Текст книги "Откровения соблазна"

Глава 11

Ей было тепло – так, как не было уже давно. Много лет прошло с тех пор, как она просыпалась, окруженная теплом и спокойствием, жмурясь от яркого света дня и зарываясь поглубже в подушки… вот только на сей раз свет шел вовсе не от окна. К нему присоединялись странные звуки – постепенно просыпаясь, Тринити уже хотела было отвернуться от яркого экрана и повернуться к этому источнику тепла рядом, от которого пахло цитрусом… как вдруг резко открыла глаза, вспомнив, где она находится и что мужчина, полулежащий рядом, – это Ретт Бреннон. Ей было страшно и комфортно одновременно – не хотелось отстраняться. Судя по саундтреку, шел третий из выбранных фильмов – Тринити не помнила, когда заснула, но, по-видимому, в какой-то момент склонилась на плечо Ретта – интересно, как он отреагировал?

В этот момент из динамиков раздался визг тормозов. Тринити инстинктивно впилась пальцами в грудь мужчины – и увидела, как его ладонь накрыла ее руку. Ее мгновенно охватило еще большее блаженство и спокойствие.

– Хорошо спала?

Под ее пальцами грудь его завибрировала – и девушка принялась выводить узоры на его футболке. Наконец, набравшись смелости, она подняла голову, чтобы увидеть лицо Ретта.

– Да, – произнесла она. – Спасибо, что заменил подушку.

В полумраке блеснули его белоснежные зубы – он улыбнулся.

– Да не проблема, я все равно отнял у тебя ее.

Он откинул с лица ее волосы, выбившиеся из прически, – сердце Тринити забилось быстрее – и повернулся к ней, полулежа на подушках боком. Теперь они смотрели друг на друга, и лица их были на одном уровне, но отчего-то Тринити все равно ощущала, как его пристальный взгляд подчиняет ее себе, не давая отвести глаз.

– Тринити? – спросил Ретт, и она поняла, что он хочет понять, можно ли продолжать – а она не знала, что ответить.

Без сомнения, некоторые женщины не размышляли бы дважды и бросились бы в объятия этого красавчика без оглядки, но Тринити никогда не поступала необдуманно. Она рассуждала: вряд ли их взаимное притяжение можно сейчас назвать внезапной вспышкой, ведь Ретт уже доказал, что думает о ней и способен поддержать в трудных ситуациях. И сегодня он повел себя вовсе не как равнодушный человек, которого интересует только личная выгода, а как друг – так неужели этого недостаточно?

Тринити протянула руку и провела большим пальцем по щеке Ретта, обводя контур его лица, – пальцы щекотали жесткие щетинки. Внезапно ей подумалось: каково было бы ощутить это покалывание на коже живота или бедер? Ретт медленно закрыл глаза, – но не пошевелился, позволив Тринити исследовать себя дальше. Рука ее скользнула по его шее, волосам – пальцы зарылись в них, пробуя на ощупь: темные волосы на затылке казались более мягкими, а седые волоски на висках – жестче. Она провела пальцами по его губам, подбородку, спустилась на грудь и приблизилась к животу. Под ее прикосновением мышцы его напряглись – Тринити захотелось закрыть глаза и отдаться ощущениям, но она не могла отвести взгляда от лица Ретта. На нем не было ни неприязни, ни удовольствия – скорее, удивление и интерес. Он словно впитывал ее прикосновения. Тринити переменила позу, чтобы пустить в ход обе руки, и прижала ладони к телу Ретта, словно испытывая упругость мускулов, он, казалось, чуть подался вперед, и по ее коже побежали мурашки. Наконец она обхватила руками его плечи – сила, с которой она их сжала, недвусмысленно говорила о том, чего она ждет. Ретт подался вперед и поцеловал ее в лоб – затем губы его коснулись ее бровей, щек и, наконец, губ. Соблазн раскрыться ему навстречу был слишком велик – и Тринити не устояла, крепче прижимаясь к нему. Он же не спешил, и плавный танец прикосновений губ и языка рассыпал мурашки, что волнами бежали по телу. Она даже не смогла сдержать стона – все, что он делал, было прекрасно, лучше, чем она себе когда-либо представляла.

Ретт склонился ниже, позволяя своему телу скользнуть по ее, – его горячие губы коснулись шеи Тринити, и она подалась ему навстречу, полностью во власти ощущений, прижимая его к себе, откидывая голову назад. И тут по ее закрытым векам скользнул луч света – открыв глаза, она поняла, что фильм закончился и включились лампы. Зал не был ярко освещен, но все же полумрак исчез. Тринити снова закрыла глаза и попробовала сконцентрироваться на Ретте, отдаться жару его тела и прикосновениям. Однако эйфории уже не было, в мозгу заметались лихорадочные мысли. А что, если кто-то войдет? Она, должно быть, совершает ошибку? А что, если что-то случится? Готова ли она наконец открыть ему свой самый сокровенный секрет?

Нет, это нужно остановить, в панике подумала Тринити, чувствуя, как сердце начинает биться все быстрее. Ее состояние передалось Ретту, и он отстранился.

– Все в порядке?

Тринити отчаянно хотелось ответить «да», но мозг упрямо не хотел перестать думать. Что говорить?

– Тринити, – мягко произнес Ретт, снова откидывая пряди волос с ее лица.

Нехотя она сказала:

– Нет, не все в порядке.

Стараясь обрести контроль над собой, Тринити чувствовала, что нарастающая паника все же пробивает брешь в ее самообладании – а это означало полный крах. Контроль помогал ей с достоинством встречать новые и новые удары судьбы и видеть курс – сейчас же уверенности как не бывало, и вместе с ней улетучилась вера в то, что она когда-либо вернется. Откинувшись на подушки, она заставляла себя дышать ровно и мерно, пыталась расслабить мышцы спины и шеи, но причиной страха были разбегающиеся мысли.

– Тринити, – позвал Ретт. – В чем дело?

Но она не могла вымолвить ни слова, понимая, что не справится с собой. В конце концов, последние восемь недель она была в образе единственной возлюбленной Майкла – говорила себе и окружающим, что они были лучшими друзьями, хотя они хотели услышать совсем не это. В их глазах она была либо его любимой… либо охотницей за его состоянием. Сейчас сказать о том, что она, будучи вдовой, все еще девственница, исказит все сказанное до этого о мотивах их брака – потому что никто не хочет слышать правду. А Ретту сказать придется, если позволить ему продолжать – и Тринити вовсе не была уверена, что готова к этому диалогу.

– Прости, – с трудом проговорила она наконец, ругая себя за беспомощность и глупость, наверное, только у нее мог случиться приступ паники от прикосновений привлекательного мужчины. – Прости. Я просто начала думать… и не смогла остановиться.

Ретт встал, возвышаясь над ней.

– Я ожидал немного другого результата, – слегка насмешливо произнес он.

– Да, – улыбнулась Тринити. – Знаю.

– Чем я могу тебе помочь?

– Это прозвучит нелепо, – начала Тринити, но решила не вдаваться в подробности и перейти к другому объяснению. – Я просто подумала о том, что какой-нибудь фотограф может пробраться в зал и сделать снимок – глупо, правда?

– Надеюсь, ничего подобного не произойдет, мне бы не хотелось, чтобы меня увидели в подобной ситуации, – рассмеялся Ретт.

– Эй, а как же я?! – воскликнула Тринити, притворяясь, что негодует – это было куда легче, чем пытаться справиться с панической атакой, и она в душе была благодарна Ретту за то, что он разрядил обстановку.

Он же лишь пожал плечами:

– Я уверен в том, что ты будешь прекрасно выглядеть на любой фотографии.

– Льстец.

Ретт обнял Тринити, и она ощутила, как тепло его рук и тела словно вливает в нее уверенность.

Она положила руки на его плечи – так ей было хорошо и спокойно.

– Не переживай, Тринити, – произнес он.

Тринити усмехнулась – и он тоже улыбнулся.

– Я знаю, это просто слова. – Он приподнял подбородок девушки и заглянул в ее глаза. – Но ты не должна спешить. Обдумай все как следует и реши, чего хочешь, хорошо?

Тринити кивнула, но в глубине ее души дрожал страх: она вовсе не была уверена, что готова к подобным решениям.

Глава 12

На следующий вечер они выезжали на благотворительный ужин – Тринити, Ретт и Мэдисон, умопомрачительная в шелковом сиреневом платье. Тринити улыбнулась, глядя, как водитель помогает той сесть в машину: она знала, что подруга не привыкла к подобным нарядам и выходам в свет, в «Мэзон де Жардан» они обычно носили спортивный костюм или джинсы. Но она знала и то, что Мэдисон должна привыкнуть к общественным событиям, потому что отныне на них она будет представлять благотворительное сообщество.

– Готовы? – улыбаясь, спросил Ретт, сидящий рядом с Тринити на пассажирском сиденье.

Мэдисон скептически приподняла бровь:

– Нет.

Тринити прыснула, и ее спутница слегка улыбнулась.

– Я не очень люблю сборища людей, – призналась она. – Да и неудивительно, ведь большую часть жизни я провела в больничной палате. – Сказав это, девушка явно смутилась и сменила тему. – Но я очень благодарна, что вы меня пригласили! А это платье… – она помяла в пальцах гладкий материал, пробуя текстуру, – оно чудесно, Тринити, спасибо.

Тринити лишь улыбнулась – она хорошо помнила свой первый выход. Ей тогда было чуть меньше лет, чем сейчас Мэдисон, да и робости в характере было больше, но она хорошо понимала, насколько напряженным может быть подобное событие – и тот факт, что рядом был Майкл, почти не помогал. Взглянув на Ретта, она спросила:

– Я упоминала, что для Мэдисон это первый выход?

– Я бы ни за что не угадал, – отозвался он, подмигнув молодой женщине. – Вы выглядите потрясающе, Мэдисон. Не переживайте: вскоре вы поймете, что все подобные вечеринки проходят одинаково, и везде одни и те же скучные люди, обсуждающие скучные вопросы.

– Ты только делаешь хуже, – оборвала его Тринити. – Она сейчас в обморок упадет со страху.

Все рассмеялись – атмосфера заметно разрядилась. Наконец мимо начали проплывать затейливо выкованные железные ворота, красиво выложенные кирпичные и каменные стены домов и пышная листва района Гарден-Дистрикт – они приехали.

– Так вы живете в Гарден-Дистрикт, но не появляетесь на вечеринках высшего света? – поддразнил Ретт, и Тринити захотелось толкнуть его в бок, чтобы он замолчал: конечно, она понимала, что этот вопрос – всего лишь попытка отвлечь Мэдисон, но захочет ли она обсуждать свою жизнь с незнакомцем? Однако девушка не стала колебаться.

– Моя семья была когда-то довольно известной, – ответила она. – Но после смерти мамы отец прекратил всяческие контакты с людьми. Потом он заболел.

– Мне жаль, – отозвался Ретт.

Мэдисон пожала плечами:

– Меня это не беспокоит. Как говорил отец, лучше приносить людям пользу, чем нравиться им. – Она закусила губу. – А что, если я растеряюсь? Ведь этим людям, должно быть, вовсе не интересно слышать, как я кормлю людей и распределяю дни стирки.

Женщины обменялись улыбками – Тринити вспомнила себя в самом начале своего руководства благотворительным сообществом. Ежедневные вопросы, что приходится решать директору приюта для детей и женщин, весьма отличаются от тех, с какими имеют дело светские люди.

– В основном вы будете слушать, – мягко сказал Ретт. – Все ведь хотят быть услышанными, верно? Так что просто вникайте. Но не забывайте высказывать вашу уникальную точку зрения на любой вопрос, каким бы он ни был.

Тринити была согласна с этим советом.

– Если я чему-то и научилась за последние несколько месяцев, так это тому, что вовсе не обязательно быть специалистом для того, чтобы сформировать точку зрения. Множество людей на подобных событиях имеют прекрасное образование, но никакого практического опыта. Так что не стесняйтесь им делиться – помните, что у вас есть видение человека, который варится в этом бизнесе каждый день, и кто, как не вы, знает, что именно нужно нашему приюту.

Ретт легонько поцеловал Тринити и подмигнул Мэдисон.

– Но еще здорово помогает иметь рядом эксперта – особенно такого симпатичного.

Тринити смущенно потупилась, глядя на руки Ретта, легшие поверх ее ладоней. Выходит, он решил открыто показывать, что между ними что-то происходит, не опасаясь сплетен в прессе. А что остается ей? Тринити была рада признать, что ей легче принять такое решение Ретта: в конце концов, что еще могло произойти? Ее уже и так назвали охотницей за чужим состоянием, проституткой, женщиной, с юного возраста привыкшей использовать свое тело для получения всего желаемого. И потом, этот вечер не для всех, сюда можно попасть лишь по приглашениям, так что, вероятно, можно не беспокоиться насчет прессы.

Словно прочитав мысли спутницы, Ретт слегка сжал ее руку и тихонько спросил:

– Волнуешься?

– А нужно? – отозвалась Тринити, снова удивляясь себе: почему ей так хочется казаться смелой для Ретта – ведь он знает самые худшие ее страхи, причины тревог и усталости. Кого она обманывает?

– Нет, – твердо ответил Ретт, и в его серых глазах было спокойствие. – Совершенно не нужно. Стоит показать им то, что они хотят увидеть.

Тринити закусила губу.

– Легче прошмыгнуть незамеченными.

– Но ведь нам не позволят, не так ли?

Девушка кивнула, признавая его правоту. Ричард и Патриция не прекратят обвинять ее во всех смертных грехах – они будут рады любой информации и сумеют исказить ее, чтобы обернуть на пользу себе. Для них она всегда будет жадной гарпией, жаждущей украсть их состояние и угрожает тысячам семей – хотя на деле сами не прочь поживиться прибылью, что приносит корпорация. Так что, увидев ее с Реттом вскоре после гибели Майкла, чета Хайатт лишь укрепится в своих обвинениях и будет утверждать, что их негодная племянница чересчур быстро оправилась от удара и никогда не горевала по ушедшему мужу – откуда им знать, что она пережила задолго до его смерти.

Но Ретт… Глядя на своего спутника, Тринити внезапно поняла, что он, такой понимающий и заботливый, не может быть для нее угрозой. Ему можно доверять, он поможет ей обрести себя заново – и сохранить корпорацию в это непростое время. Украдкой взглянув на их переплетенные руки, она поняла, что хочет быть с ним – по крайней мере, сейчас. Вот только достанет ли у нее смелости, чтобы принять то, что он предлагает?

Ретт остался в одиночестве, когда Тринити и Мэдисон отправились в дамскую комнату – но тут его поманил Ричард. Направляясь к нему сквозь толпу, Ретт ощущал неприятный холодок. Он знал, что не сможет выполнить то, что хотела от него чета Хайатт. Тринити была совсем не такой, какой они желали ее видеть, а он не стал бы рисовать ее такой в глазах окружающих ни за какие деньги. С другой стороны, он переживал: впервые за все время он готов был принять сторону человека, относительно которого велось расследование. И дело было не только в том, что Тринити ему нравилась. Даже зная, что они в конце концов не будут вместе, Ретт был готов поддерживать ее. Вот только как это сделать, он еще не понял до конца. Ведь он подписал контракт с Ричардом и Патрицией – и даже несмотря на то, что ему платили не они, а корпорация, легко было представить, что подумает о нем Тринити, узнав, что он вовсе не «консультант», а самый настоящий шпион – и это было самой большой загвоздкой, которую Ретт пока не придумал, как разрешить.

Погруженный в эти раздумья, Ретт последовал за супругами Хайатт и Ларри в небольшой вестибюль, где бравурная музыка, так не вязавшаяся с его нелегкими мыслями, была почти не слышна. Стоило им остаться вдалеке от любопытных глаз, как Ричард тут же бросился в бой:

– Нам нужна информация, почему вы до сих пор ничего не узнали?

– Мне пока нечего вам сообщить.

На сей раз заговорила Патриция, и лицо ее исказилось от гнева.

– Значит, вы недостаточно плодотворно работаете. Хорошую историю можно создать из чего угодно, если это правильно подать.

В беседу вступил Ларри:

– Нет, постойте…

– Наше время на исходе, – оборвала его Патриция, словно и не расслышав, – она говорила громко, не заботясь о том, что ее поймут. – Мне нужны доказательства сейчас, а не позже, когда вы наиграетесь с ней.

Ретт резко выпрямился.

– Не говорите о Тринити так.

– Мы и это можем использовать с умом, – вкрадчиво произнесла Патриция. Протянув руку, она схватила Ретта за плечо, и ее алые ногти угрожающе впились в ткань его пиджака. – Нужно больше фотографий. Новый друг восемь недель спустя после трагической гибели мужа – всегда выглядит ужасно. – Она бросила взгляд на Ричарда. – Это покажет всем ее истинные намерения, так?

– Что?! – воскликнул ошеломленный Ларри.

– Заткнись, – бросила ему Патриция, хватая Ретта еще крепче. – Нам нужны доказательства. Мне все равно, правда это или нет.

Ларри запаниковал.

– Нет, мне-то не все равно.

Ричард осторожно высвободил руку Ретта из пальцев жены.

– Думаю, мы можем объединиться – включая нового члена нашей команды.

– О чем это вы? – подозрительно прищурился Ретт.

– Мы решили прощупать почву в отношении этого блогера. – Ричард, казалось, вовсе не смущен гневным взглядом, которым Ретт сверлил его, напротив, он заметно наслаждался. – И пригласили его сегодня сюда.

– Так это мужчина?

– Мы не знаем, да и, честно говоря, нам все равно, – вновь вмешалась Патриция. – Кто бы ни был этот человек, если сегодня вам удастся с его помощью сделать хорошие фотографии, наша проблема будет решена.

– Вам ведь, кажется, так понравился тот поцелуй – отчего бы не повторить его? – подмигнув, сказал Ричард. Его усмешка окончательно вывела Ретта из себя – как бы приятно ему ни было целовать Тринити, он вовсе не хотел подставлять ее под удар.

– Я не думаю… – начал он.

– Вам и не нужно думать, – оборвала его Патриция. – Просто делайте, что вам говорят.

Ретт расправил плечи, гневно глядя на нее.

– Вы, кажется, не понимаете, в чем заключается моя работа. Я расследую, а не создаю фальшивые доказательства ради вашего блага.

Патриция ткнула в него указательным пальцем с угрожающе алым ногтем.

– Уверена, Тринити будет счастлива это узнать – не так ли?

– Или мы найдем кого-то более подходящего для этой работы, – вставил Ричард.

На это Ретт пока не был готов – ему нужно было придумать способ вывести Тринити из-под огня с минимальными потерями.

– И что вы хотите? Чтобы я позировал с ней для того, чтобы ее поймать с поличным и публично пристыдить?

Ларри, слушая их диалог, прислонился к стене, и, обычно спокойное, его лицо омрачилось. Патриция же, почуяв близкую победу, воспрянула духом.

– Просто докажите то, что все и так подозревают. Она замешана во всем этом ради денег и не беспокоится о нашем имени и корпорации. Уж на это-то вы сгодитесь… или нам стоит найти еще что-то, порочащее Тринити?

Взгляд, которым обменялась парочка, без слов сказал: они замышляют что-то недоброе. Ретт с трудом сдерживал негодование – но решил, что до поры до времени лучше помолчать.

– Подумайте, я уверена, вы примете верное решение, – произнесла Патриция и, сделав глоток ядовито-розового коктейля, ушла.

Ричард окинул Ретта жестким взглядом и направился вслед за женой. Ларри же, казалось, был близок к истерике – вытащив платок, он вытер лоб и жалобно произнес:

– Я не хотел, чтобы все так сложилось.

– Как? Вы имеете в виду, что не собирались выступать на стороне этих негодяев?

– Не хотел причинить боль Тринити – просто хотел слегка напугать ее, чтобы она поступила верно.

Ретт снова с трудом сдержался от того, чтобы не закричать. Как мог Майкл позволить Тринити окружить себя этими людьми?

– То есть вы верили в то, что, напугав человека, поступаете правильно? Или считали, что лучше оставить компанию в руках этих людей? Вы и впрямь считаете, что этого хотел бы Майкл?

Ларри прижал платок к губам и склонил голову – щеки его окрасил румянец.

– Что мне делать?

– Постарайтесь склонить совет директоров в пользу Тринити… и найдите мне этого блогера.

Глава 13

Ретт стоял у кровати и смотрел на Тринити – его сердце в груди прыгало так, что, казалось, вот-вот вырвется наружу. От желания не осталось ни искры – лишь боль от ощущения предательства росла в душе. В мозгу билась лишь одна мысль: Тринити не сказала ему всей правды – как он снова позволил себя одурачить? Взглянув на девушку, он произнес:

– Как ты могла скрыть это от меня? Позволила мне думать, что… – Он дрожащей рукой откинул назад волосы. – Что ваш с Майклом брак был настоящим, что настоящими были ваши отношения.

Тринити лихорадочно замотала головой, поспешно натягивая рубашку на обнаженное тело, но Ретт даже не осознавал, что она хочет как-то опровергнуть его слова. Он сдался во власть нарастающему чувству обиды и недоверия, ростки которого были пущены в его душе давно, еще после расставания с невестой, эти хищные побеги плотно укоренились в нем, несмотря на то, что тогда он поклялся себе, что отныне его не одурачит женщина – и вот история повторилась вновь. Всю свою жизнь после той трагедии он посвятил тому, чтобы спасти других людей от подобных страданий – и за долгие годы выстроил собственную систему убеждений, помогающую ему твердо стоять на ногах. И вот первая же женщина, заставившая его усомниться в своих принципах и инстинктах, оказалась лгуньей. Он верил, что Тринити не способна его обмануть и не захотела бы этого делать ни при каких обстоятельствах – однако все оказалось иначе.

Ретта обожгло волной гнева и смущения. Желая получить ответы, он не знал, о чем спрашивать – и мог лишь ходить по комнате взад-вперед, чтобы дать эмоциям хоть какой-то выход. Наконец, подойдя к окну, он развернулся и вновь посмотрел на женщину, сидящую на кровати. Выражение ее лица сменилось уже хорошо ему знакомой маской невозмутимости – сейчас Тринити казалась большой куклой, молча глядящей на него. Постепенно растерянность и боль в душе Ретта сменились одним непреодолимым желанием – узнать правду, какой бы она ни была.

– Скажи мне правду – на сей раз все как есть! – потребовал Ретт.

Тринити почувствовала облегчение, когда он отошел от нее, – конечно, она не ждала от него угрозы, но и в таком смятении ей его видеть еще не доводилось. Жизнь научила ее быть осторожной. Однако заговорить она не могла: слова словно застряли в горле, и в голове крутилась лишь одна мысль: нужно было держать Ретта на расстоянии, а она не смогла, пожелав получить что-то для себя, и вот оказалась в этом кошмарном сне, и из него нет пути назад. Как объясниться с Реттом, в глазах которого ее брак был фарсом? Майкл видел в нем залог безопасности, а для нее самой это было единственным способом поблагодарить человека, спасшего ее жизнь.

– Мне следовало доверять своим инстинктам, – произнес Ретт, возобновляя шаги по комнате. – О тебе говорили, что ты охотишься за состоянием – как я мог не обратить внимания? Ваш с Майклом брак был ложью, но я хочу знать насколько.

В это мгновение лед страха и неясности, сковывающий Тринити изнутри, растаял. Собравшись с духом, она пододвинулась ближе к краю кровати и накинула на ноги юбку. Заставив себя забыть о присутствии Ретта, прожигавшего ее насквозь критическим взглядом, она надела лиф и рубашку, застегнула пуговицы – и только тогда вновь взглянула на него. Он молча стоял и смотрел на нее – и в полумраке черты его лица были плохо различимы, чему Тринити радовалась: она вовсе не была уверена, что сумела бы вести этот разговор при ярком солнечном свете.

– Что ты хочешь знать? – спросила она, и ее голос был относительно спокойным.

Ретт же ответил ей глухо, и было слышно, что он борется с болью.

– Почему ты девственница?

– Потому что у меня никогда не было секса, разумеется.

Ретт неопределенно хмыкнул, и Тринити не могла понять, что означает эта его реакция: раздражение или что-то еще. Ах, было бы прекрасно покончить со всеми этими реверансами и прямо поговорить о том, что было действительно важно.

– Ты была замужем за Майклом, – начал он, и Тринити кивнула, не доверяя собственному голосу. – Так отчего ты по-прежнему девственница?

– Потому что Майкл не мог быть моим супругом в полном смысле этого слова. – Его резкий вздох сказал Тринити, что ее ожидают дальнейшие вопросы – и она решилась сообщить все сама, отчаянно надеясь, что ей при этом удастся не нарушить обещания, данного Майклу. – Даже если бы он и мог, он этого не хотел. Я говорила тебе и всем, кто готов был меня слушать: Майкл был моим лучшим другом с тех пор, как я была ребенком. Но романтического интереса в нем не было.

– Тогда зачем, черт возьми, он на тебе женился?

Приказав себе позабыть о боли, что воскресили эти его слова, Тринити ответила:

– Он хотел защитить свое поместье от тети и дяди: знал, что их интересует дом только лишь с точки зрения выгодной продажи. Единственным способом предотвратить это была передача имущества другому наследнику.

– Но он мог просто завещать дом и землю тебе.

– Он это и сделал. Но Майкл не хотел рисковать, зная, что Ричард и Патриция будут оспаривать его волю. Он хотел обезопасить себя и поддержать свой выбор по максимуму.

– И что, он собирался использовать тебя как суррогатную мать? – В голосе Ретта послышалось недоверие и осуждение. – Ему нужны были дети, но не секс?

На сей раз Тринити не сдержалась и поморщилась – было неприятно слышать, что ее считают легкой добычей и при этом даже не задумываются о том, заслуживает ли она истинной любви.

– Я этого не говорила.

Не то чтобы Майкл имел именно такие намерения, но Тринити понимала, что, выполняя его просьбу, она отказывается от мечты иметь собственную семью. Конечно, у нее и не было тогда поклонников… в чем, собственно, она сейчас и вынуждена оправдываться.

– Мы не спали в одной спальне, и ты это знал, – попыталась она перевести разговор в другое русло.

– Множество пар так живут, но занимаются сексом – особенно во время медового месяца. Вы были мужем и женой целую неделю! Да что я говорю, вы знали друг друга много лет – почему он не.

Тринити услышала нетерпение и разочарование в его голосе – и поняла, что вопросы сдержать ей попросту не удастся. Рассказать все, как есть, – будет ли это предательством памяти мужа?

– Почему ты вышла за него? – с плохо скрываемым раздражением произнес Ретт.

Тринити свела вместе ступни, затем колени и бедра – аккуратные движения отвлекали от волнения.

– Потому что он попросил меня.

– Но это не был брак в привычном понимании этого слова?

– Нет, – наконец сдалась она. – У Майкла были очень специфичные ожидания – а я должна была их оправдать, вне зависимости от того, рядом он или нет.

– Так это была сделка, деловое соглашение? Мне бы следовало догадаться.

Тринити склонила набок голову и посмотрела на Ретта – выдержать его взгляд ей было нелегко, но и отвести глаза она не могла себе позволить.

– Так он тебе заплатил? – настойчиво допытывался Ретт. На миг Тринити захотелось исчезнуть, раствориться, чтобы не слышать этих слов – но Ретта было не так-то легко игнорировать. – Он платил тебе, чтобы ты притворялась его женой?

– Не так, как ты себе это представляешь, – отозвалась она, ненавидя себя в эту минуту. И вдруг почувствовала прохладу на лице, а потом поняла, что плачет. Слезы, подступившие так внезапно, уже катились к подбородку и капали на рубашку, но Тринити не стала их вытирать, чтобы не привлекать к себе внимания.

– Так просвети меня. Я не хочу снова оказаться в дурачках – не сейчас, и не с тобой.

Тринити ощутила, что больше не может сдерживаться – ее окутала невыносимая усталость, такая, что было трудно сидеть прямо. Всю жизнь она поддерживала других: мать, женщин в приюте, Майкла – и вот на недолгое время ей показалось, что рядом человек, на которого можно положиться. А теперь конец всему. После этой беседы он больше не будет воспринимать ее как прежде. Так к чему бороться с тем, что неизбежно? Может, если она расскажет правду, он оставит ее в покое зализывать раны.

– Майклу нужна была жена, и очень срочно.

– И он выбрал тебя? – Ретт в недоверии покачал головой. – Почему вообще он доверился тебе, позволил себе втянуться в подобную ситуацию?

– В жизни бывают ситуации, которыми не могут управлять даже богатые люди, – ответила Тринити, чувствуя, как внутри ее все же нарастает протест, нежелание выдавать все.

– Например?

Настал момент истины – и Тринити не сразу смогла заставить себя продолжать говорить.

– Майкл был очень болен.

Ретт застыл.

– Болен?

Тринити закрыла глаза, а потом решилась:

– У него был рак поджелудочной железы четвертой стадии.