Текст книги "Зовите меня Джин Миллер"

23

В пятницу Женька проспала. Не так, чтобы совсем катастрофически проспать, что и на уроки можно не идти, но выскочила из дома уже впритык к звонку. И понеслась на всех парах – не хотелось английский прогуливать. Влетела в класс прямо с оглушительным звонком на урок и поняла – успела. Англичанки еще не было, и в классе стоял гвалт – больший, чем обычно. Однокласснички явно муссировали какую-то новость.

И только увидев ее, все постепенно начали затихать, так что, когда Женька дошла до своей парты, воцарилась полноценная тишина.

– Эй, вы чего? Я Женька Высоцкая или на училку стала смахивать?

– Да нет, Женечка, вовсе не на училку, – любезно откликнулась Вершинина.

– А что тогда…

– Вот я говорю, это всё ерунда. Чушь. Вот вы курицы – лишь бы что-то пообсуждать! – вступилась Мирослава.

– Ой, Арсеньева, умолкни, сама ведь ничего не знаешь! – отрезала Ленка.

– Что происходит? – не поняла Высоцкая.

– А ты, оказывается, не так проста, Женечка, – всё так же любезно встряла Вика. – Вроде с Максом мутишь, а сама с Раевским в Москву моталась.

У Женьки упало сердце. Откуда они узнали? Это же… невозможно.

– Эй, Жень, это же чушь, да? – затараторила рядом Мирка. – Я и говорю, что они свихнулись, когда бы ты успела! И с чего вдруг?

– Что, и сказать нечего? – влезла Ленка.

– Нет, почему, есть, – ответила Женя. И нашла в толпе одноклассников Раевского. Помимо воли вздрогнула, вспомнив вчерашний вечер. Тот сидел, задрав ноги на парту, раскачивался на стуле. Встретившись с ней взглядом, пожал плечами. Мол, я сам не знаю, откуда это пошло. – Я была в Москве в пятницу. Но что-то не припомню, что должна перед вами отчитываться.

– С Раевским?!

– Так получилось.

По классу прошла волна удивления, даже мальчишки отреагировали – охами, смешками. Даже Ленка и Вика – Женя видела – переглянулись с изумлением. Видимо, всё же не думали, что это правда. Кто же им сказал?

– Вы встречаетесь? – спросил кто-то из девчонок, сразу же вызвав у Женьки воспоминания о предыдущем вечере.

– Конечно, я встречаюсь со всеми, с кем попадаю в один вагон поезда, – отрезала она, сложив руки на груди. Как же бесит! Но вот Мирка – она не хотела, чтобы подруга узнала обо всём так. Правда не хотела.

– Слав, – чувствуя перед ней бесконечную вину, сказала Женька.

– Нет, – ответила та. – Лучше молчи.

Села за парту, будто отрезала. А все вокруг так же бесились, переговаривались, обсуждали.

– Что здесь происходит? – раздался голос Елены Геннадьевны. – Сели все быстро. Опоздание учителя не повод громить класс. – И когда все поспешно затихли и уселись, добавила: – Прошу прощения, у директора было срочное совещание. А теперь открываем учебники…

«Я всё объясню на перемене в студии», – написала Женька и сунула бумажку Мирославе. Та прочитала и смяла записку в кулаке.

* * *

На перемене Женька прибежала в радиостудию. Мирослава, как и Вадик, которого, видимо, Мирка предупредила, сидели уже тут и ждали ее с напряженными, мрачными лицами.

– Для начала ответь мне, – сказала подруга, прежде чем Женя успела вымолвить хоть слово. – Вы с ним встречаетесь?

– О боже, с кем?

– С Раевским.

– Нет. Я же сказала в классе.

– Ты о стольком уже умолчала, что я не знаю, когда ты врала, а когда говорила правду.

– Отлично, правильно, начинай с наезда. Лучшая защита – нападение, – сказала Женька. Если быть честной перед самой собой, похоже, она всё же испытывала какую-то обиду на подругу, только вот не понимала, в чём дело.

– Нападение? Это ты не сказала, что ездила в Москву!

– Мне хотелось сбежать хоть на денек, Артур уезжал в Москву и просил денег у меня на билет. Я напросилась поехать с ним, – призналась Женя.

– Почему у тебя? У него нет друзей? Семьи? Или что?

Женька поняла, что если она хочет сохранить их отношения, то должна рассказать всё с самого начала. Потерять всех своих друзей она была не готова. И сначала требовалось сказать главное.

– Это я рассказала директору, что Денис не крал кеды того семиклассника. Это была правда, и я ее знала. Поэтому на вас наехали, что вы не проверяете факты, и сказали, что закроют «Телеболталку».

И дальше, даже видя недоверие и изумление Мирославы, она рассказала про клуб Неслабаков, про участие Дэна, про его побег в Москву, про своих родителей, потерявших работу, и про то, что она сама нашла себе подработку, а еще подробнее про Вику и Ленку, которые теперь, похоже, мстят ей непонятно за что. В общем, рассказала всё, что друзья не знали и о чём даже не догадывались. И чем больше рассказывала, тем больше понимала, как сильно оплела себя паутиной лжи, даже не осознавая, что эта паутина запутывает ее, всё больше отделяет ее стеной от друзей. К концу рассказа более ошарашенных людей, чем Мирослава и Вадик, представить себе было нельзя. Наконец она замолчала. Звонок на урок прозвенел минуты две назад, и все, не сговариваясь, его проигнорировали.

– Насколько же мы для тебя далекие люди, что ты не могла нам обо всём рассказать раньше? – с трудом выдавила Мирослава.

– Слав… дело не в дальности. Просто… мне трудно рассказывать о проблемах в семье, и это касается только меня. И тема со Стрельниковым и Драконихами тоже касалась только меня… пока ее не сделали достоянием всей параллели.

– А про Раевского? Клуб малолетних преступников! Какие-то игры, кражи – это что, недостойно нашего внимания? Сколько ты общаешься с этим Раевским – несколько недель? А с нами – много лет!

– Изначально это был не мой секрет! Ты же должна понимать, что я не могла никому ничего рассказать! Я случайно услышала, к тому же там замешаны их отношения внутри семьи.

– К черту отношения в семье! Клуб Неслабаков! И это в то время, когда мы делаем школьную телепрограмму! Тут такой материал, да мы бы их на раз раскрыли! И не нужно было бы устраивать какие-то допросы Денису!

– Вот, наверно, поэтому я и не рассказала, – тихо сказала Женя, садясь в кресло.

– Почему – поэтому?

– Потому что для тебя это всё – шоу. Возможность сделать очередной выпуск «Телеболталки». А там реально мутная история – целая секта подростков из разных школ. И сейчас ими должна заниматься полиция или кто-то более взрослый! А своими телешоу ты бы только устроила переполох.

– Понятно. Значит, я безответственный ураган, который о своих поступках не думает, – констатировала Мирослава.

– Я этого не говорила. Но иногда ты слишком перегибаешь со своими расследованиями. Разве не вы просто назвали имя Раевского в эфире и все тут же заклеймили его как вора! А это не так.

– Значит, ты тут совсем ни при чём. Белая и пушистая, никакого участия не принимала.

– Я этого не говорила. Но не я виновата в том, что вам нечем разнообразить школьное телевидение.

– Много ли ты стала во всём этом понимать, – скептически заметила Мирослава.

Они помолчали, а потом она сказала:

– Думаю, лучше нам какое-то время не общаться. Впрочем, учитывая, что ты и так долго молчала о стольких вещах, особо переживать ты не будешь.

Женька взяла сумку и ушла, и уже на выходе поняла, что за всё время болтливый Вадик так и не сказал ни слова.

* * *

С тех пор, как Женька пережила тот год третирования и травли, она всегда думала, что стала сильнее. Что годы в школе многому научили ее. Что она больше никому не позволит так с собой обращаться, что этого просто больше не повторится. Но повторилось. Неужели она действительно такая слабая, что ее постоянно выбирают жертвой все, кому не лень?

Но… вот что удивительно. Сейчас Высоцкая не ощущала себя жертвой. Все слухи, всё происходящее в школе было неприятным, но казалось ей просто побочными эффектами от того, что она наконец стала чувствовать себя живой. Стала ощущать себя не просто наблюдателем, незаметным и непримечательным человеком, а настоящей.

Но ссора с Мирославой не была побочным эффектом. Это был один из сильнейших Женькиных страхов – потерять друзей, остаться в одиночестве. Почувствовать себя отвергнутой теми, кто всегда был основой ее хрупкого мира. И Женя знала, что сама виновата в том, что сейчас они не общаются, знала и корила себя за все свои недостатки разом.

В эти дни она успешно отгораживалась от всего, что было связано со сплетнями ее бывших подружек и кучки припевал, влюбленных в Стрельникова. С Мирославой они сидели рядом, но не общались вообще, и ни одна, ни вторая не обращали никакого внимания на болтовню окружающих о моральном падении Высоцкой. Окружающим было очень весело придумывать истории о путешествии Женьки с Раевским в Москву, и ни одна из этих историй не годилась даже для внятного пересказа. Она бы соврала, если бы сказала, что ее это не задевает совершенно, и так же знала, что переубеждать не имело никакого смысла. Правда была никому не нужна. Эта была тема, за которую все зацепились просто от скуки.

А вот кому было действительно на все разговоры плевать – так это Раевскому. Который по-прежнему ходил по школе с видом «вы должны мне быть благодарны только за то, что я вообще на вас смотрю». С ним Женька тоже не общалась, потому что при последнем разговоре он умудрился ее взбесить так, что она и смотреть в его сторону больше не могла.

…В воскресенье с утра она пришла в больницу к Денису. Она переписывалась с ним и знала, что его собираются выписывать в понедельник. Мальчик уже выздоравливал и рвался к активным действиям. И еще – кроме мамы и брата, его никто не навещал. И Женька вдруг решилась.

Почему-то ей вспомнилось, как на обратном пути из Москвы в поезде, когда она пошла к проводнику за чаем и какими-нибудь печеньями или вафлями, она купила одну пачку вафель и для Дениса. Она знала, что у него были деньги – он покупал себе какую-то еду, но всё равно купила вафли и ему. И положила ему на колени – он сидел, по-прежнему в наушниках, уткнувшись в телефон. Он молча посмотрел на нее, но вафли не выкинул, не отдал и не спросил, что за лажа. Просто посмотрел. Почему-то этот взгляд запомнился ей, будто она покормила ребенка, не евшего уже несколько дней. Но Денис не был таким ребенком. Он был похож на затравленного зверька, который отчаянно пытается бороться с этим миром, хотя у него нет ничего, что бы могло его защитить. И когти не отросли, и зубы недостаточно острые.

Он лежал в палате, в которой стояли еще пять кроватей, и резался в какую-то игрушку на телефоне.

– Надоело валяться, – сказал он с тоской, бросая на кровать телефон. – Хочу уже чем-то заняться… Хочу устроиться на подработку и вернуть этим гадам их деньги.

– Они за это тебя так? – спросила Женька тихо.

Мальчик помолчал, глядя на нее исподлобья, и вдруг сказал:

– За это и за то, что я хотел уйти из клуба.

– Почему ты вдруг решился?

Он пожал плечами.

– Они придумали отвратительную штуку. Ни за что не стал бы делать то, что они придумали, – сказал мальчик, глядя в стену.

– И ты не хочешь их остановить? – осторожно спросила она.

– Хочу, – еще тише сказал мальчик, и тут дверь палаты открылась, впуская нового посетителя.

Им оказался Раевский-старший, который удивленно замер, увидев ее, – аж дар речи потерял, чего с ним наверняка никогда не было. При нем в кои-то веки не было фотика, что, в свою очередь, так удивило Женю, что и она потеряла дар речи.

Она вдруг вспомнила еще кое-что из обратной дороги в поезде. Как он рассказывал ей о проекте, который хочет сделать на конкурс, и сетовал, что ничего не получается. Он даже разрешил ей покопаться в своем фотоаппарате и в приступе самобичевания, не иначе, сообщил, что если его фотографии так хороши, то что же всё-таки с ним не так?

– Ты чего на меня так уставилась? – спросил он подозрительно, проходя в палату и выкладывая на тумбочку брата кучу каких-то продуктов.

– Как – так?

– Как будто я твой потерянный в младенчестве брат-близнец, вот как.

– Ну и шуточки у тебя, – пробормотала она, вставая. – Ладно, Дэн, я пойду. Веди себя прилично, братца не задирай, он слабенький, ты же знаешь…

– Заметано, – похихикивая, кивнул Денис, и Женька отчалила.

Она прошла уже половину коридора, как ее окликнул Артур. Женька вдруг поняла, что они впервые видятся вне школы с того памятного вечера у подъезда. И хотя при одном воспоминании о его «экспериментах» внутри у нее всё словно куда-то обрушивалось, она уже не злилась на него. Глупо злиться на того, кто просто является самим собой.

– Я думала, ты со мной не разговариваешь, – сказала она, встречаясь с ним на полпути.

– Я думал, это ты со мной не разговариваешь, – ей в тон откликнулся мерзкий Раевский и скорчил рожу. – Кстати, если тебе интересно, откуда все узнали про Москву…

– Только не говори, что это ты кому-то сказал, – не поверила она.

– Не скажу, – он пожал плечами. – Всё просто. Наша милая одноклассница Карина тоже была на вокзале в тот вечер. Она нас и видела.

– Лапина? – переспросила Женька. – Но… почему же она раньше молчала?

– А она сама только вернулась. Куда-то ездила с родителями на отдых, из школы отпрашивалась. Может, забыла о том, что видела, или просто до определенного момента всем было плевать. В общем, как-то так.

– Ясно, – откликнулась Женя. – В любом случае, это ничего. Скоро все забудут.

– Это хорошо, что ты настроена оптимистично. Ладно, я пошел. – Он повернулся и двинулся по коридору к палате, высокий, взъерошенный, делано независимый.

– Раевский, – вспомнила кое-что Женька.

– Что?

– Ты еще помнишь, что должен мне желание? Твое я выполнила. Теперь твоя очередь.

– Так… – нахмурился он, снова подходя. – Что-то мне вдруг стало страшновато.

– Отбери десять своих лучших фотографий, на которых есть люди, – не обращая на него внимания, сказала Высоцкая. – И отдай наставнику. Он ведь ждет.

– Смеешься?

– Я знаю, что ты людей не любишь и говоришь, что это всё не твой стиль, но… почему бы не попробовать.

– Как в тот раз с фотоквестом? – хмыкнул он.

– Ты мне должен! – напомнила она.

– Ладно, ладно. – Он вскинул руки. – Я попробую. Обещаю.

24

В понедельник началась подготовка к ярмарке – грандиозному (ха-ха) традиционному мероприятию, в котором принимали участие все школьники – от мала до велика. Как обычно, организацией занимались десятые классы – самые старшие (если не считать выпускников) и самые незанятые. Подготовка начиналась за неделю, а сама ярмарка проходила в конце апреля – май из-за праздничных дней и эпидемии ЕГЭ и ОГЭ за полноценный месяц не считался.

До ярмарки нужно было много сделать. Подготовить афиши и плакаты, украсить школу, составить списки ярмарочных товаров, для чего обойти все классы и опросить всех. Десятиклассники делились на группы и выполняли разные задания после уроков и во время перемен.

Женьку прикрепили к группе, которая украшает школу, и каждую свободную минуту они что-то развешивали, клеили, закрепляли. Все пальцы были в клею, а вся одежда в кусочках скотча. В среду они перешли в актовый зал, и так как от физкультуры Высоцкая была освобождена, то ей предстояло одной непонятно как ковыряться на сцене.

– Подожди-ка, – сказала ей завуч Элла Александровна, – сейчас я пришлю к тебе кого-то на помощь.

– Надеюсь, это будет не какой-нибудь коротышка, – пробормотала Женька в закрывшуюся дверь. Она занялась разбором реквизита, а когда повернула голову, обнаружила, что Элла прислала ей на помощь Стрельникова.

– Привет, – сказал он немного скованно.

– Привет, – пробормотала она. Ей всё еще было стыдно за эти слухи, в которых они играли роль парочки, и стыдно именно перед ним. И судя по его взгляду, он про эти слухи знал. Но… не говорить же сейчас с ним об этом. Говорить – значит подтвердить, что слухи ее сильно задевают.

И вообще, сказала она себе. Соберись. Он просто парень из параллельного, с которым ты неплохо знакома, и на этом всё. Да, вы разок станцевали медляк, но разве это что-то значит? Особенно после его признаний!

А с другой стороны, почему он вдруг должен казаться ей просто парнем? Он именно тот, кто нравился ей три года, разве может она и дальше делать вид, что ее чувства – нечто несущественное и незначительное?

– Ничего себе, всю эту груду надо развесить? – он указал на украшения, которых и правда было немало.

– Да, боюсь, одной мне не справиться. Начни с кулис. До самого верха я и на стремянке не дотянусь.

– Не вопрос.

Минут пятнадцать они работали молча, а Женька думала – Макс ли это? Стрельников не такой, конечно, болтливый, как Вадик, но и он не любит паузы и всегда старается рассмешить присутствующих или рассказать очередную историю, произошедшую с ним-другом-подругой– сестрой-братом и так до бесконечности. Поэтому, взяв очередную тканевую розочку, чтобы подать ему, Высоцкая, словно решившись на прыжок, спросила:

– Я… тебя напрягаю?

– Что? – он взглянул на нее со стремянки. – Почему ты…

– Просто ты молчишь. Не похоже на тебя.

Он рассмеялся, но смех показался немного натужным, словно выдавленным.

– Тебя… напрягли все слухи в школе? Это же слухи.

– Не напрягли совершенно. – Он взял розочку и начал прикреплять к кулисе. – Девочки очень остро восприняли то, что я танцевал с тобой на дне рождения Сухова, и… ну ты знаешь, девчонки. Я же знаю, что ты адекватная и ни на кого не вешалась. И знаю, что тайного романа у нас с тобой нет. Я бы заметил.

Оба одновременно засмеялись, и тут Женька решилась.

– На самом деле я давно хотела тебе сказать…

– Что? – он всё еще крепил розочку к кулисе.

– Ты мне нравишься. Точнее… ты мне нравился три года… – она схватилась за стремянку, чувствуя, как к щекам приливает огонь. Он перестал совершать манипуляции с розочкой и осторожно спросил:

– А сейчас?

– Что сейчас?

– Ты сказала: «Ты мне нравишься. Точнее – нравился». Сейчас уже не нравлюсь?

Она отступила на шаг, когда он начал слезать со стремянки. Только не это, так ей будет намного труднее говорить с ним! Но он уже спрыгнул, и встал напротив, и взглянул своими погружающими в омут глазами. Но сейчас Женьке удалось удержаться на поверхности земли, остаться в реальности.

– Не знаю, – призналась она. – Если честно, сейчас поняла, что совсем тебя не знаю. И… нравился ли ты мне или я всё придумала? К тому же после того, как ты сказал, что тебе нравится Емельянова, – всё совсем перевернулось. Стало другим.

Он осторожно засмеялся.

– Я знаю, что это такое.

– Правда?

– Да… но, Жень… если честно, я никогда не думал про твою… симпатию.

– Что, никогда-никогда?

– Да, – он улыбнулся. – Ты очень умело всё скрывала.

– Но когда ты позвал меня с вами на ночь кино… я думала, ты уже почувствовал, что я не совсем к тебе равнодушна.

– Нет. Я думал только – «Кажется, она хорошая девчонка. И она милая. Надо будет позвать ее еще куда-то».

– Но в этом не было романтики.

– Да. Извини.

– Ясно, я это знала с самого начала. – Женька пожала плечами. – Ладно, может, продолжим?

Она уже отвернулась от него, потянулась за какими-то украшениями, пытаясь осознать, что только что наговорила, а потом поняла, что чувствует, – громадное облегчение. Ей стало легче оттого, что она призналась ему и с нее упал огромный груз, осталось только четкое осознание самой себя, своих эмоций и чувств. И еще стало немного, но только лишь совсем немного грустно.

– Ей ведь кто-то нравится, да? – спросил вдруг Стрельников. Она обернулась. И сразу поняла, о ком речь.

– Да.

– И это Сухов, да? – безнадежно повторил он.

– А это что-то меняет? Я имею в виду твои чувства?

Он медленно покачал головой.

– Один человек мне сказал, что шанс всё равно есть. И я поверила ему. И даже если ни к чему это не приведет, ты должен им воспользоваться.

– Я попробую, – кивнул он.

– Не жди три года, – сказала Женька. – Я знаю, как это трудно. Поверь мне.

Они снова рассмеялись и уже с легкими сердцами весело принялись за работу.

* * *

После уроков Женька и ее группа поддержки вернулись в зал, чтобы продолжить его украшать, а там уже собрались ребята с Мирославой во главе, репетирующие открытие ярмарки. Увидев Женьку, с которой приходилось работать бок о бок, Мирка только глаза закатила.

Высоцкая знала, ей нелегко приходилось. Сидеть вместе целый день за одной партой, а потом еще и оставаться после уроков и работать рядом было совсем не весело. Но что поделать? За некоторые свои слова Женя раскаивалась, а в других была абсолютно уверена. И хотя гордиться ей было точно нечем, вряд ли в их размолвке виновата только она.

Из зала в тот день они и уходили все вместе. Женькина группа поддержки унеслась вперед, а сама она медленно плелась позади, чувствуя, как болит каждая мышца.

Она осознала, что забыла телефон на подоконнике в зале, и пошла обратно, где группа Мирославы как раз просачивалась через двери. На входе Женька столкнулась с Артуром, который, как обычно, всё фотографировал, а на выходе, уже с телефоном, – с Миркой. Та скривилась, увидев ее, но всё же пропустила впереди себя. Решив не нервировать ее лишний раз, Женька ускорила шаг и догнала Артура.

– Много фоток? – спросила она. Он как раз просматривал кадры и что-то по ходу удалял.

– Да уж, немало.

– Покажешь? – лукаво спросила она, зная, как он дрожит над своими фотографиями.

– Хорошая попытка, Высоцкая, – не отвлекаясь от своего занятия, пробормотал он.

Женька фыркнула, и тут они услышали какой-то крик впереди. Они остановились и переглянулись, а позади в них чуть не уткнулась Мирослава.

– Чего встали-то?

– Ты слышал? – спросила Женька у Артура.

– Кажется.

– Что слышали? – спросила Славка, и тут крик повторился.

Артур первым сорвался с места, Женька и Мирослава – за ним. Крик раздавался явно на их этаже, но где-то вдалеке. Наконец они определили источник: одна из лаборантских находилась в маленьком коридорчике – закутке без окон, куда сворачивали, если нужно было переждать и где– то скрыться на этаже. Там и притаилась, растирая по лицу горькие слезы, девочка лет восьми-девяти – наверняка из третьего класса, который учится во вторую смену.

Они окружили девочку, но рядом с ней больше никого не было. Да и этаж был пуст.

– Кто-то схватил меня, когда я шла из туалета, – рассказывала девочка, – завязали глаза и куда-то потащили. А еще включали какие-то звуки страшные… очень страшные.

Пока они отводили девочку в ее класс, пока объясняли перепуганной учительнице, что произошло, пролетело много времени. Из школы они выходили уже довольно потрепанные.

– Странно всё это, – наконец сказала Женька, прерывая молчание. Не сговариваясь, они медленно пошли в одну сторону – в такой ситуации было не до сложных межличностных отношений.

– Еще как, – пробормотала Мирослава. – Вот если бы выяснить, кто этими гадостями занимается…

– Мне кажется, я знаю кто, – сказал внезапно Артур и посмотрел на Высоцкую.

– Да, я согласна, – Женька легко поняла, куда он клонит.

– Это… этот клуб Неслабаков, что ли? – вставила догадливая Мирослава.

– Да. А Денис рассказывал тебе?

– Про последнее задание клуба, прежде чем он решил уйти? Да, – задумчиво сказал Артур.

– Что за задание?

– Ему велели напугать какую-нибудь младшеклассницу и записать это на видео.

– Да ладно… – не поверила Мирослава. – Но это же… надо же с ними что-то делать, разве нет? Почему вы всё знаете и молчите?

– Дэн молчит, потому что там были его друзья, и… мне кажется, у мелкого какой-то новый план влипания в неприятности… О котором он тоже молчит. Я не мог ничего делать, потому что не знал тех парней. Они не всегда полным составом собираются. Но сейчас… появилась идея.

– Какая идея? – одновременно спросили Женя и Мирослава.

– Хорошо, что вы обе здесь, – Артур повернулся к Женьке. – Ты же помнишь, Дэн всё еще должен Неслабакам деньги за билет.

– Помню, и… – не поняла Женька. Пару мгновений они смотрели друг на друга, а потом ее взгляд прояснился. – И тебе нужна помощь «Телеболталки».

– Верно, – он просиял.

– Эй, чего?! – не поняла Мирка. – Как?

Женька засмеялась.

– Это же гениально.

– Да, – он развел руками. – Я именно такой. Артур Раевский, прошу любить и жаловать.

– Блин, бесите! – выдернула их из состояния эйфории Арсеньева. – Может, расскажете уже, что за план?