Текст книги "Зовите меня Джин Миллер"

25

Интервью для школьной газеты «Поколение». Итоговый, девятый выпуск перед летними каникулами.

Вы реально думаете, что кто-то захочет искренне говорить о мечтах? Это вы загнули, ребята. Да, конечно, у меня есть мечты. А у кого их нет? Если человек говорит, что нет, – он просто еще не понял. А я… да я постоянно о чём-то мечтаю. Главная? Вот так вопрос… главная мечта. Наверно… найти того, кто меня будет понимать. Всегда. С кем я смогу быть собой. С кем никогда не скучно… И можно вместе путешествовать и придумывать что-то новое… Ну всё, хватит? И так разоткровенничался.

Артур Раевский, 10 «А»

Он замер на пороге беседки и молча оглядел собравшуюся толпу. Лица довольных жизнью деток, которые от скуки страдают всякой ерундой. И с каждым днем заходят всё дальше и дальше.

– А где Дэнчик? – спросил кто-то.

– Струсил, да?

Вокруг раздались смешки, и ребятки явно не собирались понижать голос. Дэна не было, и в его отсутствие они перебрали его всего по косточкам.

– Дэнчик… – он усмехнулся, повторяя за ними имя брата, – дома. Его только из больницы выписали. На него какие-то уроды напали во дворе. Кое-кто из свидетелей говорит, всей массой на него одного навалились, прикиньте?

Он с удовольствием наблюдал, как их лица вытягиваются, как смешки и глупые фразочки стихают сами собой.

– Зачем пожаловал? – спросил Влад – предводитель этой шайки малолетних преступников.

– Вернуть долг Дэна. Он же занимал у вас на поездку. Разве нет? Если деньги не нужны, я ухожу.

– Постой, – развернул его с порога Влад. Сделал два больших шага и оказался прямо перед Артуром. – Давай.

Артур передал ему купюры и вдруг с удивлением отодвинул главаря в сторону.

– Это же Игорек, – двинулся он к пареньку лет тринадцати. – Я тебя помню. Ты одноклассник Дэна. Это же у тебя украли те кеды! А ты теперь тут?

– Да ничего у него не крали, – фыркнул кто-то за спиной Артура.

– А Игорек сам мастер всем голову дурить!

– А братец тебе, по ходу, ничего не рассказывал. Это просто был спектакль. Главное – себя сдать, – просветили Артура.

– Заткнитесь, – бросил Влад, возвращаясь на свое место. – А ты деньги отдал и вали.

– Полегче, малыш, я тебя всё же постарше буду. – Из голоса Раевского пропало показное веселье. Затем парень обернулся вокруг себя, оглядывая всех сидевших в беседке более близким взглядом. – А в Неслабаках много ребят из нашей школы, я смотрю. Учтите, ребятки, вы уже на заметке. Вон кто-то в школе девчонку из третьего класса напугал – она до сих пор отойти не может от шока.

На скамейках воцарилась полная тишина.

– Я знаю, что это кто-то из вас.

– Кто-то проболтался, что ли? – спросили позади Артура.

– Замолчи! – рявкнул Влад со своего места.

– Значит, угадал, – рассмеялся Раевский. – Ну, удачи вам, ребятки, всего хорошего.

И, махнув Неслабакам напоследок с порога, он ушел.

* * *

На памяти Женьки ярмарка всегда была очень масштабным и очень суетным событием. Бедных десятиклассников всегда было жаль, потому что они носились весь день, пока родители мило ходили между столами в холле первого этажа и решали, покупать очередную безделушку или нет.

И вот теперь они сами оказались на месте этих несчастных. С самого утра они помогали раскладывать товары, расставляли таблички, проверяли цены, репетировали торжественное открытие и номера. А Женька волновалась еще из-за одного события, которое должно было произойти перед ярмаркой, постепенно ей передалось также волнение Мирославы, Вадика и Саши.

Вчера она была уверена, что у них ничего не получится, – план был спонтанным, скомканным и мог развалиться от любого непредвиденного обстоятельства. Да и сейчас… всё висело на волоске.

– Народ собирается, – сказала Мирослава, влетая в студию. Вадим и Саша уже сидели на своих местах и просматривали последние страницы заранее подготовленного текста. – Через пять минут начинаем.

– Хорошо, что время есть, – сказала Женька, садясь рядом с Мирославой. За стеклом Саша и Вадик сидели перед камерой и слышать их не могли.

– Время для чего? – деятельная Мирослава уже вся была мыслями в этом эфире.

– Для извинений, – сказала Женя, и Мирка посмотрела на нее встревоженно. – Я прошу прощения, что так долго ничего не рассказывала. И я знаю, что меня ничто не оправдывает, поэтому просто хочу рассказать, что сидело у меня в голове, когда я молчала. Мне всегда трудно говорить о себе – кажется, людям не интересны мои скучные дела и мелкие проблемки. Поэтому я молчу. И еще…

– Жень, – начала подружка.

– Нет, подожди. Мне просто хочется, чтобы ты поняла меня. – Женька заставила себя смотреть прямо в глаза Мирославе, хоть было и трудно. – Я знаю, что дети – белые вороны, которых третируют и над которыми издеваются, вырастая, больше не хотят оставаться одни. Им постоянно нужно внимание, подтверждение того, что их любят, ценят, признают. Подтверждение дружбы и чувств. Я была таким ребенком. Ребенком-изгоем, за которого в нужный момент не заступились. И сейчас я бы должна радоваться – у меня есть друзья, но иногда мне очень трудно верить, что они действительно у меня есть. Мне всё время кажется, будто от меня могут отвернуться в любой момент, думая, что я не замечу и что мои чувства не стоит принимать во внимание.

– Ты же понимаешь, что неправа? – неожиданно мягко для себя спросила Мирка.

– Наверное. Но это просто страх, оставшийся с детства, а страхи сложно контролировать.

– Знаешь, Высоцкая, если мы так долго уживаемся вместе, такие разные, значит, скучными мы друг друга уж точно не считаем. Скорее это я должна беспокоиться, что могу вас потерять. Люди с трудом выносят меня, ты же знаешь, такой напор непросто выдержать, – она ткнула в себя пальцем с комическим выражением на лице, и Женька рассмеялась. – Это же я, девочка с ником «Мира-во-мне-нет». Кто еще меня выдержит? Поэтому не смей больше про меня забывать!

– А ты про меня, – фыркнула Женька.

– Ой-ой, – спохватилась подружка, включая микрофон. – Начинаем. Начинаем же! Все по местам.

– Мы на местах уже минут десять, – лениво откликнулся Вадик, качая головой.

– Пойду посмотрю снаружи, – сказала Женька и вышла. В холле было полно народу – родители и дети. Ребята специально выбрали время, когда в школе присутствуют все. До ярмарки оставалось полчаса, и нужно было торопиться – за кулисами все ждали Мирославу.

Потекли первые кадры заставки, бодрая музыка, и телестудия с Вадиком и Сашей на своих местах предстала во всей красе.

– Доброе утро, народ! Вы смотрите внеочередной эфир «Телеболталки», и с вами ее бессменные ведущие – Саша Емельянова…

– …И Вадик Сухов.

– Скажи-ка мне, Саша, ты же знаешь, что у нас сегодня важный день?

– Это ты так издеваешься, Сухов? Всю неделю мы готовились к нашей ежегодной ярмарке, и после этого я еще могу не знать, насколько важен этот день?

– Но он важен не только из-за ярмарки, которая начнется уже через полчаса с торжественного открытия. Сегодня мы собрались еще по одному важному поводу.

– Это правда. Помните дело о похищенных красных кедах, которое мы некоторое время назад освещали?

– Я думаю, что они вряд ли забыли. Это дело оказалось очень странным и запутанным. И усложнилось оно, когда мы узнали, что никакой кражи на самом деле не было.

– А что же было? Давай всем расскажем?

– Поверьте, друзья, это бомба. Оказывается, подставная кража кедов была всего лишь спектаклем…

Женька оглядела холл. Родители и дети подтягивались к экранам больших телевизоров, даже учителя недоуменно переглядывались, но смотрели и слушали – про существование клуба Неслабаков, про задания, которые выполняли ребята из этого клуба, ставя на кон деньги, и про самое последнее задание, которое касалось их школы.

– Это и правда похоже на секту, судя по тому, что там состоят мальчишки из разных школ. Мы ничего не можем сказать про события в других школах, но про свою мы узнали немного больше.

– Посмотрите видео, сделанное одним из наших тайных репортеров. Быть может, вы узнаете некоторые лица.

Дальше следовала запись с очередной сходки Неслабаков, на которой Артур возвращал деньги, одолженные Денису.

– …А в Неслабаках много ребят из нашей школы, я смотрю. Учтите, ребятки, вы уже на заметке. Вон кто-то в школе девчонку из третьего класса напугал – она до сих пор отойти не может от шока.

– Я знаю, что это кто-то из вас.

– Кто-то проболтался, что ли?

– Замолчи!

– Значит, угадал…

И лица крупным планом – вот одноклассник Дениса. Вот парень из параллельного седьмого. И еще парочка – из восьмого и девятого…

– Неужели получилось? – не поверила Женька, когда вчера Артур ворвался в студию и показал эту запись.

– Ты вот всегда сомневаешься, Высоцкая, аж бесит! – сказал Арт.

– Погодите, это же… это правда очень круто, – вмешалась Мирослава в разборки. – Но как тебе удалось, они что, не видели?..

– Камеру? Конечно, видели. Просто я постоянно хожу с фотоаппаратом, уже никто не замечает. А я не держал его в руках, он висел на мне. Они и не обратили внимания.

– …Мы не знаем, достаточно ли этой информации, чтобы привлечь Неслабаков к ответственности, – говорила Саша с экрана, и уже все, просто все в холле смотрели на нее. – Но мы надеемся, что этого будет достаточно хотя бы для того, чтобы родители этих учеников и администрация школы узнали своих героев в лицо. А на этом мы прощаемся с вами.

– Удачной ярмарки!

И в холле наступила тишина. И все заговорили разом и начали обсуждать и спорить, и чьи-то родители уже явно вознамерились идти к директору.

В общем, открытие ярмарки немного задержалось.

* * *

Элла Александровна неслась по этажу, приговаривая, что своими руками сейчас придушит этих…

Женька вылетела ей наперерез.

– Элла Александровна…

– Уйди, Высоцкая, сначала я должна разобраться…

– С Суховым и Емельяновой?

– Скорее с Арсеньевой.

– Это была наша идея, ребята просто исполняли, – призналась Женька.

– Чья это – наша?

– Моя, – начала она.

– И моя, – вставил Артур, незаметно подошедший сзади.

– Вы издеваетесь? Вы это серьезно? – всё больше набирая яростные обороты, распалялась завуч. – Вы понимаете, в какое положение нас поставили, не сказав ничего…

– Мы не успели. Запись сделали вчера вечером. Да и потом, сегодня все в школе, почему бы…

– Это безответственно.

– Но это же правда, – вставил Артур. – Это реальные факты, теперь их лица реально знают, эта запись поможет и в других школах.

– И потом, Элла Александровна, разве не в этом задача журналистов? Они сделали отличный выпуск, правда? Они говорили важные вещи, – подключилась Женька.

– Кто может наказать детей строже, чем их родители?

– Мы действовали по горячим следам. Если бы помедлили чуть-чуть, могли бы упустить возможность…

– Всё, всё, замолчите! – замахала руками Элла. – И прочь, до ярмарки осталось десять минут. Сейчас совсем от вас с ума сойду.

Она обошла ребят и пошла – но не в студию, а к кабинету директора. Женька и Артур посмотрели ей вслед.

– Кажется, пронесло, – сказал Арт.

– Да! – выкрикнула Женька и тут же зажала рот себе ладонью. Элла была еще в конце коридора. – И по этому поводу надо станцевать победный танец, – сказала она и закружилась на месте.

– Эх, жаль, что я сейчас не снимаю, – прокомментировал Раевский, с трудом удерживаясь от смеха.

* * *

Хоть и с получасовым опозданием, но ярмарка всё же началась. Родители немного успокоились, директор оценил все плюсы выпуска «Телеболталки», торжественное открытие прошло как по нотам. В эйфории Женька летала с корзинкой по этажам и продавала сахарные леденцы на палочке – в расклешенной юбке и клетчатом фартуке, в косынке, повязанной на голову, – она даже не особо ныла по поводу своего вида и, кажется, пришлась здесь к месту. Детишки дергали ее за фартук и просили родителей купить им еще.

На двух школьных этажах было настоящее столпотворение и невероятное разнообразие товаров. И кондитерские изделия всех мастей, и сувенирчики, и поделки, и даже песни и танцы можно было купить на этой ярмарке. Женьке нравилось сновать в гуще этой толпы и быть частью этого движения. Ей не хотелось спрятаться где-то в тени и просто смотреть за тем, что происходит. Ей нравилось наблюдать из самого центра ярмарки. Периодически она сталкивалась с Артуром и его фотоаппаратом, и те оба были так погружены в дело, что ей даже страшно было их прерывать.

…На самом деле вот уж когда Артур не был погружен в дело, так это сегодня. В голове бродили десятки различных мыслей, и этот поток никак не получалось остановить. Арт отгонял те из них, что мешали больше всего, но они, как назойливые мухи, возвращались снова и снова. Конечно, он сосредоточенно ходил по этажам и фотографировал, но с таким же успехом мог бы ходить меж книжных полок в магазине, бесцельно рассматривая обложки и читая аннотации. Ничто не цепляло глаз.

* * *

– И кого же ты изображаешь? – Женька столкнулась с Максом прямо посреди этажа.

Он похлопал ее по голове, как ребенка.

– Почему-то очень захотелось так сделать…

– Эй, – фыркнула Женька и потянулась, чтобы стукнуть Макса, но он увернулся.

– Ты похожа на Красную Шапочку.

– А ты… ты… Ты похож на самого себя в костюме пирата.

– Мы из разных сказок, так что, увы, нам не по пути, – развел он руками.

Артур выловил из общей толпы Женьку, которая, стоя посреди коридора, о чём-то разговаривала со Стрельниковым. Да нет, они не просто разговаривали. Они смеялись, явно подтрунивая друг над другом.

Он сделал серию снимков и нажал на кнопку просмотра фотографий. Первой была она – фотография, где Женька смеялась, запрокинув голову и глядя на Макса так, будто они были на одной волне. Он тоже смеялся, и от одного кадра к другому было видно, как они становятся всё ближе, как руки их тянутся друг к другу и окружающий мир не волнует их совершенно. Артур опустил фотик и взглянул на них без привычного объектива.

Да, без фотоаппарата всё было не так очевидно. Вокруг были люди, целая толпа хаотично перемещающихся родителей, учителей, учеников, и они в этой толпе были ее частью. Шутят, смеются, ну и что? Но он привык видеть мир сквозь окошко видоискателя, и многие вещи становились яснее. Он раньше других замечал то, чего другие не видели. И в этом было его преимущество перед миром. И это стало его проклятьем.

Впервые в жизни ему захотелось выкинуть фотоаппарат.

После полудня все постепенно выдохлись. Товары расхватали, и теперь школа была похожа на место разгромного побоища. То тут, то там сидели, стояли и почти лежали выдохшиеся десятиклассники, которые после всего должны были еще и убрать школу.

Женька с косынкой, обмотанной вокруг руки, как браслет, и со своей неизменной корзинкой подскочила к Артуру, несущему огромный мешок мусора к выходу из школы и искоса взглянувшему на Высоцкую. Она и перемещалась вприпрыжку, как Красная Шапочка.

– Эй! Я всё продала.

– Поздравляю.

– Ты чего такой?

– Какой? – хмуро спросил Артур.

– Ну… как будто злой.

– Хорошо знаешь меня?

– Ну вообще-то уже… да.

– Ошибаешься. И вообще – что за манера лезть к человеку, который явно не хочет разговаривать?

– Ты чего? – не поняла Женька, постепенно заводясь. – Ты что, неприкосновенный? К тебе подойти нельзя?

– Почему именно ко мне? Иди к своим друзьям, парням – к кому хочешь.

– При чём тут… А ты мне кто, Раевский?

– Вот именно что никто.

– Вообще-то я думала – друг.

– Думала – только меня спросить забыла.

Он развернулся, чтобы уйти, и ушел бы – только его и видели, но Женька не дала.

Побежала и, обогнав его, перегородила ему дорогу.

– Что с тобой?

– Ничего. Бесишь.

– Чем это?

Артур вздохнул, тяжело, как будто у него болит всё тело.

– Ты поговорила со своим Стрельниковым ненаглядным? Надеюсь, он ответил на твои чувства?

– Я…

– Или ты, как обычно, всё ходишь вокруг да около?

– Хорошо меня знаешь, что ли?

– Наверно, так же, как и ты меня, – парировал Артур.

– А тебя что, выбрали мировым судьей?

– Вечно ты ждешь от людей слишком многого. Поэтому у тебя ничего не получается. Ты думаешь, все вокруг получают всё, что хотят, само собой? А тебе просто никто ничего не должен. Ты сама должна пробовать, рисковать и ошибаться. И снова пробовать. Нельзя жить так, как будто мир тебе обязан.

– Всё сказал? – побледнев, спросила Высоцкая. – Я не считаю, что мир мне обязан.

– Я тебе не верю. Если бы так, ты бы не считала себя неудачницей, которую никто не замечает и которой вечно не везет. А ты вечно жалеешь себя. И не можешь ни на что решиться.

– У тебя самого полно недостатков. Но я, по крайней мере, с собой борюсь, – сказала она, не понимая, какая муха его укусила.

– А что со мной не так?

– У тебя всё есть, но ты почему-то копаешься в прошлом, цепляешься за то, что отец тебя предал, отправил сюда, заставил здесь выживать, да еще и говорит тебе, в каком вузе ты будешь учиться! Не всё ли тебе равно? У тебя уже есть любимое дело. Ты фотографируешь.

– И что?

– И что? – не поверила Женька. – Это же так круто – найти то, что тебе на самом деле нравится, Раевский! Ты уже свободен, как ты не поймешь? Но эта зависимость от отца только тормозит тебя. Ты можешь фотографировать, путешествовать, делать что-то творческое – но не из-за отца, а из-за себя самого. Выиграть конкурс и поступить в крутой вуз – не чтобы от отца избавиться, а опять же из-за себя. Ты уже можешь добиться чего хочешь, если перестанешь всех судить по меркам своего отца. Не все такие, как он.

Молча они смотрели друг на друга, а мимо пробегали школьники, убирающие школу, проходили родители и учителя. Наконец Раевский отвел взгляд и сказал:

– Я думаю, на этом хватит, Высоцкая. Мы уже всё друг про друга поняли, продолжать ни к чему.

Он повернулся и поволок свой мешок вниз, а Женька начала пробираться наверх.

Сама не зная куда, просто подальше от него.

26

Майские праздники были очень кстати. Несколько весенних дней, в которые полезно проветрить голову, подумать над своим поведением и, быть может, что-то переосмыслить.

Артур валялся дома и никуда не выходил, даже к фотографиям своим ненаглядным не приближался. Денис всё ходил вокруг него, круги нарезал, и снова и снова расспрашивал про тот эфир, про то, как реагировали окружающие на новость о клубе Неслабаков. Он уже знал, что его одноклассника Игоря посадили под домашний арест, вычислили всех участников клуба из школы и что сейчас начнется массовое разбирательство. Даже тот факт, что ему самому достанется наказание, Дениса не волновал. Его очень радовало, что их всех накажут, а клуб разгонят.

Артур очень старался быть с братом терпимее и не раздражался на него, отвечал одно и то же, а когда братец уж очень надоедал, отправлял его поиграть на компьютере и посмотреть мультики, что вызывало у того приступ бурного веселья. Мама нарадоваться не могла, что дети не шатаются где ни попадя и что наконец-то все волнения более или менее затихли. На третий день, после того как Дэн сказал брату, что тот похож на чучело и что мама уже подумывает вызвать ему скорую помощь, Арт всё– таки поднялся с кровати и приткнулся к своему компьютеру, сменив место безделья. В голове было пусто и гулко, никакого творческого процесса.

Тогда он решил занять хотя бы руки и разобраться с грудой накопленных снимков, которые он уже очень давно не сортировал и не обрабатывал. Сколько гигов памяти – страшно представить. Страшно даже приближаться. Но он вздохнул глубоко, как перед прыжком в воду, и решительно открыл папку с фотками, скинутыми с флешки.

Обычно он выбирал на ходу приглянувшиеся ему еще во время съемки кадры, а остальные – которые ему и не были интересны – сваливал в общую кучу, чтобы просмотреть потом. Тут было много компромата на одноклассничков, много тайн, успешно скрытых от глаз до поры до времени.

Арт сделал еще один вздох, оценив масштаб катастрофы, и щелкнул наугад. И тут же откинулся на спинку кресла. В кадре была девушка, босиком скачущая в огромной луже. Ее прыжок, судя по всему, завершился сотней брызг, задорный взгляд скользил по жертве – его или ее не было толком видно. Только часть спины. Она – девушка – смеялась, запрокинув голову.

– Когда она улыбается, кажется самым счастливым человеком на земле, – сказал Артур себе под нос.

– Что? – откликнулся вошедший в комнату Дэн.

– Ничего. – Арт поспешно закрыл фотку, закрыл Женьку, застывшую в кадре и улыбающуюся не ему.

Артуру вдруг стало тяжело дышать – он вскочил, резко двинув стул, и потянулся к закрытому окну. За окном было солнце и весна в разгаре.

Она улыбалась так же в коридоре, в этом костюме Красной Шапочки, улыбалась Максу. И его накрыло осознание, не оформившееся в слова, просто чувство глубокого понимания происходящего. Он посидел за столом, глядя еще в какие-то фото, а потом не выдержал и открыл ту фотку снова.

Прыгает по лужам так безмятежно и беззаботно. Тут до него дошло – фотография не этого года. Это прошлогоднее фото, потому что этой весной еще не было настолько жарко, чтобы прыгать после дождя босиком.

Дождь… да, это прошлогодний марафон в честь Дня Победы. Их класс бегал, и накануне все боялись, что придется бежать под дождем, – ливень не стихал несколько суток. А тут с самого утра выглянуло солнышко, к обеду и вовсе начало печь. Самые огромные лужи не успели высохнуть, и болельщикам приходилось их обходить. А Женька, значит, тогда разулась – вот и балетки в руках держит.

Надо же, какое позитивное фото – зря Ксан Ксаныч вечно говорит, что у него люди в самом невыгодном свете предстают.

«Странно, – подумал он, – почему я с ходу открыл именно эту фотографию? И почему не замечал раньше?»

А действительно, почему?

* * *

Женька Высоцкая никогда не была примером для подражания. Девочка, считающая себя неудачницей, уверенная, что всё хорошее происходит с другими, априори не может стать для кого-то примером.

Но эта Женька Высоцкая той уже не была.

Как и когда произошла с ней эта перемена, трудно сказать, только вот в какой-то момент она перестала бояться делать шаг и делала его, невзирая на последствия. Всего один шаг в верном направлении отправил ее вслед за мальчишкой, способным защитить девочку от обидчиц у школьной стены; один шаг привел ее к кабинету директора и помог отстоять правду; только один шаг подарил ей поездку и ощущение безграничной свободы и безграничных возможностей. И много этих маленьких шагов подарили ей друга…

– Который, правда, другом себя не считает, – сказала Женька сама себе. – Вот придурок!

Бессилие в голосе трудно было не заметить, и Мирослава, сидящая рядом в столовой, заметила и тут же спросила:

– Это ты про Раевского?

Женька не ответила, только с еще большим остервенением начала втыкать вилку в ни в чём не повинные макароны в тарелке.

– Вот это тебя от парня проняло, раз ты даже душку Стрельникова забыла. Никакого внимания на мальчика не обращаешь, – как всегда без обиняков заявила подружка.

– Не думаю, что он особо страдает, – спокойно сказала Женька, поднимая голову и встречаясь взглядом с Максом, который привычно ей улыбнулся. – Я решила, что просто придумала себе такой образ романтический со Стрельниковым в главной роли, а на самом деле…

– И до нее только дошло, люди добрые, – присвистнула Мирка, возводя глаза к потолку.

– Ой, мисс Цинизм, помолчи, – фыркнула Высоцкая.

И всё же она и правда скучала по этому придурку Раевскому, который после майских праздников в школе почти не появлялся. Девчонки в классе шептались – он укатил на какой-то конкурс в другой город. Вроде даже какое-то место там занял.

А у нее перед глазами стояло, как они ехали в поезде домой из Москвы и он говорил, что ему нужен свежий взгляд на мир для победы в конкурсе.

– Эй, бестолочь, будь моим вдохновителем, – протянул он, пихая ногой ее ногу в кроссовке. Она уже почти засыпала с наушниками в ушах, и его голос выдернул ее из состояния полудремы.

– Идет, а ты моим духом.

– Духом? Духом, – он посмаковал слово. – Духом – это же почти что другом. А почему духом? Типа, пугающим?

– Почему, есть разные духи. Есть исполняющие желания. Есть защищающие. А еще есть прилипчивые духи, от которых невозможно отвязаться.

– Не надо быть гением, чтобы угадать, к какой категории духов ты относишь меня, – фыркнул Раевский.

– А почему вдохновителем, а не музой?

– Слово «вдохновитель» мне больше нравится. Муза – это как-то немного пошло.

– Хм. Ладно. Вдохновитель. Значит, я буду твоим вдохновителем, а ты моим духом? Это сильно, Раевский.

Что было такого в этих простых фразах, которые она сейчас вспоминала с таким чувством, будто потеряла нечто важное? Она не знала, но ходила по школе такая, будто, скатившись с лестницы, она ударилась и головой. Она послонялась по коридорам, а потом подошла к студии – Вадик и Саша сидели на столе и смеялись над чем-то в телефоне Вадика. Женька уже было сделала к ним шаг, а потом повернула обратно, вышла за дверь.

– Знаешь, – сказала ей Саша перед эфиром «Радиоприветов» в четверг, – у каждого в школе должна быть хотя бы одна невзаимная любовь. Любовь без надежды на взаимность. У тебя это Стрельников, а у меня – Вадик. Вадик Сухов – моя невзаимная любовь, – произнесла она громко и рассмеялась.

– Чему ты радуешься, глупая женщина? – спросила Женька.

– Я не радуюсь, просто… Я научилась с этим жить. Он легкомысленный, у него семь пятниц на неделе и странные девушки, вроде этой Вершининой, которую он уже успел бросить. Но меня он отпускать не хочет. Чуть не убил, когда я решила уйти из «Телеболталки». А я ведь тогда тоже его с девушкой увидела, – пробормотала она и взглянула Женьке в глаза. – Ну, когда решила уйти. Думаю, всё, хватит, пусть без меня как-нибудь. А теперь – может, и глупость это всё – я поняла, что как друга его не хочу терять. Может, пройдет какое-то время, и я встречу кого-то более себе подходящего…

– Или он наконец образумится.

Саша пожала плечами.

– Может, и так.

– Значит, Сухов – твоя мечта? – неожиданно спросила Женька, над чем-то размышляя.

– Мечта? Человек может быть мечтой? – спросила в ответ Саша.

– Я думаю, да.

– Он – одна из составляющих моей жизни. И если его не будет рядом совсем… А вообще не знаю. Всё это немного сложно, – вздохнула Саша. – Давай лучше к эфиру готовиться.

Сегодняшний выпуск ничем не отличался от любого другого, но только сейчас, сидя перед микрофоном, Женька как никогда полно ощутила: это она – она сейчас сидит на стуле, она этот человек в наушниках, чей голос сейчас будет раздаваться на всю школу. Это она.

Зазвучала заставка «Радиоприветов», и Высоцкая вдруг решилась.

– Учебный год заканчивается, и я решила сейчас, в конце года, быть честной. С вами Джин Миллер, но, если прислушаетесь, вы поймете, что знаете мое настоящее имя. Меня зовут Женя Высоцкая, и сегодня с вами настоящая я. Итак, перейдем к вашим приветам и поздравлениям!

Саша за стеклом делала ей большие глаза и сидела с открытым ртом, забыв обо всём, а Высоцкая продолжала передавать сообщения, скопившиеся за неделю.

– И напоследок мне хочется поблагодарить уходящий год. Как мне кажется, у каждого из нас есть поводы его благодарить. Я благодарю за все перемены, произошедшие в моей жизни, за всех людей, которые остались рядом, за новые впечатления, за дело, которое мне очень нравится. Спасибо. А у вас осталось еще несколько недель, чтобы передать важным для вас людям всё, что вы не решаетесь сказать им лично. С вами была Женя Высоцкая и программа «Радиоприветы». До скорых встреч!

Женька вышла к Саше и застала ее в состоянии крайнего помешательства. Та явно потеряла дар речи.

– Смотри! – показала она ей телефон. На стене в группе ВКонтакте одно за другим начали появляться сообщения. Женька вчиталась – признания, заявления, просто «спасибо» – огромными буквами на несколько строчек, длинные письма, которые появлялись прежде очень редко. Как правило, все приветы были довольно краткими.

– Чего это они? – удивилась Женька. Емельянова пожала плечами и рассмеялась.

– Кажется, это и есть народная любовь.

Женька только фыркнула на нее. Выходя из студии, она наткнулась на своих милых бывших подружек, Вику и Ленку. Высоцкая вздохнула:

– Всё никак не перебеситесь, девочки?

– Это всё твои шуточки, Женечка? – ядовито спросила Ленка. – Но тебе это с рук не сойдет.

– О чём речь?

– Можно подумать, ты не знаешь, – скривилась Вика.

Емельянова, вышедшая вслед за Женькой и увидевшая застывшие фигуры, присвистнула.

– Может, пора бежать за помощью?

– Психиатрической только если, – пробормотала Женя, ничего не понимая.

– Это ты во всём виновата, и не думай, что мы с тобой не разберемся!

– Уймитесь, – вздохнула Саша.

– А ты вообще не лезь! – отрезала Ленка. – А Максик-то нашей радиодеве так и не достался. С носом осталась!

– По идее, вы должны сейчас караулить его девушку и ей нашептывать гадости. Чего до меня-то докопались? – уже реально разозлилась Женя.

– Вот, смотри! – Вика практически впечатала в нее лист А4, и когда Женька взглянула, что там написано, Саша Емельянова за ее спиной открыто засмеялась.

На листе под заголовком «Разыскиваются опасные преступницы» были размещены фотографии Ленки и Вики, найденные, видимо, где-то в соцсетях. Под фото была подпись:

«Преступницы узнаются по злым словам и грязным мыслям, а также по способности столкнуть человека с лестницы».

– И что теперь скажешь?! – спросила Вика.

– Ничего. Я этого не делала.

Ответом ей были несущиеся вслед проклятья.

Женька шла по школе и срывала развешенные кем-то заботливым листы с фото одноклассниц. Емельянова всё хохотала, а Высоцкой почему-то было не смешно. В конце концов, это же на нее первую накинулись Драконихи. Значит, и все вокруг теперь думают, что это ее работа.

– И всё же, кто это сделал? – спросила Саша. – На Мирославу похоже, но она не умеет в фотошопе работать. А это явно там и сделано.

– Сама подумай, кто у нас точно умеет работать в фотошопе.

– Раевский! – просияла Емельянова. – А он молодец!

Женька с кипой бумажек в руках уже почти перешла на бег.

– Увижу – убью, – решила она, проходя по холлу, где девятиклашки смеялись над сорванным со стены объявлением.

– Вон впереди еще одно, – сказала Саша, приближаясь к стене, протянула руку, чтобы сорвать, и вдруг замерла. – Жень!

– Чего ты вопишь? – поинтересовалась Высоцкая, подходя, и тут увидела. Себя.

Это был ее портрет. Она – явно она – в светлом платье с цветами, с балетками в руках, прыгает в лужу и смеется. События годичной давности, а фото – она даже не знала, что ее фотографируют, когда прыгала в эту лужу, чтобы обрызгать Вадика.

– Круто, – сказала Саша, побежала дальше и уже из коридора завопила: – Иди сюда!

Женька завернула за угол. Практически весь коридор первого этажа был завешен фотографиями. И на всех была Женька.

Женька смеется; Женька в грусти сидит, обняв колени; Женька не решается войти в магазинчик, куда пришла устраиваться на работу; Женька в наушниках, луч заходящего солнца упал на лицо, и она улыбается с закрытыми глазами; Женька что-то объясняет, обвесившись мишурой; сидит с книгой на коленях, глядя на фотографа с непередаваемым выражением насмешливого презрения; Женька кружится, раскинув руки, на пустой улице ночного города…