Текст книги "Письма с Прусской войны"

Преодоление комплекса неудачника может быть не только через просьбы об отставке, но и намеренную браваду перед «тыловыми крысами». Так промокший на марше злой Яков Александрович Брюс проходится по излюбленному предмету насмешек той поры – петербургским петиметрам: «Je suis moulié (mouillé. – D. S.) jusqu’à la chemise. Un petitmaitre de la capitalle serai malade en verite pendans un mois» (№ 26)[704]704
  «Я промок до исподнего. Столичный петиметр, верно, заболел бы на месяц» (франц.).


[Закрыть].

Не сказать, что офицеры Елизаветинской эпохи в принципе инертны и предпочитают отсиживаться в тылу. Для участия в походах, которые сулят менее обременительное житье и повышенное внимание со стороны сильных мира сего, желающих находится достаточно. Например, во вспомогательный корпус для поддержки австрийцев в феврале 1758 г. из гвардейцев явилось столько охотников, что пришлось ввести квоты по полкам. То же касается участия в войне в привилегированном статусе волонтера или при штабе главнокомандующего[705]705
  Из желающих быть при гр. С. Ф. Апраксине в кампанию 1757 г. его бывших семеновцев даже составилась целая «команда Семеновского полка при фельдмаршале» (Карцов 1854, 474–475).


[Закрыть]. В то же время перспектива полномасштабного участия всей гвардии в войне при Петре III привела к «геморроидальным коликам» инициатора.

В нашем корпусе почти не находим следов военного энтузиазма. Разве что в письме подпоручика Обсервационного корпуса Федора Савостьянова с марша из Торуни, за полтора месяца до первого боя (№ 63):

Нимало не страшусь неприятеля моего с которым я охотно увидитца желаю ‹…› Вы не подумаите, чтоб я тужил о прежнем моем покое ‹…› Всенижайше прошу о том радоватца, а не тужить что вы имеете такого брата которой за веру и отечество живота своего нимало не желеет ‹…› Я за все Бога благодарить буду, и радоватца захочу, бит ли я буду или изранен и в отечество мое возвращусь.

Но это письмо пересылает его заимодавец вместе с долговой распиской. А стало быть, речь опять идет о деньгах. Текст можно прочесть и цинически, как набивание себе цены защитником веры и отечества, которому не хватает 20 рублей.

После баталии, в момент, когда мы застаем наших авторов, случай или Провидение уже все расставили по своим местам. Куража тут тем более не видно: «Слышно, что небудетли опять с ним (королем. – Д. С.) [c]шипка вскоре. Молитеся за нас грешных, дабы Владыко наш милостивый отец мир дал с нами» (№ 9); «nous esperons encore de s’est choquer ensemble. Dieu veuille que cela ne soit pas comme le 14. d’aout» (№ 28)[706]706
  «Мы все еще ожидаем, что столкнемся друг с другом. Дай Бог, чтобы это не было как 14 августа» (франц.).


[Закрыть].

Надеются, что активная кампания закончена и что начинается время выстраданных бонусов. Ордена в эту эпоху достижимы только для малой части авторов нашего корпуса[707]707
  Орден Св. Анны, испрашиваемый Фермором для генералитета и полковников, не оставивших поля битвы (см. выше с. 96, Коробков 1948, 335–336), до 1797 г. был голштинским и считался по статусу ниже российских.


[Закрыть]. Аппетиты и разговоры возбуждают в основном во множестве появившиеся «упалые» (№ 62) или «убылые места». Ожидание производств для всех войн Нового времени – главный стимул участия в баталиях. Фон Притвитц с прусской стороны предваряет описание битвы при Цорндорфе поучительной историей о штабс-капитане, который жаждал баталии, чтобы получить роту, – в результате, разумеется, тут же погиб и «должен был уступить свое место» (musste seinen Platz zedieren)[708]708
  Prittwitz 1989, 93.


[Закрыть].

Согласно порядку, утвержденному высочайшим рескриптом от 1/12 июня 1758 г. касательно производства, преимущество имели те, «кои с полками их сами действительном в сражении с неприятелем находились». Среди этих последних еще и дополнительно отличались бывшие во фрунте под огнем, а не в резервах[709]709
  Масловский II, 301 второй пагинации. Сводный список производства в штаб-офицерские чины за Цорндорф и участие в кампании 1758 г. см.: Там же, 221–226 второй пагинации, в обер-офицерские чины: РГВИА. Ф. 846. Оп. 16. Д. 1672. Ч. 1. Л. 66–69. См. также: Реэстр, 4; Прозоровский 2004, 50.


[Закрыть]. Особо учитывалось в производстве «претерпение» на баталии или в плену, а также отмечались выдающиеся деяния[710]710
  Вот, например, о производстве в гусарские прапорщики вахмистра Спандоваки из Молдавского гусарского полка: тот не только сам бежал из плена, но и подговорил бежать с ним весь конвой из девяти саксонцев (Реляция Фермора от 27.10/07.11.1758 // РГАДА. Ф. 16. Оп. 1. Д. 114. Ч. 4. Л. 41–41 об.)


[Закрыть]. Все претендующие на производство по «бытности на баталии» офицеры должны были получить свидетельство об этом от генералитета или штаб-офицерства своего полка[711]711
  Ордер В. В. Фермора П. А. Румянцеву от 04/15.01.1759 // РГВИА. Ф. 846. Оп. 16. Д. 1672. Л. 21–22.


[Закрыть]. Лишь в последнюю очередь на вакансии назначались заслужившие следующий чин «по недостатку бывших на баталии по старшинству»[712]712
  РГВИА. Ф. 846. Оп. 16. Д. 65. Ч. I. Л. 462.


[Закрыть].

Свой шанс производства в офицеры за особые заслуги во время войны получали и недворяне при обязательном условии, что они были грамотными[713]713
  Произведенный в сержанты Федор Балуянов, захвативший при Цорндорфе знамя и получивший от Броуна персонально 50 талеров, несмотря на то что «прилежен и от службы не отбывает», «за незнанием грамоте и писать в силе указу неатестуетца» (РГВИА. Ф. 490. Оп. 3. Д. 206. Л. 26 об. – 27 (1764).


[Закрыть]. Среди историй наших авторов немало таких выходцев, в основном из духовных, для которых война стала трамплином к социальному подъему (см. № 53, комментарии). Как водится, впрочем, оставалось место и личной протекции «по особливому атестату». Подобное типично при производстве на унтер-офицерские и канцелярские должности (№ 22), но встречалось и в обер-офицерских производствах (№ 71).

Недостойными к производству помимо «небытия на баталиях» признавались бывшие под судом и наказанные за разные «продерзости», «за неисправление своеи должности и что ко онои ревности», а равно «за пьянством» и «за шумством»[714]714
  См. например: РГВИА. Ф. 846. Оп. 16. Д. 65. Ч. I. Л. 429, 431 об., 435 об. (список производства из подпоручиков в поручики 1760 г.).


[Закрыть]. Невыучившиеся дворяне также оставались на низших должностях: к примеру, не умевший грамоте пензенский дворянин Григорий Петрович Карабьин, быв на войне и прослужив 20 лет, отставлен сержантом[715]715
  Ефимов А. М. «Идучи, братцы, в землю прусскую…» (Участие пензенцев в Семилетней войне) // Вестник военно-исторических исследований. Вып. 1. Пенза 2009, 39–45, здесь 41.


[Закрыть].

После потерь Цорндорфа в армии образовалось огромное количество «упалых» мест: 24 вакансии для штаб– и 398 для обер-офицеров[716]716
  Масловский II, 206 второй пагинации.


[Закрыть]. Неудивительно поэтому, что на полтора месяца после баталии приходятся 85 % производств 1758 г.[717]717
  Калашников 2000, 25.


[Закрыть]. В нескольких письмах в нашем корпусе упоминается о производстве уже объявленном, на уровне не требующем санкции Петербурга, то есть ниже штаб-офицерского[718]718
  «Из военнослужителей вверяемой вам нашей армии имеете вы на убылые места […] до чина полковника производить», то же касалось разжалования штаб– и обер-офицеров (Инструкция С. Ф. Апраксину 5/11.10.1756 // АКВ III, 528–529). См. также: Trützschler 1838, 141. О распространении практики чинопроизводства по представлениям генералитета: Калашников 1999, 213–214.


[Закрыть]: «Ну, матушка имею честь Вас поздравить, что сын твой уже обер офицер, к тому в ранге подпоручика, слава слава слава Богу что милостью твоей дослужился я обер офицерскаго чину, ну не завидно ли московским моим знакомцам будет? Ложе в москве не выслужат» (№ 72). Капитан Шельтинг советует брату: «Ныне время быть на службе, здесь можно сделать свою фортуну» (№ 98).

Справедливо: статистика демонстрирует резкое, в десятки раз, расхождение в чинопроизводстве между невоевавшими и воевавшими офицерами[719]719
  Cреди не воевавших в чинопроизводстве 1757–1762 гг. повышение получили всего 5 %, тогда как на войне таковых было около 70 %, причем около трети дважды, 9 % трижды, были четырежды– и пятикратные счастливчики. К тому же воевавших ожидали льготы при выходе в отставку, а желающие служить дальше имели впоследствии явные преимущества в екатерининское царствование (Калашников 2000, 24–27).


[Закрыть]. Поведение Болотова в Кенигсберге в 1758 г., когда между «собственной своей безопасностью» и угрозой «потерять линии своей в произвождении» он выбирает последнее[720]720
  Болотов I, 807.


[Закрыть], скорее нетипично. Общим местом становятся жалобы «тыловых»: серб Пишчевич пишет с горечью о производстве конца 1758 г. своих собратьев-гусар, состоявших при Заграничной армии: «Состоящие при гусарских полках мои сверстники некоторие получилы чины болше ‹…› мне сие что остался тронуло жестоко, и было знаком ясным что люде служащие при армыи на войне получают чины, а я живучи в стороне остаюсь обойденым»[721]721
  Пишчевич 1884, 367.


[Закрыть]. В тон с ним драматург Сумароков: «Я на войне не бывал ‹…› столько же тружуся и в мирное время, сколько в военное, а меня обходят»[722]722
  Сумароков А. П. – Шувалову И. И., СПб. 15/26.11.1759 // Письма русских писателей XVIII века. Ленинград 1980, 86.


[Закрыть].

Важно, что практика производства во время Семилетней войны очень близко подходит к петровскому идеалу «от каждого по способностям» и отражается в целом на стратегиях карьерного роста[723]723
  См. подробнее: Черников 2016.


[Закрыть]. Что, в свою очередь, не может не отразиться на ценностных установках офицерского корпуса.

Идеальные ценности

 
…Дралися, а за что?
Ответствую на то: не знаю.
Зачто кто бил ково,
И сами может быть не ведали тово[724]724
  [Сумароков А. П.]. Немчин и француз // Сочинения и переводы, к пользе и увеселению служащие. 1758, июнь, 555. Параллельно официальному «одическому» патриотизму Сумароков регулярно проходится в завуалированной форме по бессмысленности Семилетней войны. Цитированные в эпиграфе строки повторяются в его «Войне орлов» 1760‐х гг. – критическом итоге Семилетней войны, а вовсе не аллюзии на ссоры братьев Орловых, как утверждали комментаторы.


[Закрыть].
 

Вряд ли бригадир Федор Федорович Уваров, погибший при Цорндорфе, мог предположить, что его внук станет изобретателем формулы «православие, самодержавие, народность». В поисках следов классической триады алтаря, престола и отечества[725]725
  Для второй половины XVIII в.: Худушина 1995, Марасинова 1999, 2008.


[Закрыть] прежде всего бросается в глаза отсутствие в русских текстах «персонализированного патриотизма», составляющего ключевой элемент прусского восприятия событий[726]726
  Duffy 1982, 92. О «патриотическом культе Фридриха» Blitz 2000, 175–179. О русском (прото)национализме этой эпохи: Rogger 1960.


[Закрыть].

Высшая власть фигурирует в русских письмах в абстрактном виде, как официальные изъявления «пылающего усердия вернаго сына своего отечества» (№ 3). Елизавета определенно не могла играть ту же роль, что прусский король-полководец (roi-connétable). Проблема «бабьего царства», конечно, здесь присутствует. Хотя Елизавета Петровна отстаивала «бесплотный» статус монарха как существа высшей иерархии[727]727
  Когда при выборе места для дам в придворной церемонии канцлер Бестужев-Рюмин написал «В сем публичном случае ЕИВ была бы не дамою или принцессою, но Монархом Всероссийским», Елизавета ядовито отметила на полях: «Дама или мужик, раб с разумом трезвенной не назовет, а имя мое государь» (О приеме турецкого посла, 08.04.1755 // АКВ IV, 515–516).


[Закрыть], вряд ли только голштинцы Петра Федоровича желали «иметь государя, а не женщину»[728]728
  «D’estre sous un maistre et pas sous une femme» (Петр III – Фридриху II, б. м., б. г. [1762] // Петр III, 307). Зная Петра III, можно допустить и фривольную игру значений с буквальным «под женщиной». О «женской проблеме» символического образа власти в русском XVIII в.: Анисимов 2011, Marker 2007, 215–221.


[Закрыть]. В «сценарии власти» Екатерины II впоследствии «марсовы дары» смотрелись, правда, вполне органично, однако для этого она должна была не только наряжаться в мундир – это охотно делала и Елизавета, – но и, к примеру, пожить в армейской палатке[729]729
  В лице Екатерины II «впервые после 40 лет перед рядами русской армии появился ее верховный вождь, живший в той же обстановке лагерного времени», замечает Симанский П. Красносельский лагерный сбор 1765 г. // Военный Сборник. 1906. № 7, 40–44). Как видим, опыт «кемпинга» великокняжеской четы в поездках по России пригодился (см. прим. 593).


[Закрыть] (ср. комментарий к илл. 43).

И при Елизавете персонализация империи формально утверждалась в слиянии славы государыни и славы империи[730]730
  Андриайнен 2007, 101–102.


[Закрыть]: «победа оружия нашей всемилостивейшей Государыни ‹…› заслуживает ‹…› нам прямую честь и славу народу нашему»[731]731
  П. И. Панин – Н. И. Панину, Пальциг, 16.07.1759 // Панины 1888, 71–72.


[Закрыть]. Однако ключевым элементом было «матернее усердие» и попечение «всеми образами щедящей крови своих подданых Государыни». Именно за это, а не за «марсовы дары» ее – вполне искренно – и любили[732]732
  «Всякий дом проливал по лишении ее (смерти Елизаветы Петровны. – Д. С.) слезы ‹…› толико была любима в народе своем» (Данилов 1842, 349–350). См.: Анисимов 2014, 307–308.


[Закрыть]. Именно в этом качестве она упоминается и в письмах.

Отечество, «Россия» в письмах выступают синонимом покоя и дома. Идеальное содержание несет отечество[733]733
  Schierle 2007; Ширле 2012.


[Закрыть], употребление которого маркирует «высокий штиль»: «Я за все Бога благодарить буду, и радоватца захочу, бит ли я буду или изранен и в отечество мое возвращусь» (№ 63). В схожем стиле в упомянутой переписке братьев Паниных годом позже после битве при Пальциге употреблена «любовь к отечеству»: «Знаю, мой друг, сколько вас по любви к отечеству может обрадовать известие о добродетелях народа его[734]734
  Панины 1888, 70.


[Закрыть]».

Можно было бы ожидать конструирования отечества или России на противопоставлении чужбине – как оно присутствует уже в начале XVIII в.[735]735
  Ср.: Козлов 2011: употребление в письмах пленных понятия «Русь» (напр., 315) или «Отечество» (напр., № 79). Ср. также: «Поклонися, пожалуй, всем руским людем» (№ 82 – пишет посадский человек из Стокгольма в 1708 г.).


[Закрыть], а затем в изобилии в войне 1812–1814 гг. В конце концов, «в эпоху Семилетней войны русским почти впервые довелось перекочевать надолго такою массой за границу», а «русское дворянство могло наблюдать западные порядки на досуге между сражениями»[736]736
  Щепкина 1886, 251; Богословский 1906, 10.


[Закрыть]. За этим утверждением, очевидно, стоит высказывание А. Т. Болотова о том, что вернувшееся с войны и освобожденное от службы дворянство потом обустраивало свои поместья на приклад прусских, поскольку «все лучшее служившее тогда в армии российское дворянство, препроводив столько лет в землях немецких, насмотрелось всей тамошней экономии и порядкам»[737]737
  Болотов II, 453.


[Закрыть].

Так ли это, по нашему ограниченному материалу заключить сложно. В лучшем случае лишь косвенно, по сравнениям не в пользу России: «В неприятельскои земле везде места почти лутче»(№ 35) или «У нас слава Богу всьо харашо идет, картина, а асабливо Померания земля абетованная и жилая, так что вдруг иногда до пятидесяти сьол, гарадков и местечек увидишь» (№ 44). Притом заметим, что в европейском сравнении Померания отнюдь не была столь населена и развита, а путешественникам с Запада здешние «песошные и скушные» места, наоборот, представлялись уже преддверием степей[738]738
  Демидовы 2006, 31.


[Закрыть].

Ориентация в пространстве в целом была часто очень приблизительной и напрямую зависела от степени образованности офицерства. Это заметно по обозначению мест, откуда отправлены письма. Лучше ориентируются на местности выпускники Сухопутного шляхетского корпуса, где преподавали «сочинение ландкарт», артиллеристы и инженеры, канцелярская «интеллигенция», остзейцы. У этого контингента mental mapping предполагает знакомство с географическими картами. Так, поручик Карл Кеттлер предлагает жене сориентироваться по ландкарте своего шурина, где он в данный момент находится (№ 105)[739]739
  Пример подобной справки ср. в переписке братьев Коржавиных того же периода: при упоминании города (Монпелье) для домашних поясняется «который на ландкарте стоит у Средиземного моря по высоте полюса на 43, а по долготе на 21 градусе» (В. Н. Каржавин – Е. Н. Каржавину, СПб. 02/13.12.1755 // Известия о братьях Каржавиных, 1753–1760 гг. // ОРЯС. Т. 9 (1872), 419).


[Закрыть].

Однако такая ориентация по картам остается привилегией немногих. В жанре «устной истории» есть даже анекдот о командующем с 1760 г. Заграничной армией А. Б. Бутурлине: якобы перед отправлением его в Пруссию на военном совете Захар Григорьевич Чернышев перевернул карту с театром военных действий, фельдмаршал же, ничего не заметив, стал в объяснение будущих маршей тыкать в море, на что насмешливый граф отвел его палец, объявив: «Тут утонешь»[740]740
  Исторические рассказы и анекдоты, записанные со слов именитых людей П. Ф. Карабановым // РС, 1872, Кн. 4, 695. Масловский негодующе фыркает (Масловский II, 81 второй пагинации) и ссылается между прочим на низкое качество самих карт. Последнее справедливо: перед выступлением Обсервационного корпуса в поход зимой 1758 г., например, П. И. Шувалов жалуется, что маршруты «показаны были с карт, в коих как жила (т. е. жилища для расквартирования. – Д. С.) способные ль к расположению, так и дороги к беспрепятственному маршированию видеть невозможно» – и предлагает выслать для заготовки провианта и фуража разведчиков, чтобы те узнали, «которые ис тех трактов способнее и ближе к маршированию полкам быть могут» (РГВИА. Ф. 846. Оп. 16. Ч. 1. Д. 1663. Ч. 3. Л. 179 об. (Реляция П. И. Шувалова от 07/18.01.1758 г.). На второстепенных же маршрутах карт не имелось вообще, и предварительная рекогносцировка была обязательной (Шустов В. Н. История 25-го Драгунского Казанского полка, 1701–1901 г. Киев 1901, 74–75).
  Стоит отметить, что и у пруссаков дело обстоит не лучшим образом: отправляясь в поход из Силезии к Цорндорфу, командующий кавалерией Зейдлиц забывает взять какие-либо ландкарты вообще (Kalkreuth 1839, 26 четвертой пагинации).


[Закрыть].

Так это или нет, но несомненно, что наши авторы писем часто путают Бранденбург («Брандебурию»), который русская армия только что покинула, и Померанию, куда она вступила на марше от Ландсберга к Пиритцу. Николай Николев, например, называет последний «Перец», а есть еще «Перич» и даже забавный «город Померания» (№ 9). Пруссаки ехидно замечали, что грубые ошибки бывали даже в официальных реляциях. Как бывший генерал-квартирмейстер Фермор, несомненно, должен был ориентироваться на местности и, в отличие от Бутурлина, разбирался в картах[741]741
  «На сих днях, – пишет ему в апреле 1758 г. М. И. Воронцов, – вышла из печати здешней Академии карта Пруским землям. И хотя ваше превосходительство нужды в оной не имеете, токмо для любопытства вашего экземпляр посылаю…» (М. И. Воронцов – В. В. Фермору, СПб. 23.04/04.05.1758 // АКВ VI, 352).


[Закрыть]. Тем не менее в его первой реляции о сражении «при урочище Фирстенфельде» ошибок было сразу две: во-первых, само Фюрстенфельде находилось в 10 км от места сражения; во-вторых, сообщалось, что Фридрих переправился через Одер под местечком «Цилинцах» – при том что реальный Циленциг находился за несколько десятков километров от реки[742]742
  Коробков 1948, 330–331; Nachrichten 1759, 812–813 – не исключено, что и тут виноват злополучный квартирмейстер Андрей Ирман.


[Закрыть].

В абсолютном большинстве писем прошедшая баталия упоминается вообще без привязки к местности. «Цорндорфом» ее помечают только А. И. Бибиков и И. А. Рейнсторп (№ 29, 91) – оба читающие немецкую прессу и связанные с инженерно-артиллерийской службой; для них окружающее пространство не является понятием абстрактным. И уж тем более редко словесное описание баталии сопровождается визуальным[743]743
  Де Катт и Армфельт, к примеру, иллюстрируют свои отчеты о Цорндорфе схематическим наброском хода битвы (см. илл. 38 и 39).


[Закрыть].

Разница между Россией и немецкими землями в распространенности новой культуры представления и фиксации пространства заметна в популярных формах memorabilia о прошедших баталиях, в том числе Цорндорфской. В немецких землях наряду с табакерками и набивными платками были распространены (частично раскрашенные) карты, представлявшие, пусть обычно и в весьма фантастическом виде, главные сражения. В России Прусская война популяризируется в основном в немногочисленных сюжетах лубков[744]744
  Ровинский 1881, 59–66 (№ 313–319). Хотя, очевидно, сохранились не все: например, у Ровинского отсутствует упоминаемое в «Капитанской дочке» «Взятие Кистрина».


[Закрыть]. Для более изысканной публики – те же табакерки и гравюры, но карты в этой функции отсутствуют напрочь.

Наконец, в круг основных идеальных понятий входит вера. Недостаточно внятная легитимация этой войны, пережитый опыт баталии на грани жизни и смерти, и в целом тесная связь религиозности со «сценарием власти» Елизаветы Петровны[745]745
  См.: Уортман I, 122–152.


[Закрыть], а значит, и с карьерными стратегиями дают основание полагать, что религиозные мотивы должны в письмах как-то проявляться. Вопрос – как именно. Особенно если учесть жанровое отличие писем, пусть даже частных, от дневника, степень их, так сказать, исповедальности. Проблема связана и с переходным характером эпохи: религиозность мыслится в нем как область традиции или, выражаясь советским языком, «пережиток». Что часто приводит к полярным, полемическим оценкам от нерушимости дворянской религиозной культуры[746]746
  Кириченко 2002.


[Закрыть] до повальной индифферентности в вере.

В письмах религиозный опыт не выражается эксплицитно, он рассеян по общим формулам. Проще всего увидеть в них только условности благочестия – но присмотримся повнимательнее. Во-первых, заметна разница религиозных культур: апокалиптические образы в раннее Новое время важны для протестантизма на Западе и для раскольничества в России, тогда как у верующих «традиционных» церквей они теряют свое значение[747]747
  Ср.: Делюмо Ж. Ужасы на Западе [рус. пер. La Peur en Occident]. М. 1994, 162–202. Для России: Панченко А. М. Русская культура в канун петровских реформ // Из истории русской культуры. Т. III. XVII – начало XVIII века. М. 1996, 71.


[Закрыть]. Само знание священных текстов в протестантизме выше. Соответственно, и у пруссаков, и у «наших» остзейцев в письмах встречаются библейские образы (№ 93), баталия постоянно сравнивается со Страшным судом (№ 93, 95, 113 – «как бы по обычному присловью свет в прежнее свое небытие обращался»)[748]748
  Möbius 2002, 16–17; Böning H. Krieg und der «gemeine Mann» im 18. Jahrhundert // Stockhorst 2015, 52, 62–63.


[Закрыть]. У русских же переживание баталии не опосредовано религиозной метафорикой: «огонь ужасный», «беспрестанный», «великий» (№ 16, 27, 56, 70). Зато чаще встречаются аграрные, крестьянские мотивы: «многим числом великая лопотня была так, как будто б с неба от грозной тучи град»[749]749
  Муравьев 1994, 40.


[Закрыть] или «дожьжик из 90 пушек 12 и 18 фунтовых» (№ 44).

Мы имеем дело с эпохой, когда покой во всех его многообразных смыслах равнозначен тишине. На чем все описания, в том числе у посторонних наблюдателей, сходятся, так это на ужасном – адском – шуме, сопровождавшем баталию[750]750
  Бранденбург 1898, 298. См. об этом: Füssel 2015 II.


[Закрыть]. Здесь еще два момента: чаще речь идет о треске, чем громе, как в русских, так и в немецких описаниях (Krachen в № 111)[751]751
  «Познавают порох по треску или лопанью сице» (Учение и практика артилерии (sic!) ‹…› изъяснено Иоанном Зигмунтом Бухнером. М. 1711, 264). Ср.: «Все кругом трещало и грохотало» (Брекер 2003, 180).


[Закрыть]. И – если порог чувствительности в отношении смерти, насилия или, скажем, вони у человека эпохи существенно выше нашего, то в отношении шума все наоборот. Эта характеристика имела гораздо более инфернальный оттенок, чем в глазах (ушах) современного городского читателя.

Затем, если вера привлекается для наделения смыслом действительности, то преимущественно в пассивном залоге. Стандартные формулы, опять-таки характерные и для русского, и для немецкого обихода – «отдаюсь/вручаю себя», «в остальном воля Божия» или немецкое «ich habe mir den Willen meines Schützers empfohlen» – обнаруживают объект, а не субъект. Не уверен, что такое вручение себя «безвозмездно»[752]752
  Как утверждал Лотман 1993.


[Закрыть]. Скорее это «договорные» отношения с Богом, предполагающие некий осязаемый результат в ответ на усердие благочестия. Причем не личное молитвенное усилие, а прежде всего посредничество тех, кого называют «богомольцами». В русском случае таковыми, как и в допетровское время, аналогично средневековому разделению функций на oratores и bellatores, воспринимается духовенство. Функции полевого священства – благословить воинов, окропить фрунт перед битвой[753]753
  См. у Теге описание, как утром перед Цорндорфской баталией протопресвитер Иоанн Богаевский объезжал фрунт, благословляя солдат (Теге 1864, 1123). Тридцать лет спустя перед взятием Очакова служится всенощная, а затем кропят святой водой охотников, вызвавшихся на штурм (Рассказ священника очевидца о взятии Очакова [1789] // РС, 1887, Т. 56, 213–215 первой пагинации).


[Закрыть], иногда и встать перед ним с крестом (№ 116), напутствовать раненых и умирающих. Исход баталии понимается как прямой результат молитвенного усердия. Попавший в плен Захар Григорьевич Чернышев встречает пастора Теге в каземате Кюстринской крепости с иронией: «Плохо же вы молились Богу, что мы проиграли сражение»[754]754
  Теге 1864, 1129.


[Закрыть]. При победе годом позже, наоборот, естественно изобразить убегающего «Фридерика» на «Кунерсдорфском кресте»[755]755
  См.: Куннерсдорфский крест; http://hermitagemuseum.org/wps/portal/hermitage/digital-collection/08.+applied+arts/306903 (посл. обращение 01.05.2018).


[Закрыть]. Вне этих функций особого пиетета к духовенству нет, и телесные наказания, как и в остальной России, еще в порядке вещей: «Двое церковников, находящиеся при главном армейском священнике», протопресвитере Иоанне Богаевском, были, к примеру, высечены кнутом за недоказанный донос об участии в грабеже деревни[756]756
  Яковлев 1998, 95–96.


[Закрыть].

На более высоком уровне «вручение» подразумевает заступничество святых: «Среди простых солдат в этом (российском. – Д. С.) войске господствует не бесполезная для такого дела уверенность в счастливом исходе всех их экспедиций и баталий, ибо некоторым солдатам в утешение явился один из их величайших святых, уверив, что им следует отправляться и завоевать себе в правом деле счастье и честь»[757]757
  Trütschler 1838, 151.


[Закрыть].

У офицерства благочестие также привязано к заступничеству небесных сил. Для военной культуры елизаветинского времени это вообще характерный момент, отчасти возвращавший в допетровские времена. Когда в военной топографии, к примеру, крепости и бастионы называются именами небесных заступников, как в крепостях Св. Елизаветы или Св. Димитрия. Агиологические образы присутствуют в описании баталий: «Генерал Ливин (Матвей (Матиас) Ливен. – Д. С.) разъезжал так как храброй Георгий и укреплял салдат, чтоб они стояли крепко и никакова бы страху не имели»[758]758
  Муравьев 1994, 40 о Гросс-Егерсдорфе.


[Закрыть]. Антон Живоглотов, произведенный в аудиторы Смоленского полка, просит мать отслужить молебен «Смоленской Богородице» (№ 71). Инженер-майор М. А. Муравьев или капитан Ростовского пехотного полка И. И. Орлов носят в сражении на груди целые образа. Муравьев – даже в окладе, на который он потратил единственное доставшееся от отца наследство[759]759
  «В разделе от родителя моего из пожитков ничего не получил, кроме слитка серебра, да и тот положил на образ Чудотворныя иконы пресвятыя Богородицы Тихфинския» (Ibid., 44).


[Закрыть].

И солдаты, и офицеры зашивают в камзол или кожаный футляр образки, складни, псалмы или полуязыческие обереги (№ 116)[760]760
  Распространены были также носимые на себе заговоры на оружие. Явные следы Семилетняя война оставила в них, между прочим, тем, что наряду с прочими врагами неизменно упоминался «прусак» или оберег «от боевого удара немецкого» (Ср. Заговоры на оружие: (Рассмотрение материала) // Елеонская Е. К изучению заговора и колдовства в России. Вып. I, 1917, 41–59). Псалмы в «ладонках» упоминает Бегичев Д. Н. Быт русского дворянина в разных эпохах и обстоятельствах его жизни. Вып. I. М. 1851, 93–94).


[Закрыть]. Крест присутствует в армейской жизни в многообразных формах: его ставят при письме (№ 7, 8, 67), им отмечают победу, награждают; крестом складывают пальцы, прося пардона у пруссаков (№ 116 – лютеране все ж не турки)[761]761
  Еще во второй половине XIX в. крестьяне видят русским только крест. Двуглавый орел империи истолкован ими как турецкий символ (Энгельгардт А. Н. Из деревни. 12 писем 1872–1877. М. 1999, 203)


[Закрыть]. В то же время в двух сохранившихся перечнях офицерского имущества никаких девоционалий, в отличие от вороха штанов, шляп и трубок, не значится.

Исключительную роль у дворянства этой эпохи приобретает почитание только что (1757 г.) канонизированного первого святого синодального периода Димитрия Ростовского. Начать с того, что о войне с Пруссией императрица объявляет на Пасху 1757 г. одновременно с известием о канонизации св. Димитрия[762]762
  Шувалов 1867, 66.


[Закрыть]. Он воспринимается как покровитель новой России и нового просвещенного христианства. Весной 1758 г. спускают на воду корабль, названный его именем. К нему, помимо заказанного Корсунского образа Богородицы и богомолья в Киев, по обету «о избавлении из плена» своего сына едет Иван Анненков[763]763
  Анненков 1957, 748, 759.


[Закрыть]. «Что ты едишь в Растов за меня помалитца зато благодарствую» – пишет жене кн. Сергей Хованский (№ 57). Уже возвращаясь с войны на поклонение к св. Димитрию Ростовскому отправляются артиллерийский капитан Михаил Данилов и поручик Яков Мордвинов[764]764
  Данилов 1842, 345. См. также: Благово Д. (изд.). Рассказы бабушки. Из воспоминаний пяти поколений. СПб. 1885, 57–58.


[Закрыть]. Среди записок, оставленных у раки св. Дмитрия, есть в том числе и «Ростовскаго пехотнаго полку капитана Ивана Иванова сына Орлова жены Сафии», которая «1758 году июля 20 дня по сущей правде объявила» о чудесном спасении ее мужа в прошлом году под Гросс-Егерсдорфом:

В кое онаи баталии имел при себе на груди взащищение изображенныи надет неболшеи образ Святителя Дмитрия, но как в тое время сражение учинилось, то от прускои стараны утрафлено было силно ему в грудь картечью, что оттого силного удару не мог наногах удержатся и принужден был пасть на землю. Но как скоро упал так скоро паки встал наноги и смотрил на грудь в котораю утрафлена была онаю картечью понеже размышлял в себе что уже так от силного удару воспоследовала ему и смертная язва. Аднако никакова повреждения на себе не усматрел о сем чрез присланные от нево партикулярныя писма она софия известившись приехала в растов и благодарила Бога и Его Угодника святителя Дмитрия[765]765
  Чудеса иже во святых отца нашего Димитрия, митрополита, новоявленного Ростовского чудотворца (ГМЗРК, рукопись Р-799. Л. 43–43 об.), опубликовано в: Струков 1913, 113–114. Офицеров Ростовского полка разумеют находящимися под особым покровительством ростовского святого – черта, характерная для военной культуры Елизаветинской эпохи.


[Закрыть].

На интимном, семейном уровне роль «богомольцев» отводится домашним. Традиционно прежде всего кумовьям, родителям и в целом людям пожилым, которые, как считаются, ближе к Богу. Главное доказательство благочестия – сохранение жизни: слово «Бог» в ¾ случаев привязано к фразе «слава Богу жив», с этим же тождественно «спасение». Почти то же и в прусском случае: «Сердце мое сестрица, не довольно могу благодарить Бога за то, что я жив и нахожусь в этом весьма благополучном состоянии, но без сомнения Ваша горячая молитва достигла вышних, и спасла меня» (№ 113).

Главная роль отводится духовным усилиям родных: «…И думаю я, что особливо прилежно молится обо мне Государыня бабушка моя Агафья Петровна»; «Не иное что почитаю сохранение моея жизни будучи в том превеликом огне ‹…› как ваши родителские молитвы к тому вспоспешествовали» (№ 56); «Попросите Бога чтоб Бог меня живому определил въехать в Росию и вас (родных. – Д. С.) видеть» (№ 23) и т. п.

В особой степени это духовное измерение касается новых отношений с супругами. Чувственность семейных отношений взаимосвязана с эмоционализацией религиозной культуры и ее постепенной «феминизацией». «Душа моя, – пишет кн. Василий Долгоруков своей «Настеньке», – правду сказать в предисподнеи много чесных людей попадали и немало бедных людеи там асталось, а мы ‹…› должны Бога благодарить что ево светои властью засщищены и помилованы, мать моя родная, и могу сказать что мое спасения чрез твою праведность к Богу, что он тебя помиловал и маю дал жись душа моя» (№ 77).

Истории, подобные приведенной выше записке капитанши Софьи Орловой, становятся идеально-типическими и будут во множестве повторяться затем для всех войн России[766]766
  Ср. рассказ о генерал-майоре кн. Семене Федоровиче Волконском (1715–1784): его жена видит во сне повеление написать икону и передать мужу, а затем «в кавалерийском деле с неприятелем» в Семилетнюю войну эта икона спасает хозяина от ружейного выстрела (Исторические рассказы и анекдоты, записанные со слов именитых людей П. Ф. Карабановым // РС, 1871, т. IV, 694).


[Закрыть]. Они распространяются, получают церковное признание как практики благочестия империи с ее новыми реалиями[767]767
  Например, предание об иконе «Три радости», почитаемой с середины XVIII в. после того, как по молитве к ней «одной знатной московской дамы» вернулся из плена – очевидно, прусского – ее сын, из ссылки – муж, а с ним и имение. Икона представляла собой список петровского пансионера со «Святого семейства» Рафаэля и с тех пор традиционно давалась офицерам РИА в походы.


[Закрыть]. Для сравнения, подобные эпизоды с пулями и осколками, чудесным образом не задевшими человека, важны и вне религиозного дискурса, но пробитая шляпа или пола камзола отсылает скорее к силе случая. У скептика Фридриха роль Kugelfänger («пулеуловителя») играет табакерка, которая вроде бы спасла ему жизнь при Кунерсдорфе[768]768
  Füssel 2009 II, 113.


[Закрыть].

Для благочестия послепетровского человека характерно отсутствие холизма: оно допускает или скорее предполагает равноправное существование двух реальностей, духовной и светской, как сосуществуют духовная и гражданская «команды» в новой империи. Чудесное и сверхъестественное определяет жизненные стратегии наряду с рациональным, их нормативность меняется для человека в зависимости от ситуации. Показательно в этом смысле письмо кн. Павла Щербатова: «Я вовсе на Бога мою надежду палагаю, он меня не оставит […] когда Бог са мной з голоду не умру» – чтобы тут же добавить: «Аднако все то харашо, а прашу жену маю панукать аб денгах» (№ 42).

Можно видеть и характерную политику заглавных букв. Хотя грамматические нормы и здесь еще не закрепились, бросается в глаза, что особы императорского дома и «милостивцы» неизменно выделяются заглавными, тогда как «бог» так же неизменно – со строчной буквы.

Традиционные для социальной истории критерии (религиозная дисциплина, проявляющаяся в участии в таинствах, посещении храма, воздержании в посты) в настоящем случае не всегда можно верифицировать. Так, церковная служба в письмах упоминается всего раз в письме Ивана Петровича Стрежнева: «Августа 30, в день воскресной стою я здесь в церкви походной у абедни, тут же нечаянно пришол князь Иван Федорыч, и какая между нами тогда радость была, тово неопишу, и после абедал он у меня…» (№ 62). Посмотрим, что можно из этого извлечь.

Сам факт того, что Иван Петрович присутствует за обедней в походной церкви, не столь ординарен, как может показаться. Для избалованных столичных лейб-гвардейцев, которые «обретаются в квартирах своих праздно» в том же 1758 г., к примеру, возобновляется специальный приказ об обязательности посещения церковных служб, что заставляет делать выводы о его манкировании[769]769
  Полковые приказы от 29.11.1740 и 03.05.1758 // История лейб-гвардии Конного полка, сост. ротмистром Анненковым. Ч. III (Примечания). СПб. 1849, 19–20.


[Закрыть]. Стрежнев, будучи в команде интендантской службы, стоит отдельно на квартире в Ландсберге. И, следовательно, специально отправляется на обедню в лагерь, находившийся в нескольких километрах от города[770]770
  I. HA Geheimer Rat, Rep. 63 Neuere Kriegssachen, N 1287, Bl. 65.


[Закрыть]. Видеть в этом особое духовное рвение не обязательно. В этот день в походной церкви должен был собираться весь оставшийся генералитет и офицерство, поскольку выпавшее в 1758 г. на воскресенье 30 августа по старому стилю было «днем Кавалерии (ордена. – Д. С.) Святого Александра Невского»[771]771
  Волконский 2004, 35 праздновал его, к примеру, в 1741 г. в посольстве в Константинополе.


[Закрыть]. Это праздник новой империи и прежде всего ее армии, годовщина победоносного окончания Северной войны. Богослужение в этот день сопровождалось пушечной пальбой[772]772
  Теге 1864, 1115. См.: Шенк Ф. Б. Александр Невский в русской культурной памяти: святой, правитель, национальный герой (1263–2000). М. 2007, гл. 6. Кстати, воспитанный в монастыре А. И. Бибиков имел в Москве домовую церковь в честь тезоименного святого и своего кавалерского праздника (Скворцов Н. А. Материалы по Москве и Московской епархии за XVIII век. Вып II. М. 1914, 520).


[Закрыть]. В этот день еще в начале своего царствования в 1743 г. Елизавета Петровна учредила грандиозный крестный ход с участием императорской семьи и орденских кавалеров, для которого по грязи Невского проспекта до самой Александро-Невской лавры настилали специальный помост[773]773
  ПСЗ-I, XI, № 8779. См.: Погосян Е. «Десекуляризация» календаря в правление Елизаветы Петровны // Тыняновский сборник. Т. 13. М. 2009, 11–28, здесь 15.


[Закрыть]. В этот именно день в Петергофе палили пушки и была читана реляция о победе «при урочище Фирстенфельде»[774]774
  Журналы камер-фурьерские 1758, 123.


[Закрыть].

В документах личного происхождения лиц духовных или благочестивых мирян первой половины XVIII в. вообще принято соотносить дату с церковным календарем, годовым циклом и особенно днем памяти святых[775]775
  Ср., например, «Диарий» Дмитрия Ростовского (Marker 2010).


[Закрыть]. Однако наше письмо ничего из этого не оговаривает – почему? Во-первых, очевиден, так сказать, разный статус святых: если почитание св. Димитрия Ростовского идет «от масс», подтверждением чему служит популярность паломничеств, то св. Александр Невский имеет статус «государственного», чей день включен в табельные праздники, – зато паломники к нему не ездят.

Во-вторых, упоминание про обедню в «день воскресный» служит фоном для главного – рассказа про нечаянную встречу с «князем Иван Федорычем». Очевидно, что церковный «намет» фигурирует как место встречи, социальной коммуникации, привычный по мирной приходской жизни. Для первой половины XVIII в. именно такое восприятие посещения службы и было нормой не только для «народной» религиозности, но и для элит[776]776
  Freeze G. The Russian Levites. Parish Clergy in the Eighteenth Century. Harvard, Mass. 1977, 149–150; Schmidt Ch. Die Kirche des Ivan Annenkov. Adlige Frömmigkeit und Säkularisierungsvermutung in der russischen Provinz 1745–1766 // Herzberg J., Schmidt Ch. (Hg.). Vom Wir zum Ich. Individuum und Autobiographik im Zarenreich. Köln 2007, 108.


[Закрыть]. «Невестины смотрины» «по обыкновению древнему» назначаются у артиллериста Данилова, к примеру, в «ведомственной» церкви – Сергиевском всей артиллерии соборе на Литейном, где «отъезжая в поход, с женою служил молебны» командующий артиллерией К. Б. Бороздин[777]777
  Данилов 1842, 97–98.


[Закрыть].

В остальном мы можем опираться скорее на косвенные данные из свидетельств, иллюстрирующие материал писем. По нему видно, что экстраординарные обстоятельства войны и заграницы не меняют особенностей, фиксирующихся в истории русской религиозности по другим материалам: это высокая степень соблюдения постов и низкая – участия в таинствах покаяния и причастия.

Самым острым был вопрос о соблюдении постов на войне. Специально испрошенный Петром I у константинопольского патриарха и оформленный разрешением Синода отказ от поста для заграничной армии на походе[778]778
  ПСЗ-I, V, № 3178; возобновление указа Синодом: ПСЗ-I, XIV, № 10741 от 16/27.06.1757. См.: С. Ф. Апраксин – А. П. Бестужеву-Рюмину, Прени 24.06/05.07.1757 о своих сомнениях по поводу выполнения этого указа (Коробков 1948, № 52). Живов 2002, 385–386 о контексте отмены поста в заграничных походах; Keep 1985, 186.


[Закрыть] оставался камнем преткновения, поскольку здесь обнаруживалась проблемность сосуществования «гражданского» и «духовного».

Особую пикантность конфликту придавало то обстоятельство, что именно недержание поста обличалось как один из символов «немецкого засилья» еще с петровских времен: «Речет Бахус, чревоугодный бог, с учеником своим Мартином Лютером, надобно в полках не смотреть поста»[779]779
  Проповедь Димитрия Ростовского 29.08.1708 г. // Сочинения св. Димитрия, митр. Ростовского. Т. 2. М. 1848, 486–487).


[Закрыть]. И при восшествии Елисаветы: «В посты святыя мясо пожирали ‹…› кто посты хранит, называли ханжа»[780]780
  митр. Димитрий (Сеченов). Слово в День Благовещения… 1742 г. Марта 25. СПб. 1742.


[Закрыть]. И при следующей «революции» тоже: протопоп Преображенского полка был взят под стражу «потому что бывшему государю (Петру III. – Д. С.) в Петров пост во время учения полку, ругая предания св. Отцев, раздрешал во все пости (sic!) мясо исть и оних не хранить»[781]781
  Записка анонимного духовного лица [1763?] // Пекарский П. Дополнения к Истории масонства в России XVIII столетия. СПб. 1869, 5.


[Закрыть]. Елизавета до конца жизни строго следила за соблюдением поста при дворе, и нарушать его открыто при ней никто не осмеливался[782]782
  Фавье 1878, 190.


[Закрыть].

В то же время и при Елизавете армия и война могли выводиться за рамки духовного и причислялись к государственному времени, времени службы. Накануне вступления России в Семилетнюю войну пораженный австрийский посланник пишет в Вену, что вопросы подготовки к кампании обсуждались на заседании Конференции в Страстную пятницу накануне Пасхи, «происшествие по здешним меркам беспримерное» (wovor hier kein Exempel ist)[783]783
  М. Эстерхази – В. А. Кауницу, СПб. 27.04.1756 // Volz, Küntzel 1899, 328.


[Закрыть].

Для религиозной культуры эпохи практика – критерий истины. Война, баталия еще прямо и зримо вписаны в духовную жизнь, как у чеховского священника, который брал на молебен о дожде зонтик. Исход баталии служит критерием действенности духовного усилия. Сражение проигрывается «по грехам»; исход будущей кампании зависит от степени коллективной греховности армии (которая, и это важно, осознается еще как коллективное тело, подобно церковной общине), от соблюдения заповедей и поста. Такой непосредственный детерминизм характерен не только для духовенства, как можно подумать. В автобиографике офицеров Елизаветинской эпохи собственная жизнь нередко представляется ветхозаветной историей, где нераскаянный «Адамов грех» (Муравьев)[784]784
  Муравьев 1994, 12: «Вышли ласкательницы, стали тут же делать кампанию. Я ж, как узнал падение Адамово, бежал оттуда ‹…› плача и рыдая, драл свои волосы, шпагу бил ‹…› Хто сие произшествие видел, думали обо мне, что я взбесился. Согрешил я тогда и преступил заповеди Божия».


[Закрыть] влияет на всю последующую жизнь. Иван Лукин, в 1758 г. поручик 5‐го Мушкетерского полка ОК, описывая свалившееся на него подсудное дело, возводит его к тому, что десятилетия назад (!) соблазнил жену своего однополчанина: «От корени пагубнаго смертнаго греха блуднаго, в чем я причину моих приключений поставляю»[785]785
  Лукин 1865, 912.


[Закрыть].

Так вот, с этой точки зрения в елизаветинской армии из моделей поведения в экстремальной ситуации – религиозной, требующей еще более строгого напряжения духовных усилий, расценивавшей ранение и смерть как возможное наказание за неисполнение поста, и рациональной, рассчитывающей на силы физические, – по факту преобладает первая. Накануне первой для РИА кампании 1757 г.