Текст книги "Книга поддержки. Как справиться с любыми потрясениями и стать сильнее"

Бурные эпизоды, подобные тем, о которых мы здесь рассказываем, отнюдь не новы. Бетховену шел 32-й год, и он уже был прославленным композитором своей первой симфонии, когда узнал, что неминуемо оглохнет. Ф. Скотту Фицджеральду, уже написавшему свой бестселлер «Великий Гэтсби», было 38 лет, и он страдал от семейных неурядиц, финансовых проблем, алкоголизма и туберкулеза, когда сбежал в горы Северной Каролины, где с ним случилось то, что он описал как «крушение». Марку Фелту было 59, когда Ричард Никсон «прокатил» его с постом главы ФБР, что побудило его переметнуться к противникам президента и помочь свергнуть Никсона в роли агента под прикрытием Deep Throat («Глубокая Глотка»).

У этих моментов много названий. Макс Вебер для обозначения резкого изменения мировоззрения человека ввел термин «метанойя». Уильям Джеймс считал их психологической перестройкой. Голливуд любит использовать выражение «поворотные моменты». Предприниматели, как и моя жена, используют словосочетание «точки перегиба». Другие называли их переломными моментами, разворотами, перекрестками судьбы, кризисами. У каждого из этих терминов есть свои достоинства и недостатки.

Некоторые из моих собеседников придумали свои собственные условные обозначения. Художник комиксов Боб Холл, который был соавтором комикса The West Coast Avengers («Мстители Западного побережья») и какое-то время рисовал Человека-паука, сравнил их с восклицанием «Бум!» в комиксах: «Это переход от одного действия к другому. Не постепенный, а резкий как “оп!”». Кейт Милликен, выросшая в известной семье белых аристократов из Коннектикута и пережившая три подобных случая (тщетные попытки поступить в Дартмут, разрыв помолвки и рассеянный склероз в 34 года) назвала их монструозными кульбитами судьбы. Лев Свиридов назвал их загогулинами: «Вы входите в одном месте, проделываете сложную закорючку, а затем выходите в другом».

Я называю их жизнетрясениями, потому что сила, с которой они меняют нашу жизнь, во сто крат превосходит воздействие повседневных разрушителей. Жизнетрясения связаны с фундаментальным изменением смысла, цели или направления жизни человека. Я думаю о них как о моментах на стыке «до нашей эры» и «нашей эры», когда история жизни человека делится на «до» и «после». Спустя целое десятилетие после того, как мне поставили диагноз «рак», я все еще прибегаю к этому опыту, чтобы разграничить время: я не был в этом ресторане с тех пор, как заболел. Моя жена делает то же самое с рождением наших дочерей, мой брат – с Великой рецессией.

Однако просто пережить подобный опыт недостаточно для того, чтобы он стал жизнетрясением. Вы должны придать ему смысл, которого иначе он мог бы и не иметь; вы должны осознать, что происходят изменения, и принять тот факт, что они приведут к определенной трансформации. Я брал интервью у бесчисленного количества людей, которые пережили то, что другие сочли бы катаклизмом – развод, потерю работы, смерть любимого человека – и не пережили потрясения. Моя мать дважды болела раком груди, но, в отличие от тех, кто носит розовые ленточки, марширует и организует митинги у здания парламента, она прошла курс лечения, вернулась к своему обычному распорядку и дала всем понять, что будет счастлива никогда больше об этом не вспоминать.

Вот мое определение: жизнетрясение – это мощный шквал перемен в жизни человека, приводящий к периоду потрясений, трансформаций и обновлений.

Со сколькими вы столкнетесь? Все, с кем я разговаривал, даже те, кому за 20, прошли через один или два; никто старше 40 не пережил меньше трех; некоторые люди пережили шесть или семь. Мы подсчитали, что среднее значение составляет от трех до пяти за всю жизнь. Это приводит к интересной формуле: каждый десятый разрушитель становится жизнетрясением.

Что же общего у всех этих событий? Я выделил две важные переменные: личное в противовес коллективному и добровольное в противовес навязанному.

Личное означает нечто, что происходит только с вами (смена профессии, проблемы со здоровьем, потеря дома), а коллективное – это событие, которое случается с вами вместе со многими другими людьми; это может быть ваш район, ваше сообщество, ваша страна или что-то большее (рецессия, война, стихийное бедствие). Мы обнаружили, что 87 процентов жизнетрясений были личными, 13 процентов – коллективными. Что примечательно в этом открытии, так это то, что люди все меньше и меньше подвержены влиянию общих, коллективных событий. Если бы я проводил эти интервью в XX веке с его двумя мировыми войнами, Великой депрессией, борьбой за гражданские права и права женщин, количество коллективных событий, несомненно, было бы больше.

Добровольное означает, что человек сам инициировал изменение (роман, смена работы, смена религии), а навязанное означает, что это случилось с вами (у вашего супруга роман, ваш дом сгорел, вас уволили). 43 процента наших жизнетрясений были добровольными, 57 процентов – навязанными.

Наложив эти две переменные друг на друга, я создал матрицу жизнетрясений:

Поскольку многообразие этих случаев настолько велико, а различия между ними столь важны, стоит более подробно остановиться на том, как эти события влияют на нашу жизнь.

Личные навязанные жизнетрясения являются самой большой разновидностью – почти 50 процентов.

Лиза Портер родилась в Вермонте в семье добровольцев Корпуса мира (Корпус мира – независимое агентство и волонтерская программа, реализуемая правительством США и предоставляющая международную помощь в социально-экономическом развитии. – Прим. пер.), которые вскоре переехали на Сайпан, небольшой остров между Японией и Филиппинами. Ее родители расстались, и Лиза с мамой остались жить на острове. «Я выросла в тесной коллективной культуре азиатского острова, – рассказывает она. – Я чувствую, что запрограммирована уважать старших, быть частью сообщества, не выделяться на фоне окружающих. Поэтому, когда подростком я с мамой переехала в Кембридж, штат Массачусетс, то была совершенно несчастна и хотела вернуться назад».

Однажды в 15 лет Лиза пришла в театральный кружок и внезапно обнаружила то сообщество, по которому так истосковалась. «Я нашла свою семью. Моя собственная семья была маленькой и одинокой, но здесь я чувствовала, что меня любят и слышат». Всю школу и колледж Лиза была театральной фанаткой; она училась в аспирантуре по управлению в сфере искусства. Она переехала в Нью-Йорк, начала преподавать режиссуру, вышла замуж, развелась, снова вышла замуж и в 35 лет наконец обзавелась взрослой семьей, которую давно искала. Она была счастлива в любви, согласилась на престижную работу в Калифорнийском университете в Сан-Диего и только что родила дочь Дейзи. «Я ощущала свою связь с этим миром, у меня была цель, я выбралась на поляну из темного леса и увидела жизнь в виде россыпи звезд над головой».

Но что-то было не в порядке с Дейзи. У нее были проблемы с глазами, она не ползала и не ходила до двух лет. «Никто не мог сказать нам, что происходит, – продолжала свой рассказ Лиза. – Наконец, к нам подошел социальный работник и осторожно намекнул, что поблизости есть детский сад для детей с особыми потребностями; возможно, нам стоит сводить туда Дейзи в гости».

«Я подумала: “Что?” — продолжает Лиза. – Это был тот момент, когда люди пытаются сказать вам то, о чем не хотят говорить».

Оказалось, что у Дейзи неврологическое расстройство аутистического спектра. Шок был сильным. «Я снова почувствовала себя в том темном лесу, – вспоминает она. – Мне казалось, что весь мир против меня. Я преодолела вселенную: это странное воспитание, родителей, которые не были готовы быть родителями. А теперь все повторялось сначала».

Но она и ее муж Андерс быстро решили не упиваться жалостью к себе. Андерс согласился поменяться ролями и взять уход за ребенком на себя. Лиза погрузилась в исследования о нейроатипичных детях. «Я купила свою первую большую книгу о мозге. Внезапно мне пришлось узнать о нервной системе, сенсорной системе, нейропластичности. Хотя больше всего на свете я люблю преподавать, мне пришлось стать учеником. Дейзи стала учителем в классе без учебной программы».

Тот факт, что личные навязанные жизнетрясения являются наиболее распространенными, напоминает нам о том, что нелинейная жизнь по своей сути не является тем, к чему стремится большинство людей. Мы предпочитаем думать, что контролируем траекторию своей жизни. К сожалению, реальность гораздо более неустойчива.

По мере того, как я копался в разнообразии этого опыта, причины становились все более очевидными. Самая большая группа объединялась вокруг сюжетной линии тела. Треть личных навязанных жизнетрясений связана с болезнью, травмой или каким-либо другим медицинским событием. Несмотря на все наши иллюзии о прогрессе, мы все еще обладаем ограниченным контролем над своим здоровьем. Другие подгруппы включают смерть любимого человека, прекращение отношений или финансовые неудачи. Эти закономерности подтверждает и мой собственный опыт: два из моих навязанных жизнетрясений были связаны со здоровьем (мой рак и проблемы со здоровьем моего отца); два из них были финансовыми (Великая рецессия и раскрытие кражи, совершенной пользовавшимся доверием сотрудником).

Вот другие примеры личных навязанных жизнетрясений, о которых я слышал:

• Эрик Вестовер, бывший школьный борец ростом шесть футов четыре дюйма и водитель вилочного погрузчика, проводил выходные, катаясь на мотоцикле по песчаным дюнам у озера Мичиган. Однажды он очертя голову въехал в джип и потерял правую ногу выше колена и левую ногу до колена.

• Ниша Зенофф из Северной Калифорнии была дома одна в субботу вечером, как вдруг затрезвонил дверной звонок. За дверью оказались двое полицейских, которые сообщили ей о том, что ее сын-подросток Виктор в тот день упал с вершины горы в Йосемити и погиб.

• Джина Бьянкини, уроженка Калифорнии, окончившая Стэнфордский университет с двумя учеными степенями и работавшая в Конгрессе и в Goldman Sachs, была уникальной женщиной – генеральным директором технологического стартапа в исключительно мужском бастионе Кремниевой долины, когда ее соучредитель, легендарный Марк Андриссен, уволил ее, превратив в «нелюдь» в ее собственном сообществе.

Вторая по величине группа была личной добровольной. Под это описание подходят почти четыре жизнетрясения из десяти.

Элиза Корентаер родилась на Лонг-Айленде в семье американских евреев, которые часто переезжали. Она училась в шести начальных школах – от Пенсильвании до Новой Зеландии. «Это сформировало всю мою оставшуюся жизнь с точки зрения моей любви к культурным параллелям, сильного стремления к налаживанию взаимопонимания, желания уважать различия между людьми», – рассказывает она.

Элиза повторила свой «комбинированный» образ жизни в колледже, где пробовала себя в многочисленных специальностях, и после 20 переехала сначала в Израиль, чтобы способствовать мирному сосуществованию с палестинцами, оттуда в Лондон, чтобы работать в хедж-фонде, а затем в Массачусетс, чтобы основать Geekcorps, «Корпус мира для вундеркиндов». К 25 годам она выгорела и начала враждовать со своими соучредителями, и тут школьная подруга подарила ей книгу Джулии Кэмерон The Artist’s Way (Путь художника. Livebook, 2021) – пошаговое руководство по раскрытию внутреннего творческого потенциала.

«Там есть упражнение, где вам нужно ответить на вопрос: если бы вы могли быть кем угодно прямо сейчас, кем бы вы были? И две вещи, которые подошли мне, были певец – автор песен и театральный режиссер. Я записала свои ответы на стену и сказала: “Ну, я никогда не писала собственных песен. Я умею играть на гитаре всего несколько аккордов, но, послушайте, Боб Дилан написал кучу отличных песен всего на три аккорда. По крайней мере уж три-то я знаю”».

Элиза написала песню и несколько недель спустя исполнила ее в ночном клубе Нью-Йорка. Публике понравилось. «Я подумала: это невероятно! Я бросаю работу и решаю стать певицей и автором песен». Она подала документы в 19 учебных творческих центров; все ответили ей отказом. Свое 20-е заявление она подала в Региональный культурный центр Нью-Йорк Миллс в округе Оттер-Тейл, штат Миннесота. «Я такая открываю атлас, пытаясь найти это место в глуши». Ее приняли. Узнав, что лучшее, чем можно заняться на северо-востоке Миннесоты, – это отправиться в поход на каноэ по рекам и озерам национального парка Баундари-Уотерс (Баундари-Уотерс – цепь водных объектов на американо-канадской границе. – Прим. пер.), она обратилась в центр с просьбой рекомендовать ей гида. Однако, когда она приехала, гид Кристофер сообщил, что другие участники отказались от похода. «Ты уверена, что этого хочешь?» – спросил он.

«Я мысленно просчитала все варианты, – продолжает Элиза. – Может ли он оказаться серийным убийцей?»

Через год они поженились. Она собрала все свои пожитки, кошку и проехала через всю страну с намерением стать жительницей Среднего Запада. «Я предполагала, что у меня не возникнет абсолютно никаких проблем, – вспоминает она. – Я училась в Лондоне, жила в Тель-Авиве, работала в Гане. Я хочу сказать, нет проблем, ведь так? Но мне сразу стало ясно, что самым скучным местом из всех, где я когда-либо останавливалась, является сельская Миннесота. Мне пришлось совершить все самые трудные трансформации: сменить работу, потерять друзей, начинать серьезные отношения – и все это одновременно».

Тот факт, что четыре человека из десяти говорят, что они инициировали собственные жизнетрясения сами, показывает, насколько интимной и неотложной стала нелинейная жизнь. Несмотря на большое число жизненных изменений, которые могут с нами произойти, мы все равно хотим сами менять статус-кво. Множество личных и добровольных жизненных ситуаций (37 процентов) связаны с работой – сменой профессии, увольнением с работы или выходом на пенсию; 16 процентов связаны с разводом; остальные относятся к смене религии или политических партий, переезду, выздоровлению от зависимости и смене пола.

Колоссальные 87 процентов этих жизнетрясений связаны с отказом от стабильного состояния, будь то карьера, семья, мировоззрение или дом. Это убедительно свидетельствует о том, что более широкая атмосфера нелинейности дает людям больше возможностей отворачиваться от чего-то безопасного ради стремления к большей личной самореализации.

Вот еще примеры личных добровольных жизнетрясений, о которых я слышал:

• Эрик Хейни, происходивший из семьи потомственных деревенских жителей Аппалачей и ополченцев, сражавшихся с индейцами чероки, был бойцом первой в истории группы отряда «Дельта» (он участвовал в прерванной миссии по спасению заложников в Иране и вторжениях в Гренаду и Панаму), а затем основал военизированную охранную компанию (среди его клиентов были саудовские принцы, президент Гаити и руководители нефтяных компаний, взятые в заложники в Латинской Америке). Но после сорока Эрик превратился из «человека действия» в «литератора» и написал мемуары Inside Delta Force («Отряд “Дельта” изнутри»), проданные миллионным тиражом, за которыми последовала череда шпионских романов.

• Коко Папи не терпелось расстаться со своим гнетущим детством в Саванне, где не одобряли ее богохульства, боди-арта и либерализма. Она сбежала в художественную школу в Атланте, а потом на Манхэттен. Затем было полуголодное существование художницы в Бруклине, пока однажды ночью мать ее парня не подвергла разгромной критике Юг, после чего она поняла, как скучает по родным местам. Это побудило ее вернуться домой.

• Лестер Джонсон родился в семье афроамериканских католиков среднего класса на Юге эпохи движения за гражданские права чернокожих. В старшей школе стал сторонником «Нации ислама» («Нация ислама» – политическое и религиозное движение афроамериканцев, основанное в 1930 году. Основная цель организации – улучшение духовного, социального и экономического положения афроамериканцев в Соединенных Штатах. – Прим. пер.), потом отверг их учение, но в колледже стал набожным мусульманином-суннитом, отрастил бороду, изменил рацион питания и стал юристом, работающим на благо социальной справедливости.

Коллективные навязанные жизнетрясения – следующая по величине группа, хотя она и затронула менее 10 процентов опрошенных.

Кейт Хог считала свою жизнь линейной и простой. Ее родители полюбили друг друга еще в свои школьные годы в Джоплине, штат Миссури. В восемь лет Кейт была футболисткой-сорванцом, а в десять начала участвовать в конкурсах красоты. В 13 лет она почувствовала призвание к пасторскому служению. «Я была пресвитерианкой с колыбели, и наш пастор побуждал нас прислушаться к Богу». Свою первую проповедь о любви она произнесла еще в средней школе.

Кейт поступила в университет штата Миссури, где она отправляла обязанности священника университетского городка. В первую неделю своей студенческой жизни она познакомилась со своим будущим мужем. Они планировали пожениться на Рождество ее выпускного года. В то лето она жила дома, планировала свадьбу и работала волонтером в церкви. Утром в воскресенье, 22 мая, она проповедовала о необходимости быть открытым для перемен.

В тот день Кейт вместе с родителями устроила просмотр всех фильмов о Гарри Поттере, как вдруг сработала сирена торнадо. «Идея всегда заключалась в том, что мой отец следит за погодой на улице, в то время как мы с мамой идем в подвал, который около трех футов высотой, выстлан гравием, там у нас есть детская кроватка и фонарик. Он также использовался как винный погреб моего отца, потому что он винодел».

Однако на этот раз через несколько минут к ним присоединился ее отец. «Это был первый раз за мои 20 лет, когда он спустился вместе с нами в подвал, – рассказывает она. – Он принес два ведра из-под вина, и моя мама спрашивает: “Для чего они?” Он отвечает: “Наденьте их себе на голову”».

Кейт удивилась, но сделала то, что он просил.

«Через три минуты лампочки начинают мигать, и мы слышим звук, похожий на шум грузового поезда, – продолжает она. – Ничего громче этого я никогда не слышала. А потом разбитое стекло. Мой папа говорит: “Хм, прощай, дом”. Я сижу и не знаю, что делать, поэтому продолжаю молиться: “Боже, будь с нами. Сохрани нас”».

К тому времени, как шум прекратился, рухнул водонагреватель, отрезав им путь к выходу. Из него выходил природный газ; выливалась вода. «Я с ужасом думала о вероятности умереть в этом пространстве, которое совсем недавно предоставило нам безопасное убежище, – вспоминает Кейт. – Мой отец говорит: “Мы пережили торнадо, так глупо мы не умрем”».

В этот момент наверху появились соседи. «Они предположили, что все мертвы, потому что дом был разрушен до основания, – продолжает Кейт. – Он представлял собой груду развалин». Папа Кейт привязал куртку к отрезку трубы и размахивал ею, как флагом. «Это заметил мой 78-летний дедушка. Он подъехал так близко, как только смог, остановился в миле отсюда, а затем побежал туда, где мы были. Мой отец объяснил ему ситуацию и сказал: “У нас есть инструменты в гараже”. Дедушка осмотрелся и говорит: “У вас нет никаких инструментов”».

Однако у одного из соседей они нашлись, и через три часа семью освободили. Они пережили самый разрушительный торнадо, обрушившийся на Соединенные Штаты за 70 лет, и седьмой по смертоносности в истории. 158 человек погибли; еще 1150 получили ранения. Ущерб достиг 2,8 миллиарда долларов.

В последующее десятилетие Кейт стала одержима погодой, страдая от повторяющихся кошмаров и посттравматического стресса. Она использовала свое пасторское служение, чтобы превратить свой опыт в трогательные ритуалы, способные помочь другим людям адаптироваться к травме. Но в тот воскресный день ее волновало кое-что еще. Осмотрев разруху, поглотившую их изломанную жизнь и давно забытые воспоминания, Кейт остановила свой взгляд на дереве, которое все еще стояло на том месте, где раньше был их передний двор. На его ветвях – «о чудо из чудес!» – болталась вешалка. А на ней развевалось на ветру ее свадебное платье.

На протяжении последних 40 лет социолог Глен Элдер в серии основополагающих книг описывал долгосрочное воздействие коллективных событий, таких как Великая депрессия и кризис фермерских хозяйств 1980-х годов. Мои данные показывают, что эти типы общих событий, возможно, больше не оказывают аналогичного воздействия на жизнь людей. Не исключено, что подобных событий становится все меньше или люди предпочитают считать свою жизнь уникальной и не подверженной таким же влияниям, как все остальные. Безусловно, наиболее частым коллективным навязанным событием, упоминаемым многими людьми, было 11 сентября, которое сыграло значительную роль в большом количестве жизненных событий – от смены профессии до расторжения брака. Другие включали Великую рецессию, движение за гражданские права, Вьетнам, #MeToo (Движение MeToo является общественным движением против сексуального насилия и сексуальных домогательств. – Прим. пер.) и, в случае Аллена Пика, представителя Республиканской партии от штата Джорджия, обнародование списка пользователей международного сайта знакомств для неверных жен и мужей Ashley Madison.

Вот еще примеры коллективных навязанных событий, о которых я слышал:

• Док Шеннон родился в том же городе штата Алабама, что и актер Джим Нэборс, сыгравший Гомера Пайла (Гомер Пайл – главное действующее лицо одноименного комедийного сериала, добродушный и невинный рядовой, чья наивность постоянно раздражает его инструктора по строевой подготовке сержанта Картера. – Прим. пер.), и стал сотрудником IRS (IRS – налоговая служба США. – Прим. пер.), пока его не призвали в армию и не отправили во Вьетнам, где он имел несчастье наблюдать, как два его товарища погибли в двойном убийстве из-за наркотиков. Он был настолько травмирован, что стал международным агентом по борьбе с наркотиками и посвятил остаток жизни возмездию за их смерть.

• Гайла Пашалл бросила колледж в Сан-Антонио, чтобы заботиться о младшем брате, и стала биржевым брокером. Но когда в 1987 году обрушился фондовый рынок и она наблюдала, как взрослые мужчины плачут и испаряются целые состояния, то была так взволнована, что бросила это занятие, чтобы получить докторскую степень в области клинической психологии.

• Наоми Кларк родилась в Сиэтле в мужском теле. Подростком она жила в Японии и начала задумываться о том, чтобы стать девушкой. Она подавляла эти чувства в течение многих лет, пока 11 сентября, находясь в нескольких кварталах от эпицентра обрушения, не осознала собственную смертность. «У меня есть всего одна жизнь, — подумала она. — Я лучше рискну всем, чем умру, не став собой. Вскоре после этого она начала осуществлять трансгендерный переход.