Текст книги "Книга поддержки. Как справиться с любыми потрясениями и стать сильнее"

Самая малая группа жизнетрясений – коллективные добровольные, но все же они существуют.

Во взрослой жизни Шеннон Уоттс отчетливо выделяются три этапа. Во-первых, ее приверженность себе. Она родилась в северной части штата Нью-Йорк. Ее мать никогда не училась в колледже, а отец работал в крупной компании. Она была трудным подростком с невыявленным расстройством обучения (Расстройство обучения – нарушение развития навыков чтения, письма и грамотности. – Прим. пер.). «Я была амбициозной и напористой, несмотря на то, что испытывала трудности в учебе, – рассказывает она. – И я была одержима Уотергейтом (Уотергейтский скандал – политический скандал в США 1972–1974 годов, закончившийся отставкой президента страны Ричарда Никсона. – Прим. пер.), из-за чего мне захотелось стать журналистом».

Шеннон изучала журналистику в Университете Миссури, вышла замуж в 23 года, к 30 годам у нее было трое детей, и она стала энергичным руководителем направления корпоративных коммуникаций. «Я – типичный представитель человека типа А (Поведенческий тип А характеризуется тремя «А»: агрессивностью, амбициозностью, активностью в общественной жизни. Поведенческий тип Б характеризуется противоположными качествами: низкой агрессивностью, низкой амбициозностью, низкой активностью в общественной жизни. – Прим. пер.), и я занималась кризисными коммуникациями (Кризисные коммуникации – деятельность, направленная на установление результативных взаимодействий между организацией и общественностью с целью поддержания устойчивой репутации и минимизации репутационных рисков до, во время и после воздействия кризиса. – Прим. пер.), а это не просто работа с девяти до пяти, это целый день, все выходные, – продолжает она. – Я была настоящей корпоративной стервой. Я была очень талантлива и преуспевала в финансовом отношении, но это не приносило удовлетворения».

Как и ее брак. И в классическом, добровольном личном жизнетрясении, в течение двух лет, на середине своего четвертого десятка она бросила работу, развелась и стала домохозяйкой. Через несколько лет она снова вышла замуж и стала мачехой еще двух дочерей. В те годы она была сосредоточена на семье, и это было совсем не просто. Она была любящей, слегка суматошной матерью; и преданной, участливой женой; и полной энтузиазма, слегка раздраженной общественницей. «Это была полная смена ролей, – продолжает она. – Я была основным кормильцем. Я старалась все это делать хорошо, но пролила много слез. Я не совсем понимала, что мне делать».

Затем произошла стрельба в начальной школе Сэнди-Хук, в которой 28 человек погибли и двое получили ранения. Это была самая смертоносная стрельба в начальной школе в истории США.

«Я помню, что была так расстроена и взволнована этими новостями, но одновременно опечалена и опустошена, – говорит Шеннон. – Я занималась на курсах подготовки учителей йоги – у меня это совершенно не шло – и я сказала мужу и падчерице на кухне: “Думаю, я открою страницу в Facebook* (см. Примечание на стр. 472)”. – Он ответил: “Ты уверена?” Полагаю, он почувствовал, что может из этого выйти».

Он оказался прав. «К тому времени, когда я легла спать, – продолжает она, – я получала сообщения с угрозами и звонки от людей, увидевших мою информацию в интернете. Но мне также звонили женщины, которые были так возмущены, что говорили: “Знаете, я собираюсь составить об этом петицию”».

Она назвала свою группу Moms Demand Action for Gun Sense in America («Матери за здравый смысл в отношении ношения оружия»). За несколько лет у нее появилось 5 миллионов волонтеров и 350 тысяч жертвователей. Менее чем за 10 лет она прошла путь от карьеры к семье и до создания общественного движения. Она быстро стала одним из самых заметных сторонников контроля за оружием в стране, что принесло ей широкое признание и влияние, но также и острое неприятие и боль от пропуска многих важных семейных событий. Корпоративная стерва стала «более вдумчивой, активисткой-крестоносцем и “той еще штучкой“».

Тот факт, что добровольные коллективные жизнетрясения составляют такой небольшой процент (5 процентов), является еще одним свидетельством того, что в наши дни люди больше склонны зацикливаться на своих собственных жизненных историях, чем становиться частью более широких социальных повествований. Люди по-прежнему занимаются общественной деятельностью. Такие движения, как Black Lives Matter (BLM; англ.: «Жизни черных важны» – общественное движение, выступающее против расизма и насилия в отношении чернокожих, в особенности против полицейского насилия. – Прим. пер.), Lean In (Некоммерческая организация, предлагающая образовательные ресурсы и программы, поощряющие лидерство женщин. – Прим. пер.), в защиту межконфессиональных браков и «Чайная партия» («Чайная партия» призывает к снижению налогов и сокращению государственного долга Соединенных Штатов и дефицита федерального бюджета за счет сокращения государственных расходов – Прим. пер.), действительно возникли, но скорее в качестве разрушителей повседневной жизни, чем сногсшибательной перестройки человеческой жизни. Хорошо это или плохо, но мы живем в то время, когда большинство наших историй начинается с «я», а не с «мы».

Вот еще несколько примеров добровольных коллективных жизнетрясений:

• Энн Имиг была несостоявшейся актрисой музыкального театра и мамой-домохозяйкой из Мэдисона, штат Висконсин, как вдруг в одночасье стала одним из первых лидеров движения мамочек-блогеров. В поисках способа дать женщинам возможность высказаться она запустила ставший вирусным проект Listen to Your Mother, («Слушай свою маму») – общенациональную серию инсценированных чтений для матерей, чтобы они могли поделиться своим реальным жизненным опытом.

• Даван Уильямс вырос без отца на улицах Филадельфии, впервые был арестован в 16 лет и заключен в тюрьму за вооруженное ограбление в 22 года. Отец троих детей, Даван записался в добровольную программу групповой терапии для отцов-заключенных под названием «Отцы и дети вместе». Этот опыт настолько изменил Давана, что после отбытия наказания он пошел работать в организацию, которая руководит этой программой.

• Адам Фосс, ребенок жертвы изнасилования из Колумбии, ставший прокурором в Массачусетсе, был настолько встревожен тем, как его офис обращался с молодыми афроамериканскими преступниками, что бросил работу, чтобы присоединиться к массовому движению за реформу системы уголовного правосудия. Приглашенный Джоном Легендом для участия в его кампании «За свободу Америки», Адам выступил на TED Talk, подписал договор на издание своей книги и встретился с четырьмя президентами.

Общее у этих различных жизненных историй, независимо от их классификации, заключается в том, что в них рассказывается о событии, эпизоде или моменте, меняющем все жизненные ориентиры человека. Однако с учетом того, что мы переживаем в течение нашей жизни около трех дюжин разрушителей, но только от трех до пяти жизнетрясений, стоит задаться вопросом: что же способствует тому, что обычное вторжение поднимается до уровня преобразования человеческой жизни? Я обнаружил три основных фактора.

Первый – это время. Иногда разрушитель появляется в момент особой уязвимости, истощения или разочарования и дает достаточно искры, чтобы вызвать серьезные изменения. Дуэйн Хейнс был женат на своей школьной возлюбленной и занимался реабилитацией сексуальных преступников в Детройте, но когда его обошли с повышением по службе, он так разозлился, что изменил жене и разрушил свой брак. Ли Минц годами периодически сидела на диете, чтобы замаскировать неудовлетворенность жизнью, но пошатнувшееся здоровье подтолкнуло ее к решительным действиям, заставив сбросить 60 фунтов; это придало ей уверенности для того, чтобы развестись, сменить профессию и снова выйти замуж. Первый ребенок Келли Мильхейм мало что изменил; она приспособилась и продолжала работать аналитиком разведки. Но после трех выкидышей в попытке завести второго ребенка однажды утром на стоянке ЦРУ она расплакалась. «Я помню, как подумала: “Хорошо, Господи, я больше не могу этого терпеть. Я отдаю себя в твои руки”». Она присоединилась к группе по изучению Библии, забеременела, а затем бросила работу, чтобы заниматься тем, что так любила, – дрессировать собак-спасателей.

Второй фактор заключается в том, что разрушитель попадает в конец длинной цепочки разрушителей; становится «последней каплей». Деб Копакен в течение некоторого времени переносила финансовые проблемы в семье и неудовлетворительное общение с мужем, пока у нее не возникла острая боль в животе, и ей потребовалась аппендэктомия. Когда ее коллега по телефону спросила, кто везет ее в больницу, она ответила: «Никто». – «А как насчет вашего мужа?» – «Мне никогда не приходило в голову ему позвонить», – сказала она. В следующем году они развелись. Ричард Сарват годами подавлял свою мечту стать стендап-комиком. Вместо этого он работал в выматывающей душу компании голосовой почты, чтобы потрафить своему строгому отцу – американцу индийского происхождения, пока не попал в аварию в Пуэрто-Рико и чуть не утонул. «Я не могу умереть, так и не выйдя на сцену», – подумал он. На следующей неделе он впервые выступил в клубе перед «открытым микрофоном» (его вступительная шутка: «О, ребята, вы можете представить Ганди инструктором по боксу?»), а в следующем году он переехал в Голливуд.

Но третий фактор, благодаря которому отдельные разрушители превращаются в жизнетрясения, оказался для меня полной неожиданностью: похоже, что разрушители притягивают друг друга. Существует множество дестабилизирующих событий, которые в совокупности создают еще большую нестабильность. Вас только что уволили, а ваша теща заболевает раком; как только вы усомнились в своей вере, так тут же ваша машина разбивается всмятку, а у дочери обнаруживают анорексию. Я не знал, как назвать это явление, пока однажды не посмотрел отрывок из старого фильма, в котором одна ветхая шушлайка врезалась в другую, затем еще одна машина врезалась в обломки, а потом и еще одна. «Именно так все и происходит!» — подумал я.

Это автокатастрофа.

Как и в кино, бывает, что сталкиваются две машины: горе Эми Каннингем из-за смерти отца заставило ее бросить журналистику и стать владельцем похоронного бюро. Ян Бойер и его жена так сильно ссорились из-за того, как лечить от алкогольной и наркотической зависимости свою дочь-подростка, что это привело к распаду их брака. У Генри Ферриса в жизни было две аварии с участием двух автомобилей: в свои 20 с небольшим, он узнал, что ему требуется пересадка почки и что его жена беременна двойней. А когда ему было за 50, его уволили с должности книжного редактора сразу перед тем, как его жена ушла к другому мужчине.

Бывают и ДТП с участием трех автомобилей: в течение шести месяцев Эмбер Александр потеряла своего парня в автокатастрофе, дедушку в результате инсульта и тетю от передозировки наркотиков. Айви Вульф Терк присматривала за своим отцом в больнице после обширного сердечного приступа и ухаживала за своей матерью, которая испытала сильное эмоциональное потрясение после того, как вернулась домой и обнаружила, что ее муж в приступе безумия очистил их дом от всего находящегося в нем имущества. Бобу Холлу было под 40, и он рисовал комиксы в Нью-Йорке. Когда его брак рухнул, он переехал домой, в Небраску, и узнал, что был усыновлен.

Встречаются и множественные аварии, когда разбиваются четыре автомобиля и даже больше: Халика Баки, капеллан хосписа в Орегоне, пережила менопаузу, развелась, вернулась в колледж и устроилась на новую работу – и все это в течение нескольких лет. Эрик Смит, молодой священнослужитель из Вирджинии, проповедовал на похоронах своей матери, на похоронах отца, ушел из церкви, чтобы стать учителем в школе для детей с особыми потребностями, у него возникли суицидальные мысли, он пристрастился к обезболивающим и потерял 60 фунтов – и все это произошло в течение двух лет.

Некоторые из этих совпадений случайны. Опасный диагноз, смерть, торнадо просто застают человека в момент слабости. Но я пришел к выводу, что большинство из них взаимосвязано. Это как если бы наша иммунная система уже была подорвана одним разрушителем, то, когда приходит еще один, два или три, весь наш организм оказывается охвачен инфекцией.

Иногда мы даже инициируем автокатастрофу сами. Целых 10 лет Уилл Дана прожил в браке без любви и секса, когда потерял работу главного редактора Rolling Stone после того, как статья, опубликованная в журнале о скандале с изнасилованием в Университете Вирджинии, оказалась недостоверной. Через месяц он встретил женщину на конференции и закрутил то, что он назвал «безумным романом». «У меня вдруг возникла такая мысль: почему бы не взорвать все сразу?» Его брак наконец распался, а сын-подросток во всем обвинил его, что привело к болезненному отчуждению.

Жизнетрясения бывают масштабными, хлопотными и часто неприглядными. Они приходят в неудобное время, которое обычно делает их еще более обременительными. Они собираются в единое целое. Но они также делают кое-что еще: они инициируют период саморефлексии и переоценки личности. Они приводят в движение серию последствий, которые ведут нас к пересмотру самой нашей идентичности. Они заставляют нас задаваться вопросом, к которому мы недостаточно часто прибегаем: что придает смысл моей жизни и как это влияет на историю моей жизни?

Глава 4
Азбука смысла
Какова форма вашей жизни?

В то время как главным обещанием линейной жизни была регулярность, конечным результатом нелинейной жизни является нерегулярность. Вместо того чтобы ставить галочки напротив заранее определенной серии жизненных событий, каждый из нас подвергается бомбардировке своей собственной уникальной, как отпечатки пальцев, системой взрывов, спадов, загогулин, восклицательных знаков, чудовищных кульбитов, хвостов удачи и любых других мыслимых жизненных окольных путей и поворотов.

Важнейший побочный эффект всей этой нестабильности – тревога, базовое состояние ожидания и страха, сохраняющееся чувство беспокойства по поводу того, будет ли то, что грядет, хорошим или плохим. Как я попал в такую ситуацию? Почему я чувствую себя таким встревоженным? Что мне теперь делать? Как будто вся эта турбулентность порождает некое экзистенциальное волнение.

В наши дни нам подбрасывают множество решений для такого состояния: работа, алкоголь, порно, марихуана, молитва, медитация, еда, физическая нагрузка. Многие из них какое-то время помогают; некоторым удается приносить результаты более длительное время. Но рано или поздно экзистенциальный кризис требует экзистенциального решения. Мы призваны ответить на главные вопросы жизни. Каким человеком я хочу быть? Какую историю хочу рассказать? Что придает моей жизни смысл?

К счастью, растет объем информации, помогающей найти ответы на эти вопросы. Спустя столетие после того, как поиск смысла жизни катапультировался в центр современной мысли, мы пришли к более четкому пониманию того, что каждый из нас может сделать, чтобы уточнить наше определение того, что для нас наиболее важно. Спустя поколение после того, как важность повествовательной идентичности достигла сердцевины современной психологии, мы все больше осознаем, что у каждого из нас есть личная история или, точнее, набор личных историй, которые мы используем для улучшения своего благополучия.

Но мои беседы предполагают, что существует связь между этими двумя направлениями мысли, которую мы, возможно, упустили из вида. Наши разнообразные источники смысла и многочисленные личные истории более согласованы, чем многие из нас полагают. Более того, эти смысловые блоки и разнообразные сюжетные линии также связаны с вопросом, возбуждавшим общественный интерес на протяжении тысячелетий: какая форма лучше всего отражает нашу жизнь? Поиск взаимосвязи между тем, что придает нашей жизни смысл, каким личным историям мы придаем особое значение в любой конкретный момент времени, и визуальным воплощением этих столпов идентичности стал сложной и в конечном итоге захватывающей частью проекта «История жизни».

В этой главе я представлю наши результаты.

Начнем с человека, имеющего нетрадиционную форму жизни.

Кристиан Пиччолини родился в семье итальянских иммигрантов, которые переехали в Чикаго в середине 1960-х годов, открыли салон красоты и едва сводили концы с концами. «Они часто становились жертвами предубеждений», – рассказывает он. Кристиана отправили жить к бабушке и дедушке в пригород, где он чувствовал себя чужаком. «Я обретался в каморке в доме бабушки и дедушки, наблюдая через окно, как другие дети катаются на велосипедах, и мечтал к ним присоединиться. Я был одинок первые 14 лет своей жизни».

Однажды, когда ему было 14 лет, Кристиан стоял в переулке и курил косяк. В этот момент мимо пролетела красивая спортивная машина, поднимая гравий и пыль. «Тут этот автомобиль с визгом останавливается передо мной, и из нее вылезает этот парень. У него бритая голова, красивые туфли. Он выхватывает косяк из моих губ, бьет меня по голове и говорит: “Именно этого и добиваются от вас коммунисты и евреи”».

«Я был всего лишь ребенком, – продолжает Кристиан. – Я понятия не имел, кто, черт возьми, такие коммунисты или евреи. Но он сказал: “Ты итальянец. Твои предки были великими воинами, мыслителями и художниками. Это то, чем можно гордиться”». Внезапно мне захотелось быть таким же, как он. Похоже, у него было то, что я искал всю свою жизнь: сообщество».

Этим человеком был 26-летний Кларк Мартелл, основатель чикагской группы скинхедов, одной из ведущих неонацистских групп в Соединенных Штатах. В одночасье Кристиан стал фанатиком. Он вытатуировал свое тело с головы до ног свастиками и нацистскими орлами; участвовал в нападениях банд на чернокожих и евреев; сформировал группу и писал полные ненависти тексты: «Холокост был гребаной ложью, потому что 6 миллионов евреев просто не могли умереть».

«Впервые в жизни у меня появилась цель, – говорит он. – И этой целью было спасение мира. Я считал, что все, кто думает не так, как я, дураки и я несу их мертвый груз на своих плечах».

Когда два года спустя Мартелла отправили в тюрьму, Кристиан стал лидером неонацистов Америки. Он открывал новые отделения от Миннеаполиса до Сан-Франциско. Обладая броской внешностью и талантом к вербовке, он стал международным лицом движения. В 17 лет он выступил на CNN.

Когда ему исполнилось 19, Кристиан говорил перед четырьмя тысячами скинхедов в Германии. После этого они устроили массовые беспорядки. «Именно в этот момент я начал осознавать влияние моих текстов, – продолжает он. – Раньше мне никогда не приходило в голову, насколько я ответственен за идеи, которые вбрасываю в окружающий мир».

В один из дней по возвращении в Чикаго Кристиан сидел в своем любимом ресторане «Макдональдс», когда туда зашли несколько черных подростков. «Я был агрессивен и сказал им, что это мой долбаный «Макдональдс» и что они не имеют права тут находиться». Кристиан и его друзья погнались за ними по улице. Один из подростков вытащил пистолет и начал стрелять, но пистолет заклинило. «Я принялся его избивать, – рассказывает Кристиан. – Я бил его по лицу; оно распухло и покрылось кровью. Он открыл один глаз, и я заглянул в него. И подумал: “На его месте мог бы быть мой брат, моя мать, мой отец”. Это был мой первый момент эмпатии».

У Кристиана был магазин звукозаписи, специализировавшийся на расисткой музыке, пропагандирующей белый национализм, но также там продавался хип-хоп и панк. «Начали приходить афроамериканцы, евреи, геи. Поначалу я это не приветствовал, но с радостью получал их деньги. Они все продолжали возвращаться, и разговор становился все более личным».

Примерно в то же время Кристиан влюбился. «Моя девушка ненавидела наше движение, – рассказывает он. – Мне пришлось умолять ее пойти со мной на свидание». Они поженились, и у них родился ребенок. «Я был в родильном отделении, впервые держал на руках своего сына, и он был таким невинным. Я понял, что им могут манипулировать, и возможно, и мной манипулировали тоже. Внезапно у меня появилась другая идентичность, другое сообщество, другая цель».

Он начал выходить из движения. Закрыл свой музыкальный магазин. У него родился еще один сын. Его жене показалось, что он продвигается слишком медленно, поэтому она ушла от него, взяв с собой их мальчиков. К тому времени, как он покинул движение навсегда – через семь лет после того, как впервые в него вступил, – Кристиан потерял средства к существованию, свою семью, свое сообщество. Следующие пять лет он пребывал в депрессии, много пил, употреблял кокаин. Он редко выходил из дома, да и то лишь для того, чтобы повидаться с детьми.

Наконец один из его друзей подтолкнул его подать заявление о приеме на работу в службу технической поддержки IBM. Это было до появления интернета, поэтому его личность было легче скрыть. Он получил работу. Его первым заданием было установить компьютеры в средней школе, из которой его дважды выгоняли. В последний раз, когда он там был, его вывели в наручниках и вынесли запретительный судебный приказ за нападение на афроамериканского охранника. В свой первый рабочий день он узнал этого охранника, мистера Холмса. Кристиан последовал за ним на стоянку и похлопал его по плечу.

«Он повернулся, отступил на шаг, и на его лице отразился ужас. Все, что я мог сказать в тот момент, было: “Мне очень жаль”. Мы поговорили. В конце концов у меня нашлось еще несколько слов, и я объяснил ему, что мне пришлось пережить за последние пять лет, и он меня обнял. Он сказал, что простил меня, и попросил простить себя. И он побудил меня рассказать свою историю».

Затем Кристиан принес IBM четверть миллиарда долларов в виде дохода с продаж. Женился на своей начальнице. Начал выступать с рассказами о своем прошлом. И в конце концов стал одним из учредителей организации под названием Life After Hate («Жизнь после ненависти»), которая помогает бывшим экстремистам, от сторонников превосходства белой расы до исламских фундаменталистов, покончить с насилием. «Все начинается с сострадания, – говорит он. – Все ищут сообщество близких по духу людей, и где-то на этом пути натыкаются на выбоины. Возможно, вы пережили травму, вас предали, или вы стали свидетелем самоубийства отца. Люди переносят страдания, но им часто бывает не с кем поделиться. А иногда они получают поддержку в довольно негативных местах. Моя работа – засыпать выбоины. Мой девиз: “Я лечу ребенка, а не монстра”».

После стольких лет он все еще оставался тем же ранимым мальчиком, уставившимся в окно, жаждущим любви. И эта острая тоска по отношениям определяет то, кем он является. Когда я попросил его выбрать форму, олицетворяющую его жизнь, он выбрал чашу.

«Чаша – это то место, куда люди могут вывернуть свою душу наизнанку. Ее можно наполнить своими мыслями, демонами и мечтами. Именно такое место я искал в детстве, сидя в каморке у бабушки и дедушки. И это место я предоставляю людям сегодня, когда держу их за руки и даю возможность почувствовать, что они в этом мире не одиноки».