Текст книги "В поиске Индиго"

Фитцжеральд расположил кресло клиента так, что хоть они и находились по разные стороны, но не были расположены друг против друга. В вычитанных им книгах по психологии он знал, что расположенные друг напротив друга собеседники настроены на конфликт и спор. Однако детектив помимо слов должен был видеть мимику, глаза, жесты собеседника. Порой они могли сказать многое о клиенте, включая его характеристику и истинность его слов. Миссис Флюгер чувствовала себя не комфортно, и это было заметно более чем – она села на край кресла и то и дело ерзала на нем.

– Изумительный кофе, – отпив глоток, сказала женщина, от пирожных она отказалась. – Скажите, как продвигается Ваше расследование?

– С каждым днем все хуже и хуже, если честно, – о том, что подростков обезглавили нынешней ночью, Фитцжеральд решил умолчать. – Честно говоря, оно зашло в тупик… Давненько знаете-ли не было запутанные дел… Кстати, это то самое письмо?

– Да, – Саманта переменилась в лице, протягивая конверт.

Детектив вынул письмо и с первого взгляда определил, что оно было написано совсем недавно.

«Дорогая моя, нежная моя, сладкая моя… Как ты?

Не знаю как у вас дела в Нью-Йорке, но здесь все просто прелестно. Свежие абрикосы, тяжелый виноград большими гроздями свисают с ветвящейся лозы, которая практически покрывает весь мой дом. Все чем я занимаюсь – это трачу время на него. Буквально неделю назад закончил его покраску – ты бы видела мою зеленую крепость. Огород полон всего помимо абрикосов и винограда тут и грядки с помидорами, красными, как кровь, лимонами желтее цвета одуванчиков, сочными апельсинами, спелыми бананами. По выходным я беру велосипед и уезжаю в соседние селения к родственникам или наоборот приглашаю их к себе. Мы часто сравниваем, чьи фрукты вкуснее. Вечер заканчиваем либо игрой в шахматы, либо обсуждением произведений классиков давно забытых, но недавно прочитанных и, конечно, «Рэд Сокс»… Бейсбол в прошлом был для меня нечто большим, чем жизнь… В прочем, как и ты, моя радость… Телевизор все-таки хорошая штука. Благодаря нему я узнал и об избрании нового президента и о победе моей команды в чемпионате. Честно говоря, узнав о том, что у США будет чернокожий президент – слегка удивился. Еще будучи живым, я вычитал в книге «Тысячи пророчеств», что чернокожий президент одной из могущественных держав начнет Третью Мировую Войну, которая приведет к концу света. Хотя если говорить о конце света, то для кого-то он наступает каждый день…»

Оставшиеся строки Фитцежаральд начал читать в слух:

– Хотел бы поблагодарить тебя от избавления меня от мучений. Саманта, ты сделала это по моей просьбе. Однако здесь это сочли самоубийством, и некоторое время мне пришлось доказывать, что я достоин лучшей жизни, и не отношусь к порочным людям… Учитывая, что это ты отключила меня от аппарата искусственного поддержания жизни, тебе тоже предстоит пройти приблизительно тот же путь, что и мне… Не беспокойся, милая. Все имеет конец… Даже ад… В принципе это все, что я хотел сказать… И самое главное… Я люблю тебя…»

Миссис Флюгер безмолвно лила слезы, вспоминая человека, с которым прожила жизнь. Детектив выдержал паузу, которая была как нельзя кстати. Женщина сама раскрыла ему подробности последних дней супруга:

– Мистер Фитцжеральд, надеюсь, все, что я Вам расскажу, останется в полной тайне…

– Можете не сомневаться, миссис Флюгер, – заверил детектив. – Может воды?

Она, дрожащими руками вынула платок, вытирая влагу с лица, принялась объяснять:

– Спасибо, но не нужно… Мой супруг сильно мучился от головных болей – они были невыносимы. Возможно влияние возраста, окружающей среды, но в один день все просто взяло и началось. В скором времени у него случился инсульт, и он попал в больницу. Каждый день состояние менялось то в лучшую, то в обратную сторону – он мог разговаривать, но не больше получаса в день. Затем его парализовало, и супруг, хватаясь за голову, ревел от боли. В предсмертные дни его парализовало полностью, так, что он даже не мог разговаривать. Все эти дни я не отходила от кровати больного, но доктора не брали ответственность отключить его от аппарата искусственного поддержания жизни. Но я чувствовала… – тут леди чуть повысила голос и заплакала. – Я чувствовала, что он страдает от головных болей. В этот момент зрачки Энди повернулись в мою сторону, и из его глаза скатилась слеза… Я не могла больше смотреть на его мучения… Мы уже пожилые люди… Не так мы должны заканчивать свою жизнь…

Она замолкла, но слушатель и без продолжения рассказа понял, что затем сделала англичанка… Алекс все же сходил за стаканом воды, на что женщина тихим голосом произнесла: «Спасибо!».

– Давайте последуем следующим образом, – предложил детектив, положив блокнот с ручкой на стеклянный стол. – Я берусь за это дело. Оставьте мне письмо и Ваши данные, чтобы я мог связаться с Вами и желательно адрес, куда я мог пересылать корреспонденцию. Раз в неделю я буду навещать Вас, давая отчет о продвижении расследования.

Дрожащими руками она прописывала в блокноте все данные, но женщина все же пришла в себя.

– Я благодарю Вас, мистер Фитцжеральд, – уже собираясь уходить, поблагодарила миссис Флюгер. – За оплату услуг не беспокойтесь – я состоятельная леди.

– Обо всем об этом после первых результатов, – уверил Алекс. – А пока успокойтесь, не лейте понапрасну слезы, не тратьте свои нервы. Обещаю разобраться с этим материалом в кратчайшие сроки.

– Всего доброго Вам, детектив. И спасибо, что из Ваших важных дел уделили время несчастной старой женщине… Храни Вас Бог.

– Всего доброго, миссис Флюгер.

* * *

Про район «Кровавых псов» Алекс знал не понаслышке, но не обладал влиянием и не имел здесь знакомых, кроме пары шестерок. Главарем банды был Реймонд Чарльз по прозвищу Бриллиантовый пес. Массивный афроамериканец, повидавший на своем веку кровавую войну во Вьетнаме, потерю семьи в пожаре собственного дома, заключение за избиение хулиганов.

«Кровавым псам» принадлежали складские помещения. В начале своего формирования, как банды, они занимались мелкими кражами из этих складов, принадлежащих еще в то время научно-исследовательскому институту. Затем из-за малого бюджета институт начал сдавать в аренду бизнесменам и торговцам производственные площади. Вот тут-то и появились мелкие банды промышлявшие воровством. В скором времени они объединились под руководством Реймонда Чарльза. Бриллиантовый пес на вырученные деньги скупил огромные помещения у института и сдавал их тем же торговцам под большую арендную плату, однако кражи прекратились. Данная сделка даже больше пришлась по душе арендаторам, чем сниженная цена без безопасности товаров.

Ходило много легенд по районам Нью-Йорка именно об этой банде. Самой достоверной и страшной историей значился обряд посвящения в «Кровавые псы». Считалось, что стать членом банды можно было только после жертвоприношения, но как производится ритуал, кого приносят в жертву, что необходимо делать и произносить знали только избранные. Самым сложным было найти место совершение. Среди бесчисленных складов, площадью практически в один гектар, существовало здание, в подвале которого все и происходило. Единственное, что точно знал детектив – ритуал проходил в три часа ночи.

Фитцжеральд вторую ночь приезжал затемно ко входу в склад и наблюдал за грузовыми автомобилями, приезжавшими из Северной Дакоты, Канзаса, Техаса, Филадельфии, Лос-Анджелеса и других городов. Водители останавливались у КПП с охранником, не заглушая мотора, выходили из массивных грузовиков и предоставляли документы охраннику. Проверив правильность заполнения документации, он указывал водителю, в каком из складов его уже ожидают приемщики товара. Затем открывался шлагбаум и фура, покачиваясь из стороны в сторону, проезжала контрольно-пропускной пункт. Никто из охранников не открывал запломбированные прицепы. Так что не исключено, что в одном из сотен помещений хранились тонны героина, предназначенные для розничной продажи в трущобах Нью-Йорка или в богатых клубах города многомиллионника, либо резервный фонд вооружения разведки США, специально отложенный для нападения на исламские страны, либо водородная бомба одного из местных террористов, подготавливающего массовое убийство на ближайший срок. Полная конфиденциальность в хранении и бдительная охрана со стороны арендодателя. За то время пока «Кровавые псы» являлись собственниками складов, не было совершено ни одной кражи. Вход в охраняемую территорию был один, и детектив расположил серебристый «Ford» так, чтобы было видно въезжающие и выезжающие машины.

Из пластикового стакана с большим логотипом «М» медленно поднимался пар и аромат черного кофе. Он сделал глоток и поставил стакан на панель. Сонливость и доза бодрости вновь вернулись к нему.

Глоток согревающим действием начал покрывать его тело. Действия на данном этапе были не нужны, только бдительность и везение. Луна была такой яркой, что в городе можно было отключить все фонари, та самая погода, когда можно сказать ни холодно, ни жарко. По радио Фрэнк Синатра славил Нью-Йорк в одноименной композиции, а детектив барабанил в такт мелодии по рулю. Ничего необычного: грузовики как въезжали, так и выезжали, проделывая одни и тот же алгоритм действий.

Детектив взглянул на наручные часы: «Если у них ритуал начинается в три часа ночи, то самое время приехать». Фитцжеральд уставился в пол и не мог поверить глазам… Пол казался живым, присмотревшись он увидел черных гадюк, ползающих друг по другу, по его коричневым туфлям, через его панель по пассажирскому креслу, заполняя авто противными звуками шипения и бесконтрольными движениями. Они были повсюду, оставляя за собой слизистую дорожку продвижения, казалось, что запах от этой слизи отдавал протухшей водой.

Алекс не ударился в панику. Схватив крепче руль, он медленно закрыл глаза и начал логическую цепочку рассуждений, объясняя своему мозгу, что это очередной мираж: «Я в Нью-Йорке. Здесь змеи либо в террариумах, либо в лесах за пределами города. В автомобиле я один, на заднем сидении никого нет, кто бы мог подкинуть столько ползучих тварей. Я болен. У меня зрительные, а теперь и слуховые и вкусовые галлюцинации. Все это потому, что я обучен читать чужие мысли и пользоваться гипнозом. Потенциал моего мозга такой же, как у простого среднестатистического человека. Однако я проходил обучение в специализированной школе, делая большие нагрузки на свое сознание. Тем самым и навлек на себя побочные эффекты обучения и приобретенных навыков. В действительности здесь змей нет и быть не может – это всего лишь очередная галлюцинация».

Детектив закончил размышления и открыл глаза. На черном резиновом коврике он ничего не увидел кроме коричневых кожаных туфель.

«Боже мой, когда все это закончится? – взмолился Алекс. – После закрытия материала нужно будет обратиться к психиатру. Хотя кто мне может помочь?… Разве что созвониться с бывшими одноклассниками и уточнить их состояние… Хм, хорошая мысль…»

Пока он размышлял три черных «кадиллака» подъехали к контрольному пропускному пункту. Реймонд Чарльз в целях сохранности грузов и неразглашения их содержимого установил жесткое правило – проверять, кто приехал и цель прибывшего. Правило не дозволено было нарушать даже самому главарю «Кровавых псов».

За считанные секунды детектив преодолел расстояние от своего автомобиля, который даже не удосужился закрыть, до стен складов. Пробираясь по периметру он обнаружил брешь в стене. Одну из тех, из которых «Кровавые псы» выносили товары, пока еще склады не были в собственности их банды.

«Информатор не подвел», – подумал про себя Фитцжеральд и прополз через дыру в стене. В его полицейской карьере он еще и не такое проделывал, но испачкать любимый плащ, для него всегда было ударом. Отряхнувшись, короткими перебежками, он нырял из тени в тень. Патрульные хоть и не редкими парами, но вставали на его пути. Он выжидал, где-то спешил, где-то замирал, но казался невидимым. «Кровавые псы», привыкшие к спокойным ночам без попыток нападений на их охраняемые объекты, уже порядка двух лет как потеряли бдительность. Опасаться нужно было только снайперов на вышках, которые либо из-за любопытства, либо по велению случая могли взглянуть в оптический прицел и заметить чужака не в военном камуфляже, а в коричневом плаще и шляпе. Детектив, двигаясь на шум двигателя «кадиллака», пытался определить, в каком направлении движутся машины. Протяжный скрип тормозов известил, что автомобили закончили свой путь. После пары минут блуждания вокруг да около взору открылись три черных «кадиллака», блестящих под светом яркой луны, будто сделанных из зеркала. Массивный афроамериканец вышел последним. В нем не было беспокойства и казалось, что он лишен нервов. Громила не оборачивался, не оглядывался по сторонам, в его больших черных очках отражались луна и беспечность. Оставив из толпы одного рослого телохранителя у двери, Бриллиантовый пес вошел в здание.

Детектив, усевшись на корточки возле контейнеров, из-за угла наблюдал за происходящим. Он был абсолютно уверен, что помещение, куда направилась вся свора Бриллиантового пса – это и есть место проведения обряда. Фитцежаральд понятия не имел, что внутри, но точно знал, что, не убрав охранника, вряд ли узнает на правильном пути он или нет. Нужно было действовать…

– Эй, мистер, – охранник за долю секунды вытащил пистолет «Магнум Игл» из-за пазухи и направил его на приближающуюся тень. – Как Вы сюда попали?

Силуэт молча приближался, не делая резких движений.

«Одно неправильное движение – я, покойник», – Фитцжеральд из-под шляпы поднял голову, и охранник посмотрел в глубину его глаз. Это было ошибкой. Его голова закружилась, взор помутнел, и перед ним уже стояла не тень в шляпе, а пожарный в комбинезоне.

– Мистер Гилмор, в соседнем ангаре пожар, – детектив говорил спокойно, но охраннику казалось, что пожарный с тяжелой одышкой объяснял ему что-то важное. – Начальник охраны Вас срочно вызвал к себе.

На следующий день Гилмор будет давать отчет о произошедшем и убедительно клясться, что видел, как пожар расползался по соседнему ангару, как он чувствовал запах гари, разговаривал с пожарным и осмысленно покинул охраняемый им пост.

Скрип открывшейся двери отдался эхом в пустоту. Пространство ангара было опорожненным, здесь, будто не хватало воздуха. Однако в темном вакууме помещения чуть заметным светом вырисовывалось очертания двери в полу. Открывая железные перегородки, его взору предстал длинный подвал, ступенями спускавшийся вниз. Ступая все ниже помимо факелов, освещавших спуск, на стенах появлялись деревянные распятия с яркими цветами крови из ран Христа, деревянные фрески с изображениями древних сказаний и легенд вроде Ноева Ковчега, похода Моисея. Все эти мелочи казались наигранными и неестественными. Переходя из продвинутого Нью-Йорка в такое пространство, может у стандартного жителя и останется впечатление чего-то мистического, но Фитцежаральд знал, как приблизительно выглядят истинные обряды посвящение, вызова дьявола, экзорцизма. Однако на подступах к концу тоннеля ему встретилась комната, стены, потолок и пол которого были сделаны из металла.

На стенах небольшого помещения размером пять на пять висело всего лишь два факела, но они освещали все иероглифы. В Кремьонской школе Алекс изучал порядка пяти стандартных языков и два мертвых. Поэтому без труда определил, что они принадлежали древнеегипетскому языку. Надписи были выгравированы на каждом дюйме с потолка до пола. В центре комнаты на шерстяном коврике сидел слепой старец. На его худое чернокожее тело была одета африканская мантия красного цвета, на голове убор из перьев разноцветных птиц, бусы из зубов крокодила скрывали его жилистую шею. Выжженные глаза ничего не видели, и гипноз на такого человека не мог подействовать. Алекс колебался. Что-то притягивало его в эту комнату. Старик явно готовился к какому-то обряду, выставляя вокруг себя зажженные свечи.

«Для чего слепому свет?» – подумал про себя детектив.

Запах парафина в смеси с запахом сырости витал в замкнутой комнате. Детектив все же вошел и уселся напротив жреца. Говорят, что лишенные зрения обладают отменным слухом, но этот человек все так же продолжал поджигать свечу за свечой ничего не подозревая. Поставив последнюю, он сложил руки на коленях и громко начал молиться на непонятном языке. Детективу, усевшемуся напротив, стало не по себе. Его словно магнитом манило в эту комнату. Обездвиженный он слушал, как читал заклинание старец и не в силах был сдвинуться. Атмосфера была в комнате давящая, но что-то в свою очередь мешало уйти Алексу. Старик, надрывая голос, горланивший ни то песню, ни то молитву, резко прекратил ее и обратился к сидящему напротив на английском:

– Зачем ты зашел сюда?

У детектива пересохло во рту, но старик мог обращаться только к нему, ведь никого в этой комнате кроме него не было:

– Ты что язык проглотил? – упрекнул его слепой. – Каждый в этом мире что-то теряет: зрение, слух, язык… Главное не терять душу… Хотя таких больше всего.

– Я… – неуверенным голосом начал Алекс. – Я не знаю.

– Хах… Еще одна ваша вечная ошибка.

– Чья ваша? – непониманием детектив ранее не страдал, но в сию минуту не понимал ничего.

– Людей… – пояснил слепой. – Живете не знаете для чего, работаете без цели, существуете без смысла и мечты. Даже иногда любите без любви. Хотя последнее больше относится к женщинам. Так зачем ты зашел сюда?

– Меня будто притянуло магнитом, но я здесь за другим, – Фитцжеральд приподнялся с колен и намеревался уйти, но старик остановил его.

– Как же ты можешь покинуть помещение, если в нем нет выхода?

Алекс посмотрел в ту сторону, откуда вошел, но увидел лишь стену в иероглифах. Он кружился в поисках заветного выхода, но дотрагиваясь до стен, чувствовал лишь холод металла и выемки древнеегипетских надписей.

– Как мне отсюда выйти? – твердым голосом спросил Алекс.

– Я могу ответить на три любых твои вопроса… – с беззубой улыбкой предупредил старец. – Поверь мне, любой человек, оказавшийся на твоем месте, тщательно продумал бы, что мне задавать…

– Почему именно я?

– Считай, что тебе повезло, – ответил старик и добавил. – На первый вопрос я дал ответ, еще два.

Впервые за всю беседу детектив задумался: «Кто это передо мной? А может он действительно может ответить на все вопросы». На уроках древней истории в Кремьонской школе они изучали и явление Бога, и проклятия, и посланников, и пророков.

– Как мне излечиться от галлюцинаций и видений?

– Свет на твой вопрос могут пролить только тени прошлого. Только не затягивай с поиском ответов, не то разгадка может стать последней и роковой.

Детектив намеревался спросить о виновнике происшествия с пропажей детей, но слепой ответил:

– Выход там же, где и вход.

Парень молча обернулся и направился из комнаты. Старик так же смотрел в никуда, провожая его безмолвием. Детектив не попытался ни уточнить ответы, ни задать другие вопросы, а к сказанному отнесся скептически, будто ни этого старика, ни этой холодной железной комнаты и не было вовсе.

Из-за вечных галлюцинации детектива было трудно чем-то удивить, и произошедшая встреча с африканским жрецом ни чуть не произвела на него впечатления. Однако проходя дальше, ему открылась огромная арена, размахом впечатлявшая даже Фитцжеральда. Учитывая, что арена находилась под землей, Алекс прикинул, сколько сил и труда нужно было, что воздвигнуть такое помещение. На трибунах никого не было кроме шестерых просвещенных и Реймонда Чарльза. Вся площадь была усеяна тысячами свечей и их свет казался ни с чем не сравнимым и придающим глазам эффект расслабленности и покоя. Прищурив глаза, было видно, что свечи установлены не в хаотичном порядке, а образуют картину солнца. Маленькое ядро по центру и бесконечное количество лучей, исходящих из него. Внутри огненного круга стоял на коленях обнаженный молодой парень с бледной кожей и мускулистым телосложением. Жрец держал кубок, наполненный багровой жидкостью над ним, и слушал, как непосвященный произносил слова молитвы. Смысл слов заключался в преданности банде и друзьям, в почтении к родителям, супруге, детям и Богу.

«Все мы братья и сестры, родственные души по крови и сердцу. Наш Создатель сделал нас одинаковыми по плоти, но разными по воле и характеру. Тем, кто хранит кодекс и тайны, готов пожертвовать жизнью за родственную душу, кто не поднимет руки на людей родивших и воспитавших его, дабы на своих родителей, кто с почтением относится к любимым своим, даровавшим им чадо, дабы о супруге сказанная строка, кто скреплен братскими узами и цветами банд – кровавыми цветами… Лишь тем на верность поклоняюсь. Обязуюсь подчиняться более опытным и мудрым, блюсти законы банды «Кровавых псов», нашей банды, моей банды. Даже наперекор своим».

После сказанной молитвы кубок, державшийся жрецом, медленно начал опрокидываться, омывая непосвященного кровью. Рубиновым цветом жидкость покрывала каждый участок тела. Было видно, как бледное тело парня съеживается от холода багровых ручьев.

Детектив из нагрудного кармана вынул мобильный телефон и в режиме видеосъемки держал перед собой.

«Три минуты съемки и ордер на обыск складов в кармане», – не успел он окончить мысль, как вырубился от неожиданного удара по затылку.

* * *

В Кремьонской школе все было по-другому, включая отношения между одноклассниками. Но с кем детектив поддерживал отношения и по сей день это известная художница Элен Паркер.

На ее выставки, проходившие абсолютно в немыслимых местах вроде последних этажей здания фондовой биржи на Уолт-Стрит, знаменитых бутиков «Сакс на пятой авеню», «Боттега», «Фенди» или ресторанов «Тини кафе», «Песифик Грилл, «Кац Деликатесен», сбегалось сотни поклонников со всех концов города. Она так проникновенно писала свои картины, будто срисовывала переживания и чувства из глубины души главного героя. В действительности так и было… Если Алекс – мог проникать в сознание человека и манипулировать его действительностью, то способности Элен были куда более сложными и запутанными.

– Хочешь, я расскажу, что у тебя творится на душе? – как-то на уроке математики спросила двенадцатилетняя Элен. Девочка уже два года сидела за одной партой с Алексом, и за это время они в полной мере стали друзьями.

Она была худощавой девочкой с серыми глазами, носила теплый свитер и джинсы, а ее густые светлые волосы были собраны и закреплены заколкой.

– Хочу, – ответил Алекс на предложение Элен.

– Тогда приходи сегодня в мою комнату.

Так на том и решили. Как закончились школьные занятия, Алекс постучался в комнату к Элен. С раннего детства учеников Кремьонской школы приучали к аккуратности. Зайдя в ее комнату, он увидел отражение своей мальчишеской комнаты: белый холодильник у входа в комнату, заправленная постель, протертые полки с книгами по школьным предметам и произведениями классиков современности, закрытый дубовый шкаф, фиолетовые обои, стол с тетрадями и огромным количеством банок из-под гуаши, акварели и масляных красок. Все они были выставлены на краю стола. Близ кровати находился холст, с точной копией изображения светлого окна и смутным очертанием вида из него.

– Можно войти?

– Разумеется, – открыла дверь Элен.

– Вау, – удивился мальчик, увидев изображение на полотне. – Это ты так рисуешь?

– Конечно я.

– Как-будто фотография, – разглядывая творение двенадцатилетней девочки, произнес Алекс. – А где другие картины?

– Я их отправила домой. Занимают слишком много места в комнате, – вынимая из холодильника коробку апельсинового сока, она предложила. – Будешь?

– Нет, спасибо, – отмахнулся мальчик, все еще разглядывая картину. – А сможешь нарисовать меня?

– Вряд ли… – призналась девочка. – Зато могу нарисовать нечто большее…

– Это как?

Она отхлебнула сок и убрала его обратно в холодильник.

– Садись на кровать, сейчас покажу.

Девочка поставила вместо нарисованной картины белый, нетронутый, чистый холст. Мальчик наблюдал за ее энергичными действиями – она смешивала краски, подбирая нужные оттенки. Затем сняла заколку и обмотала волосы резинкой.

– Бабочка иногда улетает, – ответила Элен и поставила заколку на стол. Юный Фитцжеральд только сейчас заметил, что она в виде пластмассовой бабочки, украшенной дешевыми стекляшками. Почему-то в тот момент простая бижутерия казалась ему прекрасней музейного экспоната из редких изумрудов и бриллиантов.

– Ты готов? – спросила девочка.

– Да готов… А что нужно делать?

– Ни о чем не думать и просто сидеть.

Первую минуту он просидел без каких-либо изменений, но с каждым взмахом кисти Элен по белому полотну, веки его становились все тяжелее и тяжелее… В скором времени он отключился. Сон был не запоминающимся и коротким, но проснувшись, он почувствовал себя отдохнувшим и бодрым.

– Алекс… Алекс, вставай.

Он зевнул, потянулся и встал с кровати. Еще не видя творения подруги, он рассчитывал увидеть себя, мирно сидящего на кровати, в окружении фиолетовых обоев и полок с книгами над головой, но на полотне было изображено нечто иное…

Сайман и он стояли рядом с матерью в родных прериях близ заброшенных ангаров. Облачный дух отца обнимал всю семью, но он не был человеком, а оставался лишь призраком, белым дымом. Однако нежность объятия отца предавала тепло и защищенность всем на этой картине. Изображение было светлым, голубое небо с лазурными глазами персонажей, рыжие волосы изображаемых с золотистым оттенком прерий, белое платье на матери и точно такого же цвета одежда на ее детях.

Вся светлая картина портилась черным пятном только в одном месте… Алекс приблизился еще ближе к полотну, тщательно изучая затемнение в картине. За спиной жизнерадостной семьи, за просторами пламенно-поблескивающих зарослей виднелся серебристый ангар, который так же вписывался в светлую картину. Однако в одном из небольших сооружений виднелся черный силуэт покойника, одиноко висящего на петле.

Мальчика покрыл холодный пот от увиденного. Присмотревшись снова – он увидел, что покойник покачивается на ветру… Изображение было будто живым. Мальчик вспомнил детские переживания, когда еще даже не поступил в школу. Измученный пленный с посиневшей кожей, с изрезанной спиной и с непонятными иероглифами, высеченными ножом в самой жестокой манере, до сих оставлял впечатление в памяти Фитцжеральда.

– Ты видела? – с ужасом в глазах спросил мальчик, пятясь в сторону двери.

– Алекс не бойся. Это то, что творится у тебя на душе, – объяснила девочка. – Видишь, тут все светло, ты скучаешь по своей семье, по родным местам… Все хорошо.

«Элен не видит мертвеца… Как такое возможно? – подумал про себя мальчик. – Ведь она рисовала эту картину»…

Пройдет немало лет, когда уже детектив будет в возрасте, он поймет: «Этот и есть ее дар. Элен изображает просто видимую поверхность переживаний или состояния души, а истинную, наболевшую проблему или сокровенную тайну видит только сам герой картины».

* * *

Ведро холодной воды, окатившей детектива, привело его в чувство. Жадно хватая воздух, он пытался выпрямиться, но безрезультатно – металлический стул и стальные цепи сковывали его.

– Мистер Фитцжеральд, – приглушенный голос доносился из темноты. Сам детектив сидел ровно под фонарем, одиноко висящим в небольшой комнате. – Что же вас привело в святая святых моего братства?

– Да я просто заблудился, – сквозь боль в затылке, которая мешала разговаривать, пытался отшутиться детектив. – Как меня зовут вы знаете…А ваше имя?

– Меня называют по-разному, – отвечал голос. – Учитывая, что вы представитель закона, называйте меня мистером Чарльзом.

– Бриллиантовый пес звучит как-то сильнее.

Выйдя из тени во владение света, показалась рослая фигура и каменное лицо говорившего. Помимо него в комнатке никого не было. Внутреннее чувство Алекса подсказывало, что ему ничего не грозит. Хотя, что может быть подозрительнее расхаживающего главаря кровавой банды к привязанному цепями детективу.

– Заочно, как я понял, мы друг с другом знакомы. Так что же Вас привело в мои владения? Можете разговаривать со мной вполне откровенно – обещаю ответить на все Ваши вопросы с максимальной честностью.

Увиливать или задавать наводящие вопросы не имело смысла, но попытаться стоило:

– Скажите, мистер Чарльз, что значит ритуал принятия в банду?

Бриллиантовый пес расхаживал вокруг стула, то впадая в слепую зону, то вновь появляясь перед Фитцжеральдом.

– У каждой банды есть индивидуальность: цвета униформы, боевые кличи, приветствия, особые виды вооружения… Особенность моего коллектива – ритуал принятия. Во-первых, это произношение клятвы, затрагивающее самое святое: родителей, супругу, детей, и новую ступень – братство "Кровавых псов". Вторая стадия – омовение кровью.

– Чья кровь?

– Бродячих собак, уже приговоренных к усыплению. Было бы нелогично использовать человеческую… Мы же "Кровавые псы", а не "Кровавые люди". Все это делается для одного, чтобы прошедшие ритуал чувствовали себя принадлежащим к традициям, вписанным в историю нашего братства. Вступившие в наши ряды находятся на духовном подъеме. Можно поспорить о существовании Бога, но многие живут обманом, будто бы ими управляет рука Божья или считают себя под его защитой, полные параноики признают себя избранниками Господа… Конечно, все это ложь. Но самообман порой мотивирует сильнее к действиям или к покорности, нежели очевидная истина, – он, наконец, остановился перед Алексом и спросил. – Вы согласны со мной?

– Возможно, – "такой рассудительный, властный человек, у которого все дела идут по налаженной схеме, вряд ли будет замарачиваться с похищением и уже тем более с убийством детей". – У меня один вопрос, что Вы будете делать со мной?

Чернокожий громила уклонился от ответа:

– Зачем Вы здесь, мистер Фитцжеральд?

– Расследую пропажу детей, – ответил детектив, в надежде, что Бриллиантовый пес может пролить свет на расследование. – Помните, по телевизору показывали четырех подростков, появившихся в центре Нью-Йорка в полном беспамятстве.

– Припоминаю, – поглаживая массивный подбородок, произнес Чарльз.

– Так вот помимо них совершались и другие похищения детей. Абсолютно все учились в Мавританской школе на Булвер стрит.

– Эта школа за границами владений моей банды. Если быть точным она под покровительством Дельфина, то есть Железнодорожных банд. Почему не начали с них?

– Потому что один из пропавших – родственник члена этой банды… А вот про Ваши обряды посвящения ходят скверные слухи.

– Если Вы ищите маньяка помешанного на похищении детей, то Вы на ложном пути. Любая семья, любая организованная банда, самые авторитетные мафиози, отбывающие пожизненные наказания, Вам скажут, что это мерзость. Уважающая себя сильная личность никогда не тронет менее слабого, чем он и уж тем более ребенка. В любой тюрьме, на любом районе с таким даже не станут считаться, либо сразу прикончат, либо через унижения доведут его самоубийства… Надеюсь, я ответил на Ваш вопрос?