Текст книги "Некроскоп"

Глава 16

Все случилось так, как Гарри и предполагал. За дверью Мёбиуса он обнаружил Первородную Тьму, черноту, которая существовала еще до возникновения Вселенной.

Это было не просто отсутствие света – это было отсутствие чего бы то ни было, всего. Он будто находился в центре черной дыры, но черная дыра обладает невероятным притяжением, а здесь оно не существовало вовсе. С одной стороны, это можно было назвать метафизическим существованием, но с другой стороны, здесь вообще ничего не существовало. Это было просто “место”, но то место, где ни один Бог не произнес своих знаменитых, взывающих к жизни слов: “Да будет свет!"

Он был нигде и одновременно везде, внутри и снаружи. Отсюда можно было направиться куда угодно и в то же время никуда, навсегда. И это было бы действительно навсегда, навечно, ибо в лишенной времени среде ничто не старело и не изменялось, кроме как под воздействием усилия воли. А потому Гарри Киф был здесь чужеродным телом, соринкой в глазу бесконечности Мёбиуса, следовательно, она неизбежно попытается отвергнуть его. Уже сейчас он ощущал воздействие нематериальных сил, выталкивающих его, пытающихся заставить переместиться из нереального обратно в реальное. Но он не должен поддаваться.

Он мог вызвать в воображении множество дверей, миллионы и миллионы их вели во все времена и все места обитания. Но он знал, что проникновение в большинство из этих времен и мест грозит смертью. Ему незачем проникать, подобно Мёбиусу, в далекие галактики, в глубокий космос. Гарри был не только плодом сознания, он был и плодом материи. Он не испытывал желания замерзнуть, поджариться, растаять или взорваться.

Вот почему правильный выбор двери был сейчас важнейшей проблемой.

Гарри не имел понятия, переместился ли он на ярд или на световой год, после того как прыгнул в надгробный камень Мёбиуса, находился он здесь минуту или месяц, до того момента как впервые ощутил попытки воздействия каких-то других сил, но не тех, которые прежде старались вытолкнуть его из гиперпространственно-временного измерения. Это были даже не толчки, а, скорее, мягкое давление, словно неведомые силы хотели направить его куда-то. Он уже ощущал нечто подобное, когда плыл подо льдом по следу своей матери, прежде чем вынырнуть на поверхность из полыньи под нависающим над рекой берегом. Гарри, однако, не чувствовал со стороны сил никакой угрозы.

Он последовал за ними, вместе с ними, чувствуя, как они становятся все активнее. Он доверился им, как слепой доверяется дружелюбному голосу, всецело на него полагаясь. Или он был похож на летящего на огонь мотылька? Нет, интуитивно Гарри чувствовал, что там, куда он направляется, угрозы нет. Набирая силу, поток нес его по параллельному пространственно-временному пути. Он вдруг увидел свет в конце тоннеля и усилием воли направил движение в необходимом направлении.

– Хорошо, – прозвучал в голове у Гарри далекий голос. – Очень хорошо. Иди ко мне, Гарри Киф, иди...

Голос был женским, но совершенно лишенным теплоты. Он был таким же тонким и колючим, как ветер на Лейпцигском кладбище, и не менее древним.

– Кто вы? – спросил Гарри.

– Друг, – яснее и ближе послышался ответ. Напрягая волю, Гарри продолжал двигаться в сторону звучавшего голоса. Он заставлял себя... следовать по указанному пути. И вот наконец перед ним дверь Мёбиуса. Достигнув ее, он остановился.

– А как мне узнать, действительно ли вы друг? Как узнать, можно ли вам довериться?

– Я тоже однажды задавала подобный вопрос, – почти в самое ухо проговорил голос. – Потому что тоже не знала путь к истине. Но я поверила.

Гарри усилием воли открыл дверь и вошел в нее. Он вдруг почувствовал, что все еще летит в своем первоначальном прыжке, примерно в трех дюймах над землей, потом упал и, раскинув руки, впился в землю пальцами. Звучавший в его голове голос издал легкий смешок.

– Ну вот, – произнес он. – Ты видишь? Друг...

Ошеломленный, чувствуя головокружение и слабость, Гарри медленно вытащил пальцы из мягкой сухой земли, приподнял голову и огляделся вокруг. В глаза ему ударил свет, от яркости красок окружающего мира он испытал почти физическую боль. Свет и тепло. Вот первое, что ощутил Гарри, – было очень тепло. Теплой была земля, на которой он лежал, необычайно теплыми были лучи солнца, согревавшие его шею и спину. Где же он очутился? И на Земле ли он?

Голова кружилась, но он медленно сел, постепенно начиная ощущать воздействие земного притяжения. Мир перед глазами перестал вертеться, и из груди Гарри вырвался громкий вздох облегчения.

Гарри мало путешествовал в своей жизни, в противном случае он непременно понял бы, что оказался где-то в Средиземноморье. Желтовато-коричневая перемешанная с песком земля, свойственная этому региону растительность, теплое даже в январе солнце, свидетельствующее о близости к экватору. В отдалении виднелась горная гряда с выступающими невысокими вершинами, чуть ближе – руины белоснежных стен и остатки каких-то каменных сооружений, а над головой...

Пара реактивных военных самолетов пронеслась в чистом ярко-голубом небе, словно две серебряные стрелы, и скрылась за горизонтом, оставив после себя белый след. Оглушивший поначалу шум моторов постепенно затих вдали.

Облегченно вздохнув, Гарри вновь повернулся в сторону развалин. Ближний Восток? Вполне возможно. Похоже на древнее поселение, ставшее жертвой природных катаклизмов. Куда же он все-таки попал?

– Аэндор, – раздался вдруг в его голове голос. – Таково было название в те времена. Здесь был мой дом.

Аэндор? Теперь все встало на свои места. Библейский Аэндор? Место, куда перед свой смертью на склонах Гелвуи пришел Саул в поисках... ворожеи? волшебницы?

– Да, именно так меня называли, – холодно фыркнула она, – Аэндорская волшебница. Но это было очень давно, и в то время много было разного рода колдунов и ведьм. У меня был великий дар, но теперь в мире появился еще более могущественный. Я услышала о нем, о могучем даре чародея в своем долгом сне, и зов был столь настойчив, что разбудил меня. Мертвые считают его своим другом, а среди живых немало таких, кто боится его. Да... И тогда я решила поговорить с этим чародеем, о котором в мире мертвых слагают легенды. И подумать только! Я позвала – и он пришел! Его имя – Гарри Киф...

Гарри вгляделся в землю, на которой сидел, потрогал ее руками, но на них осталась лишь сухая пыль.

– Вы... здесь? – спросил он.

– Я превратилась в прах мира, – ответила она. – Мой прах здесь.

Гарри кивнул головой – два тысячелетия большой срок.

– Почему вы помогли мне? – спросил он.

– А ты хотел бы, чтобы меня прокляли все мертвые мира? – тут же откликнулась она. – Почему я помогла тебе? Потому что они попросили меня об этом! Все! Слава летит впереди тебя, Гарри! “Спаси его, – умоляли они, – потому что мы любим его!"

Гарри снова кивнул.

– Моя мать просила вас об этом.

– Твоя мать, да, но далеко не она одна, – ответила волшебница. – Конечно, она твоя главная защитница, но мертвых много. Она молила меня за тебя, да, но вместе с нею тысячи других.

– Но я не знаком с тысячами мертвых, – удивленно сказал Гарри. – Я знаю их не более дюжины, ну от силы два десятка.

И снова волшебница сухо и невесело фыркнула.

– Но они знают тебя! А разве я могу не прислушаться к просьбам собратьев по подземному миру?

– Вы действительно хотите помочь мне?

– Да.

– Вы знаете, что мне предстоит сделать?

– Да, мне рассказали.

– Тогда окажите мне любую возможную помощь – если, конечно, это ваших силах. Хотя, не сочтите это неблагодарностью с моей стороны, я сомневаюсь в том, что вы способны многим помочь.

– Думаешь? Но я обладала теми же способностями, которыми обладаешь ты, еще две тысячи лет назад. И разве я забыла свое искусство? Сам царь обращался ко мне за помощью, Гарри Киф!

– Саул? Ну, ему мало было пользы от этого, – сказал Гарри, но в голосе его не было и тени злорадства.

– Он просил меня открыть будущее, – как бы защищаясь ответила волшебница, – и я рассказала о том, что его ждет.

– А мое будущее вы можете предсказать?

– Твое будущее? – Она на минуту замолкла, потом заговорила вновь. – Я уже заглянула в твое будущее, Гарри, но лучше не спрашивай меня о нем.

– Что, все так плохо?

– Тебе предстоит совершить множество дел, исправить многие несправедливости. Но если я расскажу о том, что тебя ждет, у тебя может не хватить сил для выполнения этой задачи. Как и Саул, ты можешь исчезнуть с лица земли.

Сердце у Гарри упало.

– Я должен умереть?

– Какая-то часть тебя умрет. Гарри тряхнул головой.

– Мне не нравится тон, каким вы это сказали. Разве вы не расскажете мне подробнее?

– Больше я не стану ничего говорить.

– Тогда, быть может, вы поможете мне ориентироваться в измерении Мёбиуса? Я имею в виду умение находить нужное направление. Не представляю, что бы я делал, если бы вы не указали мне путь.

– Но я в этом ничего не понимаю, – озадаченно ответила волшебница. – Я всего лишь звала тебя, а ты слышал мой голос. Так почему бы тем, кто любит тебя, не указывать тебе дальнейший путь?

Возможно ли это? Гарри решил, что вполне возможно.

– Ну вот, это уже кое-что, – сказал он. – Можно попытаться. Чем еще вы поможете мне?

– Для царя Саула я вызвала тень Самуила, – ответила она. – А теперь кое-кто будет разговаривать с тобой. Мне же позволь стать посредницей в ваших беседах.

– Но я и сам могу разговаривать с мертвыми! Это же очевидно! – воскликнул Гарри.

– Но только не с этими тремя, поскольку ты их не знаешь.

– Что ж, очень хорошо. Позволь мне побеседовать с ними.

– Гарри Киф! – раздался вдруг в его голове незнакомый голос, тихий, но отчетливо выдаваюший былую жестокость хозяина. – Я видел вас лишь однажды, и вы тоже видели меня. Меня зовут Макс Бату.

От изумления и возмущения Гарри не мог вымолвить ни слова и лишь с отвращением сплюнул на землю. Но потом все же заговорил:

– Макс Бату? Вы мой враг! Вы убили сэра Кинана Гормли! – Потом, вспомнив вдруг, с кем именно он разговаривает, удивленно добавил:

– Но разве вы мертвы? Ничего не понимаю.

– Драгошани убил меня, – ответил Бату. – Он сделал это, чтобы в придачу к своему дару некроманта завладеть и моим талантом. Он перерезал мне горло и высосал все внутренности, оставив гнить мое тело. Теперь он обладает черным глазом. Я не претендую на то, чтобы быть вашим другом, Гарри Киф, но еще меньше дружеских чувств я испытываю к Драгошани. Все это я говорю потому, что могу помочь вам убить его, прежде чем он убьет вас. Это станет моей местью!

Голос Макса Бату затих, и на смену ему пришел другой.

– Меня называли Тибором Ференци, – тон его был горек и печален. – Я мог бы жить вечно. Я был вампиром, Гарри Киф, но Драгошани уничтожил меня! Я был бессмертным, а вот теперь превратился в мертвеца.

Вампир! Именно это слово возникало в игре Гормли и Кайла! Кайл предвидел появление вампира в будущем Гарри.

– И все же я едва ли могу осуждать Драгошани за убийство вампира, – сказал он.

– А я и не хочу, чтобы ты осуждал его, – голос неожиданно стал жестким, печаль мгновенно улетучилась из него. – Я хочу, чтобы ты убил его! Я хочу, чтобы этот лживый, самозванный некромант, этот неверный пес сдох! сдох! сдох! Чтобы он умер, как и я. И я уверен, он умрет, уверен, ты убьешь его, – но только с моей помощью. Только если ты... заключишь сделку со мной.

– Не делай этого, Гарри, – предостерегающе сказала Аэндорская волшебница. – Сам Сатана не может сравниться с вампиром, если речь идет об обмане и предательстве!

Гарри прислушался к словам волшебницы.

– Никаких сделок! – ответил он.

– Но я прошу так мало! – почти захныкал вампир.

– Чего именно?

– Чтобы ты пообещал мне время от времени, нечасто, когда найдешь время, беседовать со мной. Потому что нет никого, кто был бы более одинок, чем я теперь, Гарри Киф.

– Хорошо, обещаю.

Бывший вампир с облегчением вздохнул.

– Спасибо. Теперь я понимаю, почему мертвые любят тебя. А теперь слушай, Гарри: внутри у Драгошани сидит вампир! Он еще недостаточно взрослый, но растет быстро и еще быстрее обретает свойственные вампирам качества. Ты знаешь, каким образом можно убить вампира?

– Деревянным колом?

– Деревянным колом его можно лишь пригвоздить к месту. Но после ты должен отрубить ему голову.

– Я запомню это, – нервно облизывая губы, произнес Гарри.

– И не забудь о своем обещании, – напомнил ему Тибор, и голос его постепенно затих и исчез.

Несколько минут царило молчание, Гарри остался наедине со своими мыслями об ужасной двойственной природе существа, против которого ему предстояло бороться. И тут в тишине раздался голос третьего, и последнего, собеседника.

– Гарри Киф! – громко и резко заговорил последний посетитель. – Ты не знаешь меня, но, возможно, слышал что-либо обо мне от сэра Кинана Гормли. Я – Григорий Боровиц. Я был им, но теперь меня больше нет. Драгошани убил меня, воспользовавшись черным глазом Макса Бату. Из-за его вероломства я умер в расцвете сил.

– Значит, вы тоже хотите отомстить, – сказал Гарри. – Но неужели у этого Драгошани не было друзей? Ни одного?

– Я был ему другом. У меня были планы относительно Драгошани, большие планы. Но у этого мерзавца оказалось свое на уме! Я стал не нужен ему. Он убил меня, чтобы выудить все, что мне известно об отделе экстрасенсорики, чтобы завладеть всем, что я создал своими руками. Более того, я думаю, он стремится к господству над всем миром. Я имею в виду – буквально над всем, что находится под солнцем. И если он останется жив, он добьется своей цели, – неизбежно добьется!

– Неизбежно?

Гарри мысленно ощутил дрожь, охватившую Боровица.

– Видишь ли, он еще не закончил со мной. Тело мое лежит сейчас на даче, там, где он оставил его. Но рано или поздно оно попадет к нему в руки, и тогда он поступит со мной так же, как поступил с Максом Бату. Я не хочу этого, Гарри. Я не хочу, чтобы этот нечестивец копался в моих внутренностях, вытягивая из них тайны!

Ужас Боровица частично передался Гарри, но жалости он по-прежнему не испытывал.

– Я вас понимаю, – сказал он. – Но если бы он не убил вас, я сделал бы это сам. Если бы смог. За мою мать, за Кинана Гормли, за всех тех, кому вы успели причинить зло.

– Да, да, конечно же, ты непременно сделал бы это, – без тени неприязни в голосе ответил Боровиц. – Если бы смог. Но прежде чем заняться тайными интригами, я был солдатом, Гарри Киф. И в отличие от Драгошани мне известно, что такое честь. Именно поэтому я хочу помочь тебе.

– Что ж, я принимаю ваши доводы, – ответил Гарри. – Так чем вы можете мне помочь!

– Во-первых, я могу рассказать все, что мне известно об особняке в Бронницах, о его внутреннем и внешнем устройстве, о людях, которые там работают. Слушай... – И он передал Гарри все сведения об особняке и о находящихся в нем экстрасенсах. – А теперь я поведаю тебе нечто такое, что ты можешь с успехом использовать благодаря своему удивительному таланту. Как я уже говорил, прежде я был солдатом. И обладал непревзойденными знаниями в военных науках. Я изучил военную историю всего человечества, от самого его зарождения. Я исследовал ход и ведение войн на всей планете, досконально знал все поля древних битв. Ты спрашиваешь, чем я могу помочь тебе? Слушай – и ты поймешь.

По мере того как Гарри слушал, глаза его открывались все шире, а на лице появилась мрачная усмешка. До сих пор он ощущал крайнюю усталость, чувствовал, какой тяжестью давит на плечи стоящая перед ним непосильная задача. Но теперь огромный груз словно свалился с него. В конце концов у него появился шанс. Наконец Боровиц закончил свой рассказ.

– Несмотря на то что мы с вами никогда не встречались и были врагами, – сказал Гарри, – я все-таки благодарю вас. Вы, конечно же, понимаете, что я, как и Драгошани, намерен уничтожить вашу организацию?

– Что ты, что он – какая разница? – резко ответил Боровиц. – В любом случае мне пора идти. Если получится, я хочу выяснить еще кое-что...

И голос его замер, как и звучавшие до того.

Гарри оглядел лежавшую вокруг неровную местность и заметил, что солнце опустилось довольно низко. Вдоль горного хребта носились пылевые вихри. В воздухе парили орлы. День клонился к вечеру. Тени становились все длиннее, но, погруженный в мысли, Гарри еще долго сидел на песке, подперев руками голову.

Наконец он сказал:

– Все они хотят помочь мне.

– Потому что ты даришь им надежду, – ответила Аэндорская волшебница. – Веками с незапамятных времен мертвые тихо лежали в своих могилах. Но теперь они воспряли, они ищут друг друга, разговаривают между собой, потому что ты научил их этому. Они обрели своего кумира. Тебе стоит их только попросить, Гарри Киф, и они станут повиноваться тебе...

Гарри встал, оглянулся вокруг и почувствовал, как его охватывает вечерняя прохлада.

– Я не вижу больше причин оставаться здесь, – сказал он. – А что касается вас, леди, то я просто не знаю, как мне отблагодарить вас.

– Свою благодарность я уже получила, – ответила она, – сонмы мертвых говорят мне спасибо. Он кивнул.

– Я хотел бы прежде поговорить с некоторыми из них.

– Тогда иди, – сказала волшебница. – Как и всех других людей, тебя ждет будущее.

Ничего не ответив, Гарри вызвал в сознании двери Мёбиуса и шагнул в одну из них.

* * *

Поначалу он отправился к матери, без труда найдя к ней дорогу. Потом посетил в Хардене “сержанта” Грэхема Лейна и покоившегося не "более чем в пятидесяти ярдах от него Джеймса Гордона Ханнанта, затем отправился в Кенсингтон, туда, где был рассеян прах сэра Кинана Гормли, но где по-прежнему пребывал сам сэр Кинан, и, наконец, на дачу в Жуковке – к Григорию Боровицу. В каждом из этих мест он провел не более десяти – пятнадцати минут, за исключением последнего. Одно дело – разговаривать с мертвыми, лежащими в своих могилах, и совсем другое – с тем, кто сидит перед тобой, глядя на тебя остекленевшими, гноящимися глазами.

Так или иначе, когда с этим было покончено, Гарри остался вполне доволен тем, что теперь хорошо знает свое дело и научился прекрасно ориентироваться в сложных лабиринтах пространства Мёбиуса. Ему оставалось посетить еще одно место. Но для начала он снял со стены двуствольный дробовик и набил карманы взятыми из ящика патронами.

Было ровно 18 часов 30 минут по восточноевропейскому времени, когда он вновь вернулся на ленту Мёбиуса и направился по ней, из Жуковки в особняк в Бронницах. По пути он вдруг заметил, что по ленте рядом с ним движется кто-то еще, что он не один в бесконечности.

– Кто там? – мысленно крикнул он в непроглядную тьму.

– Всего лишь еще один мертвец, – донесся до него чей-то невеселый голос. – При жизни я умел предвидеть будущее, но мне нужно было умереть, чтобы до конца осознать величину своего таланта. Как ни странно, но в вашем “настоящем” я все еще жив, однако вскоре я должен буду погибнуть.

– Я не понимаю вас, – ответил Гарри.

– А я и не ожидал, что вы сразу все поймете. Я здесь именно для того, чтобы объяснить. Меня зовут Игорь Влади. Я работал на Боровица. Я совершил ошибку, заглянув в собственное будущее и прочитав там о своей смерти. Она произойдет через два дня, если вести отсчет от вашего “настоящего”, я буду убит по приказу Драгошани. Но и после смерти я буду использовать свои возможности. То, что я делал при жизни, я с большим успехом буду, делать после смерти. При желании я смогу заглянуть в прошлое, в начало времен, или в будущее – до самого конца веков. Если время вообще может иметь конец и начало. Безусловно, не может – все в мире является частью бесконечности Мёбиуса, не имеющей ни начала, ни конца изогнутой петли, заключающей в себе пространство и время. Позвольте мне показать вам кое что...

И он продемонстрировал Гарри двери в будущее и прошлое. Стоя на порогах, Гарри мог видеть то, что уже произошло, и то, что только должно случиться. Однако он не в состоянии был понять все, что открылось его глазам. За дверью в будущее он увидел хаос – переплетение множества миллионов голубых линий, одна из которых, беря начало прямо от него самого, простиралась далеко в будущее – в его будущее. Точно так же, стоя в дверях прошлого, он видел ту же голубую линию, вместе с миллионами и миллионами других, уходящую от него в минувшее – в его прошлое. Исходящее от линий голубое сияние было таким сильным и ярким, что почти ослепило Гарри.

– Но почему от вас не исходит никакого света? – спросил он Игоря Влади.

– Потому что мой свет погас. Теперь я подобен Мёбиусу – я всего лишь разум. И как для него не существует тайн в пространстве, мне открыты тайны времени.

Немного подумав, Гарри попросил:

– Я хочу еще раз увидеть линию свой жизни. И снова он оказался перед открытой дверью в будущее. Он заглянул в сияющее ярко-голубым светом горнило грядущего и увидел мерцание уходящей вдаль неоновой ленты – линии своей жизни. Тут же он увидел конец этой ленты, и ему вдруг показалось, что она не исходит от него, а, наоборот, входит в него. По мере того как он неумолимо приближается к концу жизни, тело его поглощает голубую линию. Теперь он ясно мог видеть, как конец ее несется к нему из будущего со скоростью лайнера.

Охваченный страхом перед Неведомым, он отступил от двери обратно в темноту.

– Мне суждено скоро умереть? – спросил он. – Именно об этом вы говорите, именно это стремитесь мне показать?

– И да, и нет, – ответил существующий вне времени, путешествующий голос Игоря Влади. И снова Гарри ничего не понял.

– Я собираюсь с помощью ленты Мёбиуса проникнуть в особняк в Бронницах, – сказал он. – Если мне суждено там погибнуть, я должен об этом знать. Аэндорская волшебница сказала, что мне предстоит утратить какую-то часть себя. А теперь я увидел конец свой жизни.

Он нервно пожал плечами в воображении.

– Похоже, я приближаюсь к конечной черте... Гарри почувствовал, что собеседник согласно кивнул.

– Но если бы вам пришлось воспользоваться дверью в будущее, вы смогли бы пойти дальше того места, где заканчивается линия вашей жизни, туда, где она начинается снова, – сказал Влади.

– Начинается снова? – Гарри был совершенно сбит с толку. – Вы хотите сказать, что для меня начнется новая жизнь?

– Там есть вторая линия, которая также принадлежит вам, Гарри. Она уже существует. Для вас мои слова лишены смысла?

И Влади постарался объяснить свою мысль как можно понятнее: он рассказал Гарри о том, что ждет его в будущем, так же как сделал это в свое время для Драгошани. Разница была лишь в том, что в отличие от Драгошани, для которого существовало лишь прошлое, у Гарри было будущее. Вот теперь, наконец, Гарри получил ответы на мучившие его вопросы.

– Я очень вам обязан, – сказал он.

– Нет, вы мне ничем не обязаны, – ответил Влади.

– Но вы появились возле меня как раз вовремя, – настаивал Гарри, едва ли понимая истинное значение своих слов.

– Время – понятие относительное, – пожал плечами Влади и усмехнулся:

– Все, что должно случиться, уже произошло.

– И все же спасибо вам, – ответил Гарри и, пройдя через дверь, оказался в особняке в Бронницах.

* * *

Ровно в 18 часов 31 минуту на столе у Драгошани зазвонил телефон, заставив того вздрогнуть.

За окном было уже темно, а сильный снегопад еще больше усиливал это впечатление.

Как всегда с наступлением темноты, все пространство между главным зданием и внешней стеной освещалось сильными прожекторами, но сейчас свет их едва проникал сквозь мглу и толку от них не было никакого.

Плохая видимость действовала Драгошани на нервы, но охрана особняка не сводилась к обычному наблюдению. Снаружи тянулись сверхчувствительные провода, имелись также электронные устройства последнего поколения и даже противопехотные мины, кольцом установленные за внешними укреплениями.

И все-таки Драгошани не чувствовал себя в безопасности. Все меры предосторожности не имели никакого значения в свете предсказания Игоря Влади. Так или иначе звонок был не из догов и не с внешней стены – у тех, кто нес там дежурство, имелись рации. Звонить могли лишь откуда-то извне, либо из кабинетов в самом особняке.

Схватив трубку, Драгошани рявкнул:

– Да! В чем дело?

– Это Феликс Кракович, – послышался дрожащий голос. – Я здесь, внизу, в лаборатории. Товарищ Драгошани, здесь... что-то происходит!

Драгошани знал этого человека: провидец, младший прогнозист. Ему, конечно, было далеко до таланта Игоря Влади, но все же слова его игнорировать не следовало, особенно сегодня вечером.

– Что-то? – Ноздри у Драгошани раздулись, и он с особенным ударением повторил эти слова. – Говорите яснее, Кракович, что случилось?

– Я не знаю, товарищ Драгошани. Похоже, будто что-то... приближается. Что-то ужасное. Нет, оно здесь! Оно уже здесь!

– Что “здесь”? – заревел в трубку Драгошани. – Где “здесь”?

– Там, снаружи, под снегопадом! Белов тоже чувствует его.

– Белов? – Карл Белов был телепатом, ощущающим на коротком расстоянии. Боровиц часто использовал его способности во время посольских приемов, для того чтобы выудить что только возможно из присутствовавших на них гостей и хозяев. – Белов рядом с вами? Пусть возьмет трубку.

Белов страдал астмой. Голос его всегда был тихим, он постоянно задыхался и поэтому говорил очень короткими фразами. Сейчас он был краток как никогда.

– Он прав, Борис, – задыхаясь выговорил он. – Там, снаружи, интеллект, очень мощный интеллект.

– Киф! Это может быть только он! Один? Чувственные губы раскрылись, обнажив белоснежные, похожие на кинжалы клыки. Глаза горели красным светом. Он не мог понять, каким образом очутился здесь Киф, но если он пришел один, то может считать себя покойником – и к дьяволу предсказания этого предателя Влади! Он слышал, как на другом конце провода Белов хватал ртом воздух, пытаясь найти слова для объяснения.

– Я жду, – поторопил его Драгошани.

– Я... я не уверен, – ответил наконец Белов. – Мне казалось, что там один человек, но сейчас...

– Ну? – Драгошани почти орал. – Черт побери! Что, вокруг меня одни идиоты? Что там? Что это, Белов?

Белов лишь тяжело дышал в Трубку, он задыхался. Наконец он выдавил из себя:

Он... зовет! Он тоже своего рода телепат, и он... зовет!

– Вас? – Брови Драгошани сошлись. Он терялся в догадках. Крупные ноздри заходили, подозрительно принюхиваясь, будто пытаясь найти ответ в окружающем воздухе.

– Нет, не меня. Он зовет... других. О Боже! Они отвечают ему!

– Кто отвечает? – заорал Драгошани. – Что с вами, Белов? Здесь что, есть предатели? Здесь, в особняке?

На другом конце провода раздался какой-то звон, послышался стон, а затем глухой стук, потом снова послышался голос Краковича:

– Он потерял сознание, товарищ Драгошани!

– Что?! – не поверил своим ушам Драгошани. – Белов потерял сознание? Какого дьявола?..

На панели переговорного устройства, которое Драгошани перенес в кабинет из контрольно-пропускного пункта дежурного офицера, замигали лампочки. С ним пытались связаться по рации сразу несколько человек, дежуривших на оборонительных укреплениях. Юл Галенский, секретарь Боровица, прислушивался к разъяренному голосу Драгошани из соседней комнаты и от страха конвульсивно подергивался. Теперь уже Драгошани завопил, обращаясь к нему:

– Галенский, ты что, оглох? Немедленно иди сюда! Мне нужна помощь!

В этот момент дверь распахнулась, и с главной лестницы в приемную ввалился офицер охраны. В руках у него было оружие – короткоствольные автоматы. Галенский вскочил на ноги, но офицер крикнул ему:

– Оставайтесь здесь! Я пойду!

Даже не постучавшись, он почти влетел в соседнюю комнату и замер как вкопанный, увидев сидевшего склонившись над переговорным устройством с мигавшими лампочками Драгошани. Тот снял очки и почти беззвучно рычал на радиопереговорник – в этот момент он был похож не на человека, а на сгорбившегося полуобезумевшего зверя.

Не в силах отвести взгляд от этих жутких глаз, дежурный офицер положил оружие на кресло. Не успел он сделать это, Драгошани рявкнул:

– Не стой как идиот! – и, схватив его за плечо, без всякого усилия подтащил к переговорному устройству. – Ты знаешь, как обращаться с этой чертовой штуковиной?

– Да, Драгошани, – с трудом обретая голос, выдохнул офицер. – Они пытаются связаться с вами.

– Я это и без тебя вижу, идиот! – рявкнул Драгошани. – Ну так поговори с ними. Узнай, чего они хотят!

Присев на краешек металлического стула перед радиоприемным устройством, офицер поднял трубку и, щелкнув выключателями, сказал:

– Говорит Зеро. Доложите, как меня слышите. Прием. По очереди стали поступать краткие ответы.

– Первый. Слышу хорошо. Прием.

– Второй. Слышу хорошо. Прием.

– Третий. Слышу хорошо. Прием.

И так в быстром темпе вплоть до пятнадцатого. Голоса были металлическими, безжизненными, и все же в них явственно ощущалось напряжение, словно обладатели их с трудом сдерживают волнение, граничащее с паникой.

– Зеро вызывает Первого, сообщите обстановку. Прием, – произнес в трубку дежурный офицер.

– Говорит Первый. Снаружи кто-то есть! – немедленно откликнулся возбужденный металлический голос. – Они приближаются к моему посту. Прошу разрешения открыть огонь! Прием.

– Зеро вызывает Первый. Подождите! Отбой! – крикнул в трубку офицер и посмотрел на Драгошани. Красные глаза некроманта были широко открыты и походили на два застывших на нечеловеческом лице сгустка крови.

– Нет! – прорычал он. – Сначала я хочу узнать, с чем мы имеем дело! Прикажи ему: огонь пока не открывать, коротко доложить обстановку.

Бледный, как мел, дежурный офицер кивнул головой и передал приказ Драгошани. С одной стороны, он радовался тому, что не сидит сейчас в одном из догов, а с другой, еще неизвестно, что лучше – сидеть там, снаружи, или находиться здесь, в одной комнате с психом Драгошани.

– Зеро, говорит Первый, – прорвался сквозь треск радиопомех почти обезумевший, истеричный голос. – Они приближаются полукругом! Еще немного, и они окажутся на минном заграждении. Но они движутся так... медленно! Ну вот! Один наступил на мину, его разорвало на куски! Но остальные продолжают приближаться. Все они тощие, одеты в лохмотья и движутся совершенно бесшумно. У некоторых в руках... что это – сабли?

– Зеро вызывает Первый. Почему вы все время произносите слово “они” так, словно это не люди? Они что, не похожи на людей?

Послышались какие-то помехи, затем вновь в эфир прорвался истерический голос:

– Люди? Может быть, они и люди – или когда-то были людьми! Мне кажется, я схожу с ума! Это просто невероятно! – Он постарался взять себя в руки. – Зеро, мы здесь одни, а их так... много! Я прошу разрешения открыть огонь! умоляю вас! Я должен защитить себя!..

В уголках рта Драгошани появилась белая пена. Задыхаясь от возбуждения, он старался определить по висящему на стене плану расположения объектов местонахождение Первого. Наконец нашел. Это было отдельно стоявшее укрепление, прямо напротив командной башни, но в пятидесяти ярдах от особняка. Временами, когда снегопад чуть стихал, сквозь пуленепробиваемое окно кабинета он мог различить его неясные приземистые очертания, однако по-прежнему не видел никаких признаков вторжения. Он снова пристально посмотрел за окно, и в ту же секунду ярко-оранжевая вспышка огня осветила небо, на фоне ее возник черный силуэт внешнего укрепления, а чуть позже донесся звук разрыва очередной мины.