Текст книги "Космос – моя работа. Записки конструктора."

5.1. Начальником филиала ОКБ-52 МАП становится П. Н. Обрубов

К этому моменту поменялось и Руководство нашего Филиала. В. Н. Челомей не доверил М. Н. Кривову руководство Филиалом и пригласил на эту должность первого заместителя Главного конструктора из КБ А. Я. Березняка Пётра Николаевича Обрубова. Обрубов руководил у Березняка проектной работой, так что во главе Филиала встал человек действительно понимающий, чем мы с Сотниковым занимаемся.

Вместе с Обрубовым перешли в Филиал некоторые сотрудники из КБ Березняка. Так в мою бригаду пришли двое: Евгений Ежов и Лариса Цешковская. Оба они до этого работали в бригаде аэродинамики в КБ Березняка. Если Лариса пришла проситься ко мне сама, то Ежов пришёл через Обрубова, и предложен был мне на должность заместителя. По отзывам из соседнего КБ, человек он был достаточно амбициозный. При моём с ним разговоре я понял, что слухи эти имеют почву. Последующие события мои предположения подтвердили.

Тем временем на филиал прибыли представители основного КБ из Реутова. По ракете П-7 ведущий конструктор Павел Андреевич Милославский, а по ракете «Аметист» заместитель ведущего конструктора Борис Иванович Оберемок-Якубов. С последним мы очень скоро подружились. Борис был старше меня на несколько лет, тоже закончил самолётный факультет МАИ. До поступления в МАИ он служил в авиации и летал на десантном планере конструкции П. В. Цыбина.

На заводе началось изготовление ракеты П-7. На этом этапе в функцию моей бригады входило отслеживание правильности изготовления аэродинамической формы корпусных элементов. Казалось бы, занятие достаточно рутинное, такой контроль ведётся на всех заводах. Я же с этим вопросом столкнулся впервые. Меня заинтересовало, какие отклонения можно допускать и какой характер они носят: случайный или систематический. По мнению Ежова, на это явление надо было смотреть проще и просто пропускать. Так он поступал у Березняка. По образованию он был чистый аэродинамик, окончивший Московский физико-технический институт. Я попросил обосновать это мнение, однако сделать это он не смог.

Тогда я решил сам изучить этот вопрос, считая, что эти отклонения наверняка должны влиять на разброс летно-технических характеристик и характеризовать уровень заводской технологии. Во всяком случае, для начала, я стал вести статистику отклонений от теоретической формы. Очень скоро убедился, что отклонения носят систематический характер по каждой точке и, видимо, связаны с ошибками в изготовления стапеля. Когда в очередной раз принесли карточку разрешений и величины отклонений в ней снова подтвердили мои предположения, я предупредил технологическую службу, что подписываю последнее разрешение, и требую доработки стапеля перед сборкой очередного изделия. Об этом я предупредил Ежова, который оставался за меня на время моего отпуска.

5.2. Первый конфликт на работе

Каково же было моё изумление, когда после моего выхода из отпуска ко мне снова принесли подобную карточку отклонений. Выяснилось, что в моё отсутствие Ежов проигнорировал мой наказ и подписал очередную карточку. Я настоял, чтобы стапель доработали. Ежов на меня обиделся, и, как потом выяснилось, стал поджидать удобный случай для нанесения по мне удара.

Чтобы это не выглядело сведением личных счётов, он стал готовить себе сообщника. Таким сообщником оказался Лёня Гусев. Мы вместе с Леней окончили МАИ, вместе работали в одной бригаде ОКБ-256 в Москве и были достаточно дружны. Однако, после назначения меня начальником группы он стал меня сторониться. Могу только догадываться, что произошло это из-за того, что он считал себя более достойным на эту должность. Ежов это заметил и потихоньку стал вбивать клин между нами.

Наконец подвернулся удачный момент для сведения счётов. Лёня готовил отчёт по исследованию траектории полёта ракеты и, не до конца проанализировав варианты, представил мне на подпись, предварительно подписав у Ежова. Я, почитав отчёт, сказал им, что утвердить его не могу, так как не рассмотрен ещё ряд ситуаций, влияющих на обоснованность выводов.

Думаю, что на это они и рассчитывали. Была устроена бурная истерика на виду у всей бригады, после чего они написали на меня докладную на имя начальника КБ Ивана Ивановича Морозова.

Надо отдать должное жизненной мудрости Ивана Ивановича: он немедленно собрал начальников бригад, вызвал меня и Ежова и зачитал докладную, в которой было написано о моей низкой квалификации и большом опыте Ежова с нескрываемым предложением поменять нас местами. Ежову дали высказаться. В доказательство своей правоты он привёл два примера: случай с карточкой разрешения по отклонениям от теоретического обвода и последнего отчёта. В качестве аргумента доказательства его правоты он выбрал обвинение меня в его дискредитации перед руководством завода в первом случае и перед коллективом бригады во втором. При этом он несколько раз подводил к мысли, что он грамотней меня, а потому после его подписи я не должен отменять его решение.

Суд был скор, мне не дали даже высказаться, а Ежову предложили немедленно извиниться передо мной в присутствии коллектива бригады, и предупредили, что если он допустит ещё раз подобное, то будет поставлен вопрос о его увольнении с предприятия.

После этого Ежова как подменили. Он стал подчёркнуто вежливым и предупредительным со мной, что мне, откровенно говоря, тоже не нравилось.

В январе 1961 года комплектовалась экспедиция поездки на полигон Капустин Яр для подготовки и пуска первой крылатой ракеты П-7. Ежов убедительно просил взять его в группу анализа. Я согласился и потом был очень доволен, когда он задолго до пуска уехал обратно домой из-за семейных обстоятельств.

Я специально остановился на этом эпизоде в моей жизни, поскольку он иллюстрирует человеческие отношения на производственной основе. Это был первый случай подобных явлений, по поводу которого я страшно переживал. Впоследствии оказалось, что это пустяки по сравнению с аналогичными случаями, которые, к сожалению, ещё много раз встретятся в моей жизни в более драматичной обстановке!

Дел в бригаде действительно было много. По ракете П-7 мы получили из головной фирмы полный комплект аэродинамических характеристик, и от нас требовалось выполнить полный объём аэромеханических расчётов и исследований по устойчивости и управляемости.

Перед первым штатным пуском надо было провести натурный пуск неуправляемого макета ракеты с целью отработки процесса выхода ракеты из пускового контейнера и раскрытия крыльев. Для этого требовалось провести массу расчётов для определения зоны безопасности при пуске неуправляемого макета и штатного изделия, а также выбрать коэффициенты настройки автопилота для обеспечения устойчивости полёта и обеспечения заданной точности попадания ракеты в цель.

Систему управления для этой ракеты разрабатывала фирма Главного конструктора Антипова, располагавшаяся около метро «Аэропорот». Так что приходилось в процессе работы часто бывать на этой фирме и многие исследования проводить совместно.

Работы по ракете «Аметист» находились на более ранней стадии. Аэродинамические и гидродинамические характеристики её надо было ещё только исследовать, поэтому совместно с головной фирмой пришлось много работать с ЦАГИ и обрабатывать результаты продувок. А дальше тот же самый объём расчётов, что и для ракеты П-7, усложнённый участком движения в воде и переходным участком выхода из воды. Усложнённым был и этап наземной и подводной экспериментальной отработки, который требовал большого объёма расчётных исследований. По системе управления тоже был новый смежник, размещавшийся в Ленинграде, что требовало от меня довольно частых командировок. Вернувшись из одной из них 23 апреля 1960 года, я вовремя успел на рождение сына, который родился буквально на следующее утро. Назвали его Андреем.

5.3. Разработка аван-проекта ракеты П-25. Доклад В. Н. Челомею

На фоне этих работ в начале 1960 года нам предложили разработать альтернативный вариант ракете П-15. Эта ракета, разработки наших соседей – КБ А. Я. Березняка, была принята на вооружение Военно-морского флота, использовалась на торпедных катерах, однако имела существенный недостаток – крылья её не складывались, что занимало много дефицитного места на катере, и имела жидкостной двигатель, работавший на токсичных компонентах.

Перед нами была поставлена задача: используя отработанную боевую часть, систему наведения и управления от ракеты П-15, создать новую ракету со складывающимися крыльями и твёрдотопливным двигателем. Расчёт В. Н. Челомея был на П. Н. Обрубова, который, работая ранее у Березняка, хорошо знал ракету П-15, её характеристики и, что очень важно на этапе предварительного проектирования, знал смежников – изготовителей нужных нам систем.

Мне кажется, что именно эта задача побудила В. Н. Челомея пригласить к себе на работу П. Н. Обрубова на должность начальника Филиала.

Обрубов с этой задачей прекрасно справился, полученные материалы по бортовым системам П-15 были затребованы в головное КБ. Нам предложили параллельно с головным КБ разработать свой вариант такой ракеты, получивший индекс П-25.

Обрубовым это поручение было воспринято как первый шаг к самостоятельности филиала, что явно, как показали последующие события, в планы В. Н. Челомея не входило. К лету 1960 г. проект мы сделали раньше головного КБ. Обрубов доложил об этом В. Н. Челомею и очень настойчиво напросился на доклад.

Поехали мы туда втроём: Обрубов, Сотников и я. Защита проходила в кабинете у В. Н. Челомея в присутствии С. Б Пузрина и Г. А. Ефремова, работавшего тогда начальником проектного «сотого» отдела. Мы развесили плакаты, и Обрубов кратко доложил результаты разработки. Последовали вопросы для «приличия». Была явно видна их досада по поводу наших опережающих разработок, по сравнению с головным КБ. Поскольку свой проект они ещё не обсуждали, то им не хотелось обсуждать и наш. Мне тогда показалось, что В. Н. Челомей не очень доволен оптимизмом и настырностью Обрубова. Нас поблагодарили, попросили оставить материалы для детальной проработки, и мы уехали к себе. Нам казалось, что досрочно выполненное задание мы достаточно удачно доложили. Вскоре мы с Альбиной уехали в отпуск в Котельнич, теперь уже с двумя детьми.

5.4. Назначение начальником филиала ОКБ-52 МАП П. А. Милославского

Предчувствие меня не подвело, когда я вернулся из отпуска, П. Н. Обрубова уже на фирме не было. В. Н. Челомей освободил его от занимаемой должности и назначил начальником Филиала Павла Андреевича Милославского.

У П. Н. Обрубова в Москве была квартира, поэтому назад к Березняку он не вернулся, а устроился на работу где-то в Москве. Мне было откровенно жаль Петра Николаевича. Я не знал его до прихода к нам. На первый взгляд он показался достаточно жёстким и сухим человеком, но почти год совместной работы полностью опроверг это представление. Он был энергичным и талантливым человеком, работать с ним было легко и приятно.

П. А. Милославский был ведущим конструктором по ракете П-7, а до этого работал представителем Главного конструктора на Смоленском авиационном заводе. Он был человеком практики, «мозгоблудие» его абсолютно не увлекало, а тем более борьба за самостоятельность фирмы. Его основной задачей была скорейшая подготовка изделия П-7 к натурным испытаниям, чем он с успехом и занимался. Жил он в Дубне явно временно, без семьи, занимая однокомнатную квартиру в моём подъезде на первом этаже. Под окном постоянно стоял его собственный «Москвич», на котором он сам за рулём ездил по служебным делам. Человек он был достаточно коммуникабельный, у меня с ним были очень хорошие отношения. Довольно часто, когда мне надо было ехать в командировку в Москву, и ему тоже надо было ехать туда, он брал меня с собой. Один раз он взял нас с Борисом Сотниковым, и, когда мы уже въехали в Москву, он нам предложил не ехать на фирму, а поехать к «куртизанкам». Мы сказали, что не знаем кто это такие. Он страшно удивился, что мы так часто и подолгу бываем в командировках в Москве, имеем жилищные проблемы и не имеем куртизанок, с помощью которых все временные холостяцкие проблемы легко решаются. После чего он пошутил, что командировок в Москву он нам больше выписывать не будет. Весёлый был человек, у меня о нём остались хорошие воспоминания, хотя при моём увольнении из Филиала крови он мне попортил достаточно.

Живя и работая в Дубне, нам с Борисом Сотниковым удалось «перетащить» к себе жить и работать двоих своих однокашников по институту. Сначала приютили Валентина Пенчука. После окончания института он распределился работать в Челябинск-40. Поскольку он был ещё холостой, вопрос по нему решили достаточно быстро, прописав его в общежитие. С Володей Пашковым я несколько лет прожил в одной комнате в студенческом общежитии. Он по распределению попал на авиационный завод в г. Иркутск, где жили его родители и родители жены. Ему требовалась квартира. Через Милославского мне удалось решить и эту проблему.

Осень 1960 года полностью ушла на подготовку лётных испытаний ракеты П-7. Мы с Костей Ивановым проводили многочисленные расчёты по подбору коэффициентов для настройки автопилота. Наши расчёты хорошо стыковались с расчётами фирмы Антипова, что вселяло уверенность в правильности результатов. Собственно, ответственность за настройку автопилота несла фирма Антипова, на нас лежала ответственность за контроль. Для этого мы достаточно широко исследовали область возможных вариантов, поскольку к моему отъезду на полигон в январе 1961 г. окончательного решения фирмой Антипова ещё принято не было.

К концу 1960-го материальная часть для лётных испытаний была изготовлена. В начале декабря было отправлено на полигон в Капустин Яр бросковое изделие, а в январе первое лётное. В конце декабря стали формировать экспедицию для подготовки и пуска первого лётного изделия. Небольшой состав технического руководства для подготовки пуска броскового макета уехал раньше основной экспедиции вместе с бросковым изделием во главе с Георгием Владимировичем Бакановым. Руководителем основной экспедиции был назначен Иван Иванович Морозов. Я возглавлял группу анализа, из моей бригады со мной поехали Ежов и четверо техников-расчётчиц.

5.5. Работа в экспедиции на полигоне «Капустин Яр»

Отправились мы в начале января, сразу после моего дня рождения. Из Москвы уезжали с Павелецкого вокзала, в плацкартном вагоне. Состав экспедиции был достаточно большим, так что почти весь вагон был практически наш. На станцию Капустин Яр прибыли глубокой ночью, никто нас не встречал, время до рассвета пришлось коротать на вокзале. Наутро нас привезли в штаб на 10-ю основную жилую площадку космодрома, откуда после оформления документов мы переехали на вторую площадку, где нам предстояло жить.

Работать надо было ездить на площадку «4-я новая». Там мы проводили целый день. Обедать, как правило, ходили километра два пешком на площадку «4-я старая», отличительной особенностью которой было наличие двух расположенных рядом холмов-терриконов, в которых, как нам сказали, находились пусковые шахты ракет.

Я впервые приехал на полигон, где для меня были не только необычными условия работы и быта, но и совершенно необычный ландшафт и климат. Мне, как жителю средней полосы России, были привычны лесистая холмистая местность, зелёная весной и летом, покрытая снегом зимой. Здесь же в середине января снега не было. Кругом лежала однообразная унылая степь, покрытая белесым ковылём и седой полынью. Этот необычный для меня запах полыни запомнился мне навсегда. Впоследствии мне пришлось много лет провести на полигоне Байконур, но ни такой ровной местности, ни такого запаха там нет.

В Капьяре в непосредственной близости от нашей жилой площадки, к западу от границ полигона, начинались достаточно глубокие покрытые такой же растительностью овраги, спускающиеся в конечном итоге к реке Ахтуба, притоке реки Волги. На дне этих оврагов было множество озёр, изобилующих рыбой и раками. В воскресные дни мы часто любили пешком ходить к этим озёрам ловить рыбу или просто отдохнуть, укрывшись за бугром от северного ветра. Не забывали мы заглянуть за «согревающим» в магазин села Солянка, лежавшего на пути.

По рассказам я знал тогда о С. П. Королёве, что именно здесь он начинал испытывать свои ракеты, атрибуты той его деятельности на полигоне все ещё оставались. По пути с десятой площадки на вторую был виден кислородный завод, недалеко от второй площадки, на краю оврага, находился стенд испытания двигателя ракеты Р-1, а по пути следования со второй площадки на четвёртую, прямо рядом с дорогой, находилось место запуска ракеты Р-1. Сейчас, в память о событиях тех лет, на этом месте установлен макет ракеты на пусковой установке. Нам рассказали, что С. П. Королёв создал более мощную ракету, для запуска которой полигон Капустин Яр оказался мал, и для запусков её в Казахстане был создан более мощный полигон. Наслышаны мы были об аварийных запусках на том полигоне с большими человеческими жертвами из числа стартовой команды. Но это было всё не здесь, а «там».

Жизнь наша текла размеренно и однообразно. Утром мы вставали, завтракали в столовой, садились на автобус и ехали на рабочую площадку. Путь занимал минут сорок. Тянулась бесконечная степь. По обочине дороги, как часовые, стояли солдатиками суслики, на столбах изредка можно было увидеть небольших орлов. Приезжали на площадку и до обеда готовили документацию. Пообедав на соседней площадке, снова занимались документацией. По окончанию рабочего дня садились в автобус и ехали на жилую площадку, затем ужинали и иногда шли в солдатский клуб смотреть кино. И так каждый день.

Работы по моему направлению было мало, и я специально растягивал её, чтобы каждый день был чем-то занят. В моей группе расчётчицы приехали на полигон явно рано. В этом вопросе я зря поверил Ежову. Чтобы не давать им болтаться без дела, я загружал их работой из серии моего «мозгоблудия» по части возможных вариантов траектории полёта ракеты. Вообще моей группе можно было приехать на полигон за месяц до пуска, а мы просидели четыре. Я интуитивно об этом догадывался, но Ежов, считавшийся в полигонных делах авторитетом, настоял на поездке вместе со всеми.

5.6. Пуск грузового макета ракеты П-7

Наконец в феврале завершились работы по бросковому макету, в марте состоялся его пуск. Поскольку задачей пуска были проверка стыкуемости ракеты с пусковым контейнером и отработка реального выхода ракеты из контейнера при пуске, то никакой бортовой аппаратуры сам макет не имел. Все телеметрические датчики стояли на пусковом контейнере, а их показания должны были записываться шлейфовым осциллографом.

На пуск макета ракеты П-7 прилетел В. Н. Челомей вместе с Главным маршалом артиллерии С. С. Варенцевым.

С. С. Варенцев, оказавшийся дряхлым стариком, решил посмотреть макет ракеты в пусковом контейнере. Залезть то он на пусковую установку с грехом пополам залез, а вот обратно его с большим трудом с неё сняли. Поодаль от пусковой установки была построена смотровая трибуна, по пути следования больших начальников были выставлены солдаты-регулировщики в парадной форме и белых перчатках. Беднягам пришлось целый день торчать в степи, пока начальство не уехало. С подобной показухой я был уже знаком по подобным делам в гарнизоне «Кубинка» во время пребывания в военных лагерях.

Всеми испытаниями на полигоне от ОКБ-52 руководил заместитель В. Н. Челомея Дмитрячков. Пуск прошёл зрительно нормально. В. Н. Челомей, поинтересовавшись у Дмитрячкова ходом подготовки первого штатного пуска ракеты, отбыл в Москву. Перед нами была поставлена задача, обязательно подготовить пуск к майским праздникам.

Неприятности, связанные с пуском макета ракеты П-7 начались после того, как проявили ленты осциллографов. Они оказались абсолютно чистыми, не было даже нулевых линий шлейфов. Дмитрячков назначил комиссию по выяснению причин, руководителем комиссии назначил меня. Работу я начал с исследования осциллографов. Ничего не меняя, мы зарядили новые ленты и записали нули. После проявки опять ничего не нашли. Тогда я стал разбираться с осциллографами, с этими приборами я был хорошо знаком по работе в лаборатории моделирования у К. Б. Иванова, так как результаты расчётов на электронной машине НМ тоже записывались на шлейфовых осциллографах. Причина была проста – перед началом работы не были настроены шлейфы. Оказывается, горе испытатели даже не догадывались, что это надо было обязательно делать.