Текст книги "Иные миры"

Глава 9
Лорд Эргли действует

Лорд Эргли твердо решил после ленча заняться кое-какими деловыми письмами, а до этого отправил Хлою отдыхать, устроив ее со всеми возможными удобствами. После чая он закурил сигару (что позволял себе нечасто), походил по кабинету и, встав возле камина, осведомился:

– Ну, мисс Барнет, и что вы обо всем этом думаете?

– А что тут думать? – Хлоя, смутившись, махнула рукой. – Глупо получилось. Но когда я к нему бросилась, ничего умнее не придумалось. Я была просто в бешенстве.

– Гнев агнца, – необидно улыбнулся лорд Эргли. – Я не это имел в виду. На самом деле вы спасли Верховного судью от серьезного скандала. Если бы я его ударил, было бы намного хуже, хотя, возможно, проку было бы больше. Так что преодолейте в себе праведный гнев и расскажите, почему вы его так невзлюбили?

– Да мне до него дела нет, – попыталась как можно спокойнее ответить Хлоя. – Я только не хочу, чтобы он проделывал с камнем свои грязные фокусы. Это вообще не правильно, что камень у него.

– Но ведь он купил его, – заметил лорд Эргли.

– Но он же все равно не его, – чуть не плача, заявила Хлоя. – Вы же знаете, что не его!

– Примерно то же самое утверждала и миссис Шилдрейк, когда доказывала мне, что все камни должны принадлежать ее мужу, – улыбнулся судья. – Но она, наоборот, утверждала, что камень – его собственность. Ну-ка, возьмите себя в руки, сосредоточьтесь и попробуйте объяснить, почему вы решили, что камень – не его?

Хлоя честно попыталась последовать совету. Отчасти ей это удалось.

– Мне просто не нравится его подход, – начала объяснять она. – Его совершенно не волнует сам камень, он думает только о том, как он работает. Ему нет дела до Сулеймана, ему наплевать на Карла… он просто хочет выяснить, что камень может, а что – нет.

– А вы, романтическая натура, – сказал лорд Эргли, – вы, конечно, ненавидите его за эту утилитарность. Откровенно говоря, у меня и в мыслях не было, что кто-нибудь в наше время сломя голову бросится защищать честь и достоинство царя Соломона. Наверное, в Англии вы – первая. Но приведенная вами причина все-таки кажется мне недостаточной. У столь сильных эмоций и основания должны быть более серьезными.

Хлоя сдвинула брови и продолжала:

– Он им совершенно не дорожит. Швыряет так, словно это простая галька. И, вы обратили внимание, он готов наплодить сколько угодно камней.

– А нас это почему должно заботить? – спросил лорд Эргли.

Хлоя неуверенно улыбнулась.

– Не знаю, – честно призналась она. – Но вот заботит почему-то. А вы – не знаете?

Верховный судья строго осмотрел свою сигару. Чем-то она ему не угодила.

– Хорошо. У меня есть пара объяснений, – сказал он. – Первое состоит в том, что мы с вами оба непростительно сентиментальны. Мы погрязли в традициях. И вот предмет, к которому мы относимся традиционно, преподносит нам сюрприз. Конечно, это задевает нас за живое. У Джайлса нервы покрепче.

Ему действительно наплевать и на Сулеймана ибн Дауда, и на самого Пророка Мухаммеда. Мне очень не хочется уступать Джайлсу в рациональности, но что поделаешь, это так и есть.

И потому, уверяю вас самым серьезным образом, я его боюсь.

– Это – раз, – кивнула Хлоя. – А еще?

– Еще? – задумчиво повторил лорд Эргли. – А еще, мы с вами правы, всполошившись по столь незначительному, на первый взгляд, поводу. И вы, и я вовремя почувствовали, что за всей этой мешаниной мифов, преданий и верований стоит некая сверхъестественная и грозная сила, которой Джайлсу лучше бы поостеречься.

– И какой из версий придерживаетесь вы? – спросила Хлоя.

– Милая моя девочка, – устало улыбнулся лорд Эргли, – я понятия не имею, как подойти к этой истории. Остается одно: постараться честно решить, во что мы хотим верить.

– Но вы уже решили? – настаивала Хлоя.

– Нет. Я не хочу верить ни в то, ни в другое. Терпеть не могу чувствовать себя дураком, но ханжой быть еще хуже.

Давайте-ка вы первая выберете. Итак, каким вы предпочитаете видеть камень и все то, что за ним?

– Он назвал его Пределом Стремлений, – неуверенно проговорила Хлоя.

– Об этом и речь, – подбодрил ее лорд Эргли. – Вам предстоит решить, как отнестись к этому. Можно считать слова Хаджи романтической легендой, а можно – истиной. Чем же будете считать камень вы?

– Наверное, все-таки Пределом Стремлений, – сказала Хлоя. – Я верю в его силу, он… в нем – все. Я и боюсь его, но – вы только не смейтесь – я люблю его.

Лорд Эргли с минуту задумчиво разглядывал свою секретаршу, а потом спросил:

– Девочка моя, а в Бога-то вы верите?

– Наверное, – ответила Хлоя. – Во всяком случае, когда я смотрю на камень, я знаю, что верю. А так… не знаю.

– Ясно, – кивнул судья. – У меня к вам есть одно честное предложение. Посмотрим, примете ли вы его. Выглядит это нелепо, и все же, когда я сегодня утром посмотрел на этих людей, я понял, что передо мною – выбор: либо с ними, либо против них. Так вот, сообщаю: я против них. Но мне бы очень не хотелось, чтобы ваша вера и дальше носила такой неопределенный характер.

Когда Хлоя подняла глаза на судью, они сияли.

– Если бы я могла поверить, что камень – от Бога! Я чувствую это. Но… Бог? Я думала о Боге, но думать о нем бесполезно, разве что…

– Что? – мягко подтолкнул ее судья, но Хлоя, смутившись, умолкла. Судья вздохнул.

– Ну хорошо. Такая вера и меня устраивает. Тогда делаем следующий шаг. Пора выступать в поход против утилитарности и дьявольских козней. Не сидеть же нам на одной скамейке с Джайлсом! Только вам придется быть особенно осторожной, по-моему, он вас ненавидит.

– Ну и что он может сделать? – Хлоя выглядела по-настоящему удивленной.

– Помните, я рассказывал вам о том, как проник в его сознание? Точно так же и он может проникнуть в ваше. Если, конечно, свойства камня не меняются. Подумайте, прошу вас, как бы вы могли работать с камнем во славу Божию. И еще я прошу вас, держите его при себе и днем и ночью. Он всегда должен быть у вас под рукой, если возникнет необходимость быстро исчезнуть.

– Бежать, вы имеете в виду? Но почему?

– Дитя мое, – печально произнес лорд Эргли, – эти люди не остановятся на полдороге. Либо они оставят камень в покое, предоставив случаю и самому камню решать эту проблему, либо постараются извлечь из него пользу, а польза для них – власть.

Последний вариант – наихудший, но и наиболее реальный. А значит, мы должны постараться сберечь свои камни во что бы то ни стало. Не знаю, возможно ли в принципе воссоединить все камни, но на месте Белсмера я бы начал именно с этого. Один-единственный камень – это огромная сила. Если Белсмер рассуждает так же, то они используют все средства, и законные, и незаконные. К счастью, – грустно добавил он, – толкование закона очень часто зависит от суда. Завтра я поговорю с Хаджи.

– А потом? – спросила Хлоя.

– Там видно будет, – ответил судья. – Закон выше суда, и в конце концов суд подчиняется Закону. Вы лучше подумайте, как нам поусердствовать Богу, в которого мы с вами решили верить. Мне кажется, через камень Он может даровать нам мудрость. Кроме того, нам еще предстоит вызволить из прошлого жертву злодея Джайлса. – Судья помолчал, с отеческой заботой глядя на Хлою. – Если я вам понадоблюсь, появляйтесь в любое время дня и ночи.

Хлоя серьезно посмотрела в глаза судье.

– Хорошо, – сказала она. – Я не забуду. И я действительно верю в Бога.

– Я тоже, – улыбнулся судья, – невзирая на факт существования такого богопротивного субъекта, как Тамалти.

И еще я понимаю, что такая вера для мужчины в конце пятого десятка – это либо кретинизм, либо героизм.

– А для девушки в двадцать пять? – живо спросила Хлоя.

– Либо долг, либо великодушие, – без промедления ответил судья. – А для моего секретаря так безопаснее. Надо же ей понимать и поддерживать своего начальника.

У себя в Эллинге сэр Джайлс в ярости метался по кабинету.

– Почему, дьявол меня побери, я не могу его найти? – завопил он, швыряя на стол один из камней.

Вопрос, пожалуй, следовало признать резонным. Целый день они с профессором экспериментировали и, надо сказать, добились многого. Подобрав более или менее безопасную формулу заклинания, они сначала обследовали сознание экономки сэра Джайлса, потом покопались в голове старой тетушки профессора, заглянули в мысли лорда Белсмера и еще кое-кого. После эксперимента судьи эти попытки прошли вполне успешно. Посетив сознание экономки, сэр Джайлс, к великой досаде, испытал сильное, хотя и бестолково выраженное желание спровадить некую старую, зловредную тварь куда подальше, лучше всего – в Китай. Остальные переживания сводились к беспокойству за судьбу какой-то девчонки по имени Лиззи.

Во всех случаях ощущения были примерно одинаковыми. Перед глазами владельца камня постепенно проступала та же картина, которую видел в этот момент перед собой обследуемый субъект. В сознании экспериментатора будто просыпалось сознание субъекта, но не вытесняя сознания проникающего, а словно демонстрируя себя ему. Камень в руке выполнял роль якоря, лежащего на грунте реального мира, и связь с действительностью ни на миг не прерывалась. При желании вернуться можно было практически мгновенно.

Однако, когда сэр Джайлс, потренировавшись для разминки, приступил к основному эксперименту, что-то не сработало. Он намеревался расквитаться с Верховным судьей за непрошенное вторжение во время пребывания в Бирмингеме, и поначалу все шло, как обычно. Формула, сосредоточение, адрес – мысли Эргли, фокусировка собственной воли… Перед мысленным взором Джайлса начал проступать знакомый кабинет, видимый как бы со стороны камина. В кресле перед ним сидела Хлоя. Сэр Джайлс поймал себя на мысли, что у судьи губа не дура. Конечно, девица не великого ума, манеры тоже оставляют желать лучшего, но – хороша, во всяком случае, судью вполне могла увлечь…

Когда эта мысль повторилась трижды, сэр Джайлс попытался выкинуть ее из сознания, однако – не тут-то было!

Образ Хлои занимал весь диапазон его восприятия, постоянно вызывая одни и те же мысли. Разъяренный сэр Джайлс прервал контакт.

– Попробуйте вы, Пеллишер, – коротко бросил он. – Не может Эргли так сходить с ума по этой девчонке, чтобы не думать больше ни о чем. А получается именно так. Может, камень не правильно работает?

Однако попытка Пеллишера оказалась не намного удачней.

– Верховный судья слишком сосредоточился на Божьей воле, – пробормотал он, выходя из контакта.

– На чем? – фальцетом воскликнул сэр Джайлс.

– Впечатление именно такое, – пояснил профессор. – Сильное постоянное желание защитить, и в качестве источника защиты – рефрен: Бог. А защищать он собирается эту девицу.

– Любой судья, особенно верховный, – это уличная шарманка, – проворчал сэр Джайлс. – Все одно и то же. Но что-то мне сомнительно, чтобы Эргли так заклинило на этом.

Но тогда почему же я не слышу ничего другого?

– А вам не кажется, Тамалти, что вы слышите то, что хотите слышать? – нервно спросил профессор.

– Не прикидывайтесь дураком, Пеллишер! – огрызнулся сэр Джайлс.

– Ничего я не хочу. Конечно, я знаю, что он неровно дышит насчет этой своей секретарши. Выглядит она довольно эффектно, и нет ничего удивительного в том, что старый хрыч вроде Эргли только о ней и думает. Или вы станете убеждать меня, что он просто закоренелый альтруист? И все-таки не может он только о разврате думать. Они же должны о чем-то говорить, ну хоть о том же Боге!

– А по-моему, вы просто навязываете ему свои собственные представления, – не уступил на этот раз профессор. – Вспомните, когда мы работали с экономкой, да и со всеми остальными, мы ведь совсем не думали, что там у них в мыслях. А с Эргли и его девчонкой вам уже все ясно, вот вы и получаете то, что имеете.

– Интересно, а вы ему тогда что навязываете? – не упустил возможности лягнуть собеседника сэр Джайлс. – Что это за болтовня о какой-то божьей помощи?

– Ну, может, я не очень точно сформулировал. Но доминантой была мысль о защите и о Боге. Наверное, он хочет эту девицу защитить.

– Экое удобное словечко вы» выбрали – защита! – фыркнул сэр Джайлс. Минуты две он ходил по кабинету, негодующе бурча что-то себе под нос, а потом взорвался:

– Это что же вы хотите сказать? Что Эргли может читать в моем сознании, а я в его – не могу?

– Вам лучше знать, – недовольно ответил профессор. – Откуда я знаю, насколько глубоко он проник в ваши замыслы и насколько полное представление о его сознании вы получили.

– Он говорил о вашем ассистенте, значит, знал о нем, – проворчал сэр Джайлс. – Как его звали? Лондон? Думаю, он еще не выбрался из этой карусели. Хотелось бы мне на него посмотреть, как вы думаете, получится?

– Только осторожно, а то как бы вас в прошлое не затащило, – предостерег профессор. – Наверное, получится, если как следует захотеть. Насколько я понимаю, все прошлое до настоящего момента реально существует.

– Никак не могу сообразить, сможет он когда-нибудь вернуться в настоящее? – поморщился сэр Джайлс. – Белсмер прав. Если мы чего и хотим от этой штуки, так это в первую очередь строжайшего контроля. Эх, будь моя воля, я бы сделал Эргли грудным младенцем, а его девицу – и вовсе эмбрионом. Сколько этот Пондон уже вертится? Пятница, суббота, воскресенье, понедельник… Четыре дня. Наверное, как только он попадает в верхнюю точку, он должен опять захотеть попасть в прошлое?

– А камень тоже там? – спросил Пеллишер.

– Наверное, – отозвался сэр Джайлс. – Если настоящее ежесекундно спихивает назад прошлое, то и камень проваливается вместе с ним. А он все продолжает хотеть, и каждый раз теряет камень. Нет, это любопытно. Давайте посмотрим, Пеллишер.

Однако профессора что-то смущало.

– Если и взглянуть, то очень осторожно, – сказал он. – Не забывайте про те полчаса.

– Не забуду, нечего мне без конца напоминать! – обозлился сэр Джайлс. – Все равно мы с этим пока не решим ничего. Ладно. Давайте, Пеллишер. Ну! Я – хочу – видеть – … как его там звали, черт побери? Езекииль? А, Илия!.. – Я – хочу – не уходя в прошлое – видеть Илию Лондона. Так, а?

Сколько тогда было времени? Без четверти семь, верно? Вот и сейчас почти столько же.

– А если допустить, что два человека, у каждого из которых есть камень, задумали одновременно нечто противоположное, – говорил Хлое лорд Эргли. – Что тогда произойдет?

– Наверное, ничего, – неуверенно ответила Хлоя.

– Не думаю, – лорд Эргли внимательно разглядывал лежащий перед ним камень. – Скорее, победит более сильная воля. Я вот о чем… Этот несчастный, который попался в ловушку Джайлса, должен был сам захотеть попасть в прошлое, они не могли обойтись без этого. Но ему это нужно только для того, чтобы угодить им, добровольно угодить, понимаете?

И в этот момент у него был камень… – Он замолчал.

– Ну и что? – не поняла Хлоя.

– Сейчас, подождите, это не просто сообразить. Но если камень неделим, так ведь, кажется, утверждал Хаджи, то, может быть, все камни – это на самом деле один-единственный камень? Я понимаю, звучит дико, но иначе не получается… Допустим, это так. Значит, бедняга Пондон в какой-то из моментов держит в руке камень, тогда не можем ли мы с помощью другого камня, то есть по сути того же самого, повлиять на него в момент принятия решения так, чтобы он изменил свои действия… Вы понимаете?

– Пока, наверное, нет, – честно призналась Хлоя. – Вы хотите изменить прошлое?

– На самом деле – нет, – сказал лорд Эргли. – Смотрите. Если все камни – это один камень, то в тот момент, когда Пондон держит свой, он одновременно держит и вот этот, например. И здесь его настоящее соприкасается с нашим!

– Вы хотите сказать, – неуверенно начала Хлоя, – что не камень существует во времени, а время – в камне?

Лорд Эргли ответил не сразу.

– Хочу сказать? Нет. Я верю, что это так. У вас метафизическое сознание, но оно нам пока не требуется. Оставьте обобщения и скажите просто: надо ли нам попробовать предложить ему какой-нибудь другой вариант его настоящего?

– А почему вы так хотите помочь этому человеку? – спросила Хлоя. – По-моему, вы относитесь к сэру Джайлсу еще хуже, чем я.

– Я не терплю тиранию, предательство и жестокость, – ответил судья. – А этого парня предали. Его волю тиранически подавили. Насчет жестокости – не знаю, это зависит от прошлого, в которое он отправился. С другой стороны, его судьба для меня – символ, знак, поворотный пункт.

Не могу поверить, чтобы камню это нравилось.

– Я тоже так думаю, – серьезно сказала Хлоя.

Лорд Эргли удивленно взглянул на нее.

– Вы… действительно так думаете? – с запинкой спросил он, и по ответному взгляду девушки понял, что так оно и есть.

«Это наш антропоморфизм, – подумал он. – Скоро мы начнем спрашивать камень, чего бы ему хотелось на завтрак. – Некоторое время он забавлялся мысленной картиной камня, поглощающего сосиски и кофе. – В конце концов, я знаю не больше Хлои, – продолжал размышлять судья. – Может, ему нравятся сосиски и кофе. Этак мы придем к какому-нибудь индейскому идолу. Господи, помоги, но зато это будет наш идол, а не Джайлса, Шилдрейка или Белсмера. Каждому – по собственному божку, – в душе усмехнулся он. – Ну и ладно. Раз мы теперь знаем, что сами создаем себе богов, нечего откладывать. – Он сделал вид, что не заметил этой последней мысли. – Я же обещал верить в Бога, а какая уж тут вера, если любой бог, в которого я буду верить, будет согласован с мои сознанием? Это значит – неизбежно ограничивать Бога».

– Я действительно думаю… как? – прервала его мысли Хлоя.

– Судья посмотрел на девушку, сидевшую у огня в напряженном ожидании ответа, его мысль метнулась и вернулась в прежнее русло. «Но раз вещи существуют объективно и вне моего сознания, среди них могут быть и такие, в которые можно верить. Если я, например, считаю это восхитительное существо Божьим творением, я тем самым расширяю свои представления о Нем. Сам по себе я бы этого делать не стал.

Значит, у моей веры все-таки внешние источники».

– Да нет, это я так, – сказал он Хлое. – Вернемся к нашим баранам, к нашему единственному пока жертвенному агнцу. Если воля Пондона черпала силу из простой любезности, то не сможем ли мы пересилить ее? – Он принялся расхаживать по кабинету. – А что? Пожалуй, я готов попробовать.

– Только будьте осторожны, – дрогнувшим голосом попросила Хлоя.

– Я буду предельно осторожен, – заверил ее лорд Эргли. – Вы же помните, мы решили положиться на волю самого камня. Надеюсь, логика ему не чужда и он не станет создавать еще один парадокс. Однако, что же и как надо желать в этом случае?

Судья взял карандаш и, глубоко задумавшись, уставился на лист бумаги перед собой. Потом черкнул что-то на листе и протянул Хлое.

– Вот.

Набросок напоминал магическую фигуру. В центре помещался прямоугольник, в котором были едва обозначены человеческие фигуры. Над прямоугольником значилось: «б часов 45 минут или около того», рядом стояло одно слово:

«Пондон». Внизу была выписана формула: «Хочу – через единый камень – отыскать во времени этот миг – указать дорогу тому, кто в прошлом – и вернуться из прошлого в настоящее».

– Последняя фраза звучит трусовато. Джентльмену не пристало перестраховываться. Но если я застряну в прошлой пятнице, никому от этого лучше не станет. Хаджи именно так бы и написал.

– А мне кажется, Хаджи добавил бы кое-что еще, – покраснев, сказала Хлоя и, взяв карандаш, приписала в конце:

«Благоволением Всевышнего», а потом быстро спросила:

– А что это вы нарисовали?

– Это – комната, в которой экспериментировали Джайлс с профессором. Эта закорючка справа – Пондон, вот этот червячок слева – Пеллишер, а многорукий Шива вот здесь – сам Джайлс. По-моему, это должно помочь сознанию.

При всем моем уважении к всеведущему духу камня, мне не хотелось бы перекладывать на него ту работу, которую я и сам могу сделать. – Он посмотрел на часы. – Шесть тридцать три. Наверное, надо дать камню время настроиться.

– Думаете, тут так важна точность? – спросила Хлоя., – По нашей логике – нет, – ответил лорд Эргли. – Но так опять проще моему сознанию. Думаю, из любой минуты настоящего до шести сорока пяти пятницы одинаково близко. Но чем точнее выбран момент, тем лучше я буду чувствовать тот вечер, хоть это и глупо.

– А мне что делать? – спросила Хлоя.

– Наверное, самое лучшее – это просто сидеть тихо, – предложил судья. – Ну, можете помолиться, если считаете, что уже свыклись с вашей верой.

Он взял камень и основательно устроился в кресле. Но еще прежде, чем на лицо его опустилось сосредоточенное, отрешенное выражение, Хлоя передвинула свой стул поближе, села напротив и положила ладонь на руку судьи с камнем.

Левой рукой она взяла рисунок.

– Я отправлюсь с вами, можно? – попросила она, – Не хочу оставаться тут одна.

– Остерегайтесь, – предупредил лорд Эргли, – а то как бы вам не оказаться за разборкой четвертой главы нашей «Природы Закона», или еще хуже – выбивающей стул из-под уважаемого профессора.

– Ну позвольте мне, пожалуйста, – снова попросила Хлоя. – Вы боитесь, что я могу все испортить?

– Наоборот, – серьезно сказал судья, – я уверен, что вы все спасете. Ведь среди нас всех только вы искренне благоговеете перед камнем. Хорошо. Отправляемся. Вам удобно?

Хлоя кивнула.

– Благоволением Всевышнего, – неожиданно прошептала она. Лорд Эргли, расслышав, кивнул и без улыбки повторил: «По воле Божьей».

В кабинете повисла тишина.

Позже Хлоя не могла с уверенностью описать, что же произошло на самом деле. Убедившись в том, что лорд Эргли не усматривает в происшедшем ничего необычного, она все же рассказала ему кое-что.

Поначалу в течение нескольких минут она доблестно боролась, пытаясь сосредоточиться на рисунке и одновременно не упустить цель своих усилий. Краем сознания она все еще удивлялась той горячности, с которой лорд Эргли взялся за спасение незнакомого ему Пондона, и еще успевала думать О новых и сложных понятиях, вошедших в ее жизнь в последние дни. В какой-то момент ей показалось, что внутренний голос, довольно похожий на голос судьи, сурово произнес: «Дитя мое! Не городи ерунды, все это тебя нисколько не интересует. Соберись и будь поточнее». Она только собралась возразить, что ее действительно волнует все это, как некая сила – воля Эргли, сила камня или что-то еще – владевшая ей, отмела в сторону всю шелуху, сознание Хлои сделало рывок и… остановилось, застыло на воспоминании о Френке Линдсее. Ни с того ни с сего она совершенно отчетливо подумала о том, какие усилия прикладывает бедный Френк, чтобы понравиться ей, и сколько он уже добивается ее снисходительности. Он нежно держал ее за руку, научился хорошо целоваться, он очень старался развлекать ее… но до чего же он зануда! Нет, с ним было не скучно, просто все, что он говорил, было ей чуждо. Разговоры…

Хлоя припомнила еще двоих-троих молодых людей. Из разговоров с ними ничего не осталось. На нее словно опустилось облако пустых фраз, произнесенных в разное время разными голосами и до, и во время, и после недавних приключений.

Да нет, и приключения, и спутники у нее бывали просто замечательные, это она сама – неблагодарная девчонка. А сейчас… ее ладонь касается такой знакомой, спокойной и уверенной руки… это лучше любого поцелуя, нежнее, ласковее… В сознании Хлои снова прозвучал голос, принадлежавший то ли камню, то ли судье: «Продолжай, дитя». Голос встряхнул Хлою, на миг она ожесточилась против этой близкой, суровой и властной силы. Она словно повисла между двумя огромными магнитами и понимала, что один из них – Френк Линдсей. Ей казалось, что проходили века, а она все никак не могла выбрать, не желая терять и боясь приобрести, потому что любое приобретение всегда таит в себе утрату. Ей смутно чудилось, что время проходит, она стареет, наверное, она уже слишком стара, ей уже поздно рассчитывать на то, чтобы стать любимой и желанной, слишком стара, чтобы желать. Поток воспоминаний распался на отдельные ручейки. Образы ее знакомых, друзей, поклонников стали зыбкими и закружились вокруг туманным хороводом. А что еще, кроме них, было у нее в жизни? Откуда-то всплыли слова: «Природа Закона». Но и «Природа Закона» никогда не значила для нее слишком много. Природа Закона – время, а сам Закон – ее растущее одиночество и путь к старости. И снова подступающее отчаяние разбила сдвоенная сила руки, на которой лежала ее ладонь. Слова, возникавшие в сознании, приобретали священный смысл, обретали собственную жизнь, властно выстраивали порядок в ее смятенных чувствах и мыслях. Кто-то когда-то давно говорил эти слова… Кто? И внезапно она увидела фигуру лорда Эргли, увидела далеко-далеко, словно смотрела в бинокль с другого конца. Судья стоял в кабинете сэра Джайлса и держал в руке камень. Хлое он виделся олицетворением Английского Закона, наследником но прямой линии тех, кто создавал Закон. Вокруг витали другие имена: Сулейман, Карл, Август, халифы и цезари всего мира, того самого мира, в котором поцелуй занимает миг, а их работа – века. Они старели и заканчивали каждый свой труд, их постройки испытывало время, и они выдерживали испытания. Все еще ощущая свои собственные уносящиеся годы, все еще не выпуская из вида хоровод молодых поклонников, Хлоя никак не могла совершить выбор, но вот что-то сдвинулось в ее сознании, оно раскрылось, и прошлое тотчас же перестало быть. Словно в отместку за эту утрату, мягкие, теплые, живые имена похолодели, а кружащиеся фигуры, стоило ей остановить на них взгляд, стали выцветать и таять. Тогда она встретилась глазами с призрачным образом лорда Эргли, он улыбнулся и покачал головой. Едва слышно тот же голос шепнул: «Продолжай, дитя», – но что и как могла она продолжать? Ее окружала холодная тьма, и даже образ судьи, ее самого честного, самого надежного спутника, исчез и потерялся в этой тьме. В отчаянии Хлоя позвала его, но тут же поправилась и со всей силой веры, которая еще оставалась в ней, произнесла, словно давая обет: «Да, я буду продолжать, буду, только скажите – как?»

Едва различимый призрак не улыбнулся, не успокоил ее, хотя бы кивком головы, и окончательно пропал. Мрак и запустение стремительно затопили все окружающее пространство, и Хлое подумалось, что так приходит Смерть. Все мучения сердца за всю ее жизнь, все измены, неверие и хаос сконденсировались в единую тучу и пали на ее плечи. Последней ушли память о ранней, одинокой и приносящей сплошную боль юности и страх перед ненавистной, жалкой и беспомощной старостью, и еще некоторое время страдание, питаясь само собой, пробивалось сквозь толщу времени. Дальше она потеряла все ощущения и просто ждала, отупев от муки.

Неизвестно, сколько это продолжалось, но однажды в ее сознание пробился голос. Он быстро креп, набирал силу и ясность, он словно раздвигал ночь, окутавшую ее.

– Дитя! – звал голос, и в нем звучали тщательно скрываемые нотки беспокойства. – Дитя мое! Хлоя! Хлоя!

Девушка встрепенулась, подалась навстречу знакомому голосу, и внезапно терзавшая ее боль ушла, а внешний мир обрел существование. Но пока свершалась эта перемена, Хлоя успела заметить на границе между тьмой и светом мягкое сияние камня. Наверное, где-то там же должен находиться и лорд Эргли… Белизна с золотым отливом ширилась и становилась все более прозрачной.

Только теперь, своим измененным сознанием, Хлоя смогла ощутить высшее совершенство камня, у нее захватило дух, и перевести дыхание она смогла лишь узрев вокруг стены знакомого кабинета.

Лорд Эргли смотрел на нее с легким беспокойством. Его собственный опыт был куда определенней. Он без особого труда воссоздал в памяти образ кабинета в Бирмингеме, вспомнил троих мужчин, сосредоточившись, мысленно произнес формулу и волевым усилием передал ее Лондону, а потом отдал ситуацию на волю камня. Он постарался полностью отказаться от любых собственных желаний, они представлялись не столько опасными для него самого, сколько ставящими под угрозу весь замысел спасательной операции. Судье было проще. Его не трогали, как Хлою, все эти титулы, цари и пророки, но мысли его текли сходным путем. Он по-прежнему не знал, обладает ли камень собственной волей, но не стал добиваться ответа на этот вопрос, сосредоточившись на конкретной задаче вызволения Пондона. Он не представлял себе, как именно сможет помочь ему, но эксперимент есть эксперимент. Особенно внимательно судья следил за тем, чтобы не провалиться в Бирмингем.

Он просто воссоздал в памяти время, место и обстоятельства, предоставил их в распоряжение камня и теперь ждал, что за этим последует.

Долго – ему казалось, что очень долго – не происходило решительно ничего. Сосредоточившись на своей задаче, судья почти сразу перестал видеть лицо Хлои перед собой и только спустя некоторое время почувствовал некоторые изменения. Что-то давило на глаза изнутри. Кресло слегка качнулось и словно бы стронулось с места. Накатил и прошел легкий приступ тошноты, в голове возникло ощущение слабости. Кажется, вокруг была все та же комната, но нет, что-то в ней изменилось. Стол справа от судьи как будто размножился. Такие же столы вытянулись в бесконечную линию, это же произошло и с остальной мебелью, каждый предмет словно обретал бесконечную протяженность. Стены мерцали, то становясь прозрачными и пропуская сквозь себя вереницы отражений предметов, то обретая плотность и отсекая ряды шкафов и столов. Он видел и себя самого в разных позах, с разных ракурсов, но пока каждый раз все-таки узнавал себя. Когда он останавливался на каком-нибудь из этих фантомов, призрак приобретал рельефность, краски, зато все остальные блекли и выцветали. Затем сознание расслаблялось, и фантасмагория тут же продолжала свои бесконечные метаморфозы.

Постепенно к нему все острее возвращалось ощущение самого себя, сидящего в своем кабинете, на его руке по-прежнему лежала рука… чья, Хлои? Нет, это была явно другая рука, мужская, высохшая, старческая кисть… Хаджи! «Но тогда – это пятница», – с усилием подумал лорд Эргли. Все труднее становилось удерживать в сознании первоначальную задачу.

Множество образов роились вокруг. Экономка, Хлоя, Хаджи…

Он о чем-то говорил с ними… что-то делал… Сон… и все-таки не совсем сон. Память, его собственная память окружала его. Все больше силы уходило на то, чтобы не дать этим образам хлынуть в сознание и затопить его, чтобы удерживать только один определенный момент. Восприятие стремительно обретало глубину и разрасталось вширь, но не за счет охвата соседних территорий. Пространство явно меняло свои свойства. Вот под немыслимым углом вклинилась соседняя комната, ее изображение наложилось на картину беседующих за столом Хаджи и лорда Эргли. Но и в самой вклинившейся комнате возникали какие-то цветные шары, разрастались, отрывались, порождая новые пространства, теперь уже не всегда узнаваемые. Вот в одном из слоев мелькнул образ Джайлса, совершающего одновременно, словно многорукий Шива, разные действия. Полыхнула белая вспышка, и сквозь все слои миража проступило лицо все того же Джайлса, но внимательно наблюдающего, с огоньком жадного интереса в глазах. В одном из слоев лорд Эргли отвернулся от Джайлса, он хотел взглянуть на Пондона, но обнаружил лишь зыбкий образ человека, идущего к нему по полу, расположенному прямо на уровне глаз. Лондон обреченно шагал и шагал, казалось, скоро он войдет в переносицу лорда Эргли. Последнее видение вызвало у судьи крайне неприятное ощущение, но он сдержался. Теперь Лондон, уменьшенный до размеров крохотной частицы, был прямо перед глазами. Неприятные ощущения исчезли.