Текст книги "Изобретение науки. Новая история научной революции"

Таким образом, главный тезис Бэкона заключался в том, что знание (по крайней мере, такое знание, которое он пропагандировал) есть сила: понимая что-либо, вы получаете возможность воспроизводить природные явления и управлять ими[106]106
  Бэкону часто приписывают фразу: «Знание – сила». На самом деле он писал, что «человеческое знание и человеческая сила совпадают»: Weeks. Francis Bacon and the Art-Nature Distinction (2007). 123.


[Закрыть]. Творения человеческого знания не обязательно уступают творениям природы; человек в принципе способен на гораздо большее, чем природа, он может сделать то, что «раньше чем оно было открыто, едва ли кому-нибудь могло прийти на ум чего-нибудь ожидать от него; напротив, всякий пренебрег бы им, как невозможным»[107]107
  Бэкон Ф. Новый органон. Перевод С. Красильщикова.


[Закрыть]{186}186
  Weeks. Francis Bacon and the Art – Nature Distinction (2007). 105, цит. Novum organum CIX.


[Закрыть]. Если цель греческой философии состояла в созерцательном постижении, то цель философии Бэкона – новая технология. Бэкон возлагал на новую технологию огромные надежды: это будет нечто вроде «магии», то есть с ее помощью можно будет делать то, что непосвященным представляется невозможным (как ружья казались разновидностью магии американским индейцам){187}187
  Weeks. The Role of Mechanics in Francis Bacon’s ‘Great Instauration’ (2008). Сравните della Porta. Natural Magick (1658) [1589]. 2.


[Закрыть].

Вслед за этим – открытием открытия – последовала приверженность тому, что Бэкон, когда писал по-английски, называл advancement, progression или proficiency (используя это слово в его изначальном значении, «движение вперед»), а переводчики на современный язык начиная с 1670 г. называли «развитием» или просто «прогрессом». Открытие Америки началось в 1492 г.; открытие прогресса тоже. Бэкон был первым, кто попытался систематизировать идею постоянного прогресса знания{188}188
  Сравните Pascal. Œuvres (1923). 136–141; а также выше, с. 36.


[Закрыть]. При жизни он опубликовал три книги, описывающие новую философию – «О достоинстве и приумножении наук» (1605, расширенная версия на латыни 1623), «О мудрости древних» (The Wisdom of the Ancients, 1609) и «Новый органон» (1620, первая часть задуманной, но неоконченной более объемной работы, «Великое восстановление» (The Great Instauration); после его смерти, в 1626 г., были изданы «Новая Атлантида» и «Естественная история» (Sylva sylvarum). Несмотря на латинское название, «Естественная история» написана на английском. Слово silva на латыни означает «дерево» – а также набор материалов, необходимых для строительства. Таким образом, Sylva sylvarum в буквальном переводе означает «дерево деревьев» – в сущности, склад лесоматериалов. Органон – это греческое слово, обозначающее инструмент (Галилео называет свой телескоп органоном){189}189
  Galilei. Le opere (1890). Vol. 3. 59.


[Закрыть]. Таким образом, «Новый органон» дает инструменты, умственный багаж, а «Sylva sylvarum» – материал для инициативы Бэкона{190}190
  De Bruyn. The Classical Silva (2001).


[Закрыть].

Книги Бэкона были опубликованы, но оказали не большое влияние, и спрос на них оказался невелик: например, потребовалось двадцать пять лет, чтобы появилось второе издание «Нового органона». До 1640-х гг. у Бэкона не было последователей в Англии. (Бо́льшим влиянием он пользовался во Франции, где некоторые его работы вышли в переводе на французский){191}191
  Fattori. La diffusione di Francis Bacon nel libertinismo francese (2002). Анализ его идей Мерсенном см.: Thorndike. A History of Magic and Experimental Science (1923). Vol. 7. 430.


[Закрыть]. Причина этого проста: Бэкон сам не сделал никаких научных открытий. Его претензии на новую науку были чисто теоретическими. И только во второй половине XVII в. о нем снова вспомнили и провозгласили пророком новой эры.

§ 7

Бэкон писал об открытиях, а другие эти открытия совершали. На протяжении XVI в. медленно и неуверенно формировались основные правила научного открытия: открытия совершаются в конкретный момент (даже если их значение становится очевидным только со временем); они принадлежат отдельным людям, которые объявляют о них миру (даже если в открытие вовлечено много людей); они записываются в новых терминах; они символизируют необратимые перемены. Никто не придумывал и не записывал эти правила – к их осознанию пришли по той простой причине, что они были основаны на географическом открытии, которое привело к смене парадигмы[108]108
  О «парадигме» см. комментарий «Релятивизм и релятивисты», 5.


[Закрыть]. Один из первых, кто понял, как работают эти правила, был анатом Габриэле Фаллопио. Он рассказывал, что когда приступил к преподаванию в Пизанском университете (1548), то сказал своим студентам, что обнаружил третью кость в ухе (кроме молоточка и наковальни), которую не заметил великий анатом Андреас Везалий – что не удивительно, поскольку это самая маленькая кость в теле человека. Один из студентов возразил, что Джованни Филиппо Инграссиас, преподававший в Неаполе, уже открыл эту кость и назвал ее «стремечко». (Инграссиас сделал свое открытие в 1546 г., но его работа была опубликована только после смерти, в 1603 г.) Когда Фаллопио в 1561 г. опубликовал свою книгу, он признал приоритет Инграссиаса и позаимствовал название, предложенное для новой кости. Его достойное восхищения поведение не осталось незамеченным: оно вошло в учебник Каспара Бартолина в 1611 г.{192}192
  Bartholin. Anatomicae institutiones (1611). 449.


[Закрыть] Фаллопио знал правила и был твердо намерен соблюдать их, поскольку хотел, чтобы его собственные открытия были должным образом признаны. Инграссиасу принадлежит первенство в отношении стремечка; Фаллопио открыл клитор{193}193
  Wotton & Bentley. Reflections upon Ancient and Modern Learning. The Second Part (1698). 45–46; Thorndike. A History of Magic and Experimental Science (1923). Vol. 5. 44, 45; Park. The Rediscovery of the Clitoris (1997).


[Закрыть]. Может показаться, что открыть существование клитора было не так уж сложно, но следует иметь в виду, что, согласно общепризнанным взглядам, унаследованным от Галена, мужчины и женщины обладают одинаковыми половыми органами, только по-разному расположенными – яичники (так мы их называем теперь), например, – это просто женские яички. Таким образом, открытие клитора стало еще одной важной победой практики над теорией, поскольку у этого органа нет мужского аналога и он характерен только для анатомии женщины{194}194
  Laqueur. Making Sex (1990).


[Закрыть].

Таким образом, анатомы стали пионерами в тщательной регистрации заявлений об открытиях: учебник Бартолина 1611 г. начинается с рассказа об открытии клитора, и в нем приводятся конкурирующие претензии Фаллопио (ему отдается пальма первенства) и Реальдо Коломбо, коллеги и соперника Фаллопио из Университета Падуи (хотя он предполагал, что клитор был известен в древности){195}195
  Bartholin. Anatomicae institutiones (1611). 174.


[Закрыть]. Как бывший студент-медик и профессор университета в Падуе, где были сделаны многие анатомические открытия, Галилей, вне всякого сомнения, был знаком с этой новой культурой притязаний на приоритет: лучший студент Фаллопио, Иероним Фабриций, открывший клапаны в венах, был его врачом и личным другом.

Когда в ночь на 7 января 1610 г. Галилей направил свой телескоп на Юпитер, он заметил в окрестностях планеты объекты, которые принял за неподвижные звезды. Следующей ночью положение этих звезд относительно Юпитера неожиданно изменилось. Поначалу Галилей решил, что планета отклоняется от своей орбиты, а звезды остаются неподвижными. А в ночь на 15 января вдруг понял, что видит луны, вращающиеся вокруг Юпитера. Он знал, что совершил открытие, – и знал, что нужно делать. В своих записках Галилей перешел с итальянского на латынь – он собрался их опубликовать{196}196
  Gingerich & van Helden. From Occhiale to Printed Page (2003). 251–254.


[Закрыть]. Луны Юпитера были открыты одним человеком в определенный момент времени, и с самого начала – а не по прошествии времени – Галилей точно знал не только о своем авторстве, но и о том, что он совершил открытие.

Поскольку Галилей поспешил опубликовать свои наблюдения, его претензия на приоритет не оспаривалась. Впоследствии он заявлял, что в 1610 г. впервые наблюдал пятна на Солнце, но не спешил с публикацией, и в 1612 г. он и его соперник, иезуит Кристоф Шейнер, одновременно заявили о своем приоритете{197}197
  Galilei & Scheiner. On Sunspots (2008).


[Закрыть]. Они по-разному объясняли увиденное, но, по крайней мере, согласились, что опубликованные обоими рисунки отражают одно и то же явление. Но не всегда все было так просто. Классический пример – открытие кислорода. В 1772 г. Карл Вильгельм Шееле открыл вещество, которое назвал «огненным воздухом», а в 1774 г. независимо от него Джозеф Пристли открыл газ, названный им «бесфлогистонным воздухом» (флогистоном называли предполагаемое вещество, высвобождающееся при горении, – противоположность кислороду). В 1777 г. Антуан Лавуазье опубликовал новую теорию горения, прояснявшую роль нового газа, которые он назвал «кислородом», что означает (в переводе с греческого)«порождающий кислоту», поскольку ошибочно считал его важным компонентом всех кислот. (Природа кислот была объяснена только в 1812 г. в работе сэра Гемфри Дэви.) Даже Лавуазье не понимал истинную сущность кислорода: зачастую открытие – это долгий процесс, осознаваемый только постфактум{198}198
  Kuhn. Historical Structure of Scientific Discovery (1962).


[Закрыть]. В случае с кислородом можно сказать, что этот процесс начался в 1772 г. и закончился только в 1812 г.

Ян Гевелий с одним из своих телескопов. Из «Селенографии» (Selenographia, 1647, подробная карта Луны). Гевелий, который жил в польском Данциге, построил огромный телескоп длиной 150 футов. Он также опубликовал подробный звездный атлас. (Не сохранилось рисунков и гравюр телескопов Галилея, а два сохранившихся прибора менее мощные, чем тот, который он использовал в 1610–1611 гг., поэтому мы не знаем, как выглядели его телескопы для астрономических наблюдений.)

Существует мнение, что дело не в том, что некоторые открытия трудно выявить, – все претензии на открытие являются беспочвенными. Утверждается, что заявления об открытии всегда делаются после события и что в реальности (если реальность вообще существует) первооткрывателей всегда несколько и невозможно определить, когда именно открытие было сделано{199}199
  Schaffer. Scientific Discoveries (1986); Schaffer. Making Up Discovery (1994).


[Закрыть]. Когда Колумб открыл земли, которые мы теперь называем Америкой? Никогда, поскольку так и не понял, что приплыл не в Индию{200}200
  Этот аргумент приводится в O’Gorman. The Invention of America (1961). О’Горман усложняет вопрос, странным образом проводя разграничение между «открытием» и «изобретением» (9), но настаивает, что Америку открыл Вальдземюллер (123).


[Закрыть]. Кто открыл Америку? Вероятно, Вальдземюллер за своим письменным столом, поскольку он был первым, кто осознал, что сделали Колумб и Веспуччи.

Простой пример открытия лун Юпитера показывает, что эти заявления, кажущиеся правдоподобными, на самом деле ошибочны. Одна из ошибок состоит в утверждении, что претензии на открытие обязательно ретроспективны, поскольку «открытие» – это «термин успеха», подобно мату в шахматах{201}201
  Schaffer. Making Up Discovery (1994). 13.


[Закрыть]. Нечто подобное происходит при сдаче экзамена на водительские права – вы можете быть уверены в успехе, только пройдя все испытание. Но любой опытный шахматист способен планировать мат за несколько ходов; он знает, как выиграть партию, не после того, как передвинул фигуру, а когда понял, какой ход нужно сделать. Открытие Галилеем спутников Юпитера не похоже на мат в шахматах или на выигрыш забега: он не планировал открытие и не предвидел его. Не похоже это и на эйс в теннисе: вы понимаете, что подали его, только после того, как соперник не справился с подачей. Скорее напрашивается аналогия с пением: Галилей понял, что делает, во время самого процесса. Некоторые достижения по определению носят ретроспективный характер (Нобелевская премия или открытие Америки), некоторые происходят одновременно с действием (сочинение музыки), а другие могут быть предсказаны (мат в шахматах). Научные открытия бывают трех видов. Как мы видели, открытие кислорода было ретроспективным. Классический пример одновременного открытия – возглас Архимеда: «Эврика». Он понял, что знает ответ на вопрос, как только увидел подъем уровня воды в ванне, – вот почему он был голым и мокрым, когда бежал по улице, объявляя о своем открытии. То же самое произошло при открытии лун Юпитера: Галилей испытал «эвристический момент»[109]109
  Гаспаре Азелли действительно закричал «Эврика!», когда в 1622 г. случайно открыл млечные сосуды лимфатической системы, препарируя собаку: Bertoloni Meli. The Collaboration between Anatomists and Mathematicians in the Mid-seventeenth Century (2008). 670.


[Закрыть].

Но самые интересные случаи – это предсказанные открытия, поскольку они прямо опровергают утверждение об обязательности ретроспективных конструкций. Так, в 1705 г. Галлей заметил, что на небе каждые семьдесят пять лет появляется очень яркая комета, и предсказал, что она – теперь мы называем ее кометой Галлея – вернется в 1758 г. Комета появилась в предсказанное время, в Рождество 1758 г.; в 1717 г. Галлей уточнил свой прогноз, сказав, что это будет «конец 1758 г. или начало следующего»{202}202
  Broughton. The First Predicted Return of Comet Halley (1985); Yeomans. Rahe & Freitag. The History of Comet Halley (1986).


[Закрыть]. Когда же Галлей совершил свое открытие? Конечно, в 1705 г., когда определил закономерность регулярного появления кометы, хотя заслуживает упоминания и уточненное предсказание 1717 г. Совершенно очевидно, что он не делал открытия в 1758 г., поскольку к этому времени его уже давно не было в живых. Открытие подтвердилось в 1758 г. (и в 1759 г. комету назвали его именем), но сделано оно было в 1705 г.; мы не находим ничего нового в утверждениях Галлея, когда говорим, что он предсказал возвращение кометы. Точно так же Вильгельм Фридрих Бессель предсказал существование Нептуна, основываясь на отклонениях орбиты Урана. Поиск новой планеты начался задолго до 1846 г., когда ее наконец удалось увидеть{203}203
  Существуют разные мнения относительно того, когда Бессель мог сделать свое предсказание. Сравните Bamford. Popper and His Commentators on the Discovery of Neptune (1996). 216, где называется 1823 г., и Smith. The Cambridge Network (1989). 398, 399, где речь идет о 1840 г. В Morando. The Golden Age of Celestial Mechanics (1995). 216, говорится, что «после 1835 г.».


[Закрыть].

Витгенштейн считал, что существуют термины, которые мы постоянно используем, но не можем адекватно объяснить. Возьмем, например, термин «игра». Что общего у футбола, дартса, шахмат, игры в кости и игры в слова? В некоторых играх ведется счет, а в шахматах нет (за исключением счета в матче). В некоторых играх участвуют две стороны, но не во всех; пасьянс и чеканка мяча в футболе – это занятия для одного. Игры обладают, как выразился Витгенштейн, «фамильным сходством», но это не означает возможность адекватного определения термина – или разницы между игрой и спортом{204}204
  Wittgenstein. Philosophical Investigations (1953). § 66–68.


[Закрыть].

Аналогичным образом, поскольку понятие открытия формировалось в течение продолжительного времени, оно включило многие существенно разные виды этого события. Некоторые открытия являются наблюдениями – например, пятна на Солнце. Другие, такие как всемирное тяготение и естественный отбор, называются теориями. Некоторые представляют собой технические новшества, вроде паровой машины. Понятие открытия не более логически последовательно и обоснованно, чем понятие игры; потому философы и историки неизбежно сталкиваются с разного рода трудностями, но это не значит, что мы должны перестать им пользоваться. Этим отличаются все основные понятия современной науки. Но в случае открытия мы имеем прямой случай, который привел к смене парадигмы и стал основой всего языка. Это открытие Америки Колумбом. Кто открыл Америку? Колумб и впередсмотрящий на «Пинте». Что они открыли? Землю. Когда они это сделали? В ночь с 11 на 12 октября 1492 г.

И Колумб, и впередсмотрящий, Родриго де Триана, заявляли о том, что открытие совершили именно они. Великого социолога Роберта Мертона занимала мысль, что почти всегда найдется несколько человек, претендующих на лавры первооткрывателя, и вовсе не потому, что один успешно опубликовал свои претензии (как Галилей в случае с лунами Юпитера), а остальные оказываются в проигрыше{205}205
  Merton. Priorities in Scientific Discovery (1957); Merton. Singletons and Multiples (1961); Merton. Resistance (1963); и Merton. The Sociology of Science (1973) (сборник вышедших ранее статей); см. также: Lamb & Easton. Multiple Discovery (1984); и Stigler. Stigler’s Law of Eponymy (1980).


[Закрыть]. Мертон умел доносить свои идеи до других. Мы обязаны ему такими важными фразами, содержащими сильную аргументацию, как «непреднамеренные последствия» и «самоисполняющееся пророчество»; одна из его фраз, «ролевая модель», перешла из университетского жаргона в повседневную речь. Подобно всем великим коммуникаторам, Мертон любил язык: он написал целую книгу о слове «серендипность» и еще одну о фразе «стоять на плечах гигантов», а также был одним из редакторов сборника цитат из области социологии{206}206
  Merton. On the Shoulders of Giants (1965); Merton & Barber. The Travels and Adventures of Serendipity (2006); и Sills & Merton. International Encyclopedia of the Social Sciences: Social Science Quotations (1991).


[Закрыть]. Тем не менее он жаловался, что, несмотря на все старания, ему не удалось добиться поддержки идеи множественности открытия (сама идея, указывал он, была открыта много раз).

Как бы то ни было, мы не можем отбросить мысль, что открытие, подобно состязаниям в беге, представляет собой игру, в которой один человек выигрывает, а все остальные проигрывают. По мнению социологов, любое состязание имеет победителя и поэтому победа полностью предсказуема. Если лидер споткнется и упадет, это не значит, что никто не выиграет, – просто победителем будет кто-то другой. В каждом состязании есть несколько потенциальных победителей. Но, с точки зрения участника, победа – непредсказуемое достижение, личный успех. Мы настаиваем на том, что на науку следует смотреть с позиции участника, а не социолога (или букмекера). Думаю, Мертон был прав, находя это загадочным, поскольку в бизнесе мы думаем о прибыли и убытках как с точки зрения участника (руководителя со своей стратегией), так и экономики в целом (быки и медведи, бум и спад). Точно так же в медицине мы обычно переключаемся между историями болезни и эпидемиологическими данными. Я не знаю, когда умру, но существуют таблицы ожидаемой продолжительности жизни, и страховщики оформляют мне страховку на основе данных из этих таблиц. Мы почему-то околдованы идеей индивидуальной роли в открытии, подобно тому как мы околдованы идеей победы, и совершенно очевидно, что такая одержимость выполняет важную функцию, поддерживая конкуренцию и побуждая к усилиям.

Мертон считает открытия не единичными событиями (как победа в состязании), а множественными (как пересечение финишной черты). Йост Бюрги открыл логарифмы приблизительно в 1588 г., но опубликовал свою работу позже Джона Непера (1614). Хэрриот (1602), Снелл (1621) и Декарт (1637) независимо друг от друга открыли закон преломления света, но первым опубликовал свое открытие Декарт. Галилей (1604), Хэрриот (ок. 1606) и Бекман (1619) независимо друг от друга открыли закон падения тел, но опубликовал его только Галилей{207}207
  Koyré. Études Galiléennes (1966). 80–158; Schemmel. The English Galileo (2008).


[Закрыть]. Бойль (1662) и Мариотт (1676) независимо друг от друга открыли закон Бойля. Дарвин и Уоллес независимо друг от друга открыли эволюцию видов (и совместно опубликовали свое открытие в 1858). Но самыми удивительными можно считать случаи, когда несколько человек практически одновременно заявляют об открытии. Так, например, Иоганн Липперсгей, Захарий Янсен и Якоб Метиус утверждали, что изобрели телескоп приблизительно в одно время, в 1608 г. На первый взгляд, те, кто считает понятие открытия фикцией, должны приветствовать подобные случаи, но это не так: что касается множественных открытий, то это тоже фикция. Искусственная стратегия, которую они используют для обесценивания таких случаев, состоит в утверждении, что во всех случаях, когда несколько разных людей заявляли о своем приоритете, они на самом деле открывали разные вещи. То есть Пристли и Лавуазье не открыли кислород; они сделали совершенно разные открытия{208}208
  Schaffer. Scientific Discoveries (1986). 400–406.


[Закрыть]. Однако совершенно очевидно, что Липперсгей, Янсен и Метиус изобрели (или заявляли, что изобрели) один и тот же прибор.

Но давайте вернемся к нашему первому примеру, солнечным пятнам (отбрасывая пример с телескопом, где можно подозревать, что настоящим изобретателем был кто-то один, а остальные украли его идею). В период с 1610 по 1612 г. четыре разных человека открыли пятна на Солнце: Галилей, Шейнер, Хэрриот (он не опубликовал свое открытие) и Йоханнес Фабрициус. Вполне возможно, что Галилей позаимствовал идею у Шейнера или Шейнер у Галилея, но остальные двое, вне всякого сомнения, сделали открытие независимо – друг от друга и от первых двух. Таким образом, действительно может существовать множественное, одновременное открытие. Если кто-то хочет заявить, что все четверо сделали разные открытия, поскольку по-разному истолковывали увиденное, он должен также согласиться, что Коперник, наблюдавший восходящую в утреннем небе Венеру, видел не ту планету, что любой другой астроном со времен Птолемея, – он видел Венеру, вращающуюся вокруг Солнца, а они – вращающуюся вокруг Земли{209}209
  Hanson. Patterns of Discovery (1958). 4–30 (очень похоже на тезис Куна о «разных мирах»); Putnam. Meaning and the Moral Sciences (1978). 22–25; Lehoux. What Did the Romans Know? (2012). 226–229.


[Закрыть]. Тем не менее все они могли прийти к согласию относительно координат наблюдаемой планеты, и никто никогда не утверждал, что Коперник открыл Венеру. (С другой стороны, можно утверждать, что первый человек, который понял, что утренняя звезда и вечерняя звезда – это один и тот же объект (Фалес или Парменид), действительно открыл Венеру){210}210
  Burkert. Lore and Science (1972). 307.


[Закрыть].

§ 8

Как мы видели, Бэкон, построивший свою философию науки вокруг идеи открытия, в качестве примера использовал Колумба; пять лет спустя Галилея провозгласили Колумбом астрономии: quasi novello Colombo («как бы новый Колумб»; «как бы» здесь носит доброжелательный оттенок){211}211
  Galilei. Le opere (1890). Vol. 10. 296; см. также, например, 372.


[Закрыть]. Открытию сопутствовала конкуренция за первенство. Колумб настаивал, что первым увидел землю, поскольку Фердинанд и Изабелла обещали этому человеку пожизненную пенсию. Он предложил Триане второй приз – шелковый камзол. Галилей спешил опубликовать свои открытия, сделанные с помощью телескопа. В особенности он хотел вовремя получить экземпляры книги, чтобы отправить их во Франкфурт до начала весенней книжной ярмарки{212}212
  Wilding. Galileo’s Idol (2014). 108–111.


[Закрыть]. Галилей соревновался с неизвестными, воображаемыми конкурентами с того самого момента, как понял, что у Юпитера есть луны. (Он никогда не слышал о Хэрриоте, но знал, что телескопы получают распространение и скоро все будут с их помощью рассматривать небо)[110]110
  Строго говоря, Галилей знал о Хэрриоте, поскольку читал работу Уильяма Гильберта «О магните», в которой вскользь упоминается Хэрриот, которому дается характеристика «весьма ученый». Хэрриот смог сделать телескоп, с помощью которого можно было увидеть луны Юпитера, вскоре после того как прочел «Звездный вестник» Галилея: вероятно, он прочел книгу в июле, а луны наблюдал в октябре – раньше он этого делать не мог, поскольку Юпитер находился слишком близко к Солнцу (Roche. Harriot, Galileo and Jupiter’s Satellites, 1982).


[Закрыть].

Мы живем в обществе, построенном на конкуренции, и поэтому склонны воспринимать конкурентное поведение как само собой разумеющийся универсальный аспект общественной жизни. Однако здесь следует проявлять осторожность. Существительное competition (конкуренция, соревнование) впервые появляется в английском языке в 1579 г., а глагол compete (конкурировать, соревноваться) в 1620 г. В конце XVI в. французское слово concurrence все еще означает «согласие», а не «конкуренция»; в начале XVII в. итальянское concorrente только начинает приобретать современное значение. Не существовало и очевидного синонима, по крайней мере в английском: rival (соперник, соперничать – существительное 1577, глагол 1607) и rivalry (соперничество, 1598) возникли примерно в одно время с competition и отражают потребность в новом языке для конкурирующего поведения, которое было не только причиной, но и результатом новой культуры открытия{213}213
  О concurrence см.: Leroy. De la vicissitude (1575); Vocabolario delli Accademici della Crusca не приводит современного значения слова concorrente, но использует его в современном значении при определении rivale. Английский язык см.: OED (также emulation, 1552), а первое использование competition см.: Stubbes. The Discoverie of a Gaping Gulf (1579). E5r.


[Закрыть].

Разные люди по-разному реагировали на новый, быстро распространявшийся дух конкуренции. В случае с великим математиком Робервалем результатом стало патологическое убеждение, что другие люди крадут его идеи. Гоббс писал о своем друге: «У Роберваля есть одна странность: как только люди публикуют выдающуюся теорему, которую они открыли, он тут же рассылает письма, объявляя, что открыл ее первым»{214}214
  Цит. по: Hobbes. Examinatio et emendation (1660), в Malcolm. Hobbes and Roberval (2002). 164, 165 (перевод Малькома).


[Закрыть]. Ньютон ждал почти тридцать лет, прежде чем опубликовать полное описание своего варианта математического анализа; похоже, вопрос приоритета его совсем не интересовал. К моменту публикации, в 1693 г., он сильно отставал от Лейбница, который опубликовал свою, несколько отличавшуюся от ньютоновской, версию в 1684 г. Однако после 1704 г. между ними разгорелся жаркий спор – о том, что Лейбниц мог видеть рукопись Ньютона и украсть его идеи. Друзья Ньютона убедили его опубликовать свой великий труд «Начала» (1687), в котором объяснялись законы тяготения. Двумя годами позже Лейбниц опубликовал альтернативную теорию. Возник спор о том, разработал ли Лейбниц ее самостоятельно (на чем он настаивал) или после прочтения «Начал». Первое обвинение против Лейбница было ошибочным, но Ньютон продолжал настаивать и даже написал для себя якобы беспристрастную оценку Королевского общества относительно истинных и ложных аргументов в споре. Второе обвинение, как показали недавние исследования, было вполне обоснованным. В этом отношении Лейбниц действительно был плагиатором. Ньютон оказался втянут (как обоснованно, так и не обоснованно) в самый ожесточенный и долгий спор о приоритете, жалуясь, что у него «украли открытия»{215}215
  Hall. Philosophers at War (1980); Bertoloni Meli. Equivalence and Priority (1993). Спор о приоритете: Iliffe. In the Warehouse (1992).


[Закрыть].

Тот факт, что Ньютон, так долго проявлявший безразличие к этим вопросам, не удержался и вступил в битву за свой приоритет, объясняется не чем иным, как ожиданиями его друзей и учеников. Его окружала культура, одержимая претензиями на приоритет (самого Ньютона обвинял в плагиате Гук, утверждавший, что подсказал ему обратную квадратную зависимость, но этот дар Ньютон отказывался признавать){216}216
  Westfall. Never at Rest (1980). 446–453, 471, 472, 511, 512.


[Закрыть]. В большей степени это была культура новой науки, чем просто конкуренция, однако именно конкуренция составляла ее основу; без нее просто не могло быть науки.

Существование конкуренции среди ученых само по себе является свидетельством наличия идеи открытия; отсутствие конкуренции говорило бы об отсутствии такого понятия, как открытие. Утверждение, что понятие открытия во всех отношениях является новым, выглядит довольно смелым, но его легко проверить (как мы один раз уже его проверяли, когда искали открытия в трактате Вергилия «Об изобретателях»){217}217
  По какой-то причине Мертон, начинавший как историк науки, так и не проанализировал аргументацию, которую я собираюсь предложить. См.: Merton. Science, Technology and Society (1970) [1938]. 169. N. 30.


[Закрыть]. Когда был первый спор о приоритете? В данном случае я имею в виду не дискуссию о приоритете, начатую впоследствии историками (кто открыл Америку, Колумб или викинги?), а спор, который привел к конфликту современников. Задолго до спора о том, кто открыл пятна на Солнце (начиная с 1612), имела место ожесточенная дискуссия (после 1588) между Тихо Браге и Николаусом Реймерсом Бэром, которого называли Урсус (Медведь), о приоритете в создании гелиоцентрической космологии (Браге опубликовал свои идеи чуть раньше Урсуса, но Урсус заявлял о независимости своего открытия и о том, что эта гипотеза не нова, – против обоих утверждений Браге решительно возражал){218}218
  Jardine. The Birth of History and Philosophy of Science (1984). О космологии Браге см. ниже, глава 5.


[Закрыть]. Оба также утверждали, что именно они изобрели математический метод под названием простаферезис, который помогал выполнять сложные вычисления до изобретения логарифмов (логарифмы – это еще одно множественное изобретение, поскольку к этой идее независимо друг от друга пришли Джон Непер в 1614 и Йост Бюрги в 1620){219}219
  Clark & Montelle. Priority, Parallel Discovery and PreEminence (2012).


[Закрыть]. Но Браге и Урсус также не были первооткрывателями спора о приоритете; скорее приоритет их волновал потому, что математики относились к нему серьезно как минимум с 1520 г.{220}220
  Возможно, еще более ранний пример, Van Brummelen. The Mathematics of the Heavens (2009). 182.


[Закрыть]

В 1520 г. Сципион дель Ферро открыл метод решения кубических уравнений. Дель Ферро рассказал об открытии одному из своих учеников, однако этот же метод независимо от него открыл Никколо Фонтана по прозвищу Тарталья (что означает «заика»). Тарталья победил ученика дель Ферро в публичной дуэли, устроенной для демонстрации математических способностей (и для привлечения учеников; в итальянских городах-государствах эпохи Возрождения математическое образование считалось очень важным для коммерческого успеха, но количество потенциальных учеников было ограничено, что стало причиной яростной конкуренции за них среди математиков). Математик и философ Джироламо Кардано убедил Тарталью раскрыть ему секрет, внушив ложные надежды на значительное финансовое вознаграждение. Кардано поклялся хранить тайну, а Тарталья зашифровал секрет в стихотворении, чтобы впоследствии иметь возможность продемонстрировать свой приоритет. Чуть позже Кардано обнаружил, что Ферро сделал открытие раньше Тартальи, и поэтому решил, что это освобождает его от клятвы, и в 1545 г. опубликовал метод – что привело к ожесточенному спору между Кардано и Тартальей, а затем к «дуэли» между учеником Кардано и Тартальей (в которой победил ученик Кардано){221}221
  Hellman. Great Feuds in Mathematics (2006); Toscano. La formula segreta (2009).


[Закрыть].

Этот маленький эпизод ясно демонстрирует, каковы предварительные условия для спора о приоритете. Во-первых, должно существовать сплоченное сообщество экспертов, разделяющих критерии, согласно которым определяется успех (например, в «дуэлях»). Во-вторых, это экспертное сообщество должно иметь общую базу знаний, что позволяет им оценить не только истинность результата, но и его новизну. В-третьих, должны существовать способы определения приоритета – зашифрованное стихотворение Тартальи было средством продемонстрировать, что он уже знает решение, хотя и держит его в секрете. (В 1610 г. Галилей, используя похожий метод, опубликовал анаграммы, чтобы доказать, что он открыл фазы Венеры и странную форму Сатурна, хотя еще не объявил об этих открытиях. Роберт Гук в 1660 г. впервые сообщил о законе, связывающем силу и деформацию, который мы теперь называем законом Гука, также с помощью анаграммы, а Гюйгенс, открывший спутник Сатурна (теперь он носит имя Титан) и кольцо Сатурна, использовал анаграммы, чтобы защитить свои притязания на приоритет){222}222
  Biagioli. From Ciphers to Confidentiality (2012).


[Закрыть]. И наконец, должен существовать механизм для обнародования знания – например, Кардано выпускает книгу. В нормальных обстоятельствах это публикация, которая создает, в первую очередь, экспертное сообщество и определенную совокупность знаний (это, в сущности, две стороны одной медали), а также предоставляет возможность для неоспоримой претензии на приоритет.

Можно представить споры о приоритете и в отсутствие печатного станка, но нам не известны такие случаи до изобретения книгопечатания[111]111
  Тема революции, совершенной книгопечатанием, красной нитью проходит через всю книгу: мы вернемся к ней в гл. 3, 5–8 и 17.


[Закрыть]. Если мы обратимся к прошлому, например к Древнему Риму, где Гален участвовал в публичных диспутах с другими врачами (нечто вроде дуэлей между математиками в Италии эпохи Возрождения), то найдем там серьезное соперничество между людьми, называвшими себя экспертами; однако там отсутствует согласие о содержании экспертизы и о том, как выявлять победителя{223}223
  Mattern. Galen and the Rhetoric of Healing (2008); Lehoux. What Did the Romans Know? (2012). 6–8, 10, 11, 132.


[Закрыть]. Необыкновенное многословие Галена – его сохранившиеся труды насчитывают до 3 миллионов слов, причем это всего лишь треть его работ, – является следствием навязчивого и тщетного желания преодолеть это непреодолимое препятствие. По иронии судьбы, в университетах средневековой Европы врачей учили, что Гален является воплощением медицинской науки. В Риме существовала конкуренция между несколькими медицинскими школами (эмпирики, методисты, рационалисты), но явного победителя не было; в средневековом университете был один победитель и отсутствовала конкуренция[112]112
  В средневековых университетах дискуссии были обычным явлением, однако они сильно отличались от настоящей интеллектуальной конкуренции: от участников требовалось умение аргументированно излагать обе точки зрения, и поэтому дискуссия представляла собой соревнование в искусстве риторики, а не состязание идей в поисках истины.


[Закрыть], а в эпоху Возрождения печатный станок впервые создал условия для настоящей конкуренции – то есть для конфликта и победы.

В анатомии этот процесс начался значительно позже, чем в математике. В 1543 г. Андреас Везалий опубликовал книгу «О строении человеческого тела», в которой указал на массу ошибок в работах Галена. Он конкурировал с Галеном, но еще не существовало сообщества анатомов, соперничающих друг с другом, а Везалий не стремился заявить о своем приоритете. Скорее он устанавливал точку отсчета, которая позволяла другим заявлять о приоритете. (Как мы видели, и Инграссиас, и Фаллопио получили возможность сообщить об открытии стремечка, поскольку обнаружили нечто, отсутствующее у Везалия.)

Один из главных тезисов Мертона о науке состоит в том, что научное знание является публичным – то есть знание, которое сделано доступным, чтобы другие могли ставить его под сомнение, проверять и обсуждать{224}224
  Merton. The Sociology of Science (1973). 273–275.


[Закрыть]. Знание, доступное одному человеку, не является научным, поскольку не прошло проверку у коллег. Поэтому не может существовать науки без надежного способа публикации знания. Открытия, оставшиеся неизвестными или опубликованные по прошествии длительного времени, не являются настоящими открытиями[113]113
  Четкая граница между публичным и частным знанием, на первый взгляд, принижает достижения тех, кто совершил открытия, но не опубликовал их. Но, как мы увидим чуть позже (например, в гл. 5, 7, 8 и 11), наука существует только тогда, когда есть сообщество ученых; прогресс является результатом конкуренции внутри этого сообщества. Другой вариант этой же аргументации основан на идее трех миров Поппера. Поппер проводит различия между миром материальных объектов, миром мыслительных состояний и третьим миром – миром научных проблем, гипотез, теорий, аргументов, журналов и книг. Наука принадлежит к этому третьему миру (Popper. Objective Knowledge, 1972. 107. См. также его более ранние тезисы: Popper. The Logic of Scientific Discovery (1959). 44–47).


[Закрыть]. Споры о приоритете – надежный показатель того, что знание стало публичным, прогрессивным и ориентированным на открытия. Поэтому первое появление открытий в той или иной дисциплине указывает на важный момент в ее истории, начало того, что мы, оглядываясь назад, можем назвать «современностью». Мы видели, что сначала такие споры появились в математике, а в 1561 г. Фаллопио был вовлечен в спор с Коломбо о том, кто открыл клитор{225}225
  Park. The Rediscovery of the Clitoris (1997).


[Закрыть]. Поскольку Коломбо к тому времени уже умер, а Фаллопио умер в 1562 г., спор продолжил ученик Фаллопио, Леон Каркано. Через сто лет разразился жаркий спор между Томасом Бартолином и Улофом Рудбеком о том, кто из них открыл лимфатическую систему человека{226}226
  Ambrose. Immunology’s First Priority Dispute (2006).


[Закрыть]. Эти споры, переходящие в перебранки, требовалось как-то разрешать. Браге подал в суд на Урсуса (который умер до начала судебных заседаний), но было совершенно очевидно, что суды не обладают необходимой компетенцией{227}227
  Serrano. Trying Ursus (2013).


[Закрыть]. Поэтому спор между Ренье де Граафом и Яном Сваммердамом о том, кто открыл яйцеклетки в яичниках, начавшийся в 1672 г., был передан на рассмотрение Королевского общества{228}228
  Ruestow. The Microscope in the Dutch Republic (1996). 47, 48; Cobb. Generation (2006). 155–187.


[Закрыть]. Королевское общество отдало пальму первенства не участникам спора, а Нильсу Стенсону.