Текст книги "Некроскоп"

– Значит, вы верите в этот кошмар? – в голосе Хармона слышалось явное облегчение. – Вы считаете, что такое возможно?

– Возможно... невозможно... – чем дольше я живу, тем больше думаю, что на самом деле может быть, а чего быть не может. В любом случае, я прекрасно понимаю твое беспокойство, оно совершенно обосновано. А вот относительно того, что это “кошмар”... боюсь, не могу согласиться с тобой, у меня на этот счет свое мнение. Если все, что ты мне рассказал, правда, то твой Гарри Киф дьявольски талантлив. Ты только подумай, как он может воспользоваться своим даром!

– Мне и представить страшно!

– Что? И это говорит директор колледжа! Как тебе не стыдно, Джек!

– Простите! Я не уверен, что...

– Неужели тебе самому не хотелось поговорить с величайшими педагогами, учеными, мыслителями всех времен и народов? С Эйнштейном, Ньютоном, Да Винчи, Аристотелем ?

– Бог мой! – голос на другом конце провода дрожал от потрясения. – Но это ведь совершенно невозможно!

– Ну что ж, пребывай и дальше в своем убеждении, Джек, и забудь о нашем разговоре, хорошо?

– Но вы?..

– Ты все понял, Джек?

– Хорошо. А что вы собираетесь?...

– Джек, я работаю в одном весьма необычном учреждении, в очень забавной компании. Сказав тебе это, я уже сказал слишком много. Но как бы то ни было, поверь моему слову, я во всем разберусь. А ты в свою очередь должен пообещать, что никогда и никому больше не скажешь ни слова.

– Обещаю, если вы меня об этом просите.

– Спасибо, что позвонил.

– Не за что. Я...

– До свидания, Джек. Нам нужно будет еще как-нибудь поговорить.

– Конечно. До свидания...

В задумчивости Гормли положил трубку.

Глава 11

Драгошани “возвратился в школу” на три месяца, в течение которых усиленно совершенствовал свои познания в английском. В конце июля он вновь приехал в Румынию или, как он теперь мысленно называл свою родину, в Валахию. Причина возвращения домой была проста: несмотря на все угрозы, высказанные им в прошлый раз, он тем не менее сознавал, что год уже пролетел, и помнил о том, что таков был предельный срок, отпущенный ему старым дьяволом из склепа. Драгошани не вполне понимал, что тот имел в виду, но был абсолютно уверен в том, что не может себе позволить упустить Тибора Ференци. Если его гибель неминуема, вампир, скорее всего, захочет поделиться с Драгошани еще какими-нибудь секретами в обмен на продление своей бессмертной жизни.

Бухарест Борис проехал уже к вечеру, поэтому он заскочил на – деревенский рынок и купил там пару живых кур в плетеной корзинке. Он поставил груз на пол между сиденьями “Волги” и прикрыл легким одеялом. Сняв на ночь комнату на ферме, стоявшей на берегу Олтула, он перенес вещи в дом, но вскоре покинул жилище и в наступивших, сумерках поехал в сторону поросшего лесом крестообразного горного хребта.

Наступила ночь. Борис стоял на краю участка черной земли под темными кронами сосен, не сводя глаз с высеченного в скале склепа. У его ног причудливо изогнувшимися змеями вились корни деревьев.

Еще по дороге, проехав Бухарест, Борис попытался связаться с Тибором, но безуспешно. Как ни старался он пробудить от векового сна старого дьявола, ответа так и не дождался. Возможно, он приехал слишком поздно. Сколько мог выдержать старый, лишенный внимания вампир? Несмотря на все долгие беседы со стариком из склепа и все полученные от Ладислава Гирешци сведения, Борис по-прежнему очень мало знал о Вамфири. Тибор сказал ему, что эти знания доступны далеко не всем, поэтому Драгошани будет допущен к ним лишь тогда, когда сам войдет в братство. “Ну это мы еще посмотрим, ” подумал некромант.

– Тибор, ты здесь? – прошептал он, стараясь уловить малейшее движение воздуха и разглядеть что-нибудь во тьме. – Тибор, я вернулся и принес тебе подарок.

Куры, лежавшие со связанными лапами в корзинке у его ног, зашевелились. Но воздух вокруг оставался недвижим – никаких невидимых существ, никаких призраков, тонкими пальцами-паутинками касавшихся его волос, ни одного невидимого рыла, подозрительного принюхивающегося к нему. Все вокруг было тихим и мертвым. Тонкие веточки, свисавшие вокруг, с хрустом ломались при малейшем прикосновении, пыль поднималась из-под ног при каждом шаге Драгошани.

– Тибор, – снова позвал он. – Ты дал мне год. Год прошел – и вот я вернулся. Разве я опоздал? Я принес кровь, старый дракон, чтобы оживить твои старые вены, возвратить прежнюю силу... Никого.

Драгошани встревожился. Что-то было не так. Старик всегда был здесь. Он был неотъемлемой принадлежностью этого места. Без него холмы были пусты, а само это место ровным счетом ничего не значило. А что же будет с мечтами Драгошани? Кто даст ему знания, которые он надеялся получить от вампира, если тот исчез навсегда?

На минуту его охватили отчаяние, гнев, разочарование, но вдруг связанные куры у ног Драгошани слегка пошевелились, и одна из них тревожно пискнула. Верхушки сосен над головой Драгошани задрожали от слабого ветерка. Солнце уже закатилось за далекие горы. Из мглистой тьмы, из-за старых веток кто-то наблюдал за Драгошани. Там никого не было видно, но Борис явственно ощущал на себе чей-то взгляд. Казалось, ничего вокруг не изменилось, но воздух ожил, задышал.

Однако дыхание было зловещим, и это совсем не понравилось Драгошани. Он ощутил угрозу, почувствовал, что находится в чрезвычайной опасности. Подхватив с земли корзинку, он попятился от круга нечистой земли, пока не уперся спиной в ствол огромного дерева, почти такого же старого, как сама могила. Здесь он почувствовал себя более уверенно и безопасно. Из горла ушла внезапно возникшая сухость. Борис с трудом несколько раз проглотил и наконец смог спросить:

– Тибор? Я знаю, что это ты, старый дьявол. Если ты решил игнорировать меня, тебе же будет хуже.

Снова ветер прошел по верхушкам сосен, и Борис услышал проникший в его сознание шепот:

«Драгоша-а-а-а-ни? Это ты? А-а-а-х!»

– Да, это я, – нетерпеливо откликнулся Драгошани. – Я пришел, чтобы подарить тебе жизнь, старый дьявол, а точнее, продлить твое бессмертие.

«Слишком поздно, Драгошани, слишком поздно. Мое время пришло, я должен откликнуться на зов черной земли. Даже я, Тибор Ференци, Вамфир! Я испытал слишком много лишений, и огонь моей жизни едва теплится. Он едва мерцает. Чем ты теперь можешь мне помочь, сын мой? Боюсь, ничем. Все кончено...»

– Нет, я не могу поверить в это! Я принес тебе жизнь, свежую кровь! И завтра принесу еще. Через несколько дней силы вернуться к тебе. Почему ты не сказал мне, как в действительности обстоят дела? Я считал, что ты пугаешь меня. Как мог я поверить тебе, если ты до этого только и делал, что врал?

«...Возможно, это было моей величайшей ошибкой, – после паузы раздался голос. – Но если даже мои отец и брат ненавидели меня, почему я должен был доверять сыну? Да еще и не родному? Ведь мы с тобой не единой плоти, Драгошани. Да, мы давали Друг Другу обещания, но я мало верил в то, что из этого когда-либо что-нибудь получится. Однако ты достиг некоторых успехов – в основном благодаря своему дару некроманта, а я снова попробовал вкус крови, хотя и очень мерзкой. Так что давай разойдемся с миром. Я слишком слаб, чтобы...»

Драгошани сделал шаг вперед.

«Нет! – снова воскликнул он. – Ты еще многому можешь научить меня, многое объяснить. Секреты Вамфири...»

Показалось Драгошани, или действительно земля дрогнула под его ногами? И в самом деле невидимые существа стали подползать к нему? Он попятился обратно к дереву.

В голове его послышался вздох. Это был вздох уставшего от земных забот, жаждущего покоя и забвения существа. Драгошани забыл, что это был лживый вздох вампира.

«Ах, Драгошани! Драгошани! Ты так ничего и не понял. Разве не говорил я тебе, что учение Вамфири недоступно для смертных? Разве не говорил я тебе, что, для того чтобы быть в него посвященным, необходимо стать одним из нас? Другого пути нет! уходи, сын мой, и предоставь меня моей судьбе. Почему я должен подарить тебе власть над миром, в то время как сам остаюсь здесь и постепенно превращаюсь в прах? Разве это справедливо? Разве это честно ?»

У Драгошани не было выхода.

– Тогда прими эту кровь, эту плоть, которую я принес тебе. Стань снова сильным. Я приму твои условия. Если, для того чтобы узнать секреты Вамфири, я должен стать одним из них, что ж, пусть будет так, – солгал он. – Но без тебя я не могу это сделать!

Существо под землей долго молчало, и Драгошани, затаив дыхание, ждал. Ему показалось, что в какой-то миг земля под его ногами дрогнула, но, возможно, виной тому было его воображение, сознание того, что под землей лежит кто-то древний и жестокий, полуразложившийся, но при этом бессмертный. Дерево, о которое он опирался, казалось ему очень крепким, цельным и твердым, как скала. Драгошани и не подозревал, что его сердцевина совершенно сгнила. На самом деле оно было полым, и теперь внутри его медленно ползло нечто, возникшее из-под земли.

Наверное, еще мгновение, и Драгошани ощутил бы спиной движение внутри ствола, но именно в эту минуту Тибор заговорил снова и отвлек его внимание:

"Ты сказал, у тебя есть... подарок для меня?” В голосе, прозвучавшем у него в голове, Драгошани послышался интерес, и перед ним мелькнул луч надежды.

– Да-да, он здесь, у моих ног. Свежее мясо, кровь.

Он схватил одну из кур и мгновенно свернул ей шею, так что она и пискнуть не успела. Потом достал из кармана нож с блестящим стальным лезвием и перерезал ей глотку. Во все стороны брызнула алая кровь, он отшвырнул от себя птицу, и тело ее, хлопнулось о землю, а разлетевшиеся перья неслышно закружились, опускаясь на черную землю.

Покрытая опавшей листвой земля, словно губка, впитала кровь, а за спиной у Драгошани полуразложившееся щупальце быстро скользнуло вверх. Его покрытый белыми чешуйками кончик, найдя в стволе дырочку от сгнившего и выпавшего сучка, высунулся наружу не более чем в восемнадцати дюймах над головой Драгошани. Щупальце существовало как бы само по себе – оно поблескивало и трепетало, исполненное враждебного нетерпения.

Драгошани поднял, держа за шею, вторую курицу и сделал два шага вперед к самому краю “безопасной” территории.

– У меня в руках еще одна, Тибор, и ты можешь получить ее. Но для этого ты должен продемонстрировать свое доверие ко мне и рассказать хотя бы немного о том, какой властью я смогу обладать, какими силами командовать, если стану таким же, как ты.

"Я... я чувствую свежую кровь, сочащуюся сквозь землю, и это хорошо, сын мой. И все-таки мне кажется, что ты пришел слишком поздно. Но я тебя не виню. Мы с тобой были не в ладах, и я виноват не меньше тебя, так что давай забудем прошлое. Да... И я непременно хочу продемонстрировать тебе хотя бы частицу того, что я чувствую по отношению к тебе, и поделиться с тобой одним маленьким секретом”.

– Я жду, – нетерпеливо проговорил Драгошани. – Продолжай...

"Поначалу все были равны, – начал Тибор, – и первые вампиры были такими же детьми Матери Природы, как и люди. И так же, как люди, жили за счет тех, кто был слабее их, так жили вампиры. Понимаешь, каждый из нас по-своему паразит. Таковы все живые существа. Но в то время как люди убивали тех, кто служил для них пищей, вампиры были более гуманными – они просто превращали их в своих “хозяев”. Эти существа не умирали – они становились бессмертными. В своем роде вампиры – обычные создания природы, как, например, миноги, пиявки и блохи. Только в отличие от других видов паразитов они не только оставляют хозяев в живых, но даже делают их бессмертными. Однако по мере того как человек становился все в большей степени хозяином, хозяином становился и вампир. Человек стал занимать главенствующее положение, и вампиры разделили с ним это главенство.

– Симбиоз, – сказал Драгошани.

"Я вижу значение этого слова в твоей голове, – ответил Тибор. – Да, ты прав. Только дело в том, что вампиры очень быстро научились прятаться. Эволюция привела к тому, что произошла одна, но очень важная перемена: если до тех пор вампир мог жить отдельно от своего хозяина, то теперь он от хозяина полностью зависел. Как миксина погибает в отсутствие хозяина, так и вампиру нужно, чтобы существовал его хозяин! Но как только люди обнаруживали, что в одном из них сидит вампир, они тут же убивали его. Но самое ужасное, что они научились убивать и того, кто был внутри этого человека!

Но это было еще не все. Исправляя собственные ошибки, природа иногда поступает страшно и безжалостно. Ее не устраивает, что ее создания становятся бессмертными. Она считает, что никто не имеет права жить вечно. А тут вдруг появляются существа, бросающие вызов строго установленному порядку, существа, которые могут прожить неопределенно долгое время, если, конечно, не случается чего-либо непредвиденного. И тогда природа яростно ополчилась против Вамфири. Прошли века, и за то время, что прошло с тех пор, мои потомки-вампиры стали внутренне намного слабее. Из поколения в поколение они постепенно теряли силу. Природа установила по отношению к ним свои законы: если вампиры так редко «умирают», то она лишь в самых редких случаях допустит рождение новых вампиров.

– Поэтому вы просто вымираете, – вмешался Драгошани.

«Только один раз в своей жизни, какой бы долгой она ни была, мы имеем право перерождаться...»

– Но вы обладаете невероятной потенцией! Не понимаю, в чем состоит проблема. Не думаю, что виноваты в этом ваши мужские особи. Может быть, женские особи бесплодны. То есть, ваши женщины могут произвести на свет потомство только один раз в жизни?

«Наши женщины, Драгошани?! – вопрос был задан таким язвительным тоном, что Драгошани стало не по себе. – Наши женщины?..»

Драгошани вновь отступил к дереву.

– О чем ты говоришь?

«Мужчины и женщины... Нет, Драгошани, если бы природа обременила нас подобной проблемой, мы бы вымерли гораздо раньше...»

– Но ты же мужчина! Я знаю это совершенно точно!

"Мой хозяин-человек был мужчиной”.

Драгошани вглядывался во тьму широко раскрытыми глазами. Внутренний голос говорил ему, что надо бежать – но от чего? Он был уверен, что старик не осмелится причинить ему вред, не посмеет.

– Значит... ты... женщина?

«Мне казалось, что я все объяснил достаточно ясно. Я ни то, ни другое...»

– Гермафродит? – Драгошани не был уверен, что нашел нужное слово. “Нет”.

– Значит, вы существа бесполые и не можете вступать в брак?

На кончике бледного пульсирующего щупальца, торчавшем из дыры в стволе над головой Драгошани, возникла похожая на жемчужину капля. Она росла, принимая грушевидную форму, и подрагивая висела над головой Бориса.

А над ней вдруг возник малиново-красный глаз и не мигая, с вожделением уставился на происходящее, – Но как же твоя страсть в ту ночь, когда мы были с девушкой?

"Твоя страсть, Драгошани”.

– А те женщины, которые были у тебя в жизни? “Моей была энергия, сила, а страсть и желание принадлежали моему хозяину”.

– Но...

«А-а-а-а-х! – в голове Драгошани раздался тяжелый стон. – Сын, сын мой! Мне почти что конец! Все кончено!»

Некромант в тревоге вновь сделал еще один шаг по направлению к кругу. Голос был таким слабым, в нем слышалась безысходность, отчаяние, нестерпимая боль.

– Что с тобой? Что случилось? Вот тебе еще пища!

Он перерезал курице горло и бросил труп на землю. Алую кровь мгновенно поглотила земля. Вампир сделал большой глоток.

Драгошани ждал. Наконец снова услышал вздох:

«А-а-а-а-х!»

И тут у Драгошани зазвенело в ушах. Он вдруг ощутил невероятную силу вампира, его коварство. Он быстро отступил назад, и в ту же секунду капля над его головой из жемчужно-серой превратилась в ярко-красную и упала вниз!

Она упала на шею Драгошани, как раз туда, где заканчивался высокий воротник. Он почувствовал ее. Если бы вокруг не было абсолютно сухо, он принял бы ее за каплю влаги, упавшую с ветки. Ее могла бы уронить птица, но здесь не было ни одной птицы. Он автоматически Поднял руку, чтобы смахнуть ее, но ничего не обнаружил. Яйцо вампира, подвижное, как ртуть, мгновенно проникло под кожу и теперь продвигалось вдоль позвоночника.

В следующую минуту Драгошани ощутил сильную боль и отскочил от дерева. Он оказался там, где, по его мнению, была опасная зона, и снова вылетел из нее, когда боль усилилась. Он был неспособен управлять своими действиями – он бежал, не разбирая дороги, натыкаясь на стоявшие вокруг деревья, спотыкался и падал, кувырком летел вниз. Его не оставляла ужасная боль в голове и спине, а кровь в его жилах пылала.

Его охватила паника, такого ужаса он не испытывал никогда в жизни. Ему казалось, что он умирает, что этот приступ боли – какова бы ни была причина – убьет его. Он чувствовал, что все внутри разрывается, а голова горит словно в огне!

Семя вампира наконец нашло себе убежище внутри его грудной клетки. Оно затихло и уснуло. Его предшествующие движения были сродни судорожным движениям новорожденного. Но теперь оно обрело тепло и безопасность и нуждалось только в покое и отдыхе.

Мучения Бориса мгновенно прекратились, и облегчение было столь велико, что его организм просто не выдержал. Наслаждение от исчезновения боли было таким сильным, что Драгошани потерял сознание и провалился в темноту.

* * *

Гарри Киф раскинувшись лежал на кровати. Влажные волосы прилипли ко лбу, покрытому бисеринками пота, руки и ноги судорожно подергивались во сне, точнее, это был не совсем сон, а нечто иное. Его мать, бывшая при жизни довольно известным медиумом, осталась им и после смерти, ее дар проявлялся теперь еще более явно. За прошедшие годы она не однажды посещала Гарри в его снах, пришла она к нему и сейчас.

Гарри снилось, что они с матерью стоят в саду дома в Бонниригге. Лето. За оградой сада медленно течет река, берега ее заросли пышной зеленью, согреваемой яркими лучами солнца. Сон был полон резких контрастов и сочных цветов. Мама еще очень молодая, почти что девочка и Гарри можно было принять скорее за ее юного любовника, чем за сына. Но в этом сне родство их не вызывало никаких сомнений, и, как всегда, мама очень беспокоилась за него.

– Гарри, твой план опасен и невыполним, – говорила она. – Неужели ты не понимаешь, что делаешь? А если ты все же сделаешь, что намереваешься, это же будет убийство. Гарри, ты же будешь ничем не лучше... его!

Она повернула обрамленное золотыми локонами лицо и со страхом посмотрела в сторону дома – глаза ее были похожи на два голубых кристалла.

На фоне голубого неба, такого яркого, что резало глаз, дом казался темной и мрачной громадой. Он был похож на только что поставленную ребенком чернильную кляксу, резко выделяющуюся на зелено-голубом фоне, или на “черную дыру”, о которой твердят космические физики. Ни один лучик света не пробивался наружу из этой зияющей всепоглощающей черноты. Дом был черен, как душа человека, жившего в нем, он вполне соответствовал сущности своего обитателя.

Тряхнув головой, Гарри усилием воли заставил себя отвести взгляд от дома.

– Нет, это не убийство, – сказал он. – Это акт справедливости. Он избегал возмездия в течение шестнадцати лет! Я был маленьким ребенком, когда он отнял тебя у меня. И он до сих пор не наказан за это. И вот я вырос. Но могу ли я считать себя мужчиной, если позволю, чтобы все оставалось по-прежнему?

– Но как ты не понимаешь, Гарри, – настаивала мать. – Твоя месть ничего не изменит. Два зла не создадут одного добра...

Они сели рядом на траву, она крепко обняла Гарри и стала гладить его по голове, перебирая пальцами волосы. В детстве Гарри очень нравилось это. Он снова обратил взор в сторону черного дома, содрогнулся и быстро отвел глаза.

– Мама, дело совсем не в том, что я хочу отомстить, – сказал он. – Я хочу лишь выяснить причину. Почему он убил тебя? Ты была его женой, молодой и красивой, богатой и талантливой женщиной. Ему следовало бы обожать тебя, а вместо этого он тебя убил! Он держал тебя подо льдом, а когда у тебя не осталось сил сопротивляться, отпустил и позволил течению унести тебя. Он хладнокровно убил тебя, как если бы ты была слепым ненужным котенком или лишним поросенком в помете. Он вырвал тебя из жизни, словно сорняк из земли в этом саду, но ведь на самом деле это он был сорняком, а ты прекрасной розой. Что заставило его так поступить? Почему он сделал это? Она покачала золотистой головой и нахмурилась:

– Я не знаю, Гарри! И никогда не знала.

– Именно это я и хочу выяснить. Но я не смогу сделать это, пока он жив, он никогда не признается сам и не допустит, чтобы я узнал что-либо. Так что мне придется спросить об этом у него, когда он умрет. Покойники мне ни в чем не отказывают. А это значит... что я должен убить его. И я поступлю так, как считаю нужным.

– Но твой замысел ужасен, Гарри, – теперь вздрогнула она. – Я убеждена в этом.

Он кивнул, но глаза его при этом оставались холодными.

– Да, тебе это хорошо известно, вот почему я должен так поступить...

Она в страхе крепко прижала к себе Гарри.

– Но вдруг что-нибудь пойдет не так, Гарри? Пока я знаю, что у тебя все в порядке, я могу лежать спокойно. Но если с тобой что-нибудь произойдет...

– Ничего не случится. Все будет так, как я задумал. Он поцеловал ее в нахмуренный лоб, а она еще крепче прижала его к себе.

– Он очень умный человек, Гарри, этот Виктор Шукшин, умный и жестокий. Я иногда ощущала в нем эти качества, они приводили меня в замешательство и одновременно привлекали. Ведь я тогда была совсем молодой девушкой! А он был очень привлекательным. В его жилах, как и в моих, текла русская кровь, он был постоянно погружен в мрачные мысли, задумчив, от него исходил какой-то суровый, жестокий магнетизм. Нас тянуло друг к другу, как два противоположно заряженных полюса. Даже сознавая, что у него черное сердце, я сразу же в него влюбилась. Но что касается причины, по которой он убил меня...

– Я слушаю...

Она снова покачала головой, а взгляд ее затуманился от воспоминаний.

– В нем... в нем было что-то такое... это нельзя выразить словами... какое-то внутреннее сумасшествие, не поддающееся контролю. Это все, что я знаю, а конкретно... – Она снова покачала головой.

– Именно это я и хочу выяснить, – вновь повторил Гарри. – И я не успокоюсь, пока не выполню то, что задумал.

– Ш-ш-ш, – вдруг прошептала она, прижимая его к себе. – Смотри!

Гарри оглянулся. От черного дома отделилась маленькая черная точка. Человек шел по дорожке сада, беспокойно оглядываясь по сторонам и нервно потирая руки. На черном фоне его головы сверкали два серебристых овала – глаза. Он двигался по направлению к ограде сада, отделявшей его от реки. Гарри с матерью тесно прижались друг к другу, но видение, призрак Шукшина не обратил на них никакого внимания. Он быстро прошел милю, на минуту остановился, подозрительно принюхиваясь, словно собака, затем продолжил свой путь. Остановившись у ограды, он облокотился на верхнюю перекладину и надолго замер, пристально вглядываясь в спокойно текущие воды реки.

– Я знаю, что у него на уме, – прошептал Гарри.

– Ш-ш-ш-ш, – снова предостерегающе зашептала мать. – Он чувствует присутствие других. Он всегда обладал такой способностью...

Темное пятно возвращалось. Человек время от времени останавливался все так же странно и с подозрением нюхая воздух. В непосредственной близости от сидевшей на траве пары он замер и серебром блестевшими глазами посмотрел куда-то сквозь них. Моргнув несколько раз, призрак Шукшина двинулся обратно к дому, потирая руки. Вот черная точка слилась с чернотой дома, дверь с громким стуком захлопнулась.

Звук эхом отозвался в голове у Гарри, превратился в серию повторяющихся ударов:

«Тра-та-та! Тра-та-та!»

– Тебе нужно идти, – сказала мать. – Будь осторожнее, Гарри. Бедный малыш Гарри...

Гарри проснулся в своей квартире. По солнечному свету, проникавшему через окно в комнату, он определил, что близится вечер. Он проспал не менее трех часов, гораздо дольше, чем намеревался. В дверь постучали, и Гарри вздрогнул от этого стука:

"Тра-та-та”.

Кто это может быть? Бренда? Нет, ее он не ждал. Несмотря на то что была суббота, Бренда задерживалась на работе, делая нарядные прически харденским модницам. Кто же тогда?

И вновь раздалось настойчивое:

"Тра-та-та”.

Гарри спустил ноги с кровати и направился к двери. Волосы его растрепались, глаза были заспанными. Посетители бывали у него редко, и Гарри это вполне устраивало. Подобные непрощенные визиты требовали быстрых и решительных действий. Пока Гарри застегивал брюки и натягивал рубашку, стук повторился.

Сэр Кинан Гормли стоял за дверью и ждал. Ему было известно, что Киф дома. Он был уверен в этом, шагая по улице, подходя к дому, чувствовал это, поднимаясь по лестнице. Гормли ощущал признаки присутствия Кифа в каждой частичке воздуха, поскольку, как и Виктор Шукшин, как Григорий Боровиц, он обладал одним особенным талантом – он тоже был “наблюдателем” и мог безошибочно угадать в находящемся рядом человеке экстрасенса. А Киф обладал такой мощной аурой, какую ему никогда прежде встречать не приходилось. И теперь, стоя перед дверью на верхней площадке лестницы, он чувствовал себя так, словно стоял возле мощнейшего генератора.

Гарри открыл дверь...

Гормли видел Кифа и раньше, но не так близко. За последние три недели, живя в доме Джека Хармона, он часто наблюдал за молодым человеком. Однажды Гормли и Хармон, случайно встретив Гарри, последовали за ним, внимательно, хотя и издали приглядываясь к нему; еще пару раз с ними ходил Джордж Ханнант. Гормли не потребовалось много времени, для того чтобы убедиться в правоте Ханнанта и Хармона относительно оценки Гарри Кифа – этот мальчик и в самом деле был весьма неординарным. Совершенно очевидно, что они не ошиблись: он действительно некроскоп и обладает талантом мысленного общения с мертвыми. В последние три недели Гормли много думал о сверхъестественном даре Кифа. Ему очень хотелось иметь в своем распоряжении человека, обладающего таким талантом. Теперь ему предстояло убедить Кифа.

Моргая сонными глазами, Гормли с головы до ног оглядывал посетителя. Он собирался быстро избавиться от незваного гостя, кем бы тот ни был, поскорее покончить с проблемой и выпроводить его. Однако с первого взгляда понял, что Гормли не из тех, кто быстро уходит. От него исходил дух спокойствия, не самодовольства, но вызывающего уважение чувства собственного достоинства, который в сочетании с приятной улыбкой и требовательно, но дружелюбно протянутой рукой совершенно обезоружили Гарри.

– Гарри Киф? – спросил Гормли, отлично зная, что это именно он, и настойчиво предлагая Гарри пожать протянутую руку, вытянув ее еще дальше. – Я сэр Кинан Гормли. Вы, вероятнее всего, никогда обо мне не слышали, но мне известно о вас очень много. Да что там много! Я знаю о вас практически все!

На площадке было довольно темно, и Гарри не имел возможности хорошо рассмотреть посетителя, он мог составить о нем лишь самое общее представление. Наконец, коротко пожав руку Гормли, он отступил в сторону, приглашая того войти. Рукопожатие, хотя оно и было очень кратким, сказало ему многое. Рука у Гормли была твердой и упругой, холодной, но честной, она ничего не обещала, но и угроза в ней отсутствовала. Словом, это была рука человека, который вполне мог оказаться другом. Если бы не...

– Вы знаете обо мне все? – Гарри не понравилось подобное утверждение. – Ну, это, право, означает не слишком многое. Обо мне и знать-то особенно нечего.

– О, я не согласен с вами, – ответил посетитель. – Вы чересчур скромны.

Теперь, при ярком дневном свете, Киф внимательнее рассмотрел гостя. Ему, наверное, лет пятьдесят-шестьдесят, скорее ближе к шестидесяти. Слегка потускневшие зеленые глаза, морщинистая кожа, аккуратно подстриженные, почти седые волосы, высокий лоб. Рост около пяти футов десяти дюймов. Прекрасно сшитый пиджак не скрывал, однако, легкой сутулости. Сэр Кинан, вероятно, знал и лучшие времена, однако было очевидно, что он и сейчас еще при деле.

– Как мне следует называть вас? – спросил Киф, впервые разговаривавший с “сэром”.

– Называйте меня просто Кинан, поскольку мы вскоре, я думаю, станем друзьями.

– Вы в этом уверены? Я имею в виду – в том, что мы станем друзьями? Должен предупредить вас, что я не стремлюсь заводить лишних знакомых.

– Боюсь, у вас нет выбора, – улыбнулся Гормли. – У нас с вами слишком много общего. И к тому же, насколько мне известно, друзей у вас достаточно много.

– В таком случае у вас неверная информация, – Гарри нахмурился и покачал головой. – Настоящих друзей я могу пересчитать по пальцам.

Гормли решил, что настало время перейти непосредственно к делу. В любом случае его интересовала реакция Кифа в экстремальной ситуации. Она могла послужить еще одним подтверждением правильности его решения.

– Вы говорите о живых, – спокойно произнес он, но улыбка с его лица исчезла. – А вот других, думается мне, гораздо больше...

Гарри словно ударили. Он часто думал о том, что будет, если кто-нибудь вдруг спросит его об этом напрямую, вот как сейчас. Теперь он знал. Ему стало плохо.

Он отпрянул назад и, нащупав расшатанный стул, плюхнулся на него. Он был бледен как смерть, дрожал, задыхался и смотрел на Гормли глазами загнанного в ловушку зверя.

– Я не знаю, о чем вы говорите..., – попытался отрицать он, но Гормли, не дав ему договорить, резко оборвал:

– Прекрасно знаешь, Гарри! Тебе хорошо известно, о чем я говорю. Ты – некроскоп. И вполне возможно, ты единственный некроскоп во всем мире!

– Вы, должно быть, сошли с ума, – в отчаянии прошептал Гарри. – Вы приходите сюда и обвиняете меня... бог знает в чем. Некроскоп? Такого не может быть. Всем известно, что невозможно... невозможно...

Он в замешательстве замолк.

– Невозможно что, Гарри? Разговаривать с мертвыми? Но у тебя ведь это получается, не так ли?

На лбу у Гарри выступил холодный пот. Он стал хватать ртом воздух. Он понял, что попался. Попался на месте преступления, как вурдалак с окровавленным сердцем в руках, как насильник, скорчившийся между бедрами своей жертвы под лучом полицейского фонаря... Ему никогда не приходило в голову, что это могут расценить как преступление – ведь он никогда никому не причинил вреда, – но сейчас...

Подойдя к Гарри, Гормли взял его за плечи и встряхнул.

– Придите же в себя, молодой человек! Вы выглядите, как нашкодивший мальчишка, которого поймали в момент мастурбации. Вы не больны, Гарри, то, что вы делаете, не есть проявление болезни – это большой талант!

– Это тайна, – слабо запротестовал Гарри, лицо его горело. – Я... я не причинял им вреда, я бы никогда не смог это сделать. Если бы не я, с кем еще они бы разговаривали? Они так одиноки!