Текст книги "Слепящий нож"

Флакончик с оливковым маслом.

Глава 43

Придавив открытую книгу предплечьем, Кип провел другой рукой по лбу, потер глаза. Он обнаружил маленький фокус, помогавший ему сохранить сосредоточенность. Стоя возле окна, он закрыл книгу, заложив пальцем место, где читал. Оглянулся по сторонам: никого не было видно. Перевернул книгу обложкой кверху. Обложка была ярко-синего цвета – как раз такого, какого нужно.

Синий хлынул сквозь него, начав с глаз, сметая с пути все препятствия, затруднявшие логическое мышление: усталость, эмоции, даже боль в теле от сидения в скрюченной позе. Кип выдохнул и позволил синему уйти. Он схватил другую книгу – о фауне древнего Рутгара в те времена, когда тот назывался Зеленым Лесом. На самом деле книжка была довольно интересная, но сейчас он взял ее ради обложки: та была ярко-красной. Основные цвета – не в том смысле, в каком этот термин используют художники, но в отношении цветоизвлечения; те цвета, что были ближе всего к своим люксиновым эквивалентам, – пользовались неувядающей популярностью. Кип поглядел на обложку и вытянул из нее немного красного. Это раздуло угасающие угли его страстного желания научиться играть в карты. Он поставил книгу на место, взял оранжевую; тоненький жгутик этого цвета помог ему лучше замечать взаимосвязи между объектами. Кип знал, что не извлекает ни один из этих цветов так, как следовало бы, – чтобы считаться извлекателем определенного цвета, нужно быть способным создать стабильный кусок соответствующего люксина. Кип этого не мог. По-настоящему он извлекал только зеленый и синий. С под-красным ему просто один раз повезло, не больше того. Он ведь прошел тест, и его определили как бихрома.

Но даже то, что он мог, порой было чертовски полезно. Он снова открыл книжку и продолжил чтение.

Ему казалось, что за последние две недели он добился больших успехов в изучении игры в «девять королей». Теперь он уже неплохо понимал базовые стратегии – в конце концов, это была всего лишь игра. Целые пласты информации он мог себе позволить попросту игнорировать: стратегии при игре с двумя и большим количеством противников, варианты игры с использованием уменьшенной или увеличенной колоды, различные способы делать ставки, заемы из общего банка – все это было для него неактуально.

Потом в какой-то момент он вдруг осознал, что хотя и усвоил базовую стратегию, все же, изучая записи знаменитых игр, до сих пор так и не понял, почему игроки не разыгрывали свои лучшие карты сразу же, – и одним могучим всполохом, словно при извлечении огня, перед ним раскрылась метаигра. Фишки, которые он считал несущественной частью игры, возможно, каким-то пережитком более древних ее версий, внезапно обнаружили свою значимость. Стратегии по истощению колоды противника; теории о том, как перестраивать стиль своей игры в зависимости от цвета колод, с которыми ты имеешь дело. Игра превратилась в сплошную математику – оперирование группами цифр и взвешиванием вероятностей. Скажем, играя против определенной колоды в определенной ситуации, наш противник имеет один шанс из двадцати семи получить на руки нужную карту, чтобы нас нейтрализовать. Если следующим ходом он начинает сбывать все фишки (а мы предполагаем, что он действует логически), мы можем вывести, что такой карты у него нет.

Кип подошел к библиотекарше, той самой, с огромным облаком черных волос – Рее Сайлуц, – и вручил ей книжку по базовой стратегии, которую она посоветовала ему выучить наизусть.

– Метаигра, – провозгласил он.

Она улыбнулась. У нее были прекрасные пухлые губы.

– Быстро ты сообразил!

– Быстро? У меня ушло несколько недель!

– Следующая ступень не должна занять столько времени. – Она вручила ему книгу, переплетенную в овечью кожу. – Попробуй-ка вот эту. Правда, она малость суховата.

Кип взял книгу. Предыдущую библиотекарша назвала интересной. Если та была интересной, а эта «суховата»… Впрочем, он забыл о своих подозрениях сразу же, как только начал ее листать.

– Что это? – спросил он.

Текст выглядел странно: буквы, расположенные аккуратными блоками, легко читались, но были неестественно стиснуты. И неестественно ровны. Каждая буква была такой же, как соседняя, стояла ли она в начале слова, в середине или в конце.

– Это илитийская книга. Ей не больше пяти лет. – Библиотекарша сияла, охваченная искренним волнением. – Они научились копировать книги с помощью машины! Только подумай! Говорят, первую копию сделать ужасно сложно, но зато потом их можно воспроизводить сотнями. Сотни копий за несколько дней! Илитийские писцы, конечно, бунтуют – они боятся, что их профессия окажется не нужна, – зато для ювелиров и часовщиков это праздник. Говорят, нынче на Илите даже у торговцев есть книги!

Ощущение было странным. В книге как будто не было ничего личного. За этими строками не стояла начертавшая их рука. Все было безжизненным, одинаковым. После сложных фраз не было оставлено промежутков, чтобы дать читателю осознать смысл прочитанного. На полях не было места для заметок или рисунков. Никто не позаботился выделить для утомленного читателя особенно важные места или выражения. Ничего, помимо чернил и бесчувственного отпечатка механического катка. От нее даже пахло иначе.

– Кажется, от этой я устану даже еще быстрее, – сказал Кип. – По крайней мере, на вид это ужасно… нудно.

– Эти книги изменят мир!

«Но вряд ли к лучшему».

– Можно задать нескромный вопрос? – спросил Кип.

– Обычно, когда вопросу предшествует такое предисловие, это значит, что нет, его задавать не стоит, – отозвалась Рея Сайлуц.

Кип попытался придумать более дипломатичный способ спросить, шпионит ли она за ним. Он поднял лицо вверх, размышляя.

– Э-гм, ну хорошо… Передаются ли куда-нибудь списки книг, которые читают студенты?

– Разумеется, если библиотекарь хочет сохранить свое место. Бывает, правда, что мы забываем записать все названия или случайно что-то пропускаем.

– Угу. А не могли бы вы забыть о том, что я взял у вас эту книгу?

– Хочешь, чтобы твой противник тебя недооценивал? – одобрительно спросила она.

– Боюсь, на данном этапе недооценить меня практически невозможно. Но я надеюсь, что мое искусство проявится внезапно, удивив всех вокруг. Включая меня.

– Для того чтобы проявить свое искусство, необходимо играть.

Кип беспомощно развел руками.

– Я буду тебя учить, – решительно сказала Рея. – Мне совсем не трудно оставаться после смены на часик-другой. Я принесу колоды.

И вот теперь, неделю спустя, Кип ждал, чтобы она пришла с ним играть, как они проделывали ежедневно.

Рея вышла из двери и жестом пригласила Кипа проследовать за ней в одно из подсобных помещений.

– Я поняла, в чем твоя проблема, – объявила она.

– У меня не хватает мозгов для этой игры? – понимающе спросил Кип.

Она рассмеялась. У нее был прелестный смех, и Кип понял, что немного в нее влюблен. Орхолам, неужели он настолько непостоянен? Однако здешние женщины были к нему на пригоршню небесного жемчуга дружелюбнее, нежели его знакомые девчонки там, дома. То ли там его дела складывались незаслуженно плохо из-за того, что к нему обязательным грузом прилагалась его мать, то ли здесь они шли незаслуженно хорошо из-за того, что у него был такой отец. Трудно сказать, и вряд ли он это когда-либо узнает. Он тот, кто он есть, и ничто не может этого изменить; он никогда не поймет, какой могла бы быть его жизнь, если бы его родители были другими. Нормальными.

– Нет, Кип, сомневаюсь, что дело в этом! Видишь ли, у каждой карты есть своя история…

– О нет!

– Каждая карта основана на реальной личности – или, по крайней мере, на реальной легенде. Но некоторые из тех карт, которые ты мне описал, архаичны, они давным-давно вышли из употребления. Иногда их называют черными, или еретическими картами. Без этих карт сдвинулась вся картина вероятностей игры – на некоторые ходы нельзя ответить с такой же легкостью, как когда эти карты были в хождении, и так далее. Но ты не должен рассказывать кому попало, что ты играл этими картами, Кип. Игра в ересь – лучший способ обеспечить себе визит должностных лиц из Канцелярии Вероучения. Тем не менее могу сказать тебе одно: ты никогда не выиграешь у того, кто играет черными картами. Основные правила остались теми же, но за последние двести лет все серьезные книги по стратегии обходят дыры, оставленные после изъятия этих карт.

– В смысле, про эти карты вообще ничего нет в книгах?

Рея поколебалась.

– Н-ну… по крайней мере, не здесь.

– Не здесь – это не здесь или не в Хромерии?

– Хромерия так высоко ценит знание, что даже кошмарные тексты, описывающие ритуалы анатийцев, купавших новорожденных детей в пламени, не были уничтожены. Более того, когда они становятся настолько дряхлыми, что их необходимо переписать прежде, чем они рассыплются в пыль, мы их переписываем – впрочем, это делают группы по двадцать писцов, сменяющих друг друга. Каждый копирует одно слово, после чего переходит к следующей книге, а затем к следующей. Таким образом знание сохраняется, не заражая никого своим ядом. Не все, что хранится в секретных библиотеках, одинаково порочно, многое там просто политика; однако за решетки допускаются только самые проверенные люди.

– Это кто, например? – спросил Кип.

– Ну, главный библиотекарь, конечно, и ее первые помощники. Глава писцов со своей бригадой. Некоторые люксиаты, получившие специальное дозволение у Белой. Некоторые опытные извлекатели, подавшие прошение о проведении специального изыскания – иногда им выдают отдельные книги, иногда допускают в хранилище с сопровождением. Черная гвардия и Основные Цвета. Иногда Цвета также выдают разрешения другим извлекателям, но эти разрешения должны быть одобрены главным библиотекарем, а она отчитывается напрямую перед Белой.

– Черная гвардия? – переспросил Кип.

– Конечно. Им чаще всего приходится сталкиваться с запретной магией при защите Призмы или Белой. И между нами говоря, именно им в первую очередь нужно иметь представление о давних распрях и недовольствах, чтобы правильно определить потенциального противника.

Словно бы луч света просиял среди кромешной тьмы. Кип мог убить дюжину птиц одним камнем: он мог изучить игру, откопать изобличающие свидетельства против Клитоса Синего, а также попробовать выяснить, действительно ли его мать просто курила слишком много дымки, или за ее обвинениями против Гэвина что-то стояло. И для этого требовалось лишь то, что он решил сделать и так: вступить в Черную гвардию. Ха! Проще простого.

– В число этих Черных гвардейцев, которых туда допускают, стажеры ведь не входят, верно?

Она рассмеялась:

– Ишь ты какой хитрый! Нет, конечно.

Впрочем, непосредственной стоящей перед Кипом проблемой были его игры с дедом. И он понимал – хотя и старался не думать об этом, поскольку Рея Сайлуц была такой хорошенькой и так много ему помогала, – что ему скорее всего не следует делиться с ней какой-либо информацией сверх необходимого.

– Значит, я зря теряю время, – проговорил Кип.

– Ты можешь выиграть, но тебе не удастся выигрывать последовательно, даже если ты научишься играть хорошо, – пожала плечами Рея. – Вероятности, на которые ты будешь опираться, не будут соответствовать действительности.

– А настоящие вероятности я не смогу выяснить – ни играя, потому что никто больше не играет еретическими картами, которые Андросс Гайл держит у себя в колоде, ни читая, потому что у меня нет допуска в эти хранилища?

– Примерно так, да.

Впрочем, по ее виду можно было сказать, что она хочет добавить что-то еще.

– И никаких вариантов? – настаивал Кип.

– Есть один человек… женщина по имени Бориг. Может быть, она сможет тебе помочь.

– Бориг? – Более мерзкого имени для женщины Кип не мог себе представить.

– Она художница, немного эксцентричная. Будь с ней почтителен. Шпионы, которые за тобой следят, уже привыкли, что мы проводим по два часа после закрытия, играя в карты в этой комнате. Если ты выйдешь задним ходом и спустишься на один уровень по лестнице, то сможешь выскользнуть из здания так, чтобы тебя не увидели. Только, Кип, тебя не должны выследить или подслушать ваш разговор, это очень важно – и для тебя, и для нее тоже! Канцелярия Вероучения уже не та, что прежде, в наши дни это скорее академическое учреждение, но после недавних событий ходят разговоры о том, чтобы снова назначить нескольких люксоров. С напуганными людьми лучше не сталкиваться на узкой дорожке, особенно сейчас.

– Люксоров? Это кто такие?

– Лучи света, которым предписано пронизывать тьму. Те, кому дана власть нести свет практически любыми способами, какие они сочтут нужными. Прежде были примеры… злоупотреблений. Нынешняя Белая решительно против их назначения, но Орея Пуллавр уже далеко не молода, Кип.

Кип почувствовал легкую тошноту. Интриги здесь наслаивались на интриги, стоило лишь копнуть чуть поглубже. И любая из них могла поглотить его с головой.

– Где мне искать эту женщину? – спросил он.

Рея дала ему указания, и он немедленно отправился в путь. К основанию башни, через мост… Только уже шагая по узким переулочкам в глубине города, Кип внезапно сообразил, что тайная отлучка из Хромерии может оказаться опасной.

«А вдруг это ловушка! Что ты за идиот? Ведь тебя уже один раз пытались убить!»

Он не знал, на кого работает Рея Сайлуц; а ведь именно от нее он узнал как о проблеме – существовании черных карт, – так и о возможном способе ее решения – посещении незнакомки, которой, возможно, вообще не существует, в далеко не безопасном месте.

Надо немедленно возвращаться домой. Больше не играть в карты с Реей Сайлуц… и что? Ждать, пока его примут в гвардию? А тем временем игнорировать вызовы к деду? Едва ли это возможно – старик не позволит Кипу настолько пренебрегать собой. Кип не знал, как может отреагировать Андросс Гайл, но понимал, что это наверняка будет что-то очень, очень неприятное.

Хорошо бы Гэвин вернулся! Гэвин бы его защитил. Правда, Кип слышал, что Гэвин тоже боится Андросса Гайла – Андросса Гайла боялись все, однако ему казалось, что стоит только Гэвину вернуться, как все его проблемы разрешатся в одно мгновение. Кип сможет снова стать ребенком.

Ребенком, которому поручено убрать Синего люкслорда.

«Помилуй, Орхолам! Нет, нельзя рассчитывать ни на кого. Надо прикладывать все усилия; надо продолжать начатое».

Уже вечерело. Свет «звезд» этого района был направлен куда-то в другую сторону; дома стояли тесно, отбрасывая длинные тени. Кип поглядел через плечо. Ну конечно! В конце проулка маячил какой-то всклокоченный здоровяк. Вот он полез за пояс, вытащил нож – размером примерно с морского демона…

Кип бросился наутек.

До ближайшего светового колодца было каких-то двадцать шагов. Резко затормозив, Кип торопливо зашарил в кармане. Вытащил очки – верзила уже бежал к нему, – надел на лицо…

Здоровяк встал как вкопанный. Поднял руки над головой:

– Прошу прощения, господин извлекатель, не заметил вас, сэр! Я тут просто, э-э, бегу, гм… домой. Надеюсь, вы не обиделись?

Кип даже не начал извлекать. Говоря по правде, скорее всего он и не успел бы ничего извлечь: верзила прикончил бы его раньше. Но тот этого не знал. Осторожно пятясь, словно от дикого зверя, он отошел на несколько шагов и бросился бежать.

«Всего лишь грабитель. Обычный уличный головорез. Ничего личного. Это не заговор. Не заказное убийство».

А ведь Кипу даже не пришло в голову, что он владеет боевыми навыками, которые вбивали ему в голову Железный Кулак и инструктор Фиск! Он поглядел на свои руки: костяшки были содраны, кулаки припухли от ежедневных тренировок. А он попросту… забыл! Даже не подумал, что он вообще-то умеет драться.

Он засунул линзы обратно в карман. Прямо перед ним на двери висела табличка: «Янус Бориг, демиургос».

Кип постучал – и мог бы поклясться, что видел, как несколькими этажами выше с обеих сторон переулка из ниоткуда вынырнули какие-то темные фигуры и тут же спрятались обратно. Он чувствовал на себе тяжесть незримых взглядов.

«Нервы, Кип. Нервы».

Дверь открыла старуха. Она была практически лысой и курила длинную трубку. Длинный нос, редкие зубы, россыпь темных старческих пятен среди поблекших веснушек. Ее одежда была запачкана краской. Можно было бы принять ее за нищенку, если бы не толстое золотое ожерелье у нее на шее, весившее, должно быть, добрую семерушку. Ее морщинистое лицо было безобразнее последа, но его черты отражали такую бодрость и теплоту, что Кип почти немедленно понял, что улыбается во весь рот.

– Так, значит, это ты бастард, – промолвила она. – Рея говорила, что ты придешь. Входи, входи.

Глава 44

Первое, что заметил Кип в доме Янус Бориг, – это ужасный беспорядок, какого он не видел нигде за всю свою жизнь. Уши беспорядка торчали из каждого угла, все щели были забиты его шерстью. Пола не было видно из-за комков смятой одежды, насобиравшей на себя пыли и волос; стопки книг возвышались, словно деревья или столбы, которыми беспорядок пометил свою территорию. Очевидно, беспорядок не разделял человеческую систему ценностей: старые обгрызенные куриные кости соседствовали здесь с нитками жемчуга и драгоценными камнями – впрочем, это могло быть и цветное стекло, похожее на драгоценности в достаточной степени, чтобы обмануть Кипа.

Затем он увидел оружие. Янус Бориг явно питала страсть к огнестрельному оружию. Один ствол, установленный на шарнире сразу за дверью, был направлен в сторону дверного глазка – очевидно, на случай если Янус решит, что посетителя лучше убить, чем впускать в дом. Пистолеты, новомодные мушкеты с кремневым замком, фитильные ружья, мушкетоны с раструбом на конце дула – здесь было полно удобных орудий для убийства людей, разбросанных повсюду, словно дух беспорядка вселился и в них, разметав по всему дому.

– Ничего не трогай, – велела Янус.

«Спасибо, но разве это возможно?»

– Здесь полно вещей, которые могут убить, если их неудачно задеть.

«Как это мило».

Старуха развернулась и положила что-то на полку: это был крохотный пистолет, который она до этого держала в руках. Она затянулась своей длинной трубкой, сложила губы как бы в подобие улыбки и выпустила дым одновременно из двух уголков рта.

– Пообещай мне одну вещь, о незаконнорожденный отпрыск величайшего из когда-либо живших Призм.

Перевернув трубку, она выбила пепел поверх небольшой горки, уже скопившейся на столе. Потом подобрала еще один пистолет, взвела курок и принялась выскребать чашечку трубки выступающей задней частью бойка. С каждым поворотом ее кисти дуло взведенного – а как знать, возможно, и заряженного – пистолета указывало Кипу то в лоб, то в пах. Справа и слева от него возвышались стопки книг; он боялся шагнуть в сторону, чтобы не устроить обвал.

– Э-э, слушаю вас? – напомнил Кип.

– Пообещай, что ты меня не убьешь и не донесешь на меня тем, кто может это сделать.

– Обещаю, – пообещал Кип.

Старуха с чмокающим звуком пососала губы и сплюнула на пол. Не отрывая глаз от Кипа, она положила пистолет, взяла щепоть из кучи табака на столе и принялась набивать свою трубку. (Кип мог бы поклясться, что рядом с табаком возвышалась такая же горка черного пороха). Потом выдернула запальный шнур у одного из фитильных ружей, сунула в пламя светильника и поднесла к трубке.

– Поклянись, – буркнула она, окутавшись облаком дыма.

– Клянусь, – поклялся Кип.

– Еще раз!

– Клянусь!

– И этим словом да будешь связан. Ступай за мной, – велела она.

Кип принялся пробираться между грудами барахла, достигавшими уровня его коленей. Нет, эта женщина действительно не в себе.

Вслед за старухой он поднялся на верхний этаж. Здесь, очевидно, располагалась ее мастерская. Разница между помещениями была поразительной. Дальше лестницы грязная лапа беспорядка не имела власти. Здесь все было аккуратно и прибрано; все поверхности сияли безупречной чистотой, сплошь белый мрамор с красными прожилками. Ювелирные линзы, молоточки и резцы висели рядом с крошечными кисточками, какими-то особыми светильниками, палитрами и маленькими баночками с краской. Один стол представлял собой грифельную доску с разложенными на ней кусочками мела и разнокалиберными счетными досками, большими и маленькими. Напротив стоял мольберт с натянутым черным холстом; перед ним располагалось большое увеличительное стекло.

Одна стена была целиком посвящена законченным картам – они висели на ней так плотно, что самой стены не было видно. Эта стена была так велика и так густо увешана – от пола до потолка, – что если бы Кип не провел последние недели в библиотеке, запоминая все, что только мог узнать об этих картах, то даже не заподозрил бы, что каждая из них стоила целое состояние.

Это были сплошь оригиналы. И их было очень много. Кип невольно втянул воздух сквозь зубы.

– Черные карты. Еретические колоды, – сказала Янус, усаживаясь на маленький табурет напротив своего мольберта. – Ты знаешь, что это такое.

– Я слышал только намеки, – пробормотал Кип. – По правде говоря, я не…

– Какие цвета ты уже извлекал, Кип Гайл?

По спине Кипа пробежал холодок, ему было не по себе.

– Это не мое имя, – неловко выговорил он.

– У тебя не может быть никакого другого, Кип. Я видела твои глаза. Ты считаешь себя очень умным, но на самом деле…

– Вот именно, я знаю, мне все говорят…

– …на самом деле ты гораздо умнее, чем сам себе кажешься.

Как ни странно, это замечание обескуражило его еще больше.

– Ты Гайл до мозга костей, молодой человек, пусть даже ты и не законный сын. Бастард тоже может далеко пойти в этом мире. На всех Гайлах лежит проклятие, ты знаешь об этом? В этом семействе очень мало детей, и так было на протяжении нескольких поколений. Слишком яркие огни, и все слишком быстро погасли – по крайней мере, так рассказывают. Итак, какие цвета ты уже извлекал?

– Зачем вам это знать?

– Потому что я собираюсь нарисовать твою карту.

То ли она говорила на другом языке, то ли просто несла околесицу. Кип потер лоб кулаком.

– У меня есть дар, – продолжала Янус Бориг. – Очень, очень любопытный дар. Необычный. Конечно, у меня целая куча других талантов, достаточно часто встречающихся, хотя и нечасто собирающихся вместе; но один из них редкостью не уступает дарованию Призмы.

– Я так понимаю, рано или поздно вы расскажете мне о нем, – отозвался Кип.

«Что ж ты делаешь? В кои-то веки тебе решили рассказать что-то интересное, а ты не можешь заткнуть свою пасть хотя бы на минутку?»

Впрочем, старуха только рассмеялась.

– Зеленый, это понятно. Но и синий тоже. А еще что? Ты не простой бихром, в этом я совершенно уверена.

«Хочешь поиграть в эти игры? Ну ладно!»

– Вы рисуете, – начал Кип. – Очень талантливо. А еще вы хороший ювелир: вы можете тонко расколоть камень, чтобы можно было украсить им карты.

Старуха хихикнула, затягиваясь трубкой.

– Видишь ли, в чем дело, для меня эта игра гораздо проще. У меня осталось только девять цветов, из которых можно выбирать, и к тому же очень возможно, что ты способен извлекать больше, чем один из них. Перед тобой, с другой стороны, целый мир, полный разных необычных способностей, а ты должен угадать только одну.

«В каком смысле – осталось только девять цветов? То есть изначально было одиннадцать? О чем она вообще толкует, черт возьми?»

– Вы меня дразните, – сказал Кип.

– Может быть, когда-нибудь мы узнаем друг друга настолько хорошо, что ты действительно сможешь сам это вычислить, – сказала старуха. – Дымишь?

«Что?»

– Я извлекаю под-красный, если вы об этом, – отозвался Кип, решив, что она использовала неофициальное название этого цвета.

Старуха протянула ему трубку. А-а, ему просто предлагают покурить! Впрочем, она тут же переспросила:

– Под-красный или огонь?

– Разве это не одно и то же?

– Отвечай на вопрос.

– Огонь.

– Видишь, чтобы уловка сработала, ей не обязательно быть правдой. Ты можешь видеть под-красный?

– Да, – ответил Кип.

Внезапно он засомневался, зачем пришел сюда. Из любопытства? Возможно, это была недостаточно веская причина.

– А сверхфиолетовый ты можешь видеть? – спросила она.

Кип неохотно кивнул. Он сам не знал, почему ему так не хотелось делиться с ней этой информацией.

– Ты хочешь стать Призмой, Кип?

Кажется, ее способность заключалась в том, чтобы задавать вопросы, которые он не желал задавать себе самому.

– Наверное, все об этом думают, – отозвался Кип.

– Ты сам не знаешь, хочешь ты или нет. В глубине души хочешь, но не считаешь себя способным стать таким человеком, как твой отец.

– Вы спятили. – Кип сглотнул.

– Ничего подобного. Что значит спятить, я знаю очень хорошо. Я – Творец. Мы не просто художники, мы хранители истории. Карты – это история. Каждая рассказывает свою правду, свою версию событий. История, которую рассказывают Черные карты, была запрещена, потому что она угрожает… – Старуха в раздумье подняла взгляд к потолку, подбирая нужное слово, потом сдалась. – В общем, это угроза. Можешь понимать как хочешь.

Она принялась курить, погрузившись в размышления.

– То, что я тебе расскажу, – это ересь. Не повторяй это нигде, если тебе дорога жизнь. Это ересь, но это правда. Запомни мои слова и спрячь их подальше, храни их как великую драгоценность. Видишь ли, Кип, существует семь Великих Даров. Одни из них встречаются часто. Другие даются лишь одному человеку в поколении, или раз в столетие. Свет – это истина; на этом основании покоятся все дары. Они связаны с ним: со светом, с истиной, с реальностью. Быть извлекателем – тем, кто работает со светом, – великий дар, но относительно распространенный. Быть Призмой – совсем другое дело. Видящие – те, кто видит суть вещей, – встречаются гораздо, гораздо реже. Мой дар тоже очень редок: я – Зеркало. Мой дар состоит в том, что я не могу нарисовать ложь. И мой дар говорит мне, что твой отец хранит две тайны. Причем ты, Кип, не являешься ни одной из них.