Текст книги "Укрощение леди Лоринды"

Глава 7

Лоринда мягко взяла последний аккорд, поднялась из-за фортепиано и направилась в Спальню Короля.

Дурстан сидел в кресле с высокой спинкой, и, приблизившись к нему, девушка увидела, что он спит.

Он уже совершил утром прогулку в экипаже, и хотя Лоринда предлагала ему отдохнуть, он с возмущением отказался.

Доктор, посетивший их на неделе, объявил, что больше нет необходимости в его дальнейших визитах.

– Ваш муж здоров, как молодой бычок, миледи, – заявил qh, довольный собственной шуткой, однако добавил, что больному следует щадить себя еще пару недель.

– Как можно больше свежего воздуха, но не слишком увлекайтесь верховой ездой, – таковы были последние предписания доктора перед тем, как он уехал в своей старой двуколке, известной всему графству.

Однако не так просто убедить Дурстана повиноваться. Пока он лежал без сил в кровати, Лоринда была властна над ним, но теперь, едва вернувшись в седло, он вновь склонен поступать по-своему.

Глядя на спящего мужа, Лоринда чувствовала, что любит его все сильнее.

Наверное, это следствие того, что он нуждался в ней, она могла отдавать ему свою нерастраченную любовь и заботу.

Он пришел в себя через неделю после несчастного случая, и ей удалось уговорить его немного поесть, но его состояние все еще оставалось крайне тяжелым. Иногда Лоринде даже казалось, что он вот-вот ускользнет от нее в небытие во время сна и она, подойдя к нему, обнаружит, что его сердце перестало биться. То же самое чувство она испытала, лежа рядом с ним на камнях и сжимая его в объятиях, – как будто она отдавала ему часть своей силы и бивший из нее поток жизненной энергии не давал ему умереть.

Но постепенно Дурстан начинал оправляться от болезни. Ребра, по словам доктора, успели срастись, синяки на теле почти исчезли, затянулась и жуткая рана на лбу.

Он очень мало говорил, и Лоринда чувствовала, что его мучают жесточайшие головные боли.

Он любил слушать, как она играет, и жадно ловил каждый звук, пока нежная мелодия не заставляла его погрузиться в глубокий сон, – так же, как сейчас.

Лоринда намеренно скрывала от мужа все, что могло взволновать или расстроить его. Поверенный в делах мистер Эшвин держал ее в курсе всего, что происходило в усадьбе, стараясь принимать лишь те решения и отдавать только такие приказания, которые одобрил бы Дурстан. Но она твердо решила не обсуждать с мужем никаких спорных вопросов, пока он в достаточной мере не окрепнет.

Она предпочитала делиться с ним новостями о его любимых лошадях и приносила ему из сада огромные букеты цветов. Иногда Дурстан просил ее почитать ему.

Однажды он поинтересовался:

– Кто научил вас так хорошо играть на фортепиано?

– Вы мне льстите! – сказала Лоринда. – Я-то знаю, что это не так. Когда мне было двенадцать лет, я пригласила к себе преподавателя, однако бывали времена, когда отец заявлял мне, что для нас это непозволительная роскошь. Тогда приходилось ждать, пока очередная полоса удачи не позволит мне нанять преподавателя вновь.

– Значит, вы сами выбирали себе учителей, – медленно произнес Дурстан.

– Жаль, что я раньше не знала, как важно иметь хорошее образование, – вздохнула Лоринда и поведала ему, как во время болезни, когда он и днем и ночью был погружен в сон, она отправлялась в библиотеку и находила себе книгу для чтения.

– Я пришла в ужас, когда увидела, сколько их там, и поняла, что о многих вещах просто не имела представления, – призналась она с улыбкой. – Я обнаружила, как мало моя единственная гувернантка, которой платили самое мизерное жалованье, рассказывала мне об окружающем мире.

– И с чего вы начали ваши изыскания? – поинтересовался Дурстан.

– Я начала с Индии, поскольку вы… – Лоринда осеклась. То, что она собиралась сказать, выдало бы ее с головой, и потому поспешно добавила: – Гриббон так часто твердил мне об этой стране, что я почувствовала к ней интерес.

Она не стала ему говорить, что в книге, найденной ею в библиотеке, были превосходные гравюры с изображением раджпутских танцовщиц. Глядя на них, она испытывала мучительные уколы ревности, так как полагала, что это именно тот тип красоты, который вызывал у Дурстана наибольшее восхищение.

Но независимо от того, был он очарован ею или нет, Лоринда все это время была уверена, что нужна ему, и еще никогда в жизни не чувствовала себя такой счастливой.

Как раз этого она всегда хотела от жизни – иметь возможность отдавать всю себя дорогому для нее человеку, которого привлекала бы не только ее красота, но и ее внутреннее «я».

Она тихонько отошла от кресла Дурстана и села рядом. Песчинки в песочных часах неумолимо бегут вниз, думала она, и скоро настанет такой момент, когда ее забота ему уже не потребуется.

В глубине ее сознания постоянно жил страх, еще с того самого дня, когда мистер Хикман принес ей бумаги, которые должны были означать для нее независимость.

До сих пор она не упоминала о его посещении в присутствии Дурстана, но скоро он так или иначе обо всем узнает.

«Я люблю его! – повторяла про себя Лоринда. – О Господи, сделай так, чтобы и он полюбил меня хоть немного или по крайней мере нуждался бы во мне, как весь последний месяц».

Обед подходил к концу, и повар на этот раз превзошел самого себя: сегодня Дурстан впервые спустился в столовую после случившегося с ним.

Он выглядел чрезвычайно импозантно в парадном вечернем костюме и, как показалось Лоринде, нисколько не изменился. Только немного похудел, и на лбу все еще был заметен шрам. Но в глазах Лоринды он был более привлекательным, чем любой из ее прежних знакомых.

И она приложила максимум усилий, чтобы понравиться ему, надела платье, напоминавшее ее свадебный наряд, – белое, с чехлом на юбке, отделанном камелиями. Такие же камелии украшали ее волосы, уложенные в скромную, без излишеств прическу, которая очень шла девушке.

Когда она вышла из-за стола, чтобы перейти в гостиную, Дурстан последовал за ней. Дворецкий поставил на столик у кресел графины с бренди и портвейном и удалился. Но Дурстан даже не взглянул на них. Какое-то время он пристально смотрел на жену и наконец сказал:

– Я за многое должен поблагодарить вас! Лоринда была поражена.

– Меня? – переспросила она.

– Мне говорили, что после моего падения вы спустились к подножию утеса и не отходили от меня всю ночь.

Лоринда ничего не ответила, и он спросил:

– Почему вы решились на такой поступок?

– Я сама была… во всем виновата. Мне не следовало… подпускать Цезаря… слишком близко к краю утеса.

– Вы спасли мне жизнь, Лоринда! Вы хотели, чтобы я остался жив?

– Д-да.

– Но почему?

Девушка была не в состоянии ни найти слов для ответа, ни встретиться с ним взглядом, и спустя мгновение он взял какую-то коробочку, лежавшую рядом с ним на кресле.

– У меня есть для вас подарок в благодарность за вашу заботу обо мне, – произнес он уже совершенно другим тоном.

– Я не хочу… – начала было Лоринда, но тут же умолкла, потому что Дурстан открыл футляр.

Там на бархатной подушечке оказалось изумрудное ожерелье, принадлежавшее когда-то матери Лоринды. Это была единственная вещь, о которой она сожалела, когда их лондонский дом был продан с торгов вместе со всем содержимым.

– Вы… купили его! – воскликнула она, с трудом веря собственным глазам.

– Для вас.

С этими словами он протянул ей ожерелье. Лоринда позволила надеть ей на шею украшение и повернулась, чтобы он его застегнул.

– Но как же вы могли приобрести его… для меня? – спросила она. – Ведь мы тогда… даже не были знакомы.

– Я видел вас на балу в Хэмпстеде, когда вы появились в облике леди Годивы.

– Значит, вы… были там? – вырвалось у нее, и она густо покраснела.

– Именно так. – Он слегка помрачнел.

– И вы были… потрясены?

– Лучше сказать, пришел в ужас!

– Тогда почему же вы захотели… жениться на мне? Я вас не понимаю.

– Я тогда только вернулся в Англию и даже не предполагал, что общественные нравы так сильно изменились в худшую сторону. Я заключил пари с лордом Чарлтоном, одним из моих друзей.

На мгновение воцарилось молчание. Лоринда, очнувшись, чуть слышно пробормотала:

– И на что же… вы с ним поспорили?

– Что я сумею укротить тигрицу. Он утверждал, что это невозможно.

Лоринда затаила дыхание.

Теперь она постепенно начинала понимать, что произошло, и еще никогда за всю свою жизнь не испытывала подобной муки.

Она отвернулась от Дурстана, пытаясь говорить спокойно и не выдавать своих переживаний, хотя она чувствовала себя как на дыбе; с каждой минутой боль в ее душе все возрастала.

– Значит, это был всего лишь… опыт!

– Вот именно – опыт! – согласился он.

Отдельные обрывки постепенно начинали складываться в целостную картину. Голос девушки показался чужим даже ей самой, когда она сказала:

– Один человек по имени Хикман приезжал сюда… когда вы были больны.

– Я так и предполагал.

– Он сообщил, что в действительности вы… лорд Пенрин.

– По-видимому, он также объяснил вам, почему я сменил имя, уехав за границу.

– Вы не собираетесь вернуть себе… свой настоящий титул… и занять принадлежащее вам по рождению место в палате лордов?

Помолчав немного, Дурстан ответил:

– Наверное, я так бы и поступил, если бы у меня был сын.

Лоринде показалось, что вся комната поплыла у нее перед глазами. Такого ответа она никак не ожидала и с усилием выговорила:

– Мистер Хикман сказал, что вы намереваетесь… передать в мое распоряжение некоторую сумму денег, а также… дом в Лондоне.

– Документы уже готовы, и нам осталось только их подписать.

– Зачем вы это делаете? Неужели вы собираетесь… отослать меня прочь?

Каждое слово давалось ей с великим трудом. Лоринда отошла к столику, на котором стояла огромная ваза с цветами, чтобы скрыть подступившие к глазам слезы.

Протянув руку, она мягко коснулась пышных бутонов, не осмеливаясь взглянуть в сторону Дурстана, и в то же время нервы ее были напряжены в ожидании его ответа.

Наступившая в комнате тишина казалась Лорин-де почти пугающей. Чувствуя, что больше не в силах вынести эту неизвестность, она сказала:

– Я получила вчера письмо… от папы. Он очень счастлив… в Ирландии. Думаю, он уже никогда больше не захочет… вернуться сюда.

– Но ведь у вас осталось много друзей в Лондоне.

Лоринда вспомнила тех, кого считала своими друзьями и кто предал ее, стоило ей только попасть в беду. Девушка понимала, что уже никогда больше не пожелает увидеть кого-либо из них снова, тем более возвращаться обратно в Лондон. Проведя столько времени в замке, рядом с Дурстаном, она бы уже никогда не смогла вынести тот образ жизни, который когда-то казался ей таким заманчивым.

У нее возникло предчувствие, будто он собирается сообщить, что больше в ней не нуждается. Она замерла, словно в ожидании неминуемого удара, и с трепетом ждала его приговора, который окончательно разрушит ее последнюю надежду на счастье.

– Вы хотите… избавиться от меня? – Девушка больше не могла мириться с неопределенностью своего положения, и, если он не скажет ей немедленно то, что хотел, она не выдержит и закричит.

– Подойдите сюда, Лоринда!

В его голосе слышалась хорошо знакомая ей властная нотка, и, стремясь сохранить достоинство, девушка сдержала слезы, готовые выступить на глазах. Он никогда не должен догадаться о ее чувствах к нему. Она не станет смущать его, умоляя о снисхождении!

– Я же просил вас подойти сюда!

Голос был тихим, но Лоринда уже привыкла исполнять малейшие его желания и покорно обернулась к мужу.

Ей было трудно разглядеть его лицо, так как слезы застилали глаза, и она силилась подавить рыдания. Высоко подняв подбородок, она приблизилась к нему и остановилась совсем рядом.

– Я предлагаю вам свободу, – произнес Дурстан.

Лоринда в отчаянии подняла на него глаза. В ее груди что-то вдруг словно оборвалось, и сил для защиты уже не осталось.

– Мне не нужна… такая свобода! Я хочу остаться с вами! Пожалуйста… не отсылайте меня!

Ее голос дрожал, так что почти невозможно было разобрать слова. И тут последние остатки гордости и самообладания покинули ее, и она, всхлипнув, проговорила:

– Я… я буду во всем слушаться вас. Я сделаю все… что вы пожелаете, только позвольте мне… остаться. Умоляю вас… позвольте мне остаться!

Она едва сознавала, что делала, и даже опустилась бы перед ним на колени, если бы Дурстан не обнял ее и не привлек к себе.

Лоринда спрятала лицо на плече мужа и заплакала беспомощно, как ребенок.

– Почему вы хотите остаться со мной? – Голос его был таким же тихим и проникновенным.

– Потому что… я люблю вас! Я люблю вас… до боли в душе!

Наконец-то эти слова прозвучали, и она испугалась, что вот сейчас Дурстан отомстит ей за всю ее неприязнь, высокомерие и вызывающее поведение с того самого момента, как они впервые встретились.

Он мог просто осмеять ее, и девушке казалось, что тогда ей ничего не останется, как только умереть!

А он сжал ее руку своей, приподнял пальцами подбородок, так что ее лицо оказалось обращенным к нему. Ее бледные губы дрожали, и, хотя она не могла видеть его сквозь слезы, сбегавшие по щекам, она ощущала на себе его долгий, пристальный взгляд.

– Есть лишь один опыт, которого до сих пор мне еще ни разу не доводилось ставить, – поцеловать женщину, которую я люблю!

Его губы коснулись ее прежде, чем Лоринда успела осознать, что происходит.

Пока он целовал ее, ей казалось, будто какой-то стремительный, волшебный поток в один миг унес прочь ее страдания и слезы.

Это было так чудесно, так невыразимо прекрасно – в этом поцелуе нашла совершенное выражение вся любовь, которая жила в ее душе в течение последних недель.

С этим поцелуем Лоринда отдавала ему не только жизненную силу, которой пыталась поделиться с ним в ту ночь на берегу, но также и некую сокровенную часть своего внутреннего «я», о присутствии которой раньше не подозревала.

Между тем он прижал ее к себе еще сильнее, губы его становились все более требовательными, и все ее существо затрепетало в ответ.

То, что происходило между ними сейчас, было не просто любовью – то была сама жизнь, космическая сила, берущая свои истоки от Бога, к которому она обращала свои мольбы в минуты отчаяния.

Удивление и восторг, охватившие Лоринду, подобно волне, унесли прочь и ее пренебрежительное отношение к другим, и горечь от сознания того, что она всегда чувствовала себя лишней. Ей казалось, словно сам воздух в комнате был наполнен райской музыкой, и взаимное стремление отдать друг другу все лучшее, что есть на свете, превращало их в единое существо.

Подняв голову, Дурстан взглянул сверху вниз на ее сияющие глаза и дрожащие губы.

– Я люблю тебя! – прошептала она. – О Дурстан… я так люблю тебя!

– Неужели ты действительно думала, что я тебя отпущу? – спросил он хрипловатым от волнения голосом.

И он поцеловал ее снова – горячо, страстно, требовательно, и все вокруг них исчезло.

Осталась только любовь, объединяющая их сердца, и теперь ничто на свете не в силах их разлучить.

Лоринда поднялась с постели и потихоньку направилась через погруженную в темноту комнату к окну.

Она проскользнула за опущенные портьеры и, остановившись у открытой створки, выглянула наружу.

Звезды уже гасли на небосклоне, высоко над головой, значит, совсем скоро рассветет.

Лоринда легко вздохнула, чувствуя себя как никогда счастливой оттого, что больше не была одинокой.

Она ощутила прикосновение рук Дурстана и положила голову на его плечо.

– Я думала, ты еще спишь…

– Разве ты могла бы покинуть меня так, чтобы я этого не заметил?

Прильнув к нему, она сказала:

– Я хотела полюбоваться рассветом. В нем… начало новой жизни.

– Для нас обоих, – прибавил он мягко.

– Ты… любишь меня?

– Больше, чем я могу выразить словами.

– И ты действительно восхищаешься мною… хотя бы немного?

– Мне еще никогда не приходилось видеть более прекрасного лица, чем твое, и более совершенного тела, чем у тебя.

Лоринда затаила дыхание. От его слов ее невольно охватил трепет.

– Но в тебе есть и нечто большее, чем просто красота, – продолжал Дурстан. – От тебя как будто исходит какая-то живительная сила, благодаря чему я испытываю ощущение полноты жизни. Этого еще никто на свете не мог мне дать.

Лоринда обернулась к нему. Она прекрасно понимала, о чем он говорил. Именно этой самой силой она пыталась поделиться с ним в ту ужасную ночь, когда он был на волосок от смерти.

Она похолодела от мысли, что могла потерять его навсегда.

– И ты не перестанешь… любить меня?

– Мы только нашли друг друга в этой жизни, но мы не раз были вместе в прошлых воплощениях.

– Ты на самом деле веришь в это?

– Я слишком долго жил на Востоке и потому верю в карму, предопределение и Колесо Сансары2121
  Сансара (букв, вращение) – согласно «Теософскому словарю» Е. П. Блаватской, океан рождения и смерти, где человеческие перевоплощения представлены в виде вечного и непрерывного круговращения колеса.


[Закрыть].

Она подняла к нему лицо, хотя в темноте было трудно рассмотреть что-либо, кроме его нечеткого профиля на фоне неба.

– Ты знал об этом… когда впервые встретил меня?

– Я знал, что ты всегда принадлежала мне – ты женщина, которую я искал много лет.

– И даже несмотря на то, что мой поступок… потряс тебя?

– Как раз поэтому я и был так потрясен – я не мог смириться с тем, что другие мужчины смотрят на твое тело, когда оно было моим, и каждая часть твоего существа во всем его совершенстве уже была моей.

Страсть в его голосе заставила Лоринду вздрогнуть и прижаться щекой к его шее.

– На самом деле, – прошептала она, – я не была обнаженной. Я просто… прибегла к хитрости, чтобы заставить людей… так думать.

– А когда ты позировала перед Парисом в надежде получить золотое яблоко?

– Это неправда. Кому-то очень хотелось оклеветать меня в глазах света, но в действительности… меня там не было.

Лоринда почувствовала, как Дурстан облегченно вздохнул, словно освободившись от тягостной мысли.

– Почему ты… пошел на это пари? – спросила она.

– Потому, что, несмотря на твое вызывающее поведение, высокомерие и полное пренебрежение всеми условностями, подсознательно я понимал, что за этой внешней оболочкой скрывается та самая женщина, которой я уже отдал навеки свое сердце.

– Как ты мог… быть уверенным в этом? Милый, мне стыдно, я оказалась настолько слепой, что не смогла понять это с первого взгляда.

Он крепче сжал ее в объятиях и привлек к себе.

– У тебя еще хватит времени, чтобы выразить мне свое сожаление на этот счет, – утешил ее Дурстан. – В сущности, у нас впереди целая жизнь!

– Я буду любить тебя все сильнее с каждым днем, – пообещала Лоринда. – Все, чего я хочу, – это отдать тебе свою любовь… и себя без остатка.

Ее голос был звонким от нескрываемой страсти, и Дурстан поцеловал ее волосы.

– Правду говоря, мне так и не удалось выиграть пари. Более того, я первый готов признать, что проиграл его.

– Проиграл? – изумилась Лоринда.

– Я понял, что невозможно укротить тигрицу, у которой такие огненно-рыжие волосы и дивные зеленые глаза, сверкающие во мраке.

Он почувствовал, как все ее тело охватил трепет. Она прошептала:

– Тебе не кажется шокирующим, что моя любовь к тебе… настолько беспредельна и что меня охватывает такое неудержимое волнение, когда ты… прикасаешься ко мне?

Дурстан снова поцеловал ее, на этот раз в лоб.

– Это восхитительно, чудесно, бесподобно, и я надеюсь, что так будет всегда, моя любимая, мое бесценное сокровище. Но должен тебя предупредить… – добавил он, коснувшись пальцами ее нежной шеи, – если я встречу хотя бы одного мужчину, который посмеет взглянуть на тебя без должного уважения, я задушу его – и тебя! Я бываю ревнив до безумия.

Лоринда счастливо рассмеялась:

– Меня это не пугает! Если на свете и существуют другие мужчины, я их не замечаю. Есть только ты… и еще раз ты…

Она подняла к нему губы, и ее последние слова прозвучали нечетко.

Он притянул ее к себе, поцеловал со страстью, которую не в силах был сдержать, и, когда она ответила на его поцелуй, охватившее их взаимное влечение словно вспыхнуло из искорки ярким огнем.

Над горизонтом появились первые золотистые проблески рассвета, развеявшие ночной мрак и окутавшие их обоих прозрачным сиянием.

Лоринда обняла мужа еще крепче и, заметив его взгляд, устремленный на нее, произнесла с легкой дрожью в голосе:

– Вот и настал наш новый день, мой милый… мой бесподобный муж!

– Новый день, – эхом отозвался Дурстан и прошептал: – Взгляни на меня – подумай обо мне – ты так нужна мне сейчас!

Он отвел ее обратно в спальню и, когда портьеры упали, скрывая от них свет восходящего солнца, поднял ее на руки.

– Теперь ты моя, – произнес он в темноте. – Любовь моя, теперь ты полностью принадлежишь мне, отныне и на веки веков!

Прочно завладев ее губами и телом, он снова отнес ее на кровать.