Текст книги "В поиске Индиго"

– В принципе, да, – очередная порция боли отдалась в затылке. – Что будете делать со мной?

Бриллиантовый пес вновь вошел в слепую зону: «Два варианта, – подумал про себя Алекс, – либо выстрел в голову, либо свобода…»

Цепи с режущим слух звоном упали на пол и Фитцжеральд, потирая ладони, встал со стула. Услышав от главаря «Кровавых псов» заветное: «Прошу Вас на выход, детектив». Они вышли из комнаты.

Чарльз шел впереди, указывая дорогу. Проходя мимо огненной арены, он увидел только тысячу свечей не потухающих и все еще отдающих тепло и свет во мрак подземелья. Переступив владения, шедшая пара вошла в арку, где и был замечен детектив. Однако молитвенной комнаты, обшитой металлом и расписанной древнеегипетскими надписями, не было:

– Мистер Чарльз, можно вопрос? – спросил Фитцжеральд.

– Конечно, детектив, – главарь, узнав, что представитель закона расследует преступление по похищению детей, стал более лоялен к непрошеному гостю.

– А зачем Вам металлическая комната со слепым жрецом?

Чернокожий гигант с недоумением обернулся, но продолжал свой ход:

– Не понимая о чем Вы? Никаких слепых жрецов у нас нет и уж тем более металлических комнат…

После минутное молчания Чарльз все же спросил:

– А с чего вы взяли?

– Информатор довел, – не задумываясь, ответил Алекс.

– Ясно, – без каких-либо комментариев сказал главарь и вынул рацию. – Охрана! Вышлите к ангару 7А одного из сотрудников, необходимо сопроводить до КПП одного гостя.

Послышались помехи в аппарате, затем отозвался голос:

– Приказ принял. Через минуту будут.

«Короткие и точные ответы, точь в точь как в армии, – рассуждал про себя Фитцжеральд. – В таких коллективах всегда должен править армейский порядок, в противном случае все рассыплется, как карточный домик».

Тупая боль в голове отгоняла сон, однако вести машину было все так же тяжело. Нью-Йорк завлекал и успокаивал искусственными огнями, но в свою очередь добавлял черноты водами Гудзона. Хоть на небе и светила полная луна, казалось, что она со своими тусклыми лучами тонула в недрах реки.

Встреча с Рэймондом Чарльзом на многое дала ответ:

«Во-первых, правильно сказал Бриллиантовый пес: «Такой мерзостью, вряд ли стали бы заниматься криминальные группировки». Второе, все дороги ведут в Мавритаскую школу – так или иначе убийца связан со школой. Третье – необходимы показания родителей детей… Добыть их на данный момент будет нелегко, после такого шока, но иногда пути нет. Чем раньше – тем лучше»

План последующих действий был поставлен. Но сначала нужно было решить проблему с галлюцинациями, и в этом ему могли помочь только бывшие одноклассники и учителя.

* * *

Герои падшие из-за жестокости, алчности, глупости или наоборот – слабости. Ушедшие из жизни не из-за окончания книги судьбы, а по своему умыслу от безысходности и вместо того, чтобы бороться с невзгодами и проблемами – решивших выбрать наиболее короткий путь – самоубийство, их так же ждал огонь преисподние.

Грешники двигались в тяжелых кандалах по бесконечной огненной долине. Они не могли говорить из-за усталости от несения бремени грехов, их обожженная кожа отдавала смрадом сгораемой плоти. Приговоренные не могли смеяться, как делали это при жизни. Все, что они делали – это просто шли, шаг за шагом, ноги сами вели их в неизвестность. Измученные жаром, уставшие от безысходности, грешники ждали хоть какого-то разнообразия, и вот дойдя до определенной ступени – кандалы исчезали, а в их руках оказывались мечи, топоры, булавы, цепи, лук и стрелы… Кровавая бойня в аду. Бессмысленная, ненужная, завершающаяся лишь одним исходом – смертью. Никаких передышек, тех, кто отказывался драться – рассекали огненными плетями безликие надзиратели. Они не имели никакого отношения к битвам, являя собой лишь тень, но их плети били больнее, чем мечи соперников.

Пока творился весь этот кошмар Сайман Фитцжеральд с мечом в руках пробирался через толпу. Он отмахивался ничуть не хуже воинов средневековья – за те годы, что он впадал через омут зеркал в просторы ада, Сайман с лихвой научился обращаться холодным оружием.

– Энди Флюгер! – кричал он. – Мне нужен Энди Флюгер!

Редкие воины, останавливались в ярых поединках, уточнить, не их ли имя было произнесено:

– Энди Флюгер!!! – но на выкрики Саймана отозвался лишь очередной соперник, которого Фитцжеральд одним взмахом разрубил от плеча до поясницы. Они убивали друг друга, безжалостно превращая в пепел тела и души, а надзиратели в свою очередь награждали ударами трусов, отлынивающих от поединков. Никто не оставался без работы в огненной долине. На мгновение сражающиеся замирали, видя всадника, облаченного в огненные доспехи, держащего раскаленную булаву. Верхом на черном жеребце, дышащий пламенем и жаром, он пробегал по центру битвы, втаптывая отчаявшихся, раскалывая черепа грешников раскаленным орудием, будто стеклянные посудины. И никто не посмел бросить ему вызов. Всадник нагонял страх на самых отъявленных бойцов, глядя на него, казалось, ты боролся со своим кошмаром, и непременно чувство трусости и ужаса брали вверх. Даже у пришедшего из мира живых Саймана не поднимались руки бросить вызов всаднику. Он знал, что все происходящее вскоре канет в небытие – в небытие огненного смерча самого Люцифера, но до этого тираны, трусы, изгои, убийцы и прочее отребье рубили друг друга на пепельные куски.

– Энди Флюгер! – все не отчаивался Фитцжеральд.

Он неделю уже искал человека с этим именем, но надежда поиска не спеша оставляла его. Найти в бесчисленном скоплении душ одну единственную было практически невозможно. Но он пытался… И его старания были оценены.

– Я его знаю… – чуть слышный голос из завалов пепельных трупов говорил с ним.

Говоривший серый человек был лишен половины головы, а шрамы на его теле подсказывали, что он доживает последние мгновения.

– Где он? – приказным тоном спросил Сайман.

– Флюгер отжил свое в этом мире… – тяжело кряхтя, начал умирающий. – Ангелы забрали его на небеса – на нем было не так много грехов… Он не здешний… Он из другого теста…

– Как он умер?

Умирающий раскрыл в нескольких предложениях всю историю, у Саймана в голове сложилась ясная картина произошедшего. Убедившись в том, что это именно тот самый Флюгер, которым интересовался его младший брат, Сайман стал выжидать появление смерча Сатаны.

Все начиналось просто: появлялся сам властелин ада, огромное чудовище, медленно передвигающееся, взмахом руки отправляющее в небытие тысячи тел. Затем вновь выжидающее и наносящее очередной удар. После яростных ударов с кровавого неба начинал сыпаться пепел – предвестник исхода.

«Совсем чуть-чуть и он превратиться в смерч». Тут голос, изложивший всю правду об Энди Флюгере, взмолился:

– Странник… – обратился он к Фитцжеральду. – Я понимаю, что я для тебя никто… Но не мог ты мне оказать услугу?

Сайман опустил голову. Глядя на обращающегося, он ничего не ответил:

– Странник… Я знаю, ты из мира живых… Не мог бы ты мне поставить свечу в католической церкви за упокой моей души… Я никогда не крал, не убивал, никому не делал ничего плохого… У меня даже была собака Джесси… В принципе, она все, что у меня было… В мире людей я был бродягой в славном городе Милане… Бесцельно прожигал свою жизнь, то работая на порту фасовщиком рыбы, то, бывало, выходил в море… Но алкоголь из трудовой жизни вновь заводил меня в стан бродяг… Когда я умирал от воспаления легких, только вой Джесси сопровождал меня на тот свет… Но ты же знаешь – собака не может… не может зажечь свечу за упокой моей души и прочитать одну из молитв… А родных у меня нет – всю жизнь я был одинок. Одна единственная свеча спасла бы меня из этого гниющего места.

Пепел, спадающий серыми хлопьями, усилился, и огненное чудовище, издав протяжный крик, начало превращаться в смерч, унося с собой все страдания и битвы, всю жизнь и смерть, все надежды и победы… Все под один пламенный вихрь.

– Не бойся, – уже мягче добавил Сайман, обращаясь к умирающему. – Скоро все закончится…

– Я не этого боюсь, странник, – сквозь боль и обреченность произносил последние слова человек из пепла. – Я боюсь, что после этой смерти мы снова воскреснем и будем вновь убивать и сражаться, в то же время бессмысленно умирая; мы снова проснемся с надеждой, но, погибая, она вновь покинет нас… И так изо дня в день, из часа в час, из минуты в минуту…

– Как твое имя? – ураган уже начинал накрывать их.

– Вито Соньери…

Они снова окунулись в нечеловеческие боли, чувствуя запах своей сгораемой плоти. Все по новому кругу, но конец один и тот же – умирают все.

Фитцжеральд проснулся в своей комнате, как всегда осколки разбившегося стекла, темнота на улицах Нью-Йорка, и в то же время сотни зажженных окон в небоскребах. Он схватился за горячий лоб. «Боже мой, – взмолился он про себя. – А если я умру, ни уж-то я тоже попаду в эту же бездну безысходности? Мне, кажется, это было бы не справедливо: жизнь в аду, смерть в аду и после ада снова ад».

Он встал с кресла и, подойдя к барной стойке, налил себе виски. Обжигающая жидкость заполнила его горло, и парень ответил уже вслух:

– И все-таки жизнь прекрасна.

* * *

Единственная зацепка из криминальных источников была необоснованной, но Алекс не спешил ее отметать. Однако чутье подсказывало: «Не там ищите, мистер Фитцжеральд».

– Теперь придется все проходить по стандартному алгоритму действий полицейского, – разговаривал сам с собой детектив, рассекая по прибрежным улицам Гудзона на своем стареньком «Ford». – Опрос действующих лиц, посещение коронера, архив громких преступлений за последние двадцать лет, сопоставление всей найденной информации… Ну, и стопроцентное везение… По-другому никак.

Проезжая пиццерию Леонардо, где он совсем недавно провел уикенд с Миленой, Алексу как-то стало легче. Подавая газу, как и всем парням его возраста, доза адреналина выделялась в его организме, и спустя буквально десять минут он был у дома первой жертвы.

Дом Гарри Фитча ничем не отличался от десятка других прибрежных строений: одноэтажный, с небольшим садиком, с каменной лестницей, ведущей к железной двери, украшенной различным плетением и узорами из металла.

Фитцжеральд по обыкновению взглянул на наручные часы: «Половина девятого… Надеюсь для ирландцев не столь раннее время».

Позвонив в звонок, он начал предугадывать, кто ему откроет дверь. По данным материала расследования у Фитча было два брата и младшая сестра шести лет, отец, трудяга из местного речного порта, выпивал по выходным, но исправно работал в порту, вел хозяйство и был правильным семьянином. Алекс предполагал, что дверь откроет супруга – Артрис Фитч. Так оно и случилось.

– Доброе утро, миссис Фитч, – оценивающе он бросил на нее взгляд. Перед ним стояла женщина в черном одеянии, ее кожа была бледнее самой смерти. Ржаво-коричневые глаза, того же цвета, что и волосы, были выплаканными и пустыми. Слабым голосом она спросила детектива:

– Я могу Вам чем-то помочь?

– Да… Я по поводу Вашего сына, – доставая значок, мужчина представился. – Алекс Фитцжеральд, частный детектив.

Женщина открыла шире дверь, приглашая детектива в дом и, безмолвно развернувшись, направилась на кухню.

– Что будете? – если в чьих-то словах слышится заинтересованность, теплота, укор, отвращение, грубость или иные чувства, то реплики ирландки были эмоционально пустыми.

– Спасибо, – снимая шляпу, он присел на стул. – Но я откажусь.

Кухня была из дизайна «восьмидесятых». Почему-то Фитцжеральду вспомнилась его деревенская кухня, в принципе многим похожая на ту, в которой он находился: деревянная мебель с отбивкой из плюша, навесные шкафы со стеклянными дверцами, кухонные приспособления, висящие над нержавеющей раковиной, даже стол, за которым находился детектив, был застелен бело-красной скатертью в клеточку… Но в отличие от детской солнечной кухни Алекса и Саймана, куда манило ароматом пряностей и жареных гарниров, здесь господствовали траур и серость, к этому прибавлялось полное отсутствие запахов.

«Они что тут совсем не готовят?» – не успел подумать детектив, как увидел готовящийся обед на плите.

– Вы, наверное, по поводу Гарри? – спросила женщина, наливая два стакана чая.

– Да… – замялся детектив. – Я, конечно, полагаю, Вам тяжело говорить, но мне хотелось бы пролить свет на расследование… Каким он был?

– Веселым, – наконец, почувствовалась теплота в ее словах. – Он с детства мечтал стать летчиком. Говорил, что это незаменимая профессия – во время войны они защищали страну, в мирное – могли перевозить через океаны людей к своим близким, животных в зоопарки, фрукты в магазины… Так он и говорил. Порой у него портились отметки в школе, но стоило мне сказать, что его могут не взять в летчики – он сразу начинал стараться и выходил в конце четверти твердым ударником. Он был чудесным ребенком, – взгляд заблестел, но мать уже выплакала все глаза.

– Скажите, а на что он жаловался?

– В принципе, его все устраивало…

– Возможно, кто-то из учителей или учеников обижал его или затруднения в каких-либо предметах?

– Ничего подобного… – тут уже замялась женщина, выдерживая паузу. – Мы же ирландцы. Если у парня какие-нибудь проблемы с другими парнями, то он решает их кулаками, если проблемы с девушкой, то либо пьет, либо молчит. Гарри, наверное, запил бы, но учитывая свой юный возраст, все же просто отмалчивался по поводу своих проблем… Хотя однажды, придя домой, он проболтался, что мистер Паулюс, заведующий хозяйственной частью в школе, проделывал, как сказал мой Гарри, розыгрыши над учениками: кого-то запирал в женском туалете, кому раздавал подзатыльники, приставал к школьницам. Гарри видел, как мистер Паулюс запирался вместе с Мишель, с одноклассницей моего сына, в уборной… Но мне кажется, что это были лишь не больше, чем выдумки. Про это он еще рассказывал, когда учился в третьем классе… С самых первых дней пребывания в Мавританской школе он влюбился в эту самую Мишель. Может эта девочка где-то и пользовалась чувствами моего сына, но Гарри с ней был счастлив… Знаете, мистер Фитцжеральд, первая любовь – это все-таки одно из самых запоминающихся чувств.

– Согласен с Вами… А Вы не уточняли про истинность рассказанного о заведующем хозяйственной частью Паулюсе, миссис Фитч? – из лирических отступлений опрашиваемых детектив часто возвращал их на основные моменты, которые могли бы понадобиться в материалах расследования.

– Зовите меня Артрис, – сказала женщина. – Конечно, мы все выясняли. Завхоз школы был слегка отстающим в плане сообразительности, и вид у него был не из самых приятных – он был похож на медленной передвигающуюся гору. Но затем разобрались – дети постоянно придумывали всякие байки, только из-за его устрашающей внешности.

Детектив вынул из внутреннего кармана плаща фотографию запястья мальчика и спросил:

– Взгляните, пожалуйста… Что может значить эта надпись?

Женщина тщательно рассматривала надпись «+4» маркером и ответила:

– Честно говоря, даже понятия не имею.

– Понятно, – убирая фотографию обратно, он спросил. – А что Вы можете рассказать о Мишель. Какие у них были отношения с Гарри?

– Она была его первой любовью… Что тут еще скажешь. Из-за нее он дрался на переменах, провожал ее домой, но он не сильно интересовал ее. Чем старше они становились, тем заметнее это было.

– А что Вы можете добавить о еще двух пропавших?

– Мистер Фитцжеральд, может быть вы не в курсе, но из Мавританской школы пропало порядка восьми подростков, – в ее голосе чувствовался страх. – Помимо Гарри у меня еще трое детей, и мне страшно за них. Я хотела перевести их в другую школу, после исчезновения Гарри, но в двух соседних тоже пропали ученики… Что-то в нашем мире творится ужасное, раз похищают детей. Я прожила в районе «Железнодорожных банд» практически всю жизнь, и тут случалось всякое и перестрелки, и разбои, и кражи, и убийства… Но кражи детей… Это дурное предзнаменование, означающее, что Бог отвернулся от этих мест, раз не наказывает этих чудовищ… Я католичка. Люди, занимающиеся подобными деяниями, уже прокляты и лишены души… Они ходячие мертвецы, прячущиеся в нашем мире живых.

Тут она не выдержала и зарыдала:

– Умоляю Вас… Найдите их… Приговорите к самому страшному наказанию… Уберегите моих оставшихся детей.

«В таком состоянии беседовать с ней – напрасная трата времени и нерв», – подумал про себя детектив, вставая из-за стола.

– Я приношу Вам свои извинения, Артрис, за столь трудный разговор, но он был необходим… Проводите меня?

Женщина успокоилась и стала провожать гостя.

– Еще один вопрос, – уже у порога спросил детектив. – Где живут родители Мишель?

– Третий дом по другой стороне. Вы увидите табличку «73» и сиреневый почтовый ящик.

– Благодарю Вас… Всего Вам добро.

– И Вы берегите себя, мистер Фитцжеральд.

Услышав стук закрывшейся двери, он вынул из кармана блокнот и внес несколько записей: «Пропажи детей в соседних школах. Завхоз Паулюс. Изнасилование».

Направляясь по золотящейся от сентябрьских лучей аллее, он со стороны взглянул на свой «Ford»

«Хм… Очень даже неприметный, неброский на вид… Все что нужно для детектива, ведущего слежку… Но нужно подыскать замену… Уже не тянет».

Два спортивных автомобиля заставили отвлечься Алекса: синяя, как покрывало ночи, «Subaru Impreza» влетела в просторы прибрежной улицы. Помимо ярко-синего оттенка кузова в глаза бросались кровавые диски, темно-красная тонировка и рубиновая подсветка низа автомобиля. Ничуть не отставая за «Impreza», дрифтуя на ровном асфальте, промчалась «Toyota Supra» оранжево-золотистого оттенка. Оба спорт кара были расклеены наклейками известных брендов, выпускающих закиси азота, качественные покрытия колес, моторные масла. Кроме этого капот и боковые двери спортивных классик были разрисованы аэрографией. До чего же они были яркими, молниеносно быстрыми, истинной печатью новой эпохи… Затем Фитцжеральд взглянул на старенький «Ford» и твердо заключил: «После расследования возьму новую, а если повезет «Challenger» Дельфина».

Неспешными шагами детектив направился к дому Мишель Невё. Погода хоть и была в янтарных цветах, но температура походила уже больше на осеннюю, и плащ стал незаменимым в гардеробе Алекса. У пешеходного перехода остановился черный «BMW», пропуская по правилам Фитцжеральда на другую сторону. Черный автомобиль был единственным на пустой улице. Детектив, не бросая взгляда, схватился за край шляпы, безмолвно благодарствуя водителя… Внезапный визг, сорвавшихся с места колес, и Фитцжеральд перелетел через капот «BMW».

Детектив сквозь туманное состояние видел, как черная иномарка хотела сделать задний ход и добить лежащего, но нервы водителя сдали, и он ринулся прочь.

Твердый асфальт покрылся кровь…

* * *

Прошлая вселенная рухнула… Тяжело дыша, детектив открыл глаза, и вместо прибрежной улицы он оказался в черном пространстве, не содержащим ни стен, ни потолков, ни земли, ни неба, ни воздуха, ни звуков. Идеальный черный фон, делающий глаза ненужным органом в организме. Находясь в данном пространстве, его не мучили ни физические, ни душевные боли. Присутствовало чувство испуга от неопределенности, но это все. Сначала Алекс делал медленные неуверенные шаги в новом измерении, затем решил пробежаться, осознав, что местонахождение не меняется вновь перешел на шаг. Казалось, что он стоит, хотя по приблизительным подсчетам шел уже порядка десяти минут. Буквально в десяти шагах он заметил белую дверную ручку – очертаний двери будто не было. Сколько бы Фитцжеральд не приближался к заветной цели – расстояние в десять шагов не сокращалось. Детектив не сдавался, то ускоряя, то замедляя ход, но цель оставалась недосягаемой. От бессмысленного бега у него началась одышка. Алекс остановился. Какая-то неведомая сила заставила повернуться назад: как минимум в миле от него под одиноким тусклым фонарем стоял мужчина, одетый во все черное. Блеклое очертание фигуры не двигалось, как и блестящий топор в левой руке. В окаменевшей картине чуть колыхались отрубленные головы, висящие в правой руке в сетчатом мешке. Силуэт стоял, будто бросая вызов. Чувство ужаса прошло сквозь Фитцджеральда, и мужчина, осознав, что произвел нужный эффект, ушел из-под в фонаря в тень. Мурашки покрыли тело детектива: «Он ушел… Но куда??? Он где-то рядом… Но здесь никого не видно… Что делать???…»

Повернувшись обратно, он увидел перед собой дверную ручку. Опустив неспешно белый рычаг, послышался щелчок, но Фитцжеральд все еще затягивал с открытием двери: «Может не стоит туда идти?»

Леденящий голос за спиной отрывисто прошептал: «Возьми с собой на тот свет мой подарок».

Фитцжеральд не успел обернуться, чтобы посмотреть на говорившего, как почувствовал удар топора в спину. Холодный металл раздробил позвоночник и острым лезвием прорезал легкое. Багровая жидкость полилась изо рта детектива, обливая его рубашку и плащ. С нечеловеческой болью в спине, он оперся на дверь, которая выбросила детектива в другое пространство. Очередная боль в голове, помутнение рассудка и, отомкнув веки, с Фитцджеральдом было все в порядке. Детектив, закрывая черную дверь, вновь вдалеке увидел ту же фигуру, те же очертания топора и висящие головы в сетчатом мешке, обездвижено провожающие Алекса из мира теней.

Детектив на всякий случай пощупал спину. Проведя рукой по плащу и рубашке, понял, что цел и невредим.

Новое пространство представляло собой один из классов Кремьонской школы. Воспоминания нахлынули с силой цунами – заболело что-то в груди. Сколько легенд и сказаний они прослушали, находясь в обвешанных плакатами стенах, сколько теории и практики прошли они, сидя за лакированными партами, сколько порции удовлетворения ощущали от новых открытий и познаний, сколько неудач и побед произвели, не уходя из класса.

Это сейчас выпускники Кремьонской школы являются знаменитыми детективами, учеными, художниками, педагогами, врачами, спортсменами. Когда они были лишь детьми, смирно слушающими учителей и жаждущих новых знаний, уважающих друг друга. Здесь и первая любовь, и клятвы вечной дружбы, и зависть в способностях другого, и командные игры, сплотившие коллектив.

Фитцжеральд ходил между партами, чувствуя на ощупь скользкую лакированную поверхность, смотря на бледные плакаты Эдгара По, Джорджа Байрона, Уильяма Шекспира и иных классиков. Его глаза радовались яркой палитре растений, выставленных на подоконнике трех огромных окон. Именно из-за их размеров в классе всегда было светло. На коричневой доске белым мелом была написана тема урока: «Дитя индиго».

Прозвучал звонок, и детская лавина ворвалась в просторы класса. Однако никто не заметил присутствие постороннего человека. Фитцжеральд был призраком в мире воспоминаний, но он сразу узнал свой класс: Элен Паркер, как всегда сидела за одной партой рядом с маленьким Фитцджеральдом, но помимо них весь класс был переполнен детьми. Как помнил детектив, их было двадцать девять. Разной внешности, разной национальности, разных культур и стран: Евгений Фролов из СССР, Ангела Штольц из Германии, Пак Су Юн из Кореи, Самуэль Лонгбо из Камеруна, но основу составляли все-таки американцы.

Детектив присел на подоконник, они находились практически на одном уровне высоты со школьными стульями. Шум и гам, перебрасывания стёрками и теннисными мячами подчеркивали буйный возраст тринадцатилетнего коллектива, но стоило прозвучать второму звонку, как весь балаган прекращался. Фитцжеральд вспомнил, какой урок может быть с подобной тематикой – история мистики. Преподавателем в данной области была мисс Пинкли. Именно ее приход в класс ознаменовал тишину и порядок. Она не считалась строгим преподавателем, и вообще из всего учительского состава была самой молодой, на тот момент ей минуло лишь тридцать. Однако на ее занятиях всегда господствовала дисциплина. Черные волосы ее были коротко стрижены, белая кожа словно являлась контрастом черным глазам, прическе и одежде. Чувствовалось, что жизнь за стенами школы у нее складывалась не лучшим образом. Ходили слухи будто учительница истории мистики рассталась с супругом и теперь не находит себе места, кто-то говорил, что у нее умер ребенок при родах, и теперь она не может иметь детей, третьи опровергали все и поговаривали о пожаре унесшем жизни всей ее семьи… Но все сказанное было лишь доводами, слухами, неподтвержденными историями, байками… Называйте, как хотите, но факт остается фактом – никто не знал, что творится на душе у этой девушки.

Когда-то мисс Пинкли была отличницей Кремьонской школы, по окончанию стала преподавателем и читала лекции в ведущих университетах мира именно в области мистики. Затем все же решила свернуть свою деятельность и вернулась в родную школу. Внутри родных стен учительского заведения она преображалась – личная жизнь уходила на второй план вместе со всеми насущными проблемами, и помимо знаний она будто дарила частицу своей души. Дети ее слушали и с одного рассказа могли слово в слово повторить пройденную тему.

В старших классах школы, как вспоминал Фитцжеральд, он пытался загипнотизировать учительницу, дабы пролить свет на одну из тайн школы – тайну своей биографии, но вместо ответов Алекс получил порцию головных болей на целую неделю. Мисс Пинкли обладала способностью блокировать какие-либо вторжения в свое сознание. После полученного урока юный ученик никогда больше не пытался прочитать ее мысли.

Зайдя в класс, все ученики как полагается, встали в знак приветствия учителя.

– Здравствуйте, дети, – раскладывая книги и учительский журнал, произнесла мисс Пинкли. – Присаживайтесь.

Будто одним организмом одновременно все уселись, мирно сложив руки на парте. Черное одеяние и строгое выражение лица – все как обычно. Но вот-вот учительница должна была преобразиться, и класс с нетерпением ждал этого момента. Все началось с ее улыбки и невинного вопроса:

– Ну, как провели выходные?

Опять начался шум, балаган. Каждый хотел перекричать другого и поделиться впечатлениями:

– Да, Самуэль, – выборочно произнесла учительница.

– В эти выходные мы ходили в центральный зоопарк Нью-Йорка смотреть на ягуаров и крокодилов.

– Очень хорошо, – похвалила девушка. – А кроме крокодилов и ягуаров там никого больше не было?

– Там много кто был: и ежики, и пингвины, и слоны, и жираф, но мне больше всего понравились ягуары и крокодилы. Ягуары гибкие, а крокодилы страшные… Я их с детства боюсь…

Каждый что-то рассказывал о рыбалке с отцом, о европейском футболе, о пикнике с родителями, о походах в лес, о прочитанных книгах… С каждой историей девушка менялась и теплела, чувствовалось, как детские сердца дают огонь и ее сердцу, не просто помогая ей радоваться, а с колоссальной силой заставляя это делать.

– Спасибо вам за чудесные истории, – наконец, подытожила учительница. – Как я вижу, выходные у всех прошли недаром. Сегодня я бы хотела рассказать вам о ребенке индиго… Скажите, что вы слышали об этом ребенке?

Маленький Фитцжеральд поднял руку.

– Да, Алекс, – мальчик уверенно встал с места.

– Это маленькая девочка, которая приносила горе в семьи… Говорят, что если ее удочерить, то вся семья в скором времени погибнет.

Весь класс замер. Казалось, сказанное произвело впечатление, но исключительно пугающее. Об этих жутких историях он слышал от своих соседей-старшеклассников и с гордостью мог похвастаться перед остальными своими знаниями. Однако по взгляду мисс Пинкли, маленький Фитцжеральд понял, что явно не этот ответ она ожидала услышать от тринадцатилетнего ребенка.

– Это совсем не так, Алекс, – сорвала нависшую тишину учительница. – Присаживайся. Класс, помните семнадцатый параграф, который мы изучали еще два занятия тому назад?

– Да, – в разнобой отвечали дети, словно волнами, то вспоминая, то нет пройденный материал.

– Кого мы проходили? – из леса рук она выбрала Элен Паркер.

– Иисуса Христа, – ответила девочка.

– Точно, – согласилась мисс Пинкли и поднялась из-за стола.

Расхаживая возле доски, ей всегда было легче рассказывать:

– Иисус был сыном божьим, посланником небес и самым сильным мистиком из всех когда-либо существовавших. Нам повезло, что он родился с положительной энергией. С его влиянием и силой он мог сокрушить все человечество, однако он взял на себя миссию обучать добру и правде человечество. Те времена славились войнами, насилием, жестокостью, жизнь человека не стоила ничего, так как мир делился на две категории – подчиняющие и подчиняемые. Цари, феодалы, помещики, знать и прочие были в первой ступени, а рабы и крестьяне относились к подчиненным. Их жизнь могла закончиться из-за плохого настроения их господ без какой-либо веской на то причины. Именно в это время и появился сын Божий. Он вселил в сердца каждого и по нынешний день, что кроме существующего мира имеется и «жизнь после смерти». Поэтому как бы хорошо нам не жилось в этом мире, если мы причиняем зло своим родителям, друзьям, близким или даже незнакомым нам людям или существам, неуважительно относимся к чужой культуре, вере и свободе, то вторая жизнь, та, которая длится не сто лет, а бесчисленность веков, будет проведена в аду. Где грешники будут страдать в зависимости от своих страхов: либо от одиночества, либо горя в адском пламени, либо мерзнуть от холода, либо дрожа от страха в слепой ночи. После учений люди просветленные стали задумываться о своих действиях и словах, о правильном ведении жизни, о добре и зле. С тех пор нельзя было просто убить человека, если он даже являлся опасным для общества. Вначале его судили, затем приговаривали к последствиям в зависимости от тяжести преступления. Люди уверовали в доброту и стали чтить писания святой книги под названием Библия… Во время пребывания в человеческом мире он исцелил многих – кому-то исцелил тело, кому-то душу. Одни благодарили его, другие продолжали идти с ним. Одной из последовательниц Христа стала Мария Магдалина. Юная девушка была одержима бесами, – мисс Пинкли подошла к окну, где стоял детектив.

На улице светило солнце, и голубое небо подавляло все страхи и невзгоды – она вновь улыбнулась, будто вспомнила что-то приятное.

– Мисс Пинкли, а что значит быть одержимой бесами?

– Это означает, что в одном теле могут находиться несколько душ. Вы возможно слышали, что некоторые люди по ночам могут покидать свое тело и со стороны наблюдать, как они спят, – половина класса покивали головами. – Так вот тела подобных путешественников идеальное пристанище для бродячих душ… Все это тема другого урока… Вернемся к Марии Магдалине. Христос встретил ее, когда девушка уже была одержима. Он опустошил ее тело от нечисти, будто сосуд с ядом, затем вернул ее душу – чистую, как родниковая вода. С тех пор в ее жизни началась новая глава. Девушка следовала за Иисусом всюду, видела, как он зажигает огонь в потухшие сердца, видела чудеса, которые он творил – хождение по воде или возвращение зрения слепому были для него обыденностью. До последнего его вздоха она была с ним. И после смерти Мария вместе с двенадцатью апостолами продолжала распространять учения и веру в доброту. Но помимо учений у девушки осталось еще одна частица Спасителя… Она назвала ее Розой – дитя Спасителя. Мария отделилась от апостолов и ушла странствовать по пустыне. Никто не знает, почему она приняла такое решение, однако многие мистики сходятся в одном предположении, что она предавалась аскезе, то есть оплакивала свои грехи, ограничивая себя в еде, исполняла трудовые обеты. После смерти Христа она прожила ровно девять лет и так же отправилась на небеса, с очищенной душой и с измученным телом. Умирая, Мария переживала только о своей дочери Розе. Однако восьмилетнее дитя не пала духом и после захоронения матери начала свое странствие по миру. Ей было восемь, и как бы не менялась цивилизация, как бы быстро или медленно не сыпался песок времени, она оставалась все той же восьмилетней девочкой. Попадая в ту или иную семью, она проживала с ними ровно год, затем оставляла три цветка розы красного, желтого и белого цвета, и вновь пускалась в странствие. Роза обладала божественными способностями, но из-за своего юного возраста не знала в каком направлении их применять. В зависимости, какая атмосфера господствовала в ее семье, в то русло и направлялась ее сила. Если в семье царила любовь и теплота, то Роза приумножала творящееся счастье, если в семье были лишь постоянные скандалы, то в течение года семью могла настигнуть неизвестная болезнь.