Текст книги "Свинцовый шторм"

– Ради Бога! – Ее бестактность бесила меня.

– Ник, – дотронулась Джилл-Бет до моей руки. – Он очень, очень рассержен.

– Но у него нет ни малейших доказательств!

– А их и не может быть при идеальном убийстве.

Я потягивал виски.

– А в кого она все-таки была влюблена?

– Это известно только Всевышнему. – Джилл-Бет пожала плечами. – Чарли либо сам не знает, либо не хочет сказать.

– Но это же часть его доказательств! – возмутился я. – Какая-то любовная интрига, о которой никто ничего толком не знает, погодная карта, которая ни черта не говорит о состоянии моря, да слабая вероятность того, что на ней не было страховочного ремня! И это все, Джилл-Бет! И на такой зыбкой почве он осмеливается утверждать, что это – убийство?

– Ты прав, Ник.

– В это невозможно поверить!

Джилл-Бет помешивала свой коктейль палочкой в виде омара.

– Я работаю на Кассули, и поэтому от меня ждут, что я буду верить в то, во что он захочет, но если честно... – Она устремила взгляд в потолок, задрапированный сетью. – Да, я думаю, это убийство. Я имею в виду, кто знает? Беннистер не хочет развода, но везде шляется с этой новой блондинкой. Он знает, что в случае чего Надежна напустит на него налоговую инспекцию, вот он и толкает ее за борт далеко в море. Я могу назвать это идеальным убийством.

– Да это не я живу в ла-ла мире, – заметил я с горечью. – А при чем тут мятущиеся души и призраки?

Джилл-Бет улыбнулась.

– Ла-ла мир, Ник, это там, где все просто, где добродетель всегда торжествует и где правит честь, а это не ла-ла мир. Ты имеешь дело с очень озлобленным и очень расстроенным человеком, который к тому же еще и жаждет справедливости. У него только двое детей: один калека, другая погибла, а больше детей у него не будет.

– А почему у него не будет больше детей? – поинтересовался я.

Джилл-Бет заказала себе еще порцию.

– У Дороти рак. Она медленно умирает.

– О Господи! – вздрогнул я.

– Яссир ее очень любит. Он вложил шестнадцать миллионов в онкологические исследования. Ты тоже скажешь, что это сумасшествие?

– Нет.

– В штате Юта он построил для нее целый исследовательский центр. Он где-то вычитал, что в этом штате самый низкий процент заболеваемости раком в Америке. – Пожав плечами, она дала понять, что Кассули уже не в силах спасти свою жену. – Яссир не сумасшедший, Ник, он просто решительный. Черт побери, у него теперь остался только сын, а ты видел Чарли.

– Он какой-то мрачный, – заметил я.

– Ты имеешь в виду – витающий в облаках?

Прошло несколько секунд, прежде чем я понял ее намек.

– Наркотики? – недоверчиво спросил я.

– Да, наркотики, хоть он и старается скрыть это от отца. – Она поболтала палочкой в бокале. – Люди завидуют Кассули, потому что он богат, но у него разрушена семья, и он хочет отомстить.

Я взглянул на Джилл-Бет и подумал – вот действительно стопроцентная американка, со сверкающими глазами, твердым выражением лица и блестящими волосами. И вдруг меня осенило – ведь она, наверное, очень похожа на Надежну. И такая прелестная девушка смотрит на убийство сквозь пальцы. Конечно, она это отрицает, но я был уверен, что Кассули замышлял именно убийство.

– А если я пойду в полицию? А вдруг я скажу им, что вы пытаетесь вовлечь меня в пиратские действия на море? Или даже в убийство?

– Попробуй, – бодро ответила она.

– Они поверят мне, – сказал я, без особой, впрочем, уверенности. – А сколько еще таких «негров» вы сюда приглашали?

– Много.

– Я могу доказать, что ты организовала мою поездку сюда.

– За твой билет платили наличными. В крайнем случае я скажу, что мы познакомились в Девоне и ты последовал за мной, очарованный моей красотой. Ты не первый, кто пытается меня уличить. – Джилл-Бет ухмыльнулась. – Кстати, я уполномочена увеличить предложенную тебе сумму до четырехсот тысяч. Сто тысяч наличными сразу же по получении твоего согласия, остальное – когда дело будет сделано. Причем мы можем выплатить в любой валюте.

– Я вам не помощник. Вернувшись в Англию, я спрячу «Сикоракс» куда-нибудь подальше и от Беннистера, и от тебя.

Джилл-Бет не обратила на мои слова никакого внимания.

– Я скоро приеду в Англию, Ник, и свяжусь с тобой, хорошо?

– Ты меня не найдешь.

Она дотронулась до моей руки.

– Не будь колючкой, Ник. Благородство умерло вместе с Надежной. Оставайся с Беннистером, скажи ему, что поведешь его яхту, а заодно купи себе калькулятор, который умеет считать до четырехсот кусков. – Она опять взяла меню. – Ты голоден?

Я отрицательно покачал головой.

– Хорошо. – Джилл-Бет соскользнула с высокого стула, оставив свой бокал нетронутым. – Когда мы встретимся, Ник, при мне будут сто тысяч долларов. А если я тебя не найду, то пусть британские рабочие прощаются со своими рабочими местами. Счастливого пути.

Когда она была уже в дверях, я окликнул ее.

– Но почему я, Джилл-Бет?

Она помолчала.

– Потому что ты – там, Ник, там, – снова улыбнулась, послала мне воздушный поцелуй и исчезла.

Я чувствовал себя, как царевна-лягушка, которую поцеловали, а она все равно осталась лягушкой. Короче говоря, дураком и по уши в проблемах.

* * *

Достопочтенный Джон Макинз, член парламента, делал вид, что ничуть не шокирован тем, что завтракает в обществе бывшего мужа своей жены. Правда, для нашей встречи он выбрал самый непрестижный клуб в Вест-Энде.

– А я-то считал, что ты – член клуба «Уайт», – поддел его я.

– Здесь неплохая кухня, – не моргнув глазом, отпарировал он и ткнул вилкой в потолок. – Забавное место, не правда ли?

– Да, животики надорвешь. Как там Мелисса?

– Прекрасно, спасибо. – Он помолчал. – Скорее всего, я не скажу ей, что мы завтракали вместе.

– Не беспокойся, я тоже не скажу.

Достопочтенный Джон взглянул на меня с благодарной улыбкой:

– Ты только не подумай, Ник, что она плохо к тебе относится. Ничего подобного.

– Но она может вообразить, что мы тут обсуждаем какие-нибудь грязные секреты?

– Да, что-то в этом роде. – Достопочтенный Джон выглядел каким-то хмурым, да оно и понятно – ведь не каждый день тебе звонят из Хитроу и заявляют, что крупный иностранный промышленник намеревается объявить экономическую войну твоей стране. Достопочтенный Джон оторвал кусочек от подгоревшей булочки и намазал его толстым слоем масла. – Ну, как Америка?

– Жарко, солнечно, деловито.

– Понятно. – Он раздумывал над картой вин, а мне порекомендовал взять барашка, что я и сделал. Затем я выслушал длинный и бессвязный рассказ об огороде его матери и о том, что ему нужен искусный каменщик для реставрации кладки времен Тюдоров. Упоминаний о Яссире Кассули достопочтенный Джон старательно избегал. Еще когда мы разговаривали по телефону, он лез из кожи, чтобы уйти от этой темы. Но как только я пригрозил, что сообщу обо всем в газеты на Флит-стрит, он тут же предложил мне позавтракать вместе. За столом он интересовался делами в Девоне, погодой в Америке, моим здоровьем и тем, понравился ли мне барашек.

– Кошачьи консервы лучше.

– Это блюдо – их гордость, – обиделся он.

– Расскажи мне о Кассули, – решил я наконец перейти к предмету нашей встречи.

– Ах... – Достопочтенный Джон воткнул вилку в кусок мяса и принялся энергично резать ножом хрящ. – Кассули обращался к правительству. Неофициально, разумеется, как частное лицо иностранного государства. Кассули не имеет дипломатического статуса, ты понимаешь?

– Но он богат. Итак, правительство ее величества выслушало его?

Достопочтенный Джон недовольно нахмурился, но утвердительно кивнул:

– Мы рады услужить влиятельным иностранцам, а почему бы и нет?

– Действительно.

Он все еще хмурился.

– Но мы в самом деле ничем не могли ему помочь.

– А что ему было нужно?

Достопочтенный Джон пожал плечами.

– Я думаю, он хотел, чтобы мы отдали Беннистера под суд, но для этого не было достаточных оснований, мотивов и причин.

– А погибшая женщина? – поинтересовался я.

Он покачал головой.

– Инцидент произошел в открытом море, вне наших или чьих-нибудь еще территориальных вод. Согласен, яхта зарегистрирована в Англии – вот почему дознание проводилось англичанами, но по заключению коронера, это был несчастный случай.

– А нельзя было провести повторное расследование, чтобы удовлетворить Кассули?

– Для этого нет никаких юридических оснований. Повторное расследование проводят, если обнаружились новые обстоятельства, а таковые отсутствовали.

– Но ходят слухи, – продолжал я, – что на следствии кое-кто солгал. Я слышал, что в момент гибели Надежны на палубе был Беннистер, а не Мульдер.

– Как ты сам говоришь, – осторожно заметил Джон, – это всего лишь слухи. Их недостаточно, чтобы начать новые процессуальные действия.

– Но этот вопрос хотя бы рассматривался? – настаивал я.

– Честно говоря, не знаю.

Следовательно, правительство несерьезно отнеслось к идее возобновления следствия и устранилось от ответственности по причине недостаточности доказательств.

– Так Кассули угрожал вам? – обвиняюще спросил я.

Джон слегка улыбнулся, но улыбка была ледяная.

– Никто не в состоянии угрожать правительству.

– Он сказал мне, что заберет из Британии все свои контракты и капиталы, а после этого убедит своих знакомых предпринимателей последовать его примеру. Это не очень хорошо отразится на безработице.

Достопочтенный Джон сосредоточенно жевал, однако решил, что пришло время и ему немного приоткрыть карты.

– Ник, ты не первый, кто приносит нам это известие. Кассули объявит экономическую блокаду Британии? – Нахмурившись, он извлек из мяса длинную жилу и торопливо уложил ее на край тарелки. – Ник, я могу надеяться, что ты не передашь наш разговор репортерам? Правительству это не понравится.

Я пропустил его замечание мимо ушей.

– Может ли Кассули действительно причинить нам вред?

Достопочтенный Джон откинулся на спинку стула и в течение нескольких секунд рассматривал крашеный потолок. Затем наклонился вперед:

– Может. Но не настолько серьезный, как он думает. Да, он способен вызвать в стране трудности. Может подорвать доверие к нам как раз в тот момент, когда мы делаем все возможное, чтобы привлечь в экономику иностранный капитал, но не более того.

– А каковы будут последствия?

– Мы переживем это, – произнес он без особого энтузиазма. – Безработица – это хуже. Если все контракты Кассули перейдут к Германии, Ирландии или Испании, мы их больше не увидим, а ведь большинство из них должны были бы оживить промышленность, к чему мы и стремимся.

– Значит, он все-таки может навредить нам, – настаивал я.

– Скорее, слегка смутить, – упорствовал он.

– Так что мне делать?

Достопочтенный Джон, как и многие политики, не выносил вопросов в лоб, потому что они требовали столь же прямых ответов.

– Я не могу тебе ничего посоветовать, – натянуто проговорил он. – Я рядовой член парламента, понимаешь?

– Ради Бога, Джон! Ведь ты уже все обговорил! Как только я позвонил тебе, ты наверняка тут же побежал в министерство промышленности или куда-то там еще и передал им наш разговор!

– Возможно, я упомянул о нем постоянному секретарю, – осторожно ответил он, а правда заключалась в том, что правительство забегало, как ошпаренная кошка, отчасти потому, что боялось Кассули, но еще больше опасаясь, как бы я не выложил всю эту банку с гнилыми червями на Флит-стрит.

– Что же мне делать? – повторил я свой вопрос.

С благоразумным видом Джон Макинз крутил в руках стакан с белым вином.

– А сам ты как считаешь, Ник?

– Если б я знал, что делать, я бы у тебя не спрашивал. Я узнаю, что какой-то псих угрожает Британии экономической войной, если я не помогу ему превратить Энтони Беннистера в пищу для рыб. Не кажется ли тебе, что это в большей степени дело правительства, нежели мое?

– В пищу для рыб?

Я знал, что в случае необходимости достопочтенный Джон может быть потрясающе тупым.

– От меня требуется убрать его, Джон. Пришить этого ублюдка.

Мои слова явно причинили ему боль.

– И Кассули это сказал?

– Не совсем так, но, с другой стороны, чего он еще может хотеть? Я должен привести катер «Лолли-поп» в пункт "х", обозначенный на карте. И что, по-твоему, нас там ожидает? Русалки?

– Но я должен заметить, что не слышал ни о каком убийстве. Насколько мне известно, Кассули хочет только помешать Беннистеру выиграть в Сен-Пьере.

– Не говори красиво, Джон. Этот ублюдок не замышляет ничего хорошего. Может, мне пойти и рассказать обо всем на Флит-стрит? Кто-нибудь да обязательно заинтересуется, а мой кусок бронзы этому поможет.

– Я боюсь, они с жадностью набросятся на твою историю. Ничто так не возбуждает прессу, как возможность навредить нашим отношениям с Соединенными Штатами. – Он беспомощно воззрился на меня.

– Но тогда, Бога ради, поддержи меня! Скажи мне, что правительство занимается этой проблемой. Разве у тебя нет друзей в Вашингтоне, которые могли бы прочистить Кассули мозги?

– При его денежных вливаниях в конгресс это невозможно, – пожал он плечами. – Кроме того, ты забываешь, что в открытую Кассули никому не угрожал. Он, как бы это сказать получше, только намекал. В основном через посредников вроде тебя. Кассули, конечно, свои угрозы отрицает, но правительство вынуждено принимать их всерьез.

– Ну так проведите это чертово повторное расследование, почему вы так упрямитесь?

– Потому что, несмотря на визжание левой прессы, правительство не контролирует судебную власть. Новое расследование может быть проведено только при условии наличия свежих фактов. А их нет. Так что мы должны обратиться к тебе...

– Стоп! – сказал я. – Вот ты и проговорился. Я не собираюсь помогать Кассули, потому что меня не прельщает перспектива оказаться в тюряге, как мой папаша. А сделаю я вот что – вернусь в Девон, и если эта чертова любовница Беннистера еще не поперла мою яхту, я отбуксирую ее в какое-нибудь прелестное укромное место и там займусь ее оснасткой. Тем временем люди будут терять работу, но меня в этом не вините. Свой долг перед родиной я уже исполнил, и доказательство тому – моя спина. И пусть Мелисса не пытается меня искать, потому что я исчезну. В банке лежит распоряжение об оплате обучения детей, а других денег у меня нет, так что ее поиски в любом случае теряют смысл. Ты передашь ей это, Джон? Скажи ей, черт побери, что я банкрот!

– Ник, Ник, Ник! – Достопочтенный Джон протянул мне руку. – Конечно, мы не просим тебя брать на себя всю ответственность за сложившуюся ситуацию.

– Да что ты?

Он сделал знак официанту.

– Я повторяю: я не член правительства...

– Но все же...

– ...Но, как мне кажется, я смогу предположить, как рассуждает правительство. Честно говоря, Ник, нам бы не хотелось, чтобы Кассули угрожал нам. По-моему, это вполне справедливо и к тому же разумно. Но, как я уже говорил, угрозы эти в открытую не произносятся, а нам надо знать намного больше об их причинах. Твоя информация очень ценная, но нам необходимо больше. Например, реальна ли эта угроза? Ты понял меня?

– На твой первый вопрос я отвечаю «да», а на второй – «нет».

Он избегал смотреть на меня.

– Я хочу дать тебе понять, что правительство будет благодарно, очень благодарно тебе, если ты будешь и далее держать нас в курсе относительно намерений Кассули. Ничего больше. Только информировать.

– А какова будет благодарность правительства? – передразнил я его манеру выражаться.

Достопочтенный Джон усмехнулся.

– Не думаю, что тут имеется в виду денежное вознаграждение. Давай просто сойдемся на том, что мы будет молчаливо отмечать и одобрять твой патриотизм.

– Черт побери! – Я дождался, чтобы он взглянул на меня. – Вы хотите, чтобы я был с Кассули, так, что ли?

– Мы хотим, чтобы ты информировал нас. Через меня. Хотя, естественно, я буду отрицать, что такая просьба носит официальный характер. Все это сугубо в частном порядке.

– Но единственная возможность наблюдать за Кассули – это согласиться на его план, так? Я помогу ему, а правительство будет очень благодарно в весьма туманной форме. Так?

Достопочтенный Джон какое-то время обдумывал мои слова, а потом кивнул:

– Да, я думаю, именно так. Но ты ведь хочешь вернуть свою яхту? Это поможет тебе осуществить свою мечту.

Все было изложено крайне деликатно. Кассули оправдывал месть справедливым гневом. Достопочтенный Джон руководствовался целесообразностью. А я был инструментом.

– А почему бы мне просто не пойти в полицию? – спросил я.

Он скупо улыбнулся.

– Потому что ты увидишь, что этот вопрос вне их компетенции.

– Ты имеешь в виду указания правительства?

– Разумеется.

Я вспомнил о Гарри Эбботе. Он был внимателен ко мне и советовал держаться подальше от беды, то есть не соглашаться сопровождать судно, которое везет купца мимо минного поля. Неожиданно мне пришло в голову, что задачей Эббота и было направить Беннистера на мины.

– Ну ты и жук! – Я пристально посмотрел на Джона. – А ты веришь, что Беннистер убил свою жену?

– Я думаю, беспринципно делать какие-либо умозаключения.

– Если ты так жаждешь его смерти, – жестко проговорил я, – то почему же не используешь своих головорезов? Или, может, ты станешь убеждать меня, что те парни, которые исчезли из моего полка, ушли в монастырь?

– Наши головорезы, – ответил он с обидой в голосе, – не держат свои катера на лужайке у Беннистера и не имеют чести быть с ним знакомы.

– Ты можешь представить их, – с готовностью заметил я. – Мне показалось, Беннистер – твой приятель.

– Скорее, Мелиссы, – произнося эти слова, достопочтенный Джон потупил взгляд.

Бедняга, подумал я.

– Правда? А я и не знал.

Он сделал неудачную попытку скрыть облегчение.

– Не то чтобы они близко знакомы, но у нее больше времени на светские развлечения, чем у меня.

Он имел в виду, что у нее больше времени на то, чтобы проводить время в чужой постели. Мелисса сделала и меня, и достопочтенного Джона рогоносцами.

– Итак, правительство, – ушел я от этой скользкой темы, – будет очень признательно, если я помогу убить Тони, друга Мелиссы, и ты, самым окольным путем, пытаешься внушить мне, что полиция закроет на это глаза.

– Ты можешь трактовать мои слова, как тебе заблагорассудится, Ник, но повторяю, что я полностью отрицаю возможность вменить мне в вину заговор с целью убийства. Все, что я могу сказать тебе сейчас, и к тому же неофициально, так это то, что было бы желательно, чтобы ты оказал помощь крупному промышленнику, который мог бы дать Британии еще больше капиталов и рабочих мест.

– Так это пообещал вам Кассули? Рабочие места?

От этих слов его передернуло.

– Не будь смешным, Ник.

– Человек зол как шляпник. Он несет всякую чушь о неуспокоившихся душах. Возможно, он беседует со своей дочерью на спиритических сеансах!

– Разве сумасшествие – профессиональная болезнь шляпников? Что-то я не слышал. – Джон глянул на часы. – О Боже! Неужели уже столько времени! Итак, Ник?..

– Джон?

– Ни слова прессе, будь человеком.

Он заплатил и удалился. Я обратился к правительству за помощью, но был послан. И я сделал то, что они просили не делать ни в коем случае. Я позвонил на Флит-стрит.

* * *

В пабе дурно пахло, он был грязным и куда дороже, чем в Девоне. Зато находился рядом с редакциями – вот почему Мики Хардинг предложил встретиться именно здесь. Хардинг был репортером, одним из тех, что прошагали с моим батальоном все фолклендские дороги. Солдаты прозвали его «Маус».

Маус бухнул на стол четыре пинты эля, по паре на нос.

– Ник, ты выглядишь ужасно.

– Спасибо.

– Никогда не думал, что увижу тебя снова.

– Ты мог бы навестить меня в больнице.

– Не говори глупости. Кто, как не я, провел столько часов у тебя под дверью? Но ты же велел никого не пускать! В чем дело? Или мы не так пахнем? Твое здоровье! – Он выхлебал большую часть первой пинты. – Видел твою уродскую физиономию в газетах. Кто тебя так отделал?

– Приятель Энтони Беннистера. Южноафриканец.

– Ну-ну. – Он с интересом смотрел на меня, чуя, что здесь что-то есть.

– Но ты не должен об этом писать, – торопливо добавил я, – иначе я потеряю яхту.

Он закрыл глаза и негодующе прищелкнул пальцами, а затем победно взглянул на меня:

– "Сикоракс", правильно?

– Точно.

– Три года прошло, а я не забыл. – Я вспомнил, как при каждом удобном случае Мики Маус похвалялся своей памятью. – Господи помилуй, – продолжал он, – да ты же всех достал с этой чертовой яхтой. Как она, на плаву?

– Только-только.

– А как случилось, что ты ее потерял, и при чем здесь приятель Беннистера?

– Мне нужны деньги Беннистера, чтобы привести «Сикоракс» в порядок.

Мики одарил меня долгим и недоверчивым взглядом.

– Если я правильно помню, а так оно и есть, мы, налогоплательщики, выплатили по сто тысяч фунтов тем, кто был тяжело ранен на Фолклендах. Разве ты не получил этих денег?

– Меня взяли за горло при разводе.

– Черт побери, всю сотню тысяч?

– Почти всю.

– О Господи! Да тебе, пожалуй, нужна сиделка, а не газетный репортер. Ну же, расскажи мне обо всем.

И я рассказал ему о «Сикоракс», и о Беннистере, и о Джилл-Бет, и о Кассули, и о достопочтенном Джоне. Я рассказал ему абсолютно все. И о том, как меня заманили к Кассули и какие в результате этого возникли проблемы. И еще о том, что я хотел помешать Кассули, и не потому, что хорошо отношусь к Беннистеру, а потому, что нельзя сидеть сложа руки, если существует угроза такой безработицы. Это уже был вопрос любви к родине. Мики скривился, когда я произнес эти слова.

– А почему ты пришел сюда? – спросил он. – Ясно, что это чертово правительство будет довольно, если Беннистера пришибут, рабочие места сохранятся, а у тебя останется твое судно. Зачем я тебе понадобился?

– Потому что нет доказательств, что Беннистер действительно убил свою жену.

– А! Так ты хочешь к тому же быть благородным? – сказал он с дружеской усмешкой. Закурив, он уставился в потолок, черный от сигаретного дыма.

Мики был крупный мужчина с потрепанным лицом, острый на язык и подозрительный, как куница. На первый взгляд он производил впечатление человека, утратившего вкус к жизни, но при этом все замечал, все слышал и мало чему верил. Вот и сейчас его лицо выражало сомнение. – Итак, мы имеем свидетельство сына осужденного британским правительством, с одной стороны, и одного из богатейших людей в мире – с другой.

– Да, что-то в этом роде.

– Конечно, медаль сыграет свою роль... – Подумав, он добавил: – Но Кассули будет отрицать, что у вас был разговор.

– Полностью.

– А правительство заявит, что первый раз слышит о тебе?

– Точно.

– Ловко. – Мики опять помолчал и сделал несколько затяжек. – Как ты думаешь, насколько вероятно, что это сделал Беннистер?

– Черт его знает! Здесь проблема идеального убийства, причем настолько идеального, что нельзя даже сказать, убийство ли это.

– Но если мы будем утверждать, что это все-таки убийство, или хотя бы намекнем на это, Беннистер тут же подаст исковое заявление в суд.

– Подаст ли?

– А как же? Такое заявление не стоит ни гроша и к тому же не облагается налогом. – Он покачал головой. – Просто невозможно доказать, что он убил свою жену, так ведь?

– Нет.

– Он пристукнет тебя идеально, – с восхищением сказал Мики, – и это куда дешевле, чем просто убийство. – Он закурил новую сигарету. – Ну что ж, я возьмусь за это прелестное маленькое дельце, где действуют вонючий богатый янки с восточным именем, британский ублюдок-убийца, трусливое правительство, герой войны с медным задом и труп с большими сиськами. Как раз для бедного грубого скандалиста вроде меня. Твое здоровье, Ник!

– Так ты поможешь мне? – У меня гора свалилась с плеч оттого, что я больше не был один между молотом и наковальней. Если британскому правительству наплевать на навязчивую идею Кассули, то пресса с удовольствием за нее ухватится. Угрозы этого психа не устоят перед гласностью, ибо он, конечно, не осмелится заявить во всеуслышание, что пытался шантажировать целую страну или вынашивал планы отмщения в открытом море. Пусть газеты расшевелят эту трясину, выпустив побольше смрада – глядишь, и расследование возобновят. А я в результате обрету желанный покой. Никогда бы не подумал, что получу помощь именно от тех, кого старательно избегал в течение двух лет!

– Я помогу тебе, Ник, – решительно заявил Мики. – Но мне нужны доказательства. – Размышляя, он сморщил лицо. – Эта Джилл-Бет Киров, как этот чертов балет, она приедет, чтобы узнать твой ответ?

– Она так сказала. Но я собираюсь завтра же перетащить яхту. Я не хочу, чтобы она меня нашла.

– Ты собираешься перетащить катер?

– Черт возьми, да. Беннистер угрожает опять забрать его себе – с меня этого уже хватит.

– Нет, – покачал головой Мики. – Нет, и еще раз нет. Не делай этого, Ник. Ты должен все оставить как есть. – Заметив недовольство на моем лице, он вздохнул. – Послушай, приятель. Если ты исчезнешь, американка не сможет с тобой переговорить, а мы не сможем получить никаких доказательств. А нет доказательств – нет и версии, нет даже чертова намека на нее.

– Но даже если мы с ней и поговорим, что это даст?

– Эх ты, молчаливый герой! Я подсоединю к тебе передатчик. Ты прикрепишь под рубашку радиомикрофон, пропустишь антенну через штаны, и твой дядя Мики будет все слышать и записывать на магнитофон.

– И ты сможешь это сделать?

– Разумеется. Правда, я должен буду получить у босса разрешение, но вообще-то мы часто этим пользуемся. Как ты думаешь, каким образом мы находим всех этих подставных полицейских и священников со странностями? От тебя, Ник, требуется только одно – выполнять все, что тебе скажут. Объясни Беннистеру, что ты с радостью станешь его штурманом. Передай Кассули, что горишь нетерпением заманить в ловушку Беннистера. Убеди их в своей преданности.

– Но я не хочу оставаться с Беннистером, – откровенно огорчился я. – Я ведь уже сказал им, что не стану больше участвовать в их дурацком фильме.

– А теперь скажи им обратное. Проглоти обиду. Скажи, что был не прав. – Мики говорил настойчиво и убедительно. Все его разочарование в жизни, казалось, улетучилось, когда он согласился на это дело. – Ты поступаешь так во имя родины и королевы. Ты спасаешь рабочие места. Ты отводишь опасность со стороны янки. Но это же не на всю жизнь. А когда должна появиться эта американка с сотней тысяч?

– Не знаю.

– Бьюсь об заклад, в течение месяца. Так ты остаешься в игре?

Ни Беннистеру, ни Кассули, ни даже достопочтенному Джону не удалось убедить меня, а у Мики это получилось с пол-оборота. И я согласился – но только до тех пор, пока мы не получим доказательства. А затем я ухожу от всех этих толстосумов, втянувших меня в свои грязные делишки.

– Конечно, мы заплатим тебе, – заметил Мики.

– Не нужно мне никаких денег.

Он покачал головой:

– Ник, ты настоящий олух «Круглого стола».

Но самое главное – я теперь был не один.

* * *

На следующее утро я поездом поехал в Девон. Шел дождь. «Уайлдтрек» либо вернулся в гавань Хамбл, либо ушел на тренировки – на реке его не было. «Мистика» тоже исчезла, скорее всего, ее забрал негодующий представитель французской фирмы, сдающей суда напрокат.

Зато «Сикоракс» по-прежнему стояла у моего причала. Никто ее не тронул, она была в полном порядке, и я облегченно вздохнул.

Хромая, я подошел к судну и забрался в кубрик. Пока меня не было, Джимми привернул по левому борту пластины с цепями и подготовил место для установки грот– и бизань-мачты. Я открыл замок, висевший на двери каюты, и перемахнул через фальшборт. Кольт лежал на том же месте, где я его спрятал, под мотором. Если у Мульдера хватило наглости обшарить «Мистику», то почему бы ему не обыскать и «Сикоракс»?

Я прошел по палубе, надеясь увидеть Джимми. Все вокруг было неподвижно, и только по воде плясали маленькие круги от дождя. На меня вдруг навалилась такая усталость, словно я не спал по крайней мере сутки. Я похлопал по крыше каюты, приговаривая, что скоро мы отправимся в плавание, вот только задержимся ненадолго, чтобы изловить шайку богатеев.

Ни пива, ни еды на «Сикоракс» не осталось, поэтому я устало побрел к дому, но дверь оказалась запертой. Значит, экономка куда-то ушла, но я знал, где она прячет запасной ключ. Я вошел в дом, выпил на кухне пива, закусив бутербродом, положил себе мяса и прошагал в большую гостиную. Подойдя к окну, я засмотрелся на дождь. Вверх по реке шел экскурсионный теплоход, и к его иллюминаторам прильнули туристы – они глазели на дом Беннистера. Экскурсовод в этот момент наверняка говорил им, что они проезжают мимо владений знаменитого Тони. Через пару недель сюда нахлынут толпы зевак, привлеченные скандальными разоблачениями в газетах. Хозяева этих теплоходов, должно быть, неплохо заработали, пока продолжался суд над моим отцом.

Хлопнула входная дверь, и я обернулся, ожидая увидеть экономку, спешащую на кухню, но вместо этого в гостиную вошла Анжела Уэстмакот и остановилась как вкопанная, явно не готовая встретить здесь меня.

– Добрый день, – сказал я.

– Я думала, ты ушел, – ехидно заметила она.

– Как раз об этом я и собирался поговорить, – ответил я.

– Что, деньги нужны? – В руках у нее была уйма пакетов с покупками. Прежде чем снять мокрый плащ, она сложила их на диван. – Так ты участвуешь в фильме или нет? – требовательно спросила Анжела.

– Думаю, мы могли бы закончить его, – промямлил я, верный данному Мики слову.

– А как мать? – резко бросила Анжела.

– Она крепкая старушка, – неопределенно ответил я, стыдясь своей заранее подготовленной лжи.

– Голос у нее был вполне нормальный, когда я разговаривала с ней. Сначала она очень удивилась, но потом сообщила, что ты в Далласе, однако в данный момент тебя нет дома. – Все это Анжела проговорила с убийственной иронией. – Я сказала, что перезвоню, но она просила не беспокоиться.

– Это так похоже на мою мать. Особенно учитывая, что она умирает.

– Ник Сендмен, ты ублюдок, ублюдок!

На меня ее оскорбления не действовали, ибо я больше не был в ее власти. За мной стояла газета Мики. Я отвернулся и стал смотреть, как по стеклу стекают капли дождя. Низкие облака почти касались склона противоположного холма, и я подумал, что к вечеру на болота спустится туман. Господи, скорей бы уже приезжала Джилл-Бет, чтобы закончить эту дурацкую эпопею и расплеваться со всеми этими избалованными себялюбивыми параноиками!

Я вздрогнул, услышав за спиной всхлипывание, и, обернувшись, увидел, что Анжела плачет. Она стояла у дальнего конца длинного окна, по ее лицу текли слезы, а худенькие плечи мелко вздрагивали. При виде этой картины во мне смешались два чувства – смятение и смущение. Заметив, что я наблюдаю за ней, Анжела в гневе отвернулась.

– Все, что мне нужно, – проговорила она между всхлипываниями, – так это сделать хороший, достойный фильм.

– Надо заметить, что для этого ты используешь довольно странные методы, – с горечью произнес я.

– А вся моя работа – словно плавание в патоке! – Она как будто не слышала моих слов. – Что бы я ни сделала, все вам не так. Ты принципиально против всего, что я делаю, Мэттью со своей съемочной группой – те вообще меня ненавидят. Ты тоже ненавидишь меня!