Текст книги "Афоризмы"

CCCXCVI

Капитуляция Сен-Сира под Дрезденом – промашка школьника; она очень напоминает аналогичную ошибку Мака под Ульмом. Рапп, Карно и Даву показали бы, как следует оборонять что-либо.

CCCXCVII

Несчастные лотарингцы оказали мне немалую поддержку; почему бы мне не отстроить их дома?

CCCXCVIII

Мне по душе грубоватый здравый смысл, обитающий на улицах.

CCCXCIX

Солон был прав: о заслугах человека можно судить только после его смерти.

CD

Вопрос не в том, отделилась ли от меня нация в 1814 году или я сам от нее отделился: очевидно, что я сам должен был изгнать иностранцев, но это стало бы явным лишь после победы. Семейные дела всегда следует решать в узком кругу.

CDI

Исследуя сущность славы, мы видим, что ее границы весьма узки. Стоит удостоиться оценки равнодушных, напыщенных глупцов, получить аплодисменты или порицание толпы – и человек становится горд собой.

CDII

Фридрих взял на себя труд опровергать Макиавелли еще до того, как стал королем; после он справился бы с этим лучше. Этот Макиавелли описывал лишь гротескных тиранов.

CDIII

Сенека говорит, что тот, кто не заботится о собственной жизни, повелевает жизнями других.

CDIV

Говорят, что генерал Сарразен сошел с ума; он слишком много пережил при побеге из Булони. Он был управленцем высшего класса, но вот в голове у него полнейшая каша.

CDV

В Тулузе Веллингтон совершил величайшую ошибку: английская армия попала бы в плен, сумей Сульт воспользоваться положением или будь он лучше проинформирован о позициях врага.

CDVI

История, сохранившая в своих анналах имя Фемистокла, не позаботилась сохранить имена его врагов.

CDVII

Когда я принял власть из рук республиканцев, я словно прочистил и отретушировал полотно Рафаэля, которое было замутнено глянцем.

CDVIII

Беньо хотел сыграть значительную роль при Бурбонах и, как и многие другие, ошибся. Он обладал силой и талантом. Я назначил его государственным советником, ибо у него хватало смелости говорить мне абсолютную правду. Но он попусту тратит свои силы.

CDIX

Я сужу о гениальности человека по манере его самовыражения.

CDX

Принципиально, чтобы власть и армия менялись часто. Интересы страны требуют, чтобы ситуация не застывала в неподвижности: в противном случае в скором времени установится феодальное правление и феодальные порядки.

CDXI

В Европе больше нет наемных солдат с тех пор, как народы выступили на полях сражений.

CDXII

В каком романе отыщешь монарха, который думает о своих подданных и строит свое счастье на их благополучии.

CDXIII

Макиавелли может говорить все, что ему заблагорассудится; но крепости не стоят благосклонности людей.

CDXIV

Толпа, не разбираясь, любит повторять любую бессмыслицу, высказанную по адресу незаурядного человека.

CDXV

Среди сотни вбывших королевских фаворитов девяносто пять, оказывается, были повешены.

CDXVI

Деказ был секретарем моей матери; несколько раз я замечал его в толпе. Его пост требовал немалого таланта. Как и все министры, он подобен канатоходцу[10]10
  Подобные тем, что выступают на ярмарках с различными предметами на голове, и цель – дойти до конца. – Примеч. Лас Каза.


[Закрыть].

CDXVII

В 1805 году я располагал восьмьюдесятью кораблями, не считая фрегатов; но у меня не было ни настоящих матросов, ни офицеров: мои адмиралы играли в прятки с англичанами, Линуа показал себя с хорошей стороны. Вильнёв был добрым офицером, тем не менее, он только лишь допускал ошибки. Он, как безумный, удирал из Кадиса: смерть Нельсона уже не могла улучшить положение моего флота. Вильнёв покончил с собой в таверне в Ренне; по традиции в этом обвинили меня. Хотя очевидно, что признаки безумия проявлялись у него еще во время кампании.

CDXVIII

Ах, свобода слова! Снимите намордник с парижских журналистов, – и поднимется невероятная шумиха! Любой Вадью примется тягаться с правительством, а Каритиде — давать советы. Дьявол пользуется суматохой!

CDXIX

Я отстроил разрушенные здания Лиона: люди были благодарны нам; теперь мы в расчете.

CDXX

Правители, держащие духовников, противоречат законам королевской фамилии.

CDXXI

Существует немного людей, чей ум достаточно крепок, чтобы судить обо мне беспристрастно и непредубежденно.

CDXXII

После моих побед в Италии представители разных фракций обивали мой порог. Я оставался глух, ибо участь оказаться орудием в руках партии – не для меня.

CDXXIII

Битва при Эйлау немало стоила обеим сторонам, не принеся никакого результата. Это было одним из тех неопределенных сражений, в которых одни топчутся на месте, а другие бросаются в бой без всякого плана; мне следовало выбрать иное поле битвы.

CDXXIV

Великие политики первого апреля не хотели ничего, кроме сохранения своих кресел, поэтому они так легко сдали позиции союзникам.

CDXXV

Иногда я был философом посреди всех этих смотров, артиллерийских орудий и штыков; ни один критик не сделал бы больше.

CDXXVI

Здравый смысл дарует человеку его способности; самовлюбленность – ветер, который, раздувая паруса, несет их к пристани.

CDXXVII

Катон свалял дурака, покончив с собой из одного страха увидеть Цезаря.

CDXXVIII

Если бы Ганнибал услышал о рейде моей армии через Сен-Бернар, он бы не был столь высокого мнения о своем переходе через Альпы.

CDXXIX

Наверное, следовало уподобиться Генриху VIII, став единоличным главой церкви в империи; рано или поздно к этому придут все монархи.

CDXXX

Пуля, убившая Моро под Дрезденом, была одной из последних вестниц моей удачи.

CDXXXI

После Лейпцига я мог опустошить страну, лежащую между мной и врагом, как поступил Веллингтон в Португалии, а Людовик XIV в Палатинате; война оправдывала меня, но я не стал обеспечивать свою безопасность такими средствами. Мои солдаты, разгромив баварцев под Ханау, показали, что я могу положиться на их храбрость.

CDXXXII

Я не видел ничего исключительного в бегстве Мале, иное дело заточение Ровиго и побег Паскье. У всех у них были мозги набекрень, и у заговорщиков прежде всего.

CDXXXIII

Моя статуя на Вандомской площади и хвалебные письмена о моем правлении были подчистую раскритикованы. Короли должны позволить художникам действовать по собственному разумению: Людовик XIV не распоряжался, чтобы в ногах его статуи поместили рабов, и чтобы Ла Фейлад написал на пьедестале: «Бессмертному человеку». И если теперь где-нибудь будет начертано «Наполеон великий», люди будут знать, что это не я изобрел сию надпись, я всего лишь не запрещаю распространяться людской молве.

CDXXXIV

Я советовался с аббатом Грегуаром относительно конкордата 1801 года. Его совет показался мне очень недурным, но, несмотря на это, я действовал согласно собственному мнению, лишь кое-где уступил священникам, послушавшись аббата. Именно в этом я ошибся.

CDXXXV

Тот, кто не стремится к уважению потомков, недостоин его.

CDXXXVI

Карл V впал в детство в пятьдесят лет; многие короли таковы всю свою жизнь.

CDXXXVII

Мне сказали, что Этьенн пишет о политике, в мое время он писал пьесы; он чрезвычайно необходим стране.

CDXXXVIII

Я никак не влиял на восхождение Бернадотта на трон, хотя я мог бы противиться этому. Россия очень разозлилась на меня за это, считая, что я действую по намеченному плану.

CDXXXIX

Когда я решил возродить достопамятные времена античности, мой энтузиазм не пошел дальше восстановления афинской демократии. Мне не по душе власть толпы.

CDXL

Говорят, что у французских священников и философов есть миссионеры, странствующие по провинциям. Это, должно быть, нечто вроде диспута Августинского и Францисканского братств. Неужели нет другого правительства?

CDXLI

Лондонские газетчики изрядно понапридумывали относительно моего здоровья и здешнего образа жизни. У них поэтическое воображение. Но ведь любому телу нужно пропитание, даже насекомым.

CDXLII

Короли никогда не обходятся без жаждущих к ним попридираться. В жизни не одобрял такую критику. От врача мы ждем лечения болезни, а не сатиры на оную. У вас есть лекарство? Предлагайте. Нет? Молчите.

CDXLIII

Нужно следовать за удачей на всех ее виражах и по возможности корректировать ее.

CDXLIV

Дух независимости и национальности, который я пробудил в Италии, переживет все революции этого века. Я совершил в стране чудеса большие, чем это удалось сделать семье Медичи.

CDXLV

Каждый человек может поступать неверно, и, разумеется, правители тоже.

Наши суждения об умерших толерантно нейтральны, но только не о живых. Войну за наследство осуждали при жизни Людовика XIV; ныне ему отдали дань уважения: любой беспристрастный судья признает, что с моей стороны было бы трусостью не принять отречение Карла IV от испанского трона.

CDXLVI

Хочешь иметь превосходство в войне – меняй тактику каждые десять лет.

CDXLVII

Люди былых времен ничем не лучше нынешних, но раньше пустой болтовни было меньше, чем сейчас.

CDXLVIII

Природе следует распорядиться гением таким образом, чтобы человек одаренный мог извлечь из этого пользу; но он часто оказывается не на месте, как затоптанный росток, из которого не вырастет ничего.

CDXLIX

Можно одарить льстеца лентами, но это не сделает его человеком.

CDL

Французская Минерва иногда довольно неповоротлива, а ее оружие порядком проржавело. Сейчас Европа не производит ничего; такое впечатление, что она ушла на покой.

CDLI

Поле битвы – шахматная доска генерала, его выбор демонстрирует его смекалку или невежество.

CDLII

Я руководствуюсь максимой Эпиктета: «Если зло, что говорят о вас, правдиво – улучшайте себя; если нет – посмейтесь над этим». Я научился не паниковать при любых обстоятельствах: я следую своим путем, не обращая внимания на тявканье шавок, снующих у меня под ногами.

CDLIII

Настоящий герой играет партию в шах маты во время сражения независимо от ее исхода.

CDLIV

В делах нет места ни страстям, ни предубеждениям: единственно, что позволено, – это всё, что направлено на общее благо.

CDLV

После договора под Пресбургом в 1806 году поведение пруссаков было таково, будто они напрашивались на мое продвижение от Франции к Берлину, но я решил договориться и позже пожалел об этом.

CDLVI

Большинство наших академиков – авторы трудов, которыми мы восхищаемся, при этом отчаянно зевая.

CDLVII

В Европе мне оказали честь тем, что ведут разговоры обо мне. У авторов памфлетов, должно быть, недостаточно тем, поэтому они заполняют газетные страницы моим именем.

CDLVIII

Я был уверен в своей победе в сражении под Парижем, если бы мне не отказали в командовании армией. Пруссаки сами загнали себя в ловушку, как только пересекли Сену. Обращаюсь к мнению военных на этот счет.

CDLIX

Частью моего финансового плана было уменьшить прямой налог на землю и заменить его косвенными, которые касаются только роскошеств и злоупотреблений.

CDLX

Я никогда не говорил, что герцог Рагузский предал меня; я сказал, что его капитуляция под Эссоном была идиотизмом и стала фатальной для меня.

CDLXI

Через день после битвы при Йене пруссаки попросили три дня перемирия, чтобы похоронить своих погибших; я послал им свой ответ: «Думайте о живых, а заботу о захоронении мертвых оставьте нам; это не требует перемирия».

CDLXII

Меня укоряют в несправедливости к адмиралу Трюге. Этот моряк, как и Карно, был республиканцем; ни один, ни другой не искали моей благосклонности; и у меня нет ни возможности, ни желания ли шить их славы.

CDLXIII

Английские министры и их тюремщик нашли верный путь, чтобы сократить мою жизнь. Мне нужно не просто жить, я должен быть занят. Мои разум и тело должны приносить плоды судьбе. Эти испытания послужат для сохранения моей славы.

CDLXIV

Я строил деревни, осушал болота, углублял морские порты, отстраивал города, учреждал фабрики и воздвигал памятники; и до сих пор меня сравнивают с Аттилой, вождем варваров! Хорошо придумано.

CDLXV

Любопытна книга, содержащая ложь.

CDLXVI

Финансисты французского короля изобрели странный метод; не ограничивая ни расходов, ни роскоши, они не по мерно увеличивают налоги; и каждый год, вместо слов, что у меня столько-то дохода и я могу потратить столько-то, они говорят: нам надо столько-то, нам нужны средства.

CDLXVII

Я изобретал новые и исключительные вещи во время своего правления: например, премии, присуждавшиеся каждые десять лет. Любой отличившийся в искусстве должен быть достойным образом вознагражден.

CDLXVIII

Дважды в моей власти было ниспровергнуть австрийский трон, но я укрепил его. Это, должно быть, относят к моим промахам; но что мне было делать с Австрией? Я был достаточно силен, чтобы принимать на веру торжественные клятвы в мирных намерениях.

CDLXIX

Вероятно, Австрия однажды достигнет соглашения о владениях со Святейшим престолом. Так как я не указываю никакого срока, когда свершится это предсказание, никто не обвинит меня в ошибке.