Текст книги "Откровения соблазна"

– Остановить в чем? – тихо спросил Ретт.

– В том, что они хотели сделать с домом все это время – продать его выгодному покупателю.

Глава 5

Тринити остановилась у двери, ведущей в столовую, и несколько раз глубоко вздохнула. Ей слышался звон столового серебра – значит, Ретт уже там. Ночью она практически не спала, думая о том, что он находится всего лишь через коридор от ее спальни – и волнение от предвкушения новой встречи было явным сигналом того, что следует держаться от гостя подальше. Ее никогда не соблазняли красавчики, но происходящее сейчас выпадало из рамок обыденного. И потом, возможно, ее интерес к Ретту обусловлен его поведением – например, вчера, слушая ее рассказ о родственниках, он явно сочувствовал ей и был шокирован услышанным. Люди, способные на сочувствие, попадались Тринити редко – особенно после свадьбы. После гибели Майкла Тринити не обсуждала корпорацию ни с кем, кроме адвоката, и вчерашнее откровение стало для нее неожиданностью. Порой она чувствовала себя очень одинокой в той миссии, что оставил ей Майкл, – и, по-видимому, готовность Ретта выслушать сыграла решающую роль.

Но Тринити понимала, что сейчас она не может ни к кому привязываться – и без того в ее жизни хватает трудностей и обязанностей, которые недоступны для понимания многих. «Прекрати распускать нюни, неженка, – приказала она себе мысленно. – Пора учиться самостоятельности». С этим напутствием она вошла в дверь и улыбнулась Ретту.

– Доброе утро.

Тринити позволила себе насладиться атмосферой, царящей в столовой, то была ее любимая комната, и по утрам в ней было особое очарование. Застекленные до самого пола двустворчатые двери были распахнуты, впуская утреннюю прохладу, солнечные блики и аромат цветов из зеленого сада. Где-то совсем рядом слышалось жужжание пчелы – должно быть, она исследовала цветы бугенвиллеи на вьющихся вокруг двери зарослях.

Завтрак поражал своим изобилием. Обычно повар – он работал у Майкла с тех пор, как тот был подростком, – готовил для Тринити простой завтрак, но присутствие гостя требовало разнообразия, присущего традиционно южному гостеприимству. На столе стояли разное печенье, каши, подливка, бекон, колбаса и омлеты – для двух человек все это великолепие было немного чересчур, но повар соскучился по присутствию гостей и возможности приготовить обильный завтрак.

– У вас был шанс заглянуть в документы по движению капитала? – спросил Ретт.

Услышав этот вопрос, Тринити слегка расслабилась.

– Да. И я начала работать над стратегией набора персонала для вас и Билла. – Тут она нахмурилась. – Хотя я по-прежнему чувствую, что нам стоит делать для сотрудников больше, нежели концентрироваться на привлечении прибыли.

– Вы сделаете для них больше, создав стабильный и прибыльный бизнес, гарантирующий вакансии и доход, – отозвался Ретт тоном человека, знающего дело.

– Но ведь бизнес ничто без людей. Не должны ли мы дать им понять, что заботимся об их благополучии? – огорченно произнесла Тринити.

– Понимаю вас, но это нереально. – Ретт поставил тарелку на маленький стол, стоящий рядом с верандой. Казалось, на столе не стало меньше еды – однако гость был заметно доволен. – В данный момент нам нужно укрепить бизнес по максимуму.

– Вообще-то для Майкла всегда первостепенное значение имели сотрудники, – возразила Тринити. Ей не хотелось есть, но она положила себе на тарелку яичницу и печенье. – Соцпакет и политика найма были камнем преткновения между ним и его дядей.

– Похоже, Майкл был неплохим парнем, – произнес Ретт, и в его голосе послышались какие-то металлические нотки.

Тринити обернулась, но выражение его лица было невозможно прочесть.

– Вы мне не верите? – спросила она. – Майкл умел быть строгим и сильным, когда это было нужно.

– Сейчас именно такой момент, – ответил Ретт уже мягче. – Я не предлагаю вам обманывать ваших сотрудников, пользуясь их безвыходным положением. Просто сейчас нужно сфокусироваться на долгосрочной перспективе. Те, у кого доброе сердце, редко держатся на плаву в большом бизнесе. Когда компания в опасности, нужно помнить об этом и быть сильным.

Тринити признавала его правоту, зная, что сейчас такой момент, когда ей нельзя совершить ошибку. Слишком много стояло на кону, так что было бы глупо не воспользоваться советом Ретта.

– Полагаю, мой опыт в основном заключается в управлении «Мэзон де Жардан», где речь идет не о прибыли, а о людях. Не то чтобы я этого не понимала, но порой все равно сложно перестроиться.

Не услышав ответа, Тринити обернулась – Ретт сосредоточенно жевал, глядя на нее. Казалось, он о чем-то задумался. Под его взглядом девушке стало некомфортно, но она сделала над собой усилие и ничем не выдала этого. Подойдя к столу, она налила себе чашку своего любимого цикория и сделала глоток.

– Я понимаю, – наконец произнес Ретт. – Уверен, вы много сделали для вашего сообщества. Ваши навыки пригодятся и в бизнесе, но фокус внимания действительно нужно сместить.

Тринити подошла к своему стулу и, сев за стол, поставила тарелку.

– Вам всегда удается не давать слабину? – не удержалась она от вопроса. – И вы всегда думаете о результате?

Взгляд ее был прикован к его лицу – если бы не это, та мимолетная тень, мелькнувшая в его глазах, ускользнула бы. Было ли это удивление или раздражение, Тринити не могла сказать наверняка, но знала, что ей только что удалось увидеть Ретта настоящего. В его широко открытых серых глазах можно было прочесть шок и боль – это зацепило Тринити, и она наклонилась вперед, прежде чем Ретт успел оправиться. Новый вопрос готов был слететь с ее губ, но тут зазвонил телефон, и Тринити отвела глаза, чтобы посмотреть, кто звонит. На экране всплыло имя Билла. Нажав на кнопку принятия вызова, Тринити произнесла в трубку:

– Да. – Голос прозвучал хрипло – и ей не сразу удалось вникнуть в смысл услышанных слов, потому что сознание ее цеплялось за Ретта. – Прости, что?

– Вышла еще одна публикация, думаю, тебе стоит взглянуть, – ответил Билл. – Мне жаль, Тринити.

Дрожащими пальцами она принялась открывать сайт – ужас тяжелым камнем опустился куда-то в желудок. Почему этот писака все никак не уймется?

Глазам Тринити предстала новая статья – конечно, посвященная ей и набравшая уже несколько десятков комментариев. Но шокировал ее не столько текст, сколько фотография – точнее, две фотографии, размещенные рядом. На той, что слева, изображение было нечетким – очевидно, кто-то переснял старое фото, которое в числе прочих висело на стене этого дома в рамке. На ней пятнадцатилетняя Тринити с робкой улыбкой и в потрепанном платье стояла рядом с Майклом, которому на тот момент исполнилось двадцать пять – и контраст между ее одеждой и его нарядной, с иголочки рубашкой и галстуком был весьма очевиден. Они стояли у «Мэзон де Жардан» – юные и счастливые в своей дружбе, какой бы необычной она ни была. На второй фотографии Тринити была в темно-синем платье – том самом, которое она надевала в музей, выбранном для нее Майклом. Изображения являли собой разительный контраст, показывая жизнь Тринити в разных аспектах: тогда и сейчас, в бедности и богатстве, в нелепой одежде и подобающем вдове наряде. Судя по комментариям, никто не верил в то, что Тринити и впрямь ощущает себя вдовой. Особенно раздражал заголовок: «Планы на будущее? Наверное, она получила то, ради чего работала все эти годы».

Тринити ощутила, как ее горло судорожно сжалось, – она помнила тот момент, когда была сделана первая фотография, и то счастье, которое она испытывала, стоя рядом со своим лучшим другом. Она радовалась тому, что Майкл относится к ней, как к сестре, несмотря на разницу в возрасте и положении. И теперь, видя, как кто-то использовал это против нее, Тринити думала, что это насмешка судьбы, жестокая ирония – хотя и не могла до конца осознать удар, слишком болезненным он был. Делая маленькие, поверхностные вдохи, она едва стояла на ногах. Конечно, она знала, что многие думают о ней именно так, но единственными, кто открыто об этом говорил, были Ричард и Патриция. Теперь же обвинение было ей предъявлено на всеобщем обозрении…

Внезапно на ее спину легла теплая рука – и под ней тугой узелок напряжения моментально исчез. Тринити захотелось нырнуть в это тепло, позабыть о реальности, закрыть глаза… Вот только это была рука Ретта. Ему нельзя доверять. После только что увиденного доверять нельзя никому, ведь переснятая фотография – явно из ее дома. И Тринити заставила себя выпрямиться и отойти на шаг. Ретт по-прежнему стоял рядом – и его близость одновременно притягивала и пугала. Наконец, не в силах больше прятать взгляд, она посмотрела на него. Ретт смотрел на экран ее телефона – и Тринити внутренне сжалась, не желая открывать ему эти сплетни, хотя и понимая, что кто-то наверняка ее опередил. Однако его слова стали для нее ударом.

– А вы начали охотиться за золотишком с юности, да?

* * *

Ретт ощутил, как Тринити напряглась – казалось, она пытается защититься от всего мира, обрушившего на нее обвинения. Обычно он не действовал так резко, но сейчас ему нужно было понять намерения Тринити, какими бы они ни были.

Брошенные им слова должны были расцениваться как неумелая шутка, но на лице девушки появилась такая боль, что Ретт ощутил неудобство. Такого ему не доводилось испытывать прежде. Спустя несколько секунд он понял, что сожалеет о сказанном.

– Откуда они берут эту чепуху? – сдавленно произнес он, удивляясь самому себе. Так не было задумано – он должен нажимать сильнее, а не утешать Тринити. Но казалось, он не в силах продолжать. – Люди видят только то, что хотят видеть.

Ретт произносил эти слова тысячу раз Крису, объясняя, почему кто-то может безнаказанно дурачить остальных снова и снова. Каждый видит правду по-своему. Сейчас же, сказав это Тринити, он погладил ее по спине, но тут же заставил себя отступить. На ладони осталось ощущение ее теплой, шелковистой кожи. Что он только что сказал ей? Зачем? Были ли эти слова очередной попыткой втереться ей в доверие или ее боль зацепила его по-настоящему?

Наконец Тринити отвела от него грустные глаза, и можно было сконцентрироваться на фотографиях, что по-прежнему красовались на экране телефона. На первой она выглядела такой невинной, юной, полной энтузиазма – у Ретта защемило сердце. Но похоже, что она понимала, какой необычной была их дружба с Майклом. Воспользовался ли он ее доверчивостью и стал для нее кем-то большим, нежели другом? Наверняка да – за столько лет. Тогда отчего он столь внезапно на ней женился? На фотографии Майкл излучал уверенность – и еще казалось, они с Тринити удивительно гармонично смотрятся вместе, отчего Ретт внезапно ощутил прилив ревности. Почему вообще Майкл решил подружиться с девочкой – воспитанницей приюта, на десять лет младше себя?

И тут Ретт заметил нечто странное – и, наклонившись, вгляделся в фотографию, решив, что это причудливая тень. Изображение было плохого качества – по-видимому, несколько раз переснято, – но ему показалось, что у линии роста волос на лбу Тринити змеился уродливый грубый шрам. Инстинктивно он потер пальцем экран.

– Что это?

Тринити вздрогнула, и Ретт понял, что своим вопросом попал в больное место, однако решил не отступать – в прямом и переносном смысле. Хотя у него и не было четкого понимания того, зачем именно он стоит так близко к Тринити – чтобы еще больше ее смутить или просто потому, что ему так хочется.

– Сколько я себя помню, люди что-то придумывали обо мне, чтобы потешить свое самолюбие, – сказала она, не ответив на его вопрос. Голос ее, поначалу дрожащий, постепенно набирал силу. – Наверное, для них это интереснее, нежели скучная правда.

– Сомневаюсь, что в вас есть хоть что-то скучное, – возразил Ретт, понимая, что комплимент его, призванный польстить девушке, пожалуй, отражает его истинные мысли.

Он не мог отвести взгляда от шрама на фотографии – красного и отчетливого, полускрытого волосами, но все же заметного. Быстро посмотрев на Тринити краем глаза, Ретт убедился, что на гладкой коже ее виска не осталось ни малейшего следа – странно, как такой след мог исчезнуть сам по себе. Словно почувствовав, куда он смотрит, Тринити повернулась – теперь взгляд ее был устремлен в боковое окно.

– Вы не ответили на мой вопрос, – произнес Ретт.

Тринити резко встала, отодвинув стул.

– Это был несчастный случай, – холодно произнесла она.

Она пересекла комнату – походка ее выглядела скованной и какой-то деревянной, – подошла к столу и уперлась в него ладонями. Ретт понял, что ей хочется отстраниться от него, но вместе с тем она не ушла. Почему? Повинуясь неясному инстинкту, он приблизился к ней снова, зная, что пресекает ту невидимую черту, за которой Тринити чувствует себя комфортно. Пристально вглядываясь в нее, он ждал – зная, что реакция скоро последует.

– Какой несчастный случай?

В этот миг ему показалось, что Тринити вспыхнула гневом – и это удивило его и еще больше заинтриговало.

– Почему я должна вам это рассказывать? – выпалила она. – Вы используете это против меня, как и все остальные.

Ретт понимал, что должен бы возмутиться ее предположением – но не мог, ведь Тринити попала в точку. Именно затем он и приехал.

– Почему вы решили, что я хочу вас обидеть? – спросил он тихо.

Внезапно Тринити смутилась.

– Не знаю. Я просто… – Она покачала головой, словно стараясь разобраться в своих мыслях. – Вы не поймете.

– И все же.

Ретт не смог удержаться от желания прикоснуться к Тринити, и, сделав шаг навстречу, он приподнял ее подбородок, чтобы заглянуть в глаза. Желание поцеловать девушку было таким сильным, что он едва сдержался. Сейчас ему куда важнее был ее ответ.

– Скажите мне, Тринити.

– Зачем?

Она слегка попятилась и обхватила себя руками, но Ретт не отступал.

– Мне нужно знать, – произнес он. Слова эти пришли ему на ум внезапно и были, пожалуй, самым что ни на есть откровением – никогда еще не доводилось ему говорить с человеком в фокусе его внимания начистоту.

Тринити, однако, вновь покачала головой:

– Не думаю, что вы меня поймете. Большинство людей не понимают. Очень мало кто знает, что это такое – жить под пристальным наблюдением. Что бы я ни делала, всегда найдется кто-то, готовый исказить правду, чтобы извлечь из этого выгоду. Я словно живу в аквариуме – вам знакомо это чувство? – В ее голосе зазвучали металлические нотки. – Вы вообще в состоянии представить себе, что это такое – не иметь возможности никому довериться?

Взгляд Ретта упал на ее губы и подбородок – кожа ее казалась фарфоровой. В памяти начали оживать картины прошлого – каждая из них символизировала момент, навсегда изменивший его жизнь и ход мыслей, в некотором роде сломавший его.

– О, я понимаю, – произнес он тихо. Здравый смысл подсказывал ему, что сейчас не время откровений, но молчать он тоже не мог. Ему казалось, если он скажет правду, то как-то смягчит удар, что собирается нанести. – Я знаю все о пристальном внимании и попытках других воспользоваться тобой. Не только женщины страдают от подобного обращения.

– Что случилось с вами? – спросила Тринити, и ее тихий голос показался Ретту едва слышным – так громко звучали в нем отголоски пережитого.

Ретт горько усмехнулся – обычно он не показывал этой своей стороны, предпочитая казаться обаятельным и чарующим.

– Я доверился не тому человеку. Думал, что влюблен, но ее интересовали только мои деньги.

Глава 6

Гнев Тринити мгновенно утих – теперь она ощущала лишь сострадание к Ретту. Он стоял так близко, что она чувствовала жар его тела – и на мгновение поймала себя на желании броситься в его объятия, чтобы он защитил ее от любопытных глаз и сплетен. Однако Тринити рано научилась самостоятельности и знала, что такие мечты не что иное, как миф. Даже Майкл не мог защитить ее ото всех.

На лице Ретта читалось удивление и сожаление о сказанном – и Тринити понимала его. Даже она не любила откровенничать, а для мужчин, должно быть, подобное признание куда тяжелее. Может быть, в нем она найдет родственную душу?

– Мне так жаль, Ретт, – произнесла она.

Однако Ретт отступил и возразил:

– А мне нет.

– Почему? – удивленно спросила Тринити.

– Это многому меня научило, – ответил Ретт, и, хотя слова его были сказаны уверенным тоном, улыбка казалась неестественной, натянутой. – Благодаря этому я стал таким, каким стал. Зачем об этом сожалеть? И довольно обо мне. Что случилось с вами? Упали с велосипеда? Пострадали в спорте?

Тринити была бы рада сказать, что шрам стал следствием одной из бесчисленных детских забав – но это было не так. Она никому не рассказывала о том, как получила его, – к счастью, со временем он сместился под волосяной покров, а вместе с этим прекратились и любопытные расспросы. Даже Майклу она ничего не говорила – он сам все узнал от ее матери, пока Тринити лежала в больнице, оправляясь от травмы, полученной от отца.

– Авария на автомобиле? – не унимался тем временем Ретт. – Ну скажите же, что это была авария, а не…

– У нас не было машины.

Ретт заметно смутился, и это зацепило Тринити – впервые в жизни ей захотелось рассказать кому-то историю, которую она не рассказывала ни одной живой душе.

– Мы встретили Майкла в детской больнице – мама и я. – Тринити умолкла на миг, обхватив себя руками. – Он пришел, чтобы навестить отца, который лежал в больнице. Он попал в аварию и вскоре умер. Майкл увидел мою маму в коридоре травмпункта – она сидела совсем одна и плакала. – Тринити снова остановилась, подбирая слова, чтобы сделать историю нейтральной – только факты. – Отец сильно толкнул меня, и я ударилась о камин, рассекла голову от виска до уха. Мама не знала, что делать. Отец всегда нас бил, но мы не уходили, потому что было некуда. Однако в тот раз я пострадала особенно сильно. – Тринити замолчала, удивляясь: почему, спустя столько лет, ей все еще тяжело об этом рассказывать? Она давно забыла своего отца – в ту самую ночь он навсегда исчез из ее жизни благодаря Майклу. – Мама отвела меня в больницу. У нас не было денег и никаких вещей – только одежда, что на нас. Мы знали, что вернуться домой без серьезных последствий уже не получится. Тогда Майкл о нас позаботился.

Тринити не стала рассказывать подробности – о том, как Майкл оплатил счет в больнице, отвез их с матерью в приют сразу после ее выздоровления, отправил пару крепких ребят по их адресу, чтобы те привезли вещи. Это был первый раз, когда он помог кому-то вот так, из первых рук, и это оказало сильное влияние и на него, и на Тринити.

– Сколько вам было лет? – тихо спросил Ретт.

– Десять, – ответила она. – Майклу было двадцать.

С того момента он всегда интересовался ее жизнью – несмотря на разницу в воспитании и социальный статус, они не разлучались. В их отношениях не было ничего романтического – Майкл помог Тринити получить образование, потом она начала официально работать на него. По факту же, и она, и мать помогали управлять благотворительным сообществом долгие годы.

– Этот приют – настоящий дар свыше для женщин и детей, оказавшихся в такой же ситуации, что и мы с мамой, – продолжила она. – Он должен работать. Спасение жизней стоит гораздо больше, чем любой участок земли.

В уютной комнатке воцарилось молчание – казалось, воздух стал тяжелым и густым. Тринити не знала, куда деваться и что говорить. Наконец она отвела глаза от сада и заставила себя посмотреть в лицо Ретту, ожидая увидеть осуждение, однако ответом ей был лишь пристальный и внимательный взгляд – казалось, от всех возведенных ею границ не осталось и следа.

– Вы абсолютно правы, Тринити, – сказал он.

И все – никаких слов сочувствия, только откровенное признание. Тринити расслабилась и вздохнула.

– Хотите посмотреть на «Мэзон»?

Она была почти уверена, что Ретт – ее противник, привлеченный кем-то из врагов. Лучшее, что она могла сделать, – переманить его на свою сторону. Для этого стоило показать ему приют и его обитателей. Однако не только по этой причине Тринити предложила Ретту увидеть «Мэзон де Жардан» – отчасти она просто хотела поделиться с ним чем-то важным, и это уже было личным. Это пугало ее и беспокоило, заставляя задумываться о том, стоит ли рисковать. Наконец Ретт произнес:

– Думаю, да.

Ретт, качая головой, положил трубку после разговора с напарником – он попросил того проверить всю информацию по своим каналам для большей объективности, но на душе его было по-прежнему неспокойно. Ему казалось, что теперь информацию нужно искать не только о приюте, но и о намерениях Ричарда с Патрицией. Конечно, можно поспрашивать Тринити, но насколько можно доверять ее ответам? Лучше пусть Крис проверит все сам, а ему нужно стараться быть объективнее. И тут Ретт, уже наполовину войдя в свою комнату, остановился на пороге. Он внезапно понял, что нужно делать: обыскать офис Майкла. В конце концов, ему не впервой искать улики в чьем-то доме посреди ночи. Тем более они с Тринити одни в этом крыле дома, прилегающем к деловой части.

Приняв решение, он не стал тратить время на раздумья и направился на первый этаж, стараясь ступать бесшумно и быстро. Вот дверь в маленький офис, предоставленный ему Тринити, а чуть дальше расположена дверь, ведущая в другие офисы. Подойдя к ней, Ретт повернул ручку – не заперто. О, Тринити слишком доверчива. Не включая свет, Ретт подошел к высокому шкафу для документов, что стоял у стены, – и тут его везение закончилось. Шкаф был заперт. Компьютер защищен паролем, шкафчик над столом тоже закрыт на ключ. Ретт огляделся и увидел дверь, ведущую в офис секретаря. Может, стоит проверить там?

Ретт стоял, размышляя, – мысли его метались в разных направлениях, но страха не было. И тут свет фонарика на телефоне выхватил угол какого-то предмета под письменным столом. Наклонившись, Ретт понял, что там есть еще один ящик – и протянул руку, чтобы его открыть. Даже не коснувшись ручки, он уже знал, что ящик не заперт – и действительно, он бесшумно выдвинулся. Внутри была небольшая стопка чеков. Ретт понял, почему этот ящик открыт. В нем были личные бумаги Майкла – и Тринити с секретаршей, вероятно, часто обращались к ним, утрясая разные формальности, связанные с его смертью. Там были документы по страхованию, бумаги из клиники – на удивление много, счета за коммунальные услуги, оригиналы разных документов…

Тут в коридоре вспыхнул свет, пролившись в темную комнату золотой полоской под дверью. Сердце Ретта застучало быстрее. Метнувшись к двери, он взялся за ручку в то же самое время, что и человек, стоявший снаружи. Дверь отворилась, и Ретт столкнулся с Тринити – руки его машинально удержали ее, а потом заскользили по соблазнительным изгибам ее тела. Пульс участился – не из-за страха или беспокойства, а из-за чистого адреналина. Ничего подобного он не испытывал прежде и не мог сопротивляться – да и не хотел.

– Тринити, – произнес он.

Ослепленный светом, Ретт не видел отчетливых очертаний и полагался на ощущения. Он чувствовал, что Тринити поначалу была напряжена и словно готова к побегу – но потом тело ее расслабилось, она прильнула к нему. Пользуясь моментом, он наклонился и поцеловал ее.

Губы ее были послушными – словно она ожидала такого поворота. Это возбудило Ретта еще сильнее, и он обнял Тринити – сейчас она была не чопорной леди, а страстной любовницей, – и, судя по тому, как сжимала его предплечья, хотела его больше, чем он – ее. Ретт потерял голову, проводя кончиком языка по ее сомкнутым губам, вот она приоткрыла их и застонала – ее ответ и вкус ее поцелуя вызвали у него живой отклик. Ретт знал, что совершает ошибку, но ощущения были самыми что ни на есть естественными. Сейчас ничто не могло бы заставить его уйти – даже здравый смысл.

Пальцы Тринити еще раз сжали его бицепсы, она снова прильнула к нему, и он обвил ее руками, чувствуя, как пробуждаются к жизни инстинкты. На миг Ретт оторвался от ее губ.

– Тринити, – прошептал он. – Я так хочу тебя.

И тут она замерла – руки, что сжимали предплечья Ретта, начали отталкивать его.

– Простите, – выдохнула она, отступая на шаг назад. – Мне жаль. Но я не могу.

Повернувшись, она исчезла, словно растворившись в свете.