Текст книги "Новые надежды для мертвецов"

– Что это за малолетки в комнате для допросов? – строго спросил он.

– Одну минуту, лейтенант, – сказал Хок. – Я разговариваю с напарником.

– Хок, ты меня слышишь? – закричала в трубку Эллита. – Я нахожусь на углу Девятой авеню и Восьмой улицы, рядом с супермаркетом «Ла Компанья». – Санчес вдруг перестала плакать и добавила совершенно спокойным голосом: – Ты не мог бы приехать сюда прямо сейчас?

– Хорошо, уже еду. А что случилось?

– Расскажу тебе, когда приедешь. Это очень срочно. У меня большие проблемы, и я не знаю, что делать. У тебя есть деньги?

– Немного, – осторожно сказал Хок. – Тебе сколько нужно?

– Доллар. Мне надо расплатиться за три кофе и отдать двадцать пять центов хозяйке кафе – она разрешила мне воспользоваться ее телефоном.

– Доллар у меня пока еще есть, – облегченно сказал Хок. – Я сейчас выезжаю.

– Поторопись, пожалуйста, – попросила Эллита.

– Я уже в пути. Все будет в порядке, Эллита. Не переживай.

Хок повесил трубку. Слейтер по-прежнему не спускал с него глаз.

– Эти малолетки – мои дочери, Слейтер, – сказал Хок. – А в чем дело?

– Ты должен был попросить у меня разрешение, прежде чем заводить в комнату для допросов посторонних.

– Вас не былона месте, лейтенант, когда мы пришли.

– Зато я былна месте, когда вы украдкой прошмыгнули в кабинет Браунли и что-то оставили на его столе.

– Я не «прошмыгнул украдкой», как вы изволили выразиться, а зашелв кабинет майора. И оставил у него на столе не «что-то», а уголовное дело.

– Вы не имеете права нарушать субординацию. Все уголовные дела должны пройти через меня, прежде чем попасть на стол к Браунли.

– Так зайдите в кабинет шефа и заберите эту папку. В ней дело Морроу. Ничего секретного.

– Я не имею права заходить в кабинет майора в его отсутствие. И вы, кстати, тоже.

– Ради Бога, Слейтер! Меня, Хендерсона и Санчес подключили к специальному заданию. И вы об этом прекрасно знаете, поскольку Браунли самолично известил вас, когда приставлял к вам Гонсалеса. Что вам от меня надо?

– Мне надо, чтобы вы соблюдали субординацию, сержант. Вы ничем не лучше остальных сотрудников.

Хок кивнул, вдруг поняв, что именно рассердило Слейтера. Браунли не пригласил его на совещание по «висякам», и не советовался с лейтенантом, подбирая кандидатуры для спецзадания, вот Слейтер и взъелся.

– Хорошо, лейтенант, – примирительно сказал Хок. – Я обязан еженедельно представлять Браунли отчет о проделанной работе. Вас устроит, если вы будете получать ксерокопию этого отчета?

– Устроит, – как бы нехотя согласился Слейтер. – И не смейте впредь заходить в кабинет майора Браунли, когда его там нет.

Хок встал из-за стола и улыбнулся:

– Да полноте, лейтенант… Пойдемте, я познакомлю вас с моими дочками.

Хок пригласил Слейтера в комнату для допросов, представил ему девочек, а затем вручил Сью Эллен и Эйлине по два доллара.

– Лейтенант Слейтер покажет вам, где буфет, девочки, и присмотрит за вами, пока меня не будет. Я должен отлучится ненадолго, а вы, пожалуйста, не сидите голодными. Обязательно попробуйте «блюдо дня». По субботам это макароны с сыром. Вкуснотища! Не так ли, лейтенант? – ехидно спросил Хок у Слейтера.

– Откуда мне знать, Хок?! – огрызнулся тот. – Я никогда не обедаю в нашем буфете. У меня язва.

– Но девочек-то вы проводите? Окажите мне услугу, лейтенант.

– Хорошо, хорошо… Сейчас, только схожу за пиджаком.

– Пап, ты скоро вернешься? – спросила Сью Эллен, когда Слейтер вышел из комнаты.

– Постараюсь управиться со всеми делами как можно скорее. У моего напарника какое-то срочное дело ко мне. Не волнуйтесь, все будет в порядке.

На Восьмой улице было одностороннее движение, поэтому поворот на нее с Девятой авеню был запрещен. Пришлось Хоку ехать до Седьмой улицы, там разворачиваться и останавливаться у первого же свободного места возле тротуара. Хок выставил на приборную доску плакатик с надписью «Полиция», запер двери машины и направился к перекрестку. Эллита ждала его на тротуаре, рядом с дверью крохотного кафетерия. Она была одета в обтягивающие джинсы «Джордаш» и белую декольтированную блузку без рукавов. В ушах ее привычно позвякивали золотые серьги в виде колец. Хок припомнил популярную в Майами шутку о том, что только что родившихся кубинок можно сразу узнать по проколотым ушам. Правда, остальных золотых причиндалов – браслетов и многочисленных колец – на Эллите сегодня не было. Хоку не доводилось прежде видеть Эллиту в джинсах, и ему пришлось признать, что в обтягивающих штанах она выглядит сногсшибательно. И зачем скрывать такую роскошную фигуру в широких юбках, которые она обычно надевает на службу?

Эллита улыбнулась Хоку, заметив его в толпе, и пошла к нему навстречу. Хок отметил про себя, что и губы у Санчес сегодня не накрашены.

– Где твоя машина? – спросила она. – Нам надо где-нибудь уединиться, чтобы поговорить.

– Я оставил ее за углом… – начал было Хок, но Эллита, не дав ему договорить, ухватила его за руку и рванула к перекрестку.

Потом вдруг резко остановилась и обратилась к Хоку:

– Одолжи мне доллар.

Хок вручил ей мятую долларовую бумажку.

– Подожди меня здесь одну минуту, – попросила Эллита и вернулась в кафетерий. Она протянула доллар пожилой женщине, которая стояла за стойкой, затараторила что-то по-испански и вновь присоединилась к Хоку, который поджидал ее у входа в супермаркет.

– А где твоя сумочка? – спросил Хок. – Ты случайно не забыла ее в кафе?

Эллита молча покачала головой, закусила губу и вновь принялась плакать.

Хок поспешно открыл дверцу машины, посадил Эллиту на переднее пассажирское сиденье, а сам уселся за руль. Убрав с приборной доски плакатик, он сунул его под сиденье.

– Там, в бардачке, должны быть бумажные салфетки, – осторожно сказал Хок.

– Я уже в порядке. – Эллита вытерла слезы тыльной стороной ладони. – Я позвонила вам, сержант, потому что… Потому что я не знаю, как мне быть.

– Ты поступила абсолютно правильно, Эллита. В конце концов, мы ведь с тобой напарники. Так что же стряслось?

– Вы знаете, с каким уважением я отношусь к вам, сержант, – начала было Эллита, но Хок перебил ее:

– Даже если это и так, то я старше тебя всего лишь на десять лет. Не надо разговаривать со мной так, будто я тебе в отцы гожусь. Ладно, Эллита?

По щекам Санчес опять покатились слезы. Хок открыл бардачок и протянул Эллите упаковку бумажных салфеток.

Эллита послушно промокнула глаза салфеткой, а затем высморкалась в нее. Ей пришлось для этого приподнять руки, и Хок заметил, что у Санчес волосатые подмышки. «Вот тебе еще одна новость про твоего напарника», – сказал себе мысленно Хок. Значит, Эллита не бреет подмышки… Хок давненько уже не сидел в машине с плачущей женщиной, а черные кучеряшки под мышками Эллиты показались не трахавшемуся уже четыре месяца Хоку такими эротичными, что он решил незамедлительно – после того, как разберется с проблемами Санчес, естественно, – ехать в магазин к Лоретте Хикки. Он вернет ей деньги и постарается затащить в постель.

В салоне машины и без того было нечем дышать, а привычный терпкий аромат Эллитиных духов и вовсе заставил Хока хватать ртом воздух. Он включил двигатель и повернул ручку регулятора кондиционера.

– Извини, Хок, я больше не буду, – спокойно произнесла Эллита и, откинувшись на спинку пассажирского кресла, уставилась в ветровое стекло.

Смотреть там было не на что, поскольку Хок припарковался впритык к бамперу красного «камаро». Бампер украшали две наклейки – одна с логотипом "Клуба кубинцев, владеющих «камаро», а вторая – с хлесткой и красноречивой фразой, адресованной водителю, который едет сзади: «УМРИ, УБЛЮДОК!»

– Отец выгнал меня из дому, – без предисловий призналась Эллита, продолжая смотреть перед собой.

Хок улыбнулся:

– Как это? Ты же говорила мне, что дом, в котором вы живете, арендован тобой?

– Ничего ты не понимаешь, Хок. В кубинской семье главой дома считается старший мужчина. Поэтому у нас всем командует отец. И никого не интересует, что он живет в доме, за который платит его дочь.

– И за что он тебя так? Вы с ним поссорились? – спросил Хок.

– Мне неудобно об этом говорить, но если я не решусь открыться тебе, то останусь со своей бедой один на один. Я сдуру призналась во всем матери, взяв с нее слово, что она ничего не скажет отцу. Но мама, конечно же, сразу настучала на меня. И отец выставил меня из дома. Я даже не успела взять свою сумочку. Мой пистолет, жетон, чековая книжка, ключи от машины – все осталось там, в доме. Отец просто вытолкнул меня на крыльцо и закрыл дверь изнутри, чтобы я не могла вернуться. Я постояла немного, а потом, услышав мамин плач, стала стучаться в дверь. Я говорю: «Впусти меня, я ведь твоя дочь!» А он мне отвечает: «У меня нет больше дочери». И все – больше не произнес ни слова. На него иногда находит, и тогда отец превращается в безрассудного упрямца. В прошлом году, когда мы должны были лететь в Ньюарк, чтобы навестить мою тетю – папину сестру, – он поставил на уши всю авиакомпанию, отказываясь пристегнуть ремни безопасности.

– Почему?

– Он решил, что если он пристегнет ремни, то остальные пассажиры подумают, будто он трусит. Представляешь, он пристегнулся только после того, как стюардесса сказала ему, что даже пилоты надевают ремни безопасности. А то нас уже хотели ссадить с самолета. Серьезно. Стюардесса попросила по рации подать трап, поскольку один из пассажиров задерживает взлет.

Хок улыбнулся, покачал головой и достал из кармана пачку сигарет.

– Я понимаю, что он взбалмошный чудак, Хок, но он мой отец. Если он втемяшил себе в голову, что я ему больше не дочь, то он действительно не пустит меня на порог. Может быть, потом поостынет, но сейчас отец в ярости. Он считает, что я его предала и опозорила. Может, он и прав, но мне каким-то образом надо заполучить назад свою машину, чековую книжку, жетон и пистолет.

– Но он же должен понимать, что полицейский обязан все время иметь при себе табельное оружие?

– Он это понимает. Просто отец сейчас не способен мыслить рационально. Потом мама его, конечно, разжалобит, но все равно отец уже никогда не будет относиться ко мне по-прежнему. – Эллита сокрушенно покачала головой. – Не волнуйся, Хок, плакать я больше не стану.

– Чем же ты его так обидела? – спросил Хок.

– Ты, конечно, не обязана отвечать мне, если не хочешь.

– Я беременна, Хок. Семь недель уже. Я узнала об этом еще в понедельник, но матери сказала об этом только сегодня утром. Я просилаее ничего не говорить отцу, но это бесполезно. Она ему обо всем докладывает.

Хок кивнул и закурил сигарету.

– Теперь понятно, почему ты начала плакать во время допроса командира Морроу, – сказал он. – Ты не знала, что его жена была на втором месяце беременности, когда Морроу убил ее…

– Я знала! – возмутилась Эллита. – Я же ознакомилась с делом, Хок. Не считай меня совсем уж непрофессиональной дурой. Я расплакалась тогда от огорчения, потому что увидела, что этот растреклятый диктофон перестал работать.

Хок, увидев, что задел Эллиту за живое, попытался загладить свою вину, решив убедить Эллиту в том, что она поступила совершенно правильно, рассказав обо всем матери.

– Беременность скрыть невозможно, Эллита. Отцу рано или поздно стало бы известно о ней – если, конечно, ты не сделала бы аборт. Между прочим, ты еще вполне можешь избавиться от ребенка, если хочешь.

– Я не могу, Хок. Как можно губить живую душу – пусть даже еще неродившегося ребенка?

– Причем тут душа? – осторожно возразил Хок. – Вон сколько женщин ежедневно делают аборт… А что об этом думает будущий отец?

– Он не знает о том, что я беременна. Если честно, то он даже не знает мою фамилию. А мне неизвестна его фамилия. Знаю только, что зовут его Брюс. Конечно, если я захочу, то смогу разузнать про него все – и фамилию, и адрес…

Хок докурил сигарету и откинулся на спинку кресла. Все, нужды задавать Эллите вопросы больше нет. Она раскололась, и теперь сама обо всем расскажет – хочет того Хок или нет.

– Я встречалась с Брюсом всего один раз, Хок. Ты, наверное, сам понимаешь, как это бывает… Работаешь как проклятая, потом приходишь домой, валишься в постель, а с утра снова на работу… Мне давно надо было разъехаться с родителями, но кубинские девушки так не поступают. Потому что не могут найти для этого причину, которую родители посчитали бы достаточно веской. "С чего это тебе вдруг взбрело в голову жить одной? – недоумевают родители. – Зачем нести лишние расходы, когда ты можешь спокойно жить вместе с нами? " Они считают желание дочери пожить отдельно дурной блажью. К сыновьям кубинцы более снисходительны, хотя разрешают своим отпрыскам покидать родительское гнездо с крайней неохотой. С экономической точки зрения жизнь с родителями меня вполне устраивает. Я плачу только за аренду дома, а все остальные расходы несут папа с мамой. У нас очень уютный дом. У меня свой комната своя ванная, свой телевизор, стереопроигрыватель Мама работает на полставки златошвейкой в Хайлее, а отец – в охранном агентстве. Он не рядовой охранник. Папа – ответственный за прием на работу новых сотрудников-латиносов, поскольку он один в агентстве говорит на двух языках. Папа ведь более или менее сносно владеет английским. В общем, его считают очень ценным сотрудником.

– Ты хочешь сказать, что твой отец знает несколько английских слов? – решил на всякий случай уточнить Хок.

– Нет, он вполне свободно изъясняется, – сказала Эллита. – Во всяком случае, гораздо лучше моей матери. Хотя дома мы, конечно, говорим по-испански. Но дело не в этом. Я хочу сказать, что наш дом – это вполне уютное убежище. Но пару лет назад, когда мне исполнилось тридцать, я вдруг поняла, что жизнь проходит мимо. Ты не представляешь, каково быть девственницей в тридцать лет, Хок, – ведь я так и не встретила к тому времени человека, который понравился бы мне настолько, чтобы… В общем, ты понял. Но скажите мне на милость, как я могла его встретить, если мне было велено возвращаться домой к половине одиннадцатого?

– Ты шутишь, – не поверил Хок. – К половине одиннадцатого?! Не может быть.

– Ты просто не знаешь, что такое отец-кубинец. Это его дом, и правила в нем устанавливает только он.

– Но деньги-то за жилье платишь ты! – никак не мог врубиться в ситуацию Хок.

– Это не имеет значения. А что мне еще делать с деньгами, если я не имею возможности жить самостоятельной жизнью? В нашей семье работают все, и пусть мамина зарплата не такая уж большая, потому что она работает неполный рабочий день, – семья у нас зажиточная. Мама ведет все хозяйство, и мне порой бывает просто нечем себя занять. Конечно, раньше все свое время я посвящала учебе. Я закончила колледж Майами-Дейд только с одной тройкой – по философии.

– Я знаю, – кивнул Хок. – Я видел твое личное дело… Итак, в один прекрасный вечер ты вышла из дома, и…

– Вот именно. Дело было в пятницу. В Коконат Гроув самцы и самки начинают охотиться друг за другом именно в пятницу, а не в субботу…

– Я знаю, Эллита. Если не выйдешь на охоту в пятницу, то к субботнему вечеру всех разберут, и выходные придется коротать в одиночестве.

– Я пошла в бар «Торус». Там было полно народу. Мы познакомились с Брюсом у стойки бара. Он угостил меня выпивкой. Потом я угостила его. Он выглядел очень симпатично. Голубые глаза. В пиджаке и при галстуке. Сказал, что работает в фармацевтической компании. По третьему бокалу мы пить не стали, а вместо этого отправились к нему домой. Вечер не был похож на романтические ужины, о которых пишут в дамских романах, Хок Мы без всяких прелюдий занялись сексом. Брюс потому, что именно этим он занимается каждую пятницу, а я – чтобы обрести, наконец, сексуальный опыт… Мне понравилось, хотя, честно говоря, я ожидала большего.

– И поскольку вы были пьяны, то не стали пользоваться контрацептивами… – попытался угадать продолжение Хок.

– Я не была пьяна, Хок. Нисколечко. Брюс сказал мне, что ему сделали вазектомию. Сначала я ему не поверила, но он показал мне два маленьких шрама на яйцах.

– Ты имела в виду – на мошонке? – Хок не упустил случая подтрунить над Эллитой.

– Да. – Эллита попыталась улыбнуться. – Мы сделали это два раза. Потом я зашла в душ, оделась и как раз успела домой к половине одиннадцатого. Брюс был очень мил. Он намного моложе меня, Хок. Ему не больше двадцати пяти лет.

– Милый, но лжец, – уточнил Хок.

– Наверное, ты прав. Но у него были эти шрамы на мошонке. Может, ему действительно делали вазектомию, но неудачно?

– Скорее, ему лень было надевать презерватив. Я могу все выяснить, если хочешь. Ты помнишь, где он живет?

– Да, – кивнула Эллита. – Но я не хочу с ним больше встречаться. Не хочу, чтобы он узнал о том, что я беременна. Я просто рожу себе ребенка и буду его растить. Но в данную секунду мне страшно, Хок. Я никогда еще не ночевала вне дома. Честное слово. У меня нет с собой ни денег, ни одежды, ни оружия, ни машины – ничего.

Хок призадумался на минуту, а потом сказал, трогая машину с места:

– Не горюй, Эллита. Я вызволю твои вещи из плена.

Глава 12

Эллита не хотела, чтобы ее видели родители или соседи, поэтому Хок оставил ее в машине в квартале от родимого дома, а сам проделал оставшуюся часть пути пешком. Особняк Санчесов оказался больше, чем ожидал Хок – в блочном доме, отделанном штукатуркой, было, судя по внешнему виду, не меньше трех спален. Крыша у особняка была плоская, а впритык к дому примыкал гараж. Лужайка перед домом аккуратно подстрижена, а по обеим сторонам крыльца разбит цветник. Коричневая «хонда» Эллиты стояла на подъездной дорожке. Привилегия пользоваться гаражом, очевидно, принадлежит папаше Санчесу. Как говорится, хозяин – барин.

Хок открыл калитку из штакетника, и недоуменно уставился на алтарь, посвященный святой Варваре. Сложенный из каменных плит и известняка, алтарь возвышался в самом центре двора. В небольшой нише алтаря стояла гипсовая статуя святой Варвары, в изножье которой помещалась ваза с ромашками и папоротником.

Входная дверь открылась прежде, чем Хок успел нажать на кнопку звонка, и на пороге появилась миссис Санчес. Если она и плакала, как давеча утверждала Эллита, то по лицу ее этого никак не скажешь. Миссис Санчес была чуть пониже дочери, и в ее волосах уже появились седые пряди. Черты лица миссис Санчес были весьма привлекательны – особенно красивы были лучистые карие глаза.

– Здравствуйте, миссис Санчес. Я – сержант Мозли. Мне нужно забрать вещи вашей дочери.

– Входите, сержант, – сказала миссис Санчес, посторонившись. – Эллита мне очень много о вас рассказывала.

Хок вошел в просторную гостиную. У стены стоял большой диван, обитый ярко-желтым бархатом, а в углу располагалось кресло из того же гарнитура. Вся остальная мебель была выкрашена в черный цвет и загромождала собой как гостиную, так и столовую. Однако доминировала в интерьере гостиной не мебель, а еще одна гипсовая статуя, выполненная в человеческий рост. Практически все дома в Майами по какому-то недоразумению были оборудованы бесполезными в субтропиках каминами. Обычно зияющую пасть камина жильцы маскировали кадкой с каким-нибудь домашним растением, но у Санчесов эту роль выполнял гипсовый святой Лазарь. Он стоял с протянутой рукой, а вокруг него по ковру были рассыпаны монеты. Судя по тому, что в основном это были четвертаки, святой Лазарь, наверное, покровительствовал автостоянкам и электричкам, поскольку счетчики на платных парковках глотали исключительно двадцатипятицентовые монетки – так же, как автоматы по продаже билетов на электричку.

– Скажите, пожалуйста, – обратился Хок к матери Эллиты, – а мистер Санчес дома? Мне хотелось бы с ним побеседовать.

Миссис Санчес покачала головой и поджала губы:

– Он в своей комнате. Сейчас нехорошее время, чтобы говорить с ним, сержант. Оченьнехорошее.

– Понятно, – кивнул Хок. – Но вы все равно передайте ему, что я заеду поговорить с ним через пару дней. Эллита, как вам известно, моя напарница, и мне небезразлично ее душевное состояние. За нее переживает все полицейское управление. Вы можете гордиться своей дочерью, миссис Санчес. У меня у самого две дочки, и я буду только рад, если они вырастут похожими на Эллиту.

– Спасибо. – Миссис Санчес деликатно дотронулась до руки Хока. – Пойдемте, сержант, я покажу вам комнату Эллиты.

Эллите под личные покои была выделена большая спальня, к которой примыкала отдельная ванная комната. Очевидно, пожилые родители Эллиты ночевали порознь в двух маленьких спальнях, вполне довольствуясь одной ванной на двоих.

На окнах в спальне Эллиты висели в три слоя тюлевые занавески, шторы и тяжелые пурпурные портьеры. Неприбранная постель была застлана розовыми простынями и такого же цвета одеялом. Тут же валялось покрывало, расшитое розами, а в изголовье кровати возвышалась гора из четырех подушек. К спинке кровати из инкрустированного орехового дерева была прикреплена переносная лампа для чтения. Цветной телевизор стоял на столике с колесиками, так что его можно было развернуть и к кровати, и к обитому красным бархатом креслу. Над туалетным столиком висела писанная маслом картина в золоченой рамке, к нижнему краю которой была приделана подставочка для свечки, ибо изображала картину Деву Марию. С противоположной стены на нее смотрел с цветного плаката Хулио Иглесиас. Прямо под душкой Иглесиасом располагалась стереосистема.

Миссис Санчес раздвинула дверцы встроенного шкафа.

– Вот. Вся одежда Эллиты в этом шкафу.

– Мне нужно забрать еще сумочку вашей дочери, ее удостоверение личности, полицейский жетон и пистолет. И еще чековую книжку Эллиты.

Миссис Санчес выдвинула один из ящиков комода и вынула из него сумочку дочери. Все вещи Эллиты – пистолет, удостоверение личности, жетон ключи, бумажник и чековая книжка – оказались на месте. Хок подошел к небольшому письменному столу в углу спальни и проверил выдвижные ящики. Обнаружив две сберегательные книжки и две банковские расчетные книжки – каждая на сумму в 10 000 долларов – Хок положил их в сумочку. Эти финансовые бумаги Эллите не помешают. Золотые наручные часики, лежавшие на прикроватной тумбочке, Хок сунул к себе в карман.

– У Эллиты есть какой-нибудь чемодан? – поинтересовался он у миссис Санчес. – Может, вы поможете мне подобрать одежду для вашей дочери?

– Чемодана у Эллиты нет, но я сейчас принесу из гаража картонную коробку. – Миссис Санчес проворно выбежала из спальни.

Хок стал раскладывать одежду Эллиты на кровати. Он достал из шкафа две кремовые блузки с длинным рукавом, черную и красную юбку, розовую ночную рубашку, пару черных шелковых трусиков и два бюстгальтера. Пожалуй, на выходные Эллите этого хватит. На улице – разгар лета, так что свитер и куртка ей вряд ли понадобятся. Хок не удержался и взглянул на этикетку одного из лифчиков. Размер № 3. Хок побросал на кровать баночку глицерина, тюбик «колгейта» и зубную щетку, но к склянке духов «Шалимар» и флакону с мускусом даже не притронулся: Эллита сегодня столько на себя духов вылила, что дай Бог этим терпким запахам выветриться за неделю. Чулки! Ей понадобятся чулки. Хок снял с бельевой веревки в ванной чистые колготки и присовокупил их к остальным вещам. Кажется, он ничего не забыл.

Миссис Санчес вернулась в спальню с большой коробкой из-под «Тайда».

– У Эллиты есть дорожная сумка, – вдруг вспомнила она. – Я сейчас ее достану.

Пока Хок складывал в картонку одежду Эллиты, миссис Санчес сняла с верхней полки платяного шкафа красно-белую дорожную сумку и побросала в нее всю косметику с туалетного столика, включая мускус и «Шалимар». Вслед за косметикой в сумку последовало небольшое пластмассовое деревце-подставка для браслетов и серег.

– Думаю, пару дней Эллита обойдется этими вещами, – сказал Хок, – но если вы упакуете все остальное «приданое» дочери, то она заедет за ним, когда мистера Санчеса не будет дома.

Миссис Санчес вдруг расплакалась и, поспешно скрывшись в ванной, захлопнула за собой дверь.

Хок решил не дожидаться, пока миссис Санчес будет приходить в себя. Подхватив коробку под левую руку, Хок взял спортивную сумку в правую, и выйдя из спальни, направился по длинному коридору в гостиную. Мистер Санчес – невысокого роста крепыш с черными волосами и седыми усами, – стоял рядом со святым Лазарем, скрестив руки на груди и смотрел на Хока бесстрастными глазами.

– Мистер Санчес? Я сержант Мозли, напарник вашей дочери, – представился Хок, окинув взглядом приземистую фигуру в зеленых поплиновых брюках и белой рубашке навыпуск.

– У меня нет дочери, – ответил мистер Санчес и, не убирая скрещенных рук с груди, повернулся лицом к статуе.

– В таком случае, мне не о чем с вами разговаривать, – сухо заметил Хок и вышел из дома. Поставив сумку и коробку на землю возле «хонды», Хок выудил из сумочки Эллиты ключи от машины, открыл дверцы и сложил вещи Санчес на заднем сиденье. Потом отодвинул водительское сиденье на максимально возможное расстояние от руля, сел в тесный автомобильчик и выехал с негостеприимного двора.

Эллита ждала его на тротуаре, прислонившись к «лемансу». Выйдя из машины, Хок вручил Санчес ключи от «хонды» и ее наручные часы.

– Что ты собираешься делать дальше? – поинтересовался он.

– Не знаю, – пожала плечами Эллита. – Сниму на пару дней комнату в каком-нибудь мотеле, и начну заниматься поисками квартиры.

– А зачем ехать в мотель? – удивился Хок. – Разве у тебя нет подруг или родственников, которые согласились бы приютить тебя на несколько дней?

– Подруги-то у меня есть, но они тоже все живут с родителями. В моей ситуации соваться к ним было бы неразумно. Зачем их компрометировать? Родственники, естественно, сразу отпадают. Никто из них не захочет портить отношения с моим отцом.

– Твой отец – говенный засранец, Эллита, – не сдержался Хок.

– Пожалуйста, не говорите так, сержант Мозли. Вы просто не понимаете его…

– А на фига мне его понимать? Он даже не соизволил поговорить со мной, сукин сын! – начал кипятиться Хок. – Что может быть для женщины естественнее беременности? В этом же и состоит женское предназначение, черт подери!

– Мама попросит приходского священника поговорить с отцом. Может, онзаставит папу сменить гнев на милость. Хотя я в этом, честно говоря, сомневаюсь…

– Господи! – нервно рассмеялся Хок. – Я ведь сам чуть не забыл про своих девчонок. Они, небось, заждались, а я уже хотел предложить тебе съездить куда-нибудь пообедать и обсудить твои проблемы. Представляешь?!

Он только сейчас сообразил, что Эллита не в курсе внезапного приезда Сью Эллен и Эйлины, поэтому коротко посвятил Эллиту в события прошлой ночи.

– Может, перекантуешься пару дней в «Эльдорадо»? – предложил своей напарнице Хок, завершив рассказ. – А в понедельник позвонишь матери и выяснишь, в каком настроении пребывает твой отец. Может, к понедельнику он дотумкает, что теперь ему самому придется платить за аренду дома, и вновь вспомнит о дочери?

– Нет, Хок, этого не будет. Он же знает, что я все равно буду платить за дом.

– Ты что?! – изумился Хок. – И это после того, что он с тобой сделал?!

Эллита кивнула:

– Мама-то все равно остается там.

– И сколько ты платишь в месяц?

– Пятьсот пятьдесят долларов.

– Эллита, за такие «бабки» ты спокойно можешь снять однокомнатную квартиру с обстановкой.

Эллита отрицательно помотала головой.

– А в «Эльдорадо» есть свободные номера? – спросила она после минутного раздумья.

– Сколько угодно. Ты ведь знаешь, где находится «Эльдорадо»? Давай договоримся так: ты сейчас поедешь в отель и подождешь меня там в вестибюле, а я заскочу в управление за девочками, и оттуда – сразу в «Эльдорадо».

Хок подождал, пока уедет Санчес, а сам решил немного посидеть в «лемансе» с включенным кондиционером, поскольку иначе в машине можно будет испечься.

Нет, женщин понять невозможно. Хок думал, что Эллита Санчес – зрелая, самостоятельная дама, а на поверку выходит, что она в эмоциональном смысле не старше его дочерей: такая же перепуганная беспомощная девчонка. Тем не менее, раз она напарница Хока, ему придется вникнуть в ее проблемы и помочь ей решить их.

Однако Хока заботили не только проблемы Эллиты. У него на уме было кое-что еще. Он намеревался повидать-таки сегодня Лоретту Хикки. В деле Джеральда осталось выяснить буквально пару вопросов. Он задаст их Лоретте, потом вернет ей деньги, а затем постарается затащить миссис Хикки в постель. Хок сразу чувствовал, когда какая-нибудь дама проявляла к нему интерес, и потому был уверен, что завалить Лоретту не составит труда.

Хок вел машину очень осторожно – иначе в майамском дорожном хаосе погибнешь ни за грош, – однако если шоссе впереди вдруг оказывалось свободным, то в Хоке все же просыпался истинный майамец, и он проезжал на красный свет, притормаживая только у знаков «Стоп» – для того лишь, чтобы переключить скорость.