Текст книги "Космос – моя работа. Записки конструктора."

2.4. Средняя школа 1948–1951 гг

Наступила осень 1948 года. Восьмой «Б» встретил меня обновлённым. Пришло много новых ребят. В основном это были выпускники неполных средних школ города Котельнича и ближайших сельских школ.

Среди них была скромная девочка с длинной толстой рыжей косой, которая к тому же отлично училась. Звали её Альбиной. В восьмом классе я практически не обращал на нее внимания, отметив для себя лишь её успеваемость и косу. Она сидела далеко от меня сзади на соседнем ряду, так что видел я её в основном только, когда её вызывали к доске. Однако, в 9-м классе нас близко свела совместная комсомольская работа.

Из всех ребят, которых я ранее знал, наиболее близким мне был Виктор Хаустов. Он жил на одной улице со мной. Мы с ним до этого учились вместе с начального класса после того, как он переехал жить от матери с Урала к бабушке с дедушкой по материнской линии. Сидели мы с ним на одной парте.

Отношение к учёбе у меня резко изменилось. Если раньше не сделанные или недоделанные домашние задания для меня были не редкостью, то теперь я полностью это исключил. Особенно это коснулось математики. Когда у меня что-то не получалось, я шёл к Коле Хитрину, и мы с ним вместе эту задачу решали. Упорство принесло свои плоды. Постепенно роли наши поменялись, он стал пользоваться моей помощью. Решал задачи я порой своим, нетрадиционным, путём. Ответ был правильным, а способ решения необычным. Учительница по математике Мария Степановна Мамаева это обнаружила. Постепенно к окончанию школы за мной укрепилась репутация лучшего математика. Налёг я и на немецкий язык, выправив оценки по нему с тройки на пятерку. Преподавал нам его Борис Степанович Мамаев.

Преподаватель физики Галина Павловна Карлова с восьмого класса стала нашим классным руководителем. Павел Михайлович Перминов преподавал химию. Фёдор Яковлевич Федькин преподавал историю, он же некоторое время был директором школы. После ухода от нас Фудора Яковлевича на пост директора РОНО, преподавать историю нам стала Евдокия Степановна Попова, она же стала директором школы. Русский язык и литературу преподавала Ольга Александровна Юдинцева. Она произвела на меня большое впечатление своей интеллигентностью и какой-то необыкновенной манерой преподавания. Мне казалось, что увидел учителя, образ которого у меня сложился из прочитанных книг, герои которых учились в старых гимназиях. В процессе знакомства с нами она удивилась, как при отличной успеваемости по литературе я так безграмотно пишу. С грамматикой русского языка у меня действительно не ладилось. Писал я безграмотно. Видимо, сказались недоработки в младших классах. Как исправить грамотность я в то время не знал. Остальные предметы беспокойства у меня не вызывали.

С вновь пришедшими в восьмой класс ребятами я быстро познакомился. Немало этому способствовала совместная работа и участие на осенних полевых работах в колхозе по уборке картошки, на которой мы провели весь сентябрь. Я мало что могу еще вспомнить о восьмом классе. Мне кажется, что полностью был занят своими собственными делами.

Кроме учёбы в школе продолжал учиться в детской музыкальной школе и заниматься авиамоделизмом. Пришло время разработки и изготовления фюзеляжных моделей, которые по-настоящему походили на самолёт или планер. К этому времени Дом пионеров приобрёл несколько бензиновых двигателей. Запускать их было очень интересно. Так я постиг премудрости работы поршневого двигателя внутреннего сгорания.

Мне очень хотелось сделать модель самолёта с таким двигателем. Однако никакой литературы по этому вопросу практически не было. С большим трудом удалось найти чертежи такой модели. Эта модель мне не очень нравилась, но делать было нечего, с чего-то надо было начинать. Мне очень хотелось ее быстрее сделать. На это уходили длинные зимние вечера, а порой и часть ночи, так как времени занятий в авиамодельном кружке явно не хватало. Наконец я ее сделал. Надо было ее испытывать, приближались областные авиамодельные соревнования в Кирове. Однако это оказалось не очень просто. Я боялся, что сразу её разобью, или потеряю, поскольку она улетит неизвестно куда.

Опробовать ее пришлось непосредственно на областных соревнованиях летом 1949 года. Летала она не очень удачно, но все-таки одно из призовых мест я занял. По этому поводу мне вручили так называемую авиамодельную посылку ДОСААФ, которая состояла из набора материалов для постройки фюзеляжной модели самолета. В те времена это было большое богатство, так как кроме бамбука и дерева достать в Котельниче было ничего невозможно. Особым дефицитом была тонкая фанера, из которой делались нервюры крыла и шпангоуты фюзеляжа.

У меня возникло желание спроектировать свою собственную модель с дизельным двигателем, который появился в кружке. Если с конструктивной частью у меня было все в порядке, то с вопросом, хватит ли мощности этого двигателя, чтобы поднять ее в воздух, была полная неизвестность. Литературы по этому вопросу я достать не мог. Не найдя ответа на этот вопрос, я все-таки приступил к разработке и изготовлению этой модели. Она получилась большой и красивой. Однако, мои опасения о недостаточной мощности двигателя подтвердились.

На авиамодельных соревнованиях в г. Кирове летом 1950 г. моя модель смогла лишь делать небольшой подлёт, но набрать дальше высоту и скорость не позволяла малая мощность двигателя. Этот результат наглядно показал мне, что для создания летающей модели собственной конструкции необходимо иметь не только навыки изготовления, но и знания всех аспектов создания проекта модели.

Начался новый учебный год в девятом классе. Мы перешли учиться в другую классную комнату, особенностью которой являлось наличие за загородкой физического кабинета. Это давало возможность нашему классному руководителю Галине Павловне фактически присутствовать на наших уроках по другим предметам. Чем она в своё свободное от уроков время и пользовалась. Таким способом она знала о наших успехах не только по классному журналу.

Если в восьмом классе общего коллектива не ощущалось, поскольку класс был из ребят, пришедших из разных школ, то в девятом классе постепенно он стал создаваться. Этому способствовало значительное уменьшение состава учеников из-за отсева и, мне кажется, по взросление ребят.

Я был избран секретарём комсомольской организации класса. Альбина же была избрана секретарём комсомольской организации школы. Парты наши на этот раз оказались рядом. Альбина со своей давнишней подругой Зиной Караниной сели на последнюю парту, мы с Виктором Хаустовым перед ними. Общение было неизбежно. Кроме того, мы с Альбиной оказались связанными по комсомольской работе.

С детства я был стеснительным мальчиком. Никогда общественной работой не занимался. Не знаю, почему меня выбрали секретарём, чем я понравился ребятам? Однако, назначение своё я воспринял очень ответственно. Мне захотелось, чтобы наша комсомольская организация была лучшей в школе, а класс был лучшим по успеваемости. Как первостепенную задачу мы поставили не иметь никому двоек в четверти. Для этого я предложил закрепить шефство успевающих ребят над неуспевающими ребятами. Такое решение было всеми принято.

Кроме ежемесячной стенгазеты «Комсомолец» решили еженедельно выпускать листок, который получил название «БОКС», что, расшифровывалось как боевой орган комсомольской сатиры. В листке стали помещать материалы не только об успеваемости, но и о взаимоотношении ребят друг с другом и учителями. Кое-кому из учителей это нововведение не понравилось. Нам предложили закрыть этот листок, пришлось подчиниться. Нашу комсомольскую организацию стали считать лучшей в школе. Кроме того, результат наших усилий был налицо, – за первое полугодие учебного года наш класс единственный в школе не имел неуспевающих учеников. Такое положение мы сохранили до конца года.

Я же поставил перед собой задачу избавиться от тройки по русскому. Альбина предложила помочь мне в этом. Мы стали оставаться после уроков и писать бесконечные диктанты с разбором результатов. Постепенно положение с моей грамотностью улучшилось, четвёрка стала постоянным результатом моих работ. Но и отношения наши стали небезразличными.

В декабре 1949 года И. В. Сталину исполнялось 70 лет. К этому юбилею готовилась вся страна. Готовилась и наша школа. Мы, как актив комсомольской организации принимали в этом активное участие. Работа эта проводилась во внеурочное время, учились мы во вторую смену, так что засиживались допоздна. В один из таких вечеров я осмелился предложить проводить Альбину до дома. Она согласилась. С тех пор это стало как само собой разумеющееся явление. Всё свободное время мы стали проводить вместе. Часто вместе готовили уроки, как правило, у меня дома, после чего я шёл её провожать. Мы ещё долго бродили по заснеженным улицам ночного города, болтая обо всём. Мама Альбины в ту зиму жила у деда в деревне. Отец её, любивший в те годы прилично выпить, в это время спал. Так что Альбина могла домой прийти и поздно. Я иногда возвращался домой, когда мама уже давно спала, в керосиновой лампе выгорал весь керосин, и она потухла. В одно из таких провожаний мы поцеловались, и любовь закрутилась.

Безусловно, наши отношения были замечены и в наших семьях, и в школе. В семьях их восприняли нормально, а в школе среди учителей неоднозначно. Особенно болезненно воспринимала их Галина Павловна. Мотив был один, что это будет мешать нам учиться. Однако, проходили месяцы, четверти, а учились мы по-прежнему отлично. Постепенно общественность успокоилась, и от нас отстали. Мы стали часто бывать в семьях друг у друга. В семейных фотографиях мы нашли одинаковые фотокарточки из детского садика № 4. На каникулах общение наше не прерывалось.

Летом 1950 года Альбина уехала на месяц вожатой в летний пионерский лагерь, чтобы подзаработать. Я полностью погрузился в подготовку команды на областные авиамодельные соревнования. Сам я готовил новую модель собственной разработки. К этому времени я оказался старожилом кружка и фактически его руководителем.

К десятому классу директор Дома пионеров Фёдор Яковлевич Ковязин предложил мне официально оформиться на работу инструктором, не прекращая учёбы в школе. Для этого требовалось согласие мамы и директора школы. Ни та, ни другая этого согласия не дали, считая, что для меня главная задача – с отличием окончить школу, чтобы наверняка поступить институт.

Я окончательно решил, что буду поступать в Московский авиационный институт. Но поступить в этот институт было понятно, что не просто.

В десятый класс мы опять перешли в новую классную комнату и по-новому расселись по партам. Мы с Альбиной сели за одну парту. Это был своеобразный вызов, поскольку, как правило, мальчики сидели с мальчиками, девочки с девочками. Но нам это было уже безразлично. Мы оба хорошо учились, любили друг друга, и перед нами стояла общая задача не только отлично окончить школу, но и основательно подготовиться к поступлению в институт.

Аналогичную задачу перед собой поставили и наши товарищи по школе: Доральд Лимонов, Геннадий Вохмянин и Лена Липатникова. Они готовились к поступлению в Московский университет. Впоследствии к ним подключился Борис Моргунов. В процессе этой подготовки мы взаимно обогащали друг друга. Все мы учились хорошо и явно тянули на медали.

Почему-то основной упор мы делали на математику, хотя без существенной разницы на вступительных экзаменах в институт можно было завалиться и на других предметах. Так для поступления в МАИ надо было сдать шесть экзаменов: литературу устную и письменную, математику, физику, химию и иностранный язык. Какая разница, на каком предмете можно было получить двойку или получить низкую оценку и не пройти по конкурсу? Но нам казалось, что по математике мы готовы меньше всего. В те времена в моде был задачник Моденова для поступающих в ВУЗы. Мы стали последовательно решать все приведенные там задачи, если что-то не получалось, то мы старались решить это общими усилиями.

В общем, получение знаний в десятом классе было главной нашей задачей. Кроме того, мы оказались старшими в школе и на нас, как на старших, легли все общие проблемы школы. Приятно было ощущать себя старшими, вроде старше нас только учителя. Мы продолжали еженедельно устраивать вечера отдыха, которые состояли, как правило, в игру в почту и танцы. На этих вечерах всегда дежурил кто-то из преподавателей.

Однажды, на одном из таких вечеров, мы с Альбиной получили от Генаши Вохмянина записку, в которой он обещал, что после того, как он будут писателем, он обязательно напишет о нас роман. К сожалению, обещание он это до сих пор не выполнил, но активно подключился к редактированию данной рукописи.

Мне не повезло в том году со здоровьем. Во время зимних каникул я заболел жесточайшей ангиной, и все дни каникул провалялся дома. В период выпускных экзаменов у меня разболелись зубы, на правой щеке образовался флюс, поднялась температура, перешло это всё в воспаление надкостницы. Серьёзно встал вопрос о переносе части экзаменов на более позднее время. Я и слушать не хотел об этом, так как это срывало все мои планы поступления в этом году в институт. Так что два экзамена я сдавал с флюсом, один из них без подготовки с температурой 38 градусов.

При сдаче выпускных экзаменов со мной произошел казус по письменной математике. Я быстро справился с заданием, ответы сходились. Сдав задание, я отправился домой. Через некоторое время пришла взволнованная Галина Павловна и сообщила, что-решил-то я всё правильно, но в словах «параллелепипед» не в том месте поставил два «л». Поскольку это слово было написано на школьной доске как условие задачи, то учителя посовещавшись, решили разрешить мне эту ошибку исправить, зачеркнув и написав правильно.

Забегая вперёд, следует отметить, что эта досадная моя невнимательность в итоге дорого мне обошлась. Именно по этой причине в областном отделе образования мне снизили отметку по математике до четырёх и не утвердили серебряную медаль.

В конце учёбы в десятом классе произошло ещё одно событие, которое могло кардинально изменить все мои планы на будущее. Дней за десять до начала выпускных экзаменов всех мальчишек вызвали в районный комитет комсомола. Пригласили нас в кабинет секретаря, где уже сидели несколько военных в чинах полковника и подполковника. Как потом оказалось, это были вербовщики из высших военных училищ.

Нам сообщили, что принято решение о Сталинском наборе в высшие военные училища, и мы, как комсомольцы, обязаны /откликнуться на этот призыв. Все, кому позволяет здоровье, должны после окончания школы поступать в военные училища.

Для подкрепления серьёзности этого заявления нам сказали, что аттестаты об окончании школы на руки выдаваться не будут, а прямо через военкомат будут направлены в то училище, которое каждый из нас, исходя из своего желания и здоровья, выберет. На следующий день нас всех направили в поликлинику проходить медицинскую комиссию.

Комиссию я прошёл и был признан годным к строевой службе. Я помню, какой расстроенный пришел я с этой комиссии к Альбине. Рушились все наши планы на будущее. Она, как могла, успокаивала меня.

Кто-то из знакомых разъяснил мне, что поскольку я учусь раньше на год своих сверстников и к воинской повинности я ещё не приписан, то могу отказаться от поступления в военное училище, и заставить меня не имеют права.

После сдачи выпускных экзаменов процедура повторилась, только уже пригласили тех, кто прошел с положительным результатом первую комиссию. На сей раз, комиссия проходила в здании военкомата, и в ней принимали участие не только врачи, но представители училищ, военком и представитель райкома комсомола.

Ещё была особенность, которая меня тогда шокировала – перед всей комиссией надо было стоять в абсолютно голом виде и вести дискуссию. Не знаю, с какой целью эта унизительная процедура производилась, почему перед этой дискуссией нельзя было дать человеку одеться или хотя бы надеть трусы?

В итоге поступать в военное училище я отказался, сославшись на то, что хочу учиться на авиационного конструктора. С мнением военкома, что любой солдат на посту с ружьём для Родины полезнее инженера, я не согласился. Вопрос получения диплома на руки для меня был решён. Планы на поступление в авиационный институт опять обретали реальность.

Шестеро из нас окончили школу с медалями, для школы это был уникальный случай. Для получения Аттестата зрелости необходимо было утверждение медалей областным отделом образования. По слухам, процедура эта могла затянуться на месяц. Все мы были наслышаны, что конкурсы большие, и, как нам тогда казалось, для уверенности в поступлении надо пораньше приехать в институт, чтобы поближе познакомиться с обстановкой и походить на консультации. Но, к сожалению, у нас на руках нет свидетельств об окончании средней школы.

Чтобы не дожидаться окончательного решения области по нашим медалям, школа пошла нам навстречу и выдала обычные аттестаты с оценками, какие мы действительно получили.

С этими аттестатами мы с Альбиной и решили поехать в Москву сразу после выпускного вечера. То, что мы и дальше будем учиться вместе в одном институте, решено было ещё задолго до выпускных экзаменов.

Выпускной вечер готовили совместно учащиеся и родители. Прошёл он очень торжественно. Мы почувствовали себя уже взрослыми в обществе родителей и преподавателей. Впервые на столах стояло вино. Было немного грустно расставаться друг с другом, покидать школу и семейный дом. У каждого впереди предстояли испытания, преодолевать которые придётся теперь самостоятельно. На следующий день договорились встретиться, сфотографироваться и погулять в заречном парке. К сожалению, не все пришли или опоздали к фотографированию, так что на сохранившейся фотографии запечатлён не весь выпуск школы.

Глава 3. Институтские годы

3.1. Поступление в институт

Сразу после выпускного вечера заторопились с отъездом в Москву. Казалось, что каждый день промедления снижает шанс поступления в институт. Сейчас я об этом вспоминаю с улыбкой, а тогда это воспринималось очень серьёзно. Началось всё, по сегодняшним меркам с ерунды, где взять чемодан? У нас сохранился чемодан, с которым мама ездила до войны со мной в Киев. У Альбины в семье такой «роскоши» не было. У кого-то из её родственников был найден большой красный фанерный чемодан с висячим замком. С ним она и поехала в столицу.

С большим трудом удалось достать билеты на проходящий поезд в общий вагон. Вагон был старый двухосный, поезд до Москвы тащился больше суток, часто подолгу ожидая на полустанках встречный поезд. Северная железная дорога в те времена большей частью была однопутной. Наконец поезд дотащился до Ярославского вокзала Москвы.

В Москве я был шестилетним ребенком проездом, когда мы с мамой ездили в Киев. Воспоминания остались в основном только о метро. Альбина была в Москве впервые. У нас был адрес дяди Володи Бессонова, у которого мы могли на первое время, пока не устроимся в общежитие, остановиться. Так договорились мы с ним во время его приезда в Котельнич на похороны его матери (бабушки Толика), умершей во время наших выпускных экзаменов. Жил он на улице Зои и Александра Космодемьянских, совсем недалеко от МАИ. К нему со своими чемоданами мы и поехали.

Ехать надо было на метро до Сокола, дальше на трамвае. Когда мы приехали, было в районе обеда рабочего дня. Дядя Володя был на работе, дома была его жена тётя Оля и их две маленькие дочери. Жили они в небольшой комнате коммунальной квартиры, которая располагалась на втором этаже двухэтажного барака.

Мы поняли, что дядя Володя свою жену предупредил о моём возможном появлении, но она никак не ожидала, что я появлюсь в обществе девушки. Самый большой для неё вопрос был, как нас разместить спать. Лечь нам можно было только на полу, на небольшом свободном пятачке, и естественно только рядом, «а что по этому вопросу скажут её девочки»? Этот вопрос волновал её больше всего. Старшей девочке Тане было около шести лет, я думаю, этот вопрос её волновал меньше всего. Мы понимали, что задерживаться можно было здесь максимум на одну ночь, завтра же нам необходимо переехать в общежитие. Что на следующий день мы и сделали.

На следующее утро, к открытию приёмной комиссии, мы поехали в МАИ. В приемной комиссии нашим аттестатам здорово удивились. В их практике ещё не было, чтобы абитуриенты предъявляли обычный аттестат с оценками медалистов. Однако после нашего разъяснения согласились принять документы на общих основаниях для участия в конкурсе.

Не могу не вспомнить с большой благодарностью секретарей приемной комиссии от самолетостроительного факультета Екатерину Петровну и Лиду. Екатерина Петровна была преподавателем кафедры технологии самолетостроения, а Лида аспиранткой. Я не знаю, чем я им понравился, но в моей судьбе они, особенно Екатерина Петровна, сыграли большую роль. Ниже я об этом расскажу.

Дней за десять до начала конкурсных экзаменов мы получили из дома известие, что Альбине утвердили золотую медаль, а мне в серебряной отказали. Альбина прошла собеседование, была зачислена студенткой на самолетостроительный факультет и уехала в Котельнич за вещами к предстоящей учебе. Я остался готовиться, а затем сдавать конкурсные экзамены. Сдал я их без троек. Из шести экзаменов у меня было четыре четверки и две пятерки. Для выпускника провинциальной школы это было очень даже хорошо.

Почти все ребята, жившие со мной в общежитии, или «вылетели» после математики и физики, или сдали экзамены существенно хуже меня. Москвичи, с которыми я познакомился, сдавали тоже хуже. Поэтому я был полностью уверен, что поступил.

Не понял я тогда необычное поведение секретарей приёмной комиссии при сдаче мной экзаменационного листа, мне показалось, что они что-то хотят мне сказать, но в данных обстоятельствах не могут. Однако, значения этому не придал, да и ждать не хотелось, так как народу в приёмной комиссии было много, а меня ожидал мой школьный приятель Виктор Лесных, с которым мы должны были поехать гулять по городу.

Каково же было мое удивление, когда, придя после выходного дня, я не нашел себя в списке зачисленных. Секретари комиссии самолетостроительного факультета сказали мне, что мои документы в конкурсе не участвовали, поскольку они их изъяли. Оказалось, что была простая, но неизвестная мне, причина – конкурса было два. Один – среди москвичей или других абитуриентов, не нуждающихся в общежитии. Второй – среди иногородних абитуриентов, нуждающихся в общежитии. Мест в общежитии было очень мало, их практически все заняли медалисты.

Екатерина Петровна договорилась с деканом самолетостроительного факультета С. В. Елисеевым о том, что он меня примет, так как экзамены я сдал хорошо и был авиамоделистом. Но для этого я должен отказаться от общежития и представить справку из домоуправления, что могу быть временно прописан на время учебы в институте. Справку такую я за пол-литровую мзду получил у одного из начальников ЖЭК на Красной Пресне. С. В. Елисеев на несколько дней уехал в командировку. Пока он ездил, его резерв был в принудительном порядке изъят для абитуриентов из числа национальных меньшинств и жителей отдалённых районов, которые тогда пользовались льготами.

Вернулась из Котельнича Альбина и стала сопереживать моё положение. Дни летели молниеносно. Если раньше в приёмной комиссии сидело много вербовщиков в другие ВУЗы, то теперь приёмная опустела. Секретари приёмной комиссии, понимая обстановку, дали мне на всякий случай копию экзаменационного листа и предложили поехать в Министерство высшего образования и попытаться там выяснить обстановку с приёмом в другие институты.

Министерство располагалось тогда на Трубной площади. Когда мы с Альбиной и Виктором Лесных туда приехали, то увидели большой плакат, извещавший, что «на сегодняшний день все ВУЗы Советского Союза укомплектованы». Мы стояли полностью подавленные. Для меня, да во многом и нас обоих это был крах. Альбина будет учиться в МАИ, хотя ей было безразлично, где учиться, лишь бы я был рядом, а я, как говорят не солоно хлебавши, возвращаюсь в Котельнич. Что будет через год, одному Богу известно.

Стремительно заканчивался август, домой я никаких вестей не подавал. На календаре 29 августа, а я еще не студент и не ясно буду ли им. Спасение пришло из Одесского мукомольного института. Там был недобор, и 20 мест отдали в МАИ для экономического факультета. На эти места образовался нелегальный конкурс из детей привилегированных родителей. Вернее, конкурс родителей с детьми.

Меня продвигали секретари приемной комиссии и декан самолетостроительного факультета С. В. Елисеев. Именно благодаря их заботам я попал в список на собеседование с руководством экономического факультета. Окончательно вопрос приёма должен был решиться на комиссии у Директора института вечером этого дня.

Когда я зашёл в комнату для собеседования, то увидел знакомого мне человека. Случай свёл нас с ним в столовой, которая располагалась в сером доме напротив пятого корпуса института. Мы с Альбиной оказались с ним за одним столом. Перед нами сидел кудрявый молодой человек, нам показалось, что он студент старших курсов института. Мы разговорились. Когда он узнал, что мы абитуриенты и собираемся поступать на самолётный факультет, он стал нас отговаривать от этого. По его мнению, после окончания этого факультета, нас будет ждать серая жизнь за кульманом в КБ, без всякой перспективы продвижения по службе, ибо таких, как мы уже пруд пруди, а количество выпускников этой специальности все увеличивается.

Другое дело закончить экономический факультет института, в котором готовят дефицитных специалистов, будущих организаторов производства. Особая перспектива ожидает парней. После этого изречения он с любопытством посмотрел на меня, видимо ожидая моей реакции. Реагировал я достаточно бурно, заявив, что поступаю в институт, чтобы научиться строить самолёты, а бухгалтерское дело меня не интересует. На этом, пообедав, мы и расстались.

Поэтому можно представить моё удивление, когда, зайдя в комнату, за столом увидел именно его. Он тоже узнал меня, улыбнулся, и, довольно ехидно сказал, что моё отношение к экономической специальности он выяснил тогда в столовой. Дальше он, сам того не понимая, что вселяет в меня уверенность на все соглашаться, стал рассказывать мне, что максимум через год после поступления на экономический факультет, я буду пытаться перейти на самолётный факультет.

Я тут же сообразил, что значит это возможно. Это придало мне удвоенные силы убеждения, что я осмыслил тогда его слова, и буду учиться на экономическом факультете. Обрисовал ему семейное положение, и, к моему удивлению, получил его согласие оставить меня в конкурсном списке. Он предупредил мня, что в случае попыток перейти на самолётный факультет, я буду отчислен из института. Мой случайный знакомый оказался заместителем декана экономического факультета Карташовым.

Вернувшись с собеседования, я обо всём рассказал Екатерине Петровне, она порадовалась за меня, и сказала, что С. В. Елисеев пообещал попросить за меня перед конкурсной комиссией.

Вечером состоялась конкурсная комиссия, мне выписали разовый пропуск на территорию института, я пришёл к приёмной директора и стал ждать. Ждали там абитуриенты, в основном, с родителями. Я заметил, что Елисеев действительно заходил на заседание комиссии. Наконец подошла моя очередь. Я зашёл в кабинет, в котором было много народа. Из всех я знал только Карташова.

К моему удивлению директором института мне был задан вопрос, по какому вопросу я пришёл? Я сказал, что по вопросу поступления в институт. Директор ответил, что, к сожалению, свободных мест нет, взял карандаш с намерением вычеркнул меня из списка. Перед этим он спросил, как моя фамилия. Когда же я назвал её, настроение его резко переменилось. Он улыбнулся и сказал присутствующим, что это за меня приходил просить С. В. Елисеев и у него есть мнение поддержать его ходатайство о приёме меня в институт. Карташов, выступив в поддержку мнения директора, сказал, однако, что на самолётный факультет он меня не отпустит. 31 августа вечером я был зачислен на экономический факультет МАИ. Главная задача – поступление в авиационный институт – была решена.