Текст книги "Пламя возмездия"
Автор книги: Биверли Бирн
Жанр: Зарубежные любовные романы, Любовные романы
Возрастные ограничения: +18
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 19 (всего у книги 33 страниц)
– Если ты имеешь в виду историю с моей женой, то нет смысла придавать это огласке, надеюсь, это ты понимаешь?
– Я не имею в виду Бэт и все с ней связанное.
– А что же ты имеешь в виду в таком случае?
– Я имею в виду то, что ты – подлец и обманщик.
Чарли произнес эти слова обычным ровным голосом, но они отдались в ушах Тима криком. Тимоти не ответил. Оба брата молча смотрели друг на друга.
– Может быть, ты обоснуешь это оскорбление? – наконец спросил Тим.
– Обосную. И обоснование это, как ты изволил выразиться, вот там.
Чарльз показал на свою кожаную папку, лежавшую на столе.
– Понимаю. А стало быть, следующим актом этой мелодрамы будет предъявление мне того, что ты туда насовал.
– Именно это я и собирался сделать, ты прав.
Чарльз встал, подошел к письменному столу и принялся отщелкивать застежки на папке для бумаг. Открыв ее, он достал стопку каких-то исписанных листков и передал брату.
– Это копии, а оригиналы в надежном месте.
– Копии чего? Я не понимаю…
Тимоти лишился дара речи, стоило ему увидеть лишь первую страницу.
– Откуда у тебя это?
Голос его изменился, издевательских ноток и былой самоуверенности уже не было.
– Это не имеет значения. Самое главное, что тебе известно, что это такое.
Тимоти понял, что совершил промах, но было поздно что-либо исправить. Идиот слабонервный! Не следовало обнаруживать, что ему уже знаком этот отчет о политической обстановке в Парагвае, он был точной копией того, что ему вручили в Дублине.
– Да, мне известно, что это такое, – признался он.
– Тебе это было известно несколько недель назад. В том-то все и дело. Ты получил это пятнадцатого июня. Эти документы были переданы тебе в пабе под названием «Лебедь», что на Бэчелорс-уок в Дублине.
– Тебя хорошо проинформировали. Ты уверен, что эта информация верна?
– Уверен.
– А как ты можешь быть уверен? Кто тебе наговорил этой чепухи?
– Кто мне сказал – неважно. А что действительно важно, так это то, что ты еще за восемь дней до того, как мы стали выпускать облигации, досконально знал о ситуации в Парагвае. И тогда на нашей встрече, где обсуждалась целесообразность выпуска займа, тебе уже было в деталях известно то, о чем дядя Генри лишь смутно догадывался. Помнишь, как отец тогда спросил нас, тебя и меня: поддерживаем ли мы позицию Генри? Что ты тогда ему ответил? Ты и словом не обмолвился, какими данными ты располагаешь.
Тим перелистывал страницы отчета. Потом небрежно и спокойно бросил его на стол.
– Я менее легковерен, чем ты, мой дорогой братец. В этом смысле я не гожусь для того, чтобы верить всему, что написано в каком-то, неизвестно откуда взявшемся, отчете.
– Лжец! – повторил Чарльз.
– Осторожнее, Чарльз, – не повышая голоса, сказал Тим. – Осторожнее, малыш. Ты коснулся опасной темы. Если ты станешь и дальше меня оскорблять, я буду вынужден защищаться, потребовать сатисфакции. Шлепнуть тебя по физиономии перчаткой, как поступают джентльмены.
– Откуда тебе знать, как поступают джентльмены, дьявол тебя возьми? Джентльмены не утаивают важную информацию от своих близких. Они не сидят и не смотрят, как будет развиваться ситуация, грозящая всем и каждому банкротством.
– Ну, банкротство, это слишком сильно сказано.
– Нет, не слишком. Вот кое-что, с чем тебе следовало бы ознакомиться…
Чарльз подал своему брату светло-желтый конверт.
– Эта телеграмма пришла вчера вечером уже после того, как ты ушел из банка.
В какой-то момент у Тима в мозгу пронеслась шальная мысль: не требование ли это из России об изъятии фондов Российского Императорского Казначейства? Неужели Лиле действительно по силам такое? Неужели она располагает такими колоссальными возможностями? Он был твердо убежден, что она каким-то образом все же была связана с тем русским, который подкараулил Джемми в клубе, но Тимоти это показалось лишь тактической уловкой, цель которой оказать психологическое давление на Мэндоза-Бэнк, вывести их из равновесия. Но если русские действительно решили изъять золото… Боже мой, тогда последует такое, на что он не рассчитывал и не мог рассчитывать.
– Хватит мечтать и терять время, – настаивал Чарльз. – Читай.
Тимоти открыл конверт и вынул оттуда небольшую страничку.
СРОЧНО ПРОШУ ПРИСЛАТЬ КОГО-НИБУДЬ ЗАМЕНИТЬ МЕНЯ КОРДОВЕ тчк СЛОЖНАЯ СИТУАЦИЯ РЕЗЕРВАМИ тчк НЕ МОГУ ИСПОЛНЯТЬ ОБЯЗАННОСТИ СОСТОЯНИЮ ЗДОРОВЬЯ ПОДПИСЬ ФРАНСИСКО ВАЛЬДЕС ДЕ ГИАС.
– Господи Иисусе! – прошептал Тим, – и он послал как обычную телеграмму?
– Послал.
– Вот оно что! Разумеется, все это теперь полезет наружу. Старик Франсиско заставил нас купаться в дерьме.
Тон, каким это сказал Тим, окончательно заставил Чарльза забыть о том, что он должен себя сдерживать. Тим говорил это так, будто речь шла о какой-то безобидной интрижке, к которой он не имел ровным счетом никакого отношения, а не о преступлении, за которое он нес полную ответственность.
– Ах ты, жалкий негодяй! Подлый предатель!
Он шагнул к Тимоти, его руки сжимались в кулаки, он это чувствовал, он повысил голос.
– Это все ты! Это по твоей милости мы купаемся в дерьме! Ты ведь мог все это предотвратить. Ты ведь знал об этом задолго до выпуска. Это мы ничего не знали, а ты знал все и ты нас не предупредил. Это из-за тебя отец стал выпускать заем, ты ведь мог его от этого удержать.
– Никто и ничто никогда не могло удержать отца, если он что-то задумал. И это для тебя не новость. Какой смысл предъявлять ему какие-то факты и доказательства его неправоты этому безмозглому, упрямому барану? Ведь он сразу бросается на тебя! – защищался Тимоти.
Оба кричали друг на друга. Чарльзу удалось переорать своего брата.
– Я знаю, что за всем этим ты! Поэтому отец так взбесился позавчера. Это так. У тебя есть свой собственный план, ты хочешь заграбастать банк, взять его под свой контроль. Ты же был сам не свой, узнав, что я могу встать во главе его, а не ты.
Чарльз продолжал кричать, когда дверь стала открываться, и в этот момент Тим, пятясь от наступавшего на него разъяренного старшего брата, оступившись, налетел спиной на дверь. Раздался характерный звук сильного удара телом и головой. Тим резко подался вперед, но, потеряв равновесие, уже ничего перед собой не видя, упал и грохнулся головой о массивную медную каминную решетку.
– Завтрак, сэр… Ой, Боже мой, сэр, что случилось? Что происходит?
Не успевший еще опомниться Чарльз растерянно посмотрел сначала на служанку, потом на недвижное тело Тимоти, ничком лежавшее на ковре. Вязкая темно-красная кровь медленно стекала с металлических завитушек и капала на кремовый подкаминный коврик.
– Зовите скорее Харкорта! Скажите ему, чтобы он немедленно вызвал доктора!
– Да, да, сэр, я позову его, сэр. Но это не я, честное слово, не я! Я ведь только открыла дверь сказать, что завтрак готов и…
– Прекратите болтать! Идите и делайте, что сказано.
Горничная умчалась. Чарльз склонился над своим братом. Тим по-прежнему не двигался и не издавал ни звука. Чарльз раздумывал, как перевернуть его и послушать, бьется ли у него сердце. Когда он протянул руку, чтобы сделать это, с ужасом и недоумением понял, что руки его все еще сжаты в кулаки.
Сан-Хуан
11 часов утра
Через патио гостиницы ковылял, опираясь на палку, пожилой человек. Хозяин Сан-Хуан Баутиста, развалясь, сидел в кресле из бамбука у дверей и жевал потухшую сигару. Без всякого интереса он наблюдал за приближавшимся незнакомцем.
– Добрый день, сеньор, – приветствовал его гость.
– Добрый, – хозяин не вынимал окурок изо рта. – Что тебе, дедушка?
Роза поморщился, услышав такое обращение. Разве он такой уже старик? Дело в том, что он уже целую неделю хромал после того, как однажды в сильном подпитии весьма неудачно свалился с лестницы, ведущей в винный погреб таверны. Вряд ли это событие могло превратить его в старика. Просто этот хозяин был человеком тупым, невоспитанным и фамильярным – ну, словом, типичным островитянином.
– Я желаю переговорить с сеньоритой англичанкой. Пошли-ка за ней.
Роза говорил с этим человеком отстраненно-вежливым тоном, каким обращаются к ленивой прислуге хорошо воспитанные хозяева.
Он оперся на палку, стараясь стоять по возможности прямо.
– У нас много гостей, дедушка. Как имя этой сеньориты?
– В твоем стойле живет только одна английская леди. А теперь пригласи ее, а не то я, когда вернется кабальеро, скажу ему, что ты берешь с него за право жить в этом хлеву в два раза больше, чем с местных.
Сказано это было по-прежнему очень спокойным голосом. Хозяин был вынужден подняться. Он перекатил сигару в другой угол рта и сплюнул желтоватую от табака слюну в медный таз, стоявший рядом.
– Обожди здесь. – Он собрался было подняться по лестнице, но, обернувшись к Розе, спросил: – Как ей передать, кто ее спрашивает?
– Скажешь, друг мистера Кэррена, этого достаточно.
Бэт появилась пять минут спустя. Роза, усевшийся в ожидании ее в одно из полусгнивших бамбуковых кресел, силился подняться.
– Пожалуйста, не беспокойтесь, сидите. Вы хотели меня видеть?
Розе все же удалось подняться с кресла.
– Да, сеньорита, надеюсь, что не побеспокоил вас.
– Совсем нет. Вы хорошо говорите по-английски. А я вот, к сожалению, не говорю по-испански.
– Ничего, вы еще молоды, у вас все впереди, а я уже достаточно долго пожил на этом свете, и, стало быть, у меня было больше возможностей научиться языкам. Может быть, вы окажете мне честь выйти со мной в патио, где мы могли бы побеседовать в более спокойной обстановке?
Бэт медленно шла рядом, стараясь не обгонять его. Человек этот внешне был неотличим от крестьянина, но одежда его была хоть и простоватой, но чистой, и манерами он скорее походил на джентльмена.
– Как я понимаю, у вас для меня известие от мистера Кэррена? – спросила Бэт, едва они вышли во внутренний дворик.
– Можно сказать, что это так. Мы можем расположиться вон там, если это угодно сеньорите, – Роза показал палкой на скамейку в тени пальмового дерева. – Очень жарко на солнце, вам не кажется? У вас в Лондоне такого солнца не бывает ведь.
– Нет, не бывает, вы правы. А вам приходилось бывать в Лондоне?
– Это было много лет назад, когда я был еще совсем молодым человеком. Изумительный город, мне он очень нравился. Все мне в нем нравилось, за исключением дождей.
Они дошли до скамейки и сели.
– Вам удобно, сеньорита?
– Да, вполне удобно, спасибо. А теперь, пожалуйста, мистер Кэррен просил…
– Ах, да-да. Давайте перейдем непосредственно к делу, как это принято у англичан. Вы уж простите мою испанскую манеру болтать ни о чем. Так вот, мистер Кэррен просил меня зайти к вам. Я виделся с ним перед его отъездом.
– А вы ничего не слышали о нем, с тех пор как он уехал?
Какого чудесного цвета ее волосы! Он не мог насмотреться на них – бледно-палевые с розоватым оттенком. И кожа ее такая, какой могут похвастаться только англичанки. Неудивительно, что этот ирландец так волнуется за нее.
– Нет, я ничего не слышал о сеньоре Кэррене с тех пор, как он уехал. Позавчера он зашел ко мне и попросил меня наведаться к вам и справиться, не нужно ли вам чего.
Она хоть и была слегка разочарована, но все же забота Майкла показалась ей очень трогательной.
– Очень мило с вашей стороны. – Но нет, мне пока ничего не нужно.
– Хорошо, а этот хозяин, эта свинья пуэрториканская, не досаждает вам?
– Нет, нет, все очень хорошо. А вы ведь не с этого острова, сеньор?
Роза улыбнулся. Бэт заметила, что у него во рту не хватает нескольких зубов.
– Нет, сеньорита. Я – мадридец, там и родился.
– А вы знали сеньора Кэррена еще в Испании? До того, как он уехал оттуда?
– Нет, сеньорита. Оттуда он уехал еще мальчиком. Его я тогда знать не мог, но зато знал его мать, донью Лилу.
Бэт перебирала пальчиками бахрому своей шелковой накидки.
– Лила Кэррен – поразительная женщина.
– Согласен с вами. Она, действительно, поразительная женщина. И ее сын тоже – как же это у вас говорится – вылитая она?
– Да, правильно. – Она повернула к нему лицо, ее зеленые глаза изучающе смотрели на него. – Майкл Кэррен призван для великих дел. Мне хотелось бы побольше узнать о его детстве, о Кордове. Я завидую вам – ведь вы знали эту семью еще там.
– Семью, – повторил Роза и замолчал. – Мендоза – не только семья. Мендоза – это, – он осекся, замолчал, как человек, который понял, что сболтнул лишнего.
– Я хорошо знаю Мендоза, – уверяла его Бэт. – Скажите, что вы хотели сказать, они мои близкие знакомые. Во всяком случае, английские Мендоза.
Испанец пожал плечами.
– Сомневаюсь, чтобы была такая уж большая разница между английскими и испанскими Мендоза. Если вы их хорошо знаете, то поймете, что я имею ввиду.
Мысли Бэт бежали наперегонки. Может, продолжить этот разговор? Рискованно. Если об этом узнает Майкл, ей от него достанется за ее любопытство. Но этому старику ведь наверняка известны такие вещи, которые и ей самой очень хотелось бы узнать. Такое, о чем ей никто и никогда больше не расскажет. И появился он без каких-либо приглашений, нежданно-негаданно, ну просто дар судьбы. Майкл не предупреждал ее ни о каких визитах и не собирался, судя по всему, никого присылать в свое отсутствие. Она наклонилась к Розе и тронула его за руку.
– Сеньор, мне кажется, я могу вам довериться. Я бы хотела кое о чем у вас спросить.
– Все что хотите, сеньорита, я готов служить вам.
– В Англии каждому известно, что Мендоза когда-то очень давно были евреями, иудеями и лишь потом стали христианами. Это правда, что в Испании об этом не знают?
– В Испании, – начал он в раздумье. – Здесь все несколько по-иному. У вас в Англии не существовало такой вещи, как инквизиция.
– Нет, но…
– Да, несколько по-иному, – повторил он. Теперь это прозвучало с большей уверенностью. – В Испании много людей, которым известно, кем были предки Мендоза. Но этот вопрос не обсуждается. Обсуждать это считается, – он снова замолчал, подыскивая подходящее английское слово, – плохим. Грязным. Я не уверен, что это правильные определения, но я уверен, что вы понимаете меня.
– Вы считаете, – она спросила это очень тихо, – что обсуждать евреев – это плохо и грязно?
Он пристально посмотрел на нее.
– Нет, сеньорита, я так не считаю.
Тень пальмы, под которой они сидели, уменьшалась, она не могла защищать их от жары, которая все усиливалась. Был уже почти полдень, и солнце стояло в зените. Бэт облизала пересохшие губы и принялась обмахиваться веером.
– Сеньор, я могу… могу я узнать ваше имя?
– Простите меня, я не представился вам, это крайне невежливо с моей стороны. Меня зовут Роза.
– Сеньор Роза, вам не кажется, что сеньор Кэррен… что он… верит в иудаизм?
– Невозможно со всей определенностью утверждать, во что верит любой из людей, сеньорита. А почему вы так думаете?
– Моя служанка и слуга мистера Кэррена – брат и сестра. Это просто случайное совпадение, но… – Бэт понизила голос.
Роза наклонился к ней, опершись на палку.
– Слушаю вас?
– Но они мне сказали, что мистер Кэррен вроде не ест свинины. Это правда, что евреи не едят свинины?
– Да, это так. Но утверждать, что человек – еврей, иудей лишь только потому, что он не любит свинину или какую-нибудь другую еду… – он пожал плечами.
– Да, это звучит странно, я понимаю. Все дело не в этом, а в другом…
– В чем в другом?
– Я не знаю, – призналась Бэт. – Но Лила, то есть миссис Кэррен, – поправилась Бэт, – говорят, что она… – Бэт замолчала.
Разговор стал принимать опасный характер. Майкл непременно взбесится, если узнает.
– Люди склонны много говорить, сеньорита. В давние времена, например, в Испании, еще во времена инквизиции считалось, что если кто-то менял нижнее белье по субботам, то он вполне мог быть причислен к евреям лишь на этом основании. Их называли «марранос», то есть, тайные евреи. И все потому, что у евреев суббота – день отдохновения. А если, вдобавок ко всему, он не ел свинины, то вообще отпадали всяческие сомнения. Так что, полагаю, ничего удивительного нет в том, что вы так думаете.
– Но, мне кажется, для Майкла вообще никакая религия не существует. Так почему…
– Сеньорита, вам ведь известно, что он родился в Кордове, что его мать зовут Лила Кэррен. Может быть, вам, кроме этого, и знать больше ничего не следует?
– И еще, что он – Мендоза, – добавила Бэт. Роза поднялся. – Пожалуй, еще и это. А теперь, сеньорита, если у вас действительно нет никаких просьб ко мне, то…
– Нет, никаких, сеньор Роза. Спасибо большое за то, что навестили меня.
Испанец галантно поклонился.
– Для меня было большой честью познакомиться с вами. Надеюсь встретиться с вами еще раз.
Бэт тоже встала, складки ее светло-голубого атласного платья красиво спадали вниз, подчеркивая ее миниатюрную фигуру.
– Думаю, мы еще встретимся, сеньор Роза. Даже уверена, что встретимся.
Лондон
2 часа дня
Филипп Джонсон обегал уже все возможные подозрительные места. Теперь настало время задуматься и о не очень подозрительных. Он мысленно перебрал варианты последних. Мистера Нормана не было дома, его не было в клубе, ничто не указывало на то, что он стал жертвой несчастного случая или внезапно заболел. Так где ему быть еще?
Секретарь Нормана Мендозы медленно шел по Бэйкер-стрит. Он заходил во все пабы, вообще во все общественные места Мэрилебоуна, Мейфера и Белгравии, да и десятка других фешенебельных, равно как и непритязательных районов. И, если мистеру Норману вдруг захотелось бы упиться до потери сознания, он не смог бы этого сделать ни в одном из пабов, завсегдатаем которых он был. И на Бэйкер-стрит его тоже не было.
Джонсон дошел до конца улицы и остановился в раздумье. Что-то шевельнулось к его подсознании, что-то такое, что могло быть в данной ситуации очень важным, послужить зацепкой, но он никак не мог ухватиться за эту тонкую ниточку мысли, исподволь донимавшей его.
По улице спешили прохожие. Погожий летний день постепенно уступал место тяжелым, густым, серым тучам и вскоре пошел летний дождь. Мгновенно улиц потемнела от зонтиков – лондонцы никогда не питают иллюзий относительно их климата и погоды и посему стараются их не забывать дома. У Филиппа тоже был свой, но он не спешил его раскрывать. Он был слишком погружен в свои мысли и не заметил, как легки? летний дождик постепенно перешел в ливень, грозивший промочить его до нитки.
На него натолкнулся мужчина, торопившийся куда-то по своим делам.
– Извините, сэр, – пробормотал он.
Для Джонсона хватило и двух слов, чтобы почувствовать кокни, на котором говорил этот человек. Мужчина прошел дальше, но остановился и обернулся.
– Вам не помочь, сэр? Вы не больны?
– Что? О, нет, нет, все в порядке. Очень любезно с вашей стороны, благодарю вас.
Незнакомец прикоснулся к краю шляпы и поспешил дальше. Филипп почувствовал симпатию к нему. И вообще, все эти ист-эндцы такие. Во всяком случае, большинство… Вдруг он замер.
– Боже мой, это же Кричарч Лэйн, она ведь тоже в Ист-Энде!
Именно это и грызло его, не давая ему покоя – старый дом Мендоза, в котором они прожили не одну сотню лет, откуда они и руководили всем, пока лорд не продал его и не перебрался на Лоуэр Слоан-стрит.
Филипп снял с зонтика застежку и, решительным жестом открыв его, зашагал по улице.
– Как вы додумались искать меня здесь? – недоумевал Норман.
Банкир был очень удивлен.
– Знаете, сэр, просто меня осенило. Я попытался представить себе, что бы я сделал в том случае, если был бы расстроен так, как вы – меня бы сразу потянуло на старую квартиру.
– Да, вы правы.
Они сидели у окна за столом одного из близлежащих пабов. Норману была видна Митр-стрит и перекресток ее, и Кричарч Лэйн – он лежал прямо перед ними. Дом номер семь был как раз напротив этого паба, на другой стороне улицы.
– Взгляните, Филипп. Вот этот маленький домишко с покосившимися деревянными столбами стоит на этом месте уже добрых сотни четыре лет. Как ему удалось избежать Великого Пожара? И сотню других, не очень великих? Это для меня всегда оставалось загадкой.
– Да, сэр. А кто там сейчас живет?
– Тот человек, которому Джеймс продал этот дом. Какой-то немец, пекарь, приехавший в Англию в поисках счастья.
– Может быть, и ему этот дом принесет счастье, сэр.
Норман фыркнул.
– Счастье? Мне кажется, снаружи этот дом легко принять за дом, приносящий счастье. Но, повторяю, лишь снаружи. – Он сделал жест пустым стаканом бармену за стойкой. – Теренс, еще. И для джентльмена, который со мной.
На часах было без двух три – подошло время закрывать паб, но хозяин даже и не глянул на часы. Он наполнил два больших стакана горьким пивом и подал им на стол.
– Благодарю, Теренс. Тебе мой гость знаком?
– Ясно, что я его знаю, сэр. Добрый день, мистер Джонсон. Надеюсь, у вас все в порядке.
В те дни, когда они еще не перебрались отсюда на новое место, Филипп часто заглядывал сюда по пути домой пропустить рюмочку.
– Все в порядке, Теренс. А как вы?
– По-прежнему, сэр.
Хозяин удалился, оставив их вдвоем. Он запер дверь паба и задернул занавески на окнах.
– Джентльмены, можете оставаться здесь, сколько пожелаете. Вас никто не будет беспокоить. Если я понадоблюсь, позовете меня, мистер Норман.
– Он всегда был здесь, сколько я его помню, – сказал Норман.
Вид банкира был ужасен: помятый, грязноватый костюм, трехдневная щетина, но, несмотря на выпитое, речь его была связной. Может, просто не мог опьянеть?
– Вы ведь не здесь родились, сэр?
– Нет, к тому времени, как я должен был появиться на свет, отец уже переехал на Гордон-сквер. Но делами управляли отсюда, с Кричарч Лэйн. Иногда он приводил меня сюда, еще маленького. Посмотреть, как работает банк. Я был прирожденным банкиром, Филипп. Все мужчины Мендоза – прирожденные банкиры. Во всяком случае, были.
– Они и сейчас банкиры, – тихо сказал Джонсон. – Дело в том, что молодым людям необходимо проверить себя. Они лишь пробуют свои силы, и никто из них не поступает неуважительно или по злому умыслу и…
– Некоторые молодые люди – да, нет, – перебил его Норман. – Бывают случаи, когда порода дает промашку и появляется какой-нибудь выродок. Именно об этом я и думал все эти два дня. А коль появился выродок, его надо убирать, искоренять, и каким бы жестоким ты бы себе или другим не показался, это должно быть сделано. – Он замолчал и глубоко вздохнул. – Допивайте, Филипп, мы должны идти.
Потом Норман спросил его:
– Кто послал вас на поиски? Не Генри, случаем?
– Нет, сэр. Мистер Чарльз. Он очень за вас беспокоился.
– Чарльз… Понимаю.
Они, допив пиво, подозвали Теренса, чтобы тот их выпустил. Дождя уже не было, под летним солнцем высыхали лужи.
– Стало быть, это Чарльз, – бормотал Норман, скорее обращаясь к самому себе, чем к Филиппу.
Эта мысль хоть немного успокоила его. На протяжении вот уже почти двух суток его, не переставая, бил озноб, это началось в тот самый день, когда разразилась эта буря в банке. Ему казалось, что он больше никогда не согреется. Сейчас он чувствовал себя немного лучше. Норман махнул рукой, подзывая проезжавший мимо кэб.
Чарльз стоял возле кровати и внимательно смотрел на доктора, который, в свою очередь, не отрывал взор от неподвижной фигуры, лежавшей на кровати. Тимоти не шевелился. Его мертвенная бледность выделялась даже на фоне белой наволочки. Доктор наклонился к нему и пытался поднять ему веки.
– Никаких изменений, – заключил он.
– А что, следует ожидать каких-либо изменений? Я имею в виду, в ближайшее время? Ведь прошло всего несколько часов.
Доктор посмотрел на часы. Было начало четвертого.
– Восемь часов, и кроме того, он потерял много крови. – Он дотронулся до бинтов на голове Тимоти. – Я предпринял все, что было в моих силах. А теперь нам остается просто ждать.
– Да, я понимаю.
– Надеюсь, сэр. Я не хочу показаться вам жестоким, но, как показывает мой опыт, хоть один человек в семье должен отдавать себе отчет в том, насколько сложна та или иная ситуация. У вашего брата тяжелейшее сотрясение мозга, травмирован ли мозг – этого я утверждать не могу, но, – он сделал паузу, – это не исключается.
– Следовательно, можно ожидать, что он обречен на растительное существование? Даже, когда придет в себя?
– Да, если он придет в себя.
Чарльз поежился. С тех пор, как он и Харкорт перенесли Тимоти в спальню, его не покидало ощущение, что он подхватил лихорадку. Доктор рекомендовал отправить Тимоти в больницу, но Чарльз категорически отказался – больница означала огласку, а слухи распространяются моментально, как лесной пожар. Им сейчас совершенно ни к чему ни сплетни, ни пересуды. Чарльз размышлял над тем, что сказал ему врач.
– Вы имеете ввиду, что он может и не придти в себя? И что так… так может продолжаться… годы?
– Именно.
– Понимаю. Доктор, мне, наверное, стоит поблагодарить вас за вашу откровенность. – Чарльз судорожно глотнул. – Когда появится сиделка?
– С минуты на минуту. Мисс Дансер обещала прийти к половине четвертого, и она…
Тихий стук в дверь не дал доктору договорить. Оба ожидали увидеть сиделку, но вошел Харкорт.
– Мистер Чарльз, – прошептал он.
– Да, Харкорт, что вы хотите?
– Телефон, сэр. На проводе банк. Они сказали, что это срочно.
– Спасибо, я немедленно подойду.
Когда они спускались по лестнице, он спросил дворецкого.
– Харкорт, вы ничего не говорили о…?
– Об этом несчастном случае с мистером Тимоти? Конечно, нет, сэр. Вы же предупредили меня о том, чтобы это ни в коем случае не было нигде упомянуто.
– Да, правильно. Молодчина, Харкорт.
Чарльз шел за дворецким в кабинет Тимоти. Здесь над камином висел большой портрет Бэт. У него мелькнула мысль, как это Тимоти мог оставить картину на прежнем месте, будто ничего не произошло. Он подошел к аппарату и взял трубку.
– Чарльз Мендоза.
– Это Лоусон, мистер Чарльз. Извините за беспокойство, но вы мне сказали, чтобы я позвонил вам, если возникнет какое-то срочное дело.
Чарльз не поставил в известность никого из братьев своего отца о случившемся утром и позвонил в банк, сказав этому клерку, что они вместе с Тимоти весь день будут работать у Тимоти дома, а также предупредил его о том, чтобы тот звонил сюда лишь по вопросам, не терпящим отлагательства.
– Что случилось, Лоусон?
– Был один телефонный звонок, сэр. Звонил какой-то джентльмен и просил о встрече с вами по срочному делу. Так он сказал. Он хочет встретиться с вами сегодня. И просил перезвонить ему.
– Что это за джентльмен?
– Он назвал себя лордом Шэрриком, сэр. Поэтому я подумал, что должен был сообщить вам об этом сию же минуту. Как я понимаю, ведь это он написал ту статью в «Таймс» месяц назад.
– Я понял вас, Лоусон. Благодарю вас, вы поступили очень разумно.
Когда прозвучал отбой, Чарльз задумался. Какое-то дьявольски непонятное развитие событий! Какого черта могло понадобиться сейчас этому лорду Шэррику? Может быть, это он и заварил всю эту кашу? И почему бы ему не поговорить с Джеймсом или, в крайнем случае, с Норманом или Генри? Ведь люди его склада всегда предпочитают иметь Дело с самой верхушкой. Он тряхнул головой. Какой смысл думать и гадать, надо просто позвонить этому Шэррику и все выяснить.
Но он не спешил звонить. Голова его была занята этими страшными событиями. Он чувствовал вину за то, что произошло с Тимоти. Это свалившееся на него несчастье лежало на его плечах как страшная ноша, от которой он не мог избавиться. Он вдруг со всей ясностью понял, какая теперь лежит на нем ответственность за происходящее. Боже мой, хоть бы этот Филипп Джонсон разыскал отца как можно скорее. А если он его не разыщет, ведь тогда одному Богу известно, что будет дальше.
Снизу до него донеслись голоса, разговаривал Харкорт и какая-то женщина, скорее всего, ожидаемая сиделка. Чарльз было рванулся переговорить с ней, но, подумав, решил отложить этот разговор – у него еще будет время побеседовать с ней. Решительным жестом он взял в руки телефонную трубку.
Ларес
4 часа дня
Дом Коко Моралеса представлял собой живописные руины. Когда-то он был жемчужиной среди остальных гасиенд. Окруженный холмами, он гордо возвышался над Ларесом. Теперь жемчужина поблекла: краска стен облупилась, сады заросли бурьяном, крыша просела, и большая часть мебели выглядела так, будто рассыплется в прах при малейшем прикосновении. Единственным исключением среди этого, царившего во всем доме запустения, была большая гостиная, где сейчас сидели Майкл и плантатор.
Комната была прекрасно меблирована, и чувствовалось, что хозяин даже соизволил сделать здесь ремонт – стены были недавно выкрашены. Орнамент ковров, устилавших пол, говорил о том, что они были вывезены из Испании в лучшие дни. Окна выходили на ряды кофейных деревьев – к дому примыкала одна из плантации. День был жаркий, душный, через дымку виднелись стволы кофейных деревьев, короткие, толстые, как сам хозяин.
И хозяин, и его гость встали и прошлись к окну.
– Мне будет очень недоставать этого, когда я отсюда уеду, – с грустью в голосе признался Моралес.
– А куда вы собираетесь? – поинтересовался Майкл.
Моралес неопределенно пожал плечами.
– Еще не решил. Может быть, в Панаму или в Мексику.
– Не в Мадрид? Мать-родина вас не привлекает?
– Я – островитянин, сеньор Кэррен. И Испания не является для меня матерью-родиной. Испания всегда питалась кровью Вест-Индии.
– Да не будь Испании, и вас бы здесь не было. Вы же не индеец, Моралес. И не негр. Ваша кровь – испанская кровь. Если бы сюда не добрались испанцы, вы бы не существовали на этом свете.
Плантатор пожал плечами.
– Ваш аргумент – бесспорно, сама логика. Но логика здесь абсолютно неприменима. – Он ударил себя кулаком в грудь. – Вот здесь, здесь я чувствую пустоту. Я почувствовал ее в тот день, когда испанцы отобрали у нас последнего раба и вместе с ним нашу душу. Все, что вы видите здесь сейчас – результат того, что Испания приняла решение у себя в Европе, не посоветовавшись с нами, не спросив у нас, во что превратится все, что наживалось и строилось веками.
Майклу уже очень много раз приходилось выслушивать подобную аргументацию и не было занятия бессмысленнее, чем пытаться переубедить этих людей, лишившихся власти из-за отмены рабства. Они были неспособны задуматься над тем, что, по сути дела, никаким правом на этих рабов не обладали. Впрочем, неизвестно, что бы чувствовал на их месте сам Майкл.
– Я понимаю вашу точку зрения, – спокойно ответил он. – Но, сеньор Моралес, прошу прощения, мне пора. Сейчас я должен идти, иначе я не успеваю на поезд.
Майкл прошел через гостиную и поднял с пола свой саквояж. Теперь он был непривычно легким, в нем больше не было толстых, тяжелых пачек песет – он оставил их здесь.
Он почувствовал себя легко-легко, но не желал предаваться эйфории, наоборот, он сейчас напряженно раздумывал. Он сделал все, ради чего приехал сюда: шестнадцать владельцев гасиенд согласились на его Условия. Отказалась лишь донья Мария де лос Анхелес и, хотя Майкл разыграл перед ней целый спектакль, демонстрируя ей свое положение, в действительности он никакого сожаления не испытывал. Упустить одну гасиенду из семнадцати – такую, с позволения сказать, неудачу он вполне мог пережить. Сейчас он прекрасно понимал, что «Банко Мендоза де Пуэрто-Рико» в его руках, а вместе с банком – и весь Пуэрто-Рико. Дела на острове были закончены. Вот только визги по этому поводу еще не начинались. Ничего, пусть себе визжат, сколько мочи хватит, это ровным счетом ничегошеньки не меняет. А что касается этой немыслимой шарады Лилы, она еще ждет своего истинного завершения.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.