Текст книги "Плащаница из Овьедо"

Глава 24

Отец Джимми поднял потир высоко над головой и устремил глаза вверх, затем опустился на одно колено перед алтарем.

Вечерняя субботняя месса в церкви Дарующей вечный свет Девы Марии стала популярной альтернативой воскресной утренней мессе, которая изначально исключала возможность поспать подольше. К тому же после службы все прихожане собирались в общественном зале в цокольном этаже, чтобы попробовать печенье и пироги, приготовленные местными хозяйками специально по этому поводу. Казалось, им очень нравилось поболтать за стаканчиком пунша.

Ханна заняла уже привычное для нее место на задней скамье. Передние ряды были почти полностью забиты. А вот возле нее еще оставалось место. По воскресеньям здесь можно было увидеть обитателей дорогостоящих особняков, а вот в субботу вечером церковь принадлежала тем, кто обслуживал богатое сообщество семь дней в неделю: владельцев магазинчиков, посыльных, садовников и их семьи.

Когда настало время причащения, почти все поднялись со скамеек и образовали в центральном проходе линию, медленно ползущую к алтарю. Ханна почувствовала себя как-то неловко, поэтому осталась сидеть на месте.

Ей нравилось наблюдать, как отец Джимми служит мессу. Он казался ей намного моложе, когда они беседовали в саду Здесь же в этом одетом в зеленую мантию священнике чувствовалась уверенность, которую она не замечала прежде. С первых минут службы от него исходила благодать; обещая божественное спасение, он исполнял обряд естественно и непринужденно, и его голос еще не приобрел ту монотонность, которая приходит с годами после тысячи отслуженных месс. Вера в его глазах была непоколебима.

Она встала и присоединилась к остальным прихожанам.

– Тело Христово, – произнес нараспев отец Джимми, когда положил ей на язык пресную юстию.

Ханна слышала, что, попробовав этот священный дар, верующие испытывали прилив сил и чувство легкости.

– Аминь, – произнесла она, опустив глаза.

И действительно, несмотря на носимый ею дополнительный вес, она почувствовала эту таинственную легкость, когда возвратилась на свое место.

После службы Ханна немного подождала, пока церковь опустеет, и присоединилась к остальным, которые к тому времени уже принялись опустошать ряды печенья и пирогов.

Женщина в джинсовой юбке и блузке похлопала ее по плечу.

– Добрый вечер. А я вас что-то раньше здесь не видела, миссис… миссис…

– Мэннинг. Ханна Мэннинг.

– Добро пожаловать, миссис Мэннинг. Меня зовут Джанет Вебстер. А это мой муж Клайд. У нас здесь хозяйственный магазин.

Клайд приветливо что-то пробормотал.

– Могу ли я у вас кое-что спросить? – продолжала женщина и в ожидании приподняла брови. – Когда это случится? Я про маленького.

– А, в декабре.

– Просто чудесно! Как раз на Рождество.

– Ты хотела сказать, как раз к налоговым скидкам, – возразил ей муж, который был прагматиком или просто хотел показаться весельчаком.

– Да, и это тоже, Клайд, – раздраженно ответила ему Джанет Вебстер. – Вы уже пробовали пуши? Я бы вам посоветовала попробовать кусочек яблочного пирога с корицей, который испекла миссис Луц.

Ханна пообещала, что попробует, и, протискиваясь между людьми, направилась к пуншу. Прихожане, лишь только заметив, что она в положении, моментально отходили в сторону и освобождали ей дорогу. Джолин была права в одном: в этом городке нигде не спрячешься.

Несколько минут спустя к ним присоединился отец Джимми. Увидев Ханну в дальнем углу комнаты, он поспешил к ней, но это было не так-то просто сделать, поскольку почти каждый хотел ему что-то сказать, когда священник проходил мимо, а ему нужно было обязательно ответить.

– Ух! – громко выдохнул отец Джимми, наконец-то отбившись от прихожан. – Рад видеть вас. Я ждал, когда вы снова придете.

Ханна понимала, что он сказал это как ее исповедник, но все равно залилась румянцем.

– Меня очень тронула месса, – призналась она. – Вы посвятили ей всего себя, поэтому и мне захотелось принять в ней участие.

– Мессы всегда вызывали у меня глубокие переживания, но теперь, когда я сам их служу, мне приходится учиться, как помочь другим почувствовать то же самое, – ответил он, но Ханна видела, что ему понравились ее слова.

– Вы всегда хотели быть священником?

– Сколько себя помню. – Джеймс внимательно посмотрел на нее, стараясь понять, действительно она хотела это знать или только вежливо ведет беседу. Он решил, что ей в самом деле было интересно. – Я уже был министрантом,[18]18
  В латинском обряде католической церкви мирянин (обычно юноша), прислуживающий священнику во время мессы и других богослужений.


[Закрыть] когда под стол пешком ходил. Венчания, похороны, крещение – я не упускал ни единой возможности, чтобы побыть в церкви. Тогда, видимо, я этого не понимал, но когда подрос, мне стало ясно, что ничем, кроме как служить Господу, я не смогу никогда заниматься.

– Я вам завидую. Вы знаете, чему посвятить свою жизнь. Вот если бы мне так. Кстати, спасибо, что выслушали меня тогда.

– Я много об этом думал. Вы хоть немного разобрались в своих чувствах?

– Боюсь, что запуталась еще больше.

В этот момент миссис Вебстер отделилась от остальных прихожан, опустошающих стол. В правой руке она несла кусок пирога на одноразовой тарелке, при этом у нее был такой победоносный вид, как если бы она только что украла амброзию у олимпийцев.

– Вот вы где, отец Джимми! – воскликнула она. – А не допущу, чтобы вы так и не попробовали кусочек пирога миссис Луц. Он просто божественный.

Джеймс любезно принял у нее тарелку, затем повернулся к Ханне и негромко произнес:

– Наверное, нам следует найти более уединенное место для разговора.

В церкви было темно, лишь только два светильника тускло освещали скамейки, и казалось, что те покрыты инеем. Несколько свечей все еще горели у исповедальни. Из цокольного этажа доносилось эхо общественного собрания.

– Вы говорили с той женщиной из агентства? – спросил отец Джимми.

– С миссис Грин? Да, но так и не решилась рассказать ей о том, что меня беспокоит.

– Почему же?

– Не знаю даже, как объяснить. Она – очень милая женщина, очень доброжелательная и все такое, но… Ну, я не уверена, что могу ей доверять.

Отец Джимми слушал ее не перебивая.

– Она закрыла свой офис в Бостоне, а мне ничего не сказала. Даже соврала на этот счет. Не то чтобы это было очень важно. Она весьма занятая женщина и не обязана передо мной отчитываться… Вы когда-нибудь чувствовали себя изгоем, отец Джимми?

– Иногда. Это бывает с каждым.

– Я думаю, что миссис Грин и Витфилды так суетятся лишь потому, что без меня у них ничего не получится. Как только ребенок родится, они уже не будут так за меня волноваться. Наши пути разойдутся. Я знаю, что у нас договор, но это так странно, когда все вокруг тебя носятся, балуют тебя, защищают, а на самом деле… защищают ребенка. Как будто я не в счет. Если я скажу об этом миссис Грин, она обязательно сообщит Витфилдам, и в итоге те станут опекать меня еще больше. Джолин и так уже стала слишком нервной.

– Возможно, они чувствуют, каково вам сейчас. Вы когда-нибудь задумывались о вашем с ними договоре?

– Я еще не смотрела в раздел «Права суррогатной матери». Все никак руки не доходят.

– Нет, я имею в виду моральный договор. Вы пообещали им помочь. Можете ли вы, положа руку на сердце, нарушить данное им обещание? Скажите перед лицом Господа, сделали бы вы это без очень серьезной причины?

– Полагаю, нет.

– Вы сказали, что эти люди сами не могут иметь детей. И вот теперь Господь дал им эту возможность. Вы – их возможность, Ханна. Вы и ваши чувства являетесь частью куда более грандиозного замысла. Впрочем, как и все мы. Можете взглянуть на вещи с этой стороны? Вы – не изгой. Вы принимаете участие в чем-то значительно большем, чем можно себе представить.

Понизив голос, Ханна сказала:

– Как вы можете быть таким уверенным, отче? Я вот всегда во всем сомневаюсь.

– Здесь, в стенах храма, Божья воля всегда мне понятна. А вот за пределами этих стен она становится для меня такой же таинственной, как и для вас. Недавно я был в Нью-Гемпшире со своей семьей. У моих родителей есть там коттедж, и каждый год мы празднуем вместе День труда с тех самых пор, когда мы с братьями были маленькими. Это своего рода традиция. Но стоит нам появиться в родительском доме, как мать и отец начинают поучать нас, словно мы все еще дети. Здесь, в церкви Дарующей вечный свет Девы Марии, я все время поучаю взрослых! А там отец ругает меня за то, что я доел арахисовое масло и не купил нового, что мне пора уже начать думать о других, а не только о себе. Но самое ужасное заключается в том, что я начинаю с ним пререкаться! Я снова становлюсь ребенком.

Он по-мальчишески засмеялся, и Ханна к нему присоединилась.

– Вы, я думаю, догадались, что этим я хочу сказать о том, что невозможно быть все время уверенным в себе. Этот ребенок задал вам цель, и вы боитесь, что, достигнув ее, опять не будете знать, как жить дальше. Но вы молоды и здоровы, Ханна, у вас вся жизнь впереди. Когда-нибудь у вас будут собственные дети.

В этот момент в опустевшей церкви раздался глубокий голос и из тени показалась коренастая фигура.

– Ага! Вот вы где! Миссис Форт сказала, что видела, как вы куда-то удалились в обществе красивой молодой девушки, и я подумал: «О Господи, еще одного потеряли!»

Монсеньор Галахер вышел на свет и изобразил на лице улыбку.

– Надеюсь, я вам не помешал?

– Не помешали, – ответила Ханна, – я уже собиралась уходить.

– Отец Джеймс, там внизу кое-кто требует вашего внимания. Вы же знаете, как огорчится миссис Квин, если вы не отведаете ее персикового коблера.[19]19
  Коктейль с фруктами.


[Закрыть] И я боюсь, что сегодня все ее лавры достанутся миссис Луц с пирогом с корицей…

– Надеюсь, что немного помог вам, – сказал отец Джимми, повернувшись к Ханне, после чего извинился и с немного виноватым видом, как ей показалось, поспешил вернуться на цокольный этаж.

Монсеньор Галахер подождал, когда он скроется из виду, а затем произнес:

– Иногда мне кажется, что мы уже не священники. Мы стали дегустаторами! А домашняя выпечка заменила нам духовную пищу. В прошлую субботу одна прихожанка принесла десерт, который назывался «Тройная Божья благодать в шоколаде»! Скажите мне на милость, и куда это нас заведет?

Свою вторую попытку пошутить он усилил более смелой улыбкой и предложил:

– Присоединяйтесь к нам, миссис Мэннинг!

– Мне действительно нужно домой.

– Понимаю. Должно быть, вашему мужу не нравится, когда вы поздно возвращаетесь.

Да что этот человек о ней думает?

– Что ж, тогда спокойной ночи, монсеньор.

Штук двадцать машин еще стояли на парковке. Какое-то время Ханна сидела за рулем своего «нова», обдумывая все, что сказал отец Джимми. Несомненно, он прав. Она дала обещание и теперь должна его выполнить. Но это все равно делает ее инкубатором. Нет, он выразился не так. Возможность. Часть очень грандиозного замысла.

Ханна вставила ключ в замок зажигания и повернула его. Раздался щелчок, и ничего не произошло. Она попробовала еще раз. Опять ничего. Проверила переключение передач, чтобы убедиться, что оно в «парковке» – оно там и было, – и взглянула на приборную панель, не загорелась ли красная лампочка. Не загорелась. Снова повернула ключ – и снова ничего. Даже щелчка не было. Странно. Автомобиль вел себя исправно, когда она сюда ехала.

Но сейчас он точно умер.

Глава 25

В понедельник Ханна и Джолин стояли на церковной парковке и наблюдали, как Джек Вилсон подгонял к «нова» свой эвакуатор. Печаль наполняла сердце девушки, когда он прикреплял под передний бампер ее «шевроле» два огромных крюка и подводил к ним толстые цепи, которые при этом бряцали, как в сказке о Скрудже и рождественских призраках. «Нова» был всего лишь большой грудой металлолома, но это ее груда металлолома. Они так много пережили вместе. Именно «нова» спасал ее от дяди и тети, когда она уже не могла терпеть их обвинений, пусть и уносил ее всего лишь в супермаркет или кино. Он давал ей хоть немного почувствовать себя свободной. А теперь…

Голос Джолин прервал ее мысли:

– Не хотелось бы говорить: «А я ведь предупреждала». И так все понятно. Но все же повторюсь, сказав, что я более чем готова отвезти вас куда угодно, когда угодно и для чего угодно. Вам просто надо попросить.

Джолин, чьи самые страшные пророчества сбылись, казалось, была этому почти рада.

А вот доктора Йохансона в тот день никак нельзя было назвать веселым. Теперь уже на еженедельном осмотре он выглядел все время каким-то озабоченным. Даже его дворянский флирт куда-то подевался.

– У вас слишком высокое кровяное давление, – наконец-то заговорил он. – Это меня беспокоит. – Но своему суровому выражению лица, которое становилось мрачнее с каждой минутой, никаких объяснений не дал.

В какой-то момент Ханна решилась спросить у него в лоб, было ли с ней что-нибудь не так, и он упомянул что-то об отечности ее рук и ног.

– Это серьезно?

– Это не несерьезно, – коротко ответил он.

Записав что-то в ее карточке, доктор осведомился:

– Вы же придерживаетесь диеты, не правда ли?

– Да.

– Едите и пьете то, что я вам прописал, и в том же количестве, как и раньше. Хотя бы восемь стаканов воды в день?

– Да.

– Головные боли беспокоят?

– Не так, чтобы очень…

– Запоры случаются?

– Нет.

– Умммм… – Доктор Йохансон нахмурился и вновь что-то для себя записал. – Придется сегодня взять мочу на анализ. После этого, будьте так любезны, оденьтесь и зайдите ко мне в кабинет.

Он просто кивнул и вышел из комнаты для обследований. Бесцеремонность его ухода заставила Ханну заволноваться. А где же успокаивающие улыбки и теплые ободряющие слова, которыми он всегда ее засыпал? Она постаралась не дать разыграться своему воображению.

Ханна тихонько постучала в дверь кабинета и, получив разрешение, вошла. Доктор сидел за своим столом; на фоне солнечного света, льющегося в комнату из окна, его голова и плечи казались затемненными. Джолин заняла одно из двух кресел, стоящих напротив стола. Она взволнованно посмотрела на девушку.

– Надеюсь, ничего не случилось. Со мной все в порядке, да? С ребенком все в порядке?

Доктор Йохансон подождал, пока она усядется в кресло, и сказал:

– Причин бить тревогу у нас нет. Все будет хорошо, Ханна. Но теперь нам следует принять некоторые меры предосторожности. Поэтому я пригласил сюда миссис Витфилд. Мы ведь все к этому причастны, не так ли?

Он почесал бородку и заглянул в свои записи.

– Кажется, у вас появились ранние симптомы преэклампсии. Чудное слово, преэклампсия, но я не буду им вас пугать. Это всего-навсего гипертония у беременных. Но должен предупредить, что то, что у вас опухают стопы и лодыжки, – не к добру. Такое влагоудержание в организме – не к добру. И особенно мне не нравится высокое кровяное давление.

– Но я отлично себя чувствую, правда.

– И вы хотите пустить все на самотек, да?

– Нет, конечно.

– Поэтому нам следует следить за подобным повышением давления.

– Что же мне теперь делать? – спросила Ханна с неожиданной раздраженностью.

– Ага! Вопрос по существу. В первую очередь старайтесь не утомляться. Анализ мочи покажет нам серьезность этой проблемы. А пока что – постельный режим, постельный режим и еще раз постельный режим. Мне бы хотелось, чтобы миссис Витфилд следила за вашим времяпрепровождением: вы не должны утомляться.

Джолин судорожно мяла свои ладони.

– Надеюсь, моя выставка не имеет к этому никакого отношения. Все эти люди и шум. Иначе я себе этого никогда не прощу.

– Ничего страшного пока не случилось, миссис Витфилд. К счастью, мы вовремя спохватились. Теперь примем меры. Вот и все.

– Не понимаю, – пробормотала Ханна, которая заразилась от Джолин беспокойством. – Моя подруга Тери работала вплоть до родов. Оба раза.

– Каждый случай – особенный, – ответил ей доктор Йохансон еще более строгим голосом. – У каждой женщины беременность протекает по-своему. Высокое кровяное давление означает, что в матку поступает слишком мало крови. Это может негативно повлиять на развитие ребенка, да и на ваше здоровье в том числе. Иногда преждевременные роды даже необходимы. Я что, требую от вас невозможного?

– Но я и так уже почти ничего не делаю.

– Для меня этого достаточно, – вмешалась Джолин. – Уверяю вас, доктор, Ханна у меня и пальцем не шевельнет.

Доктор Йохансон устало кивнул.

– Так будет лучше для всех, миссис Витфилд. Слышите меня, Ханна?

– Да, сэр, – ответила девушка, чувствуя себя десятилетней.

– Значит, со слухом у вас все в порядке, слава Небесам.

Ханна не могла сказать, пошутил ли он сейчас или нет.

Казалось, Джолин только этого и надо было. Роль, которая ей до сих пор отлично удавалась, была официально утверждена доктором Йохансоном. Носясь по лестнице вверх-вниз так часто, что Ханна всерьез забеспокоилась за ее кровяное давление, миссис Витфилд стала исполнять обязанности повара, сиделки и горничной с утроенным энтузиазмом. Она приносила ей завтрак в постель, убирала кровать, когда девушка просыпалась, собирала ее одежду и затем стирала. Когда они ездили в город, Джолин настаивала на том, чтобы Ханна оставалась в машине, а она, мол, купит ей все сама.

Всю свою нескончаемую энергию, с которой она обычно «лечила» полотна, Джолин теперь перенаправила на Ханну. На все жалобы девушки, что ей скучно от ничегонеделанья, она отвечала: «Вы заботитесь о своем здоровье, вот что вы делаете! Разве это не работа?» Прошла неделя, а Ханна не чувствовала себя лучше, но и хуже, надо признать, тоже. На следующем осмотре доктор Йохансон заявил, что дела у нее «слегка улучшились», но «на танцы все еще нельзя».

Единственное, что беспокоило Ханну, так это сон. После того как она проводила целый день в кровати, время от времени подремывая, в течение часа держа стопы выше колен или без конца качаясь в кресле-качалке (чтобы кровь лучше циркулировала в ногах), ей плохо спалось ночью. Если раньше Ханна просыпалась два-три раза за ночь, то теперь это происходило чуть ли не через каждый час.

В результате каждое утро она вставала раздраженной.

Таким образом, она осталась без колес, но зато с круглосуточной нянькой, которая всеми силами стремилась заточить ее в четырех стенах. Если так и дальше продолжится, то скоро Витфилды посадят ее на цепь! Настроение у Ханны ухудшалось день ото дня, а затем у нее сложилось впечатление, что Джолин старается не попадаться ей на глаза.

В полдень Ханна устроилась в оранжерее и попыталась почитать новый роман, который ей посоветовали в библиотеке. В нем рассказывалось о женщине с нелегкой судьбой: муж ужасно обращался с ней, и по этой причине она решилась убежать с десятилетним сыном во Флориду, где начала новую жизнь под другим именем. В оранжерее было жарко, поэтому после сорока страниц девушку начало клонить в сон. Ханна заставила себя встать и выйти в сад.

– Не уходите далеко! – крикнула ей вдогонку Джолин.

– Мне бы до поилки добраться, – ответила ей Ханна. Либо Джолин не поняла сарказма, либо решила проигнорировать шутку.

Как и всегда в последние дни, Ханна плохо спала ночью. Легла в десять, проснулась в полночь, затем в час, затем в два – точно по расписанию. Чем больше она нервничала, тем тяжелее ей было уснуть. В три часа она бросила свои попытки заснуть, включила светильник на прикроватной тумбочке и постаралась с головой уйти в роман. У нее болела спина, но когда она лежала на спине, то плохо видела текст, поэтому перевернулась на бок, отчего уронила книжку на пол.

Рассерженная и окончательно проснувшаяся, она слезла с кровати и направилась в кухню выпить стакан воды, хотя слишком хорошо знала, чем это грозило ей. Неожиданно она услышала движение этажом ниже, а затем звук, напоминающий голоса, и удаляющиеся шаги по лестнице. Дверь в сад скрипнула, и девушка поняла, что из дома кто-то вышел.

Ханна быстренько выключила светильник и прильнула к окну, чтобы увидеть, что происходит.

Небо было безоблачным, и полная луна заливала своим серебристым светом газон. Вскоре она разглядела Маршалла и Джолин. Он был в пижаме и голубом фланелевом халате нараспашку. Джолин даже не удосужилась накинуть халат и стояла в одной шелковой ночной рубашке, прозрачной от лунного сияния. Все выглядело так, как будто бы странный шум в саду разбудил их посреди ночи и они вышли с намерением узнать, что происходит.

Джолин брела впереди, пока они не достигли середины газона, потом остановилась и стала всматриваться вдаль. Маршалл на несколько шагов отставал от нее и тоже остановился. Оба они какое-то время стояли неподвижно, как если бы ждали, что кто-то или что-то появится из темноты сосен, темневших на краю сада. Но никто не показывался. Ночь была тихая. Вода в поилке казалась густой и сияла, как ртуть.

Ханна была уверена, что если бы Витфилды повернулись в сторону дома, то она смогла бы хорошо рассмотреть тонкие черты их лиц, движение глаз и губ. Но они стояли к ней спиной, словно пронзенные длинными тенями сосен. Шло время, но ничего не происходило.

Вдруг Джолин опустила плечи и сгорбилась, как будто бы у нее больше не было сил стоять ровно. Она развернулась и подошла к Маршаллу. Незваный гость, если таковой и был, видимо, удалился. Как можно тише Ханна приподняла раму, и в комнату ворвалось прохладное дыхание ветра, принеся с собой голоса хозяев. Витфилды говорили шепотом, и она постаралась сосредоточиться, чтобы хоть что-нибудь расслышать.

– Что она сказала? – спросил у жены Маршалл.

– Опасность, – ответила Джолин. Теперь Ханна могла полностью видеть ее лицо. В лунном свете оно казалось мертвенно-бледным.

– Она сказала… когда?

– Оно уже здесь. Зло пытается прорваться сюда. Оно пытается обманом завлечь нас в свои сети. Будет битва. Битва, которую мы можем проиграть, если забудем об осторожности.

– Что же нам делать?

– Быть начеку. Она предупредила, чтобы мы не теряли бдительности. И она будет с нами, когда придет время. Она будет рядом и даст нам силы.

Маршалл снял халат и накинул его жене на плечи.

– Как нам распознать зло?

– Оно придет в обличье друга. «Оно придет и скажет, что от меня», – произнесла она. Оттуда. Оно придет оттуда! – Джолин подняла руку и указала в направлении города, на Алкот-стрит.