Текст книги "Русский XX век на кладбище под Парижем"

ТАТЮ (урожд. ГОРБАЧЕВА) ЛИДИЯ НИКИТИЧНА, 12.10.1930 – 6.10.1971

Этот скромный надгробный крест близ большой аллеи кладбища увенчал не только историю короткой жизни моей землячки Лидии Горбачовой-Татю, но, надеюсь, увенчал и бесконечно долгую историю величайшего в мире насилия над людьми…

Молодая, москвичка Лидия была уже разведена и одна растила сыночка Сашу в начале 60-х годов, когда ей довелось познакомиться с обходительным и симпатичным парижским интеллигентом Мишелем Татю, корреспондентом самой престижной французской газеты «Ле Монд» и, может, самым квалифицированным из русских корреспондентов этой газеты (довольно, впрочем, скучной, на мой вкус, да и трусоватой, как вся французская пресса). Мишель любил русский язык и любил Россию. Что ж удивительного в том, что он полюбил прелестную, веселую, неунывающую русскую женщину. Лидия была не из тех Горбачевых, что делают карьеру в коридорах власти. Скорее из тех, что отвечают за чистоту полов в коридорах и не щадят своих женских ручек. Мишель и Лидия решили пожениться. К началу 60-х годов XX столетия (через сто лет после отмены крепостного права) «всенародный сталинский закон», еще недавно начисто запрещавший крепостному «советскому человеку» вступать в брак с этим чудовищем – «несоветским человеком», был как бы забыт властями. Однако и при «либеральном товарище Хрущеве» умственной и половой жизнью «советского человека» по-прежнему ведала созданная еще Ильичем всемогущая организация на три буквы. Ее мощный дорогостоящий аппарат и занялся вплотную «подрывной любовной историей» скромной москвички и французского корреспондента (в надежде, вероятно, чем-то поживиться в этой ситуации для нужд организации).

«Вы ведь знаете, как ужасно приходилось в ту пору тем, кто хотел вступить в смешанный брак, – сказала мне дочка Мишеля и Лидии, молодая французская журналистка Наташа Татю, – особенно, когда речь шла о вывозе советского ребенка из страны. Был судебный процесс, похищали ребенка, было вмешательство на самом высоком уровне власти, был страшный скандал. Мама все испытала, оскорбления, лжесвидетельство соседей, но она не сдавалась. Мой отец, усыновивший Сашу, на протяжении трех лет вел отчаянную борьбу. Я родилась в Москве в 1962 году. Мы покинули страну в 1965».

Мишель Татю оказался человеком не робкого десятка. Он, и правда, втянул в свою борьбу и прессу, и очень высокие инстанции. Он правильно рассудил, что речь идет не только о его будущем и его любви: речь шла о «правах человека». Но и советские «органы» не преуменьшали ставки в их борьбе за полновластное судьбоустройство «свободных граждан», оказавшихся в их власти. В конце концов, Мишель добился своего: он благополучно унес ноги из России и вывез жену, приемного сына и трехлетнюю дочку…

В «смешанных» франко-русских браках самое трудное обычно начинается при перемещении на Запад. Чаще всего рушатся прекрасные мифы – миф о французском кавалере д’Артаньяне и о тургеневской (а то и достоевской) русской женщине. Нынешний французский д’Артаньян, честно сказать, редко дотягивает до уровня легкомысленного, но по-своему благородного гасконца, а с тургеневской (и тем более, с достоевской) женщиной – как с ней создать семейный очаг? И потом, все французские нравы так непохожи на русские представления о жизни… Мишелю Татю повезло. Лидия была неунывающей, работящей – и вдобавок она родила ему двух прекрасных детей: дочку и сына… Опираясь на собственные детские воспоминания и семейные предания, журналистка Наташа Татю так рассказывала мне о матери: «Моя мама, похоже, удивительно приспособилась к Франции. Мой отец много работал, а она была веселой, нежной и приветливой, какими умеют бывать русские: двери нашего дома были всегда широко открыты – друзья, русские и французские гости, знаменитые и никому не известные, самые простые – бесчисленные… Она верила в возможность интеграции, стараясь прививать нам ценности культуры, в особенности, русской. Где бы мы ни жили – в Париже, а потом в Нью-Йорке и Вене (где отец мой был корреспондентом), ее жизнерадостность, ее бодрость, ее типично русская («а ля рюс») щедрость оживляли наш дом, и не думаю, чтоб я идеализировала сейчас прошедшее. Наша семья, которой позднее выпали на долю тяжкие потери, так и не смогла оправиться после ее смерти. Николаю было три года, мне восемь, а Саше четырнадцать, когда она умерла… Мне и сейчас еще трудно, а брату Саше еще труднее говорить о ней без горестного волнения. И все же мы счастливы, что для ее истории сможет найтись место в Вашей книге…»

Три сироты – Наташа, Саша и Коля – остались безутешными под серым парижским небом. Чем их утешишь, коли и сам я до сих пор не нашел утешения, захоронив прах милой своей мамочки под московскими березами чуть не сорок лет назад? Разве что тем, что суждена нам когда-нибудь встреча в Другом, пусть даже не столь прекрасном, как этот, но неторопливом и Вечном мире?

ТВЕРДЫЙ ЛЕОНИД ДОРИМЕДОНТОВИЧ, военно-морского судебного ведомства генерал-лейтенант, 14.12.1872 – 21.04.1968

Будущий юрист и генерал окончил юридический факультет Московского университета, Алексеевское военное училище, Военно-юридическую академию, а потом и Петербургский археологический институт, после чего в должности прокурора участвовал в обороне Порт-Артура, стал генералом в Севастополе, служил при Врангеле и в конце 1920 года эвакуировался с Черноморской эскадрой на военно-морскую базу в Бизерте. До 1924 года Леонид Доримедонтович возглавлял Комиссию по делам русских граждан в Северной Африке (их там осело множество), а в 1925 году перебрался в Париж, где участвовал в деятельности РОВС и Морского союза, был почетным членом Морского собрания. Подтвердив справедливость своей фамилии, ученый юрист-воин умер 95 лет от роду.

Невестка генерала, благородная красавица Нина Твердая, стала в годы изгнания манекенщицей дома моды «Арданс» и по праву вышла в свое время в финал эмигрантского конкурса на звание «Мисс Россия»…

ТЕЛЕГИН АЛЕКСЕЙ ДМИТРИЕВИЧ, 7.08.1894 – 3.09.1980

Алексей Дмитриевич был драматический актер и помнился эмигрантской публике во многих славных драмах – например, в знаменитых «Осенних скрипках» И. Сургучева.

ТЕСЛЕНКО НИКОЛАЙ ВАСИЛЬЕВИЧ

Адвокат Николай Васильевич Тесленко (погребенный здесь вполне небрежно, без дат рождения и смерти) был человек хорошо известный в эмиграции, человек веселый и энергичный. Он не только был председателем совета Объединения парижских адвокатов и членом масонской ложи «Гермес», но также безотказно выступал и председательствовал на всех прочих эмигрантских сборищах. Скажем, на литературно-юмористическом вечере известнейшего Дон-Аминадо. В программе вечера была «пьеса в трех действиях», принадлежащая к столь популярному тогда виду «капустника» – «суд над…». На сей раз разыгрывали «Суд над русским Парижем», в котором Дон-Аминадо играл роль истца, членов суда изображали люди столь знаменитые, как князь Барятинский и романист Алданов, защитником был сам Никита Балиев, гражданским истцом – французский профессионал адвокатуры месье Шарль Карабийер, ну а уж председательствовал на процессе, конечно, Николай Васильевич Тесленко, Царствие ему Небесное…

Фон ТИМРОТ (урожд. ТУГАН-БАРАНОВСКАЯ, в первом браке – НИТТЕ) ЕЛЕНА ИВАНОВНА, умерла 26.09.1946

Как и ее сестре, Людмиле Любимовой, Елене Тимрот суждено было стать героиней рассказа А. Куприна «Гранатовый браслет». Куприн вывел ее под именем Анны Фриессе, которой свойственна «глубокая, искренняя набожность».

Племянник Елены Ивановны Тимрот, журналист Лев Любимов, автор мемуарной книги «На чужбине», считал, что Куприн опоэтизировал его тетушку. Сам он сделал попытку дать в своей книге ее более реалистический (социально-психологический) портрет: «Овдовев, она вышла вторично за петербургского чиновника из остзейцев фон Тимрота, статс-секретаря Государственного совета… и впоследствии сенатора… Всю жизнь моя тетка металась от религии к религии, от культа к культу: перешла в католичество, затем снова в православие, занималась спиритизмом, одно время была толстовкой… Драма моей тетки, в конце концов, заключалась в том, что она ничего не научилась любить по-настоящему: ни Евангелие, ни старинные вещи, ни народ. Это была натура интересная, одаренная, ищущая смысл жизни и не находившая его в окружавшем ее мире, так что в общем моя тетка была глубоко несчастна. Так же примерно она жила и в эмиграции, во Франции, где благодаря браку дочери ни в чем не нуждалась и квартиру свою в Ницце, на самом берегу моря, обставила как антикварный магазин. Овдовев вторично и отчаявшись найти в своей жизни какой-то оправдывающий смысл, она в семидесятилетнем возрасте покончила с собой, приняв большую дозу снотворного, которое, как выяснилось впоследствии, долгое время покупала в разных аптеках».

Племянник Елены Ивановны Тимрот журналист Л. Д. Любимов, так жестоко описавший в своей советской книжке метания бедной тетушки, похоже, не уследил в своем собственном характере и своей судьбе черт семейного сходства. Правда, у него никогда не было приличной квартиры в Ницце, но ведь и он метался, не находя себе места, хотя прожил лет на десять меньше, чем его бедная тетушка. До войны он был журналистом из правого «Возрождения», входил в ультраправый Союз писателей, был монархистом, издевался над лозунгом младороссов «Царь и Советы», но уже к концу 1943 года возглавлял подпольную группу «Советских патриотов», после войны сотрудничал в советских газетах и еще неизвестно где, а в конце концов был выслан из Франции в СССР. Еще позднее он нежно вспоминал в Москве с беглым фюрером младороссов Казем-Беком милые его сердцу повадки сталинской диктатуры и даже породнился с бывшим Главой, выдав за него молоденькую падчерицу…

ТИТОВ АЛЕКСАНДР, 1878 – 1961

Александр Титов еще до революции стал химиком высокой квалификации, однако, как русский интеллигент, не мог оставаться в стороне от бурных процессов, происходивших в стране: увлекался политикой и даже стал одним из организаторов партии народных социалистов. С весны до осени 1917 года он занимал пост помощника министра продовольственного снабжения во Временном правительстве. С приходом к власти большевиков снабжение продовольствием было отложено на ближайшие три четверти века (хроническая нехватка продовольствия стала называться «перебоями», «временными трудностями» или «выполнением продовольственной программы», а регулирование ее перешло в ведение ЦК партии). Титов же оказался в Париже, где снова занялся делом и стал директором крупного фармацевтического предприятия «Биотерапия». Его исследования в этой сфере принесли талантливому русскому ученому мировую известность.

В общем, в эмиграции А. А. Титов не сгинул: он не ночевал в сторожке, как бедный отец московского метро Юренев, а жил в неге и холе, хорошо зарабатывал, растил детей… Но и общественных дел не гнушался, и политику не оставил: трудился в Земгоре, был председателем Московского землячества и главой Партии Народных Социалистов. Партия, конечно, была совсем маленькая. Кроме самого Титова, известен из партийцев также писатель Марк Алданов и, кажется, еще юморист Дон-Аминадо. Однажды в пылу спора Алданов, если верить А. Седыху, смиренно сказал эсеру Вишняку: «Мы – что? Мы партия маленькая… А вот вас, эсеров, в Париже – 12 человек!»

И вот в конце войны, в освобожденном союзниками Париже отправился знатный эмигрант А. А. Титов с представительной группой эмигрантских лидеров (все как есть были масоны) на поклон к советскому послу Богомолову. Событие это было сенсацией, может, самой главной за все четверть века эмигрантской жизни в Париже… Свой поступок братья масоны объясняли своими наблюдениями над неукротимой гуманизацией и либерализацией сталинской диктатуры. Эти масонские доводы не убедили даже масона и однопартийца А. Титова писателя М. Алданова, который в своем письме другу и лидеру народных социалистов Титову, присланном из США, позволил себе усомниться и в «эволюции» большевизма и в необходимости визита в посольство:

«Вы и ваше общество сближения… уверены, что советская власть вступила на путь либеральной эволюции, – могу только порадоваться вашей уверенности…»

После смерти Александра Андреевича Титова делами фирмы «Биотерапия» занялся его сын Александр Александрович Титов, получивший во Франции высшее инженерное образование. Высшее образование получила и дочь Александра Андреевича Валентина, ставшая химиком. Недавно она позвонила мне и сказала, что ее молодой гость из Ярославля, краевед Ярослав Смирнов утверждает, что я писал о ее дедушке Андрее Титове. Я снял с полки свою старинную (разруганную в 1968 году партийной прессой) книжку «По Руси Ярославской» и прочел там кое-что о знаменитом ростовском купце и краеведе Андрее Титове, не давшем раскурочить (еще и в прошлом веке) замечательный Ростовский кремль: «Купцу и краеведу А. Титову принадлежит особая заслуга в сохранении кремля, в бережном подходе к его реставрации, а также собирании и публикации древних рукописных материалов и собственных работ по истории Ростова».

Боже, какие были купцы в те времена, даже в провинциальном Ростове! Нынешние, похоже, и от реставрации Московского Кремля норовят урвать толику…

Внучка купца А. Титова Валентина Александровна пригласила меня заехать к ней, чтобы повидаться с молодым краеведом, лучше меня помнящим мою старую книжку. Так я впервые за 20 лет попал в «приличное» парижское жилье – в квартиру над Сеной на острове Сен-Луи… Но бог с ним, с жильем (любое придется менять на трехметровое подземелье) – разговор был интересный. Супруга Александра Андреевича (мать Валентины) примыкала к кадетам, знала блистательного В. Д. Набокова, и в 1928 году, будучи проездом в Париже, Титовых навестил не слишком еще знаменитый, но такой худенький, высокий и романтический сын, эмигрантский писатель Володя Набоков-Сирин. И сердечко юной Валентины обмирало, когда она глядела на этого блестящего молодого писателя…

ТИХМЕНЕВ НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ, lieutenant-général, 27.03.1872 – 12.06.1954

Глядя на нынешний запущенный приволжский Рыбинск, ни за что не скажешь, что отсюда могли выйти люди столь славные, как Генерального штаба генерал-лейтенант, сподвижник генерала Деникина Н. М. Тихменев. А между тем именно здесь юный Николай Тихменев закончил классическую гимназию, чтобы пройти позднее курс Московского пехотного училища и Николаевской академии Генерального штаба. Уже с 1900 года ему довелось воевать на востоке. В 1904 году он участвовал в русско-японской войне, в 1914 году за участие в боях в Галиции под командой генерала Брусилова получил орден Святого Георгия, а еще чуть позднее, в боях за Львов, – Георгиевское оружие. Летом того же года Н. М. Тихминев стал генералом и командовал бригадой, дальше – выше. С 1918 года был он в Добровольческой армии близким сотрудником генерала Деникина…

В годы парижской эмиграции Н. М. Тихменев много лет возглавлял «Союз ревнителей памяти Императора Николая II», а также трудился в Епархиальном управлении.

Гр. ТОЛСТАЯ (урожд. княжна МЕЩЕРСКАЯ) МАРИЯ НИКОЛАЕВНА (инокиня МАРИЯ), 6.04.1866 – 30.10.1948

Графиня Мария Николаевна Толстая последние два десятилетия своей жизни прожила в парижском пригороде Аньере, а с образованием там прихода была его старостой. В конце 50-х годов приход издал брошюрку, в которой есть как воспоминания прихожан о графине Толстой, так и ее собственные дневниковые записи – и радостные, и печальные. Вот запись от 15 марта 1942 года. Приход отмечал в тот день свое десятилетие, служил владыка Евлогий, который дал Марии Николаевне свое благословение и поднес грамоту за неустанный десятилетний труд в приходе – «и за что! – восклицает Мария Николаевна, – за то, что Господь допустил мне 10 лет служить при Его храме…» А вот запись от 15 сентября 1943 года. Едва Мария Николаевна села ужинать с дочерью и внуком, как вдруг – грохот, звон стекла, «дом стал сотрясаться от пальбы, казалось – вот-вот рухнет на нас потолок… Мы не совсем еще спустились и стояли на лестнице, когда удар сильнее прежнего сотряс весь дом. Мы все вместе молились в эти страшные мгновения, и Господь помиловал нас. Оказалось, что одна бомба, не разорвавшись, упала под окном столовой… вторая в саду в нескольких шагах – тоже не разорвалась…» Вот и еще запись – от 12 марта 1945 года: «Вчера было наше приходское собрание. Я принуждена была, к глубокому моему сожалению, подать в отставку по дряхлости. Такая честь и радость была служить при церкви с моим дорогим батюшкой – служить прихожанам… Теперь в наш храм я не в силах ходить и только с лестницы слежу за богослужением…»

О графине М. Н. Толстой вспоминала и прихожанка Е. И. Слезкина (ныне она игуменья в женском монастыре Бюси-ан-От, что неподалеку от моего дома, за лесом; она мне и брошюрку аньерскую подарила): «И быть может, что больше всего поражало в М. Н., это было ее трогательное отношение к каждому. Она любила повторять слова ап. Павла: «Будьте братолюбивы друг к другу с нежностью»… После войны М. Н. переехала в верхний этаж нашего церковного дома – часто она мне говорила, как она благодарна Господу, что ей дано последние годы жизни провести под кровом столь любимого ею храма… С неослабевающим интересом слушала она каждого посетителя и, в свою очередь, делилась с ним своим опытом… А сколько интересных воспоминаний у нее было о России, и как много М. Н. самой пришлось перенести горя и трудностей. И уходили от нее как-то успокоенные, будничная жизнь казалась легче…»

30 октября 1948 года скончалась Мария Толстая, и хорошо знавший ее священник о. Мефодий так помянул ее перед отпеванием: «…из хорошей аристократической семьи (княжна Мещерская), она соприкасалась с царским двором и была фрейлиной Императрицы Марии Феодоровны. Много горя перенесла она в жизни: потерю детей, смерть мужа, убийство 15-летней дочери, тюрьму, голод, почти нищенское существование. Но ничто не сломило ее. Она была крепкой веры человек. Как она служила церкви и людям! Приняла тайно монашеский постриг, но это не отдалило ее от людей. Обо всех она помнила, обо всех заботилась… Большой человек была Марья Николаевна, большая и глубокая была жизнь ее души… не только в храме проявлялась ее забота и сочувствие: мы знаем, как она, старая и слабая, отправилась однажды, узнав о душевнобольном человеке, который заперся у себя в комнате верхнего этажа и никого к себе не пускал. Марья Николаевна пошла к нему, он ее впустил, и она содействовала устройству его в больницу. Многое другое мы знаем, но многого мы и не знаем».

«Многого мы и не знаем…» Возвращаясь как-то из Сент-Женевьев-де-Буа и отчаявшись дождаться местного автобуса до станции, поднял я руку по старой бродяжьей привычке, и остановилась машина… «Я к станции не еду, я Вас подброшу в Париж», – сказала мне по-русски симпатичная средних лет дама, сидевшая за рулем. Оказалось, внучка Марьи Николаевны, Ольга Павловна Толстая. Дорогой я услышал историю ее отца, Павла Николаевича. Он был из «эмигрантских детей», которых так неудержимо тянуло назад, на родину. А тут еще специально приехал звать изгнанников назад в Россию граф Алексей Николаевич Толстой, известный некогда всей эмиграции писатель. Звал возвращаться, потому что там молочные реки в кисельных берегах, и он вот, например, граф, а как сыр в масле катается… Так что Павел Николаевич, измученный ностальгией, и поехал…

– Что, расстреляли? – спросил я, обмирая от страха.

– Да, – сказала Ольга Павловна. – Откуда Вы знаете?

– Наслышан…

Сердце у меня сжалось, потому что я подумал о Марье Николаевне, которой было уже тогда за семьдесят: еще сын, еще один… Господи, что за мука… Господи, неужто и этим Ты простил, которые?.. Семижды семь простил…

ТОЛСТАЯ (ЛЬВОВА) ТАТЬЯНА МИХАЙЛОВНА, 1903 – 1987
ТОЛСТАЯ (САГАЦКАЯ) АЛЕКСАНДРА МИХАЙЛОВНА, 1905 – 1986
ТОЛСТОЙ СЕРГЕЙ МИХАЙЛОВИЧ
ТОЛСТОЙ СЕРГЕЙ СЕРГЕЕВИЧ, 1958 – 1979
ТОЛСТОЙ ИВАН АЛЕКСАНДРОВИЧ, 1967 – 1974

Нина Кривошеина вспоминает в своей мемуарной книге, что завсегдатаем ее ресторана в Париже был сын Льва Николаевича Толстого Михаил Львович Толстой, у которого был приятный голос. Михаил Львович нередко пел у нее в ресторане цыганские песни и романсы собственного сочинения. Невестка Михаила Львовича, живущая в центре правобережного Парижа, мадам Колет Толстая, с обидой сказала мне, что русские до сих пор поют романсы ее тестя (написанные иногда на слова ее тещи), даже не подозревая об их авторстве. После этого сообщения мадам Колет напела мне в телефонную трубку приятным голосом:

 
Ночь тиха, над рекой
Тихо светит луна…
 

Сам Михаил Львович скончался в Марокко в 1944 году и похоронен на русском кладбище в Рабате. На Сент-Женевьев покоятся его сын Сергей, умерший в 85-летнем возрасте, его дочери Александра (в замужестве Сагацкая) и Татьяна (в замужестве Львова), его внук Сергей и правнук Иван – то есть внук, внучки, правнук и праправнук славного писателя земли русской (чью славу во Франции затмила, впрочем, проза Н. Берберовой).