Текст книги "Дети улиц"

15
Мисс Блэкторн

Только благодаря воскресеньям и можно было пережить рабочую неделю. Эти дни были подобны солнечному лучику, выглянувшему из-за края нависшей тучи. Преодолевая боль, совершая бесконечные наклоны и собирая хлопок, в нескончаемом грохоте и стрекотании прядильных станков Эмили и Лиззи только и думали, что о воскресеньях. Когда дни стали удлиняться, у них появилась возможность дольше бывать на улице после школы, греясь под лучами весеннего солнца, пока его не съедала тень от холма. Даже миссис Клеггинс не была равнодушна к солнцу: она сидела на поваленном бревне и подставляла ему лицо, словно маргаритка.

Однажды в воскресный день миссис Клеггинс отозвали после церковной службы, чтобы она смогла поехать навестить больного отца. Домработница едва не лопалась от гордости оттого, что ее оставили на хозяйстве одну. Она поглядывала на учеников, улыбаясь своим беззубым ртом, словно это было огромное счастье – есть кашу без присмотра со стороны миссис Клеггинс.

– Можно еще немного мяса, Хозяюшка? – попросил Сэм. – Оно такое вкусное. Я мог бы есть мясо целый день, честное слово.

– Мяса больше нет, – сказал Робин, заглядывая в котелок домработницы. – Готов поспорить, миссис Клеггинс велела приготовить меньше, потому что ее сегодня нет. Зато можешь взять добавку каши. Ее полно. – Он положил себе в миску еще серой вязкой каши. – Мне нравится смотреть, как едят мальчики, – произнес он, подражая голосу миссис Клеггинс.

Домработница усмехнулась, наслаждаясь весельем. Остаток каши она доела сама, облизала черпак и вздохнула от удовольствия.

– Настоящее пиршество!

– И что мы будем делать теперь? – спросил Робин. – У нас свободна вся вторая половина дня?

– Учиться, как обычно, – сказала ему домработница. – Так сказала миссис Клеггинс.

– У нас нет даже дощечек, чтобы рисовать, – сказала Бесс. – Она запирает их в своей комнате. А я люблю рисовать.

Все дети уставились на служанку, а та бессильно потерла локти, вся ее самоуверенность испарилась.

– Я не знаю, чему учить вас, – наконец сказала она. – Я ничего не знаю.

– Я буду учить их, – сказал Робин. Он вскочил со своей скамьи и вышел вперед. – А ты пойди и принеси нам чего-нибудь хорошего к чаю, Хозяюшка.

Он снял висевшую на крючке плеть и, рассекая ею воздух, начал прохаживаться по комнате.

– Не сутультесь. Сидите ровно. Сложите руки на столах. Не крутитесь. И убери свою поганую улыбочку, Сэмюэль Дженкинс, не то будешь ухмыляться другой стороной головы. – Он отлично подражал голосу миссис Клеггинс, даже растягивал гласные точно так же, как она, и точно так же пропускал слоги и щелкал зубами, как она, когда злилась.

Лиззи захихикала, и он тут же подошел к ней и щелкнул плетью по парте, заставив ее подпрыгнуть от неожиданности. Девочка, сидевшая впереди, получила пощечину и расплакалась.

– Зачем ты это сделал? – спросила она.

– На всякий случай, вдруг ты решила посмеяться, – ответил он ей. – Первое правило в школе – это хорошие манеры. Повтори!

Поначалу это было смешно, но он слишком хорошо бил их по щекам, еще у него получались отличные удары по голеням, когда он аккуратно поворачивал башмак и бил им, проходя мимо, сидевшего за столом товарища.

– Прекратите раздражать меня, – щелкал он зубами. Щелк, щелк, щелк – стучали зубы, свистела плеть, опускаясь на лежащие на столе руки. Дети, сидевшие в середине ряда, были в безопасности, они все смеялись и смеялись, отпуская в его адрес колкие замечания.

– Прекрати немедленно, Робин Смолл, – Бесс встала со своего места и закричала на него. – Ты просто мерзкий хвастун, вот и все!

– Иди сюда и получишь палки! – крикнул он ей. – Я тебя не боюсь.

Класс стал на уши, повсюду слышались крики и смех, когда дверь вдруг открылась и в комнату вошла мисс Сара Блэкторн, неся с собой большую корзину. Ученики тут же затихли.

– Добрый день, дети, – сказала мисс Сара. Ее голос слегка дрожал, как будто она немного нервничала. – Я слышала, что миссис Клеггинс уехала до конца дня, и подумала, что могла бы представить себя вашей учительницей и немного заняться с вами письмом. Вы не возражаете?

Все удовлетворенно загудели, словно пчелы в улье. Один из мальчиков довольно вскрикнул, и его за это не отругали.

Мисс Сара скользила вдоль рядов, раздавая листы бумаги в клеточку.

– Что нам с этим делать, мисс Сара? – спросил Сэм.

– Как что, вы будете на них писать! – с улыбкой ответила она. – Но для начала нужно сделать чернила, которыми вы будете писать. Может быть, кто-нибудь из мальчиков будет так добр, что соберет для меня немного сажи с внутренней стороны камина?

Она протянула деревянную миску, и внезапно началась ужасная давка, поскольку мальчики отталкивали друг друга локтями, пытаясь попасть к камину первыми. Победитель, Элфи, нырнул в камин, словно он был маленьким трубочистом и полез вверх. Вскоре он вернулся, довольный, сажа была у него на волосах, на щеках, на руках – но он отдал мисс Саре полную миску. Та отправила его на улицу мыться и принести в класс ведро воды.

– Теперь, – сказала она, – я покажу вам, как делать чернила из сажи и воды, потом каждый из вас сделает сам немного для себя. А еще выдам вам перья, которыми вы будете писать. Вы когда-нибудь писали перьями?

И она вынула из корзины пучок гусиных перьев и подняла его над головой.

Все ученики удивленно покачали головами. Прежде они всегда писали только пальцами, рисовали фигуры на песке, который миссис Клеггинс насыпала им на дощечки. Даже в классе в работном доме им никогда не давали перья.

– Что ж, значит, мы сможем научиться множеству интересных вещей! – сказала мисс Сара. – Когда вы сделаете чернила, я покажу вам, как чинить перья, и тогда мы уже будем готовы писать. Насыпать немного сажи, добавить чуть-чуть воды. Помешать. – Дети с восхищением наблюдали за ней. – Все должны попробовать, выходите вперед, не бойтесь. Смотрите на меня и повторяйте за мной.

Вскоре все лица и руки у детей были в чернилах, но мисс Блэкторн, похоже, совершенно не сердилась. Она велела всем нести свои чернильницы к столам очень осторожно, подходила к каждому ребенку, показывала, как рисовать изогнутые фигуры, опуская гусиные перья в чернила, а затем царапая ими по бумаге.

– Мисс, мои фигурки похожи на дохлых мух! – захихикала одна из девочек.

– А мои похожи на следы от улиток! – сказала другая, и по комнате прокатился взрыв смеха, быстро утихший: дети с любопытством глядели на мисс Сару. Но та лишь улыбнулась, кивнула и снова медленно пошла по комнате, иногда останавливаясь и помогая ученикам правильно вести перо.

– У вас получается очень хорошо! – сказала она, хлопнув в ладоши. – Сейчас я напишу на доске несколько букв, а вы постараетесь переписать их как можно тщательнее. Не волнуйтесь, если не получится. Я вам помогу.

И она повернулась к доске, а Эмили рискнула обвести класс взглядом. Некоторые ученики сидели, закусив губы от усердия, склонившись над своими листками бумаги, дыша медленно и сосредоточенно, словно их работа могла исчезнуть в любой момент. Некоторые, как Сэм, просто широко ухмылялись, довольные происходящим.

– Из всех воскресений, что у нас были, – прошептала Эмили, обращаясь к Лиззи, – это самое лучшее.

Лиззи кивнула в ответ.

– Я обычно терпеть не могу уроки. Я и не знала, что школа может быть такой. Теперь мне хотелось бы учиться каждый день. Только учиться и ничего не собирать!

– Вот это все буквы алфавита. – Мисс Сара отвернулась от доски, отряхивая мел с ладоней, так что он взлетел вокруг нее облачком пыли. Девушка рассмеялась и вытерла пыль. – Когда выучите их, вы сможете написать и прочесть все что угодно. Я открою вам целый мир, – затем она невольно вздрогнула, вспомнив, что разговаривает с детьми с фабрики. – Когда выучите буквы, сможете написать свои имена, – взволнованно добавила она. – Честно говоря, я не знаю, какой у вас уровень. И не бойтесь ошибиться. Я ведь просто понарошку ваш учитель, помните об этом.

Она прошла по комнате, показывая им, как правильно держать гусиные перья, смеясь над чернильными кляксами, которые они оставляли на бумаге, направляя руки тех счастливчиков, которым удавалось выводить чистые, узнаваемые буквы, хваля тех, кто сумел написать их самостоятельно.

– Мисс Блэкторн, почему вы не можете приходить каждое воскресенье? – спросил Сэм, и Бесс захлопала в ладоши.

– Я хотела сказать то же самое!

– Я пришла сегодня только потому, что миссис Клеггинс поехала навестить больного отца, – с улыбкой ответила мисс Блэкторн. – Но я уверена, вам нравится учиться вместе с ней.

– Нет, не нравится, – сказал один из мальчиков постарше. – Она не может написать даже свое имя, не говоря уже о наших.

– И она все время бьет нас, – пробормотал кто-то. – Мы ее ненавидим.

Мисс Сара в ужасе поглядела на мальчика. В воздухе повисла тишина.

– Она бьет вас?

– Постоянно. Вон той палкой, что висит на стене.

Мисс Сара закрыла рот ладошками и отвернулась. Подхватила перчатки, сумочку и опрометью бросилась прочь из класса.

Дверь за ней открывалась и закрывалась, снова и снова, и все скрипела.

16
Я знал твою маму

Дети сидели молча, думая, что она сейчас вернется, хотя понимали, что этого не произойдет. Очарование рассеялось; они снова вернулись в холодный солнечный весенний вечер, и им нечего было делать, кроме как ждать, когда снова начнется работа. Эмили молча поднялась и стала собирать куски бумаги. Лиззи последовала ее примеру, собирая гусиные перья, осторожно возвращая чернильницы на учительский стол. Нужно будет почистить их и куда-то убрать, прежде чем вернется миссис Клеггинс. Остальные ученики наблюдали за ними с немым ужасом: им хотелось, чтобы они прекратили делать это, на тот случай, если мисс Сара вернется и продолжит урок.

– Судя по выражению ее лица, она собиралась заплакать, – наконец произнесла Мириам.

– Она добрая и хорошая, – сказала Эмили, возвращаясь на свое место. – Она немного напомнила мне мою маму, хотя, конечно, она гораздо моложе.

– Правда? – переспросила Мириам. – А я свою никогда не знала.

– Я все время думаю о ней. О ней и о Джиме. Я не могу не думать о них. И никогда не перестану. Жаль, что я не узнаю, что с ними случилось.

Внезапно Робин поднялся и открыл дверь.

– Я иду на улицу, – заявил он. – Чего тут сидеть? Выходите на улицу. Если осмелитесь, – и он усмехнулся им, и все мальчики в комнате встали, намереваясь последовать его примеру. Тот кивнул, довольный собой, и, издав ликующий клич, побежал по дороге. Девочки постепенно тоже стали выходить из класса. Сэм остановился у двери, держа руки в карманах, словно дожидаясь кого-то.

– Он думает, что он главный здесь, Робин Смолл, – проворчала Бесс. – Он и в работном доме был таким, правда, Сэм? Всегда хотел быть главным. Всегда хотел, чтобы все делали то, что он скажет. И они делают.

– Что ж, тем не менее он прав, – отозвался Сэм. – Зачем сидеть в классе, если нет учителя, а на улице солнечно? – Он с завистью посмотрел вслед Робину и мальчикам помладше, которые уже лезли на дерево вслед за ним. – Они там веселятся.

– Так почему ты не пойдешь к ним? – удивилась Бесс. – Я сама не прочь полазать по деревьям. Кажется, это весело.

– Я пойду, через минуту. Я просто хотел… – Он поглядел на Эмили. – Я просто хотел сказать тебе кое-что, Эмили. Наедине.

Эмили покраснела, а Лиззи захихикала.

– Давай, – Бесс слегка подтолкнула Эмили.

– Мы можем просто пойти ненадолго в наше убежище, пока Хозяюшка не позовет нас на чай. Я не хочу пропустить этот момент, понимаешь? Только не воскресный чай, – сказала Лиззи, и они с Бесс выбежали из дома.

Сэм отодвинулся, опустив голову, продолжая держать руки в карманах.

– Что ты хотел мне сказать, Сэм? – окликнула его Эмили. – Я тоже не хотела бы пропустить чай.

Он снял кепку и принялся неловко мять ее в руках.

– Просто я подумал, что кое-что знаю, что следует знать и тебе, но не знаю, как это сказать. Но я твой друг, правда? Я хочу быть твоим другом, Эмили.

– Тогда говори, – сказала она. – Это что-то нехорошее, да? Судя по выражению твоего лица.

– Да, нехорошее, – согласился мальчик. Он присел на поваленное дерево, а Эмили осталась стоять, наблюдая за тем, как он нервно мнет в руках кепку.

– Говори.

– Это по поводу твоей мамы.

Сердце девочки забилось быстрее.

– Мамы?

– Я слышал, как ты говорила о ней только что, и подумал: «Скажи ей, Сэм, сделай это».

Девочка ничего не ответила, лишь закусила губу.

Сэм вздохнул.

– Что ж… В тот день, когда я впервые увидел тебя за воротами работного дома, Лиззи спрашивала мальчика по имени Кончик про твою маму и брата, и он сказал, что их там нет. – Он провел рукой по глазам. – Но мне думается, что он ошибся, Эмили. Потому что вечером накануне к нам туда пришел мальчик с мамой.

– Его звали Джим?

– Я не знаю, как его звали. Но его мать была очень больна, как и говорила Лиззи, а мистер Сиссонс не любит, когда приводят больных людей, потому что у них может быть холера и они могут распространять ее, а работать не могут, вообще ничего не могут. Я и еще старик по имени Джозеф должны были отнести эту больную женщину прямо в лазарет, и Джозеф попросил меня посидеть с ней немного, потому что он не знал, где ее мальчик. Она была очень похожа на тебя, Эмили. Она шептала имена, и расслышать их было тяжело, но имен было три. Теперь я понял, что она шептала.

– Эмили, Лиззи, Джим, – медленно, нараспев произнесла Эмили.

– Верно, – Сэм надел кепку, затем снова снял ее, повертел в руках. – Так что я думаю, что знал твою маму.

Эмили присела рядом с ним, неотрывно глядя в землю прямо перед собой, туда, где в траве возился дрозд, выискивая веточки и листики, из которых можно было бы соорудить гнездо.

– Что с ней случилось?

– Она уснула, – ответил Сэм, – но так и не проснулась, Эмили. В ту ночь она умерла.

В тот день миссис Клеггинс вернулась после чая. Она сказала ученикам, что у нее был долгий и тяжелый день и ей нужно лечь спать пораньше, поэтому все они тоже должны отправляться в постель, хотя на улице едва стемнело. Эмили и Лиззи было все равно. Они молча просидели весь ужин, ничего не съев, просто вытирая слезы, текущие по щекам. «Бедный Джим, – думала Эмили. – Теперь он совсем один. Мы с Лиззи хотя бы вместе».

Сэм наблюдал за расстроенными девочками. «Теперь я уже жалею, что сказал ей, – думал он. – Расстроил их, вот что я наделал. Но если бы это была моя мама, я хотел бы знать».

После ужина девочки поднялись наверх, и когда все встали на колени, чтобы прочесть молитву, Лиззи опустила голову на плечо Эмили. Молитва не шла на ум. В голове крутилась лишь одна мысль: «Мама умерла, теперь я знаю это. Я больше никогда не увижу ее». Открыв глаза, она увидела, что на одной из кроватей сидит миссис Клеггинс и наблюдает за ними.

– Что происходит? – поинтересовалась женщина.

– Мы узнали, что наша мама умерла, – прошептала Эмили. Рядом снова всхлипнула Лиззи. Эмили обняла сестру. – Мне сказал один из мальчиков. Он был с ней в лазарете в работном доме.

Миссис Клеггинс поднялась. Девочки подумали, что сейчас она накричит на них, станет бить по щекам, но та лишь сказала:

– Сегодня ночью можете спать в одной постели.

Она продолжила свой обход, освещая себе путь свечой, а затем вышла из комнаты. На комнату опустилась тишина, и каждая из девочек провалилась в собственную тьму, в собственные безмолвные страдания. Эмили гладила Лиззи по волосам, пока не почувствовала, что та наконец-то погрузилась в сон.

– Ну вот и все, – прошептала Эмили. – Ты спишь. Пусть тебе приснятся чудесные сны о том времени, когда мы еще не приехали сюда. Мы должны беречь друг друга, Лиззи. Должны держаться вместе. Теперь мы сироты.

17
Жестокий Крикк

Вставать по утрам стало тяжело, как никогда. Каким-то образом Эмили и Лиззи пережили следующие дни и недели, утешая друг друга, позволяя рабочей рутине немного приглушить горе.

– Здесь нет никого, кто не потерял бы близких, – говорила им Мириам. – У большинства из нас вообще никого нет. А если и есть родные, мы все равно не увидим их никогда, потому что застряли здесь. Застряли здесь навечно.

Они провели на фабрике уже несколько месяцев и знали о работе все, как если бы у них никогда не было другой жизни. Все они научились читать по губам, и это хотя бы немного помогало справиться со скучной работой. Всякий раз, осмеливаясь поднять глаза от жужжащих станков и плетущихся нитей, они получали шанс сказать что-то кому-нибудь. Это было единственное, что они могли делать, чтобы почувствовать себя людьми, а не просто частью прядильного цеха. У них была короткая песенка, которую они беззвучно пели друг другу, добавляя к этой литании что-то от себя. «Еда воняет», – пел один из них одними губами, а следующий поворачивался к другому ученику: «Еда воняет, постель жестка, от работы ломит спину, болят ноги», – и так далее. Игра заключалась в том, чтобы повторить это все, не забыв ни слова, и все они должны были быть в правильном порядке, прежде чем можно было добавить в список свою жалобу на что-то. Иногда, получив послание, они принимались громко смеяться. Как-то раз Эмили застыла в ожидании, когда работавший за соседней машиной Сэм посмотрит в ее сторону, чтобы она могла передать список жалоб ему. Внезапно сзади на нее налетел Крикк. Он был словно паук, сновавший меж стрекочущими машинами с зажатым под мышкой ивовым прутом. Схватив ее за подбородок, он повертел его из стороны в сторону.

– Стоишь без дела. Смотришь, куда не положено. Смеешься!

Его лицо склонилось над ней, рот открывался и закрывался настолько близко к ее губам, что она чувствовала запах его дыхания, в лицо ей летела слюна. Он замахнулся прутом, намереваясь ударить ее. Сэм отбежал от своей машины, набросился на Крикка, оттаскивая его за руку от Эмили, пытаясь вырвать прут у него из рук. Взревев от ярости, чего прежде в таком шуме было не услышать, Крикк обрушил прут на Сэма, он бил его снова и снова, пока мальчик не забился на полу в агонии. Молл, прядильщица Эмили, крикнула, зовя на помощь, пытаясь оттащить ее от катающихся по полу тел. Остальные рабочие наблюдали за происходящим в немом ужасе, и внезапно надо всем этим появился еще один человек: мастер Криспин, сын хозяина фабрики. Он оттащил Крикка от Сэма, заставил его бросить плеть. Надсмотрщик отошел на шаг, тяжело дыша, изо рта у него текла слюна, словно у бешеного пса. Сэм стоял на четвереньках.

– Марш на улицу! – закричал мастер Криспин. – Вы оба заслуживаете порки! А вы, рабочие, хватит глазеть, хватит терять время. Время – деньги!

И он резко кивнул головой, требуя, чтобы Сэм и Крикк вышли за ним на улицу. Эмили подошла помочь Сэму, но тот лишь покачал головой и захромал прочь, вслед за обоими мужчинами.

Ошеломленные увиденным, ученики снова принялись за работу, опустив глаза, не поднимая голов от станков. Друг на друга они не смотрели. Эмили дрожала. «Бедный Сэм, бедный Сэм, – думала она. – Это все я виновата».

Вскоре вернулся Крикк, рыча, в глазах плескалась ненависть. Он подошел к Эмили, крепко схватил ее за руку, так что девочке стало больно.

– Ты сегодня останешься без обеда, – рявкнул ей на ухо надсмотрщик и снова пошел по проходу между машинами, по очереди оглядывая учеников, встряхивая тех, в ком ему что-то не нравилось. Когда подошло время обеда и все рабочие вышли за кашей, ученики остались чистить станки и подметать пол, пока Крикк рыскал по цеху, довольный тем, что видел. Слуга вкатил в цех мастера Блэкторна.

– Дай я посмотрю на них. Прокати меня, Фергюс, хочу видеть, как они работают.

Эмили услышала, что колеса катятся к ней, а затем медленное свистящее дыхание мастера Блэкторна, когда кресло прокатилось мимо.

– Работай, работай, работай, – бормотал он. – Не отвлекайся. Не отвлекайся.

Она не осмеливалась поднять головы, пока он не проехал, а затем на минутку разогнулась, чтобы спина перестала ныть. Робин встретился взглядом с Эмили.

– Он за это поплатится, – одними губами произнес он. Девочка пожала плечами. «Интересно, – подумала она, – кого он имел в виду, Крикка или Сэма?»

До самого чая она больше Сэма не видела. Он, хромая, вошел в дом учеников, осторожно опустился на скамью, поскольку все тело у него болело.

– Что сказал мастер Криспин? – спросила Эмили, когда у нее появилась возможность подойти к нему.

– Лаял на нас обоих, как бешеный пес, и это было хуже всего, что я когда-либо слышал. Заставил меня дрожать в глубине души, это было страшнее побоев. А затем сказал Крикку, что ему нужно научиться обуздывать свой нрав, не то однажды он сядет за убийство. А мне сказал, что я заслужил хорошую порку, но на этот раз он меня отпустит, и что мне нужно пойти обработать раны. Вот миссис Клеггинс и вымазала меня какой-то пахучей мазью, которая кололась так, словно меня сунули в пчелиный улей. А потом мне пришлось вернуться к работе: мастер Криспин поставил меня на другую работу, не на этаже Крикка. И там здорово, потому что у надсмотрщика приятное улыбающееся лицо, как у довольного кота.

– А нас всех наказали, просто потому, что ты ударил Крикка, чтобы спасти свою подругу. Ты знаешь об этом? – поинтересовался Робин. – Мы работали целый день без обеда. Думаешь, это справедливо?

Эмили пропустила его слова мимо ушей.

– Спасибо, Сэм, – тихо сказала она. Он вздрогнул, когда она прикоснулась к его плечу.

– О, пустяки! – сказал он.

– Надо было выхватить у него плеть и заставить его попробовать, каково это, – заявил Робин. Он улыбался. – Мы отомстим, Сэм, мы с тобой. Мы всем им отомстим.