Текст книги "Лучшая ночь для поездки в Китай"

Подошел официант, долговязый черный человек, одетый как в бистро: черные брюки, белая рубашка. Он принес мне стакан темного рома. Это – подарок от Потца, сказал он. Ему пришлось уйти в город. Наверное, туда, где живет его любовница.

– Vous voules manger, monsieur?[8]8
  Хотите есть, месье? (фр.)


[Закрыть]

Я сказал:

– Я хочу заказать что-то, чего никогда не пробовал раньше.

Официанта это озадачило. Он посмотрел в меню, потом на меня.

– Вы любите лобстера? – спросил он.

Я сказал:

– Я люблю мысль о лобстерах. Но сам лобстер всегда приносит какое-то разочарование. Вы понимаете, что я имею в виду?

– Comme les pommes, – сказал он. Как яблоки.

Я почувствовал первую обнадеживающую волну рома. Я сказал:

– Это верно. Яблоки тоже в определенной степени разочаровывают. – Я снова посмотрел в меню. – Думаю, я хочу омлет. Я хочу этот большой омлет с грибами.

Он старательно записал заказ по-французски. Я сказал:

– Это необычно для ужина, не правда ли?

Он поджал губы.

– Pas tellement.[9]9
  Не настолько (фр.).


[Закрыть]

Я сказал:

– Я слышал, что они растут на коровьих лепешках.

– Monsieur?

– Эти грибы, они растут на коровьих лепешках.

Он понял только про коров.

– C'est ce qu' on dit.[10]10
  Так говорят (фр.).


[Закрыть]

Этот акцент, такой поспешный, такой непосредственный.

– Нет проблем, мне просто любопытно, – сказал я.

– Ah voilà![11]11
  Вот как! (фр.)


[Закрыть]

– Я, пожалуй, закажу еще выпить.

Я откинулся на плетеном стуле. Рядом со мной за столиком сидели юные американцы, у одного лицо покраснело от солнца. Французская пара, очень худощавые, допивала бутылку вина, тихо разговаривая друг с другом. Люди проходили по одному по улице, проехала машина, пара велосипедистов, шатающийся длинноволосый мужчина, с упорством глядящий себе под ноги. Из бара неожиданно вырвалась громкая музыка. Португальская народная песня, женщина явно оплакивала кого-то; и с этой музыкой я испытал неожиданно убедительное послевкусие, восходящий поток рома, и подумал: я счастлив. Но это было не так. Это было, под этой круглой луной, довольно сладким в конце концов. Та женщина в аэропорту была права, та самая, с губной помадой, – ты действительно не можешь ничего себе представить. Я помнил М., сидящую на крылечке магазина, где продавали лампы, ее слова…

Но нет, не это, не теперь. Я обратил свое внимание к улице, к людям в летних белых одеждах, проходящих туда и сюда. Одежда для летнего вечера. Приятное выражение, да. Я где-то его слышал. Где? Не имеет значения.

Пришел официант с омлетом. Я сказал:

– Я хочу к нему немного горчицы.

– Горчицы к омлету, месье?

– Когда я был студентом, я постоянно ел омлет.

Он вежливо слушал.

– И через какое-то время я начал класть в него горчицу. Это стало привычкой, и теперь я не могу ее нарушить.

Он подождал, не захочу ли я еще что-то добавить, еще что-нибудь non sequiturs.[12]12
  Неуместное (лат.).


[Закрыть] Но больше ничего. Развернув салфетку и протянув ее мне, он сказал:

– Et bien, je vous laisse.[13]13
  Ну хорошо, я вас оставлю (фр.).


[Закрыть]

Я подумал: ну вот мы и здесь. Небо все еще было чистым, звезды яркими; легкий ветерок налетал с океана через дорогу. Я сказал: у тебя есть время, но не медли.

Глава 12

Появился коньяк. Я добавил его в кофе. Попросил у американцев сигарету и закурил ее. Я впитывал дым и так и этак, выдыхая его во влажный воздух, я видел на дороге, прямо передо мной, женщину с гладкой головкой. Черные льняные слаксы, черный топ без рукавов, звенящие серебряные серьги, которые шли к ее длинному лицу. Это была та женщина с неверным мужем.

– Хэлло, – сказал я (слишком громко, головы повернулись), но она спасла меня, потому что твердо прошла прямиком к ступенькам и вошла в патио. Странно, думал я, раствориться – последнее, что можно сделать. Словно хвост гремучей змеи.

Я сказал:

– Могу я предложить вам выпить?

– Я собираюсь встретиться с кое-какими друзьями, – сказала она.

– А, тогда приятного вечера.

– Но я могу присесть на минутку.

– Это было бы потрясающе.

Она вымыла голову, ее волосы теперь были более пушистыми, менее ужасными. Вода на острове мягкая. Из-за нее у всех волосы выглядят хорошо.

– Хотите сказать, что вы не сидите тут, ужиная в одиночестве? – сказала она.

– Не до такой степени.

– Не тревожитесь о том, что что-то потеряли, не так ли?

– Нет, совершенно нет.

Подошел официант. Она на очень хорошем французском заказала пиво. Я собирался спросить, где она так хорошо выучила язык, но не спросил. Мне не хотелось терять на это время. Лучше, если это останется тайной. Уголком глаза я заметил, как кто-то в яркой рубахе прошел по дороге. Бирюзовый со вспышками красного. Я подумал: кто это?

– Ваш отель нравится мне больше, чем мой. Я собрала вещи, – сказала она, глядя на белый фасад, балконы над баром, на одном из которых застыла безмолвная пара. Гашиш, предположил я.

– А.

– Решила в последнюю минуту. – Она была словно пациент с зубной болью, ни о чем другом не могла думать.

– Вы уже говорили.

– Конечно, теперь, когда я здесь, я думаю: и что дальше? – сказала она.

– Точно.

Она сказала:

– Мы вроде бы летели с вами одним самолетом, не так ли?

– Да, это так.

– На самом деле, поправьте меня, если я ошибаюсь, вроде все пошло просто ужасно. – Она мило и грустно рассмеялась.

Мы смотрели на людей, идущих по дороге.

– Знаете, что я заметила? – спросила она.

– Что?

– Я заметила, что люди, которые много путешествуют…

– Да.

– Никогда не задают вопросов. У них ни к кому нет любопытства. Вы когда-нибудь это замечали?

– Пожалуй, да.

– Думаешь про людей, что они будут любопытными.

– Это так и не так.

Она смотрела на меня одно мгновение.

– Тогда задайте мне вопрос.

Я сказал:

– Позвольте мне заказать вам выпить. Что-нибудь подходящее.

– Подходящее, да?

– Да. И давайте просто посидим здесь и посмотрим вокруг.

Он позвенела браслетом на запястье и потом потеряла к нему интерес.

– Не возражаете, если я закурю?

– Нет, пожалуйста.

Собака залаяла на дороге; что-то сдвинулось в растительности; проехала машина.

– Это немного вроде необычно, – сказала она. – Вас приглашают выпить и потом просят не разговаривать.

– Можете говорить, если хотите.

Она отхлебнула пива.

– Вы просто не собираетесь обращать внимание.

– Умеренное внимание. – Я махнул официанту: – Два коньяка, пожалуйста.

– Не возражаете, если я кое-что у вас спрошу? – сказала она.

– Зависит от того – что.

Но ей не удалось продолжить, потому что в этот момент пожилая пара прошла по дороге и поднялась по ступеням. Они были дорого одеты и прекрасно проводили время. Может быть, у них была годовщина. Они приветствовали нас с английским акцентом и прошли в бар, мужчина, седоволосый, очень осторожно придерживал жену за спину. Они устроились в кабинке.

Появился коньяк. Мы пили его в молчании, глядя на дорогу, за которой был океан.

– Хорошо, – сказала она.

– Да.

– Приятно выпить с кем-то в чужой стране.

– Это так.

– Теперь я могу вернуться в отель с сознанием, что сделала что-то стоящее в свой первый вечер в этом городе. – Она пыхнула сигаретой, задумчиво выдохнула дым. – Как вас зовут?

Секунду я колебался, но проблема того не стоила. Я сказал:

– Роман.

Она сказала:

– Вы хороший человек, Роман. Должно быть, Бог послал мне вас.

– Спасибо.

– Вы – моя добрая фея, – сказала она.

– Что?

Седовласый англичанин поднялся из своей кабинки, его жена улыбалась, он прошел к бару. Что-то было в его движениях – изящество давно женатого пожилого человека, – что заставило меня смотреть ему вслед. Долговязый официант поменял американские доллары, музыка остановилась, мужчина вернулся в свою кабинку, его жена смотрела на него с ожиданием; потом со скрипом старой виниловой пластинки Эдит Пиаф запела «La Vie en Rose»;[14]14
  «Жизнь в розовом свете» (фр.).


[Закрыть] седовласый мужчина поднял жену, она положила руку ему на плечо, посмотрела на него с изумлением, нежностью и любовью, вы должны много-много лет любить кого-то, чтобы смотреть на него так, и они немного потанцевали, недалеко от своей кабинки, не напоказ, хотя все смотрели на них. Двое, немного сгорбленные возрастом, с морщинистыми руками. Я пытался представить себе М. и меня через тридцать, сорок лет дороги, но то, что я видел, казалось необъяснимым, – была полоса шоссе где-то за городом, прямо рядом с мостом, снег вился поземкой по асфальту под порывами ветра.

– Вы хотите потанцевать? – сказала она.

Я сказал:

– Нет, сейчас нет, спасибо.

– Давайте, – сказала она, – тряхнем стариной.

Я наклонился и поцеловал ее в щеку.

– Вы мне нравитесь, – сказал я, – но мне пора идти.

Я шагнул из патио на дорогу, пересек ее, не оглядываясь, и стал спускаться по белой песчаной дорожке, пока она не исчезла в лесу. Она шла дальше, через деревья, в сырую растительность, уходя зигзагами то в одну, то в другую сторону, запах океана становился сильнее, луна висела над головой абсолютно круглая, абсолютно нейтральная. Я вышел на прогалину, на пляж с темным песком. Туристы никогда сюда не заходили; морские раковины резали им ноги. Рядом со старым бревном, под кипой мертвых ветвей, я обнаружил каноэ Потца. Иногда, поздно ночью, вооруженные только мотком веревки и гигантским серебряным крюком с приманкой, мы отправлялись рыбачить, охотиться на барракуду.

Я стащил каноэ по песку к воде, сбросил туфли и взобрался на борт. Я уже взялся за весла, когда услышал что-то позади. Я думал, что это женщина из бара последовала за мной. Думал: не будь грубым. Но это был Раймонд. Коп в раю. В ярком свете луны я различил его ужасную рубашку, легкий отблеск на его волосах.

Я сказал:

– Господи Исусе, что вы здесь делаете?

Он зашел по грудь в теплую воду и положил обе руки на борт. Я думал, он собирается вытащить меня на берег.

– У меня отпуск, – сказал он. – У всех есть отпуск, почему у меня нет? – Он продолжал держать руки на борту.

Я сказал:

– Я видел вас раньше.

Он посмотрел на воду: лунный свет шел рябью до самого горизонта.

– Что там с другой стороны?

– Что вы хотите сказать? – спросил я.

– Говорю, что вы сели в лодку и направляетесь прямо туда. Куда вы приплывете?

– В Китай, – сказал я.

– Я Китай? Вы что, издеваетесь надо мной?

Я сказал:

– Раймонд, у вас есть жена или кто-нибудь еще?

– Не тогда, когда я в отпуске, – сказал он. – Вы отправляетесь на рыбалку?

– Нет, я просто собираюсь немножко погрести.

– Мирная маленькая прогулка на веслах, – сказал он. – Звучит неплохо. Не желаете прогуляться в компании?

Я сказал:

– Нет, не сегодня вечером, Раймонд. Может быть, мы можем выпить вместе завтра вечерком. Вы еще будете здесь?

– Дождь или жара. Не могу уехать, даже если бы и захотел.

– Тогда увидимся завтра вечером.

Он отпустил лодку.

– Не дайте себя кому-нибудь съесть.

Я отгреб на пятьдесят, сто ярдов, луна плясала на воде, я оглянулся. Раймонд уже стоял на берегу, со скрещенными руками, глядя на меня. Я видел красный огонек сигареты; это, может быть, даже была сигара.

Я греб минут двадцать, и потом, когда уже скрылся из вида, когда я уже больше не мог разглядеть Раймонда, когда береговая линия превратилась в кучку сияющих огоньков, я вытащил бутылочку из кармана. Я думал: течение отнесет меня отсюда. И тут я вспомнил про водку. Я оставил ее в номере. Мгновение я сидел неподвижно. Только не это, только не это. Я насыпал горсть пилюль в ладонь, а потом в рот, несколько ускользнули, словно жуки, но я проглотил большую часть. Зачерпнул пригоршню морской воды и вылил ее себе в рот. Это было не очень приятно, но терпимо. Потом я проглотил еще пригоршню пилюль, еще горсть воды и забросил в глотку остальные. Мне пришлось сидеть очень ровно, чтобы убедиться, что меня не стошнит.

Потом я огляделся. Казалось, само небо распахнулось для меня. Было слышно, как море плещет о борт каноэ. Я почувствовал, что меня клонит в сон, я слышал плеск рыбы, несколько раз от патио отеля доносило обрывки музыки, прямо по воде. Пожилая пара танцевала в патио, официант уже закрывал заведение, убирая бутылки из бара.

 
Quand il me prend dans ses bras
Il me parle tout bas,
Je vois la vie en rose…[15]15
Когда он меня обнимаетИ тихо говорит со мной,Я вижу жизнь в розовом свете… (фр.)

[Закрыть]
 

Я лег на дно лодки, звезды все мерцали, мерцали и мерцали. Я сделал глубокий вдох. Я чувствовал, как все в моем теле замедляется; как хорошо было здесь, на воде, как обнадеживающе. Я закрыл глаза, и через некоторое время мои мысли, словно люди, которые неподвижно лежат на полу, неожиданно поднялись и двинулись собственным путем. Я видел маму в красном шарфе, и моего дантиста, и бедного Джонни Беста, жившего через улицу. Они наклонились над каноэ, глядя на меня. Кто-то прошептал: «Сжимайте его, ребята, сжимайте». Я видел моего босса и полицейского, которого не узнал. Там была женщина из банка с волосами, заправленными за уши.

Смущенные улыбки, незнакомцы плечом к плечу с незнакомцами. Вот учитель, который был у меня на пятом курсе. «Это вселенная, Роман, – говорит он, – и существует четыре уровня человеческого опыта». Здесь и тот ребенок, который плакал сегодня в самолете, и тетушка Мини, которая умерла во сне; даже тот ординатор, с которым у меня была стычка много лет назад. Все сгрудились вместе. И Джессика Зиппин, благодарение Богу, что ты пришла, никаких плохих чувств, Джессика, снимающая заколку с волос и свободно встряхивающая ими. «Так я намного интереснее», – говорит она.

Их прибывает все больше, некоторые запоздали, лучше поздно, чем никогда, девушка в индийской рубахе (я могу найти место для нее), мой лагерный инструктор – бог мой, как много людей составляют жизнь. О, посмотрите, вот и Саймон, когда он был еще малышом, посмотрите, как он ковыляет по газону в своем подгузнике, пухлые маленькие ручки. Моя мать мягко раскачивает каноэ: Звездный свет, звездный свет, первой звездочки все нет. Я чувствую, как лодка медленно поворачивает в открытое море. Дрейфует, и дрейфует, и дрейфует – до самого Китая.

Глава 13

Должно быть, было уже за полдень, когда я проснулся. Каноэ наткнулось на цепочку мертвых кораллов. Парусная шлюпка качалась на волнах не больше чем в пятнадцати ярдах. Я слышал, как парус хлопает на ветру. Женщина на раскладном стуле по – махала мне с палубы; на ней была красная шляпа, надвинутая на лоб, так чтобы ее не могло сдуть ветром. Она прокричала мне что-то, похоже, это был португальский.

На дне лодки было зеленое месиво, над ним жужжали мухи; должно быть, ночью меня вырвало. Я поднял голову над бортом. Густые джунгли скользили со всех сторон. Я вышел из лодки – кораллы поцарапали мне ногу – и двинулся к отмели. Это был густой буш, очень горячий и сырой, и мне пришлось хвататься за ветви и маленькие деревца, чтобы выбраться на берег. Наконец я добрался до вершины. Белая дорога уходила вдоль острова. Я посмотрел в одну сторону, в другую – никаких машин, никаких домов. Но солнце было слишком жарким, жарким до тошноты, и я бросился в тень, упав на все четыре точки. Я лежал клубком, глаза закрыты, и представлял, что я на яхте с женщиной в красной шляпе, что она ведет меня вниз и наливает мне воды. Но каждый раз, как я протягивал руку, чтобы взять стакан, она выливала воду обратно в песок. «Одну секунду, – сказала она. – Подождем, пока остынет».

Я сказал:

– Все в порядке, правда, давайте какая есть, – но она сказала: «Подождите, еще минутку», подставляя стакан под кран.

Мне снова захотелось спать, пилюли бродили в моей крови, словно сироп. Воздух стал прохладнее. Я слышал, как остановилась машина; три голоса, все мужские, раздались прямо надо мой.

– Il est crevé, non?[16]16
  Он околел, не так ли? (фр.)


[Закрыть] У него это есть.

Кто-то перевернул меня на спину. Я чувствовал, как они выворачивают мои карманы. Я не открыл глаз. Они сняли мой ремень. Я лежал очень тихо, спрятавшись в своем коконе. Спрятавшись ото всего.

– Foutons-le-camp.[17]17
  Покидаем лагерь (фр.)


[Закрыть]

Я слышал, как автомобиль завелся и тронулся, потом остановился, словно они на секунду задумались. Но потом они уехали.

Уже стемнело, когда я проснулся во второй раз. Я двинулся по белой дороге, шатаясь из стороны в сторону. Никогда не испытывал такой жажды, но в поле зрения не было ни одного дома. Дальше по дороге высился маяк. Я думал: я знаю этот маяк, но не могу припомнить откуда. Я продолжал идти; джунгли скрипели и были полны щебета созданий, которых не было видно; луна снова поднялась в небе, словно ее выкатили с помощью блоков. Я продолжал идти и идти, думая: я должен что-то попить. Я уже обходил небольшой угол, когда увидел прямо перед собой желтый дом. Я слышал звон тоненькой струйки; маленький мальчик стоял на крыльце, сощурив глаза от обнаженной луковицы луны. Я помахал, я заторопился, босой, к нему, но он ушел в дом.

Я доплелся до дома, ухватился за него и стоял у изножья ступенек, прямо в луче света. Дверь позванивала на ветру. Я мог слышать звук телевизора. Футбол. Я поднялся по грубым деревянным ступеням и постучал в дверь. Я сказал:

– Простите.

Ответа не было.

Я постучал снова, сильнее. Я сказал:

– Простите, я ужасно хочу пить, можно мне войти?

И тогда я вошел.