Текст книги "Зовите меня Джин Миллер"

9

Саша Емельянова всегда была непоседой. С самого детства она постоянно и безостановочно чем-то увлекалась. Сначала посещала различные кружки и спортивные секции, занималась в музыкальной школе. Став чуть старше, начала ходить в походы с туристическим клубом и вступила в школьное научное общество «Совершенно секретно». В четырнадцать лет закончила музыкалку, бросила танцы и стала учиться видеомонтажу, а потом и вовсе завела свой блог. Некоторое время они с лучшей подругой Аней снимали видео для своего канала «Антиблог», набирали подписчиков и фонтанировали идеями. А потом в один момент всё закончилось. Аня с родителями переехала в другой город. И Саша осталась одна.

Ну то есть, конечно, не в одиночестве: у нее были и другие друзья, и другие увлечения и интересы. Только вот чего-то важного не осталось. Какого-то запала или вдохновения, что ли. Некоторое время она еще пыталась оживить загибающийся «Антиблог», снимала что-то одна, привлекала одноклассников, приятелей, только вот всё это казалось каким-то пустым бегом на месте. Всё было уже не то и не так.

А потом в школе открыли телестудию, и классная руководительница посоветовала ее на роль ведущей.

– Я же знаю, что ты увлекаешься видео и монтажом… Ты хорошо говоришь и наверняка умеешь держаться перед камерой. Почему бы тебе не попробовать?

Саша не умела говорить «нет». Точнее, не так. За время учебы у нее как-то незаметно и без усилий создалась репутация крайнего – человека, который никогда не откажет, которого всегда можно снять с уроков, и он выполнит все срочные поручения без ущерба для собственных оценок, и выполнит очень качественно. Поэтому кандидатура Саши была предложена и совершенно автоматически одобрена, а ее просто забыли спросить, хочет она заниматься телестудией или нет. Все знали про ее блог, все думали, что и спрашивать не нужно – лучше человека всё равно не отыскать.

Только эти все не знали, что после того, как Аня уехала, Саше больше не хотелось говорить на камеру, светить лицом, ежедневно готовиться к эфирам.

Ее робкий голос протеста предпочли не услышать. Выдвинуть от класса было больше некого.

Так Саша оказалась в паре с Вадиком заложницей телестудии и «Телеболталки».

Не сказать, чтобы раньше Емельяновой нравился Вадик. Они учились в параллельных классах, почти не общались, и Саша только радовалась этому. Со стороны он казался шумным легкомысленным позером, развивающим бурную деятельность на пустом месте. Когда она познакомилась с ним поближе, осознала, что в чём-то относительно него не ошиблась, а что-то новое узнала в довесок.

Она с ужасом представляла, как тяжело им будет работать вместе, думала, что ей придется брать на себя большую часть его обязанностей и в одиночестве тащить на себе «Телеболталку». А за Вадиком будут бегать толпы девочек и говорить, как круто он смотрится в кадре.

За Вадиком действительно бегали девчонки. Но это всё… было позже. Сначала он пришел в студию – знакомиться.

– Привет, – сказал он, мило улыбаясь (Саша тогда еще не знала, что в общении с плохо знакомыми людьми он всегда старался казаться милее, чем был на самом деле). – Я Вадик.

Он сообщал ей свое имя так, будто она могла не знать, как его зовут.

– Я знаю, – ответила Емельянова, мгновенно попадаясь на его удочку. – Я Саша.

Она ждала, что он с порога начнет хохмить и кривляться, и не ожидала того, что услышала.

– Я видел твой «Антиблог», – продолжал Вадик, глядя на Сашу с искренним восхищением. – Он потрясающий.

– Спасибо.

– Наверно, тебе не хочется после него заниматься этим, – продолжил Сухов, к искреннему Сашиному изумлению. – Я понимаю. Но ты не парься особо. Если хочешь, возьму всё на себя.

– Что? – Емельянова подумала, что ослышалась.

– А что? Не хочешь?

– Да нет, я…

– Славно, – Вадик дернул Сашу за руку, заставляя сесть в кресло рядом с ним. – Мы подружимся. Меня нельзя не любить.

– Это кто тебе такое сказал? – ожила девушка, подозревая, что он просто издевается над ней.

Вадик лучезарно улыбнулся вместо ответа.

– Сама увидишь.

И Емельянова увидела.

Он реально всё взял на себя. Это значило, что в эфире Сухов выдавал какие-то невероятные кульбиты импровизации. Забивал на подготовку и говорил Саше, что всё это ерунда.

– У меня есть план, – сказал он ей, когда после двух недель таких эфиров завуч отругала их за то, что они абсолютно не следуют тексту сценария. – Ты же тоже не хочешь этим всем заниматься!

– Ты надеешься, что нас просто прикроют? – изумилась Емельянова, начиная понимать, что к чему.

– Ты сама этого хотела! И не говори, что нет, – выдал Сухов. – Помнишь, в первый раз я сказал об этом, а ты даже не опровергла. Значит, была согласна.

– Что? Так это была проверка?

– Ну почему? Просто я сразу увидел в тебе родственную душу, – он закинул Саше руку на плечо.

– Родственную душу? – поразилась Емельянова и стукнула по этой руке. Он был так доволен собственным планом, что ей хотелось его ударить. Хотя в глубине души она была бы рада, если бы эфиры прекратились и избавили их от ответственности. Но эфиры не прекратились. Все вокруг твердили только о том, что ведущие отлично сочетаются и здорово смотрятся вместе. И это стало их приговором. Телестудию и «Телеболталку» не прикрыли. А Саше и Вадиму пришлось и дальше работать вместе.

А еще Сухов оказался прав – его невозможно было не любить.

Однако в тот момент, когда «Телеболталку» на самом деле решили закрыть, и Саша, и Вадик, и Мирослава оказались к этому не готовы.

Это случилось на следующий день после того, как выяснилось, что Денис Раевский не крал никаких кедов.

Мирослава была взбешена и носилась по небольшой телестудии разъяренным зверем. Если бы Мирка жила в другом веке, она бы очень хорошо смотрелась в роли женщины-полководца. А еще она могла бы быть главной интриганкой и сплетницей Петербурга. Могла принимать у себя всё элитное общество. Она могла бы стать Раневской в своем театре. Дрессировщицей тигров. Или героиней Вупи Голдберг в «Сестричка, действуй».

Мирослава была именно такой, какой была. И никто уже не удивлялся ни силе ее напора, ни ее революционным воззваниям и идеям. Вадик сидел за партой рядом и, положив ноги на соседний стул, покачивал носками кроссовок в такт Миркиным словам. В обычные дни он трещал без умолку. Но сейчас, рядом с подружкой-хаосом, это было невозможно. Поэтому он просто черкал что-то в тетрадочке, периодически поглядывая на одноклассницу.

– Они сказали, что мы ввели всех в заблуждение, назвав на всю школу имя человека, который вором не является. И поэтому начались скандалы. И теперь из-за нашей легкомысленности студию, возможно, вообще придется закрыть, потому что мы превратили ее в какую-то колонку сплетен. Они сказали, что это недостойно! Представляете?

– Подожди, – сказала Саша, пытаясь остановить поток Миркиных излияний. – Так нас еще не закрывают? Не будут менять на кого-то другого?

– Я знаю только, что они очень нами недовольны. В плюс к тому, что мы якобы оболгали этого Раевского, блин, на нас еще вешают, что мы никак не можем найти ведущего для радио. Типа, для чего школа оборудовала радиорубку и динамики повсюду развесила?

– А мы виноваты, что никого нормального нет? – возмутился Вадик.

– Завучиха сказала – да. Мы долго копаемся, даже такой малости сделать не можем – найти человека на радио. В общем, дала нам последний шанс исправиться. Сказала, что сегодня придет послушает, как мы отбор устраиваем. – Мирка в бессилии упала в кресло.

Вадик покосился на Сашу сбоку, и Емельянова перехватила этот взгляд.

– Ну что? Не знаю, может, это всё и к лучшему… и мы так хотели этого…

– С самого начала, – подхватила Саша. – Так значит, просто подождем? Пусть она нас убирает?

– Если хотят нас сместить, пусть так и сделают, – Сухов пожал плечами.

– Серьезно? Просто всё бросить? – не поверила Мирка. – Вас это устроит? Ведь на наше место придет кто-то другой, и вы будете видеть их каждый день…

Емельянова неуверенно взглянула на Вадика, и тот кивнул.

– Если уж так получится… значит, так и должно быть. Я смирюсь.

– А я – нет! – хищно заявила Мирослава. – Я проведу расследование. Это очень мутная история – если кража была и вор не Раевский, то кто? А если кражи не было, то что же вообще тогда было? Почему так резко воцарилась тишина и скандал замяли, словно он всем привиделся? Очень подозрительно. И я это выясню. А еще найду людей на радио. Сегодня на большой перемене по плану радиоэфир, и мы его проведем!

Мирка решительно прошагала через телестудию и вышла, закрыв дверь.

– Какой эфир, – спохватился Сухов. – Даже примерного кандидата нет, а она говорит – эфир!

Но Мирка этого уже не слышала, конечно. Вадик и Саша остались вдвоем и некоторое время просто смотрели друг на друга. Молчали. А что тут скажешь? Они никогда не мечтали о «Телеболталке», они вынуждены были приходить раньше каждый учебный день и задерживаться после уроков, чтобы придумать, о чём болтать завтра… И всё, что они делали, казалось им пустым занятием, для галочки.

Так, может быть, это закрытие на самом деле правильно?

* * *

Едва прозвенел звонок на большую перемену, Женька единым движением смахнула все вещи с парты в сумку и выскользнула в коридор, не оглядываясь. Знала, что поступает так из трусости, но ничего с собой поделать не могла. Раевский удачно караулил ее все перемены, явно пытаясь высказаться по поводу ее вчерашней выходки (она была уверена, что об ее участии в этом деле он осведомлен очень хорошо), но совсем не горела желанием выслушивать всё, что он ей скажет. Незачем портить себе настроение, кстати, пока стабильно нормальное.

Коридор стремительно заполнялся школьным людом. Женька была убеждена, что школьные коридоры повидали на своем веку немало и могли порассказать такого, рядом с чем Женькина трусость покажется мелочью. Наверняка этих историй хватило бы не на один сногсшибательный сериальчик о школьной жизни. Однако происходящее сейчас с ней уж точно было не сериалом – самой реальной реальностью.

Выскочив из кабинета, она рванула по коридору и успела завернуть на лестничный пролет раньше, чем он понял, что она сбежала. Утром Вадик и Саша в своей «Телеболталке» объявили о том, что Денис Раевский ничего не крал, и публично попросили у него прощения. Артур, как нашептывала ей Мирослава, отделался предупреждением (ведь тот восьмиклассник не пострадал), так что братья Раевские были оправданы по всем статьям. Но самого Артура это, видимо, ни капельки не привело в чувство, раз он так явно рвется промыть ей мозги.

Спустившись на этаж ниже, Женька чуть не взвыла от досады – деваться было некуда. Что же за жизнь такая настала, что в своей школе приходится бегать и прятаться, точно преступнице? Однако медлить было нельзя. Женька не была уверена, что Артур побежит за ней, но всё же пробежала через второй этаж, спустилась по другой лестнице и рванула в сторону раздевалки.

Неожиданно впереди мелькнула знакомая рубашка. Женька кинулась назад. Он еще не видел ее, но здесь, на первом этаже, не спрячешься. Охранник из школы не выпустит – однозначно. «Телеболталки» на большой перемене не было, четверг – день радиоэфиров, поэтому и отвлекаться ему не на что. Минуточку. Телестудия! Вот куда она может пойти.

Заметив бодро шагающего к ней Артура, Женя сделала вид, что внезапно ослепла, и, не чуя под собой ног, понеслась под крышу школы, надеясь, что ее друзья сидят там. Она совсем забыла про болтовню Славки о последнем дне кастинга на радио, и это было простительно – кто вообще помнит всё то, что ежеминутно набалтывает Мирослава?

Но самой Мирославе сейчас было не до болтовни. Она молчала, компенсируя разговоры постукиванием правой ноги об пол и обгрызанием остатков ногтя на большом пальце левой руки.

– Ну хватит, – сказала Саша, отдергивая многострадальную Миркину руку ото рта.

– Хватит, – согласилась Мирослава и встряхнула руками. – Конечно, хватит. Только вот где они?!

Она честно назначила двум оставшимся желающим (пожалуйста, хоть бы не совсем никчемные были!) попробовать себя в радиоэфире на большой перемене. Сегодня. Сегодня! Неужели она назвала им другой день?!

Никто не приходил. Вадик сидел в кресле, закинув ноги на стол, и молча лицезрел открывшуюся перед ним картину.

– Кажется, это судьба, – с видом пророка-любителя изрек он.

– Молчи! Молчи! – вскрикнула Мирослава, и тут дверь в радиорубку открылась.

…Женька дернула за ручку двери, ведущей в телестудию. Та оказалась закрытой. В отчаянии попыталась открыть следующую дверь, и та, к ее удивлению, поддалась. Девушка ввалилась внутрь прежде, чем осознала, что это за место.

– О боже, ты меня напугала! – вскрикнула Мирослава.

Радиостудия состояла из двух комнат. В первой была монтажная, где сидел выпускающий в эфир (в их случае это чаще всего была Мирка), а за стеклом находилась эфирная – сама студия, откуда шло их невеликое школьное вещание. Обычно радиостудия была заперта из-за постоянного отсутствия на месте радиоведущего, должна была быть заперта и сейчас, когда такого человека попросту не было.

И тут Женька вспомнила про кастинг.

– Почему у тебя такой вид, словно ты от кого-то убегала? – с интересом спросил Вадик, наклонив голову к правому плечу.

– Я… нет. Просто вас искала.

– Выглядишь так, как будто врешь, – подозрительно сказала Мирослава, но Женька уже отдышалась и обрела голос.

– Кастинг прошел неудачно?

– А где он, кастинг-то? – в сердцах пнула кресло Мирка, переключаясь на злободневную тему. – Продинамили меня эти бездельники-девятиклашки! Пусть еще только попросят что! А сейчас придет Элла, и нам всем капец!

Завуч Элла Александровна курировала их несчастное телевидение и радио и даже на расстоянии радости вызывала мало.

– Ну ладно тебе, Слав, – Женька открыла дверь маленькой, обитой мягкими на вид панелями комнатки. – Я уверена, что всё будет хорошо.

Хотя она сама редко верила в эту вечную фразу. Но сейчас… странная эйфория вдруг охватила ее. И что это с ней? Однако комнатка сама по себе выглядела вполне безопасной и очень уютной. Здесь было сухо и тихо. Так тихо и глухо. И еще очень тепло. Стены и на ощупь оказались мягкими.

– Ну хочешь, чтобы тебя утешить, я посижу здесь перед микрофоном. Может быть, тебя это вернет в хорошее расположение духа. – Не дожидаясь ответа, Женька вошла внутрь и села за стол перед микрофоном. – Неужели во всей школе не нашлось человека, который хочет заниматься радио?

– У нас очень строгие судьи, – весело сказала Саша, показывая на Вадима и Мирославу.

– А здесь мило, – оценила Женя, оставшись одна. Она любила маленькие пространства, уютные комнаты, в которых чувствуешь себя в безопасности. Не было ничего лучше, чем сидеть в тишине своей небольшой комнаты и смотреть фильмы или сериалы под горячий чай или какао. И здесь оказалось на удивление хорошо. Атмосферно. Совсем не так, как в телестудии, где всё приходилось делать под взглядами чужих равнодушных глаз. Здесь до нее словно никто не мог дотянуться.

Где-то там, за пределами эфирной, хлопнула дверь.

– Итак, кастинг проходит успешно? – раздался знакомый голос Эллы Александровны. Женька почему-то тут же сжалась за столом, словно стараясь спрятаться под него, чтобы ее не было видно.

– Элла Александровна… – решительно начала Саша.

– Успешно, – поспешно сказала Мирослава. – Вот, у нас есть еще одна кандидатура. Сейчас она попробует начитать текст.

Не успела Женя встать со стула, как к ней в каморку вихрем ворвалась Мирослава и умоляюще сжала руки перед ее лицом.

– Пожалуйста, Женька, умоляю! Всё что хочешь проси, честно!

– Да что такое-то? – Женька снова попыталась подняться с места, но Мирка не дала.

Надавила на плечо, заставила сесть.

– Текст перед тобой, мы его набирали для кастинга. Вон листок, видишь? Все сообщения реальны, просто читай, можешь даже комментировать.

– Ты что, серьезно? – до Высоцкой начало доходить.

– Пожалуйста, пожалуйста! – навалившись на стол, зашептала Мирка. – Пока Элла не свалит. Она убедится, что кто-то есть в студии, и уйдет. Выручи разок, что тебе стоит?

– Да как я начну-то? Я в жизни в микрофон ничего не произносила! Сейчас голос начнет дрожать… я же не Сашка с Вадиком и не ты. И потом, она же… смотрит!

– Не думай ты о ней. Ты ее вообще отсюда не увидишь. Смотри только в текст, неважно, что там вокруг. Всё. Давай. Начнешь, когда Сашка скажет. И это, наушники надень.

Женька попыталась встать, но Мирослава уже закрыла дверь комнатки, отрезая ее от внешнего мира. Дрожащими руками девушка натянула наушники, чувствуя, как мир отдалился от нее еще сильнее, подтянула к себе листок. Строчки расплывались перед глазами. У нее не получится, ничего не получится!..

Женька вздохнула глубоко, полной грудью, и еще раз. Не помогало. Справа от нее было окошко, через которое было видно Сашу, Вадика, Мирославу и Эллу, но Женька на них не смотрела. Она смотрела в стену, обитую чем-то мягким. Это же просто стена. И просто комната. Просто наушники и микрофон. Он не выстрелит ей в лицо. Она всегда хорошо читала вслух, в классе ее часто просили что-то зачитывать, да и с выразительностью проблем не было. А ведь там она читает при полном классе. А здесь в одиночестве. Плевать, что ее слышат в соседней комнате. Пока она не видит их, всё хорошо.

Женька опустила глаза в текст и поняла, что может его прочитать.

– Ну что? – спросила Саша в наушниках. – Ты готова?

– Вроде бы.

– Не волнуйся. Говори громче. Читай по тексту. Начнешь, когда закончится заставка.

В ухо Женьке полились аккорды вступительной мелодии.

«Всем привет! Наконец-то вы слышите наши „Радиоприветы“! Зовите меня Джин Миллер, сегодня я здесь, чтобы передать самые горячие приветы и поздравления от ваших одноклассников!..» – бодренько начинался текст, который ей предстояло прочесть.

Хорошо хоть не надо свое имя произносить, подумала Женька и, больше не размышляя, начала говорить, когда закончилась мелодия.

Это было странно. Страха не было, он улетел куда-то вместе с динамичной заставкой – голосом Ареты Франклин, поющей про свободу.

– Ну что, давайте начнем. Некий Марк передает привет некой Инне и просит ее вернуть его любимую ручку. – Высоцкая усмехнулась. – Ха, Марк, какой милый способ привлечь внимание девушки! Интересно, в наше время это можно расценивать как признание в любви? Соня желает счастья и удачи всем своим одноклассникам, ученикам девятого «А» класса. «Желаю нам всем сдать экзамены, ребята! Я верю в нас!» – пишет она, и мы не можем не присоединиться к этим пожеланиям.

Это оказалось совсем не так страшно, как она думала. Честно признаться, через минуту она уже и забыла, что кто-то там ее слушает. Она просто снова была в своей комнате, где несколько лет назад изображала артистку, играющую на сцене. Это было смешно вспоминать, потому что в реальности Женька никогда не хотела быть актрисой. Так же как и радиоведущей. Она не хотела изображать интересные жизни или вещать чьи-то интересные истории. Она хотела, чтобы ее реальная жизнь оказалась достаточно интересной и захватывающей. Настолько, чтобы о ней стоило кому-то рассказать.

И как всё, что начинало приносить ей радость, этот текст и ее запись тоже подошли к концу.

– Что я могу сказать напоследок, ребята. Желайте больше. Желайте чаще. Пусть ваши желания сбываются. Надеюсь, мы встретимся с вами еще раз на следующей неделе. С вами была Джин Миллер и ваши «Радиоприветы». До скорых встреч!

10

Интервью для школьной газеты «Поколение». Итоговый, девятый выпуск перед летними каникулами.

Мечтаю сдать ЕГЭ с высокими баллами и поступить в хороший универ. Пока у меня с оценками проблемы… Ну в общем, надеюсь, за год всё исправлю.

Максим Стрельников, 10 «Б»

– Высоцкая, – сказал Артур, когда Женька вырулила из-за угла школы и наткнулась на одноклассника. Вот же черт! Так успешно бегать от него весь день и так позорно наткнуться после школы. И даже не успела накинуть на себя невозмутимость, балбесина… – Итак, Женя.

– Итак, – осторожно согласилась она, – может, дашь мне пройти?

– Обязательно, – сказал Артур, пропуская восьмиклассников, вывернувших из-за поворота, и снова преграждая путь Женьке. – Или ты думала, что можешь пойти к директору и настучать, а потом ходить по школе как ни в чём не бывало?

– Это у тебя вместо «спасибо», что ли?

– Спасибо? – засмеялся Артур. – Интересно, а тебя кто-то просил лезть не в свое дело?

– Ладно, в следующий раз буду просто стоять в стороне, уговорил.

– О последствиях ты, конечно, не подумала? Героиню строила. А Дэн теперь со мной не разговаривает вообще.

– Не заметила, чтобы вы с братом жили душа в душу.

– Тебя это не касается, поняла? – подступил к ней на шаг Раевский. – В любом случае, ты не должна была в это лезть.

– Что было делать, раз ты не хотел вмешиваться…

– Я хочу, чтобы меня оставили в покое, – монотонно завел Артур. – Чтобы Дэн не портил мой последний год перед поступлением в универ. Чтобы эти Неслабаки, которые сейчас просто залегли на дно, не мешали мне жить, а какая-то Женька Высоцкая, моя одноклассница, не лезла куда не просят и не создавала новые проблемы.

– Отлично. Запиши это желание на бумажку и сожги с боем курантов в новогоднюю ночь, – предложила Женя, оглядываясь по сторонам. Еще не хватало, чтобы кто-то из одноклассников увидел их стоящими на повороте… многие ходят домой теми же тропами, что и она! – А сейчас дай пройти.

– Как и ожидалось, тебе плевать. А ты не боишься, что Неслабаки не воспримут свое разоблачение так спокойно? Ведь до того, как ты пошла и рассказала, что они существуют, никто о них не знал. И творили бы они свои дурацкие делишки еще очень долго. Так что оглядывайся по сторонам, раз такая смелая.

– Что ты несешь? Я что-то никакой слежки за собой не замечаю.

– У тебя плохо с наблюдательностью, – отрезал Артур, убрал руку, пропуская ее, и с невозмутимым лицом двинул в противоположную сторону.

Вот блин! Умеет, гад, испортить настроение! Женька еще долго прокручивала в голове этот разговор, выведший ее из себя. И всё же сегодня был необычный день, это правда. Прослушивание это…

Девушка помрачнела. Вспомнилось, как Мирослава ее на самом деле подставила. Это была не просто пыль в глаза Элле, это был настоящий эфир. Прямой эфир, в котором она была, правда, всего минут десять, но на всю школу же!

– А если бы я сказала тебе об этом, ты бы отказалась!

– Отказалась. И правильно сделала бы.

– Да у тебя же всё получилось, дурында! Смотри, Элла от тебя в восторге, она хочет, чтобы ты занималась этим и дальше.

И правда, Элла Александровна была довольна.

– Можете, когда захотите, – сказала она Мирославе и Вадику с Сашей, когда уходила. – Почему сразу Женю не попробовали?

– Да мы как-то… – ребята переглянулись.

– А ты, прошу, уж возьмись за радио, сделай милость. Нехорошо пропадать таким талантам и школьному оборудованию.

– Но я…

– У тебя всё получится, – Элла Александровна улыбнулась Женьке и вышла.

«И что же это такое было?» – раздумывала Женя. Как она вообще умудрилась? Конечно, с Мирославой грех было не поругаться! Ведь теперь нельзя отказать Элле, а каждую неделю выходить в прямые эфиры – это выше ее сил. Ее начинало колотить уже при одной мысли о подобном.

– Ты спасаешь нас, нашу «Телеболталку» от закрытия! Подумай об этом, – наставляла ее подружка.

– И всё же это неправильно. Кидать меня на это из-за вашего канала. Ты же знала, как я боюсь всего… такого! Совсем уже на своем телике помешалась!

– А чего ты вообще не боишься? – выпалила Мирка.

Женька развернулась и ушла. И до конца дня с одноклассницей не разговаривала. И правильно делала, между прочим. Той только дай повод – вмиг почувствует себя прощенной, будет подначивать и уговаривать. А Женька что – наивная душа, тут же всех простит и поймет. Ненормальная.

* * *

Родители почему-то снова оказались дома. Как говорится, в составе двух человек. Странно. То их не дождешься, особенно когда сезон, или обилие заказов, или просто фартит, а тут уже второй раз за неделю и прямо в середине дня. И снова не ссорились. Только вот отец метался по комнате как ужаленный. Когда Женька вошла, остановился и поспешно сел в кресло, точно она застала его в минуту слабости.

– Родители, – сказала дочь. – Всё… в порядке? Вы… ничего от меня не скрываете?

– С чего такие мысли? – нахмурился отец.

– С того, что уж больно отвыкла я видеть ваши лица при свете дня.

– Ну и что, да, нечасто нам так везет, но бывает же… – подключилась мама, отрываясь от каких-то набросков в блокноте.

– Не бывает, – отрезала Женька, но так как молчание явно не собиралось прерываться – отец уже уткнулся в какую-то книгу – она решила перевести тему на себя. Явление нечастое. Если честно – из-за своей явной неталантливости Женька никогда не считала любые свои скромные заслуги проявлением успеха.

Успех – это работа, которой все восхищаются, удивляясь тому, как мастерски она сделана, статьи в журналах и горы комментариев; или шквал аплодисментов, цветы поклонников, жаркие признания в любви, а то и дни, когда дом наполняется гостями и творческими разговорами. Вот он, успех. Но такой приходит лишь к талантливым, а не к тем, кто просто получил пятерку по английскому языку. Однако, стремясь разрушить эту напряженную необъяснимую тишину-неизвестность, Женька всё же начала рассказывать про сегодняшний эфир на радио, про то, как здорово было сидеть в этой комнатке и как просто говорить – как будто сбрасываешь с себя вторую кожу. Родители не перебивали, рассеянно слушали, отец улыбался, но как будто не ей, а своим мыслям.

– В общем… как-то так.

И опять в ответ тишина. Ну то есть не совсем тишина, конечно, просто такое легкое равнодушие, как будто родители пережидают, когда Женька скроется с глаз долой.

– Вы что же… не рады? – она уже пожалела, всем своим внутренним чувством пожалела, что вообще начала что-то рассказывать.

– Ну что ты, солнышко, конечно, рады, – ответила мама. – Просто ты же понимаешь, что школьное радио – не совсем тот уровень, который мы бы хотели от тебя видеть. Я вот уверена, что, когда время придет, ты сможешь попробовать себя на настоящем радио и добиться там настоящих успехов. Но сейчас…

– Оставь, Лида. Ну что ты говоришь, – неожиданно подключился отец. – Радио – это даже не искусство. Школьное или не школьное – так, баловство. Мы же это понимаем…

Голос отца затих. Он не обвинял и не предъявлял претензий, он был весь где-то не здесь, в другом измерении, в других, более глобальных масштабах проблем, рядом с которыми радио вообще, а школьное в частности, занимало незаметнейшую нишу бытия.

– Я понимаю, – медленно, размеренно даже начала Женька, которая с самого начала себе говорила, что удивляться не стоит, – по вашему мнению, только искусство заслуживает того, чтобы считаться стоящим. Но что поделать, если я у вас такая никчемная и бесталанная.

– Ну что ты, Женечка, какая же ты бесталанная, – всплеснула руками мама, с искренним огорчением глядя на нее.

– А где же тогда мой талант? В чём он? – спросила Женька, пристально глядя на родителей.

Мама погладила дочь по голове, как маленькую, и растерянно оглянулась на мужа.

– Ты еще учишься, у тебя всё впереди.

– Понятно, – выдохнула Женька. – Лаконично и очень ясно. Ничего, я уже давно это знаю, для вас тоже не открытие. Всё в порядке.

Она вышла из комнаты и заперлась в ванной. Всегда, с самого детства так делала, если хотелось отгородиться от окружающих своим маленьким пространством. Но успела заметить, что оба родителя вновь занялись своими делами.

– Так… подведем итоги, – прошептала Женька себе под нос, пустив воду набираться в ванную. – Эфир на радио…

Эфир, очередная порция «признания» от странных в последнее время родителей, упущенный шанс провести немного времени вдвоем с Максом Стрельниковым – и всё это как следствие ее похода к директору. Ее! Ее, Женьки Высоцкой, похода к директору!

При воспоминании, как она влетела в приемную с разбегу и наткнулась на самого директора, говорящего что-то секретарю и завучу, и как вмиг оробела и в первые пару мгновений пыталась подобрать слова, не веря, что произносит это, – ее щеки снова залила краска. Ноги у нее начали трястись уже после того, как она вышла. Когда она вышла и осознала, что совершенно не подумала о последствиях этого рассказа для Дениса.

Точнее, нет, она подумала. Ведь это было всё же лучше, чем если бы младшего Раевского продолжали считать вором. Да, она рассказала директору, что видела и слышала, не вдаваясь в подробности. Опустила первую встречу с Артуром и Дэном у гаражей, начала лишь с того момента, как увидела Дениса и Игоря у школы, как пошла за ними, потому что их поведение показалось ей странным, и как набрела на компашку и из разговора мальчишек поняла общую суть происходящего.

Вот и всё. Но этого было достаточно, чтобы самого Дениса тут же вызвали к директору, а затем послали и за одноклассником его, Игорем. Сегодня оба ходили мрачные, и, встретившись с Денисом в коридоре, она ощутила вдруг жгучее чувство стыда. Просто айсберговой громадой был этот стыд, не меньше.

– Женька Высоцкая, ты стукач, – сказала она, глядя на себя в запотевшее от пара зеркало. От этих слов самой себе стало еще горше, чем было. Захотелось плакать. – Но ты защищала правду. Ты поступила правильно. В любом случае, ты так уже поступила. Остается теперь с этим жить.