Текст книги "Темный огонь"

Но еще он вспомнил и вчерашний вечер – свою грубость и ее изумление, боль в ее глазах, слезы, медленно стекающие по ее щекам.

Он знал, что теперь уже слишком поздно. То, чему он сопротивлялся с самого начала, все-таки произошло. Он влюбился. Он любил ее так, как никогда и никого не любил в своей жизни, даже Патрицию. Но все это ровным счетом ничего не значило.

Она сбежала от него.

Он был ей не нужен.

Но разве он не знал давным-давно, что все будет именно так?

Джейн ушла. Все было кончено.

Граф закрыл глаза. Боль была просто нестерпимой.

Часть вторая
ПАДШИЙ АНГЕЛ

Глава 24

Лондон, 1876

Аплодисменты не смолкали.

Сердце Джейн радостно пело. Когда она снова вышла – одна – на огромную пустую сцену и присела в реверансе, аплодисменты усилились. Джейн выглядела чудесно в мерцающем голубом шифоне. Ей подумалось, что, может быть, на этот раз аплодисменты перейдут в те громовые овации, что сопровождали выступления ее матери. Но, едва закончив поклон, она уже слышала, что волнение в зале утихает. Продолжая улыбаться, Джейн в последний раз кивнула публике и ушла со сцены.

Едва она очутилась за кулисами, улыбка исчезла с ее лица. И радостное возбуждение уступило место отчаянию. Джейн казалось, что она задыхается. Неужели ей никогда не добиться таких же оваций, какие доставались ее матери?

Будет ли она когда-нибудь так же хороша на сцене, как ее мать?

– Джейн, дорогая, ты была просто великолепна!

Джейн с трудом улыбнулась Роберту Гордону. Он сиял. Подойдя к Джейн, он мягко обнял ее за плечи. Джейн на мгновение прижалась к нему.

Роберт – седеющий мужчина средних лет, с усами, – бросил на нее внимательный взгляд и пошел вместе с ней в ее грим-уборную. Джейн упала на темно-красный, бархатный диванчик, чувствуя себя совершенно измотанной. Роберт поспешил откупорить бутылку шампанского. Он протянул актрисе бокал.

– Ты была великолепна, Джейн! – искренне сказал он. Джейн посмотрела на него; ее глаза казались невероятно голубыми и невероятно огромными на покрытом белым сценическим гримом лице, с ярко накрашенными губами и щеками.

– Это тебе кажется.

– Джейн! – В голосе Роберта прозвучал легкий укор. Джейн отпила немного шампанского и, откинув назад голову, прикрыла глаза.

– Джейн, ты очень талантлива, – продолжал Роберт. – Ты играешь всего три недели, и весь Лондон уже очарован тобой! На сегодняшний спектакль почти все билеты продали!

Джейн открыла глаза.

– Но ведь и завтра будет точно то же самое, не так ли, Роберт? Критики говорят, что я очень талантлива – для моих лет. И они гадают – стану ли я так же хороша, как моя мать! – Джейн резко взмахнула бокалом. – Я устала от того, что меня постоянно сравнивают с матерью! Устала!

Роберт подошел к ней и ласково положил руку ей на плечо.

– Но ты и в самом деле молода. И талантлива. Дай себе время!

Джейн потерла глаза.

– Извини, Роберт, я чуть жива. – Она встала с дивана и перешла к туалетному столу. Когда она принялась снимать грим, Роберт оставил ее одну. А Джейн, покончив с гримом, распустила волосы, уложенные в тяжелый шиньон, и завязала их в простой «хвост». Тут вернулся Роберт с целой охапкой роз. Джейн невольно улыбнулась.

– Хочешь просмотреть визитные карточки? – спросил Роберт.

– Они все с объяснениями?

– Само собой.

Джейн рассмеялась и покачала головой.

– Я заберу цветы домой, – сказала она. – Здесь их уже некуда поставить.

И это было чистой правдой. Вазы, полные цветов, стояли везде: на туалетном столе, на столике с напитками, возле дивана, во всех углах. Что ж, подумала Джейн, по крайней мере в этом она похожа на мать. У нее масса поклонников и обожателей, и они ее совершенно не интересуют. Она даже не хотела знать, кто они такие.

Джейн и Роберт вышли через черный ход театра, чтобы избежать встречи с мужчинами, ждущими актрису неподалеку от гримерной – они надеялись хоть на мгновение увидеть ее, обменяться с ней словечком. Так было каждый вечер. Поначалу Джейн это льстило, потом стало забавлять. А теперь она уже принимала внимание и восхищение как часть своей жизни и относилась к ним спокойно, как и к своему новому прозвищу – Маленький Ангел. Наверное, кто-то вспомнил, что ее в свое время называли Ангелом Сандры, когда она, ребенком, выступала в театре, и тут же появился новый вариант этого имени. Джейн лишь радовалась, что на этот раз имя матери осталось в стороне; иначе ей бы пришлось нести слишком тяжелый крест.

На Пикадилли, где располагался театр «Критерион», движение было весьма оживленным; но улочка, куда выводил запасной выход, выглядела совершенно пустынной. «Критерион» построили всего два года назад как дополнение к весьма популярному ресторану «Критерион». Но за два года многое сильно изменилось. Все лондонские театры давали теперь настоящие представления, в них играли большие пьесы вместо прежних, коротких интермедий. И актерские труппы больше не ездили взад и вперед по всей Англии. Состав труппы мало изменялся с новой постановкой. Об успехе новой театральной политики свидетельствовал тот факт, что пьеса, в которой играла сейчас Джейн, – комедия Джеймса Альбери «Розовое домино» – держалась на сцене уже много дней.

Джейн, поплотнее закутавшись в шаль, села в коляску Роберта. По вечерам было прохладно, несмотря на то, что была середина июня. Джейн очень устала, и Роберт понимал это, как понимал все и всегда, и потому он молчал. В душевном порыве Джейн протянула руку и на мгновение сжала пальцы Роберта, ощутив короткое ответное пожатие. Она просто не представляла, что бы она делала без Роберта.

Она бы просто не смогла выжить без Роберта, она бы погибла тогда, расставшись с графом Драгморским.

В те дни, около двух лет назад, Роберт все еще находился в театре «Лицей» и Джейн сразу отыскала его. Тогда ее внутренний мир все еще оставался нетронутым – потрясенным, но нетронутым, потому что она ждала: граф вот-вот явится за ней. Пусть не из любви, пусть из чувства долга. Но в глубине души, в глубине сердца она хранила надежду: он разыщет ее, потому что вдруг поймет, что любит ее, что не может жить без нее. Но он так и не пришел.

И вот тогда ее мир разбился как стеклянный стакан.

Но Роберт собрал все до единого осколки. Джейн, горюющая и несчастная, осталась у него. А он постоянно водил ее в свой театр, и вот, после нескольких месяцев тяжелой депрессии, Джейн вдруг ощутила, что в ее душе вновь пробудилась любовь к сцене. И Джейн понемногу стала улыбаться – и плакать уже гораздо реже.

Ей очень хотелось возненавидеть графа, но она знала, что такого никогда не случится.

У Джейн был небольшой дом на Глосестер-стрит. Поначалу она жила у Роберта, но вскоре оба они сочли это не слишком удобным. И у Джейн появилось собственное жилище: небольшой трехэтажный домик из желтого кирпича. У Джейн был даже небольшой дворик позади дома, где цвели маргаритки и анютины глазки и стояли качели. Один из рабочих сцены покрасил их для Джейн в чудесный перламутрово-розовый цвет. А перед домом росли старые вязы.

– Роберт, я ужасно устала, – сказала Джейн, надеясь, что тот не станет заходить к ней.

– Я понимаю. Я заеду утром. – Он внимательно посмотрел на нее.

Джейн подставила ему щеку для поцелуя.

– Спокойной ночи! – И Джейн одарила Роберта улыбкой, которую весь Лондон называл ангельской. Выскользнув из коляски, она вошла в решетчатые кованые ворота и направилась к дому.

Молли ждала ее.

– Добрый вечер, мэм, что, опять цветы? – На ее лице расцвела веселая улыбка. – Как прошел спектакль?

Джейн улыбнулась в ответ:

– Неплохо. Возьми их, поставь в воду, пожалуйста. Молли рассмеялась, принимая полную охапку роз.

– Ростбиф на плите, мэм, теплый.

– Может быть, попозже, – сказала Джейн, провожая взглядом Молли, уносившую цветы. Да, она и сама не понимала, что подтолкнуло ее тогда, в давно минувшую ночь, предложить Молли сбежать вместе с ней, но горничная мгновенно согласилась. Самостоятельная жизнь в Лондоне показалась ей чрезвычайно привлекательной.

Джейн торопливо поднялась наверх, постукивая каблучками, и осторожно открыла дверь спальни. Внутри горел один лишь маленький ночник, освещая изголовье кроватки, раскрашенной в голубые, розовые и белые цвета. На стенах танцевали нарисованные на обоях клоуны в желто-голубых костюмах, вились розовые ленты. На полу валялись куклы, и новенькая черно-белая деревянная лошадка весело скалила зубы на Джейн с середины комнаты. Джейн подошла к кроватке, чтобы взглянуть на дочь.

Джейн улыбнулась, потому что она всегда улыбалась при виде Николь – у нее мгновенно теплело на душе, она чувствовала себя счастливой.

И никто в мире не знал о существовании девочки.

Никто не мог отобрать ее у Джейн.

Джейн ничуть не сомневалась, что если бы он узнал о дочери, он бы мгновенно отыскал Джейн и отобрал Николь. Одна лишь мысль об этом приводила Джейн в отчаяние – ив ярость. Ее мгновенно охватывал бешеный материнский гнев. Вот если бы он сразу бросился за ней следом – тогда ребенок принадлежал бы им обоим. Но теперь он утратил все права на девочку. Николь принадлежала ей. Только ей. И она не позволит ему завладеть ею. Никогда.

Молли понимала это, и Роберт понимал. Лишь они знали тайну Джейн. Конечно, жить так было ужасно – Джейн постоянно казалось, что ее вот-вот настигнет огнедышащий дракон, что в один ужасный день ее тайна раскроется, что он явится и заберет Николь.

Джейн не желала проявлять хоть какое-то сочувствие к графу Драгморскому. Она отказывалась признавать его права, она не думала, что он должен знать о рождении дочери. Ее не интересовали его чувства… и что он мог бы стать хорошим отцом. У него был Чед. А Николь принадлежала ей.

Вдруг до нее донеслись торопливые шаги Молли, поднимающейся по лестнице. Молли почти бежала, а значит – что-то случилось. Джейн выпрямилась, бросив еще один взгляд на годовалую дочь… ей очень хотелось погладить темные кудряшки на ее головке, но Джейн воздержалась. Она бесшумно вышла из детской, плотно закрыла дверь и прислонилась к ней. Молли, задыхающаяся, с вытаращенными глазами, уже поднялась наверх. Джейн застыла, глядя на нее.

– Ну, в чем дело? Что случилось?

– Ох, Боже милостивый! – воскликнула Молли. Она была очень бледна. – Там постучали, в дверь, и я выглянула в окно, но снаружи темно очень, так что я увидела только, что на ступенях стоит джентльмен, и я подумала, что это Роберт вернулся! Ох, зачем я только открыла дверь!

Сердце Джейн остановилось.

– Но, мэм, так уж вышло! Он здесь!

Глава 25

Джейн показалось, что ее сердце совсем перестало биться. Но потом она с трудом взяла себя в руки.

– Отошли его! – прошипела она. – Скажи, меня нет дома! Скорей! – И в ее уме мгновенно возник план побега.

Потому что она должна была бежать.

Благоразумие покинуло ее. Она знала одно: он здесь. Пришел ли он за Николь? Знает ли он о существовании дочери? Боже, если так, он будет преследовать их до скончания века! Она должна немедленно забрать спящего ребенка, бежать, через заднюю дверь, в ночь.

Молли развернулась было, чтобы спуститься вниз, но застыла, услышав тяжелые шаги на лестнице. Она бросила на Джейн отчаянный взгляд. Слишком поздно… он уже близко! Джейн понимала, что не должна позволить ему очутиться здесь. Ей нужно любой ценой выиграть время. Она бросилась вперед, оттолкнув Молли, помчалась вниз по ступеням – и очутилась лицом к лицу с пришедшим.

– Линдлей!

Внизу на ступенях стоял граф Равесфорд. Они посмотрели друг другу в глаза. Глаза Джейн были огромными и удивленными; глаза Линдлея – теплыми и добрыми. Джейн на мгновение почувствовала облегчение, но тут же снова встревожилась.

– Вы один? – резко спросила она.

– Да. Джейн, я…

Джейн тяжело прислонилась к стене. Ее сердце бешено колотилось, на лбу и на груди выступила испарина.

– Как вы меня нашли?

– Простите, – сказал Линдлей, – я вас расстроил.

– Нет, все в порядке. – И тут в голове Джейн мелькнула ужасная мысль. Если Линдлей узнал, где она живет, то, может быть, об этом знает и граф? Джейн постаралась сосредоточиться. Ей необходимо быть спокойной, собранной. – Извините меня, Джон. Я совсем забыла о хороших манерах. Но это от потрясения. Идемте вниз, в гостиную.

– Это вы должны меня извинить, – сказал Линдлей, поворачиваясь и начиная спускаться. – Но я просто должен был прийти, хотя и боялся, что вы не захотите меня видеть. Простите мою дерзость.

Внизу, в освещенном холле, вдали от спальни Николь, Джейн почувствовала себя гораздо спокойнее. Она вздохнула.

– Вы прощены, – искренне сказала она и улыбнулась, хотя ее сердце все еще билось слишком сильно после пережитого испуга. А мысли по-прежнему метались. Может быть, граф где-то рядом? Знает ли он, где она поселилась? Не он ли послал Линдлея? А что, если Линдлей узнает о Николь? – Пойдемте в гостиную.

– Благодарю вас, – откликнулся Линдлей.

Джейн, пропустив его в дверь, схватила за руку подкравшуюся Молли и яростно зашептала:

– Сиди с ней рядом! Не позволяй ей заплакать! Молли кивнула и умчалась наверх.

Джейн, собравшись с силами, вошла в гостиную. Линдлей встретил ее открытым, пылким, одобрительным взглядом. Джейн вопросительно посмотрела на него:

– Итак?

– Вы уже не похожи на школьницу, – мягко сказал Линдлей.

Джейн даже не порозовела.

– Да, уже не похожа. Улыбка Линдлея растаяла.

– Вы так прекрасны… прекраснее, чем были прежде, я думаю. Джейн, когда я сегодня увидел вас на сцене, у меня просто дыхание перехватило, клянусь! Я просто должен был вас отыскать – ну хотя бы для того, чтобы поздороваться и узнать, как вы поживаете.

– Как видите, у меня все в порядке, – ответила Джейн. – У меня есть все, чего я хочу. – Она слегка пожала плечами и повернулась к буфету. – Немного бренди, Джон?

– Все, чего вы хотите?

Джейн, стоявшая спиной к Линдлею, насторожилась.

– Да, все. Я играю на сцене, мои мечты сбылись.

«Лгунья!» – прозвенело у нее в голове.

– Я рад за вас, – мягко сказал Линдлей.

Джейн подала ему бренди, а себе налила немного шерри. Линдлей не сводил с нее глаз.

– Ну, – небрежным тоном заговорила Джейн, – кто же составил вам компанию сегодня вечером? Кто-нибудь, кого я знаю?

– Нет, его со мной не было, – тихо ответил Линдлей. Джейн посмотрела на него и тут же опустила глаза. Ее пальцы крепко сжали стакан. Ей хотелось спросить, где же был граф. Она чувствовала и облегчение и разочарование. И отказывалась анализировать свои чувства.

– Он в Драгморе, – сообщил Линдлей, внимательно глядя на нее.

Джейн безразлично передернула плечами. Но поняла, что в ее голове неотступно вертится мысль: «Как он там?»

– Как же вы нашли меня? – быстро спросила она, ненавидя собственное сердце за то, что оно не желало забывать.

– Да просто поехал следом за вами, – весело улыбнулся Линдлей. – Возле вашей гримерной топтались по меньшей мере две дюжины джентльменов, и я видел, что у меня там нет ни малейшего шанса. – Он усмехнулся. – Я провел небольшое расследование, разузнал о запасном выходе, увидел, как вы с вашим другом выходите через него… ну, и отправился следом.

– Бесстыдник, – с улыбкой выбранила его Джейн. Линдлей уставился на стакан, вертя его в длинных мускулистых пальцах.

– Что случилось, Джейн? Джейн замерла.

– Извините, что вмешиваюсь. – продолжил Линдлей. – Но… от Ника ведь ничего не добиться. Через несколько дней после вечера у моей сестры я заехал к нему, я хотел помириться, если это возможно. Однако дом был заперт, и я узнал, что якобы вы с ним уехали в Драгмор. Месяц спустя я был в Суссексе, заехал к нему, – но вас там не оказалось. Ник сказал, что вы уехали к друзьям вашей матери, в Лондон. И он вообще не желал разговаривать на эту тему. Я просто чувствовал, что если я попытаюсь настаивать, – это окажется опасным для моей жизни!

Джейн сумела изобразить чарующую улыбку; в конце концов, она ведь была актрисой!

– Но больше и нечего сказать! Я не хотела выходить замуж, вот и все. Моя жизнь, – она сделала величественный жест, – здесь!

Линдлей всматривался в нее. Он смотрел слишком внимательно, слишком испытующе, а у Джейн было так много тайн… и потому она отвела взгляд. И лишь когда почувствовала уверенность, что ни один секрет не всплывет на поверхность, снова посмотрела на Линдлея и улыбнулась.

– Надеюсь, вы никому не расскажете о том, где я скрываюсь. Никому!

Линдлей посмотрел ей прямо в глаза:

– Вы прячетесь от кого-то, Джейн?

– Разумеется нет!

– Забавно… видите ли, я знаю Ника как никто другой. Хотя и я не знаю его до конца. Но мне что-то с трудом верится, что он позволил бы вам вернуться в театр.

– О, мы из-за этого отчаянно поругались! – спокойно сказала Джейн. – Но результат вы видите.

– Да, конечно. – И Линдлей сказал внезапно: – Джейн, вы очень изменились. Я не могу понять, в чем дело. Во всяком случае, не в том, что вы стали старше, расцвели, нет. Тут что-то другое.

– Само собой, я изменилась, – перебила его Джейн. – Мне уже не семнадцать, мне девятнадцать. Я давно не так наивна, я знаю, что такое жизнь. – «Слишком хорошо знаю», – хотелось добавить ей, но она промолчала.

Линдлей снова окинул ее изучающим взглядом, таким пристальным, что она отвернулась. В ее душе вдруг всколыхнулись горечь и печаль, и она не хотела, чтобы Линдлей их заметил.

– Вам понравился спектакль?

– Невероятно, – пылко откликнулся он. – Вы изумительная актриса, Джейн!

– Изумительная? – эхом повторила она. И невольно вспомнила сегодняшние аплодисменты – горячие, но не слишком. Завтра, без сомнения, критики будут хвалить представление, хвалить ее игру. Редкостная красавица, напишут они, совсем как ее мать. Но станет ли она когда-нибудь такой же великой актрисой, как ее мать…

И Джейн вдруг представила себе, что среди публики находится Ник – мрачный и молчаливый, с неподвижным лицом наблюдающий за ее игрой.

Джейн тревожно шевельнулась. В ее сердце, в ее душе звучало так много вопросов. Больше всего ей хотелось знать, как он живет.

И почему не пришел за ней?

Почему?

Глава 26

Линдлей твердил себе, что не следует быть дураком. Но все равно на следующее утро он послал Джейн букет белых лилий. Их хрупкая бледность напоминала ему о Джейн.

И он гадал, какие события так изменили девушку, сделав ее «женщиной с тайной».

И еще Линдлей гадал, что сделает Шелтон, если узнает, что он видится с Джейн.

Линдлей был глубоко задет. Он не был глупцом, никогда не был. И не обманывал себя. Он прекрасно помнил то лето, почти два года назад. Он помнил огромные голубые глаза Джейн, он помнил, как вел себя Ник. Да, Шелтон был мрачнее и злее, чем обычно, и Линдлей прекрасно видел, что Ник тоже увлечен девушкой. И Линдлею казалось удивительным и странным, что Шелтон позволил ей пойти на сцену.

Линдлей ничего не мог поделать с собой; твердя себе, что они с Джейн – просто друзья, он послал ей приглашение на чай. Приглашение было вежливо отклонено письмом, доставленным горничной.

На следующее приглашение тоже последовал отказ, и Линдлей, не полагаясь больше на случайность, спустя три дня отправился к уютному домику на Глосестер-стрит. Линдлей вовсе не был слишком уж увлечен, для этого он был достаточно светским человеком, однако он был изрядно заинтригован и чересчур много думал о Джейн. Его проводили в гостиную, и вскоре к нему вышла Джейн, казавшаяся и прекрасной, и невинной – невозможное сочетание, подумал Линдлей. На ней было роскошное платье винно-красного цвета.

– Добрый день, Джон, – вежливо и прохладно поздоровалась она. И в ее глазах мелькнуло предостережение.

– Здравствуйте, Джейн! – Он взял ее руку и осторожно поцеловал. Она не вспыхнула и не отдернула руку, как два года назад, и Линдлей подумал, сколько же она теперь имеет поклонников? И любовников? Это была грубая мысль, прежде у него таких не возникало, и он тут же отбросил ее. Но уж конечно, не он один интересовался этой девушкой. Она была очаровательна, в ней самым тревожным и загадочным образом сочетались светскость и невинность, и Линдлей не в силах был справиться с собой.

– Джейн, мне кажется, вам не хотелось видеть меня. – Само собой, он ждал, что она вежливо опровергнет его слова, а он скажет, как стремился к встрече.

– У вас есть какое-то дело?

От удивления он вытаращил глаза.

– Зачем вы пришли?

– Джейн, вы прекрасная женщина, и вы мой старый друг – ну, по крайней мере, мне так кажется. Почему бы мне и не повидать вас?

– В моей жизни нет времени ни на что, кроме работы, – твердо ответила Джейн.

– Мне трудно в это поверить, – веселым тоном произнес Линдлей, хотя его очень задел ее ответ. Он не привык к подобному.

Наверное, это было написано на его лице, потому что взгляд Джейн смягчился, и она легко коснулась его руки.

– Извините. Я веду себя ужасно грубо, хотя вы всегда были так добры ко мне. Может быть, погуляем вместе в парке.

– Как насчет Ковент-гардена? – предложил он улыбаясь. Обида его мгновенно прошла.

Джейн одарила его сияющей улыбкой.

– Отлично! – сказала она.

Две недели спустя до Линдлея дошли слухи, что Шелтон приехал в Лондон. Он ощутил мгновенный укол совести, но тут же сказал себе, что глупо было бы с его стороны чувствовать себя виноватым, из-за того, что четыре или пять раз встречался с Джейн. И намеревался встретиться снова.

Она была изумительной подругой – всегда веселой и смешливой, и она была так прекрасна! И Линдлей давно перестал дурачить себя и уже не думал, что хочет быть ей лишь другом. Но он и не любил ее, что было лишь к лучшему, потому что он не мог позволить себе влюбиться в актрису – ведь в один прекрасный день ему предстояло жениться на девушке своего круга. Пока они оставались друзьями, но Линдлей надеялся, что вскоре Джейн станет его любовницей.

Но Джейн, несмотря ни на что, была настоящей леди, и она была так молода, ее невинность ощущалась во всем (но иной раз Линдлея ужасно смущала ее жизненная искушенность!)… Линдлей даже не пытался ни разу поцеловать ее. Но теперь, прослышав о появлении Шелтона, Линдлей встревожился. Ведь Джейн было всего девятнадцать. Может быть, юридически она все еще является подопечной графа Драгморского? При этой мысли Линдлей почувствовал себя так, словно его с ног до головы окатили ледяной водой.

Он не собирался говорить с графом о Джейн, но сомневался – будет ли это хорошо? Или лучше все же коснуться больной темы? Но ведь не может же он сказать своему лучшему другу, что хотел бы сделать его подопечную, ставшую актрисой, своей любовницей?! В общем, все было ужасно запутанным.

Граф был рад видеть Линдлея.

– А я-то все гадал, когда ты удосужишься заглянуть, – сказал он, и углы его губ тронула чуть заметная улыбка.

Линдлей усмехнулся в ответ:

– Да ведь ты знаешь, где я живу, старина!

– Но я и тебя самого знаю, – возразил Ник. – Ты можешь затащить в постель кого угодно, а я совсем не хочу мешать твоим развлечениям!

Линдлей расхохотался.

– А как поживает Амелия, и Женевьева, и та испанская танцовщица? Как ее? Тереза?

Наплевав на приличия, мужчины принялись за кофе, обильно сдобренный бренди, несмотря на то, что было всего лишь десять утра; они обсудили все последние городские новости, интересные сплетни и свои собственные дела. Они давно забыли о тех событиях, которые заставили графа выгнать Линдлея из Драгмора, и все же Линдлей чувствовал, что между ними что-то переменилось и понимал, что вряд ли их отношения станут прежними. Он достаточно хорошо знал Шелтона, чтобы сообразить: тот все еще держит на него зуб. Шелтон простил его за слишком вольное обращение с Джейн. Простил, но не забыл.

– Я видел ее, – примерно через час сказал Линдлей.

– Кого? – спросил граф, глубоко затягиваясь дымом сигары. – Амелию?

Линдлей покачал головой и допил остатки крепкого кофе.

– Джейн Беркли.

Граф на мгновение напрягся, его глаза расширились. Но тут же он уставился на чашку с кофе, взял ее, отпил глоток… и Линдлей заметил, что его рука слегка дрожит. Линдлей нахмурился.

Граф ничего не сказал. Его лицо приобрело непроницаемое выражение. Все еще хмурясь, Линдлей продолжил:

– Она очень хороша, старина. Я ее видел на сцене. Критикам она тоже нравится. Прекрасна! Неожиданна! Даже в Патриции не было ничего подобного – это невинность и чувственность вместе. Полагаю, ты поступил правильно, позволив ей уйти в театр. Должен сказать, там она явно на месте. Но не знаю, станет ли она такой же великой актрисой, как ее мать.

Граф уставился на него потемневшими глазами и Линдлей решил, что друг разгневан. Но Линдлей не понимал, что послужило тому причиной. Однако в сидящем напротив него человеке чувствовалось явное и сильное напряжение.

– Ты говоришь так, словно влюблен в нее, – ровным тоном произнес граф.

Линдлею вдруг захотелось как-нибудь изменить тему, но он подавил в себе это желание.

– Не сходи с ума! У меня десяток любовниц, как тебе прекрасно известно.

Граф глубоко вздохнул:

– А она тебя видела?

Линдлей заколебался. Если он хотел говорить откровенно, то сейчас был самый подходящий момент. И он сказал:

– Мы поговорили после спектакля.

Граф промолчал, его взгляд обратился к окну, к обсаженной деревьями площади за стеклом. Начинался дождь, мелкий и унылый.

– Она все еще твоя подопечная? – вдруг спросил Линдлей.

– Юридически – да, – ответил Шелтон.

Линдлея охватило жестокое разочарование. Похоже, ему придется остаться другом Джейн, несмотря на все его романтические притязания. Ну, по крайней мере, до тех пор, пока она не достигнет совершеннолетия.

Однако Линдлей не удержался и от следующего вопроса:

– Ты не собираешься повидать ее? Она играет в «Критерионе».

Граф с яростью ткнул сигару в пепельницу.

– Нет! – Он встал. – У меня свидание с Амелией, у Хэррода, мы там обедаем. Хочешь присоединиться?

Линдлей вежливо отказался. Ответ графа порадовал его.