Текст книги "Вдовцы"

Глава 5

Она позвонила в магазин. Я прислушивался рассеянно, полностью находясь во власти душевной муки.

– Представляешь?.. Да, это ужасно… Думаешь, нас будут допрашивать? Но мы же ничего не знаем… Я от этого просто заболела… Нет, мне ничего не известно о его врагах. А тебе?

Я на цыпочках пошел в спальню и включил транзистор, чтобы послушать девятичасовые новости. Матильда меня не подозревала. По крайней мере, от нее мне не придется опасаться сюрпризов. Это тоже доказывало, что все мои фантазии на ее счет – напраслина. Как мог я так заблуждаться? Эти улики, которые я собирал день за днем… Что ни говори – а ведь мне все это не приснилось! Или же у нее в любовниках ходит кто-то другой?! О Господи!

«…Жандармерия Ла-Рош-Гюйона приглашает срочно явиться всех автомобилистов, заметивших в понедельник между полуднем и четырнадцатью часами машину, припаркованную неподалеку от виллы „Глицинии“. Полиция внимательно заслушала показания слуги господина Мериля. Он видел преступника на достаточно близком расстоянии, но так мимолетно, что его описание получилось довольно расплывчатым: молодой человек, скорее высокого роста, чем среднего, в костюме светло-серого цвета из твидовой ткани; с непокрытой головой. Интересная подробность: похоже, у него очень длинные волосы. Ни одна гильза в саду не обнаружена. Может быть, вскрытие позволит…»

У меня вспотели ладони. В соседней комнате Матильда все еще названивала по телефону. Если я избавлюсь от серого костюма, она сразу заметит. А мои волосы? Если я подстригусь, она задастся вопросом: почему? Опасность приближалась. Сдаться в руки полиции? Об этом не может быть и речи. Теперь уже не поможет! За убийство по недоразумению тоже наказывают. Я рисковал головой. И по иронии судьбы – очередная незадача, – именно Матильда могла погубить меня скорее, нежели кто-либо другой. Услышав, как она положила трубку, я вернулся в гостиную.

– Мартина думает, что полиция станет нас допрашивать, – сказала она. – Я уже не знаю, на каком я свете.

– На вилле никогда не бывало визитеров – ты в этом уверена?

– Совершенно. Начнем с того, что Жан-Мишель был очень скрытным. Он слишком дорожил этим проектом. В его планы входило создать трикотажную фабрику и начать широкую рекламную кампанию! Его ссудили большими суммами…

Она промокнула глаза.

– Но ведь тебя же он посвятил в свою тайну.

– Только по необходимости. Я неизбежно обратила бы внимание на качество новых тканей. Но я дала ему слово хранить его тайну.

– Неужели ты хочешь меня уверить, что только ты одна и была в нее посвящена?

– Нет, разумеется. Но его все любили. Он был такой милый. Никто бы его не предал.

Она снова расплакалась. Сколько ни ищи, я не видел следа, который вел бы не ко мне. Что я отвечу, если меня спросят, как я провел понедельник? Я совершил это преступление в каком-то смысле бездумно, не приняв никаких мер предосторожности. У меня оставался один малюсенький шанс: с точки зрения полиции, никакого повода убивать Мериля у меня не было. Разве моей жене не светила большая выгода, продолжи он свою работу? Я смотрел на Матильду, которая пыталась подправить макияж.

– Что же ты скажешь?

– Кому?

– Ну, полиции.

– Я не знаю, какие вопросы они нам зададут.

– На вилле остались твои вещи?

– Нет. Но я не смогу утаить…

– Как бы то ни было, советую тебе особенно не распространяться. Когда полиция сует нос в личную жизнь, это может далеко завести.

Я наблюдал за Матильдой. Моя подозрительность не уменьшилась, а у нее, вполне возможно, еще оставалось, что утаивать. Однако ее рука, наводившая синие тени на веки, не дрогнула.

– Болтать я не расположена, – сказала она.

– Этот каталог, о котором ты упомянула, уже находится в печати или только готовился?

– Только готовился, к несчастью.

– Полагаю, задумка Мериля не уйдет в песок. Готов биться об заклад, что его каталог все же увидит свет. Все фото находятся там, на вилле?

– Разумеется.

– А как ты снималась? Я хочу сказать: только по пояс или в полный рост?

– В полный рост. Но с кашетой на лице.

У меня сжалось сердце. Откровенные фотографии, как и следовало ожидать.

– Так что люди не смогут тебя опознать?

– Нет.

Сколько сожаления прозвучало в этом «нет»! Как она была бы горда, если бы фигурировала на рекламах в метро полуголая! Красивейшие груди Парижа!

– Послушай, Серж, не вздумай все начинать сначала!

– Да нет. Я просто хочу разобраться в ситуации. Эти фото… они могут натолкнуть полицейских на мысль. Не опережай их вопросов. Поверь мне. Чем немногословней ты будешь, тем лучше… для тебя… и для меня тоже. На радио не очень-то любят рекламу подобного сорта. А я вовсе не желаю, чтобы меня выгнали с работы.

– Ладно. Убегаю. До вечера, Серджо.

Сейчас самым срочным было обезопасить себя со стороны Мерлена. Он-то знал. Он – единственный, кто держит в руках все нити. И ему нет никакого резона, сохраняя молчание, становиться соучастником преступления. Но что сделать, чтобы помешать ему говорить? Я видел только одну возможность – сказать ему почти всю правду… «Моя жена работала у Мериля манекенщицей… Она часто встречалась с ним на его вилле, где помогала готовить новую коллекцию нижнего белья… Она скрывала от меня свои поездки, зная, что мне это не очень-то придется по душе. Мы с вами ошибочно толковали обстоятельства по их видимости, а они имели совсем иной смысл» – и так далее. Казаться совершенно искренним человеком, у которого отлегло от души. Что касается преступления, то оно – простое совпадение. Конечно же, достойное сожаления. Я первый, кто оплакивает исчезновение этого бедняги Мериля, так как моя жена занимала у него очень неплохое положение. Станет ли еще другой хозяин использовать ее услуги манекенщицы?..

Я прекрасно вижу предстоящую сцену у Мерлена и в метро, по дороге к нему, заканчиваю ее отработку: мимика, интонации – все! Мне необходимо произвести хорошее впечатление на Мерлена, который, похоже, не очень-то спешит идти в полицию исповедоваться. Короче говоря, достаточно снять груз с его совести!

Мерлен принял меня безотлагательно. Мне показалось, что он весьма далек от озабоченности, досады и, напротив, старается обуздать какую-то лукавую радость. Указав мне на стул, он приступил к атаке:

– Газеты читали?

Наступил момент влезть в шкуру моего персонажа. Я старался играть свою роль как можно достовернее. Всего одна нотка жалости по отношению к Мерилю, ненавязчиво… Зато я подчеркнуто настаивал на таком деликатном моменте.

– Ваш агент оказался на высоте положения… Мы толковали его информацию в одном-единственном смысле, какой она вроде бы подсказывала… И если ошибались, то, право, он тут уже ни при чем.

Однако чем больше я говорил, тем меньше ощущал реакцию Мерлена. Он был плохим зрителем и от меня ускользал. Он смотрел на меня тяжелым взглядом, в котором мелькала ирония.

– Ладно, ладно, – наконец произнес он. – Рад узнать, что в вашем доме снова воцарился мир.

Открыв ящик письменного стола, он извлек оттуда трубку и стал ее набивать, стараясь не рассыпать ни крошки табака.

– Я чуть было не счел, – продолжил он, – виновным вас… Да и вы сами, полагаю, должно быть, пережили несколько тревожных моментов… Кстати, с понедельника у меня появились сведения, которые я вам задолжал. Я узнал, что голубая малолитражка принадлежала Жан-Мишелю Мерилю.

Он раскурил трубку короткими затяжками заядлого курильщика.

– И заодно узнал, – продолжал он, – нечто такое, что отводило от вас подозрения, в каком-то смысле, априори…

Наблюдая за мной, он не мог удержаться от улыбки.

– А именно?

Я был слишком взволнован, чтобы сохранять спокойствие, как мне было положено по роли.

– Мериль питал пристрастие к мужскому полу.

До меня дошло не сразу. Как это может отвести подозрения от меня? Но потом у меня открылись глаза.

– Вы в этом уверены?

– Абсолютно. Естественно, я не укажу вам источники, но это доподлинно известно. Могу вам даже сказать, что несколько лет назад он был замешан в одном из так называемых «типично парижских» скандальчиков, которые спешат замять. С тех пор он больше не давал повода для пересудов, но тем не менее!.. Так что не думайте, будто полиции это неизвестно, и в данный момент она должна направить поиски преступника по надлежащему руслу. Поверьте, я сожалею, что не был информирован обо всем этом раньше. Тогда бы вы не сомневались относительно верности своей супруги.

Мне хотелось и смеяться, и плакать. Это было глупо, глупо, чудовищно глупо!

– Вот вы и окончательно успокоились, не правда ли?.. Все хорошо, что хорошо кончается. Теперь вы понимаете: нельзя горячиться, располагая одними только подозрениями… В следующий раз, дорогой мсье, ведите себя благоразумнее… осмотрительнее.

Впрочем, следующего раза не будет. Я полез было в карман, чтобы расплатиться. Мерлен остановил меня.

– Нет. Аванса оказалось достаточно. Я и сам ужасно рад, что разделался с этим так быстро.

Совершенно очевидно, что дело Мериля встало ему поперек горла. У него оставалось одно желание: увидеть, что я ухожу. Он проводил меня к выходу и, просунув голову в дверь, напутствовал:

– Запомните: вы никогда не обращались ко мне за консультацией… Вашу жену посвящать в наши дела необязательно… И никого другого тоже!

Мерлен закрыл за мной дверь, и я степенно сошел по ступенькам. Убийца с пустыми руками! Мужчина, убивающий педераста, которого принял за любовника своей жены! Ну и потеха! И если когда-нибудь… Нет! Я уже сам себя не мог принимать всерьез. Я был смешон. Во всем том, что со мной происходило, присутствовала жестокая насмешка. Но почему именно со мной? Почему все это обрушилось именно на мою голову? Что я такого сделал, чтобы заслужить подобное наказание?.. Я пообедал в кафе. Или, точнее сказать, «некто» пообедал, так как от меня самого буквально ничего не осталось. А потом этот «некто» снова занемог и позвонил на радио, что явится только завтра. Мою новость восприняли прохладно. Но мне все стало безразлично. Пускай мое место займет другой! Не хочу больше и слышать о радио, об инсценировках романов с продолжением. Настоящий роман с продолжением я переживаю сейчас на собственной шкуре. Матильда возвратилась домой довольно рано, в большом возбуждении.

– Они приходили. Нас всех допрашивали… Держи, вот «Франс суар»… Но ты не знаешь еще самого главного. Поговаривают, что магазин Мериля выкупит крупная фирма из Труа. Конечно, пока это только слухи. Но если они подтвердятся, я, несомненно, потеряю место… Они обойдутся собственным персоналом, можешь не сомневаться. И это после стольких усилий!

Я привел в действие лавину. И она, естественно, все сметет на своем пути.

– Чем они интересовались?

– Ах! Всякими подробностями о его привычках, частной жизни… И что только можно накрутить вокруг мертвеца, просто тошно! Жан-Мишель имел право заводить приятелей, если ему так больше нравилось.

– Ах! Потому что…

– Такое подозревали, но, насколько мне известно, вполне возможно, что это и напраслина.

– Почему ты мне про это не говорила?

– Да ты мне никогда не веришь!.. Пойду-ка приму душ. Я просто без сил.

А я развернул газету.

«НОВЫЕ СВИДЕТЕЛЬСКИЕ ПОКАЗАНИЯ ПО ДЕЛУ МЕРИЛЯ» – броский заголовок на первой полосе. А также фотография, которую я сразу же узнал. «ГОСПОДИН МАРСЕЛЬ БРУДЬЕ, МЭР ОТРОША», – гласила подпись. У меня в ушах еще звучал шум свадебного пира. «Да здравствует господин мэр!» На сей раз моя погибель неминуема. Официантка из ресторана заговорила. Полицией установлено, что преступник сначала заявился в «Золотую рыбку», предполагая найти владельца голубой малолитражки, то есть Мериля, там. Поэтому полицейские допросили свадебных гостей. Но что мне вернуло немного мужества, так это противоречивость собранных показаний. Одним мужчина показался маленького роста, коренастым, лет сорока. Другим, наоборот, очень молодым и по виду нездоровым. Совершенно очевидно, что к тому моменту, когда я приехал, свидетели уже изрядно выпили. Что касается официантки, то, перегруженная работой, она на меня едва взглянула. Реальную опасность представляли только показания мэра. Когда я предложил ему зажигалку, он увидел меня совсем близко, и память его подвела не слишком. «Скорее высокий… примерно метр семьдесят пять… Блондин с голубыми глазами… Волосы, как сейчас носят… этакая грива… Светло-серый костюм (дался им этот злосчастный костюм – совершенно стандартный, а между тем все на него обратили внимание), одноцветный галстук бордового цвета» (неверно – серый, в тон к костюму). Мэр также заметил на моем пальце обручальное кольцо и упомянул черную зажигалку.

– Что они толкуют там, в газете? – крикнула Матильда. – Иди-ка сюда и прочитай мне вслух.

– Знаешь, такое впечатление, что они запутались.

Она выключила душ и вышла из ванной, завернувшись в махровое полотенце.

– Дай-ка взглянуть.

Отступать было нельзя. Я протянул ей газету. И наблюдал, как ее глаза перебегают со строки на строку.

– Блондинов с волосами до плеч в Париже хоть пруд пруди. Я сама знаю добрую дюжину, начиная с тебя. А серые костюмы в такое время года встречаются на каждом углу. Другой пищи для разговоров у них, похоже, нет.

Она стала вытираться с безмятежным бесстыдством и вдруг неожиданно спросила:

– Ты пойдешь на похороны? Они состоятся в четверг. На Пер-лашез. Народу явится видимо-невидимо.

Я попытался казаться безразличным, рассеянным.

– В котором часу?

– В три.

– Тогда нет. Я буду занят.

– Ты никогда никуда не ходишь. И потом еще удивляешься, что тебя все забыли.

Ее слова не содержали никакого юмора. Матильда была очаровательным, грациозным зверьком, всецело занятым собой; она постоянно наводила на себя глянец, как кошка, и была напрочь лишена чувства юмора. Она жила слишком напряженной жизнью. Я погладил ее бок, когда она прошла мимо за красным лаком для ногтей, который понадобился ей для педикюра. Нет уж! Я точно не пойду на похороны. Так же, как никогда не возвращусь в Ла-Рош-Гюйон. И еще долго буду – я это чувствовал – наблюдать за лицами вокруг меня: на улице, в метро. Потому что, даже если свидетели уже и позабыли черты моего лица и мою походку, они несомненно узнали бы меня с первого взгляда, если бы случай столкнул нас лицом к лицу. Невероятный случай! Но ведь невероятные случаи не редкость! Взять хотя бы это абсурдное преступление… Боже мой, сумею ли я выпутаться из этой ситуации? У меня оставался, возможно, малюсенький шанс…

На следующий день я пошел в банк. Чеки, выписанные Мерлену, свели мой счет почти к нулю. И если Матильда потеряет работу… Еще одно непредвиденное беспокойство. И за все это я должен пенять на самого себя. Я зашел к парикмахеру и подстригся. Не слишком заметно. Нельзя больше допускать оплошностей. Лишь действуя постепенно, мелкими штрихами изменяя свой внешний вид, отпустив небольшую бородку подковой, я, возможно, приобрету другой облик. На это уйдет два месяца. Два месяца… Сумею ли я потом все позабыть? Шезлонг, оранжевый зонт, птица на газоне… Эта картина еще стояла у меня перед глазами, как будто я видел ее только вчера!

– Всех этих хиппи, – говорил парикмахер клиенту, – на месте правительства я посадил бы за решетку.

Разговор шел об убийстве Мериля. Люди начинали разъезжаться в отпуска. Хроника происшествий оскудела. И это преступление было для газет, для публики просто находкой. Я был готов молить Бога об урагане, землетрясении, любой катастрофе. Мне казалось, я буду подвергаться меньшей опасности, если внимание людей переключится на новые объекты. Я не без отвращения сел в свою малолитражку и отправился на студию, уже приготовившись к тому, что меня отчитают. Какое там! На студии тоже только и разговору, что о преступлении. Марешаль, покинув кабину звукозаписи, вел спор с Вирье и Аллари.

– Можешь не волноваться, – говорил Марешаль, – они сумеют замять это дело.

Все трое повернулись в мою сторону.

– Ты так не считаешь, Миркин? В самом деле, ты наверняка знаешь массу подробностей от своей жены?

– Я знаю не больше вашего.

– Занятные они, – сказал Вирье, – эти типы, которые живут двойной жизнью. Меня всегда интересовало: а как они узнают один другого?

– Джекил и Хайд в одном лице, – сказал Аллари. – Днем он продает всякие безделицы, а по ночам предается сексуальным безумствам. Похоже, его всегда окружали котики. Ладно! Приступаем к делу. И на сей раз, Миркин, всерьез. Я тебя не отпущу до шести. Ведь ты же не ведешь двойного образа жизни!

Он хлопнул в ладоши. Минуту спустя репетиция началась. Как всегда, убийственно скучная и изнурительная. До чего же я ненавидел эту профессию! Я не родился стать актером. Писать романы, сценарии, заниматься постановкой – вот это мне по душе. К несчастью, Аллари отпустил нас только в семь. Я пообещал ему прийти назавтра, как если бы все еще располагал своим будущим.

Никогда прежде лето не казалось столь волнующим. Я задержался на минутку посмотреть, как течет Сена. Рыба, схватившая крючок, первое время тоже чувствует себя свободной. Она не ведает, что означает боль в уголке губы. Она с удивлением ощущает, как что-то тянет ее назад, но пока вокруг нее ничего не изменилось. Она притаилась в водорослях и чувствует себя в безопасности среди знакомых камней. Да, Сена здорово смотрелась в своем плавном течении между дворцами!

Я снова сел в машину и поехал домой, раздумывая, у кого бы стрельнуть деньжат, чтобы перебиться, пока мне не заплатят на радио. От усталости у меня ломило плечи. Еще из лифта я слышал, как у нас в квартире звонит телефон. Очередная плохая новость! Вот и наша площадка. Пока я стану искать ключи, звонки прекратятся. В звонках в пустоту есть что-то зловещее. Я еще бессильно суетился перед дверью, а трубку уже сняли. Значит, Матильда дома. Я потихоньку отпер дверь. Она разговаривала очень быстро и очень тихо. Все мои подозрения разом ожили. Но до чего же это глупо с моей стороны! Возможно, на другом конце провода висела одна из ее многочисленных подруг. Только вот разговаривая с Жоэль, Шанталь или Мартиной, она всегда бывала слишком эмоциональна. Ради собственного спокойствия я обычно уходил в спальню или на кухню. Но сейчас Матильда, наоборот, приглушила голос, что меня и насторожило. Я медленно запер дверь, стараясь не скрипеть, на цыпочках миновал прихожую и уловил на лету несколько слов:

– Да, я там буду… Как?.. Да-да, все уладится… Договорились! Нет, он не…

Внезапно она оборвала свой разговор и громко спросила:

– Какой номер вы набираете?.. Сожалею. Вы не туда попали… Вас неправильно соединили.

Матильда повесила трубку. По-видимому, она уловила шум в прихожей или почуяла мое присутствие. Я быстро отпрянул и, притворившись усталым и рассеянным, стал снимать пиджак, затем водрузил его на вешалку. Матильда приоткрыла дверь.

– А ты, оказывается, дома.

– Кто звонил? – спросил я.

– Никто. Неправильно соединили. В который уже раз.

Улыбаясь и превосходно владея собой, она подошла, обняла меня за шею.

– У тебя все в порядке? Ты хорошо поработал?

– Так себе. Ничего особенного.

Мы составляли славную пару. Как трогательно! Муж, вернувшийся домой после тяжелой работы. Женушка, которая его смиренно ждала и подносит ему комнатные туфли. Как назидательно! К несчастью, существовал еще и любовник, назначавший ей свидания. «Я там буду. Все уладится…» Что же еще могли означать эти слова? Выходит, любовник существует, но я никак не могу его вычислить. И у меня не осталось ни оружия, ни мужества.

– Чему ты смеешься? – спросила Матильда.

– Я? Разве я смеюсь?..

Мне было не до смеха, но я как раз подумал, что обманутый муж, который принял за любовника и убил по ошибке не того человека, – просто умора!

– Что нового в магазине? – спросил я. – Они приходили опять?

– Нет. Но я узнала, что Робера и Марселя допрашивали с пристрастием в течение четырех часов. Делать мы ничего не можем – магазин закрыт. Вот мы и болтаем. Радости мало! Мартина начала подыскивать работу. Но устроиться в другую фирму…

– У тебя не очень озабоченный вид. Меньше чем вчера.

– К чему портить себе кровь? Поживем – увидим. Есть хочешь? Я купила ветчины.

И вот мы молча сидим за столом перед едой, от которой меня воротит. Мне остается горькое удовлетворение: я себе не сказки рассказывал, я волновался не зря… Но где и когда они встречаются? Не надо забывать, что агент Мерлена следил за Матильдой всего неделю. Эпизод с Мерилем списан со счета, но вот как она устраивается, чтобы видеться с Ним? У меня нет больше денег на новую слежку. И потом: будь я даже осведомлен – я больше ничего не стал бы предпринимать. К чему! Но вот узнать бы… Узнать…