Текст книги "Срок приговоренных"

Эпизод одиннадцатый

Резо сидел за столом. На экране телевизора мелькали кадры документальной хроники событий, происходивших далеко от Москвы, в Абхазии, где периодически вспыхивающие стычки между грузинской и абхазской стороной держали в напряжении чудесный край, край, созданный богом в награду людям и превращенный людьми в ад.

У Резо было много родственников в Абхазии. Он нахмурился, глядя на эти кадры. Когда хроника кончилась, по каналу пошла веселая музыкальная передача – без перерыва, не заботясь о том, чтобы отделить только что промелькнувшие кадры хроники, показывающие страдания и боль людей, от ритмов задорных песен и веселых реплик ведущих. Резо отвернулся, взял пульт и переключился на другой канал.

На этом канале шел американский детектив. Несколько молодых людей стреляли друг в друга, умудряясь выпускать гораздо больше патронов, чем может находиться в одном пистолете, и, к счастью, ни разу не попадали друг в друга. Резо с отвращением выключил телевизор и уронил голову на грудь. Нестерпимо хотелось спать. Пистолет лежал рядом, и он на всякий случай немного отодвинул его, чтобы не мешал. После прикрыл голову руками и заснул.

Проснулся он, разбуженный шумом входной двери. Схватил пистолет, вскочил, испуганно озираясь. В комнату вошла Вера.

– Я получила ваши деньги, – сообщила она. – И, как вы просили, купила вам одежду. Только не знаю, подойдет ли вам этот костюм. Ваших размеров не было, и я выбрала такой цвет.

Резо с отвращением, смешанным с удивлением, увидел зеленый костюм в клетку. Но не стал комментировать ее выбор. Она протянула ему деньги.

– Здесь три тысячи семьсот, – сообщила она, – триста долларов я отдала за ваш костюм и купила вам рубашку, как вы просили.

– Спасибо, – поблагодарил он, – вы мне очень помогли.

– Вы, наверно, хотите спать, – догадалась она, увидев его глаза. – Идите в спальню, можете лечь там. Или здесь – на диване. Как вам удобно.

– Спасибо. Я хотел принять душ, – признался он, – но ждал вас, чтобы получить у вас разрешение.

Удивление мелькнуло в ее глазах. Улыбнувшись, она кивнула и прошла в ванную комнату.

– Идите, – сказала она через минуту, – я повесила вам чистое полотенце.

– Я только позвоню вечером в Тбилиси и уйду, – извиняющимся тоном сказал он.

– Не волнуйтесь. – У нее были странные глаза, чуть запавшие, и уголки, опущенные вниз. Грустные серые глаза. Резо в который раз подумал, что они с Никитой были очень разными людьми. Он прошел в ванную комнату, разделся. Казалось, вся его одежда пропахла тюремным запахом параши, вшей и хлорки.

– Можно я возьму ваше лезвие? – спросил он из ванной комнаты.

– Какое лезвие? – не поняла Вера.

– Ножное, – пояснил он, чувствуя, что краснеет, – я не могу не бриться.

– Конечно, возьмите. Там есть новое лезвие. А вы не порежетесь?

– Ничего, постараюсь как-нибудь приспособиться, – ответил он, глядя на себя в зеркало. Разве мог он предположить, что все обернется таким образом?

– Я положила вам свой халат, – сказала женщина, – вы можете надеть его. Я постелю вам на диване.

Возражать не имело смысла. Он снова посмотрел в зеркало. Нужно что-то придумать, думал он, рассматривая свое лицо как чужое. Побрившись и встав под горячий душ, он с запоздалым сожалением подумал, что не попросил купить ему свежее нижнее белье. Но ему было неудобно просить об этом, в сущности, малознакомую женщину.

Через полчаса он вышел из ванной комнаты и надел халат. Пистолет он завернул в старую одежду и все это сложил в пакет, в котором Вера принесла ему новый костюм. В гостиной его уже ждала постель на диване. Он хотел поблагодарить хозяйку, но она уже находилась в спальне, деликатно предоставив ему возможность улечься. Думать больше ни о чем не хотелось, и он, сняв халат, лег на диван и сразу провалился в сон, успев с удивлением заметить, что часы показывали около четырех часов дня.

Он проснулся, услышав длинный звонок, резко прозвучавший в тишине квартиры. Сначала он даже подумал, что это ему приснилось, но тут же раздался второй звонок, и он внутренне сжался, не ожидая от внезапного визита ничего хорошего. Услышал шаги Веры, ее голос:

– Кто там?

Очевидно, ей что-то сказали, а она, замешкавшись на секунду, сказала:

– Сейчас открою. Подождите, я не одета.

Она вошла к нему в комнату.

– Из милиции, – сообщила Вера.

Он растерялся. Неужели они смогли так быстро его вычислить?

– Не открывайте дверь, – вырвалось у него.

– Нельзя, – рассудительно сказала она. – Только вы не шумите.

– Да-да, конечно. – Он вспомнил, что положил оружие в пакет со старым костюмом. Поискал глазами пакет. Слава богу, тот лежал рядом с диваном.

Она вышла из комнаты, а он, вскочив с постели, бросился к пакету, стал шарить, нащупывая пистолет.

Он услышал, как Вера открыла дверь, и замер посередине комнаты с пистолетом в руках.

– Что вам нужно? – спросила Вера.

– Извините, – услышал Резо незнакомый голос, – майор Рожко из ФСБ. Вот мое удостоверение.

Видимо, их было двое. Резо почувствовал, как у него дрожат руки. Он боялся даже пошевельнуться.

– Идемте на кухню, – предложила женщина, – у меня ремонт в комнатах.

По звукам шагов можно было понять, что они прошли на кухню. Отсюда трудно было понять, о чем они говорили. Резо, благо он стоял босиком, сделал несколько шагов и подошел к стене, припадая к ней ухом в надежде услышать хоть что-то.

– Вы были с ним в близких отношениях? – услышал он слова пришедшего. Очевидно, речь шла о Никите.

– Мы были друзьями, – ответила Вера. – А почему вы говорите в прошедшем времени?

– Он погиб, – сообщил Рожко, и Резо услышал, как она вскрикнула. Гораздо сильнее, чем тогда, когда он сообщил ей эту новость. Вера была еще и хорошей актрисой.

Наступило долгое молчание. Резо с ужасом чувствовал, как ей невыносимо тяжко держать паузу, как трудно играть роль. Потом он подумал, что она могла действительно любить Никиту и само известие о его смерти могло на нее сильно подействовать.

– А вы знали его компаньона, Резо Гочиашвили? – спросил Рожко.

Резо сжался, замерев от ужаса.

– Немного. Я видела его несколько раз, – спокойно ответила Вера. И тут же перешла на другое: – Где сейчас тело Никиты?

Она специально отводила разговор в сторону, чтобы не отвечать на их вопросы, понял Резо. Она была гораздо умнее, чем он мог предполагать.

– Он в морге, – сообщил Рожко. – И пока, к сожалению, доступа туда нет. Нас интересует его компаньон. Есть подозрение, что именно он был убийцей вашего друга.

«Он врет!» – хотелось крикнуть Резо, но он молчал, стиснув зубы.

– Как странно, – сказала Вера, – мне казалось, что они хорошие друзья.

– Так бывает, – продолжал Рожко, – бывший друг может стать хуже врага. Мы предполагаем, что они поспорили из-за доходов и Гочиашвили убил вашего друга.

– Его арестовали?

– Он сбежал, – сообщил Рожко, – но мы его ищем. И хотя вероятность того, что он может появиться у вас, достаточно невелика, тем не менее мы хотим вас предупредить.

– Спасибо. Но я почти его не знала. Я не думаю, что он может появиться в моем доме. Он, по-моему, даже не знал, где я живу.

– Вот наш телефон. Если вдруг он позвонит или к вам придет кто-то из его друзей, вы сразу же сообщите нам.

– Обязательно.

Резо перевел дыхание. Гости поднялись и пошли к выходу. Очевидно, один из них свернул в другую сторону.

– Не туда! – почти крикнула Вера. – Входная дверь с другой стороны.

– Мы ошиблись, – раздался голос майора Рожко. Второй все время молчал. – До свидания.

Раздался щелчок закрываемой двери. Резо опустил пистолет, вспомнил, что стоит в одних трусах, и бросился надевать брюки. Он не успел еще застегнуть пуговицы, когда она вошла в комнату.

– Извините, – сказал он, застегиваясь.

– Вы все слышали? – спросила она.

– Почти все. Но они врут, я его не убивал.

– Это я уже поняла. Что вы думаете делать? Мне не понравился взгляд этого майора. Он, кажется, что-то подозревает.

– Да, – согласился Резо, – они могут начать прослушивать ваш телефон. И еще хуже – установить наблюдение за вашей квартирой. Мне нужно срочно отсюда уходить.

– Это не выход, – возразила она. – Они могут арестовать вас прямо на улице, перед домом.

– Мне нужно еще позвонить, – вспомнил Резо, – но от вас нельзя. У вас есть среди соседей друзья или люди, с которыми вы в хороших отношениях? Я позвоню в Тбилиси от них. Я, конечно, заплачу за разговор, но мне нужно обязательно позвонить и предупредить жену, чтобы она не возвращалась в Москву.

– Я договорюсь, – согласилась она, – только вы спрячьте свой пистолет, а то напугаете соседей. – Он согласно кивнул, доставая новую рубашку из пакета, в котором она была упакована.

Сидевший в автомобиле Рожко сказал своему напарнику:

– Мне она не понравилась. Слишком эмоционально переживала насчет гибели своего друга. А они были знакомы всего несколько месяцев. Говорит, что у нее в доме ремонт, а в холле на полу коврик лежит чистый. Получается, что рабочие у нее взлетают над этим ковриком. Нужно передать, чтобы подключились к ее телефону. Может, она все же знала этого грузина.

– Как ему удалось убежать? Там же четверо наших было? – спросил коллега у Рожко.

– Очень просто. Вошел в подъезд, попросился по нужде. Бурый пошел его сопровождать. Водителя на улице оставил, а сам вместе с ним в подъезд вошел. Что с уголовника взять? Как быдлом был, так им и остался. Вообще зачем их позвали? Сами бы справились, без них.

– Он убил Бурого?

– Лучше бы убил. Но только ранил. Схватил пистолет и прямо в наручниках убежал.

– Кретины! – зло бросил Рожко. – Но ничего. Без документов далеко не убежит. В наручниках, без денег и документов точно не убежит. Но на всякий случай нужно телефон этой дамы несколько дней на контроле подержать. Мы уже взяли на контроль телефон его семьи в Тбилиси. Теперь откуда ни позвонит, мы сразу засечем. Нам Слепнев всем головы оторвет, если не найдем грузина.

Рассказ седьмой

В кабинете Семена Алексеевича мы просидели до вечера. Позднее к нам присоединились Дубов и Лобанов. Потом пришел Галимов. В общем, собрался полный комплект проверяющих. Галимов стал рассказывать, как сотрудники ФСБ и МВД отрабатывают все версии возможных причин убийства, рассказывал, как работают эксперты – баллисты, криминалисты, патологоанатомы. В общем, говорил нудно, долго, не по делу и всех только раздражал своим голосом. И под конец появился Облонков. Войдя в кабинет, сел на стул в углу и не вмешивался ни во что. Я пристально смотрел на него, пытаясь определить, знает ли он что-нибудь о смерти Семена Алексеевича. Причастен ли он к этому убийству?

Только когда мы закончили работу и Лобанов опечатал кабинет Семена Алексеевича, мы покинули управление. И я сразу поехал к Виталику.

Дело в том, что Виталик был настоящим бессребреником. Иногда еще встречаются такие чистые и порядочные люди. Деньги нужны были ему только на книги. И немного для личных нужд – на еду, одежду, квартиру, впрочем, давно не ремонтированную. Одевался он скромно, я бы даже сказал, очень скромно, в еде был неприхотлив.

У него, конечно, денег не было, и я бы даже не подумал их у него просить. Но дело в том, что в Москве жил его двоюродный брат, в отличие от своего родственника циничный человек и умелый маклер. Он работал еще в советские времена, умудряясь менять и продавать квартиры при советских законах, когда сделать это было почти невозможно. Теперь он стал руководителем крупной конторы по купле-продаже московской недвижимости. Я все время держал его в уме как резервный вариант. Но только как резервный. Во-первых, мне не очень хотелось с ним общаться. Во-вторых, я знал, что любую коммерческую сделку, даже для очень близких людей, он рассматривает как возможность заработать деньги. Но у меня к этому времени уже не было выхода.

Я приехал к Виталику и попросил его помочь. Он уже знал про Игоря и поэтому не стал задавать лишних вопросов. Просто поднял трубку и позвонил своему родственнику-кровососу. За это я и ценил своего друга. Он все понял без лишних слов и сразу позвонил. Вообще дружба – понятие круглосуточное. Это сказал кто-то из поэтов, и я согласен с таким определением. А дружба с Виталиком была для меня еще и своеобразным отдыхом. Мы часами могли говорить ни о чем или молчать. Наверное, так ведут себя настоящие друзья. Или хорошие супружеские пары, которые понимают друг друга с полуслова. Иногда я думаю, что на примере дружбы с Виталиком я мог бы понять и отношения гомосексуалистов.

Это не потому, что у меня или у моего друга были такие наклонности. Как раз нет. Виталика секс, по-моему, интересовал в самой малой степени, а я вообще был убежденным сторонником традиционной сексуальной ориентации. Но в нашей дружбе было нечто большее, чем просто хорошие отношения двух мужчин. Мы абсолютно понимали друг друга и даже заряжались энергией друг от друга. Если бы у нас были хоть какие-то намеки на «голубизну», мы стали бы верными любовниками. Но ничего подобного нам даже не приходило в голову. Необязательно спать с человеком, чтобы чувствовать духовное родство, которое роднит гораздо больше иных видов связи.

Вы бы слышали, как обрадовался родственник, которому позвонил Виталик. Дом наш был особо элитарный. Попасть туда хотели многие. Я понимал, что меня могут наказать за сдачу квартиры в аренду, понимал, что могут даже выгнать из органов. Но речь шла об Игоре, и я меньше всего думал о своей следующей звездочке. Нужно было спасать парня. Кровосос сразу заявил, что у него есть состоятельные клиенты на такую квартиру и он готов завтра показать ее. И даже назвал приблизительную цену. Сказал, что она будет стоить две-три тысячи в месяц. Это было гораздо больше того, на что я рассчитывал. Но, наверное, все же меньше реальной цены. Родственник-кровосос не мог быть альтруистом. Раз он давал такие деньги, значит, имел настоящих клиентов, которые готовы были ему заплатить еще больше. Я вспомнил, что завтра утром мы должны продолжить расследование.

– Утром я буду на работе, – быстро сказал я, – и вполне вероятно, что могу задержаться до восьми-девяти вечера. У нас убили начальника отдела, и вся служба поставлена на ноги. Ты не мог бы завтра зайти ко мне утром, когда придет твой родственник? Запасные ключи я утром завезу к тебе.

– Конечно, – согласился Виталик, – у меня завтра библиотечный день. Кстати, ты мог бы пожить у меня, на время, когда сдашь свою квартиру.

– Не нужно, – улыбнулся я, – надеюсь, мне заплатят такие деньги, что я смогу снять где-нибудь однокомнатную квартиру.

Он промолчал, понимая, что спорить не стоит. Я уже собрался уходить, когда он вдруг сказал:

– Игорь мне понравился. У тебя растет замечательный, хороший парень. Передай ему привет.

– Спасибо! – крикнул я на прощание, подходя к двери. – Ты извини, я еще хочу к ним заехать.

Я сразу поехал к Алене. Нужно сказать, что после того, как мы развелись, я ни разу не переступал порога их квартиры. Моей бывшей квартиры. И, честно говоря, не собирался появляться там, если бы не болезнь мальчика. Я был уверен, что больше никогда не приду сюда. Признаться, я трусил, думая о том, какие чувства могу испытать там. Но все было совсем не так, как я думал. Они сделали ремонт, значительно расширили нашу старую квартиру, практически все поменяли. Вообще Алена, конечно, молодец, толковая женщина. Другое дело, что мы не могли жить вместе. Так иногда бывает. Два нормальных человека сходятся и вдруг обнаруживают, что абсолютно не переносят друг друга. И никаких видимых причин, просто взаимный антагонизм, на каком-то генетическом уровне.

У нас с Аленой, наверное, так и было. Если бы она была просто стервой, то вряд ли бы так удачно вышла второй раз замуж. Семья у них была хорошая, дружная. Я даже испытал нечто похожее на чувство зависти. Они смеялись, по-доброму шутили, не чувствовалось, что в этой семье Игорь чужой. Собственно, он и не мог быть чужим. Говорят, в Израиле национальность ребенка определяется по матери. По-моему, это правильно. Отец передает сыну всего лишь свой генетический код. А вот воспитание ребенка, его духовные качества, его идеалы в значительной степени определяет мать. И если в семье двое детей от разных отцов, но от одной матери, они всегда будут гораздо ближе друг к другу, чем двое детей от разных матерей и одного отца. Возможно, это только мое предположение, но мне оно кажется верным.

Я смотрел на Игоря и не мог понять, почему все это должно было случиться именно с ним. В нашей семье никто и никогда не страдал сердечными заболеваниями. Вообще у всех было отменное здоровье. И вот мой мальчик, у которого нашли изменения, должен почему-то ехать в другую страну, чтобы получить шансы на жизнь. Мне казалось это не просто несправедливым, но и противоестественным.

– Завтра нам обещали дать визы, – сообщил мне Андрей, когда мы с ним вышли на балкон. Он просто молодец, отлично держался. Все же в гости пришел бывший хозяин квартиры, бывший муж его жены и отец его приемного сына. Но он вел себя абсолютно естественно. Надеюсь, что и я вел себя так же нормально, не комплексовал. Хотя один раз едва не сорвался, когда увидел, как Игорь чуть-чуть поморщился, поднимаясь со стула. Очевидно, болезнь уже давала о себе знать. Но я понимал, что обязан держаться, что не имею права срываться и психовать. Прежде всего – хуже Игорю.

– Я думаю, что завтра или послезавтра уже смогу вам помочь, – сказал я Андрею. – Мне обещали выделить деньги. Думаю, вам хватит.

– Я тоже собрал немного, – кивнул в ответ Андрей, – правда, не так много. В долг сейчас никто такую сумму не дает.

– Не нужно в долг, – перебил я его, – ничего не нужно брать в долг. Я же сказал, что найду деньги, значит, найду.

Мы поговорили еще немного, и я решил, что больше задерживаться не стоит. Андрей деликатно кивнул головой и не стал меня провожать. Алена пошла к двери. Только в этот момент я увидел круги у нее под глазами. Такое испытание – самая страшная кара для матери, подумал я. Мы, мужики, все-таки эгоисты, умеем замыкаться в себе, больше думаем о внешних атрибутах жизни, о деньгах, о своей карьере, о новых женщинах и, если так случилось, о новых детях. А вот женщины – существа иные. Для нее выношенный ребенок – это смысл ее жизни. Я подумал, что был несправедлив к Алене, считая ее истеричкой. Она столько дней держалась, не срываясь.

– Мне обещали деньги, – сказал я на прощание, – все будет в порядке.

Она вздохнула, вернее, всхлипнула. Но тут же почти спокойно кивнула мне, словно не решаясь что-то сказать.

– До свидания. – Я тоже не хотел затевать какой-то разговор. Завтра утром должен был приехать кровосос и оценить мою квартиру. Я готов был сдать ее хоть на десять лет, лишь бы это помогло. И очень надеялся, что все утрясется. Даже если меня после этого выгонят с работы. Ну и черт с ней, с работой. Пойду в какое-нибудь охранное ведомство. Деньги всегда смогу заработать. С моим опытом и навыками устроиться не такая большая проблема.

Поздно вечером, приехав домой, я подумал, как все страшно смешалось в жизни, опрокинулось. Убийство Семена Алексеевича, болезнь Игоря, моя квартира в элитарном доме. Я еще не знал, что все свяжется в такой тугой узел, что не распутать, не разрубить. Каждое событие, автоматически вызывая другое и вытягиваясь в цепочку, трагически изменит не только жизнь окружающих меня людей, но и мою собственную. Спал я в эту ночь плохо. Мне снились незнакомые мужчины и женщины, приходящие и уходящие из моей квартиры. Несколько раз, просыпаясь ночью, я даже успевал запомнить некоторые лица. Но потом снова проваливался в глубокий сон, и все повторялось сначала. К утру, невыспавшийся, уставший и злой, я побрился и спустился во двор. По дороге на работу единственным приятным моментом в этот день была встреча с Виталиком, которому я отдал запасные ключи от моей квартиры. Он еще извинялся, чудак-человек. Будто, воспользовавшись моим несчастьем, хотел отнять у меня квартиру. Я отдал ему ключи и поехал на работу, не зная, что вижу друга последний раз в жизни.

Эпизод двенадцатый

Когда у тебя мало денег – имеешь свои маленькие проблемы. Когда денег много, проблем не становится меньше. Когда у тебя столько денег, что их невозможно потратить, ты уже должен опасаться за свою жизнь. А когда денег баснословно много, можно с уверенностью сказать, что они командуют тобою, а не ты ими.

Владелец межбанковского объединения «Савой» был не просто богатым человеком. Он был баснословно богатым человеком, разбогатевшим в последние несколько лет. Собственно, в его стране все очень богатые люди стали несметно богатыми в последние несколько лет. Разница была в степени циничности и жестокости, которую они пускали в ход. Самые циничные, ловкие и жестокие становились обладателями состояний, которые европейские или американские семьи составляли в течение нескольких поколений. Никого не удивлял тот факт, что в России в девяностых годах можно было стать миллиардером, ничего не производя, не владея ни одним заводом или фабрикой. Все деньги были сделаны на спекулятивных сделках, махинациях, перепродажах и, самое главное, – на степени близости к официальным властям, которые, собственно, и предоставляли некоторым избранным возможность сколотить подобные состояния.

Но, возносясь на Олимп богатства, каждый из «небожителей» понимал, что отныне становится не просто богатым человеком, а реальной фигурой отечественной политики, на которую будут ставить или не будут ставить другие политики. Владелец «Савоя» был не просто «небожителем». Он был одним из тех, кто определял состав постсоветского Олимпа, а значит, имел право самостоятельно чинить суд над другими людьми и полностью распоряжаться их судьбами.

Ему позвонили, когда он ехал в машине. Взяв трубку, он посмотрел на определитель номера. Номер был ему нужен. И он включил телефон, бросив короткое:

– Ну!

– Он вчера разговаривал с сотрудником службы охраны.

– Как?

– Как только банкир ушел от вас, ему позвонил подполковник службы охраны и спросил, что он думает насчет финансирования лечения?

– При чем тут лечение? Какое финансирование? – разозлился он. – Объясните толком.

– Мы не поняли. Но он отказался.

– У вас есть пленка?

– Есть, – доложил звонивший.

– Привезите ко мне в кабинет. Я послушаю.

– Вас понял.

Через пятнадцать минут владелец «Савоя» в своем кабинете слушал запись беседы подполковника Литвинова с банкиром Цфасманом. Рядом стоял коротко остриженный седой человек в куртке.

– При чем тут лечение? – спросил хозяин кабинета, прослушав запись разговора.

– Они знали друг друга, – сказал седой, – он вас обманывал. Цфасман знал Семена Алексеевича. Видимо, он и рассказал ему об операции.

– Но зачем, – пожал плечами владелец «Савоя», – он ведь не идиот? Зачем ему рассказывать? Терять такие деньги? Все терять?

– А если он поставил на другого кандидата? Если он хочет одновременно играть за обе стороны?

– Да. Это похоже на Цфасмана. Значит, вы считаете, Слепнев, что он пытался нас обмануть?

– Безусловно. Вы видите, как он нервничает. Рожко проверил Литвинова и выяснил, что тот живет один. Никакого мальчика у него нет. Он давно разведен и живет один, – снова повторил Слепнев.

– Значит, они нас обманывают?

– А разве вы не поняли? Послушайте, что он сказал, когда разговор закончился. Мы сумели записать и эти слова. Он громко выругался. Если он действительно никого не знал, то почему так нервничал? И тем более почему выругался, отключившись? Цфасман говорил, что не знает Семена Алексеевича, а выяснилось, что знает. По-моему, вполне достаточно. Никто больше не мог рассказать об операции. Только банкир.

– Получается, так, – согласился владелец «Савоя».

Наступило тяжелое молчание. Слепнев смотрел на человека, сидевшего за столом, а тот барабанил пальцами по полированной крышке стола, словно решая нелегкую задачу.

– Да, – наконец изрек он, – очевидно, другого выхода нет.

Слепнев все понял. Ему не нужно было подробно объяснять каждое задание. Он кивнул и молча пошел к двери.

– Полковник, – позвал его хозяин кабинета. Слепнев обернулся. – И пожалуйста, – услышал он пожелание, – без ошибок. Вы ведь, кажется, уже один раз ошиблись?

– Мы все исправили. Это милиция выдала такие номера паспортов, – упрямо сказал Слепнев.

– Вы уже нашли владельца фирмы? Грузина?

– Нет. Но мы его найдем.

– Боюсь, что у нас нет времени ждать, пока вы будете его искать. Если он догадается, почему его ищут, и расскажет все журналистам, нам будет очень трудно убедить их, что ваши сотрудники отправлялись в Швейцарию любоваться снежными вершинами Альпийских гор. Вы понимаете мою озабоченность?

– Мы его найдем.

– Думаю, что моя помощь в данном случае окажется нелишней. Я примерно знаю, что нужно предпринять при таком варианте. Они ведь всегда очень корпоративны, вы меня понимаете?

– Нет, – действительно не понял Слепнев.

– У кавказцев развито чувство семьи, чувство единения, чувство рода. Можно использовать этот момент. Он наверняка выйдет на кого-нибудь из своих земляков. У него ведь нет денег, документов, связей. Повсюду ваши люди отрезали ему пути к отступлению.

Слепнев молча слушал.

– Мне казалось, что с вашим опытом вы, полковник, должны уметь просчитывать варианты. Нужно выйти на влиятельных грузин в Москве и через этих людей найти их исчезнувшего земляка. Достаточно элементарно.

Лицо Слепнева не выражало никаких чувств.

– Вы со мной не согласны? – спросил хозяин кабинета.

– Да, – сказал полковник, – согласен. Я могу идти?

– Идите, – кивнул владелец «Савоя». Когда полковник вышел, он зло пробормотал: – Холодный убийца без мозгов.

Подумав немного, достал из кармана записную книжку. В ней были записаны имена пятерых банкиров. Четвертой стояла фамилия Цфасмана. Хозяин кабинета достал ручку, медленно отвинтил колпачок и провел четкую тонкую линию, зачеркивая фамилию Цфасмана. После этого, немного подумав, вписал другую фамилию и закрыл книжку, положив ее обратно в карман. И только потом потянулся к телефону.