Текст книги "Изобретение науки. Новая история научной революции"

Коперник предложил отказаться от эквантов и убрать эпициклы для всех планет, расположенных от Солнца дальше, чем Земля, продемонстрировав, как движение Земли создает кажущееся движение небесного тела, эквивалентное эпициклу. Коперник также утверждал, что его теория предпочтительнее, потому что более строго определяет характеристики системы в целом. Последователи Птолемея, например, не могли точно сказать, что ближе к Земле, Венера или Солнце (правильный ответ, в наших терминах, – иногда Солнце, иногда Венера, – но для системы Птолемея это было неприемлемо), тогда как система Коперника устанавливала строгий порядок среди небесных тел{334}334
  Goldstein. Theory and Observation (1972). 43. Вопрос о изначальной мотивации Коперника в принятии гелиоцентризма – чтобы отказаться от эквантов или установить строго определенный порядок планет – вызывает споры: см.: Westman. The Copernican Question Revisited (2013). По моему мнению, в пользу предположения, что причиной были экванты, говорят факты, рассматриваемые в следующем параграфе.


[Закрыть].

Раньше я думал, что Коперник инициировал интеллектуальную революцию – недаром Томас Кун назвал свою первую книгу «Коперниканская революция» (The Copernican Revolution, 1957). Но в этом отношении Кун ошибался. Астрономы всей Европы с большим интересом отнеслись к идеям Коперника, но почти все, за редким исключением, считали очевидным, что теория движущейся Земли неверна. Если бы Земля двигалась, мы бы это чувствовали; мы же чувствуем ветер, дующий в лицо. Предмет, падающий с высокой башни, отклонялся бы к западу. Ядро, выпущенное из пушки на запад, пролетело бы дальше, чем выпущенное на восток. Поскольку ничего такого не наблюдалось, ведущие астрономы – Эразм Рейнгольд (1511–1553), Михаэль Местлин (1550–1631), Тихо Браге (1546–1601), Христофор Клавий (1538–1612) и Джованни Маджини (1555–1617) – были уверены, что Коперник ошибается. Тем не менее они восхищались простотой его метода вычислений и вдохновлялись мыслью о возможности отказа от эквантов. Все сохранившиеся экземпляры первого (1543) и второго (1566) изданий трактата «О вращении небесных сфер» в настоящее время тщательно изучены, чтобы выявить все комментарии на полях, оставленные первыми читателями. В результате мы с большой достоверностью можем сказать, что им нравилось, а что нет, что они считали правдоподобным, а что невероятным{335}335
  Gingerich. An Annotated Census (2002); см. также: Gingerich & Westman. The Wittich Connection (1988) и Gingerich. The Book Nobody Read (2005).


[Закрыть]. Им нравился математический аппарат Коперника, но они не рассматривали его в качестве научной истины. Они читали трактат, следуя рекомендациям вступительного письма (теперь мы знаем, что оно было написано Озиандером и включено в книгу без разрешения Коперника), то есть как чисто гипотетическую конструкцию.

Насколько нам известно, в 1583 г. во всей Европе нашлось только три прославленных астронома, которые согласились с утверждением Коперника, что Земля вращается вокруг Солнца: в Германии Христоф Ротман (он не публиковал своих работ и в конечном итоге отказался от теории Коперника), в Италии Джованни Бенедетти (в 1585 г. он опубликовал несколько фраз, посвященных этому вопросу), а в Англии Томас Диггес (который в 1576 г. опубликовал работу, поддерживавшую теорию Коперника)[136]136
  Через двадцать пять лет, когда все они уже умерли, число сторонников системы Коперника оставалось таким же: в 1608 г. мы можем назвать Кеплера, Галилея, Хэрриота и Стевина. Примечательно, что до появления сверхновой звезды в 1572 г. у Коперника было только один безусловный сторонник – Ретик.


[Закрыть]. Таким образом, преподаватели Оксфорда должны были испытать шок, услышав речи этого странного итальянца, который подскакивал, приседал, хихикал и тараторил, защищая систему Коперника как буквальную истину.

Мы не знаем, насколько далеко Бруно зашел в изложении гелиоцентрической системы. Его остановили после трех лекций, обвинив в том, что он цитирует фрагменты из работ Фичино, философа эпохи Возрождения, последователя Платона (который обожествлял Солнце), выдавая их за свои. Это было вполне возможно – Бруно точно так же поступает и в печатных трудах, а понятие плагиата в те годы было еще новым[137]137
  Лекции Генри Савиля по астрономии, прочитанные в Оксфорде в начале 1570-х гг., содержали «длинные отрывки… дословно скопированные у Рамуса» (Goulding. Henry Savile and the Tychonic World-system, 1995. 153).


[Закрыть]. Но мы знаем, что хотел сказать Бруно; после изгнания из Оксфорда он нашел прибежище у французского посла в Лондоне и там написал несколько работ в защиту своих взглядов; самая известная из них – «Пир на пепле» (La cena de le Ceneri){336}336
  Bruno. The Ash Wednesday Supper (1995). Английский мир Бруно прекрасно описан в Bossy. Giordano Bruno and the Embassy Affair (1991), но главное утверждение, что Бруно был шпионом, нуждается в корректировке в свете Bossy. Under the Molehill (2001).


[Закрыть]. За полтора года, проведенных в Лондоне, Бруно опубликовал шесть книг, и все они были написаны на итальянском[138]138
  La Cena de le Ceneri (1584); De la causa, principio, et uno (1584); De l’infinito universo et mondi (1584); Spaccio de la Bestia Trionfante (1584); Cabala del cavallo Pegaseo – Asino Cillenico (1585); De gli heroici furori (1585).


[Закрыть]. До и после поездки в Англию Бруно публиковал свои работы только на латыни (за одним-единственным исключением, пьесы «Подсвечник» (Il candelaio), опубликованной в Париже в 1582), и поэтому выбор итальянского языка для книг, которые должны продаваться в основном англичанам (хотя некоторые из них привезут на большую книжную ярмарку во Франкфурт), кажется странным. Но итальянский был языком Данте и Петрарки. Образованный англичанин мог прочесть эти книги; выбирая итальянский, Бруно подавал сигнал, что обращается к поэтам и придворным, а не к профессорам математики или философии.

Англичане отличались враждебностью к иностранцам и католикам. Тех, кто выглядел чужеземцем, как Бруно, могли избить на улице. Бруно практически не решался выходить из дома. В сочиненных им диалогах он дает понять, что общается с английской элитой, однако позднее он признался, что это выдумка, а не факт{337}337
  Rowland. Giordano Bruno (2008). 149–159.


[Закрыть]. Тем не менее его книги, вероятно, продавались – в противном случае их перестали бы печатать. У самого Бруно не было ни гроша за душой, и он был потрясен, увидев у преподавателей Оксфорда массивные перстни, украшенные драгоценными камнями, – можно не сомневаться, что на его пальцах таких не было. Поэтому он не мог платить за издание своих книг.

Эти книги были по-настоящему революционными. Коперник описал сферическую Вселенную с Солнцем в центре. Он признавал возможность существования бесконечной Вселенной, но отказывался от дальнейших рассуждений на эту тему, заявляя: «Поэтому пусть вопрос о конечности или бесконечности Вселенной обсуждают натурфилософы» (сам Коперник был математиком, а не философом){338}338
  Copernicus. On the Revolutions (1978). 16.


[Закрыть]. Бруно ухватился за теорию Коперника как за аргумент в пользу бесконечной и вечной Вселенной. Звезды, утверждал он, представляют собой солнца, а Солнце – это звезда: здесь он был последователем не Коперника, а Аристарха Самосского (310–230 до н. э.). Поэтому во Вселенной могут существовать и другие обитаемые планеты; жизнь возможна даже на Солнце и звездах, поскольку они могут быть не полностью горячими или на них могут жить существа, совсем не похожие на нас и хорошо переносящие жару. Более того, нет никаких оснований считать, что другие планеты отличаются от Земли. Бруно утверждал, что у Луны и планет могут иметься континенты и океаны, причем они не светятся сами (такова была общепринятая точка зрения; даже Луну считали в крайнем случае прозрачной), а отражают свет{339}339
  Grant. Planets, Stars and Orbs (1994). 395–403.


[Закрыть]. Таким образом, если смотреть с Луны, то Земля будет казаться гигантской луной, а с гораздо большего расстояния она будет выглядеть как яркая звезда на небосводе. Земля, думал Бруно, должна ярко сиять, потому что моря лучше отражают свет, чем суша. (В этом отношении он ошибался, как впоследствии показал Галилей, – поэтому, когда после изобретения телескопа астрономы начали составлять карты Луны, морями они называли темные участки, а не светлые.) Таким образом, Бруно описывал бесконечную Вселенную с бесчисленными звездами и планетами, возможно, населенными неземными формами жизни{340}340
  Singer & Bruno. Giordano Bruno (1950); Gatti. Bruno and the Gilbert Circle (1999).


[Закрыть]. Поскольку Бруно не верил, что Христос был спасителем человечества (он исповедовал своего рода пантеизм), то ему не нужно было беспокоиться о том, как христианская драма о грехе и искуплении разыгрывалась в этих бесчисленных мирах.

Бруно был не первым, кто представлял бесконечную Вселенную и внеземную жизнь. Николай Кузанский в своем трактате «Об ученом незнании» (De docta ignorantia, 1440) утверждал, что бесконечному Богу подходит только бесконечная Вселенная. Он считал Землю небесным телом, которое с большого расстояния выглядит как звезда – эта идея привлекла внимание Монтеня{341}341
  Koyré. From the Closed World to the Infinite Universe (1957). 6–23; Montaigne. The Complete Essays (1991). 505 и Montaigne. Œuvres complètes (1962). 429.


[Закрыть]. Однако Николай Кузанский предполагал, что Земля и Солнце похожи. По его мнению, обитаемый мир скрыт под видимой сияющей оболочкой Солнца; что касается Земли, то она, подобно Солнцу, окружена невидимой для нас огненной мантией, которую можно увидеть только при взгляде на Землю из открытого космоса. Таким образом, в представлении Николая Кузанского Земля была небесным телом, а Солнце – земным[139]139
  Эту точку зрения после 1616 г. разделял Исаак Бекман, который имеет полное право называться основателем механической философии: Berkel. Isaac Beeckman (2013). 98, 99.


[Закрыть]. В отличие от него Бруно первым отделил звезды от планет, как мы это делаем теперь, – Солнце у него звезда, а планеты, в том числе Земля, темные тела, светящиеся отраженным светом.

Бруно пытался опровергнуть стандартные аргументы противников системы Коперника, используя принципы относительности местоположения и движения; в его Вселенной (в отличие от Вселенной Аристотеля и Птолемея) не было верха или низа, центра или периферии, лева или права, а движение можно было определить только путем сравнения с другими объектами[140]140
  Подробное обсуждение вопросов верха и низа, лева и права во Вселенной см.: Oresme. Le Livre du ciel et du monde (1968). 315–355, сочинение 1377 г. Николай Орезмский считал, что одно из главных преимуществ вращающейся Земли перед вращающимся небом (если верно, что вращение происходит против часовой стрелки и правая рука проходит над левой) состоит в том, что «верх» становится севером, а не югом, как в случае вращения неба. Это помещает нас в более «достойное» Северное полушарие. Этот аргумент отсутствовал в более поздних спорах относительно теории Коперника (хотя он был по-прежнему важен для Кальканьини: Calcagnini. Opera aliquot, 1544. 391), предположительно потому, что к середине XVI в. картографы уже не располагали юг сверху, как Аристотель и арабы.


[Закрыть]. Николай Орезмский и Коперник признали принцип относительности движения, рассматривая два тела, Солнце и Землю, – наблюдаемое движение Солнца может быть обусловлено как тем, что оно действительно движется, так и вращением Земли, – однако они не распространяли этот принцип на более сложные случаи, как Бруно. Так, например, писал Бруно, если вы сидите в каюте корабля, плывущего по спокойному морю, то у вас нет никакого способа определить, движетесь вы или находитесь в покое; если же вы подбросите предмет вертикально вверх, он упадет вам в руку, а не сместится к корме плывущего корабля{342}342
  Redondi. La nave di Bruno e la pallottola di Galileo (2001); Granada. Aristotle, Copernicus, Bruno (2004).


[Закрыть]. У Вселенной Коперника имелся центр; он не мог представить (или, по крайней мере, признать возможность существования) Вселенной, в которой местоположение полностью относительно. Бруно также внес радикальные и неудачные изменения в систему Коперника, отчасти предназначенные для того, чтобы опровергнуть основные аргументы против нее (например, что видимые размеры Марса и Венеры должны существенно меняться, если эти планеты то удаляются от Земли, то приближаются к ней){343}343
  McMullin. Bruno and Copernicus (1987), где критикуется Yates. Giordano Bruno and the Hermetic Tradition (1991); см. также: Westman & McGuire. Hermeticism and the Scientific Revolution (1977); Gatti. Essays on Giordano Bruno (2011). Ch. 2.


[Закрыть].

В 1585 г. французский посол, приютивший Бруно, был отозван из Англии, и Бруно пришлось уехать вместе с ним. Он скитался по Европе (не расставаясь с книгой Коперника, которая теперь хранится в библиотеке Казанатенсе в Риме), и в 1592 г. его арестовали в Венеции и передали в руки инквизиции. После восьми лет в одиночном заключении, а затем долгих пыток 17 февраля 1600 г. его заживо сожгли на одной из главных площадей Рима, Кампо-деи-Фьори. Он отказался раскаяться в своей ереси, в том числе в вере в другие обитаемые миры[141]141
  Вера в гелиоцентрическую Вселенную еще не была объявлена ересью: запрет появился только в 1616 г. и продержался до 1758 г., когда из списка запрещенных книг исключили теорию гелиоцентризма; труды самого Коперника были запрещены вплоть до 1882 г. К сожалению, мы точно не знаем, какие обвинения были выдвинуты против Бруно, поскольку документы о суде над ним (вместе с документами о суде над Галилеем и другими бумагами инквизиции) были вывезены в Париж после завоевания Рима Наполеоном. После поражения Наполеона папские власти потребовали вернуть документы, но многие из них исчезли на обратном пути – скорее всего, их продали, чтобы окупить расходы.


[Закрыть]. Его книги были запрещены во всей католической Европе.

Бруно важен для нашего рассказа не только из-за своей смелости (что несомненно) и блестящего ума (что тоже несомненно), а потому, что во многом он оказался прав. Его поправки к теории Коперника и ее ошибочная интерпретация были неправильно поняты. В последние полвека на смену представлениям о бесконечной и вечной Вселенной пришла теория Большого взрыва (настолько новая, что свое название она получила только в 1949){344}344
  Впервые это название прозвучало в радиопередаче и только в следующем году появилось в печати.


[Закрыть]. Но нам теперь известно, что Солнце – звезда, что у других звезд есть планеты и что у нас есть основания верить в наличие жизни в других местах Вселенной. Мы находимся не в центре мира; скорее Земля – обычная планета, одна из многих. В современном мире Бруно чувствовал бы себя комфортнее, чем кардинал Беллармин, человек, игравший ключевую роль как в суде над ним, так и в запрещении католической церковью учения Коперника в 1616 г. В главном Бруно был прав: он первым заявил в печати о том, что предисловие к трактату «О вращении небесных сфер» написано не Коперником, и он был первым из современных людей, кто утверждал, что планеты сияют отраженным светом[142]142
  До Бруно подобные взгляды высказывали аль-Баттани (858–929) и Витело (ок. 1230 – ок. 1290): Horrocks. Venus Seen on the Sun (2012). 73.


[Закрыть].

§ 5

Взгляды Бруно стоит сравнить со взглядами Томаса Диггеса. В 1576 г., за несколько лет до лекций Бруно в Оксфорде, Диггес опубликовал шестое издание альманаха своего отца «Вечные знамения» (A Prognostication Everlasting). (Книга впервые была издана в 1555 г. и выдержала, насколько нам известно, тринадцать изданий, последнее из которых датируется 1619){345}345
  Digges & Digges. A Prognostication Everlasting (1576).


[Закрыть]. Главная цель «Знамений» – дать читателю инструмент для прогноза погоды с использованием астрологии (положения планет) и метеорологии (атмосферные явления, такие как радуга или облачность). Однако книга также подсказывала подходящее время для кровопусканий, очищения организма (в том числе слабительными) и принятия ванны (современному читателю покажется странным упоминание о ванне как о лечебной процедуре; Диггесы, отец и сын, рекомендовали не принимать ванну, когда Луна находится в созвездии Тельца, Девы или Козерога: это земные знаки, и поэтому они враждебны воде), помогала определять время по восходящей Луне или звезде, а также для любой даты вычислить время восхода и захода Солнца, прилива и отлива, долготу дня. Это было выдающееся практическое пособие – например, в альманахе имелась шкала компаса, которую можно было скопировать в увеличенном масштабе, и конструкция для определения местоположения планет в небе, которую можно было использовать в качестве чертежа или (дополнив отвесом и магнитным компасом) превратить в бумажный инструмент. Леонард Диггес также предлагал информацию, не имевшую практического применения: он указывал относительные размеры Солнца, планет, Земли и Луны, объяснял причину лунных затмений и приводил размеры небес. Расстояние от Земли (которую он, конечно, считал центром мира) до сферы неподвижных звезд составляет 358 463 мили – с половиной. Эту популярную книгу Томас дополнил переводом (с некоторыми дополнениями и исправлениями, сделанными им самим) главных, по его мнению, разделов трактата Коперника «О вращении небесных сфер».

До наших дней дошло несколько экземпляров «Знамений». Это было дешевое издание, рассчитанное на мелкопоместных дворян и фермеров, – такие книги обычно шли на растопку, когда явно устаревали. Большинство альманахов были рассчитаны на год, и даже «вечный» альманах вскоре становился потрепанным. Если какие-то экземпляры и дожили до 1640-х гг., шрифт и оформление большинства из них выглядели безнадежно устаревшими: первые восемь изданий были напечатаны старинным английским готическим шрифтом; в следующих трех для основного материала использовалась гарнитура эпохи Возрождения, но перевод Коперника был по-прежнему набран готическим шрифтом, вероятно, чтобы подчеркнуть его интеллектуальную серьезность; современный вид весь текст получил только в 1605 г. По мере того как морские компасы становились дешевле и доступнее, инструкции по изготовлению компаса своими руками теряли смысл. К XVIII в. устаревшей считалась уже и сама астрология. Листы с таблицами и чертежами инструментов чаще всего вырывали для удобства использования, в результате чего оставались изуродованные книги. Большинство экземпляров просто выбросили, прежде чем кому-то пришло в голову, что книгу стоит сохранить – просто как старую и редкую. Тщательный анализ издания 1576 г. появился только в 1934 г.{346}346
  Johnson & Larkey. Thomas Digges, the Copernican System (1934).


[Закрыть]

А затем это издание в мгновение ока сделалось не только чрезвычайно редким (существует множество редких, недолговечных брошюр), но и чрезвычайно ценным. За ним охотились все – и аукционисты, и библиотекари. Выяснилось, что Томас Диггес включил в книгу не только первое выступление английского автора и на английском языке в защиту системы Коперника{347}347
  Это уже было очевидно Дрейеру, хотя он видел только издание 1592 г.: Dreyer. History of the Planetary Systems (1906). 347.


[Закрыть], но также рисунок космоса, на котором звезды не составляли сферу, а тянулись до границ страницы и даже дальше – первое изображение предположительно бесконечной Вселенной. Эта иллюстрация занимает две страницы и, по всей видимости, была добавлена уже после того, как книгу напечатали. Переплетчики не знали, что с ней делать – то ли сделать страницу раскладной, то ли просто размещать иллюстрацию на развороте. Ее могли повредить, порвать, оставить в виде вкладыша или вообще пропустить. Из первого издания книги сохранились только семь экземпляров, и ни один из них не появился на рынке после того, как была установлена необыкновенная ценность книги. Самым богатым коллекционерам пришлось довольствоваться экземплярами более поздних изданий.

Издание «Знамений» 1576 г. – это маленькая загадка, в которой, как в зеркале, отразилась вся проблема современной истории науки. В ней мы сталкиваемся с интеллектуальным прорывом: Диггес был первым авторитетным астрономом, открыто заявившим о бесконечности Вселенной. (Николай Кузанский утверждал, что всемогущий Бог должен был создать бесконечную Вселенную, но это был философский, а не астрономический аргумент){348}348
  Duhem. Le Système du monde. Vol. 10 (1959). 247–347; Koyré. From the Closed World to the Infinite Universe (1957). 6–24.


[Закрыть]. Более того, Диггес был видной фигурой в новой астрономии. В 1573 г. он опубликовал исследование сверхновой звезды, появившейся годом ранее{349}349
  Digges. Alae (1573); Pumfrey. Your Astronomers and Ours Differ Exceedingly (2011).


[Закрыть]. В то же самое время он с готовностью применял новую астрономию для предсказания погоды и определения времени, когда врачи должны делать кровопускание пациентам. Свою новую, коперниканскую теорию мира Диггес поместил вместе со старым, отцовским описанием системы Птолемея. Он понимал, что система Коперника может быть верной только в том случае, если космос гораздо больше, чем представлял Птолемей, но не стал исправлять отцовские цифры о размерах Вселенной. Его отец снабдил книгу иллюстрацией птолемеевского космоса, где на самой внешней сфере имелась надпись: «Сюда мудрецы помещают Бога и Избранных». Иллюстрация Томаса, основой для которой послужила отцовская, тоже смешивает астрономию и богословие: внешняя зона (теперь бесконечное пространство, а не сфера) обозначена как «обитель избранных». Каким образом тут уживались, не испытывая неудобств, старое и новое, прошлое и будущее, наука и суеверия? Тому есть множество причин.

Во-первых, сам Коперник был вовсе не таким революционером, как принято считать. Ни в одной из своих опубликованных работ Коперник не упоминает об астрологии – однако он нигде не оспаривает общепринятое мнение: астрономия существует, чтобы сделать возможной астрологию{350}350
  Westman. The Copernican Question (2011).


[Закрыть]. Вселенная Коперника отличается от Вселенной Птолемея тем, что в ее центре (а если точнее, то очень близко к центру) находится Солнце, а не Земля, но в остальном она очень похожа на Вселенную Птолемея: ряд сфер, вложенных одна в другую. Она имеет конечный размер[143]143
  Несомненно, Коперник полагал, что его читатели верят в сферы и конечную Вселенную (эти два вопроса взаимосвязаны, поскольку Вселенная, состоящая из сфер, обязана быть конечной), и современники полагали, что он сам придерживается такого же мнения. Но так ли это? Коперник явно обходил вопрос о конечности Вселенной, и его ученик Ретик зачеркнул слова orbium coelestium («небесных сфер») на титульной странице дарственных экземпляров (Gingerich. An Annotated Census, 2002. xvi, 32, 135, 153, 209; информация, отсутствующая у Розена в его примечании к этому вопросу (Copernicus. On the Revolutions, 1978. 333, 334). Розен считает, что Коперник верил в материальные сферы, поскольку использовал слова sphaera и orbis; однако Кеплер использовал эти же слова в «Коперниканской астрономии» (Epitome astronomiae Copernicanae, первые три книги названы De doctrina sphaerica), и он точно не верил в материальные сферы, а просто использовал привычные термины, когда хотел, чтобы его поняли. В Barker. Copernicus, the Orbs and the Equant (1990), указано, что у Коперника сферы плохо «вложены» друг в друга и между ними есть зазор, однако в остальном Коперник не отступал от общепринятой теории. Чтобы совместить теорию Коперника со сферами, необходимо указать, как система из Земли и Луны прикреплена к сфере, но такое описание отсутствует. Я подозреваю, что Коперник намеренно оставил место для сомнений по обоим вопросам.


[Закрыть]. Все движения в ней (за исключением непосредственной близости к Земле) определяются главным принципом: движения небесных тел являются круговыми и, следовательно, неизменными. По мнению Коперника, Птолемей отступил от этого принципа, не добавив к деферентам эпициклы, чтобы объяснить, почему планеты иногда начинают перемещаться в обратном направлении, а введя понятие экванта, чтобы замедлять и ускорять их движение. Сам Коперник добился этого другими средствами.

Специалисты по истории астрономии спорят, были у Коперника экванты или нет; эквантов у него не было, однако он применил другие методы, предназначенные для имитации эквантов{351}351
  Swerdlow. Copernicus and Astrology (2012). 373. Как ни странно, Свердлоу одновременно считает, что в системе Коперника были экванты и что главным мотивом перехода к гелиоцентризму было избавление от эквантов (Westman. The Copernican Question Revisited, 2013. 104–115).


[Закрыть]. Те, кто изучает арабскую астрономию, указывают, что использованные Коперником механизмы уже были изобретены арабами, и утверждают, что Коперник позаимствовал их, не указывая источник, а не придумал сам, хотя еще никому не удалось найти книгу или рукопись с описанием главного метода, с которой он мог быть знаком{352}352
  Copernicus and His Islamic Predecessors (2007); Saliba. Islamic Science and the Making of the European Renaissance (2007). 193–232. Следует отметить, что Николай Орезмский мог независимо от арабских источников сформулировать главный принцип: сочетание круговых движений может создать видимость прямолинейного движения (Kren. The Rolling Device, 1971).


[Закрыть].

Для двух первых поколений астрономов, читавших книгу Коперника, главным в ней была не защита гелиоцентризма, а более серьезный и систематический, чем у Птолемея, подход к принципу кругового движения. Одно из следствий математической модели Коперника заключалось в том, что она облегчала вычисления по сравнению с системой Птолемея, и многие астрономы публиковали таблицы движения планет Коперника, даже если считали его систему неправдоподобной. (Точно так же мы пользуемся схемой метро, хотя она искажает расстояние между станциями; ее преимущество заключается в том, что она позволяет легко проложить маршрут и определить места пересадок, тогда как ориентироваться по более точной карте гораздо труднее.)

Однако Диггес не был рядовым читателем Коперника, поскольку понимал, что Коперник, описывая Землю движущейся, а Солнце неподвижным, не хотел, чтобы его понимали буквально. В его варианте книги I трактата «О вращении небесных сфер» аргументам против движения Земли уделено особое внимание. Леонард Диггес приводит размеры Земли, которые в то время считались общепризнанными, – ее окружность составляет 21 600 миль, и это значит, что если Коперник прав и наша планета делает один оборот вокруг своей оси за сутки, то скорость только от вращения составляет 900 миль в час, не говоря уже о дополнительном движении вокруг Солнца с периодичностью в один год. Утверждалось, что если бы мы летели со скоростью 900 миль в час (не забывайте, что те, кто выдвигал подобные аргументы, не передвигались со скоростью, превышавшей 30 миль в час, как у скачущей галопом лошади), то не могли бы не чувствовать этого движения; наши волосы развевались бы на ветру. Птиц, взлетающих с деревьев, сносило бы на запад. А предмет, брошенный с вершины башни, падал бы к западу от ее основания. Диггес утверждает, что эти аргументы ошибочны (вполне возможно, именно он повлиял на Бруно, говорившего об относительности движения). Если взобраться на мачту движущегося корабля, отмечает Диггес, и спустить отвес, то он повиснет вертикально и груз окажется у основания мачты; отвес отклонится назад только в том случае, если коснется воды за кормой корабля. Этот мысленный эксперимент несколько отличается от того, что предложил Галилей (и менее убедителен): брошенный с верхушки мачты предмет доказывает относительность понятия вертикали. Линия отвеса или траектория падающего предмета вертикальны по отношению к палубе движущегося корабля, но не вертикальны по отношению к неподвижной точке на поверхности Земли. Галилей также продемонстрировал, что если на движущемся корабле подбросить предмет вертикально вверх, он не упадет за вашей спиной, а вернется прямо вам в руку: это опровергает утверждение Джамбаттисты Капуано, который вполне мог быть источником всех опытов на движущемся корабле, как мысленных, так и реальных. Таким образом, Диггес не просто перевел Коперника, но усилил его аргументацию там, где она была наиболее уязвимой{353}353
  Николай Орезмский уже довольно подробно разработал такую теорию: Oresme. The Questiones de Spera (1966). Q. 8, и Oresme. Le Livre du ciel et du monde (1968). 518–539. Возможно, на его работах основывались и Диггес, и Бруно.


[Закрыть].

Рисунок самого Коперника с изображением гелиоцентрического космоса. Из оригинальной рукописи трактата «О вращении небесных сфер», 1543. Луна не показана, но упоминается в тексте. Сфера неподвижных звезд – это внешнее кольцо

После обнаружения рисунка космоса Диггеса стали считать первым, кто не изобразил звезды на поверхности сферы, а распределил их по всей странице и даже за ее пределами; он явно считал, что они простираются в бесконечность. Но у Вселенной Диггеса имелся центр, и поэтому ее нельзя считать бесконечной – у бесконечной Вселенной не может быть центра. Диггес полагал, что каждая звезда размерами превышает Солнечную систему; все они должны находиться очень далеко – в противном случае их местоположение на небе изменялось бы по мере движения Земли по огромной орбите вокруг Солнца – и иметь гигантские размеры, чтобы мы могли их видеть{354}354
  Этот аргумент считался серьезным вплоть до середины XVII в.; Риччоли полагал, что это главный аргумент против теории Коперника: Graney. The Work of the Best and Greatest Artist (2012); Graney. Science Rather than God (2012). Его подкреплял тот факт, что линзы телескопов превращали звезды в диски, и поэтому если теория Коперника утверждала, что звезды находятся очень далеко, то телескопы указывали на еще большие их размеры. Например, Флемстид полагал, что некоторые звезды настолько больше Солнца (которое теперь само относили к звездам), насколько Солнце больше Земли: Science and Astrology (1995). 280.


[Закрыть]. Из этого следует, что Диггес не считал Солнце звездой, а звезды – Солнцами. Более того, его конструкция Вселенной определяется богословием. Пространство, которое занимают звезды, – это рай, обитель Бога, ангелов и избранных. Солнечная система – зона греха и вечных мук. Этот греховный мир, говорит Диггес, есть темная звезда – «маленькая темная звезда, где мы живем»{355}355
  Johnson & Larkey. Thomas Digges, the Copernican System (1934). 102 и (ссылки на раннего Алаи) 111; Digges & Digges. A Prognostication Everlasting (1576). M2r, N4r.


[Закрыть].

Таким образом, представление Диггеса о Вселенной – безграничность, отождествление звезд с раем, а Земли с адом (возможно, отсюда знаменитые слова Мефистофеля из «Доктора Фауста» (1592) Марло: «Мой ад везде, и я навеки в нем»[144]144
  Перевод Н. Амосовой.


[Закрыть]), описание Земли как темной звезды – совпадает с картиной, изображенной в поэме Марчелло Палиндженио Стеллато «Зодиак жизни» (1536, на латыни), которую в то время читали все английские школьники{356}356
  Palingenius. The Zodiake of Life (1565); в Koyré. From the Closed World to the Infinite Universe (1957), подчеркивается значение Диггеса (35–39), но признается его сильная зависимость от Палингенио (24–27, 38, 39). Темная звезда уже присутствует у Николая Орезмского: Oresme. Le Livre du ciel et du monde (1968). 515.


[Закрыть]. Диггес знал одиннадцатую главу поэмы наизусть и «и часто с удовольствием декламировал ее»{357}357
  Harvey. Gabriel Harvey’s Marginalia (1913).


[Закрыть]. Однако Диггес поставил в центр Вселенной Стеллато не Землю, а Солнце.

Стеллато был посмертно осужден инквизицией за отрицание божественности Христа (еретические работы нашли среди других документов после его смерти), а его тело выкопали и сожгли, но протестантская Европа ничего не знала о его неприятии христианства (хотя множество намеков на это можно найти в «Зодиаке), а антиклерикализм и детерминизм если и не делали его протестантом, то, по крайней мере, позволяли причислить к сочувствующим{358}358
  Bacchelli. Palingenio (1999); см. также: Palingenius. The Zodiake of Life (1947); Granada. Bruno, Digges, Palingenio (1992).


[Закрыть]. На самом деле включение «Зодиака» в список запрещенных книг лишь усилило популярность поэмы. Для английских издателей и, вероятно, для Диггеса он был «самым христианским поэтом» (1561), «благочестивым и усердным поэтом» (1565), «превосходным и христианским поэтом», хотя проницательный Бруно считал его родственной душой. Диггесу никогда не приходило в голову, что Земля может сиять подобно звезде или что другие планеты похожи на Землю. Он полагал, что Солнце и Земля уникальны, а у Вселенной есть центр.

Стеллато и Диггес были не единственными, кто считал Землю темной звездой{359}359
  В Ariew. The Phases of Venus before 1610 (1987) предполагается, что небесные тела бывают трех типов: а) светящиеся, б) прозрачные или в) отражающие свет. Четвертый вариант, что они могут быть «темными», не обсуждался.


[Закрыть]. В 1585 г. Джованни Баттиста Бенедетти опубликовал сборник эссе, в которых, помимо всего прочего, рассматривал вопросы современной космологии. Как и Диггес, Бенедетти был коперниканцем-реалистом, хотя и более радикальным. Обратив внимание на то, что Луна фактически движется по эпициклу вокруг Земли, а орбиты планет также представляют собой эпициклы, он выдвинул удивительную гипотезу: тела, которые мы считаем планетами, в действительности являются сияющими лунами, которые вращаются вокруг темных планет. Эти невидимые планеты похожи на Землю и по всей видимости обитаемы. В основе гипотезы Бенедетти лежало предположение, что Земля и Луна состоят из разного вещества и Луна гораздо лучше отражает свет, хотя и неравномерно – на темных участках свет поглощается сильнее, чем отражается. Бенедетти считал мир сферическим, но окруженным бесконечным пустым пространством{360}360
  Benedetti. Diversarum speculationum (1585). 195. Дрейер в своей работе History of the Planetary Systems (1906), 350, не до конца понимает этот отрывок. Я не видел, чтобы он обсуждался где-то еще (например, о нем не упоминается в работе Di Bono. L’astronomia Copernicana nell’opera di Giovan Battista Benedetti (1987), где ошибочно утверждается, что Бенедетти считал Луну и Землю похожими небесными телами; цитируемый отрывок не противоречит представленной здесь интерпретации «если бы Земля сияла, как Солнце…» – но она не сияет).


[Закрыть].

Диггес и Бенедетти не читали работ Бруно и поэтому не были знакомы с его теорией, что с большого расстояния Земля будет неотличима от звезды. Однако великий Уильям Гильберт (1544–1603), положивший начало современным исследованиям магнетизма и электричества, читал Бруно и был полностью согласен с его аргументами. Гильберт скопировал из книги Диггеса рисунок с безграничной Вселенной. Но Гильберт понимал, что с Луны Земля будет казаться светящейся, как огромная Луна, а издалека – как звезда (здесь он явно возражал Бенедетти). На Луне, по его мнению, есть континенты и океаны, как на Земле. Подобно Бруно, он считал, что океаны должны быть более яркими, чем суша. Он не видел причин, почему другие планеты не должны быть похожи на Землю{361}361
  Gatti. Bruno and the Gilbert Circle (1999). Gilbert. De mundo nostro sublunari philosophia nova (1651). 173.


[Закрыть].

Представление Диггеса о космосе Коперника, со звездами, выходящими за край страницы, которые символизируют Вселенную без границ. Из «Знамений» – в данном случае из издания 1596 г., хранящегося в библиотеке Линды Холл, но впервые иллюстрация появилась в 1576 г.

Еще до изобретения телескопа Гильберт нарисовал первую карту Луны и в результате открыл либрацию спутника, который как будто слегка колеблется вверх-вниз и вправо-влево. Это усилило его убежденность в том, что планеты свободно перемещаются в пространстве. Более того, Гильберт был первым, кто полностью отказался от идеи обязательности кругового движения для всех небесных тел: планеты у него летят в пустоте по сложным траекториям, и такая траектория объясняет видимые колебания Луны. Работа Гильберта «О Вселенной» (On the Universe) осталась неоконченной (он умер в 1603 г., но раздел, посвященный космологии, по всей видимости, датируется началом 1590-х) и была опубликована в 1651 г. Бэкон читал рукопись книги, но не стал тратить на нее время: увлеченность Гильберта магнетизмом казалась ему иррациональной одержимостью, результатом которой стал «корабль из скорлупки»{362}362
  Pumfrey. The Selenographia of William Gilbert (2011); Bacon. Works (1857). Vol. 2. 80.


[Закрыть].

§ 6

Диггес, Бруно, Бенедетти и Гильберт принадлежали к небольшой группе коперниканцев-реалистов. Они были смелыми первооткрывателями новой философии. Тем не менее нет никаких оснований считать, что они разделяли общие взгляды на то, что такое естественная наука и как ей следует заниматься. Диггес был хорошим математиком. Он преподавал геодезию, навигацию, картографию и военно-инженерное дело. Он экспериментировал с зеркалами и линзами; говорят, что у него даже был тайный телескоп. Он пытался измерить расстояние от Земли до сверхновой звезды 1572 г. и установил, что она находится на небе, – то есть опроверг фундаментальный тезис философии Аристотеля о неизменности небес. (Диггес считал это событие чудом и давал советы английским властям относительно того, что оно может предвещать){363}363
  Pumfrey. Your Astronomers and Ours Differ Exceedingly (2011).


[Закрыть].

Бенедетти был фигурой, сравнимой с Диггесом: советник герцога Эммануэля Филиберто Туринского в вопросах математики и инженерного дела, он публиковал работы о законах перспективы, о конструкции солнечных часов (что тоже связано с перспективой, поскольку движение Солнца должно отображаться на плоской поверхности), о реформе календаря, о физике падающих тел, о проблеме соотношения земли и воды. Однако его космологические аргументы были чисто умозрительными и философскими.

Гильберт был врачом (совсем недолго он был личным лекарем сначала Елизаветы I, затем Якова I), решившим заняться экспериментальным изучением магнитов; очевидно, он был тесно связан со специалистами по изготовлению компасов и преподавателями искусства навигации. Его исследование либрации Луны показывает, что он искал новые факты, которые помогли бы разрешить вопросы космологии.

Старый способ описания истории современной науки на ее первом этапе представляет Коперника, Диггеса, Бенедетти и Гильберта как ученых, хотя никто из них сам не употреблял этого термина. Предполагается, что их деятельность созвучна современной науке; действительно, все они были коперниканцами, и публикация трактата «О вращении небесных сфер» зачастую принимается (ошибочно) за начало современной науки. Правда, это не относится к Бруно, несмотря на его приверженность гелиоцентрической теории. Бруно был знаком с трудом Коперника, читал лекции и писал о его теории, зачастую оказываясь прав в том, в чем ошибался Коперник. Однако он не интересовался измерениями и экспериментами и считал, что Коперник излишне увлечен математическими задачами. Коперник, Диггес и Бенедетти называли себя математиками, Бруно и Гильберт – философами. Коперник и Диггес писали книги по астрономии, Бенедетти по физике (естественным наукам), Гильберт по физиологии (изучении природы). Никто из них не был ученым, потому что наука в современном понимании еще не существовала. Однако Ньютон уже имел полное право называться ученым – в этом нет никаких сомнений. Наука возникла в период с 1600-х по 1680-е гг.