Текст книги "Камера и два блокнота для важности"

Об этом конкурсе и сообщили на ежемесячном собрании школьников. Полина сразу на меня надулась. Раздулась она только к обеду. Видимо, только потому, что нужно было освободить место под еду.

– Почему ты раньше не сказал, что у вас в школе проходит такой здоровский конкурс? – Сказала она, тыча в мою сторону насаженной на вилку брокколи из ланчбокса. Если она хотела выглядеть грозно, то у нее совсем не вышло. – Мы бы начали готовиться раньше. У нас бы фора была. Хотя я думаю, что все команды начали готовиться еще с первого учебного дня или даже с лета, кто их знает. Так что теперь вместо того, чтобы готовиться ко всяким ненужным самостоятельным и штудировать параграфы мы будем работать над проектом.

– А спасать человечество?

– Сперфа мы долфны фпафти наф фамих, – она хотела разом от них избавиться, поэтому рот у нее был набит остатками овощей. Но ее это не остановило.

– Но у нас же даже идеи еще нет, – от этой мысли в горле пересохло, а весь мой чай из термоса уже был выпит, как и компот из кружки. А просить добавку я постеснялся.

– Вот именно! Спасибо, что заметил. Видишь, как мы отстаем? Но, на самом деле, у меня появилась кое-какая мысль пока мы сидели на географии. Про циклоны мне итак мама рассказывала. Но здесь мы, конечно, не можем говорить, – она подозрительно посмотрела по сторонам. Взгляд ее остановился на учителе информатики, хмуро попивавшем свой крепкий чай. – После уроков сразу же отправляемся на наше место, и я тебе все расскажу.

– На наше место? – Не понял я.

У нас не было никакого “нашего места”. Я бы такое уж точно запомнил. Хотя, может быть, и было, просто я не понимал, что оно особенное. Такое порой бывает. Например, когда важный для тебя человек надолго уезжает, и ты начинаешь скучать. Тогда ноги сами ведут в “ваше место”.

У меня так было с дедулей. Я очень скучал, когда он не по своей воле ушел от нас насовсем. Так бабушка говорит, он был ее мужем. Все было хорошо, но однажды он ушел не по своей воле. Но насовсем. А я даже не успел попрощаться. От этого было очень больно.

Бабушка говорит, что с дедом еще можно общаться, стоит только посмотреть на небо. Даже в самый пасмурный день он тебя услышит. После того, как дед ушел, я стал довольно часто задирать голову к небу и говорить с ним. Шея затекала, а я все говорил и говорил. В такие моменты больше болит в груди, на шею мне чаще всего все равно.

Но тогда, в первый раз, я вышел на улицу, не зная, зачем и куда мне идти. Ноги сами привели меня в скверик, в котором дедуля научил меня проигрывать в шахматы. Именно проигрывать, потому что он никогда мне не поддавался. «Если я буду поддаваться, то, выходит, я и себя, и тебя обманываю. А этого я допустить никак не могу. Да и так ты учишься мастерству у более сильного противника. Это полезнее, чем тешить себя победами над слабаком».

В тот день я еще долго сидел на нашей лавочке. А вечером после работы мама очень переживала, как оказалось, меня не было весь день. Бабушка ей по телефону сказала, что я ушел гулять. Но мама-то знает, что один я никогда не гуляю. А друзей у меня, чтобы выйти вот так запросто с ними не было и подавно. Мама тогда поняла, что это ой как странно.

Но, когда она увидела меня вечером, то мне не пришлось ничего ей объяснять. Она сделала себе чай с мятой для спокойствия, ей оно необходимо, а мне – какао для внутреннего тепла, и мы, по привычке, сели на маленький балкончик у меня в комнате, уставленный горшками с цветами. Мы сидели и молчали, этого было достаточно. А вот зефирок в какао, как всегда, не хватило.

Наверное, это наше с мамой место. Такое же, как с дедом был скверик.

Полина доела свои овощи, а я уже вытирал руки после куска овощной пиццы, сделанной мамой вчера вечером, так что мы были готовы к уроку истории. Вместо Древнего Рима я все думал о возможных “наших местах” с Полиной. А ведь я очень люблю Древний Рим. И учительница сегодня рассказывала интереснее обычного. Но любопытство было тут как тут и не давало погрузиться в историю.

После уроков я все подгонял Полину, только сам не знал, куда. От этого подгонять было сложнее, но я не сдавался. А она шла как-то рассеяно, погруженная в свои мысли. Я сразу понял. С ней это порой бывает, я успел заметить. Если она вот так неожиданно о чем то задумается, то жди какую-то новую идею или почти что золотую мысль.

– Знаешь, не надо было мне вот так ставить тебя перед фактом. Это ведь должно быть нашим местом, мы должны выбрать его вдвоем. А так я будто тебе его навязываю. Ты это…прости, – она была такая серьезная, как взрослые, когда ходят по комнате или черкают каракули на листике, говоря по телефону по всяким рабочим вещам. Я аж сразу остановился на месте. Так резко, что сиди я за рулем машины, то в меня бы точно кто-то врезался сзади.

– Ты чего, мне наоборот интересно, какое место ты выбрала, правда.

Она молча кивнула.

– Ты только скажи, если оно тебе не понравится, мы тогда другое поищем. На этот раз вместе.

Я решил так же кивнуть в ответ, и мы двинулись дальше. С каждым шагом Полина опять становилась самой собой. От этого и мне было все легче и легче идти.

Мы шли по нашей аллее, которая вела до автобусной остановки, на которой мы обычно прощались. Но, не доходя пары метров, мы резко свернули направо. Я раньше не замечал узкую тропинку, ведущую вглубь близко посаженных деревьев. Пройдя метров пятьдесят, появилась лавочка. Такая же, как на автобусной остановке, только к ней автобусы не подъезжают. Да и, видимо, даже люди не ходят. Вокруг кроме урны и скворечника больше ничего не было. Полина плюхнулась на скамейку и похлопала по свободному месту рядом, приглашая присоединиться. Поставив с краю рюкзак, я сел.

Тут даже воздухом по другому дышалось. Он был свежее, чем у дороги. Деревья мастерски справлялись со своей работой, очищая воздух, защищая от лишнего шума с дорог и людских глаз.

– Как тебе? – Спросила Полина, надеясь на положительный ответ.

Место и правда было хорошее, не думаю, что даже половина школьников знает о его существовании. Я вот всю жизнь, а вернее последние два года, ходил от школы до автобусной остановки по этому пути и не знал о его существовании.

– Как ты нашла это отличное место?

– В первый день, когда брела к остановке, опустив голову и рассуждая о том, как мне дальше учиться в таком классе, в котором не с кем разделить булочку из столовой, то случайно заметила и решила, что надо разведать. Мне кажется, это особое место, которое не каждый найдет. Чтоб приходить сюда и думать о всяком, о жизни там или о том, почему в школьной столовой еда всегда холодная, хотя расписание звонков всегда одинаковое и повара должны знать, во сколько орава голодных школьников придет обедать…Кстати, пару раз я видела белок, так что, возможно, даже сейчас за нами следят шпионы леса.

Чтобы подыграть я посмотрел по сторонам. Белок рядом не оказалось, хотя на кормушке сидела пара голубей. Они для нее были слишком большие, но их это, судя по всему, совсем не смущало. Упрямо вытягивая длинные шеи, они по очереди клевали семечки.

– Вроде, чисто. Расскажешь теперь свою идею для конкурса?

– Как говорит папа по телефону: «я отказываюсь повторять несколько раз», – сказала она, ударив кулаком по ладони. Видимо, так ее папа тоже делает. – В общем, мое дело предложить, а твое – обдумать. Если не согласен, то предложи что-нибудь свое. Это открытое для идей место.

Поняв, что она ждет одобрения с моей стороны, я кивнул. Полина продолжила:

– Замечал ли ты, как часто взрослые нам что-то запрещают делать?

Сам вопрос меня немного озадачил. Раньше я об этом и не задумывался. Хотя запретов каждый день слышу с дюжину раз. Да, даже каждое утро мама раз за разом говорит не читать за завтраком. Мол, память проем.

Вместо ответа я просто кивнул.

– Так вот. Они как один запрещают нам все подряд. Родители, учителя, тети в магазинах. И ладно, если они будут следовать своим словам. А вот и нет! – Вскрикнула Полина.

Голуби улетели. И думай, было ли это от того, что семечки в кормушке кончились или все таки виновата эмоциональность Полины.

– Они это делают и даже не замечают! Но, чтобы взрослым стало неповадно, чтобы им стало совестно, мы соберем доказательства. И предоставим их на конкурсе. Мы сделаем собственный репортаж. Собственное исследование! Целый проект, напичканный неопровержимыми доказательствами. И подотрем нос взрослым в сезон простуды видеороликом, полным компромата, – она поставила точку, в этот раз ударив кулаком по коленке и, как результат, немного скорчив лицо. Синяк точно будет.

Значит точка была окончательная, и была моя очередь что-нибудь сказать:

– И какие именно доказательства мы будем пичкать? – Смущенно спросил я.

– Нам нужно подготовить почву, – с важным видом начала рассуждение Полина.

– Ну… – Такое начало поставило меня в тупик. – Я могу попросить бабулю привезти немного с дачи в следующий раз. У нее на грядках почва плодородная, как она утверждает. Только не много, чтобы ей не пришлось носить тяжести, она итак мне книжки всегда привозит, они сами по себе тяжелые.

– Да нет же, – Полина от нетерпения заерзала на месте.

И хоть я и не понял, она дала мне договорить, не каждый взрослый так делает:

– Я о том, что нам нужно подготовиться. Взять камеру, например. У моих родителей есть парочка, я попрошу у папы. Нужно будет разрешение от директора. С его подписью. И печать. На всех важных документах стоит печать.

– И дата, – Полина со знающим видом одобряюще кивнула моей идее.

– Это ты берешь на себя. Не думаю, что какую-либо инициативу от меня оценят после того, как на той неделе я принесла в школу котенка с улицы и просила в столовой напоить его молоком. Нарушение санитарных норм, понимаете ли. А ты еще не попадался, так что это хорошо.

Добавленное ей “еще”  меня немного смутило, но я решил не переспрашивать. Все свое смущение я направил на воротник рубашки. От волнения он начал сдавливать шею настолько, что пришлось расстегнуть верхнюю пуговицу.

Я понял, что надо уже сейчас по чуть-чуть набираться смелости, чтобы в ближайшие дни во время перемены подойти к директору.

– Ну и нужно записать основные места, где мы будем проводить исследование, где будем сидеть в засаде. И вообще, на чем можно подловить взрослого. У меня с собой есть все самое необходимое: карандаши, чистые листы из кабинета черчения и мармеладные червяки. Так что уже сегодня мы с тобой начнем мозговой штурм.

– А что мы будем снимать-то?

– Позор взрослых, – самодовольно сказала она и сразу пояснила. – Сперва мы будем поджидать, когда какой-нибудь взрослый что-то запретит ребенку. Обязательно будем фиксировать это на камеру…

– А так можно? – С сомнением в голосе уточнил я.

– Вообще, папа говорил, что перед интервью нужно уточнять такие моменты. Он у меня журналист. Но, чисто технически, мы же не будем ни у кого ничего спрашивать, да? Может, я буду снимать на видео класс и то, как мы усердно учимся, а в этот момент в кабинет зайдет какая-нибудь учительница. Без стука! – Полина была в восторге от своей идеи.

– Посреди урока! – Добавил я с таким же энтузиазмом. Он оказался заразнее ветрянки.

– А потом мы поймаем этого учителя и заснимем, как он говорит мне или тебе какую-нибудь их обычную фразу…

– «Почему заходим в кабинет без стука?» – Попытался сказать я голосом Ольги Викторовны.

Полина кивнула:

– Ну ты понял. Придумать такие моменты это полдела, а вот попасть на них, это уже должно быть, как минимум, море удачи. Работы непочатый край, – тяжело вздохнула она.

– У меня с удачей проблематично, – с опаской признался я, понимая, что удачи у меня море не будет. Максимум озеро. Я бы даже сказал – пруд.

Полина махнула рукой, мол: «прорвемся» и начала доставать из рюкзака чистые листы. Пора было начинать думать и штурмовать ни в чем не виноватый мозг. Благо, вместе с листами и карандашами Полина и правда достала мармеладных червячков. От этого мыслительный процесс должен был начаться только так.

Для того, чтобы показать всю серьезность и масштаб предстоящей работы, Полина протянула пару листов мне. Что на них писать я еще не знал. Но, может, дело было в том, что мне еще не достался ни один червячок.

Поняв по моему взгляду, что начинать надо было не с бумаги, Полина вздохнула и открыла упаковку мармеладок. На пачку вышло всего семь штук. А нас было двое. Когда мама покупает такие мармеладки нам, то лишний червячок всегда достается либо Гоше, потому что он быстрее ест, либо Танюшка, потому что она младшая. Я же стараюсь смаковать свои две штуки как могу.

В этот раз я уже радовался тому, что мне вместо двух впервые достанется целых три штуки. Но когда Полина, проглотив положенные ей мармеладки, начала разрывать последнего червячка пополам, чтобы было поровну, я подумал, что и на троих седьмого червячка тоже можно было бы делить.

Чистых листов бумаги было куда больше, чем мармеладок. Поэтому к работе мы приступили слишком быстро. Благо, погода была не очень промозглая. Ветра толком не было, да и от него спасали деревья, а солнышко упрямо пробивалось сквозь золотую листву. Будто хотело подглядеть, что это два школьника тут делают после уроков.

Было решено погрузиться в воспоминания о том, когда учителя и взрослые в целом поступали несправедливо. И записать все-все, которые придут в голову.

Полина облокотилась о спинку лавки и запрокинула голову к небу, словно искала на нем ответы. Она так старалась, что в какой-то момент начала грызть карандаш. Хотела выудить из него секретную информацию, пусть расколется, а там уж только и делай, что поспевай за ним, записывая умные мысли.

Она так с карандашом на контрольных и самостоятельных работах делает. Особенно, когда тема сложная, а она не готовилась дома. Но в этот раз она действительно что-то писала на листе.

Я же понимал, что никакой карандаш мне не поможет. Смотря по сторонам, я пытался вспомнить хоть какой-то момент, когда чувствовал несправедливость, обиду на взрослых.

Вроде, столько моментов таких было. Штук по пять за день, точно. Но, когда надо, память словно стирается, будто замазкой по ней провели и все. Белое пустое пятно.

Вложив все свое разочарование, я тяжело вздохнул. Полина это заметила и повернула голову, переведя взгляд с неба на меня:

– Не воспринимай жизнь так серьезно. Вот давай я зачитаю, что пока что пришло в голову, – она выпрямилась и вполоборота начала читать с листа. – Ну, первый пункт мы обговорили. Это тот, что с учителями и их входом в кабинет без стука. Так, второй это телефон. Вот взрослые вечно говорят, что дети и подростки постоянно держат его в руках. А за собой этого не замечают.

Полина глянула на меня, чтобы понять, как я оцениваю ее идею. Я одобрительно кивнул. Хорошо, что Полина не смущает моя немногословность, тем более так она может говорить за нас двоих. Она воодушевленно продолжила:

– Это вообще яркий пример. Запросто получится все заснять, зафиксировать. На обеде в школе нас заставляют есть слипшиеся макароны с нерастаявшим сыром и запивать все это дело сладким холодным чаем. А в это же время классные руководители, что делают?

Она выжидающе посмотрела на меня.

– Сидят в телефоне? – Неуверенно предложил я.

– Ну это, кстати, тоже, – кивнула она, записывая идею и диктуя самой себе. – «Едят с телефоном в руках». Но я о другом. Они стоят и беспардонно едят ватрушки и пиццу.

– Так еще и всухомятку! – Радостно добавил я.

Было приятно и самому подкинуть какую-нибудь идейку. Это Полина тоже записала.

Спустя пару минут и ко мне пришла идея и я поспешил ее записать, пока она не убежала. Глянув на Полину, я заметил, что она настолько сосредоточилась, что аж высунула язык. Может, конечно, это ей помогало. Но я язык не вытаскивал, хотя тоже очень старался.

Записав несколько идей на нас двоих, Полина предложила напротив каждой ситуации написать место, где это может произойти. «Где нам надо будет быть начеку и держать камеру наготове», – пояснила она.

Например, напротив едящих булочки учителей, мы так и написали «столовая». Пока Полина записывала, я понял, что очень проголодался и не отказался бы сейчас посухомятничать. Мармеладки разыграли аппетит, а до обеда еще ехать на автобусе. И никто не знает, когда он будет.

Уже становилось зябко, но я не решался первым предложить расходиться на сегодня. Мол, все равно мозг уже окоченел, чтобы его штурмовать. Полина, видать, это заметила и сама сказала:

– Весь проект мы за день, всяко, не сделаем. Надо еще походить, отвлечься и, может, вдобавок что-то в голову придет. Ты только сразу записывай. Не рассчитывай на свою память. Я б на свою не стала. Она меня вечно подводит на самостоятельных по истории и на уроке литературы, когда надо рассказывать стих. За последний у меня трояк.

Мы начали складывать карандаши, упаковку от мармелада я выкинул в урну.

– Давай, ты возьмешь списки идей себе? – Предложила Полина, когда я уже вставал со скамейки. – Мама говорит, что я эталон рассеянности.

Я сразу себя странно почувствовал. Она словно передавала всю власть нашего проекта в мои влажные ладошки. Не знаю, почему она решила так поступить, передать ответственность мне. Но, коли она это сделала, то думала, что я справлюсь. И я не мог ее подвести. Пока она нагнулась, чтобы завязать развязавшийся шнурок на кроссовке, я как можно аккуратнее убрал листы с нашими идеями в рюкзак. Сложив их в контурную карту с урока географии. Разделив ими две части Евразии.

В автобусе книжку я доставал максимально осторожно. Чтобы не задеть контурную карту. И вовсе не потому, что учительница на первом уроке сказала нам, что за помятую карту будет снижать оценку.

Помимо того, чтобы думать над идеями, мы решили, что сперва надо подготовить все необходимое оборудование и документацию. Так что в ближайшие два дня мы занимались только этим. Точнее Полина делала возложенную на нее часть, а я все откладывал. До последнего.

Полина взяла у своего папы камеру с зарядным устройством и пару больших блокнотов. Она сказала, что видела, как он, общаясь с коллегами, что-то записывал в такие-же. Она всячески старалась придать нашему проекту и нам самим важности, которую редко найдешь в десятилетних детях.

Так что свою часть уговора Полина выполнила, причем очень быстро. А я так и не подошел к директору. Даже старался об этом особо не думать.

Почему-то всегда, когда надо сделать что-то важное, ты находишь оправдания это отложить. Но ведь само дело никуда не уходит. Так и прошли эти два дня и начались выходные. Не думал, что когда-нибудь скажу такое, но, к счастью, на неделе было две самостоятельные работы, к которым надо было готовиться, поэтому у меня каждый раз было оправдание. Все выходные я провел за книгой. Она даже не была такая интересная, чтобы читать ее без перерыва. Но у меня как-то получалось. Уж слишком мне хотелось уйти от мысли, что в начале недели мне придется идти в кабинет директора. По своему желанию. Точнее по необходимости.

В понедельник утром мой рюкзак казался тяжелее обычного. И не потому, что я взял больше учебников или кроссовки для физкультуры. Это было не так. Сегодня в нем в отдельном файлике, чтоб не помяться и не затеряться, лежал лист, который я долго сочинял, ответственно подойдя к делу под самый вечер воскресенья, успев дочитать скучную книгу и уже не зная, чем еще отвлечься. Но, дотянув до последнего, я понял, что откладывать ни смысла, ни времени больше не оставалось.

Я даже подошел к бабушке, чтобы она исправила ошибки и в целом взглянула на документ, как знающий взрослый. «Добавить печать и будет солидно», – закончила она, исправляя последнюю ошибку. Она сильна в грамматике.

На перемене, достав из рюкзака файлик, я направился почти что уверенной походкой в кабинет директора. Редко ученики решаются сделать такое самостоятельно. В голове пронеслась мысль, что хорошо, что я решил убрать документ в файлик. Иначе сейчас он бы был весь мокрый. Настолько у меня вспотели ладошки.

Полина меня нагнала и молча шла рядом. Такая поддержка мне тоже подходила. Я понял, что иногда самого присутствия нужного человека уже достаточно. Пару раз Полина подтолкнула меня в спину, когда я замедлял шаг на лестнице. Перемена, все таки, была не резиновая, а всего десять минут.

Уже на подходе у меня развязался шнурок на кроссовке. Я сказал Полине, что это плохой знак. Она кивнула и ответила, что это знак того, что я не умею завязывать шнурки.

Она держала документ, пока я шустро зашнуровывал кроссовок. Краем глаза я пытался понять, кажется ли ей документ таким же тяжелым, как и мне. Но она спокойно стояла, смотря по сторонам. Разок она показала язык, проходящему мимо Костику. Тот хотел было что-то сказать ей в ответ, но вовремя остановился, увидев Ольгу Викторовну. Она была тут как тут.

В кабинет стучать совсем не хотелось. Полина, видимо, почувствовала поэтому сделала это за меня. И только я услышал стук ее костяшек пальцев о дверь, как я понял, что документ-то я подготовил, но решить, что я буду говорить директору, я не решил. Но, всяко, было уже поздно. За дверью голосом директора сказали: «Войдите». А когда такой голос говорит войти, то обратного пути уже нет. Полина и дверь за меня открыла, правда, если бы она забрала у меня файлик и сама зашла в кабинет, то мне бы это помогло сильнее. Но была моя очередь, поэтому это должен был сделать именно я. Поровну, как мармеладного червячка. Так справедливо.

В этот момент я понял, каково это, когда, как пишут в книгах, что у героя коленки трясутся. Мои так не тряслись даже у доски на уроке математики под зорким взглядом Ольги Викторовны.

Войдя в кабинет, я закрыл за собой дверь, за ней стояла Полина, показывая два больших пальца вверх. Чего в этой ситуации было классного, я не понимал. Но ее форма поддержки, возможно, немного помогла. Хотя коленки от этого не стали меньше трястись. Я еще раз подумал о том, что хорошо все таки, что документ в файлике, иначе он был бы мятый и замоченный в край. Выдохнув, я подошел к столу директора.

– А, Артём, здравствуй, – директор знал каждого ученика в школе, а не только тех, кого к нему периодически вызывали, одного или с родителями. – Кого-кого, а тебя не ожидал здесь увидеть. С чем пришел? – Директор подался вперед, опуская взгляд на файлик у меня в руках. Самодельный документ колыхался от моей дрожи, сдавая меня с потрохами. А я молча стоял, не зная, что говорить в таких случаях. – Присаживайся, – пришел он на выручку, указывая на кресло напротив своего стола. – Может быть чаю? С вафлями. Я сегодня не дождался большой перемены и заварил чайник пораньше.

Он, видимо, знал, как успокаивать людей. Я сел, а он наоборот встал и начал разливать чай по кружкам. У него уже все было готово, прям как бабуля, всегда готов к тому, что кто-нибудь зайдет на чай. Начать говорить я смог только после того, как передо мной оказалась кружка с чаем и тарелка с вафлями. По виду, сливочные, мои любимые. Видимо, присутствие сладкого в комнате меня успокоило. Судя по аромату, чай был не мятный, но с чабрецом. Бабуля говорит, он тоже успокаивает.

– Знаете, у нас же организуются школьные проекты в этом году, – начал я и запнулся о свои же слова. – Опять.

Директор почувствовал, что я все еще волнуюсь и сделал жест в сторону вафель, предлагая мне взять одну. Я положил файлик на коленки, которые уже не тряслись, и потянулся за вафлей. Макнув полосочку в чай, я стал наблюдать за кругами которые появились в кружке, это отвлекало и успокаивало.

– В этом году и я хочу участвовать. Точнее мы с Полиной, – директор кивнул. Так взрослые показывают, что они, якобы, внимательно слушают. Но, мне кажется, директор и правда меня слушал. – У нас уже есть идея, но необходимо подписать один документ, – сразу перейти к делу, видимо, вот моя тактика. – Я уже все подготовил для вас. Нужна только подпись….и печать, – добавил я.

– Так в чем же заключается сам проект? – Директор все-таки решил узнать, что его просят подписать. Он наклонился вперед, но меня это не напугало. Я просто понял, что он готов слушать, не перебивая. Поэтому пришлось-таки ему рассказать.

Полина поняла, что дело в шляпе, когда я вышел из кабинета с крошками на губах и улыбкой на лице.

– Директор передал тебе, – сказал я, протягивая салфетку, в которой лежало две вафельки. – И это, – я показал ей файлик, в котором был уже солидный документ с подписью директора и печатью. Все как полагается.

Полина была готова дать мне пять, но сперва нужно было освободить одну из моих рук. Она выбрала вафли. Дала пять в освободившуюся левую, и мы побежали на следующий урок. Оказывается, звонок уже прозвенел, но Полина решила не бросать меня и дождаться, когда я выйду с хорошими или плохими новостями.

Из-за звонка я не успел рассказать ей, какая была реакция у директора на наш проект. Тут не то, что не до рассказа было, Полина даже не успела взглянуть на документ, она быстро сунула вафли в карман, и мы побежали на математику. Ольга Викторовна совсем не любит, когда к ней опаздывают. А мы не любили ее злить. Но мы прекрасно понимали, что именно это сейчас и будет, как только мы постучимся и войдем в класс.

На перемене я рассказал Полине, как директор засмеялся, когда я рассказал всю суть проекта.

– Ему смешно? Тут не до шуток вовсе, – возмутилась Полина. Она даже языком цокнула.

Но мне показалось, что это наоборот хороший знак, что наша идея позабавила директора. Да и, если что, у нас было разрешение с его подписью. И печатью. Так что, если какая-нибудь учительница, а сильнее всего мы боялись реакции Ольги Викторовны, заметит, что мы ведем репортаж, у нас будет, чем прикрыть наши испуганные лица – разрешением от директора.

После уроков у нас совсем не было времени остаться и обсудить дальнейшие планы, учитывая, что камера и документ у нас уже имелся. «И два блокнота», – добавила Полина.

Ольга Викторовна предупредила, что завтра будет контрольная работа по новой теме, поэтому, как бы Полина не была против, нам пришлось разбежаться по домам, чтобы готовиться к завтрашнему дню. Морально и уча правила.

Глава 5.

Написав на следующий день контрольную, гора упала с плеч, с грохотом ударившись о школьный пол, как только я сдал двойной листочек с моей фамилией и датой в правом верхнем углу.

После этого вторник пролетел быстро. Так часто бывает, когда проходит самое сложное за день. То, чего так боялся прошлым вечером, лежа в кровати. Тратил время на переживания вместо того, чтобы читать или спать.

– Я так есть хочу. Я, считай, за день съела всего горстку орешков, – сказала Полина, когда они вышли из школы.

– Ты съела три штуки Рафаэлло.

– Но там внутри миндаль! И мне надо было перед контрольной запустить мыслительный процесс, а орехи помогают. Это факт.

– Если хочешь, можешь поужинать сегодня у нас. Мама приготовит лазанью.

– Мясо я не ем, – поморщилась Полина.

– Я тоже, поэтому она с сыром. В сыре и под сыром. Много сыра, никакого мяса. И немного томатной пасты.

– Так-то лучше. Ты знаешь, я неравнодушна к нему, как после десяти этажей вверх по лестнице.

– Мне бы хватило и пяти, – сказал я, понимая, что этим не хвастаются. Но с Полиной можно было быть самим собой.

Мы договорились, что она придет к пяти и мы успеем обсудить наши планы еще до ужина.

– А там уже меня и папа встретит после работы, – сказала она, пожимая мне руку.

В этот раз наши автобусы приехали одновременно. Иногда общественный транспорт может приятно удивить, но к такому лучше не привыкать.

Ужин выдался славный. Полина пришла на целый час раньше и мы сразу побежали в мою комнату. Она в ней еще ни разу не была. Конечно, количество книг на полках и на полу ее поразило. Часть ровными столбиками стояла под окном, потому что в книжном шкафу попросту уже не осталось места, а не потому, что у меня в комнате беспорядок. Хотя мама так и считала, но я правда знал, где какая книга, поэтому не соглашался с ней. У людей может отличаться мнение на некоторые вещи, это нормально. Так бабуля говорит. Я с этим согласен.

За ужином Гоша сидел в телефоне, не знаю, чем он в нем постоянно занимается, но вид у него вечно серьезный. Говорят, что это возраст такой. А мне кажется, что это потому что Гоша старший, поэтому хочет казаться взрослым. Хотя бабушка ведь себя так не ведет. Она, наверное, это уже переросла.

Таня опять играла с едой. Мама каждый раз пытается ей это запретить, но у нее не получается, у нее слишком добрый голос, как и она сама. Мы с братом этим не пользуемся, а когда Танюшка подрастет, то скажем и ей это не делать. Или, может, она сама со временем поймет. Пока что она это делает не специально. Да и, в отличие от Гоши, у нее нет телефона, чтобы чем-то занять себя во время ужина. Поэтому единственный вариант, который она нашла, это выстраивать пирамиды из кусочков лазаньи. Любит она строить всякое из еды. Может, она вырастет и захочет стать архитектором, как-то предположила бабушка.

Оказалось, что бабуля уезжает на дачу на пару дней. Надо напоследок проверить, как там ее хозяйство и привезти книжки с закатками перед наступлением зимы. Поэтому мне надо было подготовить стопку книг, которые надо было увезти.

Зато на этот раз можно было взять с дачи побольше, потому что обратно она поедет на такси. Так мама решила. В обе стороны вышло бы шибко дорого, но хотя бы обратно, когда у бабули будет больше вещей, такси надо было брать «кровь из носу». Я с ней согласен. Обычно мы вдвоем с Гошей встречали бабулю на станции, чтобы помочь донести вещи. Я нес книги, а Гоша – корзинки с овощами и вареньем, но на этот раз нас двоих было бы мало. Да и холодно уже бабушке ехать на автобусе через весь город, она-не мы. А мама не сможет ее забрать. У нее «завал на работе». Поэтому ей надо его разбирать. Надеюсь, никто при этом завале не пострадал.

– Если у вас есть «Лесси», то привезите. Артёму надо прочитать, чтобы понимать, почему мы помогаем именно этой части человечества, – Полина засунула в рот большой кусок тянущегося сыра с лазаньей – Повалуйфта, – добавила она.

Бабушка сказала, что книжка у нее есть, и что Полина знает в них толк, а это, как по мне, отличный комплимент. Тем более от моей бабули.

Пару минут все молчали. И, вроде, всем было хорошо, но мне порой становится не по себе от таких пауз. Как, например, сейчас.

– Почему взрослые говорят: «Приятно познакомиться»? Ведь ты еще не узнал человека. Вдруг окажется, что он тебе все-таки неприятен? Слов обратно не вернуть, – вдруг высказал мысли вслух я. Само как-то вышло. Еще не научился начинать беседы и прерывать неловкие молчания чем-то стоящим. В школе этому не учат. Не начинать же мне беседу с фразы. «А давайте поговорим об атомах и ионах или Ледовом побоище».