, как бы он с ней ни поступил!

Медленно, чувствуя боль во всем теле, Лоринда поднялась с кушетки.

Ей не нужно было видеть свою спину – она знала, что на ее белой коже под полупрозрачной тканью пеньюара остались три крупных рубца от хлыста. Однако ей нетрудно было заметить на своем предплечье следы от шпоры, причем каждый кровоточил и уже начал опухать.

Лоринда подошла к туалетному столику и села на стул перед зеркалом. Ей казалось, что после всего пережитого, она должна выглядеть иначе. Но хотя щеки девушки и казались мертвенно-бледными, она по-прежнему была прекрасна.

На какой-то миг у нее возникло неосознанное желание исполосовать свое лицо ножом, обезобразить себя до неузнаваемости, чтобы Дурстану Хейлу пришлось провести всю свою жизнь рядом с женой настолько уродливой, что люди будут отворачиваться, едва увидев ее.

Но вскоре внутренний голос подсказал ей, что самым подходящим наказанием для него было бы дать ему понять, что она ни в малейшей степени не задета ее поступком. Он застал ее врасплох – что ж, она, в свою очередь, поразит его.

– Я не сдамся! – произнесла она вслух. – Я буду сопротивляться до последнего вздоха, даже если это убьет меня!

Для нее было настоящей мукой принять ванну, чувствуя, как вода словно разъедает рубцы на спине и ранки от шпоры. Казалось, боль возрастает с каждой минутой.

Переодеваясь к обеду, Лоринда умышленно остановила свой выбор на одном из самых красивых платьев, присланных из Лондона, а горничная уложила ее волосы в новую, еще более причудливую прическу. Девушка сожалела о том, что у нее нет при себе драгоценностей, так как, по ее мнению, они могли бы придать ее внешности больше ослепительности и блеска. Она прикрыла вырез платья на спине шарфом и взяла с собой маленький изящный веер, расписанный рукой искусного художника.

Лоринда медленно спустилась с лестницы ровно за пять минут до обеда, сердце в груди отчаянно колотилось, хотя внешне ей удавалось сохранять полное самообладание.

Встретиться лицом к лицу с мужем и держаться при этом как обычно свободно и непринужденно, оказалось куда более трудным делом, чем она предполагала. Всем ее существом овладело жгучее желание накричать на него, высказать ему в лицо все, что она о нем думает, как можно сильнее его уязвить.

Но что-то подсказывало ей: избранный ею способ мести гораздо тоньше. К настоящему времени муж, без сомнения, уже пришел в себя после вспышки ярости и, вероятно, испытывает стыд за то, что поступил с ней подобным образом. Во всяком случае, любой мужчина, называющий себя джентльменом, не мог бы на его месте чувствовать себя иначе.

Но действительно ли он джентльмен? Или же его самоуверенность и холеная внешность не более чем внешняя оболочка, а в глубине души он всего-навсего плебей – удачливый торговец, пожелавший взять в жены девушку из высшего аристократического круга? Вопросы, которые задавала себе Лоринда, содержали немалую долю язвительности.

Охватившее ее презрение только придало горделивости ее осанке, и, несмотря на всю свою решимость, Лоринда испытывала сильнейшее волнение, когда лакей открывал перед ней дверь в гостиную.

К удивлению и счастью, муж там был не один. Рядом с ним в дальнем конце комнаты стоял викарий местной церкви, сочетавший их браком, с рюмкой мадеры в руках.

Лоринда не спеша направилась к ним.

– Боюсь, я забыл предупредить вас, Лоринда, – произнес Дурстан, когда она подошла ближе, – что сегодня вечером у нас в гостях преподобный Августин Треваган.

– Я так рада видеть вас, викарий! – Лоринда протянула ему руку.

– Я очень польщен, миледи, тем, что, по словам вашего мужа, я стал вашим первым гостем.

– Да, верно, и поскольку именно вы обвенчали нас, что может быть более приятным? – ответила Лоринда.

Усилием воли она заставила себя нежно улыбнуться Дурстану Хейлу, надеясь в глубине души, что он раскаивается в учиненной ей экзекуции.

Они направились в столовую. За обедом разговор шел главным образом о каких-то ремонтных работах, которые должны быть проведены в местной церкви за счет личных средств Дурстана.

Трапеза затянулась, и, по мере того как одно блюдо сменялось другим, Лоринду постепенно охватывала сильнейшая усталость. Спина с каждой минутой болела все сильнее, так что невозможно было ее разогнуть.

А следы от шпоры причиняли ей даже большие страдания, чем рубцы от хлыста, – в общем, боль стала совершенно нестерпимой, и Лоринда была не в состоянии съесть хоть что-нибудь.

Она рассеянно водила вилкой по тарелке, но стоило ей попытаться проглотить хотя бы маленький кусочек, как ей казалось, что он застревает у нее в горле. Она выпила немного вина, но и это не избавило ее от ощущения, что она не сидит на стуле, а проваливается куда-то вниз, через пол.

«Мне нужно подняться наверх», – подумала девушка, решив, что после всех предпринятых усилий она не имеет права на приступы слабости.

Однако она ничего не ела с самого завтрака, и долгий, трудный путь, который ей пришлось проделать, чтобы вернуться домой, ведя под уздцы Айше, истощил ее как физически, так и морально.

Теперь разговор перешел на цветные витражи. Дурстан, похоже, превосходно разбирался в этом деле, и вместе с викарием они обсуждали различные сорта стекла и какое наиболее подходит в данную эпоху для нужд церкви.

Все это казалось Лоринде невероятно скучным, да она и не пыталась уследить за ходом беседы между двумя самыми образованными и начитанными людьми графства.

Наконец было подано заключительное блюдо, перед Дурстаном поставили графин с портвейном, и слуги покинули столовую.

Лоринда поняла, что ей пора удалиться в гостиную.

Больше не было необходимости из последних сил держаться прямо, делая вид, будто ей интересно, о чем говорят мужчины, и пытаясь в то же время забыть о боли, которая, казалось, вот-вот окончательно сокрушит ее.

– Я оставляю вас, джентльмены… за вашим портвейном, – с трудом выговорила она и тут же в приступе внезапного ужаса подумала, что у нее не хватит сил подняться из-за стола.

Это ей, однако, удалось, хотя спина болела так, что было трудно сосредоточить на чем-либо взгляд. Она шла словно в тумане, все предметы в столовой казались бесконечно далекими. Дурстан опередил ее, чтобы открыть ей дверь. Она едва замечала его, и в висках у нее отчаянно стучало, словно кто-то бил в огромные барабаны.

«Я не сдамся! Ни за что! – повторяла про себя Лоринда. – Он… только и ждет, чтобы я… упала в обморок. Он хочет… взять надо мной верх, а я… никогда ему этого не позволю!»

Ноги как будто отяжелели, и все же она с трудом делала шаг за шагом. На мгновение ей показалось, что она снова бредет бок о бок с Айше, и лишь чуть погодя она осознала, что лошади рядом не было, – место последней занял ее собственный муж.

Лоринда миновала дверь. Ей это удалось! Она победительница!

Едва услышав, как за ней закрылась дверь, Лоринда позволила тьме полностью поглотить себя и почти с облегчением опустилась без сознания на ковер, ни о чем не думая и ничего не чувствуя.

Девушка даже не подозревала, что Дурстан услышал слабый звук, когда она упала на ковер. Он снова открыл дверь столовой; наклонившись, поднял Лоринду на руки и отнес наверх в ее спальню.

Глава 6

Проснувшись, Лоринда долго лежала неподвижно, вспоминая, что случилось минувшим вечером.

Когда ее отнесли наверх, сознание частично вернулось к ней. Она знала, кто держал ее на руках, и, как ни странно, вместо отвращения от объятий мужа испытывала чувство покоя и защищенности.

Она еще не вполне ясно сознавала, что происходит, и тем не менее, когда он положил ее на кровать, первым побуждением было схватить его за рукав и умолять не покидать ее.

Но тут Лоринда вспомнила, сколько страданий ей пришлось претерпеть из-за мужа, и не стала открывать глаза.

Он яростно потянул за шнур звонка, и, как только появилась горничная, до нее донесся его голос:

– Позаботьтесь о вашей госпоже – она очень устала.

Он вышел из комнаты, и Лоринда прислушивалась к звуку его шагов, удалявшихся вниз по лестнице.

Ей казалось, что она вот-вот закричит. Лоринда пыталась убедить себя, что всему виной слабость, вызванная обмороком, и все ее дневные испытания.

Пока она восстанавливала в памяти происшедшее, в спальню вошла горничная и раздвинула портьеры.

– Ночь была ужасная, миледи, – заметила она, увидев, что Лоринда не спит. – Вы, наверное, слышали, какой поднялся шторм! Много деревьев в парке повалило ветром, и ходят слухи, что несколько судов пропали в море.

Лоринда села на кровати, несмотря на боль в спине. За окном можно было разглядеть серое, покрытое тучами небо и ветви деревьев, все еще гнувшиеся под порывами ветра.

– Я должна предупредить вас, миледи, – продолжала горничная, – хозяин отправился в деревню, чтобы осмотреть повреждения, и не вернется раньше ленча.

Со вздохом облегчения Лоринда снова откинулась на подушки.

Это означало, что она может отдохнуть. Несмотря на то что, переутомившись, она крепко проспала всю ночь, девушка по-прежнему ощущала крайнюю усталость.

Выпив одну-единственную чашку кофе, она снова погрузилась в сон и заставила себя подняться с постели лишь перед самым ленчем.

Через несколько минут после того как она спустилась вниз, возвратился Дурстан. Он вошел в гостиную, и ожидавшая его Лоринда бросила на мужа встревоженный взгляд. В первый раз они были наедине с тех пор, как он стегал ее хлыстом.

Она чувствовала себя слишком слабой, чтобы затевать очередную ссору, и, когда он шел к ней через всю комнату, глаза на ее личике казались огромными.

– Ущерб от урагана не столь велик, как я опасался, но все же достаточно ощутим, – сообщил он. – На одной ферме ветром снесло два амбара, а солома с крыш разлетелась в разные стороны.

Он подошел к подносу, чтобы налить себе немного шерри.

– Могу ли я предложить вам рюмку мадеры? – вежливо спросил он.

– Нет, благодарю вас, – ответила Лоринда.

– Самые большие бедствия причинил шторм на море, – продолжал он. – Во многих местах на берегу наблюдаются опасные обвалы, и контрабандистам придется найти другую гавань для разгрузки своих товаров.

Лоринда внезапно остановилась.

– Контрабандистам? – повторила она. Дурстан Хейл взглянул на нее с улыбкой на губах:

– Теперь уже ни одна лодка не сможет проникнуть в бухту Кеверн.

Она подняла на него глаза и вдруг словно застыла на месте как громом пораженная.

– Так это были вы! – воскликнула она. – Вы… там, в лесу!

– Мне было любопытно, когда вы об этом догадаетесь.

– Но почему? Почему вы тогда вмешались? Какое это имело отношение… к вам?

Дурстан подошел к ней и остановился на коврике у камина.

– Я понял, что вы собирались сделать, – сказал он спустя мгновение.

– Это вас совсем не касалось… ведь вы тогда даже не были со мной знакомы.

Какое-то время Дурстан молчал.

– Я знаю некоторых контрабандистов. По сути, они работают на усадьбу. Они храбрые парни, и у меня нет никакого желания вмешиваться в то, что стало традиционным развлечением для жителей Корнуолла, однако они грубы и порой жестоки.

– Они не причинили бы мне вреда, – гордо заявила Лоринда.

– Вы не можете быть в этом уверены. – Он говорил, растягивая слова, и не сводил глаз с ее лица.

– Я хотела только вложить свои деньги в их предприятие… и больше ничего.

Дурстан улыбнулся:

– Вы, наверное, редко смотрите на себя в зеркало. Девушка изумленно подняла на него глаза, но, прежде чем она успела что-либо ответить, дворецкий объявил, что ленч подан.

Лоринде было трудно поверить в то, что муж действительно в первый раз с момента их встречи удостоил ее комплиментом. Они слегка перекусили, беседуя во время еды преимущественно о буре и о разрушительных последствиях шторма для прибрежных скал.

Лоринда вспомнила, что гранитные в своей основе утесы корнуоллского побережья были покрыты сланцем, разлагавшимся на открытом воздухе. Этим обстоятельством объяснялся странный и непривычный облик древних скал, подобных которым не было во всей Британии, но вместе с тем оно же часто приводило к обвалам, чрезвычайно опасным для любого, кто рискнул бы подойти слишком близко к краю обрыва.

– Слава Богу, шторм уже прекратился! – произнес Дурстан, заканчивая трапезу. – Но море очень неспокойно, и, судя по обломкам, вынесенным на берег волнами, прошлой ночью разбилось немало судов.

– Надеюсь, ваши люди уже обыскивают берег, чтобы найти спасшихся после крушения? – спросила Лоринда.

– Они приступят к этому сразу же, как только море уляжется.

Они поднялись из-за стола, и Дурстан направился туда, где рядом с парадной дверью его ждал конь.

Брут последовал за ним, однако Цезарь остался с Лориндой. Пес с самого утра царапал дверь спальни, пока она его не впустила, и лег рядом с ней на кровать. Теперь она наклонилась, чтобы потрепать его по голове, и, когда он поднял на нее глаза, пообещала:

– Я возьму тебя с собой на прогулку.

При этих словах пес навострил уши, и Лоринда поспешила наверх, чтобы надеть короткий жакет поверх летнего платья и шляпу с лентами, которые завязывались под подбородком.

Ветер понемногу стихал, и буря перестала неистовствовать. Лоринда с Цезарем направились по тропе через сад, и она увидела, что штормом сдуло цветы с кустарников, а на лужайках, которые уже принялись расчищать садовники, валялись сломанные ветви деревьев.

Лоринда брела через заросли кустарников к лесу, пока не услышала шум волн, и сообразила, что от того места, куда она вышла, совсем недалеко до моря.

Вскарабкавшись на небольшой склон, она впервые увидела его. В лучах солнца море казалось то изумрудным, то лазурным, с белыми гребнями на волнах, поднимавшихся и опускавшихся до самого горизонта. Ветер раздувал юбку девушки, пытался сорвать с головы шляпу, и пришлось придерживать ее рукой. В то же время было довольно тепло, и свежий, бодрящий морской воздух пришелся ей по душе.

У нее все еще не выходило из ума неожиданное открытие: оказывается, именно Дурстан остановил ее в лесу тогда на рассвете, помешав связаться с контрабандистами. Она сожалела, что не спросила его, как сам он там оказался, а также каким образом ему удалось узнать ее, несмотря на то что на ней был костюм подростка, и почему, едва взглянув на нее, он не дал ей возможности поговорить с контрабандистами.

Последний вопрос был самым существенным. Неужели, невзирая на равнодушие и презрение, которые она всегда замечала на его лице, он в глубине души хотя бы немного восхищался ею?

Лоринде с трудом в это верилось. Ни один мужчина, находивший ее привлекательной, не стал бы вести себя так, как это делал ее муж, и тем не менее он наконец удостоил ее комплиментом, хотя и несколько странным.

«Он так непредсказуем… что порой его бывает трудно понять», – вздохнула она.

Лоринда шла вперед, пока не поняла, что вплотную приблизилась к краю утеса и дальше заходить не следует.

Дурстан прав – эти скалы представляют собой угрозу, особенно после шторма. Девушка вспомнила, что, когда она еще была ребенком, ей запрещали подходить слишком близко к отвесным скалам из гранита, расположенным рядом с Прайори.

Однако море само по себе очаровывало. Она любовалась им, думая о том, что ни один живописец на свете не мог бы передать на холсте всю красоту этих волн.

Внезапно ее слуха достиг пронзительный лай, и она осмотрелась по сторонам в поисках Цезаря. Лай раздался снова, и Лоринда в ужасе поняла, что он доносится со стороны утесов.

Она сделала еще несколько шагов вперед и тут же догадалась, что произошло.

Цезарь, кружа вокруг нее и тыча носом в землю, по неосторожности подошел слишком близко к краю утеса. Пласт земли подался под его тяжестью, и Цезарь скатился на уступ несколькими футами ниже.

Опустившись на колени, Лоринда подползла по неровной земле к тому месту, откуда можно было отчетливо разглядеть его.

Там, где находился пес, ему ничто не угрожало, но дальше за уступом, куда он свалился, шел крутой обрыв почти до самого моря.

Осторожно, дюйм за дюймом, она продвигалась вперед, пока не смогла дотянуться рукой до края утеса, но Цезарь оказался ниже ростом, чем она предполагала, и потому девушке не удалось дотронуться до него.

– Сидеть! – скомандовала она. Пес послушно сел, глядя на нее доверчивыми глазами, между тем как она лихорадочно обдумывала, как спасти его.

Девушка не могла ни спуститься вниз, туда, где сидел пес, ни ухватиться за его ошейник и вытянуть его наружу, как поступил бы на ее месте мужчина. Лоринда быстро пришла к решению. – Сидеть, Цезарь! – снова приказала она. – Вот хороший пес! Стеречь!

Она знала, что Цезарь понял ее, – не раз слышала, как Дурстан отдавал ему те же самые команды, и он оставался на месте, сидя неподвижно до тех пор, пока не получал другой приказ.

Мысленно молясь про себя, чтобы он сделал все так, как ему сказали, Лоринда осторожно отползла от края обрыва и, когда ей показалось, что почва под ней достаточно тверда, поднялась на ноги.

Чтобы найти помощника, ей потребуется время, а Цезарь мог устать следовать приказам, когда ее самой не будет рядом.

По-видимому, до замка отсюда довольно далеко, однако она бросилась бежать обратно той же тропинкой, по которой они пришли. Едва она достигла леса, как заметила внизу фигуру всадника, показавшуюся ей знакомой.

Лоринда закричала, но ветер уносил ее голос, и она была уверена, что ее не могли расслышать. Затем она сняла шляпу и отчаянно замахала ею, одновременно наблюдая за всадником внизу, ехавшим на огромном вороном коне, в котором она узнала Акбара.

Она звала его и размахивала руками, не зная, сколько прошло времени, прежде чем ей удалось привлечь к себе внимание. Она заметила, что Дурстан повернул голову, и с облегчением увидела, что он галопом поскакал в ее сторону.

Прежде чем он успел спросить, в чем дело, Лоринда произнесла быстро и запинаясь:

– Цезарь! Он упал… с края утеса, и я не могу… добраться до него. Умоляю вас, Дурстан… скорее, идите и спасите его!

– Разумеется!

Сказав это, он наклонился к ней, она протянула руки, и он усадил ее на седло перед собой.

Дурстан крепко прижал ее к себе левой рукой, правой направляя Акбара.

– Каким путем вы пришли сюда? – спросил он. Она указала ему на тропинку – чуть пошире, чем те, по которым гнали овец, – и Дурстан направился в ту сторону.

– Не знаю, как это случилось, – вконец расстроилась Лоринда. – Я стояла, любовалась волнами, а Цезарь, наверное, бегал вокруг, повсюду совал свой нос и подбежал слишком близко к краю…

Она была так встревожена и так взволнована, что едва ли обращала внимание на то, что муж крепко прижимает ее к себе, и, так как она сняла шляпу, ее мягкие локоны беспорядочно развевались на ветру, обрамляя бледные щеки.

– Я приказала ему сторожить, – продолжала Лоринда с беспокойством. – Я уверена, он будет в безопасности, если не сдвинется с места. Вы думаете, он меня послушается?

– Обязательно! – ответил Дурстан мягко. Они уже добрались до верхней части склона, и он резко остановил Акбара.

– Он там… вон за тем утесом! – Лоринда указала рукой.

Дурстан быстро спешился и опустил ее на землю. Затем привязал Акбара к пню, оставшемуся от погибшего во время прошлого урагана дерева.

– Оставайтесь здесь! – велел он Лоринде и, положив шляпу на землю, направился к краю утеса. Приблизившись к нему, как это сделала раньше Лоринда, он опустился сначала на колени, а потом лег ничком на влажную землю.

Она услышала, как он заговорил с Цезарем, и испытала радость от того, что пес не двинулся с места.