Текст книги "Скрижаль Дурной Вести"

– Видать, не промахнулись они со знамением-то, – задумчиво молвил Шишел. – Ну ты давай – душу-то не томи – они, храмовики эти, что – загнать хотели Камушек Избраннику этому, что ли? Мне, грешному, то есть? Да только на хрен сдалась мне эта радость? И денежек-то таких у меня не сыщется. Али я, может, дорогу кому перебежал? Может, другому – кто побогаче да в хреновине этой понатыканней? Может, я и не настоящий Избранник? Так я с радостью эту честь кому хошь уступлю...

– Камень знает, кого избрать Воздевшим, – поучительно заметил Француз, наливая по третьей. – И не было случая, чтобы Камень переходил в другие руки, прежде чем Воздевший исполнит свое Предназначение...

Шишел с тоской посмотрел на свой бокал, подумал, что с самого начала надо было Глазастого за простой водкой послать, и сказал:

– Так и что теперь? Как мне на этот народ выйти? На храмовиков-то?

– Вот этого я вам никак не посоветую. – Мерген передернулся. – Янтарному Храму Камушек затем и сдался, чтобы похоронить его на веки вечные. И чтобы никогда никакой Избранник до него не добрался. Цель у них такая – идиотская. Чтобы, значит, не дать Избраннику Предназначение исполнить...

– Вот насчет Предназначения этого я и хочу потолковать со знающим народом...

– Только не с этими господами... Это они, говорят, Мурату подучили перст отсечь... И аббата Ди Маури в лабиринте замуровали – на Северном бугре... И на адмирала чертей наслали...

– Сказал тоже – «идиотская цель», – раздраженно возразил Француз. – Каждый раз, как в мир приходит очередной Избранник, – тут он косо и не без испуга глянул на Шаленого, – большая кровь льется. Хотя, может, и вправду – В ПРЕДОТВРАЩЕНИЕ... А если чисто по-человечески... Один только Шайн как власть в Колонии к рукам прибрал, так ужас чего натворил. Пятьдесят академиков на костер отправил. Всю науку в капусту покрошил. А простых смертных сколько порезали – перестреляли – кто вспомнит?.. А Ди Маури – тоже хорош гусь был: это же он Ложное Учение в Малой Колонии утвердил. А сейчас – чуть не в святых числится. А Черные адепты... Да что тут и говорить!...

– А ведь Черная Церковь вам поможет... Действительно поможет... – задумчиво процедила сквозь зубы Мириам. – Вот Н'Бонго вам про нее много порассказать может... Мы его к этим малахольным внедрить пытались... Да вовремя отступились. Они тоже за Камушек хорошие деньги давали – с ними старик Бонифаций тоже вроде как заигрывал... Они же ведь – наоборот – всем миром за Воздевшего... Иначе, говорят, – Конец Света... Но жутко с ними...

– И Предназначение исполнишь, и на тот свет сыграешь с этой компанией, – глядя в пространство, добавил Глазастый. – Они помогут... А Камушек – им останется. Но, главное, у старика вроде на Камушек еще один покупатель намечался – третий. Так и не вычислили – кто...

Шаленый сидел, обхватив покрытую клочковатой растительностью голову руками. То ли с тоски, то ли с задумчивости.

– Интересно, – поднял он свой тяжелый взгляд, – а на ту половинку Набора кто покупателем был? Тоже ведь палеоювелирное изделие...

– Ну, про Набор никаких особых слухов и легенд вроде не ходит... – Француз пожевал сухими губами. – Хотя, конечно, интересно... Вас на него кто все-таки вывел?

Шишел молчал. Долго и тяжело. На Француза только посмотрел выразительно.

– Ну чего ж, – сказал он наконец. – Играем по-крупному. Кто в игре?

– Только не я! – резко определился Француз.

– А я сон видела, – вдруг ни к селу ни к городу сообщила Мириам. – Что Клайд жив вроде бы... И что он... с другой женщиной...

– «С другой»! – фыркнул Мерген. – Можно подумать...

– Так работаем вместе, ребята, или как? – нажал голосом Шишел.

– Нам, пожалуй, деваться некуда, – горьковатым голосом заметил Мерген. – Но ты, друг, напрасно думаешь легко открутиться – придется, верно, в большие люди идти. Камушек поможет... Только сам видишь, чем для Воздевших дело всегда кончалось...

Шишел задумчиво сверлил его невидящим взглядом и считал про себя до ста восьмидесяти восьми. Потом откашлялся.

– Би-ля! – сказал он тихо. – Нет, мы пойдем другим путем!

* * *

Официант расставил перед ними кристально чистые бокалы, вазочки с салатом и другую дребедень, раскупорил бутыль «Бетельгейзе», помахав ею перед носами почтенных клиентов, наполнил их бокалы и деликатно убыл.

– Будем откровенны, – начал совершенно бесстрастным голосом Папа Джанфранко. – Шишел объявился и взял нас за причинное место. Похоже, что какая-то шестерка нас крепко заложила. Трюкач, если называть вещи своими именами... Предложено вернуть ущерб пятикратно. На тебя этот друг не выходил?

Он предложил собеседнику сигару, но тот, не без вызова, закурил собственную сигарету – легкую, но дьявольски дорогую, прямо из Метрополии, «Лайтнинг». Других Маноло Карнеги не пользовал.

– Не выходил, – соврал он. – Но я верю тебе на слово. Удивительно, что глава Семьи всерьез принимает какого-то шатуна-одиночку... – тоном опытного провокатора заметил Маноло, демонстративно равнодушно рассматривая лепной – под барокко, что ли? – потолок ресторации Петинова, неплохой «ничейной земли» для переговоров того рода, что вели сейчас два хозяина криминального мира Столицы Малой Колонии.

– Убрать Шишела несложно... – раздумчиво сказал Каттаруза, извлекая из кожаного футляра сигару и тщательно обрезая специально для того предназначенной серебряной фиговинкой ее кончик. – Казалось бы... Но похоже, Шишел тут работает не в одиночку... Тебе, Маноло, вот не удалось даже от Трюкача – на что уж хлипок малый – избавиться... Боюсь, что за Шишелом стоит сам Шиндлер... А может – русская мафия...

Блеф был, конечно, отчаянный. Раскуривая сигару, Папа Джанфранко из-за клубов ароматного дыма наблюдал за реакцией собеседника.

«Нет, ерунда, не знает он про Камушек...» – прикидывал он.

Примерно та же мысль вызревала в голове Сапожника. Только относилась она к его партнеру, разумеется. «Шишел, конечно, хорош, – злорадно подумал он, – с меня решил содрать три – именно три – шкуры, так то и понятно: за Камушек ведь... Так все мало – еще и с Папы решил взять аж впятеро... Ну тут я им не помощник...»

– Короче, – решительно взял быка за рога Каттаруза. – Предлагаю идти на мировую. Пятикратную компенсацию делим между нами. Соответственно доле каждого. С Григоряна – тоже берем...

– Стоп! – осек его Сапожник. – Этот номер не пляшет. Если тебе, Папа, хочется быть бздуном – будь им. То же – о Григоряне. А я на шантаж не прогибаюсь. Считай, что не договорились.

Он встал и отставил в сторону оставшееся нетронутым вино.

– Значит, – Папа прищурился сквозь табачный дым и поднял свой бокал, – война?

– Война, – согласился Маноло. Развернулся на каблуках и вышел.

* * *

С мыслью о том, что езда верхом есть разновидность довольно тяжелой работы, Клайд свыкся не сразу. Уж слишком он привык к с детства сложившемуся в сознании среднего гражданина Федерации Тридцати Трех Миров представлению о человеке в седле как о ком-то, предающемся приятному и небесполезному для здоровья, притом, разумеется, не требующему особых усилий занятию, а вовсе уж не как о смертельно уставшей торчать враскорячку особи, пытающейся сохранить равновесие, удерживаясь в стременах на полусогнутых. К сожалению, именно такое вот занятие сделалось его ежедневной повинностью с момента прибытия в распоряжение Высшего производителя работ.

Собственно, ни Высшего производителя (Деда Всех Дедов), ни самих работ – то бишь Котлована – он так и не сподобился лицезреть. Прекрасная возможность увидеть панораму Котлована представилась ему на Перевале – продутой всеми ветрами расселине в двух тысячах метров над долиной, в которую им предстояло спуститься. Но Капо-Квача было в своем репертуаре: призрачный туман затягивал все лежавшее в самой долине. Он был красив, этот, прикидывающийся то океанской пучиной, то дымами тысяч пожарищ, туман. Но был он непроницаем для человеческого взгляда. Лучше сказать – непостижим: каждый мог увидеть в нем свое. А теперь, когда до Котлована было не более пары километров, между ним и Клайдом вставали не слишком высокие – в сотни три-четыре метров, – но тянущиеся беспрерывной стеной холмы отвалов – наваленные за сорок лет непрерывной работы рабов Котлована горы породы, уже поросшие густым лесом.

Деда заменял для Клайда Наставник Роско, ежедневно определявший характер и направление его работы. Работа состояла в инспекции-патрулировании вспомогательных цехов – цепи неказистых на вид производственных строений, протянувшейся по внешнему периметру отвалов вокруг многокилометровой чаши Котлована. Правда, нет худа без добра: не подавал признаков жизни и Советник Георгиу. Четверо суток то ли охраны, то ли конвоирования этой особы до Котлована отнюдь не сдружили Клайда с Советником. Причин для этого было достаточно: тут и недвусмысленные следы неудавшейся засады, что дотошная Феста отыскала на поляне Бесов, и таинственная смерть всех семерых пленных трапперов (или все-таки не трапперов) во время ночевки перед спуском в долину... У Клайда тогда так и не хватило решимости обыскать Советника и двух его телохранителей. Обстоятельства никак не способствовали проведению квалифицированного расследования происшедшего.

Долина Котлована была краем туманов, и каждое утро Клайда начиналось теперь возникавшим из жемчужной ненастной дымки треском движка легонького «птеро», доставлявшего Наставника к месту его очередной ночевки. Наставник явно был приставлен к Клайду то ли Вергилием, то ли просто соглядатаем. И тем и другим скорее всего. Пока Клайд ставил подогревать кофейник и снимал с огня бекон и неизменную глазунью из яиц какой-то местной твари, заменявшей здесь старых добрых несушек, призраком древних времен возникал из светлеющей мглы старомодный махолетик и, прихотливо выбрав место, устраивался где-нибудь неподалеку. Клайд и Наставник проглатывали наскоро приготовленный завтрак, седлали отдохнувших за ночь коней и отправлялись к очередному объекту инспекции, но не по крытой местами щебенкой дороге, а по буеракам обходных рокад, через кажущиеся непроходимыми завалы и заросли.

Сама инспекция проходила, как правило, чисто формально. Чудаки, заправлявшие во вспомогательных цехах, что-то долго и горячо объясняли Наставнику. Что-то, в чем Клайд только теперь с трудом начал разбираться. И еще – они, эти чудаки из лесных цехов, – все, как один, просили. Просили какого-то оборудования, просили людей, просили за каких-то ценных, да в опалу попавших специалистов... Еще о чем-то непонятном просили...

Оборудование цехов впечатляло. Клайд не слишком часто попадал в сферу технологий и был далеко не сведущ в связанных с этим вопросах, но его познаний все-таки хватало для того, чтобы понять, что далеко не списанным старьем набиты эти архаического вида сараи и амбары, притулившиеся к пологим склонам отвалов. Сам Клайд с важным видом проверял организацию охраны и с пристрастием расспрашивал ответственного чудака относительно плана действий по тревоге и в случае неожиданного нападения, пожара, наводнения и так далее. На чем официальная часть инспекции иссякала, и господа инспектирующие снисходительно принимали робкие предложения отужинать чем бог послал, как обычно выражались инспектируемые, при этом порядком кривя душой, разумеется. Перепадало корму и господским коням. К тому времени безмолвный телохранитель с незапоминающейся физиономией пригонял Наставнику его махолет, и тот убывал по делам, а Клайд, подхватив поводья расседланного Наставникова коня, отправлялся дальше – к очередной укрытой в чащобе землянке – потягивать чай из трав, дожидаясь заката, размышлять о происходящем и прикидывать планы на будущее.

Основное действо происходило, однако, не в цехах, а раньше – в дороге. Действом этим были беседы с Наставником. Практически его монологи, лишь изредка прерываемые скупыми вопросами Клайда. Наставник вводил его в курс здешних дел. К чему-то готовил.

Вся эта история с объездом многочисленных цехов-мастерских и складов, взявших Котлован в кольцо, отнюдь не была (как довольно скоро дошло до Клайда) всего лишь синекурой, придуманной для того, чтобы предназначенному для неизвестной миссии капитану Ван-Дейлу служба не казалась медом. Его просто от кого-то прятали и перепрятывали. Скрывали.

Именно этому служили и постоянные, непредсказуемые перемещения вокруг периметра отвалов, и ночевки по конспиративным логовам, и его инкогнито – в цехах его никому не представляли и никогда не называли по имени. Об этом же – о том, что его, Клайда, таили от чьих-то глаз, говорили и быстрые уходы в чащу, в туман от голосов, послышавшихся в лесу, от хруста веток под чьими-то ногами, от замаячивших сквозь частокол стволов еле различимых силуэтов.

Впрочем, не так уж трудно было догадаться, от кого прячут Клайда. Тень Советника темной птицей кружила над туманным краем. Натянутые струны вражды владетельных лесных кланов то и дело звенели над ухом Клайда, неосторожно задетые то невинным вроде вопросом, то каким-то глухим воспоминанием, посетившим Наставника. На злые слова в адрес господина Георгиу и его людей он не скупился. И еще одна тень шла по пятам за капитаном Ван-Дейлом: ни разу больше никем не помянутый Дьяволов Камень незримым излучением пронизывал все его, Клайда Ван-Дейла, здешнее житье. Засветились ли на Большой земле ребята, вроде бы без проколов провернувшие всю операцию? Раскололся ли Бонифаций? В конце концов, ломать голову над тем, как могла просочиться в эти дикие, словно и вообще не на этой планете расположенные края, информация о вещах, связанных с Большой Затеей, было делом бессмысленным. В конце концов, выигрывает в таких делах тот, у кого побольше окажется запас выдержки. И Клайд топил темную тревогу, поселившуюся у него в душе, в потоке всяких мелких, чисто практических проблем, которые с успехом выискивал в здешней, ставшей, в отсутствие элементарных благ городской цивилизации, на удивление хлопотливой и заковыристой жизни.

Поучительные, но дьявольски занудные беседы с Наставником скрашивали временами появления из туманного леса ее высочества Внучки, иногда – одинокой всадницы, иногда – в сопровождении свиты из одного-двух хмурого вида молодых людей – то ли и впрямь воинствующие монахи, то ли офицеры в монашеском камуфляже. Во всяком случае – публика при оружии. Клайд отметил для себя забавное различие между униформой служителей Советника и гвардии Деда Всех Дедов. Оно сгодилось бы для фильма о мушкетерах – злые братья ходили в сером, добрые – в белом. Появлениям этим предшествовали пересвистывание условленными трелями и довольно сложные маневры. Ее высочество проводило в обществе Наставника и Клайда пару часов с целью довольно неопределенной – участие Внучки в разговоре сводилось, как правило, к довольно ядовитым комментариям к монологам Наставника, – после чего туманный лес поглощал ее и ее спутников, а после некоторого молчания Роско как ни в чем не бывало возвращался к теме прерванного разговора.

Сегодняшний день представлял исключение. Вместо ожидаемого потрескивания крыльев махолета Клайд, уже справившийся с утренним омовением ледяной водой – за неимением стандартного ионного душа – и почти закончивший приготовление ставшего традиционным малоаппетитного завтрака, услышал из мглы не слишком старательно воспроизведенный посвист рогатого иглоноса. Поднапрягшись, он как мог ответил характерным для здешней древесной сухопутной щетинистой каракатицы хрюканьем и через минуту узрел появившуюся из-за стволов угловатую мальчишескую фигуру уже знакомой ему всадницы.

– Черт возьми, это что – вы действительно пищали этак вот? – слегка раздраженно осведомилась Внучка. – Я уж решила, что это и впрямь тот дурацкий осьминог сидит на ветках. У проклятой штуки дьявольски неприятная привычка сигать на голову без всякий формальностей... Кстати о формальностях: Роско сегодня не появится – он свою миссию, считайте, выполнил... Коня оседлали?

– Хлебните сначала кофе, мисс, – миролюбивым тоном предложил Клайд, протягивая ее высочеству заранее наполненную жестяную кружку, закопченную и слегка помятую, – ту, что с виду была получше. – А то у меня такое впечатление складывается, что вы с утра не слишком плотно позавтракали... Так что закусите вот этим... – Он подхватил с костерка закопченную сковороду и, пошуровав в ней тесаком, поднес пред светлые очи Внучки. – Господин Наставник утверждает, что это яйца той самой птицы, что орет под утро как скаженная. Редкостная мерзость...

– Мерзость, это точно, – подтвердила ее высочество, уминая точно отделенную половину содержимого сковороды. – Джанджария Геворкяна – так ее называют... Кстати, и не птица это вовсе...

– В конце концов, это ее – Джанджарии – проблема, – мирно согласился Клайд, в два приема проглотив остаток яичницы и залпом допив обжигающий кофе. – Бекон, правда, вполне приличный – не знаю почему...

– Закончим гастрономические беседы, – нетерпеливо распорядилась Внучка, критически созерцая потуги Клайда ополоснуть неказистую посуду остатками кипятка из котелка. – Благодарите бога, что последнюю неделю Советник Георгиу пропадал в отъезде. На Южном бугре. Но сегодня он будет на Котловане как штык. Поверьте мне. Нас ждут – в седло, капитан!

* * *

Сантамария Кастельмажоре умудрился скривить свой и без того далеко не древнеримской чеканки нос еще более, чем скривила его мать-природа, и приблизил его к разложенным на черном бархате изделиям древнего чужого мастерства.

– Не стану спорить с вами, – произнес он довольно кислым тоном. – Судя по всему, это действительно парный Симметричный Набор. Однако надеюсь, вам достаточно хорошо известно, что одна из двух частей этого произведения искусства находится в распоряжении органов следствия? И по закону принадлежит Галерее Джеймса. Как изволите совместить эту официальную информацию с тем, что та же часть... э-э... изделия входит в состав предлагаемого вами моему заказчику товара?

– Никак, – без всякого респекту к вылощенному партнеру определил сержант Харрис. В штатском, в камуфляжных усах и очках он чувствовал себя шутом гороховым и оттого обнаглел более обычного. – Не хотите – не берите.

– Принимая во внимание тот скандал, который разгорится, когда прокуратура хватится вещи... – сурово сказал адвокат.

– Это не скоро будет – не раньше, чем суд начнется, или чем дело прикроют, или галерея бучу поднимет... А там им еще соображать придется, что в сейфе-то всю дорогу дубликат лежал...

– Дубликат? – сеньор Кастельмажоре напрягся.

– Это уже детали. Товар берете?

– Принимая во внимание то, что ни одна живая душа не решится вложить деньги в краденое... – Сквозь чудовищной толщины очки сеньор Кастельмажоре воззрился на наглеца, желая убедиться, что того проняло.

Но напрасно.

– Принимая все это во внимание, цена, которую вы запросили, абсолютно нереальна, – продолжил он. – Я предлагаю попросту разделить названную вами цифру, ну, скажем, на пять...

– До свидания. – Сержант поднялся из-за стола и решительно направился к выходу из арендованного под конфиденциальную беседу кабинета.

По иронии судьбы располагался кабинет этот в «Расмус билдинге» двумя этажами выше «Джевелри трэйдс».

Синьор Кастельмажоре нервически дернулся.

– Не стоит так вот обострять разговор, – несколько торопливо стал менять он тон беседы. – Выскажите, в конце концов, ваши реальные предложения...

– Мы уже назначили цену и менять ее не собираемся, – твердо сказал Харрис и положил руку на дверную ручку. – Вы напрасно считаете, что мы не найдем других покупателей...

«Этот тип блефует, – с досадой подумал сеньор Кастельмажоре. – Но блефует уверенно. Ясно, что за ним кто-то стоит... Кто, черт возьми? Хотя это – не мое дело...»

– Повремените немного, – с некоей аристократической расслабленностью бросил он, указывая жестом, достойным любого из древних Людовиков, на покинутое его собеседником кресло. – Мне придется снестись с покупателем...

Он взял с полированной плоскости стола изящную, в люксовом исполнении трубку блока связи и набрал секретный номер. Сержант, якобы обезличенный примитивным камуфляжем, с демонстративной неохотой снова занял свое место за столом переговоров. Верный Пол продолжал ерзать на стуле в углу, периодически проверяя готовность своего малого парализатора. Синьор Кастельмажоре дождался ответного сигнала и включил скремблер.

На том конце линии секретарь с полупоклоном подал тихонько верещащую трубку Картавому Спиро.

Выслушав малоприятную новость, состоящую в том, что партнер торговаться наотрез отказался, господин Апостопулос велел своему поверенному ждать и не нервировать его – Картавого Спиро – впредь до последующих распоряжений.

Преодолев врожденное уважение к субординации, сеньор Кастельмажоре осмелился, однако, поинтересоваться, сколь долгим должно быть его ожидание – назначать ли держателям товара новое рандеву или предложить нахалам подождать следующего звонка не сходя с места?

– Пусть ждут! – резко отрубил финансист, с треском шлепнул трубку на подносик, услужливо подставленный секретарем, и тут же схватил ее снова.

* * *

Шаленый некоторое время прислушивался к заливистому свирестению блока связи, брошенного им на сиденье, затем подхватил его и пожелал Спиро доброго вечера. Господин Апостопулос был, однако, настроен далеко не так благодушно, как его собеседник.

– Я хотел бы уяснить некоторые страннейшие вещи, связанные с... э-э... с нашим с вами договором... – начал он довольно свирепо. – И хочу уяснить себе их немедленно. Врубите скремблер.

Шишел пожал плечами и врубил.

– А что с договором? – наивно прогудел он в трубку. – Договор, как говорится, дороже денег. Я свое дело делаю... А вообще – не телефонный это разговор... За таким разговором встретиться бы где потише... Спешка, она только при ловле блох подходящее дело, а так – поостеречься надо бы... Скремблера скремблерами, так ведь на всякую хитрую задницу хрен с винтом находится... А то и штопором...

– Речь идет о том предмете, что вы внесли в ваш... м-м... список последним, – игнорируя мудрое предостережение, продолжал напирать Спиро. – Как только я начал переговоры с его... м-м... законными владельцами... точнее, с владельцами одной из частей этого предмета о его приобретении, была предпринята дерзкая попытка... Вы, впрочем, смотрите «Новости» и должны знать все сами... Вслед за тем объявилась некая в высшей степени подозрительная компания, неожиданно предъявившая мне обе части... э-э... интересующего вас предмета по неслыханной, фактически по аукционной цене!

– Это уж твои проблемы, дорогой, – спокойно прервал излияния Картавого Шишел.

– Вся эта цепь случайностей мне кажется далеко не случайной! – возвысил голос еще на один регистр Картавый Спиро. – Я хотел бы быть уверен, что со мной ведут честную игру!...

«Откуда, интересно, ты, задница свинячья, знаешь, что такое честная игра? – мысленно вопросил господина Апостопулоса Шаленый. – В любые игры ты на своем веку поиграл, только не в честные... Сам не играл и нам завещал». А вслух спросил:

– Ты уж пояснее выражайся: чего тебе надобно-то? Каких, как говорится, гарантий?

– Я предлагаю вам снять этот... э-э... последний пункт вашего списка. – Спиро прочистил горло коротким, глухим кашлем и уточнил: – Вы можете внести туда вместо него любой... э-э... равноценный предмет, но... равноценный в том смысле, что...

– Ну уж нет! – Шишел даже выпрямился на сиденье, отчего маковка его вмялась в потолок сверхэкономной кабины «горби». – Уговор денег подороже, и назад пятками ходу нет! Сто раз переторговываться не буду!

С этими словами он вырубил блок и гневно бросил его на прежнее место. На другом конце линии Картавый Спиро молча повертел в руках онемевшую трубку и, подумав немного, настукал на клавиатуре номер своего поверенного.

– Берите! – угрюмо распорядился он.

* * *

– Итак, – осведомился Стивен Клецки, узрев легкий перекос на физиономии своего планетарного партнера, – я вижу, что вы собираетесь чем-то порадовать меня?

– Собираюсь. – Генри Остин тяжело опустился в свое кресло. – Нашего человека придется убирать из «Лютеции»... Пташка-Клерибелл дала тягу... Как-то раскусила, что ее подвергали ассоциативному допросу...

– С чем всех нас и поздравляю... – Стивен передернул плечами. – Почему бы не изолировать девицу сразу? Спугнуть не хотели сообщников?

– И это – тоже... – Капитан поджал губы, пожевал их и продолжил: – Пока мы возились с расшифровкой данных ассоциативного допроса... одним словом, девица симулировала гораздо более глубокий обморок, чем это было на деле. И похоже, сумела наплести гораздо больше чуши, чем этого можно было ожидать... Это тем более обидно, что напрямую прослеживается связь между ее поступлением в пансион и погромом в кирхе, что сейчас рассдедуют Мотли и Уильямс... Точнее – между следом порохового выхлопа на ручках девицы Клерибелл и четырьмя покойниками на выходе из подземного хода. Из той кирхи...

Некоторое время в кабинете царила несколько натянутая тишина.

– Создается впечатление, что вся линия расследования по части подпольных дел зашла в тупик... – наконец умозаключил Стивен.

С каким-то подозрительным облегчением.

Капитан Остин согласился с ним пожатием плеч. Тоже как-то слишком легко.

– Следует напрямую браться за уважаемого профессора Мак-Аллистера. Это, как мы договорились, на мне, – определил Стивен и направился к выходу.

– Вам не кажется, – спросил его вслед Остин, – что мы стали...излишне неискренни друг с другом?... С какого-то момента.

– Пожалуй... – ответил с порога Стивен. – Будем надеяться, что у нас будет еще возможность вернуться к этому.

И закрыл за собой дверь.

* * *

Подумав, Шишел вытянул из кармана вконец смятый конверт с тем самым, не раскушенным им до конца посланием неожиданного, лишнего покупателя, снова вытащил на свет божий давешний мелованный листочек с текстом, начинающимся словами: «Я могу предложить за вещь, от которой вы хотите избавиться, больше...» – и, достав из бардачка фломастер, написал на обороте: «Девятнадцатое, понедельник». Потом криво ухмыльнулся – семь бед – один ответ – и добавил: «Сурабайя-стрит-414».

В конце концов, у всякого места есть свой бог...

Пачку «Мальборо» он взял в автомате поблизости, притормозил у часовенки Пестрой Веры, отыскал там внутри среди теплящихся огоньков разноцветных свечей и их отражений в бесконечных закопченных зеркальцах приземистый алтарь-статуэтку Мениат-Тебиби – Усталого Бога Торга и скормил огоньку перед ней сигареты. Сам он курево недолюбливал. Сам не курил и другим не советовал. В работе мешает. Но для Бога сойдет. Затолкал свою записку в опустошенную пачку и порулил к перекрестку Велл-роуд и Чингиз-стрит.

* * *

– Если не секрет, что за объект намечен к инспекции на сегодня? – осведомился Клайд у погрузившейся в задумчивое молчание спутницы после полуторачасового пути по затерянной в чащобе тропе.

– Сегодня, капитан, инспектировать будут вас. Вам предстоит встреча с Дедом. Он с вами поговорит. И примет окончательное решение.

– Довольно долго пришлось ожидать высочайшей аудиенции.

– Шутите, капитан. – Внучка удостоила Клайда ироническим взглядом. – Старик никогда не доверяет человеку, не проверив его десяток-другой раз. Просто сейчас у него не остается времени.

Сказав это, Феста как-то сломанно согнулась в седле и, видно, собралась провести в угрюмом молчании еще часа два. Но неожиданно передумала.

– Его скоро убьют... – сказала она глухо, самой себе вроде. – И приходится спешить...

Клайд озадаченно помолчал.

– Вы говорите о том, что... э-э... Деда должны убить, как о чем-то определенном... Мне дело представлялось так, что вся власть на плато...

– Да, вся власть на плато принадлежит Харви Мак-Аллистеру – Деду. Она его и убьет, эта власть. Точнее, его убьет Котлован.

– Я не так долго живу среди Лесного Народа и плохо понимаю иносказания, – осторожно сформулировал свое недоумение Клайд.

– Да нет тут никаких иносказаний, – грустно вздохнула Феста. – Это почти математика... Судьба. После того как Советник перетянул на свою сторону всех шестерых внуков, судьба Деда предрешена. Куда деваться дряхлому старику на плато? Единственное, что ему остается, это поставить точку. И перечеркнуть всю игру. Запустить Объект. За этим ты ему и нужен.

Клайд откашлялся. Переход на «ты» означал что-то. Но вот что? И слово «Объект» – употреблявшееся, хотя и редко, в контексте разговоров о Котловане – тоже обозначало что-то...

– Что же это внуки этак ополчились на дедушку? А сыновей и дочерей у него нет, что ли? – Это он спросил нарочито рассеянно, погрузившись в возню с какой-то неполадкой в упряжи своего коня.

– Оттого и ополчились, что и отцов, и матерей Дед уничтожил... Разрешил уничтожить. Во времена Великой Разборки. О них вслух не говорят... Но внуки помнят и ему простить не могут... – Теперь Феста вдруг глянула на Клайда исподлобья взглядом, за которым стояло гораздо больше прожитых лет, чем могло быть внучке даже очень старого деда.

– Вы... Вы, видно, с ними не согласны? – все так же, не открываясь, спросил Клайд, даже немного приотстав: вопрос был явно слишком скользкий, и задать его он мог, только продолжая вписываться в роль, которую выбрал себе – туповатого попутчика, не ощущающего своей бестактности, когда таковую приходится проявлять.

Некоторое время они ехали молча. Колдобины и крутизна тайной тропы тому способствовали.

– Вы все наивны там – на Большой земле. Считаете, что кровное родство может действительно служить причиной. Да они сами бы с кишками съели своих предков мои высокородные племянники и племянницы... Здесь очень дикий и жестокий мир, капитан... У дядюшки Георгиу все рыло в крови нашей родни, однако он им сейчас куда как милее...

– Он действительно ваш дядя?

– Не говори глупостей. Пора бы заметить: здесь все просто говорят так: «дядюшка Георгиу». Вовсе не оттого, что его любят... Вовсе не оттого. Дед для них предпочтительнее во всех отношениях: у него Харизма, за него Богу молятся. А за дядюшкой Джорджи – только серые капюшоны. Да страх.

Здесь, у кого голова на плечах, понимают: Дед великое дело сделал – из разбросанных по лесу кучек полуживого сброда, ишачившего на трапперов за глоток самогона, сделал Лесной Народ. Чушь это, конечно, что Свободный, ну да без красного словца нигде ничего не обходится... И никогда.

Деду этого и не надо было, а пришлось: в одиночку Объект раскапывать – мильон жизней потребно. Так он между делом и породил Котлован. Тут ему, конечно, Бог подсобил с этаноловыми пластами этими...

Клайд поднапряг слух и пришпорил коня, догоняя Внучку по ставшей, слава богу, более пологой тропе. Этаноловые пласты – аналог нефтяных залежей Земли – были легендой Малой Колонии. Не столько фактом, сколько способом объяснения судьбы геологоразведочных партий разного калибра, бесследно исчезнувших в разное время в дебрях Северного бугра и якобы то ли безнадежно спившихся у пробуренных ими шахт, то ли вырезанных жестокими и вечно пьяными аборигенами, стерегущими открытые месторождения спирта-сырца природного происхождения. На Большой земле это была неистощимая тема для шутейных разговоров за стойкой бара, на плато – темой для разговоров шепотом за кружкой самогона, якобы из недр Планеты добытого, – «но тс-с-с!». Разговор к этой теме, однако, не вернулся.