Текст книги "Эхо Карфагена"

Это все. Что ты мне скажешь?

Сергей смотрел в экран, и потрясение от только что увиденного приковало его к стулу. Он держал перед собой смартфон, пальцы побелели от напряжения. Он боялся, что если упустит смартфон, то канал связи прервется и наваждение пройдет, а он хотел смотреть на этого человека. Лысый старик, больничная палата. Глаза. Это были глаза человека с фотографии. Там он стоял в шляпе и пальто облокотившись о дерево и смотрел в кадр. Какое-то залихватское выражение лица. Отец вспоминал, что это на какой-то праздник фотография, и дед прилично выпил. Прислонился к дереву в парке, потому что его уже основательно качало.

И вот эти же самые глаза, конечно, потускневшие от времени, но все-же, именно те же глаза, они смотрели вопросительно на него.

– Я прилечу. Если ты действительно мой дед… То… Присылайте данные клиники. Я буду. – Все что мог выдавить Сергей из себя.

– Хорошо. Сережа, спасибо что прилетишь. Скоро мы все обсудим, и ты все поймешь. Я жду, – экран погас.

– Сергей Валерьевич, как так-то? – Кирилл был поражен не меньше Сергея.

Смартфон пискнул и отразил получение файла. Видимо пришла обещанная информация от деда. Сергей изумился, как он стал легко называть этого человека своим дедом.

– Кирилл, ты со мной, бери еще троих посмышленей, летим в эту клинику. Посмотри файл, выясни подробней где это именно в Бельгии. Выясни про этого старика, что сможешь. Я почти уверен, что если это не дед, то какой-то мой родственник точно.

– Хорошо, но я возьму с собой пятерых. Мало ли что.

– Сергей Валерьевич, Татьяна Владимировна приехала, – вошла секретарша и вернула Сергея в реальность дня.

Впервые за все время урок был отменен.

Глава 2. Встреча с дедом.

Все формальности были быстро улажены слаженной командой Сергея. Все-таки на него работали профессионалы. Перелет в Бельгию на личном самолете Сергея Dassault Falcon 7X занял около трех часов. Этот французский реактивный красавец был им выбран в свое время по одной простой причине: два таких самолета использует специальный летный отряд на базе государственной авиакомпании «Россия» для перевозки высших должностных лиц государства. Уж если технические специалисты Управления по делам Президента отдали предпочтение этой модели, то Сергея это тоже устраивало.

      В полете Сергей молчал практически все время, утопая в кожаном комфортном кресле. Смотрел в иллюминатор на вату облаков и думал. Первый шок от разговора уже прошел. И Сергей размышлял, что более выбивает из колеи: известие о смерти родственника, или воскрешение того, кого считал мертвым. Кирилл был рядом, но шефа не беспокоил. То, что такой пациент был в этой бельгийской клинике, они установили. Под именем Генрих Шульц что совсем не одно и тоже, что Петр Куренко. Но видимо смену имени и фамилии, дед (так его уже все называли в окружении Сергея) объяснит при встрече. Осталось ждать.

Запрос на посадку, посадка в Завентеме в 11 км от Брюсселя, поездка из аэропорта в Брюссель, и вот они возле клиники. Все как во сне. Современные технологии позволяли человеку путешествовать с головокружительной скоростью. Лет 100 назад, получи такое известие Сергей, то бы добирался не три часа, а несколько недель. И за это время и привык бы к новому известию, и свыкся с ним. Сейчас же между звонком деда и их посадкой в Бельгии прошло около двух суток.

Это была одна из частных клиник с удобной парковкой, небольшим прудиком возле которого несколько групп людей кормили лебедей. Картина навевала умиротворение. Наверное, здесь можно было умереть.

– Кирилл, давай я дальше сам, вы же всю клинику осмотрели, я уверен. Тут опасности нет, – Сергей мягко посмотрел на своего верного охранника.

– Давайте так, Сергей Валерьевич, деда вы не видели, кто он – вы даже не знаете. Вот встретитесь, я увижу, что все нормально и буду рядом, беспокоить не буду. Вы же не стесняетесь меня. Тем более, Вы не в том возрасте, чтобы как маленький внук запрыгнуть к деду на колени и радостно обсуждать какие-то безделицы. Сергей Валерьевич– это по сути– незнакомый человек. И только Вы решили, что он ваш дед. И еще, Ваш юрист, Алексей, он хочет с Вами поговорить перед тем как Вы отправитесь к своему родственнику, или к тому, кто так себя называет.

– А Алексей тут как оказался? Это что за проделки, Кирилл, – Сергей поднял брови.

– Его не было в Москве, когда был этот звонок из Брюсселя. Когда Вы попросили навести все справки, я попросил Алексея помочь. Он в этот момент был в Германии, но взвесив все события, решил приехать и поговорить с Вами лично. Он уже здесь. Знаете, как в кино про разведчиков. В общем, он уже в том небольшом кафе, напротив.

– В детстве ты много наверно такого кино пересмотрел, – вздохнул Сергей. – Ладно, хрен с вами, пошли к Алексею.

В кафе действительно как ни в чем ни бывало сидел его юрист Алексей– статный блондин, делая вид, что увлечен экраном смартфона, но Сергей был уверен, что он краем глаза наблюдает за ними.

– Ребята, а не слишком большие вам полномочия я вам дал? Какая-то демократия, переходящая разумные пределы получается. Или не вы у меня работаете, а наоборот? – Сергей сверлил Кирилла и Алексея взглядом.

– Шеф, ну реально, послушайте Алексея. Он мне тут много чего порассказал, я думаю, что Вам нужно быть готовым ко всему. Мы же ради вашей безопасности стараемся. Потеря Вас для нас как потеря кормильца в большой семье, – Кирилл обезоруживающе улыбнулся.

Сергей с Кириллом сел наконец за стол и заказали обычную для кафе безделицу, кофе и что-то там еще.

– Сергей Валерьевич, я знаю, Вы не любите сюрпризов, но я взял на себя смелость и организовать нашу встречу ДО того, как Вы пойдете в клинику. Ситуация осложняется тем, что если это действительно Ваш дед, то пока у нас нет подтверждений этого. Он сменил имя и фамилию уже так давно, так удачно все провернул, что, учитывая, что прошло уже не менее 40 лет с этой перемены, а тогда был век совсем не информационных технологий, интернета не было, все подряд не оцифровывалось… В общем точно установить мы ничего не можем. Живет Ваш дед на банковские проценты, вклады у него огромные. Никакой особой деятельности не ведет. Кроме разве того, что он является учредителем клуба любителей археологии и организует познавательные шоу для детей по этой теме. Кроме того, он организовал спонсорскую помощь для нескольких довольно крупных археологических экспедиций. И собственно является спонсором некоторых интернет изданий в области археологии и истории.

– Интересуется археологией, ну нормальное хобби, -пожал плечами Сергей.

– Но если вдруг все же есть подтверждение что он Ваш родственник, то у нас может быть проблема. Он выбрал эвтаназию в Бельгии не случайно, это наиболее либеральная в этом отношении страна во всем Евросоюзе. Ваш дед (будем его уже называть так) жил до этого как минимум лет двадцать в Чехии. Жил в замке. Да, такие дела. Но теперь он в Бельгии и готовится к эвтаназии. С медицинской точки зрения его действительно не вылечить. Но проблема в том, что в Бельгии закон об эвтаназии приняли еще в 2002 году. С тех пор правам на эвтаназию пользуется так много людей, что стали возникать скандалы. Очень уж закон размыто говорит о случаях, когда человек может беспрепятственно воспользоваться правом на эвтаназию.

– Алексей, мы не виделись никогда с моим дедом. Он решил известить о своем решении меня. Еще неделя, как он говорит и его не станет. Я сюда не ради замка его приехал, если ты это имеешь в виду. Тем более, что я только о замке узнал сейчас, от тебя. В чем проблема, если это просто встреча двух родственников. Я же не буду ему инъекцию делать, оплачивать счета. Поскольку у него деньги есть, ты сам это выяснил. Ему ничего от меня не нужно.

– Сергей Валерьевич, тут вопрос в том, чтобы не случилось так, что Ваше имя всплывет при случае возможного расследования данного случая эвтаназии. Этими случаями все больше интересуются активисты, а также правоохранительные органы. Всплывают случаи злоупотребления. В данном случае, не совсем ясно, есть ли у Вашего деда еще родственники. Если Вы – единственный наследник, то может подняться нездоровый интерес: Вы не были в его жизни и ни разу. Тут появляетесь, потом через неделю Ваш дед умирает, выбрав эвтаназию. Это все выглядит очень…

– Типа я уговорил его умереть, когда узнал о его существовании?

– Да. И в это можно поверить будет, если учесть, что тот замок, который ему принадлежит, он не просто недвижимость. Этот объект внесен в перечень культурных памятников Чехии. Находиться в Средне– Чешском крае. Примерно 100 км от Праги. Представляете, что начнется после смерти Вашего деда. Я прямо вижу заголовки местных газет: очередной новый русский отбирает историческую недвижимость у народа Чехии.

– Стоит то хоть сколько этот замок?

– Ну примерно в рублях по сегодняшнему курсу около 50 миллионов.

– Боже, больше разговоров. Мой самолет на котором мы прилетели сюда стоит около 50 млн долларов! Долларов! – Сергей усмехнулся – мне явно не очень нужен этот замок, как не крути.

– Я понял вас, Сергей Валерьевич. Ну тогда пока все, – Алексей примирительно улыбнулся.

– Кино про разведчиков, – хмыкнул Сергей вставая.

Далее все произошло так буднично, что даже немного расстроило Сергея. Он как смотрел очередной фильм из жизни людей. Только он сам был в этом фильме актером. И сыграл он крайне хреново, как он сам оценил.

Деда вывезли к берегу пруда, вернее он сам выехал на коляске с электроприводом, а следом следовала медсестра. Изможденное бледное лицо, но все те же глаза. Глаза, из-за которых Сергей все сразу решил. Сергей сидел на скамейке у пруда, Кирилл сидел невдалеке.

Петр Куренко смотрел задумчиво на водную гладь и на умиротворенно плавающих птиц. Молчали оба. Сергей не хотел торопит деда просто потому, что если это его последняя неделя, то времени все равно не хватит чтобы расспросить о всей той жизни, которую они прожили порознь. У Сергея было время, у деда его не было. Поэтому Сергей решил, что пускай дед в оставшийся свой срок сам решит, что ему говорить и когда. Но один вопрос на удивление начал проситься наружу. Это было выяснить важно. Важно для Сергея.

– А почему ты исчез из нашей жизни? – Сергей взглянул на деда.

– О, сразу берешь быка за рога? Хорошо, а то вот я не знаю с чего начать. Знаешь, у твоего отца был очень непростой характер. Когда умерла твоя бабушка, то он вообще замкнулся в себе, может меня стал обвинять, не знаю. Просто мы очень быстро стали чужими, и я просто осознал, что он просто не хочет меня видеть. Я не напоминал о себе, а он перестал приезжать, потом перестал и звонить. Это совпало с некоторыми конфликтами по роду моей деятельности, я подумал, что если я буду один, отдалюсь от вас, то вам ничего не будет угрожать. А ты помнишь хоть что-то из того времени? – спросил дед.

– Я помню один эпизод. Мы возле нашего дома в деревне на летней веранде. И ты на столе показываешь мне как освежевать тушку кролика. Видимо это довольно яркое впечатление для ребенка. Вот и запомнилось. Более – ничего, – усмехнулся Сергей.

– Тогда тебе лет пять было. Очень скоро мы расстались. Я сменил фамилию и ушел из вашей жизни. А совсем скоро уйду уже совсем. Давай я уж по порядку. Я позвал тебя вот для чего…

И дед неожиданно замолчал. Видимо, конкретного сценария разговора у него не было.

Наконец он продолжил минут через десять.

– Я начну рассказ. Уж как получится. Я не особый оратор. Но общий смысл уж как-то донесу. Давай, прямо сразу к теме. Во время войны я попал в Освенцим. Но знаешь, в то время в Освенциме у меня среди заключенных был особый статус. Все же врачей не хватало, а периодически вспыхивали эпидемии тифа. Я мог довольно свободно перемещаться по лагерю. Но все равно, иногда череда дней своей монотонностью и беспросветностью не оставляла никаких надежд. Нам казалось, что этот лагерь, и мы в нем были вечно. И будет вечно. А все воспоминания о прошлом казались сном. Мне тоже становилось тошно, и иногда посещали мысли, что можно это все быстро прекратить. Мы довольно часто это видели: измученный узник кидался на проволоку и погибал либо от тока, либо его расстреливали охранники. Так что выбор был у всех. Помню как-то зимой, когда мы лежали после отбоя по четверо на одних нарах, пытаясь укрыться одним одеялом, двое заключенных открыто стали договариваться, что завтра они прыгнут на проволоку.

– Да, дед, такого мне отец не рассказывал, – покачал головой Сергей.

– Помню, там у нас был еще один врач. В бараке тоже где-то лежал на нарах. Где точно, не помню в темноте было не разобрать. Как потом оказалось, уже после войны, это был Виктор Франкл. Знаменитый врач психотерапевт! Представляешь! В нашем бараке! И представляешь, я потом ездил на его лекции, которые он читал по всему миру. И книгу его прочитал «Сказать жизни– да». Представляешь, там этот случай описан! Просто невероятно! Я читал, у меня слезы на глазах были. Все так ясно вспомнилось. В ту ночь он говорил, что из нас хотят сделать животных. Но только если мы сдадимся, сами этого захотим, тогда только это удастся. Что наверняка могут с нами сделать– так это расстрелять или отправить в газовую камеру, а оттуда в крематорий. Убить могут. Но сломать нашу волю они не могут. Пока каждый не сдастся. Виктор сказал, что мы просто забыли, но у каждого из нас есть ради чего жить. Просто надо вспомнить, – голос старика дрожал.

– Знаешь, а я бы не знаю, как бы поступил. Терпеть эту безысходность может и не стал. Ну не на проволоку, а кирку бы в голову надзирателю загнал, а там будь что будет, – задумчиво сказал Сергей.

– Ну там вариантов много не было бы. Сразу расстреляли бы. Да, кто-то не выдерживал. Но вот после той ночной лекции, проповеди, называй как хочешь, но утром никто из нашего барака на проволоку не пошел. Я потом после войны посещал его лекции, и кое что для себя понял.

Старик помолчал, потом посмотрел в глаза Сергею.

– Можешь сказать ответ на главный вопрос, – старик продолжал посмотреть на Сергея. – Сережа, а в чем смысл твоей жизни?

– Честно говоря, я приехал навестить деда, о котором узнал меньше недели назад. Я кажется провожаю тебя в последний путь, ну или как там говорят? Такие философские вопросы так сразу не осилить. – Сергей развел руками. – Спрашивал ли я, в чем смысл жизни? Иногда этот вопрос возникал. Но честно говоря, я думал, что подумаю о нем на пенсии.

– На пенсии ты уже не про этот вопрос будешь думать, а возможно вот так общаться со своим внуком перед тем, как уйти куда то, откуда не возвращаются. А я после посещения лекций Франкла после войны задумался крепко. Деньги у меня были, даже много денег, работать не нужно было бы. Но без работы, чем себя занять? Я многих обеспеченных людей наблюдаю. В клубах всяких, на выставках, во всей этой суете «высшего света». Они просто иногда не знают, чем себя занять. Самое страшное, это наследники больших состояний, если они не нашли себе цель. Те, у которых нет никаких целей. Но есть деньги. Они или сливаются очень быстро в алкогольно-наркотическом тумане, или начинают заниматься какой-то невообразимой хренью, лишь бы что-то делать. И я однажды понял: цели самой по себе в жизни нет. На все человечество нет единой цели. Мы не можем взять и спросить у жизни: «жизнь, в чем же моя цель? Зачем я здесь?».

– Дед, ну мы тут на лавочке на этот вопрос не ответим, – начал было Сергей.

– Ну уж Сережа, тут ты меня не перебивай. Я пока в форме, буду рассказывать. Ну так вот, скорее, это жизнь нас каждый день спрашивает, спрашивает каждого: «Какой смысл ТЫ сам нашел в жизни? Что ты решил со всем этим своим существованием делать?». Все просто: каждый должен решить какой смысл он решает придать жизни. Какой смысл захотим, такой и будет. И никто нам со стороны его не даст. Могут показать пример, вдохновить. Но тут уж сам каждый решает. Есть еще те, кто пытается этот смысл навязать. Но это уже для толпы. Тот, кто думает– смысл ищет сам.

И я решил, я буду делать то, что мне интересно. И это будет хорошо, главное, чтобы мои действия не вредили другим. И я решил копать этот секрет, что оставили нацисты после себя. Я занимался ведением бизнеса, основывал фонды. Делал то одно, то другое, но всегда помнил об этой своей цели. Всегда. Вот это и стала моей целью, моим смыслом. Как шахматная партия, которую ты играешь всю жизнь. Мне это было действительно интересно. Конечно, я к концу жизни стал буквально одержим этой целью. А теперь я хочу передать эстафету тебе, Сережа. Потому что так случилось, что вдруг я обернулся, а я уже умирающий старик, а разгадку не нашел. Я даже не знаю, близко ли я подошел к разгадке.

– Дед, ты конечно извини, но о чем ты говоришь? Какая загадка? Что стало смыслом твоей жизни?

– Ах, да. Тут уж извини, мысль петляет, так что ты меня периодически возвращай к нити рассказа, – усмехнулся дед. – Секрет. Тайна.

Дед опять задумчиво посмотрел на озеро и погрузился думами куда о далеко. Сергей ждал, когда дед снова заговорит.

– В общем, перейду к сути. Уже практически перед самым освобождением в лагере была очередная эпидемия тифа, из медикаментов мне выдавали на день пачку аспирина. Это при том, что у меня от жара и лихорадки в мучениях лежало человек по 50. И это только те, кто был закреплен за мной. Все что я мог, это поддерживать их словом. Некоторые из обслуживающего персонала тоже подцепили тиф. И меня направляли помогать ухаживать и за ними. Там я постоянно соприкасался с одним врачом, таким же молодым, как и я. Отто. Я от той работы не противился, там были варианты разжиться медикаментами, которые немцы на своих не жалели. И мне удавалось что-то раздобыть для своих подопечных в медицинском бараке. Я немецкий уже тогда неплохо знал, но вида особо немцам не показывал. Подумал, что этим козырем мне светить не стоит. Они и так мне поблажки давали из-за моей специальности. И вот, как-то раз попадает в палату водитель, который возил какое-то начальство. Довольно крепко его прихватило.

Звали парня Марк Вебер. Забавный такой был, пока не слег окончательно, все записывал в своем дневнике. Говорил, что этот дневник ведет с самого начала войны. Он своего шефа так и возил с места на место, по-моему, с 1937 года. Они крепко сдружились. В общем, парень повидал всякого. А тут, лежа на койке, он начал понимать, что ему, похоже, конец. Я уж навидался этого среди заключенных. Начало болезни внезапное и характеризуется ознобом, лихорадкой, упорной головной болью, болью в спине. Через несколько дней на коже, сначала в области живота, появляется пятнистая розовая сыпь. Сознание больных заторможено, некоторые впадали в кому, многие больные дезориентированы во времени и пространстве, речь их тороплива и бессвязна. Температура постоянно повышена до 40°C и резко снижается примерно через две недели. Во время этих тяжелых эпидемий до половины заболевших погибали.

Парень промучился неделю в бреду. Но до того, как начать бормотать в бреду всякие вещи, он, видимо понимая, что скорее всего не выживет, начал как будто исповедоваться Отто. Они можно сказать сдружились за это короткое время. Я постоянно сновал туда– сюда, занимаясь своими делами. Эти двое меня как будто не замечали. А я неожиданно для себя стал вслушиваться в то, что говорил Марк. И уже ловил каждое слово. Конечно, я слышал не все. Но они постоянно разговаривали, темы часто повторялись. И я постепенно сложил общую картину того, что Марк поведал Отто.

Дед остановил рассказ и устало посмотрел на Сергея, – Сережа, то что ты услышишь, может показаться ахинеей. Но ты просто дослушай до конца.

Сергей кивнул.

– Марк и Отто часто возвращались к так называемой Тунисской кампании, что происходила в Африке в основном на территории Туниса. Для фашистов это был полный крах в Африке. Эти двое с горечью обсуждали, что там пришлось сдастся в плен более ста тысяч немецких солдатам. Как я потом выяснил, немецкая пропаганда сильно занизила эти цифры. По послевоенным данным там сдалось на милость американским войскам не менее двести пятидесяти тысяч солдат и офицеров вермахта. Ну так вот, Марк со своим шефом прибыли на территорию Африки в составе так называемого «Африканского корпуса» где-то в начале 1940 года. Для Марка это было настоящее приключение. Боевой дух был на высоте, они все тогда верили в силу немецкого оружия и ожидали скорого окончания войны. Они в постоянных поездках по континенту обсуждали это со своим шефом. Как же его звали, – дед потер лоб. – Чертов склероз, забыл. Ну да ладно. Как-то звали. Не суть.

Ну так вот. Основная база, вокруг которой и осуществлял поездки Марк располагалась в Тунисе. Вначале их с шефом поездки были вполне понятны Марку. Все связано со снабжением. Война была в разгаре, линия фронта постоянно перемещалась. С одной стороны -итальянцы и немцы, с другой– американцы и англичане. Но потом Марк стал замечать, что план их поездок изменился. Они все чаще стали приезжать в окрестности Карфагена, старого разрушенного города на территории Туниса. Марк все гадал, зачем они туда приезжают.

– Карфаген, помню из школьного курса истории. Пунические войны, противостояние Рима и Карфагена. Великий полководец Ганнибал. В детстве книгу читал про это, – кивнул Сергей.

– Ну да. Я за всю свою жизнь можно сказать просчитал ВСЕ по этой теме. Скоро узнаешь, почем, – усмехнулся дед. – Ну так вот, продолжим. Марк рассказывал Отто, что его шеф начал все время твердить про Карфаген. Марк хочешь не хочешь, а запомнил многое. Тем более, шеф за столько лет совместных поездок доверял водителю. Тот у него был фактически адъютантом.

И шеф ему поведал, что на протяжении своей истории Карфаген был столицей финикийцев– древних гордых мореплавателей. Которые не знали равных себе по морскому ремеслу. Карфаген стал крупнейшим из держав Средиземноморья. После Пунических войн Карфаген был взят и разрушен римлянами, но затем отстроен и являлся важнейшим городом Римской империи в провинции Африка, крупным культурным, а затем и раннехристианским церковным центром. Но в истории нет ничего вечного, и вандалы захватили Карфаген, и он был столицей Вандальского королевства. Но после арабского завоевания вновь пришёл в забвение. Но память о мореплавателях Средиземноморья не ушла в века. В 1831 году в Париже было открыто общество по изучению Карфагена. С 1874 года раскопки Карфагена велись под руководством французской Академии надписей.

В общем слушал это все Марк и не понимал, зачем эти поездки, когда война в разгаре.

А потом в один из дней они приехали в окрестности Карфагена, и Марк увидел, что там целый небольшой лагерь, кругом палатки, ведутся какие-то раскопки. Но он особой любопытностью не отличался, не стал вдаваться в подробности. Копают и копают, ему дела нет. В тот день они остались ночевать в этом лагере. Что уже было необычно. Марк решил, что шеф просто хочет закутить со своими новыми знакомыми. К удивлению, он увидел, что среди тех, кто вел раскопки появляются и наблюдают за процессом люди в военной форме вермахта. Его это поразило, и он стал внимательнее наблюдать за тем, что происходит в лагере.

Поскольку он все описывал в дневнике, он решил еще делать зарисовки всего что он видел. Я сам дневник видел мельком, но качество рисунков меня удивило. У Марка явно был талант. Так вот, попойка все же состоялась. Марк скучал в одной из палаток, а офицеры с его шефом изрядно набрались. От нечего делать Марк решил пройтись по территории раскопок. Там он увидел, что группа сильно выпивших офицеров вместе с шефом горланят «Песню о пашем товарище», довольно популярную песню вермахта в те военные годы. Ее пели и после войны среди офицером и солдат. И его шеф. А! вспомнил, Генрих его звали, точно, – просиял дед. – Генрих!

Так вот, Генрих с другими офицерами, распевая песню стояли около костра и рассматривали что-то не очень хорошо видное Марку перед собой. Свет костра не достигал этого уголка. Марк уже усмехнувшись хотел уйти, но долетавший разговор заинтересовал его. Он присел недалеко на камень и мог ясно слышать практически все слова, учитывая, что офицеры особо не таились.

Какой-то офицер продолжал свою реплику «… конечно, я признаю, что наша армия имеет свою мифологию, опирающуюся на древнегерманские сказания о Нибелунгах и свой фольклор. Но все же наша армия– армия мужчин! Женское начало проявляется только что разве в идее Валькирий, которые проносятся над полем боя. Но сражения выигрывает мужской дух. То, о чем вы говорите, полный бред».

Марк заинтересовался еще сильнее и решил ничем себя не выдавать.

Офицеры заспорили не на шутку, Марк потом записал в свой дневник практически всю их перепалку. Кто говорил, он не мог видеть, но реплики были им хорошо расслышаны.

– Но есть и идея преданности. Долг, честь офицера. Если фюрер решил испытать это средство, то кто мы такие, чтобы усомниться? – кто-то отвечал.

– Мы даже не знаем, идея ли это нашего фюрера, но очень похоже, что это может быть правдой. Но мне горько это осознавать. Одно дело, мифология и ритуалы нашей армии, которые достались нам от наших дедов, и совсем другое– налет этой мистики среди СС, когда некоторые офицеры шагу не могут ступить без гаданий на рунах.

– Согласен, войну все же выигрывают силой оружия, а не заговорами и мистикой.

– В каком же мы отчаянии, раз решаемся на этот шаг. Не будем ли мы смешны сами себе?

– Я удивлен, если кто-то решил, что Лис пустыни согласиться на это. Я уверен, что он более полагается на свои танки, чем на мистику древних.

– Согласен, дружище, тем более, генерал вряд ли согласится, когда узнает, что все это идет от идеи превосходства женщины над мужчиной. Вы видели то изображение? Да если лис это увидит, он просто будет в гневе. Одно дело прочитать это у Полибия, а другое– увидеть это воочию. Хорошо, что эту статую уже упаковали. Мерзость финикийская!

Марк услышал прозвище генерала Эрвина Ромеля, которого именовали Лисом пустыни за его находчивость, и удивился при чем здесь генерал.

Но далее офицеры вернулись в палатку, и попойка продолжилась там. Более ничего услышать не удалось. Марк решил подойти поближе к объекту бурных обсуждений. Когда он приблизился, то увидел стоящие на небольшом расстоянии друг от друга два металлических столба.

И все? И это вызвало такой спор? Что за Полибий? Какая статуя спрятана? Немного озадаченный увиденным и услышанным, но вернулся к себе в палатку.

На утро они с Генрихом, который мучился головной болью отправились обратно. Их поездки на место раскопок стали регулярными. Марк слушал и наматывал на ус. И постепенно он с удивлением сложил у себя мозаику того, что происходило на месте раскопок. Но то, что он понял, показалось ему плодом его фантазии.

Картина складывалась следующая. 8 ноября 1942 года американцы и англичане начали крупнейшую операцию в Африке под названием «Факел». Французские колониальные власти пребывали в шоке и не знали, кого им стоит поддержать: союзников Германии, или их противников. В результате французы просто бездействовали, а гонка за обладание Тунисом началась. Стратегически Тунис был очень важен из-за своей близости к Сицилии. Марк возил Генриха из пункта в пункт, везде ощущалась лихорадка и нарастающее понимание, что придется отступить. Раскопки в районе Карфагена были свернуты, но Марк слышал разговоры среди офицеров, что все что надо, уже упаковано и отправлено в безопасное место. Что это груз, Марк толком тогда не знал.

Отчаянное сопротивление немцев и итальянцев лишь отсрочило финал, Тунис все же пал. Марк с Генрихом к тому времени были уже в безопасности, получая сведения об этом из военных сводок.

Дальнейшие события трактовались настолько по– разному, что Марк верил тому, что истина где-то посередине. После потери Туниса и собственно всей Африки, Марк сопровождал Генриха в Европе. Неудачи в войне стали настолько очевидны, что толи от отчаяния, толи и из-за того, что они сблизились за это время, но Генрих стал очень откровенным. Собственно, весь пазл собрался в одной из долгих поездок, когда пришли очередные новости об отступлении немецкой армии на Восточном фронте. А потом среди офицеров шел слух о предательстве и покушении на Гитлера. Генрих был мрачен. Смотрел на дорогу и молчал. Потом вдруг повернулся к своему водителю и спросил довольно будничным тоном.

– Ну и что ты из всего этого понял?

– Мы отступаем, перегруппируемся и будем пытаться перейти в наступление, – также буднично ответил Марк.

– Нет, Марк, я не об этом. Я не вижу смысла нам таиться друг от друга. Я видел, как ты подходил к колоннам на раскопках в Карфагене. Как ты проявлял неподдельный интерес к тому, что происходило вокруг. У нас был план. У целого круга офицеров. План отчаяния, если так об этом можно сказать. И мне интересно, насколько тебе, человеку, не посвященному в него, удалось что-то понять. Не скрывай от меня ничего. Старый друг, мы столько прошли. Одна Африка чего стоила. Могли бы тоже попасть в окружение. Война для нас тогда бы уже кончилась. Так что? Что ты понял?

Когда Марк, лежа на больничной койке вспоминал об этом разговоре, он признался Отто, что как-то поверил в искренность Генриха сразу. Он видел, что тот искренне предан вермахту, но не очень одобряет действия Гитлера, впрочем, как и уже многие офицеры к тому времени. Потерю Африки многие не скрывая ставили в вину именно Гитлеру, который не дал Роммелю действовать как тот считал нужным. И Марк ответил откровенностью на откровенность.

– Я отвечу, но если уж я совсем ошибаюсь, прошу простить. Но я собрал эту версию из многих историй и обрывков фраз что я слышал за это время, – Марк вдохнул. – При раскопках в Карфагене что-то найдено. Какой-то древни артефакт, который использовался финикийцами в ритуальных целях.

При взятии Карфагена Римлянами, этот артефакт описан историком Полибием, который присутствовал непосредственно при штурме. Видя, что война проигрывается офицеры вермахта, в основном мистически настроенные, выдвинули идею, что можно попытаться использовать этот артефакт, чтобы переломить ход войны. Это все что я знаю. Я видел только колонны. Еще есть какая то статуя, но я ее не видел.

– Да, в целом верно, но не очень много ты узнал. Мальчик мой, я один из тех мистически настроенных офицеров, – Генрих вздохнул. – Когда дело всей моей жизни, дело укрепления немецкого духа, нашей нации, все идет прахом, когда виден неизбежный конец, мы решили испробовать и этот необычный метод.

Тут дед повернулся к Сергею и уточнил: «До этого момента Марк был еще относительно в ясном сознании. Этот его рассказ я собрал по крупицам из их разговоров с Отто в первую неделю пребывания Марка в лазарете. Но потом его состояние стало резко ухудшаться, все что он потом говорил было путанно, часто просто сказано в бреду. Но некоторые вещи я потом с Отто проверил. Многое сошлось. Вернее, мы с Отто вели соперническую войну за раскрытие всего секрета. Но не преуспели похоже. Ну, я продолжу».