Текст книги "Иные миры"

– История в общем-то простая, – ответил Энгус, уловив в словах Френка невысказанный вопрос. – Я купил жене в подарок довольно ценный камень у парня по имени Монтегю. Кажется, он доводится племянником вашему лорду Эргли. Камень уникальный. И вдруг возникает вопрос о праве владения. Мне бы потолковать с лордом Эргли, мы бы решили с ним этот вопрос в два счета. А тут – такая незадача! Во всяком случае, пока я считаю этот камень своим – деньги-то я платил. Но вы можете успокоить мисс Барнет, в таких делах я весьма щепетилен. Если камень найдется, вы об этом узнаете сразу же. А уж я постараюсь организовать самые тщательные поиски. Если понадобится, куплю оба эти поля.

– Да, да, конечно, – кивнул Френк, ошеломленный таким способом преодоления трудностей. – Значит, вы хотите, чтобы я сообщил вашим людям, где вы находитесь?

– Да, если вам не трудно, – кивнул Энгус. – Буду вам весьма признателен. По-моему, мисс Барнет тоже этого хотела.

– Да уж, – мрачно согласился Френк. – Как отсюда лучше добраться до вашего поместья?

Шилдрейк объяснил, и Френк уехал. Прикинув, что раньше чем через час на помощь рассчитывать нечего, Энгус закурил и устроился под изгородью. Пожалуй, он слишком устал, чтобы продолжать поиски. Сигарета давно догорела, но ему было лень пошевелиться, чтобы достать новую. Выпрямив натруженную спину, Энгус прилег и не заметил, как задремал.

В полусне он все же слышал чьи-то шаги, приближавшиеся с той стороны ограды, и окончательно проснулся как раз вовремя, чтобы заметить высокого человека, вдруг шагнувшего к изгороди и доставшего что-то блестящее из переплетенных ветвей. Энгус похолодел. Он вскочил на ноги, а незнакомец тем временем уже отправился дальше своей дорогой.

– Эй! – закричал Энгус. – Эй, вы!

Незнакомец замедлил шаг и удивленно оглянулся. Это был молодой, темноволосый человек лет тридцати, с этюдником через плечо. Он с недоумением посмотрел в сторону Шилдрейка.

– Эй! – снова окликнул Энгус. – Это не мое, случайно?

Молодой человек по ту сторону изгороди слегка пожал плечами и бросил на ходу:

– – Не ваше – что?

Энгус кинулся за ним вдоль своей стороны изгороди.

– А вот то, что вы там достали. Такой забавный камушек с прожилками. Он мой.

– Да неужто? – удивился незнакомец. – И зачем же вы его туда положили?

– Ну какая разница – зачем, – нетерпеливо ответил Энгус. – Вы просто перебросьте его сюда, ладно?

Однако незнакомец шагал себе дальше и даже не думал останавливаться. Энгус, спотыкаясь о камни, трусил параллельным курсом, чертыхаясь под нос.

– Довольно забавно, – громко произнес его попутчик, обращаясь к небу. – Я иду себе, собираю камушки с изгороди, и вдруг мне громогласно заявляют, что они принадлежат ему, – он покосился на Шилдрейка. – Вы, как я догадываюсь, – язвительно добавил он, – как раз его и искали, верно?

– Конечно, искал, – вскричал Энгус, снова чуть не падая. – Я долго искал, а потом прилег на минутку.

– Значит, вы утверждаете, что он – ваш, – констатировал молодой человек. – А не подскажете ли мне, как он оказался на верхушке изгороди?

– Жена закинула его туда из машины, – не очень внятно объяснил Шилдрейк. Они в это время добрались до обочины.

– А потом, наверное, она уехала, – грустно промолвил незнакомец, глядя на пустынную дорогу. – Вот оно, семейное счастье! Неудачная женитьба?

– Да не прикидывайтесь вы идиотом! – взорвался Энгус. – Отдавайте камень.

Незнакомец поразмыслил.

– Я вам наполовину верю, – сообщил он. – Но только наполовину. Должен признаться, с детства терпеть не могу, когда меня зовут «Эй!» Собственное имя мне нравится куда больше. Многие полагают, что «Эй!» – довольно удобная форма обращения, особенно к незнакомцу, но я не разделяю этих взглядов. Попахивает снобизмом, знаете ли. Я не говорю…

– Отдадите вы мне камень? – зарычал Шилдрейк, теряя терпение.

– Я бы, может, и отдал, – торжественно произнес молодой человек, – попроси вы меня по-хорошему. Знаете, как бывает: удивление там, благоговение, голос с неба… А так, как вышло – нет, не отдам. Но если он ваш, вы его получите. Меня зовут Оливер Донкастер, я остановился на пару недель вон в той деревушке у миссис Пентридж. Сейчас направляюсь как раз туда, пить чай. А вот после чая, – он поглядел на часы, – ну, скажем, без четверти шесть, – около шести, короче, – если вам удастся убедить меня, можете забирать свой камень. А как вас зовут? «Эй» – это, я так понимаю, наследственный титул?

Энгус попытался взять себя в руки. Дурацкое дело – пререкаться через изгородь. И ведь нет никакой уверенности, что у этого парня именно его камень.

– Прошу извинить меня за грубость, – произнес он, – просто все так неожиданно произошло…

– Весьма неожиданно, – вежливо согласился Донкастер.

– Я так боялся, что вы уйдете, вот и крикнул. Если бы вы дали мне только взглянуть на вещь, которую вытащили из ограды…

– Пожалуйста, – с готовностью откликнулся его собеседник. – Я ведь уже сказал вам, что это – камень. Я шел, а он попался мне на глаза. После шести буду рад позволить ему поступить точно так же с вами. Хотите сохранить инкогнито?

Ну что ж… Значит, через часок? Было весьма приятно… э-э, нет, «встретить» не подходит, о, да, послушать вас. До свидания. Всего доброго! – он изящно помахал рукой и двинулся по тропинке к калитке на другой стороне поля.

Пока Энгус огибал изгородь, он уже скрылся из вида.

За чаем Оливер Донкастер исследовал свою находку.

При искусственном свете она оказалась довольно тусклой.

Цвет камня оставался по-прежнему чист, причудливые отметины все так же привлекали взгляд, но золотистый отсвет, так заметный под солнцем, словно пригас, и камень стал каким-то более обыкновенным. Слегка разочарованный, Донкастер вышел из спальни и остановился возле двери в другую комнату.

– Привет! – негромко крикнул он. – Можно войти?

За дверью вот уже год лежала в кровати миссис Фергюсон, мать хозяйки Донкастера, миссис Пентридж. Паралич полностью лишил подвижности нижнюю половину тела несчастной женщины. В доме иногда спорили, не лучше было бы, распространись паралич на все тело. Мистер Пентридж полагал, что это был бы самый милосердный исход, а миссис Пентридж с ним не соглашалась. Миссис Фергюсон своего мнения, если оно у нее и было, не высказывала. Она очень любила гостей и приветствовала любые разговоры, лишь бы они происходили в ее присутствии.

Донкастер сначала из сострадания заходил к больной после чая, а потом привык, и теперь у них появилась традиция: под вечер обсуждать результаты его дневной работы, смотреть наброски и тем самым давать повод для короткой лекции по искусству, в которой Оливер излагал старой женщине собственные заблуждения на этот счет. Впрочем, сам он называл их убеждениями.

Сегодня он застал в комнате больной миссис Пентридж.

Она перебирала наволочки в комоде и, дружелюбно поздоровавшись, спросила:

– Ну как, удалось поймать хорошее освещение?

– Отлично поработал, – с улыбкой ответил Оливер, садясь в кресло. Кое-что, конечно, придется переделать, а то очень пестро получается. Вот, взгляните, – он поместил набросок перед глазами миссис Фергюсон.

Старушка впилась взглядом в кусочек картона и уже не отрывала от него глаз, прислушиваясь к разглагольствованиям Донкастера. Миссис Пентридж продолжала возиться с наволочками. Минут через пять Оливер встал.

– Да, кстати, – сказал он без всякой связи с предыдущим, – ко мне тут должны зайти, поговорить насчет одной штуки. Поглядите, видели вы когда-нибудь такой камешек? Сегодня нашел. – Он продемонстрировал находку миссис Фергюсон. – Обратите внимание на цвет. Ну разве не прелесть?

– Что это? – хрипло спросила старая дама.

– А бог его знает, – беспечно ответил Оливер. – Сначала мне показалось, что это – хризопраз, а потом посмотрел – нет, не похоже. Наверное, какой-нибудь урим и туммим99
  Исх. 28:30: «На наперсник судный возложи урим и туммим, и они будут у сердца Ааронова, когда он будет входить в святилище пред лице Господне; и будет Аарон всегда носить суд сынов Израилевых у сердца своего пред лицом Господним».


[Закрыть].

– А-а, знаю, – кивнула старушка. – Это то, что первосвященники носят на наперснике. – Она погладила Библию на тумбочке рядом с кроватью. – Я про это хорошо помню.

– Не сомневаюсь, – с улыбкой сказал Донкастер.

– Помню как сейчас, – продолжала миссис Фергюсон. – Я тогда маленькая была и ходила в воскресную школу.

Наверное, мне потому запомнилось, что мы после школы отправились на пикник, а раньше меня не брали. В школе священник как раз и говорил про эти самые урим и туммим. Сюзи Брайт потом еще всю дорогу искала их по канавам. Да-а, – покряхтела она, – хотелось бы мне сейчас побегать, как тогда бегалось.

Стук в дверь, который последовал спустя минуту-другую после этого, никто не услышал. Миссис Пентридж уронила стопку наволочек и, вытаращив глаза, смотрела, как мать ее возится с одеялом на постели. Вот она медленно села, вот ахнула растерянно, и как-то боком начала сползать на пол.

– Матушка! – взвизгнула миссис Пентридж и кинулась к ней.

Пораженный Оливер подскочил с другой стороны.

Миссис Фергюсон, крепко ухватившись за обе живые подпорки и тяжело дыша, с трудом… встала на ноги и сделала пару неуверенных шагов вперед.

– Погодите-ка, – прохрипела она, отпустила плечо Оливера и сделала еще шаг. – Кажется, мне сегодня чуток получше.

В тишине, воцарившейся вслед за этими невероятными словами, прозвучал повторный стук в парадную дверь. Это пришел Энгус Шилдрейк.

Глава 6
Проблема времени

Сэр Джайлс откинулся в кресле и улыбнулся профессору Пеллишеру.

– Ну вот, – сказал он, – мы провозились целые сутки. Можно подвести итог. – Он взял со стола лист бумаги и прочитал:

– Первое. Камень состоит из неизвестного вещества. Второе. Камень не реагирует ни с одним известным веществом. Третье. Камень можно разделить на части без изменений свойств и размеров оригинала. Четвертое. Камень может перемещаться и вызывать перемещение в пространстве, причем процесс перемещения не фиксируется сознанием.

Пятое. Камень предположительно способен перемещаться и вызывать перемещения во времени.

– Он определенно перемещается, – заметил Пеллишер, но сэр Джайлс покачал головой.

– Именно предположительно. Мы не можем с полной уверенностью утверждать, что ваш протеже отправился в прошлое. Несомненно лишь то, что его здесь нет, а вот камень, наоборот, есть. Полагаю, его матери вы скормили вполне добротную историю?

– Ох, не нравится мне все это, – озабоченно проговорил Пеллишер. – Как бы до полиции не дошло…

– Непременно дойдет, можете не сомневаться, – заверил его сэр Джайлс. – Но я слыхал, как он тут прощался.

Надеюсь, у вас нет причины убивать этого типа? И орудия убийства тоже нет? Тогда вас вряд ли станут серьезно трясти, не говоря уж о том, что нет ни тела, ни его следов. Давайте-ка лучше продолжим нашу работу.

– Наверное, вы правы, – признал профессор. – Ну и как вы считаете, какого плана нам теперь придерживаться?

Сэр Джайлс подался вперед.

– Я вот о чем думаю, – заговорил он. – Если ваш ассистент действительно угодил в прошлое, значит, можно попробовать отправиться и вперед во времени?

– Не вижу причин, почему бы это оказалось невозможным, – осторожно согласился Пеллишер.

– Вот это мы и должны проверить, – сказал сэр Джайлс. – Но теперь нам не на кого рассчитывать, кроме себя.

Во-первых, следует экономить камни. Во-вторых, нам не грозит застрять там навсегда. Ведь всякое будущее когда-нибудь станет настоящим.

– Но все-таки я бы не стал забираться далеко, – заметил профессор. – Скажем, полчаса для первого раза вполне достаточно.

Сэр Джайлс уже нетерпеливо вертел в руках корону, но профессор еще не кончил.

– Но подумайте, Тамалти. Даже если он сработает, что это нам даст? Допустим, я проецирую себя на час вперед. Допустим, я обнаруживаю себя сидящим в этом кресле, за этим столом. А потом возвращаюсь назад и на пару часов запираюсь в спальне. И как тогда я мог видеть себя сидящим за столом? И чем меньше срок, тем больше шанс перевернуть ход событий по-своему. За неделю всякое может случиться, не то что за полчаса.

Сэр Джайлс поразмыслил над его словами.

– Да, помнить вы, пожалуй, ничего не будете, – согласился он. – Все равно, пока не попробуем, ничего не узнаем.

Сутулую фигуру профессора затрясло от возбуждения.

– Слушайте, Тамалти, а ведь это может порвать цепочку, – хрипло проговорил он. – Этак ведь можно убедиться, наконец, что мы – не какие-нибудь винтики в механизме Рока. Мы станем свободными!

– Я иногда думаю, – задумчиво произнес сэр Джайлс, – что во всем этом рассаднике паразитов, который по недоразумению зовется Англией, я – единственный ученый. Ну хоть бы один из вас не носился с какой-нибудь навязчивой идеей! А то вы только о том и думаете, как бы выпустить ее погулять на часок. Не сходите с ума, Пеллишер. Каким это образом любое, самое распроклятое происшествие может порвать цепь закономерностей? Вы добиваетесь свободы? Ну и что вы с ней намерены делать?

– Если человек в состоянии изменить прошлое, – словно в трансе произнес профессор, – если он способен познать будущее и действовать в нем…

– Да вы белены объелись, профессор, – перебил его сэр Джайлс. – Кончайте ваши романтические бредни. Если вам на роду назначено сидеть через полчаса в этом кресле, вы в нем и будете сидеть, даже если для того, чтобы засунуть вас туда, этому доисторическому экспонату придется треснуть вас по голове чем-нибудь тяжелым. Хватит болтать. Приступайте к эксперименту.

– Я-то приступлю, но и вы не отлынивайте, – огрызнулся профессор. – Я ведь с вас глаз не спущу, Тамалти. И давайте без этих ваших штучек! – предупредил он.

– Вы, романтики, всегда отличались подозрительностью, – вздохнул сэр Джайлс. – Впрочем, сейчас это неважно. Мы же будем действовать вместе. Где камень?

Пеллишер отпер сейф, достал камень и сел за стол рядом с Тамалти.

– На сколько отправляемся? – деловито спросил он. – На полчаса?

– Вполне достаточно, – кивнул сэр Джайлс. – Дверь заперли? Хорошо. Где часы? Значит, отправляемся в половину двенадцатого. Дайте-ка я запишу на листочке и положу вот сюда. Еще раз: чего мы хотим?

– По-моему, стать такими, какими мы будем в половине двенадцатого, – пожав плечами, ответил Пеллишер, и оба они, один с короной на голове, другой с зажатым в руке камнем, сосредоточились на этом желании.

– ..поэтому вряд ли я смогу сообщить вам что-нибудь полезное, – закончил Пеллишер, спокойно глядя на полицейского инспектора.

Сэр Джайлс оглянулся через плечо. Он стоял у окна кабинета и рассеянно прислушивался к разговору за столом.

Так удался все-таки их эксперимент или нет? Он не мог припомнить ничего определенного. Они с Пеллишером сидели… кажется, довольно долго, хотя, если смотреть по часам – всего минут десять… ощущение от этого ожидания неизвестно чего осталось довольно тягостное. Потом они посмотрели друг на друга, и Пеллишер сказал: «Ну?» Тогда сэр Джайлс встал, взглянул на листок бумаги, где его почерком было написано «Одиннадцать тридцать», и перевел взгляд на часы.

Стрелки показывали одиннадцать сорок две. Он поглядел на Пеллишера и раздраженно бросил:

– Если бы я знал, провались оно все пропадом!

– Вы о чем? – кажется, спросил Пеллишер.

Воспоминания быстро тускнели, и сэр Джайлс уже с трудом мог восстановить общую последовательность событий. С каждой минутой прошедшие полчаса все быстрее проваливались куда-то на дно памяти, и решительно нельзя было понять, случилось ли все это на самом деле или происходило только в его сознании? А то, что происходит сейчас? Происходит ли оно в действительности, или к этому следует относиться как к предвидению? Испытывая крайнее раздражение и какую-то безотчетную тревогу, сэр Джайлс вынужден был признаться самому себе: он не знает.

Ему припомнилось, как в дверь постучала экономка, припомнилось, как пришел инспектор, как они говорили с Пеллишером… надо признать, подумал Тамалти, Пеллишер вел себя безукоризненно. Кажется, профессора не мучили никакие сомнения. Впрочем, откуда им взяться? Для этого все-таки соображать надо. «Но я же помню все это, – нетерпеливо подумал Тамалти. – Если бы этого не было, как бы я помнил тогда? Черт побери! – Он пытался сосредоточиться. – Но ведь в половине двенадцатого я и должен помнить.

С другой стороны, если эти воспоминания пришли ко мне извне, значит, я помню то, чего не было? Может быть, галлюцинация? Нет, так свихнуться можно. Чушь. Я в полном сознании, и сознание мое соответствует одиннадцати сорока пяти. Этого сознания не могло бы быть, если бы меня не было между одиннадцатью и одиннадцатью тридцатью. Так все-таки где я? Здесь или все еще там, только зная о том, что будет здесь?»

Сэр Джайлс ощутил близость какого-то другого объяснения, он мучительно пытался ухватить его и не мог. Нетерпеливо взглянув через плечо, он с облегчением отметил, что инспектор собрался уходить. Едва дождавшись, пока за ним закроется дверь, сэр Джайлс бросился к Пеллишеру.

– Ну? – чуть не крикнул он. – Что произошло? Да плюньте вы на этого идиота-полицейского! Получилось что-нибудь?

– По-моему, ничего, – несколько удивленно ответил Пеллишер. – Кажется, во времени оно не работает.

– Похоже, это вас радует, – саркастически воскликнул сэр Джайлс. – А позвольте вас спросить, почему вы так уверены, что оно не работает? Вы же хотели остаться самим собой из половины двенадцатого? Ну и как вы теперь узнаете, так это или нет? Вы ведь все помните, не так ли? Я тоже помню.

– А-а… да… – начал Пеллишер. – Да, я понял. Хотите сказать, что это – предвидение? Хм. Ну тогда давайте вернемся в одиннадцать часов, – он шагнул к сейфу, но сэр Джайлс схватил его за рукав.

– Остановитесь, глупец! Нельзя этого делать. Почему, черт побери, я раньше не понял? Стоит вам вернуться назад, и вы будете вечно проделывать одно и то же. Понимаете?

Замкнутый круг!

Пеллишер сел. Оба ученых смотрели друг на друга.

– Но вы же сами утверждали, что любое настоящее рано или поздно станет будущим, – растерянно произнес профессор.

– Утверждал! – рявкнул Джайлс. – Но неужели у вас мозгов не хватает понять, что возвращение замыкает круг? Вот почему исчез ваш проклятый прихлебатель! А теперь вы и сами едва не клюнули на эту удочку! Нет уж, меня на таком не поймаешь. Должен быть выход, и я найду его!

– Послушайте, Тамалти, – примирительно сказал профессор, – давайте-ка все спокойно обсудим. Что вы имеете в виду под замкнутым кругом?

– О боже! – простонал сэр Джайлс. – Угораздило же меня связаться с человеком, который даже соску сам не найдет! Да поймите вы, если сначала не задать последовательность перемещений, то вы уже ничего не сможете сделать.

Если вы решите: «Я хочу попасть туда и вернуться обратно таким-то образом», – тогда – пожалуйста, но если скажете только «Я хочу оказаться там», то вашим возвращением будет управлять обычная последовательность событий. Вы что, совсем рассудок потеряли, Пеллишер?

– Так мы в будущем? – тупо спросил профессор. – И мы не можем вернуться назад, чтобы прожить эти полчаса? Ну хорошо. А почему вы придаете этому такое значение?

– Да ведь если мы оказались здесь… – начал было Тамалти, но махнул рукой и замолчал. Несколько минут он ходил по кабинету из угла в угол, а потом остановился возле своего кресла. – Но сейчас-то я здесь? – вдруг спросил он. – Или там?

В кабинете надолго повисла тишина. Наконец Пеллишер нарушил молчание.

– Я все же не понимаю причин вашего возбуждения.

Какое значение могут иметь всего-то полчаса…

Кажется, сэр Джайлс достиг последнего градуса бешенства и поэтому неожиданно сделался вежлив. Он повернулся к профессору и проговорил почти заботливо:

– Да вы не волнуйтесь, Пеллишер, поберегите голову.

Постарайтесь просто проследить за моими рассуждениями.

Если то, что мы знаем – это информация, пришедшая в ваше сознание извне, то ведь сознание должно в чем-то обретаться?

Оно пребывает в вашем теле. А где ваше тело? Как вы согласуете ход времени вашего тела и вашего сознания?

– Мое тело определенно здесь, – заявил Пеллишер, хлопая себя по коленке.

– Не совсем так, – ласково произнес сэр Джайлс. – Да, оно может быть здесь, а может и не быть. Вполне может оказаться, что мы все еще сидим за столом, а все остальное занимает миллионную часть секунды.

– Но ведь Пондон исчез у нас на глазах, – возразил Пеллишер, – и я не вижу, куда бы ему деваться, как не в свое прошлое. Вы не допускаете, что мы точно так же исчезли в нашем собственном будущем?

– Надеюсь на это, – проворчал сэр Джайлс. – Вопрос в другом. Кое-что мы помним или знаем. Мы говорим.

Приходила полиция. Но факты ничего не говорят о том, происходило ли это в прошлом, происходит в настоящем или произойдет в будущем. Если мы сейчас решим вернуться, то мне кажется – о, конечно, я всего лишь дитя несмышленое у ваших ног, – но все-таки мне кажется, что в этом случае мы попадем во временную петлю и вынуждены будем вечно повторять один и тот же период. И кто бы мне сказал: так ли это?

– Допустим, так, – вставил профессор. – Тогда нам придется жить очень долго.

– Пока смерть не придет, – мрачно кивнул сэр Джайлс. – А потом что? Когда эти наши тела умрут и разрушатся, не вернется ли наше сознание к тем телам, которые будут еще живы? И все это будет повторяться снова и снова. Неужто это вам нравится, Пеллишер?

– Но ведь Пондон исчез, – напомнил профессор.

– Да черт с ним, с Пондоном! – воскликнул сэр Джайлс. – Неужели непонятно, что условия могут быть другими? Каким бы ни было прошлое, человек знает о нем, но как он может знать о будущем, которого еще не было?

– И что же вы предлагаете делать? – вконец запутавшись, спросил профессор.

Сэр Джайлс задумался.

– Я предлагаю понаблюдать несколько дней, – наконец сказал он. – Тем временем я подумаю над формулой желания, с помощью которого, во-первых, удалось бы выяснить, куда запропастился ваш помощник, а во-вторых, узнать, где находимся мы сами. А еще я хочу знать, что происходит на Уайтхолле, чтобы не дать им застать меня врасплох. При нынешних обстоятельствах это ни к чему. Короче, я возвращаюсь в Лондон.

Сэр Джайлс не захотел пользоваться камнем и всю дорогу до Юстона1010
  Один из лондонских вокзалов и станция метро.


[Закрыть] напряженно размышлял над возникшей проблемой. Ему удалось продумать несколько формулировок мысленных приказов, с помощью которых можно было добраться до несчастного Пондона. Самое простое – пожелать вернуть беднягу обратно – они с профессором уже попробовали вчера вечером без всякого эффекта. Видимо, камень не давал возможности контролировать других людей; его действие ограничивалось лишь непосредственным владельцем.

Вот о чем действительно стоило пожалеть. Как было бы прекрасно, сидя у себя в кабинете, манипулировать другими людьми! Сэр Джайлс терпеть не мог непосредственно принимать участие в экспериментах. Как правило, он выбирал для этого людей, чье сознание заблудилось между мистикой, безумием и романтикой, беда только в том, что подобных субъектов всегда не хватало. Ах, какой бы это был прекрасный способ избавляться от всяких идиотов, отправляя их в их же собственное прошлое! Он с трудом удержался от искушения послать телеграмму Пеллишеру и посоветовать рассказать полиции все, как есть. Ведь тогда этим остолопам придется «выполнить свой долг» и отправиться разыскивать ассистента профессора в позавчерашний день. Впрочем, Пондон сунулся туда по своей воле, если, конечно, не считать того, что его начальник мог бы поподробнее объяснить бедолаге последствия этого «пустякового эксперимента». Ладно, Лондон подождет.

Помнится, в то утро, собираясь «в дорогу», Пондон решил побриться и слегка порезался. Сэр Джайлс с удовольствием подумал, что теперь этот порез будет преследовать молодого недоумка каждое утро до тех пор, пока он, сэр Джайлс, не выкроит время и не займется этим делом сам. Сейчас у него есть заботы поважнее. Проклятые полчаса никак не давались ему в руки, вынуждая без конца прикидывать: прожил он их или нет, и если нет, то способен ли камень избавить его от необходимости проживать их снова и снова?

Проблема никак не хотела решаться. Вот если бы камень мог транслировать в его сознание его собственные мысли из будущего… Впрочем, зачем же именно в его? Есть ведь и другие люди. Сэр Джайлс перебрал в уме несколько имен, прикидывая, можно ли им доверять в таком деле. Лорд Эргли… А что? Сильное, тренированное сознание… и особого раздражения не вызывает. От Пеллишера, раз он сам в это завязан, толку мало, и к первому встречному не станешь приставать с просьбой посмотреть, куда это там у вас делись полчаса. А лорд Эргли к тому же должен знать, не зашевелились ли эти паразиты на Уайтхолле. А впрочем, черт с ними, не очень-то они его волнуют.

На вокзале сэр Джайлс взял такси и отправился к Верховному судье. Таким образом, дела достали лорда Эргли, несмотря на субботний день. После чая судья забавлялся мыслью: а не проникнуть ли с помощью камня в сферы «Природы Закона»? Он как раз пришел к выводу, что Хаджи Ибрагим не одобрил бы подобных затей, и в это время его огорошил приезд миссис Шилдрейк.

– С ней там и мисс Барнет, сэр, – добавила служанка.

– Кто бы мне объяснил, – бормотал судья, направляясь в гостиную, – что за дела у Хлои с этой дамой. Где она ее раздобыла? И зачем потащила ко мне? Инструктировать или пугать?

Однако вскоре выяснилось, что если кого и напугала эта история, то скорее Хлою. Миссис Шилдрейк моментально захватила инициативу, в двух словах объяснила свое отношение к камню, вскользь упомянула, что в настоящий момент он потерян, и сосредоточилась на выяснении, имеются ли у лорда Эргли какие-нибудь особенные права на камень.

– Именно на этот – нет, – сдержанно ответил Верховный судья.

– Что вы имеете в виду? – уточнила Сесилия.

– Вы, видимо, не в курсе, – мягко сказал Верховный судья, одним взглядом оценив манеры миссис Шилдрейк, положение в обществе ее мужа и возможность перетянуть этих людей на свою сторону. – Ваш камень, как и ряд других, получены от одного-единственного камня и обладают теми же свойствами, что и он. Но насколько они идентичны с точки зрения собственности, я пока не готов ответить. Такая же неясность и с нравом наследования. Решением этих вопросов с подачи одного иностранного государства занимается в настоящее время правительство Ее Величества. В подобной ситуации я посоветовал бы вашему мужу сохранять полную конфиденциальность во всех вопросах, связанных с камнем, и проявлять особую осмотрительность. Я нахожу его права владения неочевидными, во-первых, из-за условий приобретения, а во-вторых, из-за неясности происхождения предмета купли-продажи.

Все это лорд Эргли произнес весьма значительным тоном с соответствующими паузами и должным пафосом. На миссис Шилдрейк тирада произвела впечатление, но заставила ощетиниться.

– Помилуйте, лорд Эргли, – сказала она, – вы советуете нам сидеть тихо в то время, как другие с помощью нашей же вещи будут разорять нас? В первую очередь могут пострадать акции Атлантической Авиалинии. А вы нам толкуете про какой-то единственный камень!

– В нем – эпицентр всех наших производных, – произнес лорд Эргли как можно загадочнее.

Смысла во фразе было немного, но Хлое она напомнила о Пределе Стремлений. Она порой воспринимала случайные, высокопарные слова как откровения, независимо от того, понимала она их или нет. «Производные»? Наверно, фраза подразумевает, что в центре всего стоит лорд Эргли… хотя, конечно, сам он посмеялся бы над таким толкованием. Но Хлоя все же чувствовала, что вся история имеет самое непосредственное отношение к лорду Эргли, или к чему-то, связанному с ним. Она видела: судья уверенно идет какой-то твердой дорогой, и ей страстно хотелось тоже идти по ней.

Хлоя вернулась к действительности и уловила окончание фразы миссис Шилдрейк.

– ..ваше мнение насчет него.

– Сударыня, – величественно произнес лорд Эргди, – вам должно быть понятно, что до рассмотрения этого случая в суде я не вправе высказывать какое бы то ни было мнение. Я не адвокат и не прокурор, я – Верховный судья.

– Но как же нам быть? – не сдавалась миссис Шилдрейк. – Вы, по крайней мере, могли бы сказать, откуда он вообще взялся, этот ваш камень.

Лорд Эргли без труда подавил в себе желание предложить посетительнице конспект речи Хаджи, посвященной истории камня. Вместо этого он сказал:

– Миссис Шилдрейк, благодаря глупости и безответственности моего племянника вы оказались фактическим, хотя и незаконным, обладателем камня, представляющего собой священную реликвию для миллионов людей. Владение им может привести к самым непредсказуемым последствиям.

Я призываю вас действовать с максимальной осторожностью.

Я даже отваживаюсь предложить вам подумать о передаче камня на мое попечение вплоть до решения этого вопроса в верхах. На подобную дерзость толкает меня нешуточное беспокойство, вызванное сложившейся ситуацией. Это не пустые слова. Вовсе не обязательно, но вполне возможно, что и ваша жизнь, и жизнь вашего мужа могут оказаться в опасности.

Прошу вас, посоветуйтесь с ним, взвесьте все и помните о моем предложении. Оно более чем серьезно.

«Неужто ее даже этим не проймешь?» – «подумал он.

Сесилия сосредоточенно смотрела в пол, и судья украдкой взглянул на Хлою. На лице девушки он прочел безоговорочное одобрение всем своим планам.

Миссис Шилдрейк пребывала в немалом затруднении.

Кажется, ей ничего не оставалось, кроме как отправиться на совет с Энгусом и поискать другие способы выведать тайну камня. Она уже приготовила довольно неопределенную прощальную фразу, но в это время дверь распахнулась и в гостиную вошел сэр Джайлс Тамалти. Он машинально кивнул судье и уставился на посетителей.

– Вы заняты? Я хотел поговорить с вами.

– У меня тоже было такое желание, – ответил судья.

Тон его голоса заставил Хлою встряхнуться, а Сесилию сбил с толка. Она даже забыла порядок слов в подготовленном прощании.

– К сожалению, больше ничем не могу помочь, миссис Шилдрейк, – обратился к ней лорд Эргли.

– Знаете, как-то это все неубедительно, – поджав губы, заявила Сесилия. – Я уж лучше схожу к нашему послу. Мы все-таки граждане Соединенных Штатов и, насколько я понимаю, не подлежим вашей юрисдикции.

– Это верно, – кивнул лорд Эргли, дожидаясь, когда она наконец, уйдет.

– Надо же разобраться, кому может принадлежать камень, – продолжала тихо скандалить Сесилия, – кто может его продавать, а кто – нет.

– Вот так здорово! – воскликнул сэр Джайлс. – У вас тоже есть камень? Это ваш, Эргли, или Реджинальда?

Надеюсь, вы за него не переплатили? – насмешливо спросил он у опешившей американки.

Сесилия чуть не кинулась к нему.

– О, к сожалению, не знаю вашего имени, – затараторила она, – но, может, хоть вы мне расскажете про эту штуку. А то все так загадочно. Мы, мой муж и я, купили камень у мистера Монтегю, а теперь нам говорят, что он не имел права продавать его.