Текст книги "Магия любви"

– Этим займусь я, – сказал граф негромко.

– Ты? – встрепенулась мадам Буассе. – Почему? Почему тебе взбрело в голову вмешиваться?

– Потому что, так уж случилось, Роз-Мари – моя дочь, – ответил граф, – и, как ты знаешь, у меня совершенно определенные взгляды на ее воспитание.

– Но если мне предстоит ее воспитывать…

– Тебе приходилось заниматься этим, так как больше было некому, – перебил ее граф, – но теперь я нанял мадемуазель Крэнлей и буду обсуждать вопросы воспитания Роз-Мари именно с ней.

– Ты нанял мадемуазель? – Мадам Буассе усмехнулась.

– Тебе известно, что я положительно ответил на письмо леди Крэнлей, поскольку давно хотел, чтобы у девочки была английская гувернантка.

– И, надо полагать, ты собираешься ей платить!

– Да, я сам буду с ней расплачиваться. Смешок мадам Буассе прозвучал омерзительно.

– Наверное, деньгами, которые выиграешь в карты? – хмыкнула она. – Интересно, что ты будешь делать, если проиграешься?

Присутствовать при этом разговоре было крайне неприятно, и Мелита ничуть не удивилась, заметив, что стоящая рядом с ней Роз-Мари дрожит. Видимо, девочка присутствовала при подобных сценах не раз.

Повинуясь внезапному порыву, Мелита склонилась к ней и прошептала на ухо:

– Когда я распакую чемоданы, то найду для тебя кое-что приятное.

Глаза Роз-Мари заблестели в ожидании сюрприза.

– Вы привезли мне что-то из-за моря?

Мелита кивнула.

– Из Парижа?

– Нет, подумай еще.

– Я знаю – из Лондона!

– Правильно, – улыбнулась Мелита.

Мелита попыталась сосредоточиться на разговоре с Роз-Мари, но невольно услышала, как мадам Буассе презрительно говорила графу:

– Я думала, что ты оставил нас. Когда ты уезжал в последний раз, то дал нам понять, что не собираешься возвращаться.

– Я передумал. Здесь мой дом, и мое место – здесь.

На секунду воцарилась тишина, затем мадам Буассе сказала изменившимся голосом:

– Я не раз тебе говорила об этом, но ты не хотел слушать.

При этих словах граф отвернулся, и, как показалось Мелите, не случайно: он не хотел видеть выражение глаз мадам Буассе.

– Пойдем, – обратился он к Роз-Мари, – погуляем по саду. Покажи мне цветы у фонтана, дорогая. Три дня назад я видел только бутоны, но теперь они, должно быть, расцвели.

– Я покажу! Я покажу! – взволнованно защебетала Роз-Мари.

Она схватила отца за руку и потащила к двери.

– Роз-Мари пора идти спать, – сказала мадам Буассе, но в голосе ее не было прежней настойчивости.

– Мы ненадолго, Жозефина, – сухо ответил граф.

Отец и дочь вышли, и уже из коридора до Мелиты долетели звуки веселой болтовни Роз-Мари.

– Дисциплина – вот что нужно ребенку, – строго сказала мадам Буассе, – а ты, Эжени, как всегда, ее баловала, я в этом не сомневаюсь.

Она недовольно оглядела стол.

– Я велела повару готовить для нее скромный ужин: девочке в ее возрасте ни к чему столько деликатесов.

– Наша малышка-мадемуазель не станет есть то, что ей не нравится, мадам.

– Тогда ее следует заставлять, – решительно сказала мадам Буассе, – и надеюсь, мадемуазель, вы за этим проследите.

Она смерила Мелиту таким взглядом, будто не верила, что девушка вообще в состоянии за чем-либо проследить, и молча вышла из комнаты.

Мелита посмотрела на темнокожую служанку и заметила, что та улыбается.

– Пойдемте со мной, мадемуазель, я покажу вам спальню. Я помогу вам распаковать чемоданы, хотя Жанна, наверное, уже начала раскладывать вещи – они прибыли с час назад.

Эжени оказалась права. Войдя в комнату рядом, они увидели, что вся она заставлена баулами и чемоданами и две служанки развешивают платья и раскладывают вещи.

– Вы с собой привозить много вещей, – заметила Эжени.

– Я приехала издалека, – объяснила Мелита, – и не могла не взять все, что было моим.

– Мы заботиться о вас, мадемуазель, сделать вас счастливой на Мартинике, – пообещала Эжени.

Слова ее прозвучали так искренне, что Мелита улыбнулась.

– Надеюсь, вы поможете мне, Эжени, – сказала она. – Мне доставит удовольствие присматривать за Роз-Мари, но вы должны будете рассказать мне, когда она встает, когда завтракает. У меня есть на этот счет и свои представления, но не хочу сердить мадам Буассе лишний раз.

– Мадам!

Интонация, с которой Эжени произнесла это слово, сопроводив к тому же весьма выразительным жестом, должна была означать, что мадам никогда не бывает чем-либо довольна.

«Почему она так упряма, – подумала Мелита, – и почему они так ссорятся с графом, тем более при ребенке и на глазах у слуг?!» Ее мать не одобрила бы такого поведения, да и сама она уже убедилась, что подобные сцены плохо влияют на Роз-Мари. Мелита понимала, что ей будет нелегко, и в душе сомневалась, сможет ли она справиться с обязанностями гувернантки. В то же время ее несколько успокаивала мысль о поддержке, которую обещал граф.

Мелита сняла шляпку и накидку и с радостью обнаружила, что нарядное кисейное платье, сшитое ее собственными руками, не измялось за время долгого путешествия. Поправив прическу, она обратилась к Эжени:

– Как вы думаете, что мне сейчас следует делать?

– Думаю, мадемуазель, вы должны пойти в сад, к месье графу и маленькой мадемуазель. Когда граф устанет с ней играть, он захочет, чтобы вы ее забрали. Тогда мы с вами уложим ее спать.

– Спасибо, Эжени, – кивнула Мелита.

Она спустилась в холл и вышла в сад. Звонкий смех Роз-Мари и глубокий голос графа донеслись до нее гораздо раньше, чем она их увидела. Мелита пересекла зеленый газон, раздвинула ветки огромного цветущего кустарника, и глазам ее открылся столь прекрасный вид, что даже перехватило дыхание. На расстоянии около полутора миль от того места, где она стояла, зелень плантаций переходила в сверкающую синеву моря, еще дальше, в неясной дымке, угадывался горизонт.

Секунду Мелита стояла неподвижно, не в силах сделать ни шагу; эту красоту она вобрала в свое сердце. Ее оцепенение нарушила Роз-Мари, выбежавшая из зарослей цветущего кустарника.

– Мадемуазель, – закричала она, – идите скорее, посмотрите, что мы с папой нашли!

Она взяла Мелиту за руку и потащила за кустарник, где на берегу небольшого ручейка сидела огромная зеленая лягушка.

Граф поднял голову и посмотрел на Мелиту. Взгляд его остановился на ее непокрытых волосах. Она была рада, что успела поправить прическу, и теперь золотистые пряди непокорными локонами ниспадали по обе стороны ее лица. Волосы были длинные и очень густые, поэтому часть их пришлось собрать в тугой узел на затылке, отчего шея казалась еще более длинной и гибкой, а голова – еще более изящной. Граф пристально смотрел на Мелиту, и в его взгляде читалось откровенное восхищение.

– Это лягушка, мадемуазель! – воскликнула Роз-Мари. – Такая большая! Папа говорит, что она может превратиться в принцессу!

– Мне кажется, – заметила Мелита, – ей больше нравится быть лягушкой и у нее наверняка есть много маленьких лягушат, которые прячутся где-то поблизости.

– Ой, давайте их поищем! – Роз-Мари раскраснелась от волнения и побежала вдоль ручья, заглядывая под камни.

– Что вы думаете о моей дочери? – спросил граф.

– Она очаровательна!

– И я так думаю и потому не хочу, чтобы ей внушали неверные представления или заставляли неестественно вести себя.

Мелита взглянула на него.

– Что вы имеете в виду? Граф помедлил мгновение.

– Моя жена была мягкой и тихой женщиной. Ее любили все в доме и в поместье, готовы были выполнить любое ее желание, никого не приходилось заставлять. Мне бы хотелось, чтобы Роз-Мари была похожа на мать.

– Я сделаю все возможное, – ответила Мелита, но не могла удержаться от того, чтобы добавить: – Однако это может быть нелегко…

– Я это знаю, – согласился граф, – но полагаюсь на вас. Стоит ли мне выражаться яснее? Я полностью доверяю вам и сделаю все, что смогу, чтобы поддержать вас.

– Спасибо, но мне не хотелось бы… быть причиной каких-либо неприятностей.

– В Весонн-де-Арбр всегда будут неприятности, пока существуют определенные обстоятельства, – сказал граф. – Но я хочу, чтобы вы постарались не думать о них и делать то, что считаете нужным для Роз-Мари.

– Я постараюсь, – ответила Мелита.

Сказав эти простые слова, Мелита почувствовала себя так, словно дала клятву. Она вновь взглянула на графа, на его темные волосы, четко выделявшиеся на фоне голубого неба, и снова он перехватил ее взгляд.

Невидимые токи опять пробежали между ними, и что-то заставило сердце девушки учащенно забиться. Ей пришлось превозмочь себя, чтобы вырваться из-под власти этих чар. Она направилась к Роз-Мари, все еще бегавшей у ручья.

– Здесь нет маленьких лягушат – ни одного! – сказала та обиженно.

– Мы придем сюда завтра и опять поищем, – пообещала Мелита. – А теперь, я думаю, нам пора возвращаться в дом. Эжени нас уже заждалась.

– Папа тоже с нами пойдет? – спросила девочка. Мелита оглянулась. Граф стоял на том же месте, где они расстались. Его взгляд был устремлен на нее, но Мелита не решилась признаться себе, что она в нем прочитала.

Глава 3

Солнечный свет падал сквозь окно классной комнаты на стол, где Мелита кормила Роз-Мари завтраком. На большой тарелке лежали фрукты. Многие из них Мелита еще никогда не пробовала.

Открыв утром глаза, девушка с радостью обнаружила, что из окна ее спальни открывается тот самый вид, что так потряс ее накануне в саду. Небо и море сияли лазурью, зелень плантаций отливала столь ярким изумрудным блеском, что казалась нереальной.

Роз-Мари закончила завтракать и с тревогой сказала:

– Кузина Жозефина говорила, что у нас сегодня утром будут серьезные уроки. Это значит, они будут трудные?

Мелита подумала, что мадам Буассе намеренно настраивает девочку против нее. Она уже поняла: идея пригласить Роз-Мари английскую гувернантку принадлежала графу, против чего мадам Буассе с самого начала категорически возражала.

Настроение мадам отнюдь не улучшилось оттого, что Мелита приехала в дом в его экипаже – молодая и привлекательная, совсем не похожая на надзирательницу, которой пугали девочку.

Мелита заговорщически улыбнулась Роз-Мари.

– У меня есть идея. Поскольку это мое первое утро на плантации, урок мне будешь давать ты.

– Как же я смогу это сделать?

– Ну, я думаю, для начала ты покажешь мне Весонн-де-Арбр, расскажешь, где что находится, а потом поможешь осмотреть сад.

– Я с удовольствием это сделаю, – оживилась Роз-Мари, – но это и правда будет настоящий урок?

– Мы постараемся, чтобы так и вышло, – ответила Мелита, – я буду говорить тебе, как некоторые вещи называются по-английски, а ты попытаешься это запомнить. Вот, например, ты знаешь, как переводится на английский слово «арбр»?

– Да, я знаю, – быстро ответила Роз-Мари, – папа говорил мне, что это значит «деревья».

– Очень хорошо! А если ты сегодня сможешь запомнить еще одно или два английских слова, то вечером покажешь папе, какая ты умница.

Эта мысль очень понравилась Роз-Мари, и, держась за руки, они вышли из дома.

Мелита мысленно поблагодарила Бога за то, что мадам Буассе пока нигде не было видно. Она надеялась, что мадам не заметит их ухода и не отправит назад в классную комнату.

На Роз-Мари была соломенная шляпка, подвязанная под подбородком розовыми лентами. Мелита решила, что девочке будет очень к лицу один из ее капоров. Сама она открыла зонтик, сообразив, что местное солнце – не для ее нежной кожи.

В первую очередь Роз-Мари повела Мелиту в часовню. Выстроенная из грубого серого камня, снаружи часовня имела довольно суровый вид, однако стены внутри были покрыты фресками, как показалось Мелите, старинными. На украшенном деревянной резьбой алтаре горели шесть больших свечей, бросавших отблески света на фигуры святых; струился легкий аромат благовоний.

– Здесь каждое воскресенье проходит служба? – спросила Мелита.

– По воскресеньям священник приезжает из Бэсс-пойнта служить мессу, – ответила Роз-Мари, – но кузина Жозефина велит рабам молиться каждый вечер вместе с ней на холме.

– Каждый вечер? – Мелита удивилась.

Роз-Мари кивнула.

– Она говорит, что у них порочные черные души и им надо молиться больше, чем остальным.

Мелита подумала, что другого отношения к рабам она от мадам Буассе и не ожидала, но девушка была слишком умна, чтобы критиковать мадам перед Роз-Мари, и ограничилась тем, что мягко заметила:

– Я думаю, Богу все равно, какого цвета у человека кожа. Он всех нас любит одинаково.

– Меня он иногда не любит, – объяснила Роз-Мари, – когда я себя плохо веду.

– Он любит тебя, – настойчиво продолжала Мелита, – только он расстраивается, если ты бываешь не такой хорошей, как могла бы.

Роз-Мари вложила свои пальчики в руку Мелиты.

– Я могу сказать вам что-то по секрету? – спросила она. – Вы не скажете кузине Жозефине?

– Нет, конечно, нет!

– Так вот, я думаю, что Бог – очень страшный. Он всегда смотрит, что мы делаем, и думает, как нас наказать.

– Это неправда, – возразила Мелита. – Я почитаю тебе книжку, которую привезла из Англии, и ты поймешь, что Бог заботится о каждом, даже о маленьких пташках. Если мы совершаем ошибки, он нас прощает и забывает о том, что мы сделали.

– Это правда? – изумилась Роз-Мари.

– Клянусь, это абсолютная правда, потому что Бог добрый и все понимает, он всегда рядом, чтобы помочь нам, когда с нами случается беда или грозит опасность.

Она рассказала Роз-Мари, как во время ее пути из Англии разразился страшный шторм и все молились, думая, что корабль перевернется и пойдет ко дну. Очень скоро ветер стал утихать, а море успокаиваться.

– И это сделал Бог? – спросила Роз-Мари.

– Да, конечно, – сказала Мелита уверенно. Она видела, что эта история заставила девочку задуматься, но была достаточно умна, чтобы не развивать тему дальше.

– А теперь что ты мне покажешь?

– Я хочу, чтобы вы познакомились с моим другом. Он очень умный и делает для меня красивые куклы. Я думаю, сегодня он приготовил мне еще одну.

– Тогда пойдем и посмотрим.

От внимательного взгляда Мелиты не ускользнуло, что девочка все время беспокойно оглядывается по сторонам, а это означало, что, кем бы ни был друг Роз-Мари, он вряд ли станет пользоваться благосклонностью мадам Буассе. Однако сейчас главным для Мелиты было заслужить доверие девочки, и она ничего не сказала, пока та вела ее к хижинам, где жили рабы.

Каменные бараки рабов тянулись по обеим сторонам дороги, поросшей зеленой травой. Мелита насчитала четырнадцать абсолютно одинаковых на вид строений, рядом с которыми, как она заметила еще вчера, играли темнокожие дети. Они смеялись и устраивали шумную возню, но мгновенно замерли при появлении белой девушки. Теперь даже самые маленькие молча смотрели на нее темными испуганными глазами.

Роз-Мари быстро направилась к третьей хижине по правую сторону от дороги. Около нее не играли дети, дверь была отперта, и девочка без стука вошла внутрь. Из темного угла появилась пожилая женщина с изборожденным глубокими морщинами лицом и умными, проницательными глазами. Роз-Мари без стеснения обратилась к ней:

– Я хочу видеть Филиппа, Леонор!

– Он на улице, мадемуазель Роз-Мари, с той стороны дома. Он любит, чтоб ему не мешали, когда он работает.

– Он делает мне куклу? – спросила Роз-Мари нетерпеливо.

– Да, мадемуазель.

– Тогда я пойду и найду его.

Она направилась к выходу, но Мелита задержалась. Ее поразило убогое убранство хижины. На полу, почти вплотную, лежали несколько соломенных циновок, рядом с ними стояли пара сломанных стульев и стол. У одной стены девушка заметила примитивную плиту и тяжелую металлическую кухонную утварь. В хижине было очень чисто, однако Мелита впервые столкнулась с подобной нищетой и полным отсутствием каких-либо личных вещей.

– Доброе утро, – сказала она Леонор, – я – мадемуазель Крэнлей, новая гувернантка.

Женщина уловила в ее голосе дружелюбные нотки и улыбнулась.

– Вы приехали из-за моря, мадемуазель.

Эта фраза прозвучала как утверждение, а не как вопрос.

– Да, из Англии, – ответила Мелита, – и я убедилась, что Мартиника очень красива.

Женщина кивнула.

– Хорошо, что вы приехали, очень хорошо. Мелите было не совсем понятно, что та имела в виду, но уверенность, с которой говорила Леонор, придавала весомость словам.

Не успела Мелита ответить, как Роз-Мари потянула ее за руку.

– Пойдемте, мадемуазель, быстрее! Мне надо найти Филиппа.

Мелите не хотелось разочаровывать девочку, и она позволила увести себя из хижины.

За углом они увидели мальчика лет шестнадцати. У него не было одной ноги, на земле рядом лежал костыль, а перед ним возвышалась горка листьев.

– Это Филипп, – радостно сказала Роз-Мари.

Мальчик поднял глаза и улыбнулся ей.

– Ты уже сделал мне куклу, Филипп? – спросила Роз-Мари.

Он кивнул и достал что-то из-за спины. Мелита увидела очаровательную куклу дюймов восемнадцать высотой, на ней было замечательное платье. Роз-Мари вскрикнула от восторга.

– Какая она красивая, Филипп! Даже лучше, чем та, которую ты сделал в прошлый раз. Она мне так нравится!

Девочка взяла куклу обеими руками и протянула Мелите.

– Вот – новая кукла! Как мне ее назвать?

Мелита внимательно рассмотрела куклу и с изумлением обнаружила, что и платье ее, и волосы были сделаны из листьев.

– Листья! – воскликнула она. – Замечательно придумано! Как ты это делаешь, Филипп?

Филипп не отвечал и лишь молча улыбался. Роз-Мари объяснила:

– Филипп немой, он не может говорить, но все понимает.

Девочка сказала об этом как о чем-то само собой разумеющемся, но Мелита вдруг растерялась и не могла найти нужных слов. Она взглянула на мальчика: он мастерил новую куклу.

– Мне можно посмотреть, как ты работаешь? Ты просто молодец!

– Он молодец! – гордо сказала Роз-Мари. – Посмотрите, у нее лицо из листика! Когда он делает куклу, похожую на меня, он берет белый листок, а когда похожую на него – коричневый!

«Кукла действительно невероятно хороша!» – подумала Мелита.

Поняв, что девушке не терпится посмотреть, как он работает, Филипп сначала показал ей молодые плоды кокоса, из которых вырезал голову, а затем верхнюю и нижнюю части туловища куклы. После этого он насадил их на длинную спицу, похожую на большую иглу для вышивания. Аккуратно приподняв лежавшие рядом листья, мальчик принялся окутывать ими кукольный остов, закрепляя складки крошечными булавками.

– Это я приношу Филиппу булавки, – похвасталась Роз-Мари. – Я прошу папу, и он покупает их в Сен-Пьере.

Мелиту привела в восторг ловкость, с которой двигались темные пальцы. В одно мгновение голова куклы оказалась украшенной листком, напоминавшим яркие платки, которыми негритянки повязывают голову. Затем ее плечи были задрапированы ярко-зелеными листьями с красными прожилками, а вокруг талии обернут кушак, блестевший, как алый шелк. Зеленые завитки обвили руки, положенные друг на друга листья образовали пышные оборки – совсем как множество нижних юбок, которые Мелита сама носила под шелковым платьем.

Руки Филиппа двигались быстро и умело; за невероятно короткое время кукла была готова, и Роз-Мари издала возглас восхищения:

– Она так прекрасна, Филипп! Это тоже для меня?

Филипп покачал головой.

– Нет? – переспросила девочка.

– У тебя уже есть одна новая кукла, – сказала Мелита, – мне кажется, что если Филипп пообещал эту куклу кому-то еще, с твоей стороны будет крайне эгоистично просить два подарка в один день.

– Да, конечно, – согласилась Роз-Мари, – спасибо тебе, Филипп. Мне очень нравится моя кукла. Мне хочется придумать ей какое-нибудь особенное имя.

Она взглянула на Мелиту.

– Когда-нибудь, мадемуазель, Филипп сделает куклу, похожую на вас, тогда мы назовем ее Мели-той. А эта – с темными волосами, не может быть, чтоб это были вы.

– Мне будет очень приятно, если Филипп сделает куклу, похожую на меня, – сказала Мелита.

Она улыбнулась мальчику, и они с Роз-Мари, бережно державшей подарок обеими руками, отправились в обратный путь.

– Сколько может прожить эта кукла? – спросила девушка. – Ведь листья скоро завянут.

– Иногда – две недели, иногда – три, – ответила Роз-Мари. – Когда они засыхают и начинают плохо пахнуть, Филипп делает мне новую.

– А ты когда-нибудь дарила Филиппу подарки? – спросила Мелита, вспомнив нищенское убранство хижины.

Роз-Мари отрицательно покачала головой.

– Кузина Жозефина мне не позволит, – объяснила она. – Я хотела отдать свои старые игрушки детям рабов, но она сказала – нет. Они рабы, и мы не должны их баловать.

«Конечно, именно так она и должна рассуждать», – подумала Мелита, но удержалась от того, чтобы сказать это вслух. Слишком рано было противоречить мадам Буассе. Теперь она понимала слова графа о том, что ему приходится мириться со многими вещами, которые ему не по душе.

«Да, легко мне не будет», – сказала она себе. Внезапно она ощутила страх перед мадам Буассе – ее агрессивным тоном и злыми, подозрительными глазами.

– А теперь я покажу вам сахар, – сказала ничего не подозревающая Роз-Мари.

Они пересекли лужайку и приблизились к высокому зданию у мельницы, где перерабатывали сахарный тростник. По всему было видно, что внутри кипит работа, а когда Мелита вслед за девочкой вошла в открытую дверь, то увидела огромные медные чаны, где, как она догадалась, варили сахарный сироп.

Обнаженные до пояса рабы перемешивали содержимое котлов. В воздухе, непереносимо жарком от горевшего под чанами огня, стоял тяжелый запах сахара. У Мелиты закружилась голова от непрекращающегося говора и безостановочного движения тел. Неожиданно рядом с ней раздался голос:

– Вам интересно узнать, сколько нужно потрудиться, чтобы кусочек сахара коснулся ваших губ?

Это был граф. В его словах девушка почувствовала некоторую насмешку – казалось, его забавляли ее удивление и растерянность от увиденного.

– Пожалуйста, объясните мне, как это делается, – сказала она просто.

Граф немного помолчал, наблюдая за работой, а затем ответил:

– Вместе с сахаром на Карибах появилось рабство. Думаю, для вас не секрет, что Христофор Колумб привез сахарный тростник в Санто-Доминго во время своего второго плавания в 1493 году.

– Да, это я знаю.

– Тростник прекрасно прижился, и очень скоро плантации появились на Кубе и других островах. Тут-то одному испанскому священнику и пришла мысль восполнить недостаток рабочей силы неграми, купленными в Африке у португальцев и переправленными в Вест-Индию.

– Так это был священник?! – пораженно воскликнула Мелита.

Она вспомнила все, что слышала о жестоком и бесчеловечном обращении с рабами. Отец рассказывал ей, какие ужасные страдания выпали на долю негров, попавших в руки торговцев.

– Потом датчане, – продолжал граф, – научили английских плантаторов на Барбадосе строить большие мельницы для измельчения сахарного тростника и варить сироп в медных котлах, подобных тем, что вы сейчас видите, чтобы получать кристаллический сахар.

– Это трудная работа? – спросила Мелита.

– Не очень, просто срезанный тростник надо перерабатывать как можно быстрее.

Мелита некоторое время смотрела на трудившихся рабов и произнесла сочувственно:

– Столько лет страшных мучений – и все. лишь для того, чтобы получить сладкое вещество, с которым можно пить чай или варить джем!

– Это действительно так, – сказал граф серьезно, – и надо отдать должное силе духа этих людей – столетия страданий не отучили их смеяться, петь, танцевать и надеяться…

– На свободу? – спросила Мелита. – Но ведь, даже будучи свободными, они не смогут вернуться на родину.

– И это верно, – согласился граф.

В этот момент, будто услышав слова графа, мешавшие варево люди запели. Их глубокие голоса звучали именно так, как, по мнению Мелиты, и должна звучать песня негров. Сквозь клубы пара, поднимавшиеся от котлов, и тяжелое марево раскаленного воздуха она могла различить их сверкавшие белизной зубы и блестевшие от пота торсы. Вскоре песня была подхвачена всеми – казалось, звуки заполнили все пространство до самой крыши сахароварни.

Вдруг пение оборвалось – будто солнечный свет внезапно померк. Надсмотрщики стали выкрикивать приказания и яростно защелкали кнутами. Мелита удивленно взглянула на графа, надеясь найти объяснение, но тут же все поняла сама – позади них в дверном проеме возникла фигура мадам Буассе. На ней было красное платье, соломенная шляпа покрывала голову.

– Ты позволяешь этим людям петь, вместо того чтобы работать, Этьен? – спросила она своим обычным резким голосом.

– Напротив, – ответил граф холодно, – я всегда думал, что счастливые люди работают лучше и быстрее молчаливых и мрачных.

– Это твое мнение, но не мое, – сказала мадам Буассе презрительно.

Она подошла к одному из надсмотрщиков, и до Мелиты донесся ее пронзительный голос. Как показалось девушке, стоявшие рядом с ней рабы вмиг съежились, словно предчувствуя боль от ударов кнута на своих плечах.

Граф резко повернулся на каблуках и вышел из сахароварни. Роз-Мари с опозданием заметила его отсутствие и бросилась вслед. Мелита пошла за ней. Однако они не успели. Выйдя из двери, они увидели, что граф уже садится в седло лошади, которую держал негритянский мальчик.

– Папа! Папа! – закричала Роз-Мари. – Подожди меня!

Но граф уже мчался прочь, копыта его скакуна оставляли за собой облако пыли, и не было ни малейшего сомнения в том, что он стремится уехать как можно быстрее.

«Можно ли его в этом винить?» – спросила себя Мелита.

Она понимала, как униженно должен чувствовать себя граф, оттого что сестра его жены совершенно не считается с его мнением. Почему же он допускает это? Ведь плантация принадлежит ему, раз он – граф де Весонн?

Мелита продолжала размышлять о графе, когда Роз-Мари повела ее осматривать мельницу, а потом – амбар для хранения урожая – его она мельком видела, подъезжая к плантации. Там готовый сахар засыпали в бочки, чтобы, как уже знала Мелита, доставить в гавань Сен-Пьера и погрузить на корабли, а уж те развезут его по всему свету.

– Когда рабы начинают работать? – спросила Мелита у надсмотрщика, наблюдавшего за неграми, которые передвигали бочки.

– В шесть утра, мадемуазель.

– А когда заканчивают?

– С наступлением сумерек.

– Весь световой день, – заметила Мелита. Она хотела узнать, сколько рабов заболевает от переутомления, но решила, что этот вопрос может прозвучать вызывающе. Отец в свое время рассказывал ей об ужасающей смертности среди рабов, переправляемых из Африки в Бразилию, испанские колонии, на Карибские острова и в Северную Америку. Среди торговцев считалось нормальным, если этот «груз» доходил в сохранности хотя бы наполовину, и никто не интересовался, сколько человек покончили с собой или умерли в пути.

– Рабу отводилось ровно пять футов и шесть дюймов в длину, где он мог лечь, – рассказывал отец. – Людей сковывали по двое за руки и за ноги, а цепи пропускали в металлические скобы, укрепленные на палубе.

– Как это жестоко, папа! – воскликнула тогда Мелита.

– Они проводили в трюме по два-три дня. Некоторые задыхались, обычно не менее десяти человек из ста не доезжали живыми.

В Весонне было на что посмотреть. Мелита увидела обезьянку в 1слетке, которую Роз-Мари кормила бананами и орехами, а также вольер с попугаями, пойманными в окрестном лесу. У попугаев были восхитительные сверкающие плюмажи, длинные хвосты и умные немигающие глаза.

После небольшой прогулки по саду Мелита обнаружила, что уже наступил полдень и пора возвращаться к ленчу. Ведя девочку к дому и болтая с ней, Мелита думала лишь о том, куда уехал граф и будет ли он присутствовать за столом. Он вошел, когда они заканчивали первое блюдо.

В ответ на извинения графа мадам Буассе сказала ледяным тоном:

– Надеюсь, Этьен, твое утро прошло не столь бесполезно, как у твоей дочери. Я полагаю, мы потратили достаточно денег и сил на гувернантку, чтобы она хотя бы составила для Роз-Мари расписание занятий!

Мелита решила промолчать, но в разговор вмешалась Роз-Мари.

– Сегодня утром я выучила много английских слов – сахар, кукла… и попугай!

– Очень хорошо, – сказал граф, – прекрасно, Роз-Мари! Ты не забудешь их до завтра?

– К этому времени я выучу еще много других слов, – ответила Роз-Мари уверенно.

Мадам Буассе ничего не сказала и лишь бросала на сидевших за столом неодобрительные взгляды. Граф потянулся к принесенному блюду, чтобы наполнить свою тарелку. В это время, будто стараясь во что бы то ни стало вывести его из себя, мадам Буассе сказала:

– Могу я поинтересоваться или это слишком смело с моей стороны, как долго мы будем иметь честь видеть тебя здесь? Я хочу знать о твоих планах – по крайней мере как домоправительница.

– Скажу тебе откровенно: в настоящий момент у меня нет планов, – ответил граф. – Я проехал по поместью. Ты знаешь, что крыши многих хижин рабов пришли в плачевное состояние? Они совершенно не защищают от дождя и должны быть немедленно отремонтированы.

Мадам Буассе подарила ему улыбку, полную яда.

– А ты уже подумал о том, во что обойдется этот ремонт и откуда появятся на него деньги?

– Мне кажется, хоть я и не проверял счета, что продажа последнего урожая принесла нам неплохую прибыль.

– Но нам пришлось заплатить долги, – напомнила мадам Буассе. – Об этом ты не подумал?

– Мне следует посмотреть бухгалтерские книги.

Мадам Буассе подняла брови.

– Откуда этот внезапный интерес? Определенно твое отношение к делам стало значительно отличаться от того, что я видела последний год.

– Я понимаю, что уделял мало внимания хозяйству, и намерен исправить свою ошибку.

– Восхитительно! – усмехнулась мадам Буассе. – Мы будем вместе изучать счета – бок о бок, и я буду весьма признательна тебе за помощь и поддержку. Я вообще всегда признательна за помощь и поддержку, если, разумеется, мне их предлагают.

Она говорила тоном не просто саркастическим, а совершенно уничтожающим. Взглянув на Роз-Мари, Мелита заметила, что девочка перестала есть и побледнела.

Словесные дуэли между мадам Буассе и графом причиняли ей страдания, и этому надо было положить конец. Мелита решила позже поговорить с графом. Он наверняка может удержать мадам от грубых перепалок с ним – по крайней мере в присутствии его дочери.

– Роз-Мари закончила есть, мадам, – сказала она, откладывая свои вилку и нож, – она устала утром, и мне кажется, ей надо подняться наверх и отдохнуть.

– Это самое разумное, что я слышала от вас, мадемуазель, – ответила мадам. – Позвольте мне подчеркнуть, что если бы Роз-Мари провела это утро в классной комнате, где ей и следовало находиться, то сейчас не была бы столь уставшей.

Голос ее становился все более резким.

– Надеюсь, что после дневного сна вы займетесь с ней как полагается. И я хочу знать, чему вы ее учите.

Мелита промолчала; сделав реверанс, она помогла Роз-Мари выйти из-за стола. Девочка кинулась к отцу и обвила маленькими ручками его шею.

– Я люблю тебя, папа! Я люблю тебя! Пожалуйста, останься с нами!