Текст книги "Камера и два блокнота для важности"

Мы прозвонили домофон трех квартир с первого этажа, но все оказались не те. Только шуму зря навели.

В последней квартире долго не отвечали. Неужели в кой-то веки тетенька Икс (так ее назвала Полина, потому что мы не знали, как ее зовут) решила выйти из дома. А мы ей окно разбили. Теперь она точно больше не выйдет, решив, что вот какие кошмары происходят, если покинуть дом. Не углядела, так сказать.

– Кто это? – Услышали мы чей-то уставший голос.

– Здравствуйте, – Я хотел было добавить «тетенька Икс», но вовремя опомнился. – Мы по поводу вашего окна.

– Предположительно, на кухне, – добавила Полина.

Мы же вместе, поэтому переговоры должны вести вместе.

Вместо ответа дверь просто запищала и открылась. Обратного пути уже не было, поэтому мы шагнули в неизвестное, хотя подъезд был мой.

Мама все детство повторяла мне не говорить с незнакомыми людьми. И вот я не то, что буду говорить с незнакомым человеком, я иду к нему в квартиру. Будет скандал…Мама схватится за сердце, Гошка будет ухмыляться и цокать языком в ответ на мои оправдания. Бабушка будет шуршать конфетами, ожидая, когда все закончится, чтобы приободрить меня сладким. Чтоб не шибко вешал нос.

Очутившись на лестничной площадке мы не знали, в какую из дверей стучать. Так и стояли и ждали, когда нам откроют. Пару минут точно. Не знаю, откуда Полина нашла на это терпение. А смелости пробовать открыть все двери подряд у меня уже не было. Вся смелость ушла на звонки в домофон. Я обхватил руки за спиной, чтобы не было видно, как сильно они дрожат. Только вдобавок ко всему я чувствовал, как сильно вспотели ладошки, в них будто ушло все волнение, пытаясь просочиться наружу. Судя по тому, какие они были влажные, волнения во мне было прилично.

Медленно, как во взрослом фильме ужасов, открылась одна из дверей. Ей только скрипа не хватало, но мое воображение и с этим помогло. Я сглотнул, пытаясь убрать ком в горле. Видимо, слишком громко, потому что Полина глянула в мою сторону.

Перед нами сидела женщина. Очки на краю носа, тоненький плед на коленях. Первое, о чем я подумал это: «зачем тетенька поставила стул перед входной дверью?» Может, чтобы ей было комфортнее отчитывать нас за разбитое окно, может, чтобы полностью перегородить путь для входа, чтоб мы уж точно не смогли забрать мяч. Видимо, поэтому она так долго открывала. Пока притащишь стул, пока расстелешь плед на коленях, пока придумаешь тактику, как будешь отчитывать.

Но затем стул отъехал, пропуская нас войти.

Мы стояли в достаточно узкой прихожей, тетенька все еще сидела, смотря на нас снизу вверх. Обычно больший эффект от отчитывания получается, когда взрослый смотрит сверху вниз. Да и это придает грозности. Но я боялся, что ей это и не понадобится, зычного голоса будет вполне достаточно. В этот момент я вспомнил все три кружки мятного чая, которые выпил перед выходом. Вот только их целительный эффект уже давно иссяк. Уж слишком страшно было. От этих трех порций успокаивающего зелья осталось только одно – я понял, что мне срочно нужно в туалет.

Мы в квартире незнакомой тети, которой мы разбили окно, когда вот-вот нагрянут морозы. А мяч, скорее всего, вообще сдулся от осколков. Меня только поддерживало плечо Полины, которой приходилось стоять близко-близко, такая маленькая была прихожая. К счастью. Боюсь, я бы не выдержал, если бы не ощущал поддержку друга, с которым мы всю эту кашу заварили. И ни одной ложки сахара нет в этой плошке каши…или в фразе бабушки была ложка меда и бочка дегтя? Я понял, что опять ушел в свои мысли с головой, поэтому, передернув плечами, я их убрал куда подальше. Задний карман джинсов, например.

Хотя первый зашел в квартиру я, сил что-то сказать у меня совсем не было. Полина это поняла, поэтому начала за нас двоих:

– Мы по поводу мяча.

Это она зря, в таких ситуациях надо начинать с извинения, но было уже поздно, на нас всяко будут кричать. Права она была, когда сказала: горит сарай, гори и хата, разбил окно – терпи и крик.

– Так вот, мы в футбол играли, можно сказать, закрывали сезон. Сами понимаете, скоро уже снег вовсю лежать будет, и родители просто так с мячом не выпустят. Чтоб не надышались холодного воздуха и не заболели бронхитом, – давит на жалость, понял я. Хороший ход. – Тёма, он все мячи мои ловил, вот я и рассердилась и не рассчитала. Ударила со всей силы, даже не целилась. Вложила всю злость, что есть и, видимо, переборщила. Судя по всему, накопилось ее знатно. В общем, это наш мяч угодил в ваше окно. По моей вине, – добавила она и опустила глаза в пол, словно только сейчас заметила, какие у нее грязные кроссовки, и, что теперь мы еще и прихожую испачкали. Замарали репутацию, испачкали пол. Что за день.

– Ничего, голубчики, мне все равно надо было давно менять окна, скоро зима, а из этих поддувает, уже приходится сидеть, укутавшись в шерстяной плед. Сейчас он в стирке, то-то я и не сидела у окна.

Значит она бы и не узнала, что это нашего мяча дело, подумал я. Но всяко, за свои поступки надо отвечать. Хоть и заикаясь от страха и топчась на месте от переживания и желания сходить в туалет.

– А этот плед он совсем не греет, – добавила она с таким огорчением, будто это все плед виноват, что окно теперь разбито, а прихожая изгваздана грязью. – Вы проходите, я ваш мяч уже приметила на кухне, он под стол укатился.

Мы разулись, надели тапки, на которые нам указала тетенька, и, все еще сидя на своем стуле, она повела нас на кухню. И правда, будто пытаясь спрятаться от нас, может, со стыда или, чтобы больше не угодить в чье-нибудь окно, мяч тихонечко сидел под маленьким кухонным столом. Пара стульев стояла в углу комнаты, чтоб не мешаться.

Окно было разбито в самом центре. Осколки обсыпали, словно снег, всю кухню. Со стула, конечно, не так просто будет собрать осколки, но с инвалидного кресла так запросто не встают. С улицы дуло прилично, думаю, даже шерстяной плед уже не поможет. Стало очень стыдно. Про мяч я и забыл вовсе. Уши совсем раскраснелись, но вовсе не от холода.

– Вы уж простите, мы попросим моего папу починить окно, он что-нибудь придумает, – заверила Полина. – У Артёма папы нет, так что у моего не будет выбора, но он справится. Он журналист.

Не знаю, почему Полина сказала, что с окном сможет справиться только ее папа. И причем тут то, что он журналист. У моей мамы руки тоже золотые, она все-все по дому делает, но я решил промолчать, пусть мама в выходной день отдохнет. Тем более он у нее не выходной вовсе, обычно она убирается и едет за продуктами с Танюшкой. А порой и на работу ездит, когда у нее кто-то в завале и надо выручать.

– Позвоним ему, и он сразу же примчит с инструментами. Изолентой там, молотком, гвоздями.

– А мы сейчас тут все подметем и осколков не будет, – присоединился я.

– Спасибо вам, голубчики, – поблагодарила она нас.

– Почему вы благодарите нас, ведь мы разбили ваше окно! – Полина уже набирала номер папы по телефону тетеньки, который стоял в прихожей на небольшой этажерке. Конечно же не спросив разрешения.

– Вы не побоялись прийти и признать, что это сделали вы. Вот что важно. За это я вас и благодарю, – тетенька не въезжала на кухню, чтобы не мешать мне подметать пол веником. Но было видно, что ей нечем занять руки. Она теребила плед.

Я подметал молча, совесть все еще не давала заговорить, в пол-уха я слушал как Полина что-то объясняет папе. Только обрывки фраз: «начисто разбили», «мороз лютый», «да, нашкодили». Полина положила трубку, важно кивнула мне и повернулась к тете:

– Папа скоро будет, думаю, он еще в магазин заедет, купить окно новое…и цветы вам в честь извинения.

– Ой, а цветы-то зачем, – взялась та за голову, найдя новое применение рукам. – Не надо, что вы. У меня и аллергия на них. – Полина сразу же метнулась обратно к телефону. Либо она очень любила вести переговоры, либо совсем не хотела подметать пол.

– Папа, у тети аллергия на цветы! Вези конфеты, – радостно объявила она и бросила трубку не дожидаясь ответа.

Наконец Полина смогла присоединиться к уборке. Все осколки я почти собрал. В ходе работы даже Полина молчала, весь ее энтузиазм куда-то испарился, его мы, видимо, тоже вымели.

Папа Полины приехал почти сразу. Стекла у него с собой не было, за такой короткий срок подходящее не найдешь, да и размеры он не знал. Извинялся он очень долго и конфет привез много. Весь маленький стол тети, как мы узнали, Зои Прокофьевны, был ими усыпан. И фруктами – бананы, красные яблоки, апельсины и авоська волосатых киви. Их я совсем не люблю. И хорошо, что зеленые яблоки не взял, они чаще всего кислые. Если бы окно мы разбили в августе, был бы еще и арбуз, сказала Полина, когда мы уже шли к машине ее папы. Он договорился, что приедет завтра же утром и с мастером поставит новое стекло. А пока он заклеил нашу дыру. Оставалось надеяться, что ночь будет не слишком холодной. Дождь к этому времени уже перестал.

Полина плюхнулась на заднее сиденье машины, а я молча держал в руках футбольный мяч – причину нашего знакомства с Зоей Прокофьевной. «Необычного знакомства», – как сказала она.

Полина сказала, что нашей встрече благоволили звезды и погода, и что теперь у нас есть два человека, за которыми нужно приглядывать. «Ольга Викторовна и Зоя Прокофьевна». Не знаю, правда, зачем приглядывать за взрослыми, они же могут сами о себе позаботиться, но Полина сказала, что забота нужна в любом возрасте. В этом я с ней согласился. Поэтому перед тем, как мама вернулась с работы, я помыл всю-всю посуду и вместе с бабулей приготовил макароны с сыром на ужин. Вернее сыр с макаронами, Полине они бы понравились. Сыра я натер огромную гору, а вот макарон отварил слишком мало на всех нас. Благо, Танюшка не ест так же много, как Гоша. Ей для постройки фортов из еды нужно совсем немного.

Мама была удивлена, к счастью, приятно. Она сияла так, словно, у нее начался отпуск. А на работе он у нее не скоро. Пусть хотя бы дома у нее будет небольшой не отпуск, но отгул от своей круглосуточной неоплачиваемой работы мамы.

Вечером она, уложив Таню спать, сделала нам какао и мы пошли сидеть на балкон – мама, бабуля и я. Было очень славно и тепло от того, что оба мои бока охраняют и греют два дорогих человека. Я было предложил и Гоше присоединиться. У него в комнате нет балкона. Но он только что-то промычал и ушел к себе.

Перед сном я рассказал бабушке про Зою Прокофьевну, но только потому, что она спросила, как мы с Полиной поиграли в футбол. Маму я тревожить не стал. Решил рассказать все, когда вопрос устаканится. Чтоб она не переживала лишний раз.

На то, что завтра мы с Полиной, ее папой и мастером опять пойдем к соседке, бабуля сказала, что надо захватить кроссворды и вафельки, кроссворды полезны для мозга, а вафельки для души. В любом возрасте.

Поэтому на следующий день бабуля подготовила мне провизию для похода к Зое Прокофьевне. Как только она свернула остатки вафелек в пакет, машина просигналила под окном, оповещая о том, что прибыли Полина и ее папа. Почему-то я был уверен, что сигналила именно она.

Выбежав на улицу, я увидел Полину, машущую рукой из машины. Уверен, если бы она могла дотянуться до поворотников у руля, то она бы еще и фарами меня поприветствовала. Мне кажется, неприлично было так радоваться тому, что мы идем чинить окно Зои Прокофьевны, которое мы вдребезги разбили.

Вместе с папой Полины с нами шел незнакомый дядя, как выяснилось, его звали Олег, они вдвоем с папой аккуратно несли новехонькое стекло, еще в пленке. Полина бодро шла впереди, чуть ли не скакала от радости. Это, наверное, было и понятно, не каждый же день идешь ставить стекла. Я шел рядом, в одной руке неся зеленый чемоданчик с инструментами, который мне доверили, а в другой кулек от бабули. Думаю, если бы Полине дали этот тяжеленный чемодан, она бы все равно скакала, ее ничего не остановит. Немного ее энтузиазма передалось и мне.

Зоя Прокофьевна ждала нас, как полагается, когда ждешь гостей, а не людей, накануне разбивших твое окно. Вода в чайнике кипела, а на маленьком столе, под которым вчера прятался мяч, уже стоял целый набор с чайными пакетиками – выбирай не хочу.

На кухне было немного теплее, чем на улице, но Зоя Прокофьевна по этому поводу ничего не сказала. Это было итак понятно.

Степан – это папа Полины, и мастер Олег сразу принялись за дело – снимать плохое стекло. А нам, как провинившимся, нужно было занимать Зою Прокофьевну, так как заниматься своим основным делом – сидеть и смотреть в окно, которого сейчас толком не было, она не могла. Не то, чтобы я воспринимал это как обязанность, это была необычная суббота. В хорошем плане.

Мы с Полиной могли долго не подавать виду, что нам на кухне холодно, но Зоя Прокофьевна сама культурно предложила перебраться в гостиную: «чтобы не мешать мужчинам работать», – сказала она, ставя поднос с вафельками, которые я принес, на коленки.

Сперва могло показаться, что гостиная пустая, но потом я понял, что она, наоборот, просторная, чтобы Зое Прокофьевне было удобно перемещаться по комнате.

Мы с Полиной сели на диван, а Зоя Прокофьевна напротив так, чтобы между нами был низенький кофейный столик, на который мы все и поставили – горячий чайник, три кружки, поднос с вафелками, набор из пакетиков чая и, обязательно, кроссворды, увидев которые в первый раз, глаза Зои Прокофьевны как будто блеснули. Бабушка, как всегда, угадала.

Хоть мы и молчали все это время, я не чувствовал себя неловко, как порой бывает, когда в компании надолго задерживается тишина и все стесняются ее прогнать, сказав, что ей здесь не рады.

Зоя Прокофьевна разливала кипяток по кружкам, Полина сосредоточенно выбирала себе чай, будто решала, какой ответ правильный в тесте по математике. Я же не мог оторваться от нижних полок шкафа напротив. На нем было полно всего: фотографии в рамках, в основном, старые черно-белые, разные фигурки собак из дерева и глины, которые простому человеку могут показаться обычным худо-бедно организованным украшением комнаты, но для хозяйки квартиры они, определенно, много значили. У каждой детали была своя история, скрытая для не ведающего глаза. Я это понял потому что ни на одной не было ни пылинки.

Слева от шкафа, ближе к окну, наверное, чтобы солнечный свет лучше освещал угол, висело море открыток, нацепленных за краешек за обои, чтобы не испортить рисунок, прямо так, на стену. Они все давно выцвели, но рисунки все равно виднелись.

– А почему у вас так много собак на шкафу? – Вдруг спросила Полина, раскрывая пакетик черного чая с апельсином. Свой выбор она наконец сделала. С ним ей теперь и жить, а вернее пить чай.

Я-то думал, что она все это время сосредоточено выбирала пакетик, но от ее шустрого взгляда ничего не утаить.

– Я так сильно хотела собаку в свое время…да и сейчас все еще хочу, что уж там, но ее же нужно выгуливать, а это я сделать не могу. Зачем животному страдать всю жизнь только из-за моей прихоти. Слишком эгоистично выходит. Поэтому много-много фигурок, которые мне дарили близкие. Лабрадоры мои любимые, но я бы согласилась и на дворняжку, но даже из названия понятно, что она любит гулять, – Зоя Прокофьевна улыбнулась вторым видом взрослых улыбок, более редкой, грустной улыбкой, когда ты хочешь показать, что все хорошо и это просто ерунда, но на деле-то вовсе нет. Что внутри улыбающемуся человеку больно.

За стеной мужчины что-то громко вколачивали, поэтому Зоя Прокофьевна предложила включить патефон. Ни разу я не видел такую машину вживую. «Это как плеер, только совсем нет», – заключила Полина.

– Зато выглядят они так, будто у каждого патефона есть своя изюминка, душа, – Зоя Прокофьевна погладила патефон так, словно не хотела, чтобы он обиделся на слова Полины. Полина же нахмурилась от слова «изюм», уж слишком она их не любила.

Тётенька предложила нам самим выбрать пластинку и сказала, что нужно сделать, чтобы музыка заиграла.

С музыкой стало в разы уютнее, она играла не очень громко, но достаточно, чтобы стараться не замечать звуки, которые доносились из кухни по нашей с Полиной вине.

Папа Полины и Олег справились довольно быстро, чай нам пришлось подливать всего пару раз. Олег был очень серьезный, действительно, кто захочет работать в выходной день. Видимо, они со Степаном очень хорошие друзья, коли он согласился.

Прощаясь с Зоей Прокофьевной, Полина сказала, что мы к ней еще зайдем: «проверить, поддувает ли окно». Я был только за, тем более очень хотелось разглядеть открытки.

На улице Полина сразу же побежала к машине, она все-таки из тех, кто бегает чаще, чем ходит. Только уже стоя у двери, она вспомнила, и помахала мне рукой на прощание. Папа Полины дал Олегу что-то уж очень напоминающее деньги. И тот ушел, что-то буркнув на прощание. Значит, они все-таки не прям чтоб дружат, друзья за помощь денег не берут.

Папа Полины похлопал мне по плечу и пошел к машине. А я пошел домой, нужно было еще успеть посидеть с бабулей и чаем, да и книжку почитать.

Последнее сделать не удалось. Через пару часов опять зазвонил домашний телефон, на который никто никогда не звонит. Опять Полина.

– Во-первых, пока, – начала она разговор. – Совсем уже, не попрощалась толком днем. – Во-вторых, привет. Мне в голову пришла гениальная идея. – Объявила она и сделала паузу. По звуку я понял, что она отпивает чай и тянет время, чтобы увеличить мой интерес. – Мы подарим Зое Прокофьевне щенка!

– На какие коврижки? – Решил я начать издалека.

– Щенка можно взять и задаром, в приюте полно собак, которым очень нужен дом и заботливое сердце. У меня папа как-то брал интервью у владельца местного приюта. Так что связи есть, – Полина серьезно начала защищать свою идею. Речь она, видимо, подготовила заранее. – Поэтому, не думала, что скажу это, но деньги – не проблема.

– Если их нет, то конечно, – подытожил я. На другом конце трубки хихикнули. Впервые. Это было приятно. – Но как Зоя Прокофьевна будет выгуливать собаку? Она ведь не выходит на улицу. И уж точно никто не будет делать это за нее.

– Как раз наоборот. Будет. Вернее будут. Артемон, у меня для тебя есть дело. Благородное дело. Мы пытаемся хоть капельку помогать человечеству, ты же помнишь? Так вот, Зоя Прокофьевна – новая страничка в нашей истории помощи человечеству, – я уже начинал догадываться, к чему клонит Полина, но все равно ждал заявления от нее самой. – Артём, мы будем выгуливать щенка! Всего-то, ты будешь выгуливать по утрам перед школой, а вечером мы с тобой вдвоем или я одна для справедливости или если ты будешь на меня за что-то в обиде. Мой папа будет покупать и привозить корм. Он пообещал. Все продумано, – Гордо закончила она.

– Всего-то? Как я буду успевать по утрам еще и это, если мы итак часто опаздываем с мамой? – Такую ответственность брать на себя прям так сразу было немного волнительно.

– Значит, придется жертвовать сном, а чтобы было все честно, по утрам я буду тебе звонить. Чтоб ты знал, что я тоже уже не сплю и поддерживаю тебя на расстоянии. Ты только рассчитай время.

– Звонить не надо, ты же перебудишь всех у меня! – Я сразу представил, как Гоша бубнит с утра пораньше, а Танюшка хныкает, что это ее разбудили, а не она всех. – Я тебе и так поверю, время скажу и ты будешь будильник заводить.

Так вот запросто после одного телефонного звонка я согласился вставать на целых двадцать минут раньше, чтобы выгуливать не моего щенка, которого еще нет.

После уроков нас с Полиной встретил ее папа, было непривычно видеть взрослого днем не на работе. «У папы такая работа, зато иногда его нет весь день, даже на ужин. Даже если на ужин сырная лазанья с сыром», – объяснила она, садясь на заднее сиденье. «И зови его дядей Стёпой, ему так больше нравится».

Мы поехали в приют, который содержал друг дяди Стёпы. Тот, у которого он как-то брал интервью. Видимо, у него было много знакомых. «Там можно взять собаку просто так, если хозяева убедятся, что у вас доброе сердце». За доброту сердца Зои Прокофьевны нам пришлось поручиться, да и мы не сомневались, ее поступки говорили сами за себя.

Мы выехали загород. Ни разу я не был в приюте и, честно говоря, представлял его совсем по-другому. Тут были большой забор и лай собак отовсюду. Нас встретил мужчина в грязных резиновых сапогах, дождевике и с косматой бородой. Под ней партизаном скрывалась искренняя улыбка. Он уже знал, что мы приедем – дядя Стёпа позвонил заранее. Поэтому мы сразу пошли через тропинку между закрытыми вольерами, как в зоопарке, к месту, где держали маленьких щенков. «Нам нужен такой, чтоб вымахал, но не очень сильно, квартира не шибко большая», – пояснила Полина. И нас привели к, наверное, самому маленькому щенку, который только был в приюте. Маленький медвежонок сидел, свесив уши, и покусывал игрушку, которой оказался резиновый зайчонок.

– Ему всего два месяца, он привит, воспитан и спокоен, для своего возраста. Так что по квартире носиться не будет и хлопот доставлять особых тоже. Он, хоть и смышленый, но совсем еще щенок, в ближайшее время вам придется его выгуливать раза три – утром, после обеда и вечером. Пока так.

Бородач внимательно следил за нашей реакцией, не испугаемся ли мы ответственности. Я держался стойко, боковым зрением увидев, насколько серьезно лицо у Полины, ничего ее не испугало.

Бородач изменился в голосе и ласково позвал медвежонка: «Бэмби, подойди познакомься». Все еще держа в зубах зайца, медвежонок поднял голову. Завидев бородача, он сразу завилял хвостом, настолько увлекся игрушкой, что не сразу заменил гостей. Не просто кинув игрушку на пол, а аккуратно положив, будто эта игрушка – настоящий маленький зайчонок, Бэмби опасливо подошел к забору. И правильно, ведь целых три незнакомых человека. Так еще и без бороды, как им сразу доверять.

– Умный, – одобрительно кивнула Полина.

Не представляю, как она могла быть такой серьезной, смотря на щенка с бусинками вместо глаз. Она так не выглядит даже во время контрольных работ по математике.

– Можно просунуть руку, пусть понюхает, познакомится с запахом.

Я медленно просунул сперва один только палец, а потом и всю руку через дырочки забора. Щенок не отошел. Но и не подошел, по крайней мере не сразу. Все таки нужно сперва посмотреть на хозяина руки, взглянуть в глаза, добрые ли, чтобы понять, есть ли смысл обнюхивать. Люди вот так не делают, а зря. Нам у собак многому надо поучиться. Например, искренне радоваться, когда кто-то из близких возвращается домой после долгого дня отсутствия. Быть благодарным даже мелочам, будь то лужа на улице и что-то вкусненькое на перекус. Или вот, если нам кто-то не нравится – просто полаять на него. Опять я погрузился в свои мысли, пока Бэмби решался подойти ли поближе. Думал, лизнуть ли лапу человека в знак приветствия.

Щенка мы в итоге взяли, глупо было не взять такого смышленыша. В машине он сидел смирно, точнее стоял на задних лапках. Уж слишком он был занят тем, что разглядывал происходящее за окном. Ведь до этого он только и знал, что свой утепленный вольер. А ведь за ним целый мир, который теперь был перед глазами. Глазки бегали, хвост вилял, уши были начеку, прислушиваясь к новым звукам и нашим голосам. Было сложно понять, кто был счастливее – мы с Полиной, Бэмби или дядя Стёпа, который вез нас обратно в город, насвистывая какую-то веселую мелодию себе под нос.

Когда мы шли к Зое Прокофьевне с щенком, его любимой игрушкой-резиновым зайцем и мешком корма, который нам передал владелец приюта, я все еще не мог поверить, что мы настолько серьезно подошли к традиции не приходить в гости с пустыми руками. Поэтому в руках дяди Стёпы был огромный мешок корма, у меня – игрушка и пакет с покупками из зоомагазина, у Полины – сам Бэмби. Все таки, мы решили, что не дело вот так просто менять имя, когда ребенок к нему уже привык. Да и шло оно ему, бородач сделал правильный выбор.

В этот раз мы, а точнее Полина, уже уверенно набрала нужный номер квартиры по домофону. В голове у меня сразу же промелькнула мысль, что вот сейчас, до этого момента молчаливый, Бэмби разом сдаст себя и нас всех, и сюрприза не получится. Но нет, он словно был посвящен в нашу тайну и молчаливо сидел на руках у Полина, поглядывая на игрушку у меня в руках, чтоб не унес. Все таки на все сто он нам еще не доверял. Этому потребуется время.

Было так волнительно подходить к двери. Вроде, пытаешься сделать добро, но в голове периодически проскальзывает мысль, что ты делаешь что-то не так, что человеку не понравится, что это чересчур и вообще испортит ваши отношения навек.

Дверь открылась, прогоняя плохие мысли прочь. Зоя Прокофьевна сразу же отъехала, давая нам проход. Не заметила щенка за спиной дяди Стёпы, Полина специально спряталась, чтоб сюрприз был еще пуще. Да и так не прогонят нас когда мы же уже будем внутри.

Бэмби первый от любопытства выглянул из-за спины. Смышленышу, видимо, всегда нужно было сразу изучить свое окружение, чтобы понять, в безопасности ли он и его заяц, чтобы если что дать деру, схватив ушастого в зубы.

Реакцию Зои Прокофьевны просто так буквами на листе не опишешь, это надо было видеть. Только она увидела щенка, так все, даже «добрый день» не сказала, а ведь она из культурных. Бэмби она определенно понравилась, он приподнял свои ушки и начал так яро махать хвостом, что Полина уже подумывала опустить его на пол. Да нельзя, сперва надо помыть лапы. Но лапы были последним, о чем думала Зоя Прокофьевна. Она как маленький не избалованный ребенок, завидевший новую игрушку, молча протянула руки к щенку, и Полина усадила его прямо на плед на колени Зои Прокофьевны.

Так и произошло знакомство лучших друзей. Бэмби сразу дал ей себя погладить, словно чувствуя доброту, которую излучала Зоя Прокофьевна. На кончиках ее пальцев скопилось столько заботы и любви, которую она держала в себе много лет. Щенку, определенно, повезло. Он оказался в наидобрейших руках.

– Мы уже все продумали, вернее Полина продумала, а я с планом согласился, – сразу начал я, пока Зоя Прокофьевна не начала говорить, что щенка она не потянет. – Выгуливать его мы будем. Бородач…то есть владелец приюта, сказал, что пока он маленький, его нужно выгуливать три раза на дню. Утром перед школой с ним буду гулять я, после школы мы вдвоем с Полина, а по вечерам опять я, но когда темно будет, то я буду выходить с бабулей или с Гоша, это мой брат, он хороший, просто всегда в телефоне. А там Бэмби подрастет и мы его только дважды будем выгуливать, утром да вечером.

– А корм будет завозить мой папа, – добавила Полина.

Дядя Стёпа утвердительно кивнул. Чтоб закрепить детское слово серьезным взрослым кивком.

– Бэмби – славное имя, – только и сказала Зоя Прокофьевна.

Приняв это за согласие оставить щенка, дядя Стёпа с облегчением опустил мешок корма на пол, а я положил рядом пакет, хоть он и не был тяжелый. Так у Зои Прокофьевны появился тот, о ком нужно заботится, а у Бэмби появилась хозяйка.

Дяде Стёпе нужно было ехать работать работу, а мы решили остаться на чай, просто так Зоя Прокофьевна нас бы все равно не отпустила.

Сели опять в гостиной, хоть на кухне окно уже и было заменено.

Бэмби ютился в ногах Зои Прокофьевны. После длинной дороги щенок быстро уснул, боком чувствуя опору в виде ног новой хозяйки, так ему было спокойнее. Любимый зайчик лежал рядышком. Охранял сон своего друга.

Я сидел и никак не мог оторвать взгляда от открыток, которые приметил еще в прошлый раз. Видимо, Зоя Прокофьевна заметила мой взгляд и сама начала рассказ.

– Да, открыток у меня море. Это не все. Ими так-то можно было бы заменить обои во всей гостиной. Это от моего мужа – Бориса. Он был моряком. Не мог он все время сидеть со мной в четырех стенах, вот и плавал в морях на торговом корабле, а мне высылал открытки из каждого города, в котором они с командой останавливались. Из каждой страны.

Голос Зои Прокофьевны слегка дрогнул. Мы сделали вид, будто ничего не было, чтобы не смущать ее. Глотнув чаю, она продолжила:

– В девяносто шестом пришла открытка в марте, на мой день рождения. Первый, но длительный заплыв в году, через шесть стран и столько же городов, и первая открытка за два месяца. До этого они приходили раз в три недели точно. Соседка проверяла мою почту через день и, если что-то было, то заносила.

Зоя Прокофьевна сделала еще одну долгую паузу. Может, вспоминала, когда ей в последний раз приносили корреспонденцию, наверное, давненько. Она поправила плед у себя на коленях, занимая руки, чтобы не было видно, как те дрожат.

– Он перестал писать.

Закончила она и совсем не по-взрослому пожала плечами, словно ее спросили, где домашняя работа, а она ее просто на просто не делала, но признаваться в этом отказывалась. Потому что совесть позволила только не сделать домашнее задание, но не признать это.

– В открытках он описывал разные города, – продолжила она, добавив голосу бодрости, в которую я не поверил. – Страны, как там живут люди и что едят. Иногда он писал целые рецепты национальной кухни, умещая их на обороте открытки, чтобы я могла их приготовить и попробовать на вкус новую страну. Когда он возвращался, я его обычно встречала новым рецептом, который он присылал. Или готовила что-то из старого, чтоб он вспомнил и отгадал, в какой стране он мне писал этот рецепт. Никогда он не ошибался.

Молча мы сидели минут пять, Зоя Прокофьевна, видимо, полностью погрузилась в воспоминания, от макушки до пяток.

– Я теперь особо не готовлю. Обычно ведь готовят, когда есть для кого, а себе можно и гречу отварить, – закончила она.

– Мы с Полиной очень любим поесть, – выпалил я и сразу пожалел, что не умею порой держать язык за зубами. Говорю, что думаю и не думаю, что говорю.

Не очень культурно было говорить такое, но, видимо, желание дать Зое Прокофьевне знать, что она не одна и у нее есть, для кого готовить, было сильнее.

– И мы, судя по всему, будем вас теперь часто навещать, – оправдал я себя, кивнув на Бэмби.

– Вы слишком славные, не думала, что остались люди, которые бескорыстно будут выделять свое время ради кого-то.

Она, видимо, забыла, что не так давно мы разбили ее кухонное окно вдребезги. Но напоминать я не стал. Ей ведь, всяко, нужно было его менять. Чтоб не поддувало.

– Вот это плохо, что вы удивляетесь такому. Будто мы делаем что-то необычное. Мы просто пытаемся изменить представление людей. Что делать что-то хорошее для других это так и должно быть.

– Начинаем изменять мир с себя, – кивнул я, сказав фразу, которой меня сегодня утром в шутку встретила бабуля, увидев зубную пасту у меня на подбородке.

– Тогда я буду встречать вас блюдами из разных стран, а вы будете отгадывать, откуда они, – решила Зоя Прокофьевна. – Если что, можно будет подглядывать, смотря на открытки.