Текст книги "Смысловая вертикаль жизни. Книга интервью о российской политике и культуре 1990–2000-х"

Интернет таки сильно потеснил кино, театр, книги?

Если уж кто смотрит и читает, так это, конечно, по преимуществу молодежь – правда, скорее крупных и крупнейших городов, там ведь и возможности больше. Впрочем, интернет в принципе вездесущ и дотягивается сегодня не только в грады, но и в веси, и молодежь многократно активней смотрит и скачивает фильмы, пользуясь глобальной сетью, равно как намного чаще других читает и скачивает печатные тексты, опять-таки из сети. Кстати, те, кто постоянно пользуются сетью как читатели и зрители, активнее ходят в кинотеатры и библиотеки, чаще читают традиционные «бумажные» издания.

Но практически все группы россиян, кроме самых молодых, стали, по их собственным оценкам, читать меньше.

Не просто меньше! Пока издатели и критики дискутировали о том, убьют ли ридеры и прочие «электронные носители» печатную книгу, масса народу вообще перестала читать. Мои не связанные профессионально с литературой подруги если что и читают, то только сказки – детям и внукам. Уже в начале двухтысячных это не удивляло, но еще лет пять назад было вроде как неловко в этом признаваться.

Теперь – легко. Я почему спросила о культуре – в вашем же «Вестнике общественного мнения» года полтора назад была очень интересная статья Любови Борусяк[16]16
  Борусяк Л. Чтение как ценность в среде молодых российских интеллектуалов // Вестник общественного мнения. 2010. № 3 (105). Июль–сентябрь.


[Закрыть]. Чтобы было понятно читателям – о чем там речь. Она анализирует форумы популярного интернет-портала, где молодые родители – главным образом женщины лет 30–40, высокообразованные, как она пишет, обеспеченные представительницы среднего класса, в основном москвички, – обсуждают воспитание детей. Сами они по большей части чтением не заморачиваются, если просят посоветовать что-нибудь почитать, то исключительно «ненапряжное». И тут-то, мне кажется, уже нет ничего неожиданного – современные обеспеченные молодые москвички, кроме рутинных служебных и домашних забот, находят для себя столько увлекательных занятий: походы к косметичке, спа-салоны, фитнес, шопинг, переписка в «Одноклассниках»… Другое дело – дети. Проблема чтения – это проблема школьников, подростков. Из нескольких тысяч постов и комментариев Любовь Борусяк выудила считаные, посвященные чтению. Вывод: детское чтение и нечтение уже не повод для переживаний и рефлексии. «Книга – это необходимая в обучении вещь, но не вызывающая интереса и эмоциональных реакций». Если какая-нибудь хранительница «старой интеллигентской системы ценностей» хватается за голову: ребенок не читает! вырастет тупицей! что делать? – ее тут же успокаивают: мой тоже не читал, попадутся комиксы интересные – устанешь покупать (то есть что читать – не важно, важен процесс) – или совсем радикально: не читает – и не надо, пусть слушает аудиокниги, кино или мультики смотрит, «ты что, не понимаешь, это советское воспитание в тебе говорит?». И приводят в пример своих друзей, родственников, мужей – людей высокой культуры – они ничего не читают, но «являются исключительно интересными, внутренне богатыми и просто обеспеченными людьми, душой компании». У меня в голове образ высококультурного нечитающего человека пока как-то не укладывается. Нет, конечно, с другой стороны, бывают же люди, лишенные музыкального слуха, а в авангардной музыке и живописи так просто большинство не разбирается, но это не делает автоматически некультурными людьми. Но все же чтение – это такая основа основ современной культуры (не только русской, в течение веков литературоцентричной, но в целом – вербальной, в начале которой было слово, требующей активного участия человека, в отличие от теснящей ее визуальной), развалится эта опора – и случатся какие-то цивилизационные разрушения. Тем не менее, видимо, исподволь что-то меняется – и это «что-то» не только культурный канон?

Я бы выделил тут три момента.

Во-первых, книги, тексты для чтения, в том числе у молодежи, распространяются сегодня, помимо привычных еще в недавнем прошлом фигур посредников (более квалифицированных учителей, библиотекарей, критиков), попросту от своих – к своим, таким же, культурная иерархия практически исчезла.

Во-вторых, 40 % россиян, покупающих книги, не собираются их хранить, то есть приобретают, как газеты, – для разового прочтения, доля крупных домашних библиотек, свыше 600 книг, сократилась с 1990-х годов с 10 % взрослого населения (семей) до 2 %.

В-третьих, фактически потерял сколько-нибудь массовую значимость такой институт, как массовая общедоступная библиотека: хотя бы раз в месяц бывают в библиотеке, по нашим последним данным, 6 % взрослых россиян (по опросам социологов Ленинской библиотеки 1970-х годов, от 40 до 60 % книг, которые респонденты читали в момент опроса, были взяты в библиотеках). Конечно, среди молодежи, особенно в крупных городах, этот процент намного выше, молодежь – не только самая читающая группа, но и группа, наиболее активно пользующаяся библиотеками – причем и он-, и офлайновыми, но здесь и библиотеки чаще всего вузовские, а запросы – учебные.

Российский социум последние двадцать лет дробится и крошится, так что роль общего – ориентиров, авторитетов, канона, вообще всего, что можно и нужно передавать от группы к группе и от поколения к поколению, – сужается. Такая фигура, как «культурный человек», складывалась, как и советская интеллигенция, в 1930–1950-х годах теперь уже прошлого века, она сегодня вряд ли значима и привлекательна для большинства, разве что для более образованных, да и то скорее ностальгически. На роль общего (говорю очень условно и с большой осторожностью) сегодня претендуют глянец и реклама, они, конечно, несут с собой и соответствующую идею «образца». Скажем, в больших книжных магазинах выделены и максимально приближены к покупателям полки «Рекомендует журнал „Афиша“» и т. п. Книги здесь, кстати, могут быть и вполне известными книгочеям, но для нынешней публики крупнейших городов, у которой, как правило, нет сколько-нибудь разветвленной и богатой исторической памяти, важны не сами книги, а то, что их рекомендует данный журнал, они как бы входят в набор хорошей, успешной, яркой и современной, сегодняшней жизни.

Но вернемся к тем, кто все еще читает. Стали меньше читать в принципе или художественную литературу?

Это относится и к журналам (сейчас их читают очень редко и практически не читают 57 % взрослого населения, в 1990-м таких было 19 %), и к книгам (опять-таки очень редко и практически не читают их сегодня 58 % россиян, в 1990-м – 44 %; среди молодежи крупных городов не читают или крайне редко читают толстые журналы около 80 % опрошенных). Видно, что в максимальной степени сократилось чтение журналов. Это понятно: они выносят на общий суд результаты групповой работы, а групповой уровень общества в России крайне слаб или почти отсутствует (не сложился в советские времена либо разрушился в постсоветские). Кроме того, сильно изменились сами журналы: ушли из виду издания типа перестроечного «Огонька», многократно сократились тиражи (и трансформировались функции) толстых журналов, выдвинулся вперед – особенно для более молодых и состоятельных жителей крупных городов – тот же глянец.

Что же, по вашим опросам, сегодня читают?

Хотя все сейчас (за вычетом молодежи) оценивают свою читательскую активность куда скромнее, чем раньше, все при этом довольны: каждый находит свое, проблемы книжного дефицита нет. Старшие и более образованные, как я уже говорил, предпочитают книги по истории и классику, но, во-первых, все-таки чаще демонстрируют ее престиж, чем реально обращаются к ней, а во-вторых, называют классикой все, что издано в прошлом, а тем более – в позапрошлом веке, включая Дюма и Конан Дойла.

Молодежь сегодня (в среднем) все же наиболее активно читающая группа: именно молодые респонденты чаще всех других говорят, что в последнее время (когда выросли) стали читать больше. Их чтение складывается из материалов для учебы, включая учебники, энциклопедии, справочники и так далее, и собственно литературы. Причем все чаще молодые читатели совмещают в своем обиходе тексты на бумаге, в компьютере и на портативных электронных носителях (скачивают книги из интернета свыше трех четвертей молодежи Москвы и крупнейших городов страны).

Да, интересная получается картинка: молодежь, про которую все говорят, что она не любит читать, оказывается самой читающей группой… Но в кино-то точно ходят сегодня чаще всего молодые, если не ошибаюсь, основной зритель – до 24 лет. На их вкусы ориентируется кинопрокат. Вот на днях – интервью продюсера сокуровского «Фауста» Андрея Сигле сетевой газете «Взгляд»: «Мы не собирались печатать ни 500, ни 800 копий, как это принято в случае с голливудскими блокбастерами, понятно, что это самоубийство: в России кино такого плана настолько массового проката не получит. <…> Российское кино постоянно теряет зрителей, в 2011-м их количество сократилось вдвое даже по сравнению с предыдущим годом… Всего 9 % людей, приходящих в кинотеатры, смотрит отечественное кино. А 91 % – иностранное, американское в основном. <…> Был определенный момент, когда патриотические чувства заставляли зрителей смотреть российское кино, но этот момент был нашим кинематографом упущен. <…> Сейчас привлечь зрителя в кинотеатры стало сложнее: есть больше сотни каналов телевидения, где можно смотреть кино, есть интернет и торренты… И если уж человек приходит в кинотеатр, это должно быть неким событием для него. Он хочет увидеть либо зрелищное кино, либо кино про самого себя. Но, на мой взгляд, на сегодняшний момент российский кинематограф современного героя так и не нашел». Требования молодых читателей такие же – либо «западное», либо «зрелищное», то есть жутко увлекательное, либо «про самого себя»?

В словесности молодежь больше всего привлекает новое (и отечественные и зарубежные современные авторы), то, что попадает в модный тренд («круто»), и, наконец, незнакомое, странное, игровое (фэнтези, хоррор, «готика и мистика», Гарри Поттер – отсюда). Авторов и книги при этом помнят слабо и на вопросы о наиболее понравившихся называют писателей и книги все-таки прошлых лет – Пелевина, Акунина, Сорокина, Быкова, Улицкую, Рубину, реже – Алексея Иванова или Захара Прилепина. Роль своего рода мостика между старым и новым сыграла для молодых проза писателей, соединивших традиции «хорошей литературы» интеллигентских кондиций с новыми требованиями занимательности, тематики чего-то необычного и нездешнего (по аналогии с кино не собственно артхаус, а крепкий авторский Голливуд). То есть отчасти идет отсылка к ценностям и моделям предыдущего, «интеллигентского» периода читательской культуры. То же самое, кстати, показала Любовь Борусяк, изучавшая не только отношение среднего класса к книге, но и студенческие высказывания о чтении в социальных сетях интернета – молодежь там в качестве опознавательных знаков предъявляет имена и книги Булгакова и Ремарка, Маркеса и Экзюпери.

Заметьте – все это имена уже не просто прошлых лет, а середины и второй трети прошлого века, из современных российских писателей, по ее данным, достаточно массовый интерес у молодых московских интеллектуалов (не гуманитариев) вызывают только Пелевин, Акунин и Гришковец, список еще более скудный, чем по вашим опросам. Честно говоря, я думаю, что дело не в одном только желании позиционировать себя как продвинутых читателей или моде в этой среде на зарубежную литературу.

В том десятилетней давности нашем разговоре вы заметили очень важную, на мой взгляд, вещь: в читательстве есть очень сильный оттенок сверстничества, по-настоящему заинтересованно, «кровно» человек читает сверстников и людей чуть-чуть старше, именно такие книги, даже если это не шедевры, а вполне себе среднего качества, входят в душу и формируют опыт – просто их авторы видят то же, что видишь ты: «елки-палки, оказывается, это можно было рассказать…» Я уверена: отсутствие у молодых интереса к современной отечественной прозе и вообще желания читать – это проблема невстречи молодых читателей и молодых писателей, героев-сверстников. Доказательство от противного: если появлялись в последнее время бестселлеры в молодежной среде, то это были книги молодых авторов с молодым героем – «Похороните меня за плинтусом» Павла Санаева и «Дом, в котором…» Мариам Петросян. Классический пример, естественно, «Гарри Поттер», герой которого – об этом много писали – от книги к книге взрослел вместе с миллионами своих читателей. А получается, что десяти-одиннадцатилетние подростки, которые уже посмотрели «Властелин колец», «Парк Юрского периода» и «Аватар», пересказывают близко к тексту историю про Барбоса и Жульку.

Учителя, библиотекари, родители сетуют, что сейчас нет того, что называлось «школьная повесть». Ну, во-первых, она все-таки есть, хотя, возможно, не в таких количествах. И Крапивин продолжает писать, и новые авторы появились – скажем, Екатерина Мурашова или Евгения Пастернак с Андреем Жвалевским. Во-вторых, есть уже отмеченные литературными премиями молодые писатели, которые печатаются в толстых журналах, издаются в крупнейших «взрослых» издательствах, но пишут о тех самых юных героях, которых так не хватает юным читателям. В ваши опросы попадают Прилепин с Ивановым – но многие ли словесники рискнули прочитать со старшеклассниками «Санькю» или «Географ глобус пропил»? А, скажем, «Ленкина свадьба» и «Земля Гай» Ирины Мамаевой и «Деревня дураков» Натальи Ключарёвой (авторов «Дружбы народов» и «Нового мира») и в ваших списках наверняка не значатся, а это честные, касающиеся очень важных вещей книги. Они пишут о не знающих чем себя занять подростках, о спивающейся деревне, о доживающих в одиночестве стариках, о детдомовцах при живых родителях и инвалидах, которых мы не хотим замечать, о мусорных свалках на зарастающих полях, о людях, считающих себя истинно верующими и способных настучать кляузу на батюшку, людях, знающих тебя с детства и способных втоптать в грязь, порадоваться соседской беде, – и других, готовых помочь, если нужно, задарма, пожертвовать своей жизнью или хотя бы временем и без шума и пафоса каждый день о ком-то заботиться, и написано это без чернухи, с ненарочитой простотой, юмором и нежностью.

Впрочем, вот карельским школьникам повезло – Мамаева живет в Петрозаводске, и республиканские «образовательные» власти включили ее в программу. А как вы считаете, чего должно быть больше в школьной программе – классики или литературы современной, отсчитывая хотя бы от середины XX века, от Великой Отечественной войны?

Ну, за пределами профессионального, литераторского и медиального сообщества людей в двух столицах и еще нескольких крупнейших городах, а также круга более образованных пожилых россиян в провинции, читающих их (если они есть в библиотеке) «по старинке», толстые журналы чаще всего лежат, насколько могу судить по опросам, вообще вне круга внимания большинства молодежи. Этот круг в толстожурнальную сторону несколько расширяет сетевой «Журнальный зал», но опять-таки скорее для профессионалов и самых близких к ним читателей, а их по определению немного. Для молодежи, особенно в крупных городах, в целом важнее, чтобы это было «круто», читалось среди «своих», попало в поле интересов глянцевой прессы и сетевого общения (ЖЖ, фейсбуки и проч.).

Да дело же не в журналах! И все ваши «предварительные условия» выполнены: все это вышло отдельными книгами, и электронные версии тоже есть, и блогеры обсуждают, и отрецензировано критиками многажды, и в премиальных шорт-листах побывало… Кстати, после выхода «Деревни дураков» писали как раз, что Наталья Ключарёва проявилась как замечательный собеседник. Все-таки очень важно, чтобы такие книги попадали в школу.

Еще осенью, задолго до президентской предвыборной кампании, когда прозвучало предложение создать некий обязательный, насчитывающий сто книг канон для школьников… кстати, как вы относитесь к самой идее?

Я уже видел за свою жизнь несколько подобных кампаний со стороны властей – по-моему, сегодня, в отсутствие интеллигенции и ее неписаных кодексов и иерархий, эта идея уже вообще выглядит как инициатива исключительно начальственная: отобрать, издать, доставить в грады и веси и больше не знать головной боли. В «глянцевом» переложении – идея-то та же самая! – она принимает вид рейтингов и тому подобного букмекерства. Соединение спортивно-рекордсменского взгляда на жизнь с массмедиальным культом успеха и звезды. Ничего страшного я в этом не вижу: в наших астеничных палестинах всякое начинание – благо (кроме человеконенавистнических, конечно), но единоспасающим ключом оно, конечно, не станет. Социум сегодня устроен по-другому, это не начальная и даже не средняя школа, а устройство гораздо более разнородное, громоздкое и весьма трудно управляемое из одной точки, назовем ее, например, директорской или директивной.

Ну а журнал «TimeOut Москва» (13 октября 2011, http://www.timeout.ru/), опередив всех, предложил свой список: «Великие писатели нашего времени» с эпатажным, но и весьма красноречивым заголовком: «Захар Прилепин и еще 30 имен, которые претендуют на место в школьной программе по литературе для наших внуков». Ныне живущих писателей разделили на пять групп. Там есть мотивации по поводу каждого из «великих», но я их для краткости опущу.

«Актуальные, или Пубертатные». То есть «выпустившие несколько ярких книг, но еще не определившиеся до конца ни в своих эстетических предпочтениях, ни в том месте, на которое претендуют»: Захар Прилепин («Патологии», «Санькя»), Сергей Шаргунов («Книга без фотографий»), Герман Садулаев («Я – чеченец!», «Шалинский рейд»), Роман Сенчин («Елтышевы»), Михаил Елизаров («Библиотекарь»), Владимир Лорченков («Все там будем», «Галатея, или Последний роман для девственников»), Майя Кучерская («Современный патерик»).

«„Мэтры. Их влияние и авторитет бесспорны“»: Борис Акунин («главными» его книгами названы «Статский советник» и «Алмазная колесница»), Эдуард Лимонов («Это я, Эдичка», «Священные монстры»), Людмила Улицкая («Сонечка», «Даниэль Штайн, переводчик»), Владимир Сорокин («День опричника», «Метель»), Виктор Пелевин («Принц госплана», «Чапаев и Пустота»), Людмила Петрушевская («Квартира Коломбины», «Бессмертная любовь»), Леонид Юзефович («Самодержец пустыни»).

«Премиальные авторы» – от постоянного участия в «премиальных сюжетах» + маркетинговый «премиум-класс»: Дмитрий Быков («ЖД», «Булат Окуджава»), Александр Иличевский («Перс»), Михаил Шишкин («Венерин волос», «Письмовник»), Андрей Геласимов («Степные боги»), Ольга Славникова («2017», «Легкая голова»), Мария Галина («Малая Глуша», «Медведки»).

«Беллетристы»: Дина Рубина («Белая голубка Кордовы»), Анна Старобинец («Переходный возраст»), Дмитрий Глуховский («Метро 2033»), Алексей Слаповский («Первое второе пришествие»), Алексей Иванов («Географ глобус пропил», «Золото бунта»).

«Живые классики»: Андрей Битов («Пушкинский Дом»), Валентин Распутин («Уроки французского»), Саша Соколов («Школа для дураков»), Эдуард Успенский («Дядя Федор, пес и кот»), Фазиль Искандер («Сандро из Чегема»), Владимир Войнович («Жизнь и необычайные приключения солдата Ивана Чонкина»).

Есть подозрение, что составители не догадываются о том, что ныне здравствуют Василий Белов («Привычное дело»), Юрий Бондарев («Батальоны просят огня»), Борис Васильев («А зори здесь тихие»), Даниил Гранин («Блокадная книга»), Борис Екимов («Пиночет»). Впрочем, возможно, по их мнению, эти писатели не дотягивают до звания «живых классиков», а еще одну «номинацию» придумывать не хотелось. Или они считают их менее «великими», чем, скажем, Старобинец, Глуховский и Елизаров с Лорченковым. Или просто не хотят, чтобы их внуки читали эти книги.

А как вам этот список?

Чем ближе к «мэтрам» и «классике», тем он, по-моему, комичнее. Не говорю уж о том, что литература для его составителей – это на 99 процентов роман, а сегодня, мне кажется, куда интереснее то, что вне жанровых границ или зыблется на самых границах: нон-фикшен, поэзия, мини-проза. Хотя в целом – почему бы нет, никакого вреда от того, что кто-то прочитает перечисленных авторов или вообще чем-то заинтересовавших его/ее других писателей, я не предвижу.

Это точно. Вовсе не стоит ждать, пока вырастут внуки. А вы-то сами больше или меньше стали читать в последние годы?

Так называемую художественную литературу я стал читать в последние пять-шесть лет значительно меньше и многое читаю «по службе» – как член тех или иных жюри и т. д. Поэзия, еще раз скажу, мне интереснее, чем проза, но о поэтах разговор особый, у них, сто́ящих (тоже не очень многих), массового читателя по определению не бывает. Научная книга по социологии и гуманитарным дисциплинам, нон-фикшен, к примеру из нынешней серии «Русский Гулливер», мне интереснее, чем фикшен. Толстый роман напрягает уже одним этим, тогда как, скажем, недавний номер «Иностранной литературы» с польской документальной прозой я просто проглотил и жалею, что ее не было вдвое-втрое больше.

Да, это был очень интересный номер. Там был фантастический репортаж из Турции о том, как сталкиваются сегодня традиционная культура и западная, как гибнут в этом столкновении именно люди молодые, как ломаются их представления о добре и зле, и все это через живые и откровенные разговоры – про «убийства чести», про писателя Орхана Памука, нобелевского лауреата, который «позорит» турецкий народ, про «байбайбуши» – ботинки на толстой подошве, которые вошли в моду после того, как таким же запустил в Джорджа Буша иракский журналист, и расходятся теперь как фисташки… И мини-роман Петра Черского (тридцатилетнего, кстати, прозаика) «Отец уходит» – такой поток воспоминаний молодого опять же человека о тех днях, когда умирал папа Иоанн II, кумир поляков, хоть это и против заповеди, и вся Польша молилась за него, ждала у телевизоров новостей, и интернет-порталы, блоги и форумы были траурно-черные – и при этом все жили своей обычной жизнью, работали, тусовались в кафе, высчитывая под матерок и пиво, сколько дней он прожил, торговали кружками и пепельницами с его улыбающимися портретами, обсуждали, что будет с Польшей дальше и что сделать с собранными на ули-цах лампадками – сколько-то там тонн стекла, и кто-то предложил в какое-то определенное время всем погасить свет в память о папе, а какой-то энергетик позвонил на радио и сказал, что тогда вся Польша на несколько месяцев останется без электричества, потому что сети не выдержат, а в интернете кто-то написал, что даже птицы оплакивают смерть папы. В общем, полная фантасмагория, сотканная из картинок реальной жизни. И через весь текст пробивающий до озноба рефрен: «И не было у Святого Отца надежды»… Но вы-то, говоря об этом номере «Иностранки», наверное, прежде всего имеете в виду пьесу?

Пьесу Тадеуша Слободзянека о Едвабно и Холокосте, да, конечно, но еще и исповедь священника-гея в очерке Войцеха Тохмана «Бешеный пес», и беседу с генералом спецподразделения ГРОМ (вроде нашей «Альфы») Славомиром Петелицким, оцените само его название – «ГРОМ: сила и честь», и фрагменты монографий Анджея Поморского «Мандельштам в Польше» и Марека Радзивона «Ивашкевич», и многое другое.

А если вернуться к моему нынешнему чтению (хотя вряд ли оно может служить кому-то образцом или даже наводкой), то, если говорить о прозе – не вносящая новый авторский угол зрения, а значит и новый язык, образность, интонацию (даже если это «хорошее», правильное письмо), проза мне просто скучна. И напротив, я с головой ухожу в прозу Павла Улитина, Александра Гольдштейна или Анатолия Гаврилова (отмечу еще несколько книг в той же, что и две гавриловские, удачной серии «Уроки русского» – Александра Шарыпова, Дениса Осокина, Дмитрия Данилова). Понятно, любой сколько-нибудь широкий читатель, в том числе – интеллигентный, скорее всего, забракует такие книги как неудобочитаемые. Из переводной словесности (и это как раз очень толстый роман) я бы выделил, к примеру, только что переведенных «Благоволительниц» Джонатана Литтела – книгу нелегкую, местами отталкивающую, но, как бы это сказать, неустранимую: ее, по-моему, нужно прочитать. Это роман-исповедь и вместе с тем роман-сон (причем страшный, и от страницы к странице все более страшный сон) о Второй мировой войне, написанный от лица эсэсовского офицера, участвовавшего в акциях массового уничтожения. Кто-то из читателей, может быть, помнит построенный на таком же «я-изложении» рассказ Борхеса «Deutsches Requiem», но у Литтела – огромный и многосоставный роман, причем и со своей «русской темой».

Я, конечно, не буду предлагать составить канон школьного чтения, но хочу попросить назвать десять книг – не только отечественных и не только художественных – в разных жанрах: проза, мемуары, жизнеописания, работы по истории, философии, которые, на ваш взгляд, должен обязательно прочитать человек до тридцати лет, чтобы лучше понять, в каком мире он живет и какое будущее его ожидает.

Нет, уж простите, не возьмусь: пришлось бы вставать в этакую наставническую позицию, а я и для себя-то, как уже говорил, не большой авторитет. Кроме того, кажется, в «Дон Кихоте» (и Сервантес при этом, если я не перепутал, цитирует кого-то из древних) сказано, что нет такой плохой книги, из которой не удалось бы извлечь чего-то хорошего. Главное же здесь, мы понимаем, не в книге, а в читателе: чтобы он это «хорошее» ждал и искал, то есть, собственно говоря, уже нес в себе.