Текст книги "Утро – еще не день"

– Это меня не касается.

– Деньги в кассе гостиницы, в пяти шагах отсюда. Мы могли бы выйти и, пока выпьем по рюмке…

– По гостиницам не хожу. Я не уличный торгаш.

– В таком случае я могу позвонить секретарше, чтоб она принесла деньги.

– Нет, – так же категорически отвечает черепаха. – Я не привык допускать к себе третьих лиц.

Этот категорический тон и эта задранная вверх маленькая головка начинают меня раздражать.

– Может, я и в самом деле новичок, но не настолько, чтоб принести вам на стол полтора миллиона долларов взамен этого листочка, который даже не является обычной фактурой.

– Обычная фактура тут, в ящике, – спокойно говорит черепаха, постукивая пальцами по столу.

– Все равно. Ваша фактура не больше, чем лист бумаги. Мне не нужна не бумажонка, а…

– …запасные части, – подсказывает Райен, чтоб я, чего доброго, не сболтнул лишнего.

– Именно так: запасные части, а не счета на бумаге.

Черепаха снова вытягивает длинную шею. Маленькие глазки снова смотрят на меня поверх очков.

– Вы не доверяете мне?

– В нашей отрасли, как вам известно, доверие не фигурирует как товар.

– А вы и в самом деле тяжелый клиент.

– Можем заключить соглашение на вашем складе. Грузить запчасти и считать деньги.

– Мне нечего делать на складе. Дайте мне подумать.

Его размышления не отнимают много времени.

– Насколько я понял, транспортировка товара будет возложена на какого-то Эриха.

– Именно так.

– В таком случае передача денег и товара может состояться так, как вы желаете, то есть одновременно. Пока Томас и ваш Эрих будут работать на складе, мы будем делать свое дело, только в другом месте.

Его решение я принимаю без возражений, ибо оно одинаково удобно для обоих. Имею в виду его и Сеймура. Сворачиваю бумажку со счетом, прячу в карман и поднимаюсь.

– Не придавайте большого значения этому документу, – на всякий случай предупреждает меня Райен. – Это фактура «для вида», которая ничего не стоит.

– Понял, – киваю я. – А вторая в вашем ящике.

Когда в пять часов мы встречаемся с Эрихом в одном заведении вблизи вокзала, наше внимание целиком сосредоточено на завтрашнем дне. И Сеймур, и Райен, и Томас, и Эрих, и даже каждая из женщин надеются, что этот день им что-то принесет – успех, деньги или решение какой-то личной проблемы. Я тоже не исключение. Я тоже жду и надеюсь.

– Я нанял на две недели фургончик, – сообщает мне Эрих, – думаю, двух недель хватит.

– Вполне хватит.

Счастливый, он планирует свою деятельность на целых две недели вперед! А я не знаю, что меня ждет через два дня.

– Я нашел место, где мы ненадолго оставим груз. Всегда полезно, чтоб между приемом и отправкой товара прошло какое-то время.

– Вы это лучше разбираетесь.

– Ведь за это мне платят. Через десять дней я отправляю товар в Гамбург. Там придется заменить упаковку.

– Конечно.

Он еще минут десять распространялся о всяких деталях дела, лишь бы доказать, что транспортировка оружия связана с порядочными расходами и что предварительная выплата не такая уж и большая, как это может показаться на первый взгляд.

– Самое главное: не забудьте проверить еще на складе один-два ящика, – приказываю я согласно инструкции Сеймура. – Томас может нам подсунуть товар худшего качества, чем договорено.

– Об этом не беспокойтесь. Я не позволю, чтоб этот мошенник обманул нас.

– Снова серьезные разговоры, – звучит мягкий женский голос.

Мод появилась внезапно.

– Очень жалею, что опоздала, но на улице такое движение.

– Очень мило с вашей стороны, что вы пришли меня забрать, – говорю ей на улице, когда мы уже распрощались с Эрихом. – Я бы сейчас с удовольствием немного подремал перед встречей с Уильямом.

– К сожалению, Альбер, я уже выписалась из гостиницы. А наша встреча состоится на пути в Идар.

Мы попадаем как раз в час «пик», когда десятки тысяч людей оставляют конторы и магазины, чтоб сесть в автомобиль и тронуться в общем потоке из тесного города. Когда и нам наконец удается сделать это, стрелки часов показывают семь.

Мод держит руль левой рукой, а правой надевает большие темные очки. Солнце через несколько минут спрячется, но перед заходом оно огромным ржаво-красным диском зависает над холмами, чтоб в последний раз посмотреть, как идут земные дела.

Мод останавливается около бензоколонки после поворота на Идар. Я выхожу размяться. Медленно прохаживаюсь по узкому тротуару возле низкого строения из бетона истекла, замечаю Сеймура.

Американец застыл перед своим серым «мерседесом» на пустой площадке для стоянки автомобилей и, подняв капот, делает вид, будто осматривает мотор. На меня не обращает никакого внимания, хотя не заметить моей персоны он не мог. Это заставляет меня оглядеться вокруг и направиться в обратном направлении мимо туалета, лавочки, кафе. Мод уже рассчитывается с мальчиком в ярко-желтом комбинезоне.

– Сеймур был на стоянке, но сделал вид, что не видит меня, – говорю я, когда мы трогаем дальше.

– Наверное, у него были на то причины.

– Зачем такая маниакальная пугливость? Неужели за нами кто-то следит?

– Пусть это вас не беспокоит, Альбер. Думайте о смысле жизни, а бытовые заботы оставьте для меня.

Уже темнеет, когда Мод, постепенно уменьшая скорость, выруливает на боковую дорогу. Проехав еще около километра, сворачивает с дороги и останавливается за высоким кустарником. Можно предположить, что где-то вблизи остановился и Сеймур, ибо через пять минут он присоединяется к нам.

– Не мешает немного размяться, – предлагает американец. – Немного чистого воздуха и немного движения – это рекомендуют даже врачи.

Направляется к деревьям, темнеющим на фоне еще ясного неба. Пахнет свежим сеном – видимо, где-то вблизи косили. Под раскидистыми деревьями совсем темно, но не настолько, чтоб не увидеть скамью в конце аллеи. «Девственная» немецкая природа везде и всегда украшена скамьями и корзиночками для мусора.

Детально пересказываю разговор с Райеном. Американец внимательно слушает, воткнув в рот незаженную сигарету. Когда я заканчиваю, небрежно бросает:

– Хитрый дурак. Предусмотрел все, кроме самого главного.

– Выходя от него, я встретил Эриха. Тот намекнул что собирается проучить Томаса.

– Этого можно было ожидать.

– После обеда мы с Эрихом встретились снова. Договорились о деталях транспортировки. Если вас интересует…

– Вы знаете, что это меня не интересует.

Он умолкает, потом уже другим тоном продолжает:

– Я не говорю, что всегда можно все предусмотреть, но мне кажется, что в данном случае мы учли даже и то, чего нельзя предусмотреть. По-моему, мы приложили слишком много усилий для такой никчемной комбинации. Ведь, согласитесь, эта комбинация в самом начале никчемна.

– Это не мешает вам держаться за нее.

– Иногда незначительная причина дает большие последствия, – бормочет Сеймур. – И потом, мы с вами на каникулах.

– Согласно вашему обещанию, мои каникулы могли бы завтра закончиться.

Он поднимается со скамьи, кладет руки на пояс и легонько потягивается.

– Закончатся. После встречи с Райеном в гостинице вас будет ждать Мод. Она передаст вам документы на автомобиль и проводит до вокзала. Если вам нужны деньги…

– Не нужны. Но если о них зашла речь…

– Доллары получите от Мод, – прерывает меня Сеймур. – Думаю, она уже успела перенести их из моего «мерседеса» в свой. Ну, надеюсь, мы с вами больше не увидимся.

– Я тоже горячо этого желаю.

– Вы меня неправильно поняли. Если мы не увидимся, это будет означать, что все прошло хорошо. А вообще, я бы не против выпить с вами по рюмке во время будущих каникул. Правда, вы очень нелегкий собеседник, но скажите мне, что легко на этом свете?

Скрип песка свидетельствует о том, что он удаляется.

Большой день. Мод, кажется, считает, что начало такого дня непременно следует отметить щедрым завтраком – она два раза бегает к столу, где для посетителей выставлены булочки, конфитюры, сыры и колбасы. А я, наоборот, считаю, что мозг лучше работает на пустой желудок, поэтому довольствуюсь обыкновенным кофе.

– За руль сядете вы, Альбер, – говорит Мод, когда мы немного погодя выходим из гостиницы. – Отныне каждому следует сидеть на своем месте.

– Я считал, что мое постоянное место – место покойника. Но если вы настаиваете…

– Не надо начинать день разговорами о мертвецах, – советует дама.

А когда я мчусь по Хауптштрассе слишком быстро, она добавляет:

– И не надо рисковать превратиться в покойника вот тут, на шоссе.

– Выруливайте вверх! – приказывает женщина, когда мы достигаем перекрестка на окраине.

Выскакиваю главной трассой на верхушку холма, потом сворачиваю в сторону и еду вдоль бетонной ограды, миновав строгую надпись: ЗАПРЕТНАЯ ЗОНА. АРМИЯ США.

– Наверное, это и есть владения Томаса, – бросаю я.

– Да, тут склады, – подтверждает Мод. – Теперь сворачивайте направо, я выйду на повороте.

– А где я вас заберу назад?

– Обо мне не беспокойтесь. Встретимся в гостинице.

Дорога круто бежит вверх, потом заворачивает и снова поднимается на холм, покрытый сосновым лесом.

Еще два поворота, и я достигаю вершины. Поляна с низкой травой и бетонным столбиком, на котором обозначена высота. Это и есть место назначенной встречи. Выключаю мотор и выхожу подышать чистым воздухом.

Лес остался внизу, следовательно, ничто не закрывает пейзажа, приятного, но довольно однообразного – освещенные июльским солнцем лесные холмы, синеватая дымка горизонта.

Отсюда, словно с высоты птичьего полета, я могу осмотреть владения Томаса. Довольно обширные владения, очерченные впереди и с боков прямыми линиями бетонной ограды, сзади они упираются в лес. Три покрытых ржавым железом больших ангара, которые стоят на довольно значительном расстоянии друг от друга, и еще одноэтажная постройка, где, видимо, размещается канцелярия – вот и все сооружения запретной зоны. Население ее пока что ограничивается одним солдатом в белой каске, который охраняет, а может, дремлет в тени будки у входа в зону.

Немного погодя количество населения удваивается. Около будки останавливается темно-синий «опель». Между мужчиной из «опеля» и часовым происходит разговор, после чего автомобиль подъезжает к одноэтажному сооружению. Мужчина, который вышел из «опеля», судя по всему, Томас.

Еще через пять минут перед будкой охраны появляется грязно-зеленая крытая грузовая машина. Она притормаживает, а после того, как часовой машет рукой – мол, проезжай, – также направляется к канцелярии.

Видимо, уже одиннадцать часов, ибо за спиной я слышу гул мотора. Из-за поворота выскакивает новенький серебристый «бьюик». Он подъезжает к моему «мерседесу» и останавливается рядом. Из «бьюика» выходит Райен, едва заметно кивает мне и также смотрит вниз.

– Наверное, то ваш человек, – замечает он, когда из кабины грузовой машины высовывается голова Эриха.

Голова высовывается, но Эрих не выходит – от канцелярии к нему направляется Томас. Низенький мужчина проворно прыгает на ступеньку, и машина трогается к тому ангару, который под лесом.

– Наверное, то ваш человек? – повторяет Райен.

– «Будто вы его не узнаете!» – вертится у меня на языке, но я лишь утвердительно киваю.

– Следовательно, вы видите, что они поехали грузиться?

– Догадываюсь.

– Нечего догадываться. Если я вам говорю, так оно и есть. Я дал Томасу необходимые указания.

Я и дальше любуюсь пейзажем, поэтому шеф немного раздраженно говорит:

– Не будем тратить время. Они делают свое дело, а нам надо делать свое.

Я смотрю на него и убеждаюсь, что тут, на воздухе, он какой-то еще более нескладный, чем в конторе. В конторе хоть есть стол, немного прикрывающий этот массивный непропорциональный торс, увенчанный маленькой головкой, что покачивается на длинной шее.

– Я бы предпочел придерживаться определенной последовательности, – говорю я, чтоб выиграть время. – Сперва посмотрим, как будут развертываться события там, внизу, а потом и мы возьмемся за свое дело.

– Этого не будет, – отчеканивает Райен. – Если вы решили тянуть, должен вас заверить, что в течение трех секунд я могу положить конец всей этой истории.

– Неужели начнете кричать?

– Мне не надо кричать. У меня есть радиосвязь.

Он отступает на два шага к «бьюику». Я иду за ним, увидев, что там, внизу, те двое загнали машину в ангар.

– Не хотел делать вам замечания, но вы грубо обходитесь с клиентами, мистер Райен.

Вместо ответа черепаха демонстрирует мне хорошо знакомое приспособление, вмонтированное в панели «бьюика».

– Так остановить операцию или как?

– Хорошо, хорошо, – вздыхаю я. – Полагаю, вы принесли фактуру?

Подойдя к «мерседесу», я беду два чемодана, небрежно брошенные на заднем сиденье.

– Вот, – обращаюсь я к черепахе, которая уже устроилась в своем автомобиле. – Если хотите, можете пересчитать.

– Это не ваше дело, – рычит шеф.

– Будьте добры, фактуру, – напоминаю я.

Он делает вид, будто не слышит, ставит чемодан себе на колени, открывает и, быстро заглянув внутрь, достает из кармана и отдает мне фактуру. Потом вынимает одну пачку денег и ловко пересчитывает банкноты.

Закончив проверку первого чемодана, Райен открывает второй. В этот момент неожиданный блеск вынуждает меня перевести взгляд на ангар под лесом. Там, в темном отверстии входа, что-то вспыхнуло, но, прежде чем я успел сообразить, что случилось, задняя часть ангара бесшумно поднимается в воздух. Словно в немом кино. Звучит оглушительный взрыв, точнее, беспорядочная канонада взрывов, и все сооружение взлетает вверх среди туч дыма и огромных огненных клубов.

Зрелище в самом деле впечатляющее, но это еще не причина, чтобы забыть о деле.

– Это все меняет, – бросаю я, пытаясь выхватить чемодан из рук Райена.

– Это действительно все меняет! – рычит шеф и внезапно сильно бьет меня кулаком в лицо. Кулак у этого человека, кажется, больше, чем его голова. Пока я пытаюсь остановить кровь, текущую из разбитого носа, мой слух фиксирует шум удаляющейся машины.

Первая мысль после того, как я зажал платком фонтан крови, – броситься вслед за «бьюиком». Но нет, не гнаться за Райеном, а быстрее очутиться как можно дальше от этих мест. Не пройдет и четверти часа, как тут будут кишеть полицейские, военные и санитары. Прыгаю в «мерседес» и нажимаю на газ, стараясь не обращать внимания на боль. Но уже на первом же повороте мне преграждают путь.

– Куда? – спокойно спрашивает Мод, открывая дверцу автомобиля.

– Конечно, в гостиницу.

– В гостиницу? С окровавленным лицом? И после такого взрыва?

Спрашивая, она отодвигает меня и садится за руль. Резкий маневр, и автомобиль едет туда, откуда я прибыл.

Преодолевая голую вершину, спускаемся с противоположной стороны холма, а потом снова поднимаемся вверх. Еще одна вершина, и еще одни спуск. Место, где мы останавливаемся, мне будто знакомо. Заросшая травой поляна, затерянная среди кустов, и маленькая постройка, похожая на ту, где не так давно со мной встречался Сеймур.

Он и сейчас встречает меня, молчаливый, но спокойный. Я прохожу в комнату с полинявшими обоями, а хозяин остается в коридоре для разговора с Мод. Закуриваю сигарету, все еще стараясь не думать о боли. Подхожу к окну, смотрю на густую зелень, которая уже завяла под летним солнцем. Вилла и в самом деле хорошо спрятана, но если начнут шнырять по окраинам, то, безусловно, доберутся и сюда.

Мод пересекает поляну и садится в «мерседес». Гудит мотор, и машина скрывается за деревьями.

– Ну, Майкл, кажется, я уже говорил, что вам страшно не везет, – слышу я голос Сеймура.

– Да, – бормочу я, поворачиваясь спиной к окну. – И все, что вы собираетесь сейчас сказать мне, вы также уже говорили: снов что-то перепуталось, отъезд отменяется, но не будем терять надежды, есть еще один вариант.

– Ничего не перепуталось, – крутит головой американец. – И никаких новых вариантов нам уже не нужно.

– Имеете в виду, что операция завершена?

– Именно это я и хотел вам сказать.

– Следовательно, я свободен!

– Конечно, свободен, друг.

И, перехватив мой недоверчивый взгляд, добавил:

– Вы можете в любой момент, не боясь, что я окликну «стойте» или выстрелю вам в спину.

Конечно, я никуда не ухожу – жду, что будет дальше.

– И все же, если вы спросите меня, я вам не советую торопиться. Сейчас вокруг уже полно военной полиции. А я не имею власти над военной полицией. Вы же знаете, что я не военный человек.

– Следовательно, дарите мне свободу, когда я уже не могу воспользоваться ею.

– Я говорил, Майкл: вам страшно не везет!

8

Сонную послеобеденную тишину разрывают выстрелы. Несколько пуль пролетают у меня над головой с едва слышным свистом. С веток кустарника, где я припал к земле, сыплются засохшие листья.

Не надо было убегать из виллы, думаю я, лежа в кустарнике и прислушиваясь. К сожалению, как это часто бывает, полезные мысли приходят с опозданием. Трудно представить себе более неудобное положение: они расположились на вершине холма, а мы внизу, под ненадежным прикрытием редкого кустарника. Они методически простреливают кустарник из автоматов. Когда именно нас продырявят – это лишь вопрос времени.

– Надо перебежками подняться наверх и швырнуть в их логово пару гранат, – обращается ко мне человек, что лежит рядом.

Он уже ранен, следовательно, вполне понятно, что перебегать придется мне.

Между кустарником, где мы затаились, и вершиной холма, откуда стреляют они, пролегает голый скалистый склон, пустынный и страшный, пепельно-серый под жарким летним небом. Надо пробежать этим зловещим склоном, над которым свистят пули, и остаться живым. Надо преодолеть эту территорию смерти и упасть. А если упадешь… Ох, все равно придется клгда-нибудь упасть. Главное, прежде чем упасть, взобраться наверх и швырнуть в них гранату.

Перестаю вслушиваться в жужжание пуль и пробую подняться, да ноги отяжелели, стали словно свинцовые, и я понимаю, что это свинец страха. Надо преодолеть этот страх – и вперед!. Потому что, если хоть на секунду задержишься, впереди уже ничего не будет, все полетит ко всем чертям.

Страшным напряжением воли заставляю себя подняться и… просыпаюсь.

Мои давние страхи. Еще с тех пор, когда мы преследовали вражеские банды в приграничных кручах. Мой давний кошмар. Настолько давний, что я уже почти забыл о нем.

Тот кошмар, что преследует меня после событий в Копенгагене, совсем иной. В нем нет ни выстрелов, ни зловещей крутизны, есть лишь голая комната, что тонет в полутьме. «Вы свободны, Майкл, – с ледяной улыбкой кивает американец, – я не смею вас задерживать, идите». Исчезай быстрее, говорю себе, пока ему не пришло на ум что-то иное, и, пробормотав что-то наподобие «бывай», направляюсь к выходу. В вот выхода нет. Дверь исчезла бесследно, а с нею и окно. Я хорошо помню, что было два окна, а теперь нет ни одного. Осматриваюсь в полутемной комнате и встречаю взгляд Сеймура. Довольно красноречивый взгляд, в котором застыла мрачная улыбка. Чувствую, как меня охватывает не страх, а ледяной ужас полной безвыходности. Такой безвыходности, что мне не остается ничего другого, как проснуться.

Время, когда мы с врагом перестреливались в кустарниках и лесах, ужа давно миновало. Пришлось привыкать не перестреливаться, а пожимать руку противнику, шутить, заключать торговые соглашения, приглашать на ужин и разговаривать о погоде. Если прикинуть, то, наверное, выйдет, что я провел больше времени среди врагов, чем среди своих.

Темные ветви деревьев за окном таинственно покачиваются. Движение темно-фиолетовых туч словно подсказывает мне направление. Чего ты ждешь? Прыжок в окно – и ты на свободе! До шоссе, видимо, не больше километра. А машины там идут круглосуточно. Как-нибудь доберешься до Штутгарта, до Саарбрюккена или еще куда-нибудь – лишь бы подальше от этой дыры.

А что Сеймур? Он спит. Спит или не спит, он за тебя не даст и медного гроша.

Отхожу от окна и снова растягиваюсь на диване. Выпрыгнуть в темноту – нет ничего проще. А потом? Прыжок во мрак, прыжок вслепую, и в такое время! Зачем прыгать в лапы противника?

С такими мыслями я уснул, и сон приснился уже спокойный.

На следующее утро я выхожу в кухню сполоснуть лицо и вижу там Сеймура, который возится около электрической плитки.

– Не работала, – говорит он. – Но теперь все хорошо.

– Никогда не думал, что вы можете варить кофе и даже чинить электрические плитки, – замечаю я, когда мы сидим перед фаянсовыми чашками с темной горячей жидкостью.

– Я могу делать миллион дел. Кажется, я уже говорил вам, что в молодости прошел все этапы нищеты.

– И очень радуетесь, что вырвались из нее.

– Человек никогда не может вырваться из нищеты, Майкл. Он может только заменить одну нищету на другую, – качает головой американец.

Он вынимает изо рта сигарету, отпивает из чашки и констатирует:

– Эта бурда сохранила из всех своих натуральных качеств только горечь. Но и это лучше, чем совсем ничего.

– Вы уверены, что тут ничего не найдется съестного?

– Я все обшарил. Два ящика виски, только что распакованный кофе да еще вода в кране – это все наши пищевые продукты.

– Надеюсь все-таки, что Мод возвратится раньше, чем мы вспухнем с голода, – говорю я.

– Надейтесь, – подбадривает меня Сеймур. – Это способствует кровообращению.

– Но вы не убедите меня, что сидеть тут без какой-либо связи с окружающим миром…

– Конечно, нет. В нашей работе связь всегда необходима. Но что сделаешь, если тебе не отвечают…

Я намереваюсь спросить что-то еще, когда с поляны перед виллой доносится шум мотора.

– Если кто-то попытается войти, вам придется исчезнуть, конечно, через окно, – быстро бросает Сеймур, поднимаясь и направляясь к двери.

Иду вслед за ним и припадаю глазами к щели между створками дверей первой комнаты. На поляне остановился военный «джип» с четырьмя американцами в униформе и в белых касках. Военная полиция. Двое из них направляются сюда, небрежно держа в руках автоматы. Сеймур выходит навстречу гостям. Обмен репликами, которых мне не слышно. Предъявление документов, которых я не могу увидеть. Документ, кажется, вызывает уважение к Сеймуру, ибо суровые полицейские становятся приветливей. Еще несколько реплик, потом гости возвращаются в «джип».

– Разыскивают какого-то бельгийца, – объясняет мне американец, когда шум мотора затих вдали.

– Искали меня, а нашли вас, – уточняю я, в свою очередь. – Не очень волнуетесь, что вас застукали?

– Почему вы считаете, что меня застукали? – сводит брови Сеймур. – Неужели только вы можете иметь два паспорта?

Он умолкает. Потом говорит:

– Следовательно, разыскивают вас. Этого надо было ожидать. Интересно только, кто поднял тревогу – Райен или Томас?

– Райен не заинтересован в этом после того, как он забрал деньги.

– Банкноты были фальшивые, все до единого, Майкл. Служебный реквизит – и не больше. Неужели вы допускали, что я отдам какому-то мошеннику настоящие доллары! У Райена есть все основания выдать вас, потому что вас ему рекомендовал Томас. Томас тоже может это сделать после того, как вы заключили соглашение с Райеном.

Он задумчиво втыкает в уголок рта сигарету и щелкает зажигалкой.

– Как у нас с сигаретами? – спрашиваю я, тоже закуривая.

– Этого больше, чем нужно. Так же, как и виски. А что, если выпить по стакану шотландского?

– Я согласен на все, лишь бы притупить адскую боль в желудке.

– Да, Райен или Томас – вот в чем проблема, – вслух размышляет Сеймур.

– Какое это имеет значение для вас? Ведь ваша операция завершена.

– А вы, Майкл?

– Не убеждайте меня, что вас так беспокоит моя судьба.

– Вопрос о вашей судьбе в самом деле не решен. А я не люблю нерешенных вопросов. Со вчерашним взрывом взлетели в воздух и готовые решения. Теперь придется ждать. Это даст нам возможность подумать.

День проходит если не во сне, то, по крайней мере, в какой-то летаргии.

Лежишь на скрипучем диване и ощупываешь взглядом полутьму над головой, пока затуманится в глазах и ты окажешься в сновидении, таком запутанном, что невозможно и пересказать.

Наконец осознаешь, что ты снова проснулся или пребываешь в полузабытьи – это почти одинаково, – и тебя одолевают мысли, назойливые, как осенние мухи.

Вот тот взрыв… Для Сеймура он не больше чем мелкая неприятность. Он даже не знает, что именно произошло, или делает вид, что не знает, хотя именно он, возможно, подготовил эту акцию. Хотя не исключено, что Сеймур в самом деле не причастен, и это даже придает еще больше блеска всей операции. Но ведь между твоими интересами и интересами Сеймура есть определенная дистанция.

«Скандал третьей категории» – так сказал американец. Скандал, что остается тайной. Однако такой оглушительный взрыв не может сохраняться в тайне. Им занимается прежде всего военная полиция, а потом общественность. Отзвук этого нежелательного взрыва на полузабытом складе может быть намного громче, чем кое-кто надеется. Атмосфера шпиономании, подготовка к предстоящим выборам, недостаток других сенсаций в данный момент – и вот мелкий инцидент перерастает в политический скандал.

А для скандала нужны герои. Известно, главные герои – Томас и Эрих. Однако американцы постараются оставить Томаса в тени, а один Эрих – очень мелкий герой. Кто стоит за Эрихом – такой будет первый вопрос.

«Разыскивают бельгийца». Таинственный бельгиец – вот что могло бы подогреть интерес публики и дать повод для всяких комментариев: представитель левых или правых экстремистов, орудие мафии, коммунистический агент. Короче говоря, нет ничего удивительного, если вскоре ты увидишь свой портрет на первых страницах газет.

Конечно, не исключено, что американцы с самого начала закрыли двери перед носом любознательных: не вмешивайтесь в наши внутренние дела! Возможно, никто и не разыскивает бельгийца. Возможно, все это прятанье на вилле, закрытые ставни, голодание лишь фрагмент очередной инсценировки Сеймура. Держит тебя тут, мол, надо пересидеть, а на самом деле обдумывает какой-то новый ход. Это в его духе. Ради этого он может даже поголодать. Если он тайком не жует за стеной заранее припасенные сандвичи. Это предположение так возмущает меня, что проходит какое-то время, пока я снова собираюсь с мыслями.

«Разыскивают какого-то бельгийца, Майкл». – «Но я же не бельгиец, Уильям. Я – австриец». – «Австриец или бельгиец, они ищут вас. Можете иметь сто разных паспортов, но физиономия у вас одна, как вы справедливо заметили».

Вполне вероятно, что меня все-таки разыскивают. Собственноручно толкнув меня в болото, Сеймур теперь прикидывается моим спасителем. Мол, я столкнул, но не хотел, чтобы вы утонули, мне жаль вас. К сожалению, роль спасителя не перечеркивает его обычного амплуа: если Уильям говорит, что кого-то спасает, можно поставить на том человеке крест. Крест – на Грейс, а теперь, возможно, и на тебе.

Вероятней всего, что ты до сих пор нужен ему. И это не так уж и плохо, ибо в этом случае он будет стараться сберечь тебя еще какое-то время. А потом… Потом – прощайте, Майкл, думаю, вы и сами как-нибудь найдете дорогу, имея два паспорта. Прощайте или пусть земля будет вам пухом – какая разница?

Темнеет. Это наталкивает меня на мысль, что можно шире приоткрыть ставни, чтоб отогнать сон и глотнуть вместо ужина немного вечерней прохлады. Только я высовываю голову в окно, как слышу за спиной знакомый, немного хриплый голос:

– Я уже говорил вам, дорогой мой, что лишняя реклама нам ни к чему.

– Какая реклама? На улице почти темно.

– Да, «почти», но не совсем.

Отхожу от окна и устраиваюсь в кресле.

– Я только что установил, что в холодильнике снова образовался лед. Как вы смотрите на маленький аперитив перед ужином?

– Я считал бы лучше сразу приступить к ужину, – отвечаю я.

– Вы ничего не выиграете, – качает головой американец. – На ужин та же самая жидкость. Не забывайте, что наше виски изготовлено из кукурузы, а если для вас даже кукуруза не еда…

Легко вздохнув, я поднимаюсь с кресла:

– Хорошо, Уильям. Выпьем, только не напоминайте мне про еду.

Приносим из кухни все необходимое и устраиваемся за низеньким столиком. Глотнув ледяного напитка, я чувствую что-то похожее на удар в сведенный от голода желудок и дурман в голове. Поэтому решаю глотнуть еще с чисто профилактической целью. Чем больше у тебя задурманена голова, тем меньше думаешь, что ты голоден.

– Я не намерен интересоваться вашими тайнами, но не можете ли вы что-нибудь сказать по поводу связи? – спрашиваю я.

– Противоположная сторона до сих пор молчит, – коротко сообщает американец. Он щелкает зажигалкой, закрыв огонь ладонью, и на мгновение из темноты проступает его лицо, освещенное желтым пламенем.

– О какой связи вы мне рассказываете, если ни одного раза не воспользовались радио!

– Наоборот, воспользовался. Один-единственный раз. Вчера. Узнал, что документы наших с вами наблюдений переданы куда надо. Речь идет о совсем примитивной радиосвязи в радиусе восьмисот метров…

– …при помощи которой вы поддерживали контакт с Мод во время позавчерашней операции.

– Именно так. Откуда мне было знать, что после операции возникнут осложнения? Поэтому теперь у меня единственная аппаратура для связи – этот маломощный транзистор. Восемьсот метров – я же вам сказал. Молчание означает, что для Мод нежелательно приближаться на такое расстояние, поскольку дороги контролируются, или же она не отваживается отозваться, зная, что сообщения могут перехватить.

– Не исключено, что Мод просто заболела.

– Мод не может заболеть, – категорически возражает Сеймур.

– Или разбилась в автомобиле.

– Оставьте, Майкл. Легче месяц сбить с его орбиты, чем Мод – с шоссе. Тем более что Мод знает: она не имеет права попадать в аварию в такой момент.

– Учитывая вашу болезненную подозрительность, такое доверие к Мод мне кажется просто странным.

– Я знаю, с кем имею дело.

– А если ее задержали военные?

– Даже если они и сделают это под каким-то предлогом, все равно ничего не добьются. На Мод нитка оборвется, Майкл.

– Вам это лучше знать.

– Знаю. Ибо если нитка не оборвется на Мод, она дойдет до меня. А если дойдет до меня, то может дотянуться и до высокого начальства. Такого никакое начальство не допустит. Нитка всегда обрывается хоть за один виток до высокого начальства.

– Но в этом случае Мод сгорит.

– Грубо говоря, да. Ведь ей за то и платят, чтоб она играла роль электрического предохранителя.

– Точно так же, как и я. С той лишь разницей, что мне никто не платит.

– Ну, ваш случай особый, – признает Сеймур, и снова звенит стакан. – Вы даже не представляете себе, как облегчили бы мое положение, если бы вдруг исчезли где-то в неизвестном направлении.

Кажется, он говорит это искренне, и я молчу. Ночной ветер усилился. Постукивают ставни, нарушая тишину, которая наступила в темной комнате.

– Вы вынуждаете меня чувствовать себя виноватым в том, что вы до сих пор не учинили надо мной расправы, – замечаю я, ибо пауза слишком затянулась.