Текст книги "Trust. Опека"

– Подумай об этом. – Руди передал ей банковские выписки. – Если бы я хотел убрать тебя с дороги, зачем мне было настаивать на том, чтобы ты пошла сегодня утром со мной в банк? Зачем мне вообще показывать тебе эти выписки?

Он силой вложил бумаги ей в руку.

– Если ты считаешь, что за всем этим стою я, почему бы тебе не отнести их в полицию?

Алекс взяла выписки.

– Хочешь, я докажу, что мне нечего скрывать? – Руди схватил Алекс за руку и потянул ее к полицейскому участку. – Давай все расскажем им. Тогда у тебя не будет причин бояться. Так? А если они узнают о счете, если узнают о тебе – бессмысленно подозревать меня.

Он надавил на кнопку звонка. Его озлобленное лицо отражалось в зеркальных панелях, которыми была отделана массивная входная дверь.

– Пошли.

Алекс колебалась. За всем происшедшим должен был стоять Руди. В противном случае концы не сходились с концами. Он блефует, не иначе.

– И что это докажет? – нервно спросила Алекс. – Что они нам там скажут?

Руди еще раз позвонил.

Но если он сообщит все полиции, как скоро в банке узнают о ее поступке на прошлой неделе?

Руди позвонил третий раз, держа палец на кнопке несколько секунд.

Но действительно ли он блефует?

Алекс подняла глаза на облупившуюся статую карающего ангела над дверью участка. В одной руке он держал меч. Каменный меч был загажен голубиным пометом. Другая рука ангела была вызывающе поднята – средний палец, казалось, был оттопырен в неприличном жесте.

Раздалось жужжание открывающегося замка. Руди толкнул дверь и вошел внутрь.

Алекс последовала за ним и наблюдала, как Руди стал в очередь за испанской супружеской четой. Те пытались получить разрешение на парковку. Полицейский за конторкой слушал, как они с трудом подбирают немецкие слова, потом направил их в городскую полицию.

Жестом он пригласил Руди.

Руди подошел. Алекс осталась на месте.

Момент истины.

– Ja? – Полицейский говорил на резком швейцарском немецком. У него была неряшливая трехдневная щетина – совсем как у того полицейского в аэропорту. – Was wusch? Да? Что нужно?

Его стол был отделен высокой перегородкой, и поэтому полицейский был похож на судью, готового вынести приговор бедным просителям внизу.

Руди передал ему банковские документы.

– Посмотрите это, – обратился он к полицейскому по-английски. – Меня зовут Рудольф Тоблер, и мы подозреваем, что было совершено преступление.

Он произнес магическое слово: преступление. Полицейский тут же схватил документы и стал читать.

– Это опекунский счет, открытый еще до начала Второй мировой войны, – объяснял Руди. – Счет в цюрихском банке «Гельвеция». На мое имя. И я думаю, что кто-то похитил с него деньги.

Полицейский внимательно просмотрел документы.

Теперь было понятно, что Руди не блефует. Алекс легонько коснулась его плеча.

– Простите меня. Может, нам уйти?

Руди возмущенно повернулся к ней.

– Ты просто прелесть! – Он говорил достаточно громко, чтобы слышал полицейский. – Это ведь ты затеяла. А теперь хочешь, чтобы я все прекратил! И что же мне теперь делать? Сказать, что это шутка? Чтобы и волки были сыты, и овцы целы?

Полицейский за конторкой кого-то позвал из задней комнаты. Тот человек носил не форму, а деловой костюм, был гладко выбрит и больше походил на бухгалтера, чем на полицейского. Он внимательно стал просматривать документы.

В комнате было жарко и душно. Алекс заметила, что во всем помещении нет ни единого окна. Казалось, что это могила, полностью отгороженная от внешнего мира.

Мужчина в костюме стал разговаривать с Руди на швейцарском немецком. Алекс подалась вперед, чтобы слышать, о чем они говорят, но не поняла ни слова. Однако в одном она была более или менее уверена: ее имени никто не упоминал.

– Где ваш Vermögensausweiss? – спросил полицейский.

– В чем дело? – Руди заговорил по-английски. – Это мне дали в банке.

– Тут лишь наличные. – Полицейский тоже перешел на английский. – Вам необходимы оставшиеся документы. – Он говорил медленно, как будто разговаривал с несмышленым ребенком. – Вам необходим Vermögensausweiss.

– О чем он спрашивает? – не поняла Алекс.

– Не знаю. О каких-то других документах. Какой-то Verögensausweiss, кто его знает, что это такое.

Алекс припомнила, что она читала о Vermögensausweiss в своем учебнике на работе. И тут ее осенило.

– Думаю, он имеет в виду выписку о ценных бумагах, – прошептала она Руди.

– Ты хочешь сказать, что мне ее в банке не дали?

– Очевидно, нет. – Алекс вспомнила, что в банке «Гельвеция» тщательно разделяют коммерческие и инвестиционные банковские операции. Каждый счет имеет две выписки: о наличных деньгах и о ценных бумагах.

– Думаю, вы должны попросить ее.

Руди взял Алекс за руку и вывел из полицейского участка.

– Какой же я дурак! Мне следовало догадаться и спросить об остальных выписках.

– Типичный случай, правда? – Алекс вышла на улицу, залитую яркими лучами полуденного солнца. – Швейцарские банкиры ничего не дадут, ничего не скажут, пока ты их сам об этом не спросишь.

Руди Тоблер вышел из парадных дверей банка «Гельвеция», держа в руке толстую пачку бумаг.

– Вот они. – Он отдал документы Алекс. – Все имущество на моем счете внесено в список в алфавитном порядке. Итого тридцать семь страниц.

Пока они шли по оживленной улице, Алекс просмотрела бумаги.

– Тут полно «голубых фишек».[31]31
  Высокодоходные акции с низким уровнем риска и другие активы.


[Закрыть] «AAA» – Автомобильная ассоциация Америки, самые высокодоходные ценные бумаги на любом мировом рынке. – Алекс быстро пролистала страницы и сложила в уме итоговые суммы в различной валюте.

– По крайней мере, теперь мы знаем, что деньги не украли.

– Невероятно. – Руди наклонился посмотреть. – И сколько здесь?

– Похоже – триста девяносто семь.

– Триста девяносто семь чего?

– Миллионов, Руди. – Она вернула ему документы. – На счету почти четыреста миллионов долларов.

Глава 13

Цюрих

Понедельник, день

– Mersi vielmals! – Руди спрятал свой сотовым в карман. – Это жена Охснера. Она сказала, что коронер не обнаружил следов насильственной смерти.

Он вел Алекс по Бюрклплац к каменной площадке, выходя щей на озеро. На горизонте поднимались снежные вершины Альп.

– Теперь, думаю, все ясно.

Руди остановился возле статуи Ганимеда[32]32
  Ганимед – в древнегреческой мифологии троянский юноша, и I II своей необыкновенной красоты похищенный богами и взятый ими на небо, где стал виночерпием Зевса. Перен. – слуга, подающий гостям вино.


[Закрыть] с большим орлом на плече.

– Охснер, вероятно, запаниковал, когда понял, что мы вот-вот узнаем о его махинациях в 1987 году. – Он положил руку на ступню статуи. – После того как я сказал ему о коле, он, скорее всего, предположил, что скоро я доберусь до счета. А вернувшись в Базель, понял, что рано или поздно ею уловку разгадают.

Руди замолчал, наблюдая, как внизу небольшой пароходик швартуется у причала прямо под ними.

– Я лишь жалею, что перед смертью он не рассказал мне, что случилось с моим отцом.

– Но ведь он вам рассказал!

– Да? А я не верю, что мой отец покончил с собой. И до тех пор, пока у меня не будет причин думать иначе, я хочу точно знать, что произошло.

– Возможно, вы никогда этого так и не узнаете. – Алекс придвинулась к Руди. – Есть вещи, которых лучше и не знать, верно?

Руди не сводил взгляда с озера.

– Я всегда считал, что однажды узнаю наверняка… – Он обернулся к Алекс. – Ой! Я вот о чем подумал! Неужели в банке не хранятся все операции с компьютером? Возможно, есть записи, датированные 1987 годом?

– Говорят, что каждые несколько лет компьютер чистят, удаляя ненужную информацию.

– А на самом деле?

– Не знаю. Судя по банку «Гельвеция», можно предположить, что такая информация хранится где-то на диске. Однако в этом они никогда не признаются. Но я уверена, любой банк немало заплатил бы нам, чтобы добраться до старых кодов восьмидесятых…

– Погоди минутку! У тебя же есть доступ к банковскому компьютеру, так ведь? Ты можешь раздобыть всю необходимую информацию!

– У меня нет доступа к банковским документам. У меня доступ лишь к кодам – той части компьютера, которая указывает ему, какую конкретную операцию выполнить.

– Неужели ты не можешь залезть в компьютер, чтобы предоставить мне, клиенту, нужную информацию?

– Не могу. Извините. – Алекс протянула ему руку. – Мне пора. Я сказала на работе, что задержусь, но это не значит, что меня не будет все утро.

– Ты возвращаешься на работу? После того что мы только что пережили?

– Мне очень жаль. У меня работа.

– Постой. – Руди взглянул на часы. – Ты все равно не будешь работать. Сейчас обед. – Он улыбнулся. – Ну давай. Позволь угостить тебя обедом. Я не хочу есть один, во всяком случае, сегодня.

Руди указал на красивую старую гостиницу справа, на берегу озера.

– Это «Баур-о-Лак». Там один из лучших ресторанов в Цюрихе. Можно даже пообедать на воздухе – в саду. Что скажешь? Я угощаю тебя в знак благодарности за помощь. После всего, во что я втянул тебя утром, это меньшее, что я могу сделать.

Руди двинулся к гостинице.

Стоимость аперитива, который пила Алекс, и салата с фуа-гра во много превосходила расходы Алекс на питание. Руди настоял на том, чтобы заказать «Брунелло ди Монтальчино деи Анджели» – самое дорогое вино, какое нашлось в меню.

– Повезло. – Алекс наблюдала за тем, как аккуратно им наливают вино. – Теперь у вас есть счет на сумму больше чем треть миллиарда долларов. Можете всю оставшуюся жизнь так питаться.

– Но это не мой счет. Или ты забыла?

– Верно, но вы же знаете, что в любой момент можете снять с него деньги. Кто вам помешает?

– Ты забыла. – Он подняла бокал за здоровье Алекс и сделал большой глоток. – Полиции все известно обо мне. И о счете.

– Как будто им не все равно. – Алекс отпила из своего бокала. Вино было превосходным.

– И все же я так и не могу до конца поверить, что столько денег лежало – столько денег лежит сейчас – на счету! – Руди поднял бокал и посмотрел вино на свет. – Не могу поверить, что один человек мог доверить другому такую уйму денег.

– Уверена, когда счет открывали, денег, скорее всего, было не так много. – Алекс быстро подсчитала в уме. – Предположим, что активы, которые оказались в руках твоего отца, росли лишь на пять процентов в год, это меньше, чем убеждал нас Охснер, – все равно в 1930-х нужно было иметь не больше нескольких сотен тысяч долларов, чтобы сегодня получить 397 миллионов, даже несмотря на обвалы рынка, если только все время вкладывать проценты и дивиденды в акции.

– Правда?

– Чудеса математики. Экспоненциальный рост, как назвал это Охснер. Забыли? Проценты начисляются на проценты, и сумма растет в геометрической профессии. Это все равно что начать с одного цента и каждый день в течение месяца удваивать сумму. По истечении тридцати дней получится больше миллиона. – Она сделала большой глоток. – Во что я не верю, так это в то, что никто в банке никогда не связывался с вами. В Штатах вас завалили бы ежегодными отчетами, ходатайствами об оформлении доверенности, декларациями о доходах. Моя мать пачками получала подобную ерунду, не имея средств, о которых стоило бы упоминать. А что уж говорить о сотнях миллионов долларов, вложенных в акции и облигации! Не может быть, чтобы вам хоть что-то не присылали.

– Но это секретный вклад, – ответил Руди, как будто эти два слова все объясняли. – Тебе никогда не пришлют никаких бумаг, если ты сам не потребуешь. С тобой никогда не выйдут на связь, если ты сам не попросишь.

– Пусть так. Неужели в Швейцарии не платят налоги на прибыль? На доходы от прироста капитала? Почему к вам никто не обратился?

– Если налоговым службам не сообщать о вкладе, сами они ничего о нем не узнают.

– Как можно не знать о счете в треть миллиарда долларов?

– Ты не сильна в швейцарской банковской системе, верно? – улыбнулся Руди. – По закону швейцарский банк не может никому сообщать о вкладе – даже налоговым органам.

Он налил в бокалы вина.

– По правде говоря, швейцарский банк никогда сам не будет выходить на связь с клиентом. Только по просьбе самого клиента. Происходит это потому, что большинство владельцев зарубежных счетов не получают никакой информации по почте, поскольку не хотят подвергаться риску: вдруг налоговые органы у них на родине узнают, что они имеют счет в швейцарском банке. Обычно владельцы счетов сами раз в год приезжают в Швейцарию, чтобы проверить, как идут дела. Они немного походят по магазинам – в Париже или в Лондоне, – потом возвращаются домой. Вот так.

– А если владелец не объявится?

Руди развел руками.

– Банк просто ждет. По закону они не могут ничего предпринять. В единственном случае швейцарский банк предоставит информацию о вкладе – кому бы то ни было, – если будет доказано, что совершено преступление.

Руди откинулся на спинку стула и закурил.

– Я имею в виду настоящие преступления – не уклонение от уплаты налогов, что в Швейцарии, кстати, лишь гражданское правонарушение, а не уголовное преступление. Если бы ты являлась швейцаркой и была поймана на махинациях с налогами, тебя не могли бы посадить в тюрьму. Ты обязана была бы заплатить лишь то, что с тебя причитается.

У Руди зазвонил телефон. Он взглянул на дисплей, потом на Алекс.

– Странно. Звонок с номера Охснера.

Руди нажал на кнопку, чтобы ответить.

– Должно быть, это его жена. – Он заговорил на швейцарском немецком.

– Бедная женщина. – Разговор продлился недолго. – Она звонила, чтобы просто убедиться в том, что я буду во вторник на похоронах. Еще она сказала, что со мной пытается связаться какой-то адвокат. Питер Кот – душеприказчик ее покойного супруга. Как ни странно, я с ним знаком. Он работал у моего отца.

– Скорее всего, насчет письма, – предположила Алекс.

– Питер передал ей, что весь день пытается дозвониться мне домой. Фрау Охснер спрашивала, можно ли дать ему мой сотовый. Я сказал, что можно.

– Вероятно, вы узнаете, кто владелец счета.

– Уверен, именно письмо он и хочет нам отдать. Только представь! Если бы нам удалось найти эту семью… было бы просто сказочно. Вообрази, передать из рук в руки все эти деньги. Триста – и сколько еще там – миллионов!

– Триста девяносто семь. Минус то, что причитается вашему отцу – теперь причитается вам, поскольку вы…

– Точно! И не забудь, что мы договорились поделить все пополам.

– Что? – Алекс быстро прикинула в уме. Пять процентов от 397 миллионов будет 19 миллионов 850 тысяч долларов. – Вы понимаете, что половина гонорара вашего отца составит почти десять миллионов долларов?

– И что же? Это заставляет тебя думать, что я заберу назад свое предложение?

– Руди, вы шутите!

Он пожал плечами.

– А почему, собственно, я не должен отдавать твою долю? Если бы ты помогла мне найти владельцев вклада, я бы с удовольствием…

– Вы бы с удовольствием заплатили мне почти десять миллионов за то, что я помогу вам найти пропавшую семью?

– Почему бы и нет? Я видел тебя в деле. В тот день, когда мы обедали с Охснером, ты не позволила, чтобы все сошло ему с рук. Я видел, как здорово варит у тебя голова. С твоей памятью на цифры… – Он улыбнулся. – Мне нужен кто-то вроде тебя.

– Почему бы вам не обратиться в полицию?

– Полиция и пальцем не шевельнет. Ты же видела их.

– Но нет никакой необходимости отдавать мне половину вашего гонорара за то, чтобы выяснить, что стало с владельцами счета. Можно обратиться к детективу. Вы в состоянии нанять хоть целую бригаду детективов.

– По словам Охснера, отец уже пытался это сделать, но так и не смог ничего узнать о своем клиенте, ведь так? – Его глаза расширились. – Однако сейчас существуют компьютеры – Всемирная сеть, базы данных и тому подобное. Соглашайся, это наш шанс сделать то, что не удалось моему отцу и Охснеру.

– Да, но вы сами могли бы вести поиски и оставить все двадцать миллионов себе.

Руди отрицательно покачал головой.

– Я уверен, что без посторонней помощи, без помощи человека вроде тебя, у меня ничего не выйдет. Прежде всего, я не разбираюсь в компьютерах. Неужели ты не заметила? В моей квартире нет компьютера.

– Я заметила.

– Благодаря твоему умению обращаться с компьютером мы могли бы войти в Интернет и отыскать тонны разной информации.

– Существует много систем поиска людей, я даже видела несколько интернет-сайтов в доме-музее Анны Франк. С их помощью можно найти людей, которые пропали во время войны.

– Видишь? Об этом я и говорю. Потому-то мне нужна твоя помощь.

– Но вы можете попросить кого-нибудь провести поиск на компьютере, даже обратиться в одну из еврейских организаций, которые занимаются поиском людей, ставших жертвами нацистского геноцида. Пусть они ищут. Уверена, их это очень заинтересует.

– Именно потому мне и не хочется их впутывать. Я убежден, что скорее всего они просто постараются отдать деньги совсем другим жертвам геноцида.

– А что в этом плохого?

– Прежде всего, нам точно не известно, погибла ли эта семья во время Холокоста. Правду сказать, нам вообще ничего о них не известно. Только то, что они доверили моему отцу… заботу об их имуществе. Может, эти люди до сих пор живы.

– Верно.

– Вот поэтому я и хочу прочитать письмо. Вот поэтому я хочу, чтобы ты помогла мне отыскать этих людей.

– Я бы с удовольствием помогла вам, Руди. Разве я могла бы отказаться от десяти миллионов долларов? – Алекс покачала головой. – Но если в банке станет известно, чем я занимаюсь, если им станет известно, что я вмешиваюсь в дела одного из клиентов, меня…

– Да ведь ты уже замешана. – Руди вновь наполнил вином бокалы. – И не забудь, этот клиент сам просит тебя о помощи. В этом нет ничего преступного, разве не так?

– Вы хотите заплатить мне 9 миллионов 800 тысяч за помощь? Это нелепо.

– Вовсе нет. Если ты будешь стараться получить свои деньги, это означает, что и я получу свои. – Руди помолчал. – А по ходу дела я, возможно, выясню, что же произошло в 1987 году.

– Так вот в чем все дело? Вы все еще хотите, чтобы я помогал нам узнать правду о том, что случилось с вашим отцом?

Руди молчал.

– Я лишь желаю довести дело до конца. – Он рассматривал свои руки. – А вот хочу ли я, чтобы об этом узнали все, – еще вопрос.

– Узнали о чем? Что ваш отец, возможно, помог Охснеру воспользоваться опекунским счетом во время обвала рынка?

– Как бы то ни было, я желаю знать точно. – Он допил остатки вина и тут же налил еще. – Именно поэтому и надо выяснить, что происходило со счетом в 1987 году. А если к тому же я найду настоящего владельца вклада, будет совсем хорошо.

Он поднял свой бокал, чтобы произнести тост.

– За успех. За наш успех. – Руди сделал ударение на слове «наш» и улыбнулся. – Если мы будем заодно, перевес определенно на нашей стороне.

В его словах был резон. Анализ вероятностей была одной из ее любимых тем в школе бизнеса. Чтобы получить возможное вознаграждение, ты умножаешь вознаграждение на шанс его получить. Даже если шанс на успех бесконечно мал, всегда стоит попробовать, если вознаграждение достаточно велико. А при десяти миллионах долларов не нужно иметь чрезвычайно высоких шансов на успех, чтобы игра стоила свеч.

– Ну? – спросил Руди. – Ты согласна? Это все равно что найти лотерейный билет на тротуаре. Единственный способ узнать, выигрышный ли он, – нагнуться и поднять билет.

– Согласна.

– Чудесно. – Руди широко улыбнулся. – Есть только одно условие.

– Так я и знала! Какое?

– Я бы хотел, чтобы ты пошла со мной в банк – всего один разок.

Алекс отрицательно покачала головой.

– Подожди. Послушай меня. – Он набрал побольше воздуха. – Я лишь хочу, чтобы ты поговорила со служащими о моем счете. Вероятно, они сумеют выяснить, что произошло.

– Зачем нам идти в банк вместе?

– Хочу, чтобы ты помогла мне задать нужные вопросы. Нам не обязательно представлять тебя. В любом случае никто из отдела частных вкладов не расскажет о тебе людям из других отделов. В этом и состоит суть выражения «как в швейцарском банке», верно? – Руди улыбнулся. – Ну не возражай! А потом мы займемся поисками этой семьи.

Он поднял бокал для следующего тоста.

– Ну да, даром ничего не бывает, правда? – Алекс подняла в ответ свой бокал.

Зазвонил сотовый телефон Руди. Он тут же взял его и минуту разговаривал на швейцарском немецком, потом положил телефон рядом со своим бокалом.

– Это Питер. Он хочет передать нам письмо. Сказал, что сейчас будет.

Руди придвинул свой стул к Алекс.

– Взгляни на письмо. Прочитай, а потом решишь, будешь ли мне помогать. И не волнуйся насчет Питера. Обещаю, я не скажу ему, кто ты. – Он слегка сжал руку Алекс. – Я ведь сдержал свое слово насчет Охснера? – Руди достал шариковую ручку и листок бумаги. – С этим тебе будет спокойнее. – Он вслух произносил то, что писал: «Я, Рудольф Тоблер, проживающий по адресу Нэгелиштрассе, 8, Цюрих, Швейцария, формальный владелец счета в цюрихском банке «Гельвеция», счет номер…»

Он поднял взгляд на Алекс, прося о помощи. Она без колебаний назвала ему номер счета.

Руди улыбнулся.

– Видишь, какая у нас классная команда? – Он стал писать дальше. – «Настоящим заверяю, что согласен выплатить половину своего гонорара по этому счету, то есть два с половиной процента, Алекс Пейтон, гражданке США, проживающей в Цюрихе».

А закончил он словами: «Данное обещание имеет юридическую силу в соответствии с законами Швейцарии и не может быть аннулировано ни при каких обстоятельствах». Он передал бумагу Алекс.

Она внимательно прочла ее. А когда закончила и подняла глаза, то увидела седого высокого, элегантно одетого мужчину. Он направлялся к их столику.

Руди встал поздороваться с ним.

– Герр Кот, рад вас видеть.

Кот выглядел безукоризненно, как и положено типичному швейцарскому бизнесмену. Он него за версту несло чопорностью и трубочным табаком. Он что-то сказал на швейцарском немецком и вручил Руди конверт. На Алекс он так и не взглянул.

Прежде чем Питер ушел, Руди попросил его заверить подпись на документе, который он составил для Алекс. Руди аккуратно загнул верхнюю часть документа, чтобы адвокат мог видеть только подпись. Кот прочитал, достал из портфеля нотариальную печать и заверил ею документ.

«Неужели Руди попросил его захватить с собой печать?» – удивилась Алекс.

Как только Кот ушел, Руди надорвал конверт и вытянул из него меньший конвертик, запечатанный воском. На лицевой стороне было написано несколько строк от руки.

– Это от отца. – Руди прочитал вслух: – «Дорогой Руди, позаботься об этом вкладе. Уверен, что могу тебе доверять и что ты поступишь правильно». Странно, – пробормотал он, – звучит зловеще, как предсмертная записка.

Он так и сяк покрутил конверт. Потом взял со стола нож и подержал его на весу, как маленькую копию Эскалибура.

– Победитель…

Он аккуратно вскрыл конверт, не повредив печать, и вытащил единственный листок бумаги с машинописным текстом. Он поднял его выше, чтобы Алекс могла видеть, потом поднес листок к свету и внимательно рассмотрел его.

– Написано по-английски. Думаю, чтобы клиенту было понятнее.

Внизу страницы Алекс рассмотрела две подписи. Одна из них, безусловно, была «Рудольф Тоблер, Цюрих». Вторая, скорее всего, «Аладар Коган, Будапешт».

Руди положил выцветший листок на стол и стал читать вслух:

– «Декларация о счете № 2495, открытом в главном отделении цюрихского банка «Гельвеция» и зарегистрированном на имя Рудольфа Тоблера, проживающего по адресу: Шпигельгассе, 26, Цюрих, Швейцария». Это наш старый адрес, – пояснил Руди,

и глаза его заблестели. – Это дом, где я вырос, потом мы переехали в Цюрихберг.

Он стал читать дальше:

«1. Вышеуказанный счет является опекунским счетом, открытым на имя Рудольфа Тоблера, далее именуемого Опекуном, в пользу г-на и г-жи Аладар Коган, проживающих по адресу: улица Андраши, 6, Будапешт, Венгрия, далее именуемых Владельцами.

2. Этот счет является совместным нераздельным имуществом г-на и г-жи Аладар Коган. В случае их смерти средства на счете подлежат разделу в равных долях между всеми их детьми.

3. В случае смерти Опекуна формальное владение счетом переходит к его прямым наследникам без ограничения срока, до тех пор пока Владельцы не предъявят свои права на вклад.

4. В качестве вознаграждения за добросовестное управление данным счетом 5 % общей суммы вклада будет выплачено Опекуну или его наследникам при условии, что все средства по вкладу будут в должное время переданы Владельцам или их наследникам.

Подписано в Цюрихе, Швейцария, 22 мая 1938 года:

Рудольф Тоблер, Цюрих, Аладар Коган, Будапешт».

Руди передал письмо Алекс.

– Это точно подпись моего отца. Но что это за номер счета? – Он указал на первую строку. – Тут только четыре цифры.

– Я уверена, что это тот самый счет, – ответила Алекс, – базовые цифры совпадают. Остальные просто с годами добавлялись.

Она взяла документ и внимательно прочла его.

– Ну что ж, наконец мы знаем имя владельцев: господин и госпожа Коган.

– Заметила, это еврейская фамилия? – сказал Руди. – Это объясняет, почему они открыли опекунский счет. И прежде всего, почему отдали свои деньги моему отцу.

– А вы обратили внимание, что кто-то подчеркнул слово «всеми»? К чему бы это?

Руди наклонился, чтобы посмотреть.

– Подчеркнуто теми же чернилами, которыми Аладар Коган написал свое имя, значит, он и подчеркнул. – Руди взял письмо из рук Алекс. – Возможно, он не доверял одному из своих сыновей или дочерей. Или боялся, что кто-то из них попытается прибрать к рукам все деньги.

– Как бы там ни было, – заключила Алекс, – это означает, что у него был не один ребенок. А это, в свою очередь, значит, что у нас больше шансов найти кого-то из них.

Алекс отметила про себя, что стала употреблять местоимение «мы».

– Давай им позвоним! – Руди достал телефон и стал набирать номер.

– Но здесь не указан номер телефона.

Руди улыбнулся.

– Не указан, но есть фамилия. И тебе лучше всех известно о справочной. – Он набрал три пятерки и стал ждать.

Во время разговора Руди по телефону Алекс уловила слово «Венгрия», произнесенное по-немецки. Потом Руди по буквам четко произнес: «К-о-г-а-н». Он поднял вверх скрещенные пальцы и откинулся на спинку стула в ожидании.

«Слишком просто, не правда ли?» – подумала Алекс. Если отцу Руди не удалось отыскать Коганов после войны, есть ли у них шанс найти их сейчас, в телефонной книге?

Алекс взяла со стола обязательство, дающее ей право на половину доли Руди. С подписью, печатью, заверенное нотариально, оно выглядело очень солидно.

– Вы уверены? – Руди положил телефон на стол. – Ни одного Когана в Будапеште. Это странно, правда? Я думал, Коган – распространенная еврейская фамилия.

– Возможно, она пишется не через «г», а через «х».

– Возможно, – согласился Руди. – У меня есть друг в Будапеште, Шандор Антал – профессор, который не так давно проводил свой творческий отпуск в Цюрихе. Однажды он рассказал мне, что большая часть евреев Будапешта сменила свои фамилии задолго до войны, еще в начале века. Увы, нацисты были не первыми антисемитами.

Руди положил конверт в портфель и поднялся.

– Ты готова сейчас идти в банк?

– Конечно. Позвольте, я лишь позвоню коллеге и скажу, что меня и вечером не будет на работе.

– Не волнуйся. – Руди привел Алекс к главному входу цюрихского банка «Гельвеция». Солнце проглядывало сквозь липы на Банхофштрассе. – Даже если в банке узнают, что ты мне помогаешь, – а они этого не узнают, – ты всегда можешь уволиться.

Алекс обернулась к Руди.

– Вероятно вам это покажется странным, но, знаете ли, мне нужно зарабатывать себе на жизнь.

– Однако теперь, когда нам известно имя владельца счета, ты можешь заработать больше денег, помогая мне.

– Но я не могу жить не работая. У меня нет картин по миллиону долларов. У меня долги…

– Сколько?

– Много.

– Много – это сколько?

– Вам это ни к чему.

– К чему, к чему.

– Вы удивитесь, но я должна больше ста тысяч долларов.

– Правда?

– Столько в Америке стоит учеба в университете. Поверьте.

– Невероятно.

– Невероятно, но это так. Иначе говоря, следующие пять лет (или около того) мне придется жить, как нищей.

– Но ты, должно быть, получаешь просто кучу денег, работая на компьютере в банке!

– Получаю, но почти все уходит на погашение моего кредита. – Алекс подошла к банкомату у входа в банк. – Хотите, что-то покажу?

Она всунула карточку в банкомат и прикрыла клавиши рукой, пока набирала пин-код. Запросила баланс счета и передала маленькое уведомление Руди.

– Информация для вас: вот столько мне удалось скопить с того времени, как я стала работать здесь, то есть с июня.

Руди внимательно прочитал текст.

– Здесь меньше тысячи долларов.

– Именно. Как видите, я не могу рисковать работой, помогая вам.

Алекс нажала на клавишу «Отмена» и вытащила карточку.

– Позволь теперь мне что-то показать. – Руди подошел к банкомату. – Мне посчастливилось тоже иметь счет в этом банке.

Руди вставил свою карточку, нажат несколько кнопок и внимательно разглядел справку, которую дала ему Алекс.

– Посмотрим, получится ли…

– Что вы делаете? – поинтересовалась Алекс.

– Подожди. Какой сейчас курс доллара?

Алекс взглянула в окошко справа от нее, где высвечивались курсы валют, и сообщила Руди курс до сотых долей цента.

– А что вы хотите узнать?

– Увидишь. – Он нажал еще несколько кнопок, потом вытащил карточку. – С этим ты будешь чувствовать себя увереннее, соглашаясь мне помогать.

– О чем вы?

Он отошел от банкомата.

– Проверь теперь свой баланс.

Алекс вставила карточку в банкомат, ввела пин-код, затем «Показать баланс на счете». Там лежало сто тысяч долларов в швейцарских франках.

– Что за… – Волнуясь, она заправила волосы за уши и наклонилась ближе, загораживая солнце, чтобы лучше был виден экран. – Зачем вы это сделали?

– Простой перевод в пределах одного банка. Я узнал номер твоего счета из справки и перевел немного денег со своего счета. – Он вернул справку Алекс. – Если оба счета открыты в одном банке, можно перевести со счета на счет почти любую сумму. И буквально мгновенно. Я иногда пользуюсь этим, когда оплачиваю счета. Это называется «внутрибанковский перевод». Единственное, что ты делаешь…

– Я знаю, как это делается. Не могу поверить, что у вас на счету так много наличности, что вы…

– Недавно я продал одну картину Эрика Фишля.[33]33
  Фишль, Эрик (р. 1948) – современный американский художник-реалист.


[Закрыть] – Он улыбнулся. – И еще не решил, что делать с деньгами.

Руди спрятал свою карточку в бумажник и склонился над экраном, рядом с Алекс.

– Ну теперь ты довольна наконец?

– Руди, я не могу этого принять.

– Тогда считай это задатком.

– Все равно не могу.

– В таком случае постарайся посмотреть на дело так: я только что сделал первый взнос из тех денег, которые мы получим вдвоем, когда найдем семью Аладара Когана из Будапешта.

– А если мы не найдем Коганов?

– Тогда считай это страховкой. В том маловероятном случае, если тебе не повезет, деньги останутся у тебя.

– Вы шутите?

– Конечно, нет. – Он положил руку ей на плечо. – И не волнуйся. Я позабочусь, чтобы о тебе никто ничего не узнал. Обещаю. В конце концов, это в моих интересах. Ты нужна мне в банке так же, как и за его пределами. Ну что, заходим?