Текст книги "Драгоценности"

Даниэла Стил
Драгоценности

Посвящается Попаю

В жизни случается только одна настоящая любовь – единственная, которая имеет значение, которая растет и длится вечно… при жизни… после смерти. Двое как единое целое… Милый, ты мой, моя единственная любовь, навеки.

От всего сердца, Олив

Danielle Steel

Jewels

Copyright © 1992 Danielle Steel

© Власова Н., перевод на русский язык, 2017

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Э», 2017

Глава первая

Солнце светило ярко, ветра не было, и пение птиц и любые другие звуки разносились на мили вокруг, пока Сара спокойно сидела, глядя в окно. Парк был великолепен и ухожен идеально. Ленотр[1]1
  Андре Ленотр (1613–1700) – французский ландшафтный архитектор, придворный садовод Людовика XIV. Прежде всего он известен как автор проекта создания и последующих реконструкций королевских садов и парка в Версале.


[Закрыть] разбил его по образцу Версальского – кроны высоких деревьев возвышались по периметру Шато де ля Мёз. Самому замку исполнилось уже четыреста лет, а Сара, герцогиня Уитфилдская, прожила здесь сорок два года. Она приехала сюда вместе с Уильямом давным-давно совсем еще юной девушкой и сейчас улыбнулась своим воспоминаниям, наблюдая за двумя сторожевыми псами, гонявшимися друг за дружкой вдалеке. Ее улыбка стала шире при мысли, как сильно эти две молодые овчарки порадуют Макса.

Когда она вот так сидела и любовалась из окна парком, который они так холили и лелеяли, у нее всегда появлялось чувство умиротворения. Отчаяние войны, бесконечный голод, поля, с которых выскребли все до дна, вспоминались без горечи. Да, тогда было очень трудно… Всё было по-другому… и это странно. Казалось, что прошло не так уж много времени, а на самом деле пролетели пятьдесят лет… Полвека! Она взглянула на свои руки, на два кольца с огромными изумрудами идеально квадратной формы, которые носила, практически не снимая, и снова поразилась, обнаружив руки пожилой женщины – изящные, проворные, слава богу, но все-таки руки семидесятипятилетней дамы. Она прожила хорошую и долгую, даже слишком долгую, жизнь, как иногда ей виделось… Слишком долгую без Уильяма… Но еще ей остается что посмотреть, что сделать, о чем подумать и что спланировать, о чем нужно позаботиться вместе с детьми. Она была благодарна за все прожитые годы, но даже сейчас не чувствовала, что основной рубеж уже позади. На ее жизненном пути всегда встречались неожиданные повороты, какое-то событие, которое невозможно было предусмотреть и которое требовало ее участия. Странно, что дети в ней все еще нуждались, причем даже сами не осознавали, насколько сильно. Они достаточно часто обращались к ней за советом, чтобы Сара почувствовала свою значимость. А ведь были еще и внуки! Она улыбнулась при мысли о них и поднялась, все еще высматривая детей в окне. Отсюда она видела, как они подъезжали: их лица, улыбающиеся, смеющиеся или раздраженные, когда дети выходили из машин и поглядывали с выжиданием на ее окна. Словно бы всегда знали, что она там, наблюдает за ними. Не важно, что еще ей нужно было сделать, но в день приезда детей у Сары всегда находилось занятие в ее элегантной маленькой гостиной наверху, пока она их ждала. И даже после стольких лет, когда малыши превратились во взрослых самостоятельных людей, она всегда ощущала некоторое волнение, когда видела их лица, слышала их рассказы – ведь по-своему каждый из детей был крошечным кусочком той огромной любви, которую они с Уильямом испытывали друг к другу. Каким же замечательным человеком он был, лучше любой фантазии и мечты! Даже после войны он оставался силой, с которой считались, авторитетом, – все его знали, помнили и всегда будут помнить.

Сара медленно отошла от окна и направилась к столу мимо камина из белого мрамора, рядом с которым частенько сидела зимними вечерами, размышляя, делая заметки или даже сочиняя письма кому-нибудь из детей. Она много говорила с ними по телефону, звонила в Париж, Лондон, Рим, Мюнхен, Мадрид, но при этом ужасно любила писать письма.

Она остановилась, погладила стол, покрытый выцветшей старинной парчой – прекрасный антикварный, ручной работы, найденный много лет назад в Венеции, и дотрагиваясь кончиками пальцев до фотографий в стоявших на столе рамках. Потом стала поднимать то одну, то другую, чтобы получше рассмотреть. Прекрасные мгновения, запечатленные на бумаге, всплывали в ее памяти внезапно и легко. Вот их свадьба: Уильям смеется над чьей-то шуткой, а она смотрит на него снизу вверх с робкой улыбкой, скрывавшей такое неприкрытое счастье, такую радость! Ей тогда казалось, сердце лопнет от переполнявших чувств прямо на праздничном банкете. На ней были надеты бежевое атласное платье, украшенное кружевами, элегантная кружевная шляпка с небольшой вуалью, а в руках – букетик небольших желтоватых орхидей. Они поженились в доме ее родителей. Церемония была скромной, на ней присутствовали лишь лучшие друзья семьи. На небольшом приеме к ним присоединилось почти сто человек. В этот раз обошлись без подружек невесты, шаферов, грандиозных торжеств и неумеренности, свойственной молодым. Сару сопровождала только ее сестра в платье из голубого атласа с красивой драпировкой и потрясающей шляпке, изготовленной на заказ Лили Даше[2]2
  Легендарная американская модистка французского происхождения.


[Закрыть]. Мама в коротком изумрудно-зеленом платье. Сара улыбнулась своим воспоминаниям… платье матери было почти такого же цвета, как два необычайных изумруда, которые носила Сара. Мама была бы довольна жизнью дочери, если бы дожила до сегодняшнего дня.

На столе стояли и другие фотографии, детей, пока те были маленькими: замечательный снимок Джулиана с первой собакой; ужасно взрослый Филипп, хотя ему на фото лет восемь или девять, он тогда впервые попал в Итон; а вот Изабель в подростковом возрасте на юге Франции. И обязательно – каждый из них на руках у Сары, когда они только-только родились. Уильям всегда сам фотографировал жену, скрывая слезы, выступавшие всякий раз, когда он смотрел на Сару с новым малышом. А вот Элизабет… Такая крошка… рядом с Филиппом, карточка пожелтела так сильно, что лиц почти не рассмотреть. И опять глаза Сары наполнялись слезами – всякий раз, когда она смотрела на фотографию и бередила душу воспоминаниями. Она прожила хорошую полноценную жизнь, но не всегда эта жизнь была легкой.

Сара долго смотрела на фотографии, прикасаясь к определенным моментам своей жизни, размышляя над ними, неслышно скользя по реке памяти, пытаясь обойти стороной слишком болезненные пороги. Со вздохом она снова отошла от стола и вернулась на свой пост возле длинных створчатых окон.

Сара была женщиной изящной и высокой, с очень прямой спиной и головой, запрокинутой с гордостью и элегантностью танцовщицы. Волосы с возрастом стали белоснежными, хотя некогда сияли, как эбонитовое дерево, а огромные зеленые глаза напоминали оттенком глубокий темный цвет ее изумрудов. Из всех детей лишь Изабель унаследовала зеленые глаза матери, и все равно они были не такие темные, как у Сары. Никто из детей не обладал ее силой и чувством стиля, никто не мог похвастаться таким мужеством и решимостью, стойкостью, благодаря которой Сара пережила все превратности судьбы. Их жизнь была проще, но в определенном смысле Сара была даже благодарна провидению за это. С другой стороны, она задумывалась, уж не избаловала ли детей своим постоянным вниманием, не слишком ли много прощала, в результате чего они стали слабее. Никто не назвал бы слабым Филиппа… или Джулиана… или Ксавье… или даже Изабель, но все же у Сары было качество, которое напрочь отсутствовало в детях, – потрясающая сила духа, которая, как казалось окружающим, исходила от нее. Эту силу ощущали сразу, как только Сара входила в комнату, и все без исключения уважали ее, невзирая на симпатии или антипатии. Уильям был таким же, только более экспрессивным, не скрывающим наслаждения жизнью и благодушия. Сара всегда вела себя сдержаннее, раскрепощаясь лишь рядом с Уильямом. Он пробуждал в ней все ее лучшие качества. Уильям дал ей все, как она часто говорила, все, что ей нравилось, что она любила и в чем по-настоящему нуждалась. Она улыбнулась, глядя на зеленые лужайки и вспомнив, как все начиналось. Казалось, с того момента прошло лишь несколько часов… или дней. Невозможно поверить, что завтра ей исполнится семьдесят пять. Дети и внуки приедут отпраздновать с ней юбилей, а послезавтра ожидается целая толпа знаменитых и важных гостей. Вечеринка казалась ей верхом сумасбродства, но дети настояли на своем. Джулиан все устроил, и даже Филипп позвонил из Лондона раз пять, чтобы убедиться, что все идет по плану. А Ксавье поклялся, что, где бы он ни был: в Ботсване, Бразилии или еще бог знает где, – он прилетит на ее день рождения. Теперь она ждала детей, стоя у окна, затаив дыхание и ощущая легкое волнение.

На Саре было старое простое, но красивое черное платье от Шанель и нитка огромных жемчужин, которую она практически не снимала и при виде которой у знатоков перехватывало дыхание. Это ожерелье принадлежало ей со времен Второй мировой войны, продай Сара его сейчас – выручила бы больше двух миллионов долларов, но она никогда и не думала расставаться с ожерельем, носила его просто потому, что жемчуг ей нравился, принадлежал ей, а еще потому, что Уильям когда-то настоял, чтобы жена оставила ожерелье себе: «Герцогиня Уитфилдская просто обязана иметь такие жемчуга, любимая». Так он дразнил Сару, когда она впервые примеряла ожерелье прямо поверх его старого свитера, который надела, чтобы поработать в саду. «Черт побери, жемчуг моей матери кажется дешевкой по сравнению с этим», – заметил он. Сара в ответ рассмеялась, а Уильям наклонился поцеловать ее. Сара Уитфилд жила в окружении красивых вещей и провела прекрасную жизнь. Она и сама была поистине необыкновенным человеком.

Когда Сара отвернулась наконец от окна, сгорая от нетерпения в ожидании родных, то услышала, как первый автомобиль миновал последний поворот подъездной дороги. Это был длинный черный «Роллс-Ройс» с такими темными стеклами, что Сара не могла рассмотреть, кто же сидит внутри. Однако она отлично знала, чья это машина. Она стояла с улыбкой, наблюдая за происходящим. Автомобиль остановился перед входом в шато, почти под окнами, водитель поспешно открыл дверцу, и Сара с удивлением покачала головой. Ее старший сын выглядел импозантно, как и обычно, как истинный англичанин, в то же время он пытался скрыть тревогу, когда вслед за ним из машины появилась женщина. На его спутнице было белое шелковое платье и туфли от Шанель, ее волосы были коротко подстрижены и уложены просто и стильно, а блестевшие на летнем солнце бриллианты мерцали везде, где только можно было их прицепить. Сара вновь улыбнулась, отходя от окна. Это лишь начало… череды сумасшедших интересных дней! С трудом верится… Она не могла отделаться от мысли: а что бы думал по этому поводу Уильям? Вся эта суматоха по поводу ее юбилея… Так много лет, и так быстро… Казалось, с тех пор как все началось, прошли лишь мгновения…

Глава вторая

Сара Томпсон родилась в Нью-Йорке в 1916 году. Она была младшей из двух дочерей, чуть менее удачливой, но исключительно безбедной и респектабельной кузиной Асторов и Биддлов[3]3
  Столпы нью-йоркского высшего света, наряду с Вандербильтами – знаменитой семьей американских миллионеров.


[Закрыть]. Ее сестра Джейн вышла за одного из Вандербильтов, когда ей исполнилось девятнадцать. Два года спустя, на День благодарения, Сара обручилась с Фредди ван Дирингом. Ей тогда тоже исполнилось девятнадцать, а у Джейн с Питером только что родился первенец, очаровательный мальчик по имени Джеймс с рыжеватыми кудряшками.

Помолвка Сары и Фредди не стала неожиданностью для ее семьи, поскольку они знали ван Дирингов много лет. С Фредди семья была знакома чуть меньше, поскольку он провел долгое время в пансионе, но ее родители часто видели его в Нью-Йорке, пока он готовился к поступлению в Принстон. В июне того же года, как состоялась помолвка, Фредди окончил Принстон и пребывал в расслабленном приподнятом настроении после этого замечательного события. Тем не менее он продолжал ухаживать за Сарой. Это был веселый живой парень, постоянно разыгрывающий друзей и развлекающий всех и всегда, особенно Сару. Он редко становился серьезным и беспрестанно шутил. Сару трогало внимательное отношение и нравилось видеть его в таком хорошем настроении. С Фредди было легко проводить время и разговаривать, а его смех и жизнерадостность были такими заразительными. Все любили Фредди, и пусть даже ему не хватало амбиций для ведения бизнеса, никто не имел ничего против женитьбы, кроме разве что отца Сары. Правда, было понятно: даже если Фредди не начнет работать, он все равно сможет жить на широкую ногу, проматывая семейное состояние. И все же отец Сары считал, что молодому человеку важно заниматься делами вне зависимости от величины его состояния и того, кем были его родители. Сам мистер Томпсон владел банком и непосредственно перед помолвкой серьезно побеседовал с Фредди о его планах. Фредди заверил будущего тестя, что намерен остепениться. На самом деле ему предложили замечательное место в фирме «Морган и Компания» в Нью-Йорке и даже еще лучшее – в Банке Новой Англии в Бостоне. После Нового года молодой человек собирался принять одно из этих заманчивых предложений, чем немало обрадовал мистера Томпсона, и тот не стал противиться официальной помолвке.

В том же году Сара провела каникулы очень весело. Они состояли из бесконечных вечеринок, каждый вечер они с Фредди выходили в свет, веселились, встречались с друзьями и пропадали на вечеринках до утра. Они катались на коньках в Центральном парке, обедали и ужинали вне дома, танцевали до упаду. Сара обратила внимание, что Фредди много пьет, но при этом он всегда был умен, вежлив и в высшей степени очарователен. Все в Нью-Йорке обожали Фредди ван Диринга.

Свадьбу назначили на июнь. К весне Сара погрузилась в предсвадебные хлопоты, отслеживая подарки, примеряя платье и посещая все новые и новые вечеринки, которые устраивали друзья. У нее голова шла кругом. В тот период они с Фредди практически не оставались наедине и встречались исключительно в шумной компании. Остальное время он проводил со своими приятелями, которые «готовили» его к тому, чтобы с головой окунуться в Серьезную Семейную Жизнь.

Сара понимала, что ей вроде как положено получать удовольствие от происходящего, но, как она призналась Джейн в мае, на самом деле все было не так. Сплошная суматоха, все выходило из-под контроля, а Сара чувствовала себя ужасно уставшей. В итоге она разрыдалась после финальной примерки подвенечного платья, а сестра тихо протянула ей свой кружевной платок и нежно погладила по длинным черным волосам, ниспадавшим на плечи.

– Все в порядке, дорогая. Перед свадьбой все так себя чувствуют. Предполагается, что это чудесная пора, но на самом деле это трудное время. Столько всего и сразу происходит, у тебя нет ни минутки, чтобы спокойно обдумать перемены, посидеть, побыть в одиночестве… Я чувствовала себя отвратительно перед нашей свадьбой.

– Правда? – Сара обратила взгляд огромных зеленых глаз на старшую сестру, которой только что исполнился двадцать один год и которая казалась Саре бесконечно мудрой. Было большим облегчением узнать, что кто-то еще накануне свадьбы испытывал аналогичное замешательство.

Сара не сомневалась в одном – Фредди ее любит, знала, что он за человек и как счастливы будут они после свадьбы. Пока что казалось, что их окружает слишком много «веселья», слишком много суеты и вечеринок, сплошная неразбериха. А Фредди, по-видимому, думал лишь о выходах в свет и развлечениях. Они не разговаривали на серьезные темы уже много месяцев. Он все еще не поделился с Сарой своими планами касательно работы, лишь повторял, что беспокоиться не нужно. В начале года он отказался от места в банке, поскольку предстояло много предсвадебных хлопот, а новая работа отвлекала бы его. Эдвард Томпсон к этому времени был настроен уже довольно пессимистично, однако ничего не говорил дочери. Он обсудил положение дел с супругой, но Виктория Томпсон была очарована и не сомневалась: после свадьбы Фредди наверняка остепенится и найдет работу. В конце концов, он ведь учился в Принстоне!

Свадьбу отмечали в июне, и приготовления оправдали себя. В церкви Святого Фомы на Пятой авеню устроили роскошную церемонию, а прием – в отеле «Сент-Реджис». На свадьбу пригласили четыреста гостей, весь вечер играла изумительная музыка, подавали восхитительные яства, а все четырнадцать подружек невесты выглядели просто прелестно в платьях из тонкой кисеи персикового цвета. Сама Сара надела сногсшибательное платье из белого кружева и французской тонкой кисеи с двадцатифутовым шлейфом и белой кружевной фатой, доставшейся от бабушки. Она выглядела очень утонченно. Весь день ярко сияло солнце. Фредди тоже был неотразим. Свадьба получилась просто идеальной.

Медовый месяц прошел тоже почти идеально. Фредди одолжил у друзей дом и небольшую яхту на Кейп-Код, и первые четыре недели после свадьбы молодые провели наедине. Сара поначалу стеснялась мужа, но он был нежен и добр, и с ним всегда было весело. Вдобавок Фредди был умен, когда позволял себе становиться серьезным, что случалось нечасто. Сара обнаружила, что он превосходный яхтсмен. Фредди пил куда меньше, чем раньше, и Сара испытала облегчение. Перед свадьбой она уже начала было беспокоиться по поводу обильных возлияний, однако Фредди объяснил, что это было лишь ради забавы.

Медовый месяц был таким чудесным, что Саре претила перспектива в июле ехать обратно в Нью-Йорк, однако хозяева дома приезжали из Европы. Сара и Фредди поняли, что пора перебраться в собственную квартиру. Они нашли подходящее жилье в Нью-Йорке, в Верхнем Ист-Сайде, но остаток лета решили провести у ее родителей в Саутгемптоне, пока маляры, архитектор-декоратор и рабочие не доведут их гнездышко до ума.

Однако осенью, когда они вернулись в Нью-Йорк после Дня труда[4]4
  День труда – национальный праздник в США, отмечаемый в первый понедельник сентября.


[Закрыть], Фредди был снова слишком занят, чтобы подыскивать работу. Вообще-то вся его занятость сводилась к бесконечным встречам с друзьями. Он снова очень много пил. Сара заметила это еще летом, в Саутгемптоне, поскольку он всегда возвращался из города навеселе. Когда они перебрались в собственную квартиру, закрывать на это глаза уже было нельзя. Фредди приходил домой пьяным в стельку поздно вечером, проведя весь день с друзьями. Временами он возвращался лишь под утро. Иногда он брал Сару с собой на вечеринки или балы, где всегда был душой компании. Он был всеобщим любимцем, все знали, что в компании Фредди ван Диринга скучно не бывает. Все, кроме Сары, которая к Рождеству совсем приуныла. Об устройстве на работу речь больше не шла, Фредди отметал все деликатные попытки супруги обсудить эту проблему. Такое впечатление, что у него не было других планов на жизнь, кроме развлечений и пьянства.

К январю Сара заметно осунулась и побледнела, и Джейн пригласила сестру на чай, чтобы выяснить, что происходит.

– Все нормально.

Девушка изобразила удивление тем, что сестра обеспокоена, но, когда подали чай, Сара стала белее мела и не могла выпить ни капли.

– Дорогая, что происходит? Расскажи мне! Ты должна рассказать!

Джейн беспокоилась о младшей сестре еще с Рождества, когда Сара показалась ей нетипично тихой во время рождественского обеда в доме родителей. Фредди тогда очаровал присутствующих рифмованными тостами обо всех членах семьи, и даже о слугах, работавших на Томпсонов много лет, и Юпитере, их псе, который заливался лаем, пока все аплодировали стихотворным опусам Фредди. Это было забавно, и тот факт, что Фредди слегка перебрал, вроде как остался незамеченным.

– Правда. Все нормально, – упрямо твердила Сара, а потом расплакалась.

Кончилось все тем, что она рыдала в объятиях сестры и призналась, что все вовсе не нормально. Она несчастна. Фредди никогда нет дома, он постоянно где-то шатается, проводит время с друзьями, причем Сара не сказала сестре о своих подозрениях – возможно, некоторые из его «друзей» на самом деле женского пола. Она пыталась заставить мужа больше времени проводить с ней, но он не желал. Фредди стал пить еще больше обычного. Первый стаканчик он пропускал прямо с утра, иногда сразу после пробуждения, причем он убеждал Сару, что это не проблема. Он называл ее «своей правильной маленькой девочкой» и беззлобно отмахивался от нее. Что еще хуже, она только что узнала, что ждет ребенка.

– Но это же чудесно! – воскликнула обрадованная Джейн и прибавила: – Я тоже!

Сара улыбнулась сквозь слезы, не в состоянии объяснить старшей сестре, насколько она несчастна. Жизнь Джейн сложилась совсем иначе. Она вышла замуж за серьезного и надежного человека, который был заинтересован в браке, тогда как Фредди ван Диринг определенно семьей не дорожил. Он обладал многими достоинствами: был очарователен, забавен, остроумен, но чувство ответственности было напрочь чуждо ему, словно такое слово отсутствовало в его родном языке. Сара начала подозревать, что муж никогда не остепенится. Он намерен веселиться и дальше, до конца жизни. У отца Сары тоже появились подобные подозрения, однако Джейн все еще не сомневалась, что все изменится в лучшую сторону, особенно после появления ребенка. Девушки выяснили, что малыши должны появиться на свет почти одновременно – с разницей всего в пару дней, – и эта новость немного развеселила Сару перед тем, как она вернулась в свою одинокую квартиру.

Фредди дома не оказалось, как обычно, в ту ночь он вообще не вернулся. На следующее утро, когда он явился в полдень, то покаялся, объяснив, что до четырех часов играл в бридж и остался ночевать у друзей, поскольку боялся разбудить Сару.

– Больше ничем не занимался? – Впервые она напустилась на Фредди после объяснений, и муж был ошарашен злостью в ее голосе. Раньше она всегда сдерживалась, когда речь шла о его поведении, но сейчас была явно рассержена.

– Ради всего святого, о чем ты? – Вопрос, казалось, шокировал Фредди, невинные голубые глаза широко распахнулись, а светлые волосы придавали сходство с Томом Сойером.

– Чем конкретно ты занимаешься по ночам, когда шляешься где-то до двух часов ночи? – Теперь в голосе звучал настоящий гнев, а еще боль и разочарование.

Он по-мальчишески улыбнулся, не сомневаясь, что, как и всегда, сможет обмануть жену.

– Иногда я правда чуть перебарщиваю с выпивкой. И все. И тогда легче остаться там, где я нахожусь, чем возвращаться домой, когда ты спишь. Не хочется огорчать тебя, Сара.

– Но ты это делаешь! Тебя никогда нет дома. Ты все время где-то с друзьями, а домой каждую ночь возвращаешься пьяным. Так не ведут себя женатые люди. – Она вся кипела.

– Да что ты? Ты говоришь про своего зятя или же про нормальных людей, у которых чуть больше храбрости и joie de vivre[5]5
  Радость жизни (фр.).


[Закрыть]? Прости, милая, но я не Питер.

– А я никогда и не просила тебя становиться Питером. Но в таком случае – кто ты? За кого я вышла замуж? Я никогда тебя не вижу, кроме как на вечеринках, а потом ты куда-то идешь со своими друзьями, играешь в карты, рассказываешь истории, пьешь или вообще одному богу известно, где ты проводишь время, – с грустью сказала Сара.

– А я должен торчать дома с тобой? – Ее слова позабавили Фредди, впервые она заметила, как что-то нехорошее промелькнуло во взгляде мужа, что-то подлое, но Сара сейчас загнала его в угол: она открыто требовала его кардинально изменить образ жизни. Она напугала его и даже всерьез угрожала его попойкам.

– Да. Я бы предпочла, чтобы ты проводил время дома со мной. Это так возмутительно?

– Нет, не возмутительно, просто глупо. Ты ведь вышла за меня замуж, поскольку со мной не соскучишься, не так ли? Если бы ты хотела в мужья такого зануду, как твой зять, то, думаю, без труда нашла бы подходящую партию, но ты этого не сделала. Ты захотела быть со мной. А теперь хочешь превратить меня в кого-то наподобие Питера. Что ж, милая, могу пообещать, что из этого ничего не выйдет.

– А что вообще может выйти? Ты пойдешь работать? Ты еще в прошлом году говорил папе, что собираешься, но так и начал!

– Мне не нужно работать, Сара. Ты наводишь на меня такую скуку, аж плакать хочется. Ты должна радоваться, что мне не приходится горбатиться, как какому-то дураку, на скучной работе, пытаясь свести концы с концами.

– Отец считает, что это пошло бы тебе на пользу. И я тоже. – Это было самое смелое, что она говорила мужу, но накануне вечером Сара долго лежала без сна, думая, что скажет мужу. Ей хотелось улучшить их жизнь и чтобы у нее обязательно появился настоящий муж до рождения ребенка.

– Твой отец – другое поколение. – Его глаза блеснули. – А ты просто… дура.

Когда он произнес эти слова, Сара осознала то, что стоило понять сразу, как он вошел. Фредди напился. Сейчас только полдень, а он уже на ногах не держится, и, глядя на мужа, она испытала отвращение.

– Может, мы поговорим об этом в другой раз.

– Думаю, это отличная идея.

Он хлопнул дверью. Снова ушел куда-то, но вернулся рано, а на следующее утро попытался встать пораньше и именно тогда понял, насколько плохо чувствует себя жена. Фредди явно был напуган, когда расспрашивал ее за завтраком о самочувствии. Каждый день к ним приходила домработница, которая убиралась, гладила и подавала еду, если они были дома. Обычно Саре нравилось готовить, но последнее время она даже войти на кухню не могла, хотя Фредди слишком редко бывал дома, чтобы это заметить.

– Что-то не так? Ты заболела? Стоит показаться врачу? – Фредди казался искренне обеспокоенным, когда поглядывал на нее поверх утренней газеты. Он слышал, как ее выворачивало наизнанку сразу после пробуждения, и подумал, что она отравилась.

– Я была у врача, – тихо промолвила Сара, посмотрев на мужа, но он снова взглянул на нее лишь через довольно долгий промежуток времени, когда практически забыл, о чем спрашивал.

– В смысле? Ах да… И что он сказал? Грипп? Тебе нужно быть осторожнее, знаешь ли, сейчас бушует эпидемия. Мать Тома Паркера чуть было не умерла от гриппа на прошлой неделе.

– Не думаю, что я умру. – Она спокойно улыбнулась, а муж вернулся к газете.

Повисло долгое молчание, а потом он снова поднял глаза, напрочь забыв предыдущий ответ.

– В Англии все судачат об отречении от трона Эдуа-рда VIII ради этой женщины, Симпсон. Наверное, она что-то собой представляет, раз он пошел на такое.

– Думаю, это грустно, – серьезно ответила Сара. – Бедняге пришлось через столько всего пройти! Как она может разрушать его жизнь? Какая жизнь ждет их вместе?

– Может, и очень пикантная.

Он улыбнулся ей скорее к ее досаде и выглядел в тот момент еще красивей. Она не была уверена, любит она Фредди или ненавидит, но ее жизнь рядом с ним превратилась в сущий кошмар. Но может, Джейн права, и все наладится после рождения ребенка.

– Я жду ребенка. – Она произнесла это почти шепотом, и сначала он, казалось, даже не услышал, а потом поднялся с места и повернулся к ней, словно надеялся, что она пошутила.

– Ты серьезно?

Она кивнула, не в силах ответить, поскольку на глаза навернулись слезы. В определенном смысле это было облегчением – наконец признаться мужу. Она узнала о беременности еще перед Рождеством, но не могла набраться смелости открыться ему. Ей хотелось, чтобы Фредди о ней заботился, хотелось спокойного семейного счастья, но после медового месяца на Кейп-Код минуло семь месяцев, а совместный уклад жизни молодоженам так и не удалось сформировать.

«Да, я серьезно», – прочел он по ее глазам.

– Понятно. Тебе не кажется, что это слишком рано? Мне казалось, мы были осторожны. – Он выглядел раздраженным и недовольным, и Сара почувствовала, как у нее запершило в горле, и молилась, чтобы только не выставить себя полной дурой перед мужем.

– И я так считала. – Она подняла глаза, полные слез, а Фредди шагнул к ней и потрепал по волосам, словно младшую сестренку.

– Не беспокойся, все будет нормально. Когда?

– В августе.

Она пыталась не расплакаться, но трудно было сдерживаться. По крайней мере муж не в ярости, просто недоволен. Она ведь тоже не пришла в восторг, узнав о беременности. Их почти ничего не связывало. Мало времени, мало тепла и общения.

– У Питера и Джейн тоже будет ребенок.

– Повезло им, – съязвил он, размышляя, что теперь с ней делать.

Брак оказался куда более тяжкой ношей, чем ожидал Фредди. Сара безвылазно сидела дома и жаждала запереть там его. А сейчас эта будущая мамочка казалась еще более удрученной.

– А нам не повезло, да? – Она не сдержалась, и две слезинки медленно скатились по щекам, когда прозвучал этот вопрос.

– Время не самое подходящее. Но догадываюсь, ты так не считаешь, да?

Она покачала головой, а Фредди вышел из комнаты и больше не заговаривал о беременности до своего ухода через полтора часа. Якобы обедал с друзьями, но не сообщил, когда вернется. Так и не вернулся. Сара проплакала всю ночь, пока не уснула, а Фредди явился только в восемь утра, причем был настолько пьян, что рухнул прямо на диван в гостиной по пути в спальню. Она услышала, как муж вернулся, но когда обнаружила его, он уже спал мертвецким сном.

Весь следующий месяц было больно смотреть, насколько сильно Фредди потрясен ее небольшим объявлением. Уже сама идея брака пугала его достаточно сильно, а перспектива стать отцом и вовсе приводила в ужас. Питер пытался объяснить это Саре однажды вечером, когда она обедала у них с Джейн. Тогда Сара не выдержала и открыла ему секрет: она несчастлива в семейной жизни. Больше никто не знал, но сестре и зятю пришлось признаться спустя какое-то время после сообщения о беременности. Питер пытался приободрить Сару:

– Некоторые мужчины просто боятся подобной ответственности. Это значит, что им и самим нужно повзрослеть. Должен признаться, я тоже был сперва напуган. – Он с любовью посмотрел на Джейн, а потом спокойно перевел взгляд на ее сестру. – Фредди не из тех, кто жаждет остепениться. Но может, когда он увидит малыша, то поймет, что ребенок не представляет такой уж угрозы, как он думал. Дети довольно милы и безобидны, пока малы. А вот до родов тебе придется несладко.

Питер в душе сочувствовал ей сильнее, чем показывал это: он часто говорил жене, что Фредди, по его мнению, настоящий мерзавец. Но он не хотел делиться с Сарой своими соображениями, предпочитая подбадривать будущую маму. Однако настроение Сары по-прежнему было на нуле, а Фредди вел себя все хуже и пил сильнее. Джейн приходилось пускать в ход всю свою изобретательность, чтобы вытаскивать сестру из дома. Как-то раз она уговорила ее отправиться за покупками. Они отправились в «Бонвит Теллер»[6]6
  Один из самых дорогих магазинов женской одежды в Нью-Йорке того времени.


[Закрыть] на Пятой авеню, но там Сара вдруг побледнела, споткнулась и вцепилась в руку старшей сестры.

– Все нормально? – испугалась Джейн.

– Да… все хорошо… не понимаю, что со мной… – Сару пронзила ужасная боль, но длилась она лишь мгновение.

– Давай присядем. – Джейн быстро подала знак, чтобы принесли стул и стакан воды, но тут Сара снова повисла на ее руке. Капли пота выступили на лбу, лицо стало зеленоватым. Она взглянула на старшую сестру: – Прости, Джейн, мне что-то нехорошо…