Текст книги "Струны"

Глава 11

Самп/Кейнсвилл, 7 апреля

Погруженная в свои мысли, Элия не видела ничего – ни стен коридора, ни ковровой дорожки под ногами, ни широкой, надежной спины Бренды Норт, ни шагающего рядом Джетро. И лишь тогда, когда эскалатор прервал монотонность пути, а заодно и размышления принцессы, заметила она выражение узкого смуглого лица.

– Секс тут абсолютно ни при чем! – прошипела Элия с неожиданной для самой себя яростью.

– О, простите, пожалуйста, Ваше Высочество! Аккуратные, как две черные зубные щетки, усики изогнулись в двусмысленной улыбке.

Кобель проклятый! Вон как доволен собой, как уверен в своем – абсолютно ошибочном – предположении, и еще это отвратительное, невыносимое выражение снисходительного превосходства, ну так бы вот прямо взяла и.., и тут Элия переключила свой гнев на саму себя. Ну кому, собственно, какое дело, что там думает этот нечистоплотный тип, этот грошовый поденщик? Пусть себе барахтается в своих предубеждениях, как свинья в грязной луже! Пусть себе считает, что каждая женщина – шлюха по своей природе, а я только и мечтаю, чтобы прыгнуть в постель Седрика Хаббарда, – и сделаю это при первой же возможности. Кому интересно, что он там думает и считает?

Да, она фактически заигрывала с этим мальчишкой – улыбалась ему, заглядывала в глаза, за руку лапала. Да – ну и что? Если Джетро это не нравится, он, пожалуй, прекратит свои омерзительные ухаживания, одной головной болью станет меньше.

Головная боль… В нормальной обстановке Элия нимало бы не озаботилась, что там булькает в узком, зашоренном умишке министра, но сейчас она готова была взвиться буквально по любому поводу. И не мудрено, ведь все один к одному – перемена часового пояса, дикая усталость и, главное, боль. Головная боль возвращалась, буддхи снова вонзало в принцессу свои безжалостные когти. И каждый шаг, удалявший ее от Седрика Хаббарда, усиливал боль.

Она чувствовала острое желание…

Да нет, какой там, к чертовой матери, секс! Малограмотный мальчишка, неотесанный и страхолюдный, длинный, как жердина, и такой же тощий, ну вот точно говорят – “весь в ботву ушел”. Элия совсем не была монахиней, она даже спланировала, что попробует еще двух-трех партнеров и только потом сделает окончательный выбор. Но любовь с этим малолетним нескладным верзилой?.. Можно себе представить, как он возьмется за дело, это будет почище сеанса вольной борьбы на арене, засыпанной тухлой рыбой.

Желание дружбы? Тоже чушь, у них же нет ровно ничего общего. Элия была способна поддерживать беседу практически на любую тему – но о чем, скажите на милость, можно говорить с абсолютно невежественным мальчишкой? Седрик, конечно же, не виноват, что его вырастили взаперти, в клетке – но ведь и она, Элия, тоже в этом не виновата. Как бы там ни было, приятельские отношения тоже отпадают, отпадают полностью.

О материнском инстинкте можно бы и вообще не вспоминать, разве что для полноты картины. Мальчишка буквально светится одиночеством и бесприютностью, ну прямо тебе ничейный котенок под дождем. (Ничего себе котеночек, два метра с гаком!) Ему нужен кто-нибудь, кто будет расчесывать его лохмы, утирать сопли, ободряюще похлопывать по спине и вообще направлять к цивилизации. Кто-нибудь, но только не я! Материнство, со всеми его несомненными беспокойствами и сомнительными радостями, может подождать.

И даже не восхищение, хотя, нужно признать, неоперившийся птенец выказал сегодня поразительную отвагу, видел же, что эти звери лютые разорвать его хотят, – и ничего, выстоял, а они порычали-порычали, поджали хвосты и убрались. Прическа – чистый кошмар, костюм – вообще нечто невообразимое, и все равно желторотый внучек Уиллоби Хейстингза производит большее впечатление, чем дедушка, всемирно прославленный чародей политики. Он совершил сегодня подвиг невозможный для мальчишки, трудный даже для взрослого, сильного мужчины – и все же восхищение никак не может объяснить этой странной, непреодолимой тяги.

Нет, конечно же, это буддхи. Вблизи от Седрика Элия получила передышку, теперь пытка началась снова. Чем-то он важен.

И ничего тут не поделаешь.

А затем Бренда открыла дверь, и леденящая, мурашки по спине, улыбка Агнес Хаббард заставила Элию забыть и о Седрике, и даже о своих муках.

В большом пятиугольном кабинете не было ничего, кроме пятиугольного же стола и нескольких стульев. Две стены – два огромных, от пола до потолка, голографических экрана, угол кабинета словно нависает над морским берегом, берегом потрясающей, невероятной красоты. Высокие, царственные волны разбиваются о камни, накатывают на сверкающий песок. Пологая дуга пляжа тянется на многие километры, а может и десятки, сотни километров – оба конца теряются в полупрозрачном мареве. И звук прибоя, приглушенный, словно доносящийся сквозь толстое стекло; впечатление было удивительно правдоподобным, Элия почти ощутила на губах привкус морской соли. Свежий ветер раскачивает высокие, с перистыми листьями деревья, очень похожие на пальмы, однако небо за ними имеет странный сиреневатый оттенок.

– Нравится, Ваше Высочество? Простой, естественный вопрос, но даже в нем чувствуется высокомерие, снисходительность.

– Очень нравится. Но это, увы, не Земля. Классический, стабильный пляж, я такие видела только на картинках.

Этот раунд мы, с Божьей помощью, выиграли.

Элия села за стол с твердым намерением держаться уверенно и независимо. Ну достаточно независимо. Она старалась не вспоминать, что директор Хаббард вполне способна съесть на завтрак какого-нибудь президента, в сыром виде, и закусить парочкой генералов.

За столом собралось шесть человек, в том числе – Элия, Джетро и пара его прихлебателей, которые сидели не раскрывая ртов, как и положено таким пустышкам; Моалу оставили в приемной. Сперва единственной представительницей Института была сама Матушка Хаббард, но потом в кабинете появился доктор Грант Девлин.

Всемирно известный (пресловутый!) Король Разведчиков низко склонился и щекотнул руку Элии своими роскошными усами. И улы-ы-ы-ыбнулся. И окинул Элию почти таким же задумчивым, анализирующим взглядом, как несколько раньше – Седрик. Только желание, светившееся в серых глазах Седрика, было бессознательным, до странности невинным и даже приятным, а вот сейчас.., от ничем не прикрытой, ликующей похотливости Девлина у Элии мурашки пошли по коже. Рядом с этим типом даже Джетро – стыдливая девственница, теперь понятно, почему Кас советовал его остерегаться.

Ну, вроде бы все на месте. Сейчас начнется торговля, но это уже по Части Джетро, его проблемы. Ну а сперва – все как полагается: легкая светская беседа, вопросы о здоровье Пириндара, о Касе…

Какой, интересно, цвет пойдет этой двухметровой ручке от швабры, на что будут похожи красные, как стоп-сигнал, лохмы после хорошего парикмахера?.. И тут Элия увидела, что Агнес Хаббард хочет к ней обратиться.

– Звонок вашего брата не был неожиданностью. У нас редкостное изобилие миров второго класса, даже перебор. Последние три года они почти не попадались, а тут – словно плотину прорвало. Встает очевидная проблема, какой из них вы выберете.

Тибр!

– Сейчас мы снова используем названия рек. Исследованию подвергаются восемь миров – от Аска до Тибра. Грант, не мог бы ты кратенько описать их Ее Высочеству?

Серовато-голубой, решила Элия, под цвет глаз. Больших, круглых, широко расставленных нордических глаз.

Девлин улыбнулся от уха до уха, как только голова пополам не распалась.

– С высочайшим удовольствием! Все они, за исключением Рейна, являются короткопериодическими. Тут мне придется кое-что объяснить. Вследствие того, что как Земля, так и контактный мир находятся в движении, а определенные волновые функции должны совпадать по фазе, эффективный доступ ограничен короткими, периодически повторяющимися периодами – “окнами”. Вам все понятно, принцесса?

Элия кивнула. А если темно-синий? Темно-синий очень пошел бы к его лицу, нежно-розовому, как младенческая задница.

– ..Рейна оценивается приблизительно в восемь суток. Именно поэтому мы так рвемся показать его вам прямо сегодня – последний на этой неделе шанс. Кратчайший период у По – этот мир выходит на позицию с двадцатичетырехчасовыми промежутками, а окна уже начали уменьшаться. Выбрав По, вы поставите меня перед очень серьезной проблемой.

Девлин опять улы-ы-ы-ыбнулся.

– Доктор Девлин хочет сказать, – желчно прервала его Хаббард, – что нам не хватит времени, чтобы подробно обследовать По, а затем переместить туда нужное количество людей. По нашим оценкам, минимальное население жизнеспособной колонии – три тысячи.

Элия содрогнулась. Брать на себя ответственность за три тысячи человеческих жизней?

– Чем больше, тем лучше, – добавил Девлин; он ни на секунду не сводил с Элии мерцающих змеиных глаз. – На Этну мы закинули сорок тысяч.

– Омар?

Да, на Этну ушел Омар, пять лет тому назад. Веселый, вечно хохочущий Омар. Омар, смеявшийся всегда, надо всем, несмотря ни на что – пока не услышал зов. Подобно Элии, он выдержал пару дней безжалостно нарастающих мук, а затем уехал.

И какую же ничем не заполнимую брешь оставил его отъезд! Именно тогда, четырнадцатилетней девочкой, Элия впервые ощутила всю меру страданий, приносимых буддхи, впервые действительно осознала, что наступит день – и ей тоже придется уйти.

– Да, – подтвердила Агнес Хаббард; короткий взгляд голубых, как арктический лед, глаз был подобен выпаду фехтовальщика, – принц Омар. Мы смело можем считать, Ваше Высочество, что он жив, а колония процветает. В его случае у нас нет никаких оснований предполагать обратное.

Элия снова содрогнулась:

– А иногда – бывают?

Хаббард поджала губы и чуть помедлила.

– С того времени, как к работе подключилась ваша семья, – нет. – Она говорила осторожно, тщательно взвешивая каждое слово. – Такое случалось в ранних попытках, когда мы еще не подозревали, на какие грязные проделки способна природа. Вот, скажем, Дуб – вы слышали об этом случае.

– Отец Сед.., ваш сын?

Старая, всем известная история. Интересно, проронила ли тогда Хаббард хоть слезинку? Тогда – и вообще когда-нибудь?

– Да, мой сын. Мы находились почти на самом конце струны. Пересадка прошла успешно – шесть с половиной тысяч людей и все припасы. И тут лабораторные анализы показали чрезмерную концентрацию органических антимонидов. Антимоний – или, попросту говоря, сурьма – это элемент, похожий на мышьяк. Такой же токсичный.

Несколько секунд тяжелой, душу выматывающей тишины.

– И вы не могли их вернуть. – Слова Элии звучали то ли вопросом, то ли утверждением.

– Не было времени.

Может быть, эта холодная, как нержавеющая сталь, женщина меня испытывает? Иначе – откуда эта клиническая бесстрастность?

– Было еще два окна, по несколько минут каждое. Мы послали колонистам результаты анализов, послали оборудование и материалы – все, что могло им хоть как-то помочь. Затем контакт прервался. Возобновить контакт не удалось. Так случается каждый раз – потеряв мир, мы не можем найти его снова. Вы, вероятно, знаете, что все наши поиски идут почти наугад, почти вслепую.

Или она меня пугает – или хочет оценить степень моей уверенности.

– И они неизбежно отравятся?

– Да. Разве что загрязнение окажется локальным и они сумеют перебраться в другой, свободный от сурьмы район. За недостатком времени мы обследовали всего лишь крохотную часть этого мира.

– Но у вас все-таки было время попрощаться. – Элии очень хотелось разбить непроницаемый металлический фасад. – Почему вы не спасли хотя бы своего сына? И его жену.

– Я пыталась. Конечно же, я пыталась! Они отказались покинуть товарищей.

И снова – абсолютная бесстрастность, разве что чуть окрашенная презрением к дуре, задающей дурацкие вопросы.

– Так, значит, сегодня, когда вы сообщили, что в ходе проводившихся Институтом исследований погибло восемьдесят шесть человек…

– Истинное число неизвестно – и никогда не будет известно. – По лицу Агнес Хаббард скользнула жутковатая улыбка. – После утраты контакта часть поселений неизбежно должна погибнуть. Строго говоря, это – массовые убийства, а я – одна из величайших в истории преступниц.

– Теперь вы понимаете, Ваше Высочество, насколько важно исследовать предлагаемые вашему вниманию миры со всей возможной тщательностью. И сделать это как можно скорее. – Ну почему, почему у этого Девлина такой отвратительный, сальный голос? – Нил можно отбросить. Мир третьего класса, способный заинтересовать разве что ученых. Ориноко выглядит многообещающе, очень, очень многообещающе. Лично я склонен думать, что По безнадежен – слишком мало времени. И даже откинув По, мы столкнемся с серьезной нехваткой оборудования и квалифицированного персонала.

– Тибр, – обреченно вздохнула Элия. – Это Тибр.

Джетро больно – и запоздало – пнул ее в лодыжку.

Хаббард переглянулась с Девлином, снова взглянула на Элию:

– Ты совершенно уверена?

– Абсолютно. Я видела список. Это название сверкает, шевелится. Старуха кивнула:

– Все сходится. – Сомнение, только что сквозившее в ее голосе, сменилось холодным удовлетворением. – Твой брат позвонил нам буквально через пару часов после установления контакта. Аск появился позже. Что ж, хорошо. Грант, лучшие силы нужно будет бросить на Тибр. Не забывая, конечно же, об остальных.

– Как знать? – Девлин ухмыльнулся во все тридцать два зуба. – А вдруг мы нарвались на два первоклассных мира сразу?

– Не исключено.

– В таком случае мне нужно отправляться в Кейнсвилл, и поскорее. – Элия с трудом подавила желание отодвинуть кресло и встать. – Чтобы ночью заняться Рейном, как вы хотели. Перелет меня сильно вымотал.

– Я надеялась с вами поужинать. А потом вы успеете на десятичасовой поезд.

Ловушка. И ведь все, стерва, понимает, буквально все – вон как губки-то свои тонкие изогнула, улыбается…

– Я думала, что поеду с Седриком, – сказала Элия.

– Подождите, подождите! – сердито ввязался Джетро. – Мы так и не успели договориться об условиях.

– Условия стали теперь стандартными, Ваше Высочество, – пожала плечами Хаббард. – Вы отбираете первые пять сотен, мы отбираем следующие пять тысяч… Выясним, какой из ППО будет заселяться – продолжительность окон, частоту повторения, стабильность, – вот тогда и вернемся к этому вопросу. Грант, какое там у Тибра расписание?

Факты Девлин знал назубок:

– Предварительный контакт был установлен второго апреля. Первый четкий, сфокусированный контакт по полученным координатам состоялся пятого. Мы сразу же открыли файл по второму классу и забросили робби. Основные параметры очень близки к земным – и тяготение, и кислород, и температура. Мы считали Тибр вторым из основных кандидатов, вслед за Ориноко. Очередное окно ожидается завтра, около полудня.

– Восход или заход? – поинтересовался Джетро.

– Еще не выяснено. – Девлин одарил Элию еще одной высокомерной ухмылкой. – Он спрашивает, как ведут себя окна. Удлиняются они или сокращаются.

– Знаю.

Ну кому, кому все это интересно? Другое дело сам Тибр – мысль о завтрашнем свидании с этим миром была для Элии как глоток воздуха для утопающего. Но больше всего ей хотелось, во всяком случае – сейчас, броситься на поиски некоего длинного и неуклюжего подростка. Ей хотелось взять его за руку. Она сходила с ума. Он отправлялся в Кейнсвилл четырехчасовым поездом.

Джетро сжигал ее ненавидящим взглядом. Бедняга Джетро.

– Мы подготовим все, какие есть, телеметрические хреновины, – пообещал своей начальнице Девлин. – Ну и конечно, полномасштабную экспедицию. Я разберу эту планету по камешку.

Доктор Хаббард встала из-за стола. Легко и изящно – было невозможно поверить, что этой женщине семьдесят пять лет.

– Именно этого я от вас и ожидаю. Совещание закончено, я благодарю всех присутствующих, а с вами, принцесса, мне хотелось бы поговорить еще, один на один.

Так что не сомневайтесь, кто именно здесь царствует. И наплевать на всех принцесс со всеми их тысячелетиями королевской генеалогии.

– Подождите! – Джетро настолько разошелся, что даже стукнул кулаком по столу. – Мы должны обсудить проблему беженцев. К вашему, директор, сведению, Банзарак – страна маленькая и очень бедная. Он испытал тяжелейшие потрясения. Согласен, многие из его граждан получили возможность эмигрировать в лучшие миры – но в то же время сам он принял непропорционально большое количество беженцев из других стран. Сейчас в наших лагерях сосредоточилось до миллиона человек. Их численность превысила численность коренных жителей страны! Согласен, Институт оказывает нам щедрую помощь, однако далеко не каждую проблему можно разрешить при помощи денег.

Агнес Хаббард нахмурилась, словно кардинал, услышавший речи еретика, – Крайне важно, – еще громче заговорил Джетро, – чтобы на этот раз именно лагеря Банзарака сформировали всю квоту беженцев, отбираемых для переселения. Мы не имеем больше возможности…

– Побеседуйте об этом с доктором Уитлэнд, – безжалостно оборвала его Хаббард. – Еще раз повторяю: с деталями лучше подождать до получения исчерпывающей информации.

Джетро попытался сказать что-то еще, но могучая рука Девлина уже помогала ему подняться со стула. Волей-неволей министр удалился из кабинета, сопровождаемый своими прихлебателями, так и не проронившими за все это время ни слова. Дверь кабинета закрылась. Оставшись со всемогущей Хаббард один на один, Элия почувствовала себя мошкой, запутавшейся в паутине.

Директор села на свое место и задумчиво взглянула на дверь.

– Ваш друг выказывает похвальное сострадание к беженцам, – вздохнула она.

– У него большие амбиции, – равнодушно пожала плечами Элия.

На лице Хаббард появилось нечто вроде искреннего веселья; мелькнули и тут же пропали еле заметные следы морщин, удаленных хирургами-косметологами.

– И как же далеко простираются эти амбиции? Уж не входите ли, часом, в их сферу и вы?

– Да.

– Ну надо же! – Хаббард скептически покачала головой. – Расскажите мне поподробнее.

– Доктор Джар имеет большую поддержку в лагерях, – хмуро начала Элия, – и в сельской местности. Если он сумеет обеспечить большие контингенты и оттуда и оттуда.., а ведь все остальные будут раздроблены, так ведь? Много мелких групп из самых различных мест.

– Так значит, – снова улыбнулась Хаббард, – он обеспечивает себе большинство. И он считает, что такое, хотя бы относительное, большинство плюс супруга королевских кровей…

Элия невольно улыбнулась:

– Совершенно верно.

– Думаю, ваш друг не очень понимает, с какими именно проблемами предстоит ему столкнуться.

– Пожалуй, да, – кивнула Элия. – А что вы хотите, он же типичный уроженец трущоб – хитрый, но очень ограниченный. Он не в силах представить себе мир, не втиснутый ни в какие рамки. Джетро не понимает, что люди, имеющие право выбора, ни за что не согласятся жить под властью демагогов.

В пионерских поселениях не бывает и не может быть ни королей, ни диктаторов, разве что некое подобие выборных старейшин, да и то редко. Любой человек, пытающийся захватить власть, мигом окажется вождем без ведомых.

И тут Элия осознала, что дальше речь пойдет о ней самой – именно ее хотела оценить Агнес Хаббард, а никак не Джетро.

Она опустила глаза и приказала себе повнимательнее следить за своим языком.

На ковре под столом – лысые пятна, протертые ногами бессчетных посетителей за долгие, видно, годы. Простая, почти аскетичная обстановка кабинета плохо вяжется с масштабом могущества хозяйки, директора всемирно известного Ми-квадрата.

– Ваше присутствие на сегодняшней пресс-конференции стало для меня большим сюрпризом, Ваше Высочество.

Никогда еще Элия не чувствовала себя такой беспомощной, такой зависимой от чужой, ничем не ограниченной власти – никогда, разве что в полузабытом детстве, в обществе огромных всесильных и всезнающих взрослых. Эта опасная старуха может сделать все, что захочет, – не только может, но и сделает. Элия сидела, опустив голову, и молчала.

– Что заставило вас прийти? Интуиция? Элия кивнула.

– А каким, хотелось бы знать, образом связан с этим мой внук?

– Вы отвратительно с ним обращались. Элия сделала над собой усилие и встретила взгляд холодных, как у василиска, глаз.

– Да, я обращалась с ним отвратительно. Но вы-то здесь при чем?

– Не знаю. Это имеет для меня значение, но я не знаю – какое именно.

Агнес Хаббард слегка прищурилась и плотно сжала губы.

– Зачем это все? – Раз начав, Элия не могла уже остановиться. – Вы что, подвергали его испытанию?

Старуха рассмеялась – точнее, издала негромкий звук, отдаленно похожий на смех.

– Испытанию? Для него это не испытание, а так, забава. Вы поняли слова про семнадцатый этаж?

Элия молча покачала головой.

– Прошлой ночью Седрика занесло в очень опасное место. Утром доктор Багшо нашел его и спас, однако в процессе спасения ему пришлось сбросить этого красавчика из окна, с высоты в сорок пять метров. Он был закован в бронированный ящик, однако впечатление, естественно, было сильным – из тех, которые превращают человека в слюнявого, отчаянно визжащего идиота. Седрик же, как мне сообщили, только пожаловался, почему его сбросили, не предупредив заранее.

– Так вы что, именно это и хотите сделать – превратить его в слюнявого идиота? То, что произошло днем, на пресс-конференции, очень напоминало вторую попытку.

Хаббард улыбнулась. Пыл, с которым говорила Элия, откровенно ее забавлял.

– Нет, с Седриком такое не выйдет. Время вытекало прямо из-под пальцев, еще немного – и поезд уйдет. Уйдет без нее. И все равно Элия не удержалась от вопроса:

– Почему вы так думаете?

– Длинная история. Может быть, вы хотите кофе? Или вина?

Старая ведьма видела, что Элия почти дрожит от нетерпения, – и откровенно над ней издевалась.

– Нет, спасибо.

– Ну так вот. Все, рассказанное мной Седрику, – чистейшая правда. Его зачала от моего сына Рита Фосслер Диксон. Оплодотворенную яйцеклетку извлекли из материнской матки и заморозили. Самая рядовая операция. Затем родители Седрика переселились на Дуб и почти наверняка погибли. В большинстве случаев наши клиенты попросту исчезают, но для Джона я заранее заготовила легенду о лопнувшей струне и потерянной экспедиции. Так делается для всех, чье отсутствие может быть замечено общественностью.

Точно так же поступала королевская фамилия Банзарака. Омар “утонул на рыбной ловле”. Через несколько дней Кас выберет какую-нибудь подходящую авиационную катастрофу – или пожар в гостинице, – после чего в стране будет объявлен траур по Элии.

– Ирония судьбы. Джон умер, а я совершила единственный, пожалуй, сентиментальный поступок в своей жизни – зародыш разморозили и вырастили in vitro

. – Тонкие губы Агнес Хаббард снова изогнулись в опасной, как лезвие бритвы, улыбке. – Глупый порыв? Вам, вероятно, кажется, что я чувствовала себя перед Джоном в долгу?

– Не думаю, чтобы мое мнение по этому вопросу представляло хоть какую-нибудь ценность.

– Или интерес. Как бы там ни было, Седрика оживили и вырастили.

– Вырастили в питомнике!

– Не делайте поспешных умозаключений! – Голос Хаббард звучал резко, как щелканье бича. – Мидоудейл – далеко не самое худшее для ребенка место. Очень пристойный детский дом, в стране таких раз-два и обчелся. Его услугами пользуются многие знаменитости, опасающиеся за жизнь своих отпрысков. Дети растут в здоровой обстановке, проводят много времени на открытом воздухе – в пределах, допускаемых современным климатом.

– Многие? – Вспышка гнева заставила Элию забыть обо всякой осторожности. – А остальные? По большей части там воспитываются клонированные дети, так ведь? Выращенные на мясо, на запасные детали! И вся эта “здоровая обстановка” создана с единственной целью – получить для пересадки максимально жизнеспособные органы!

– Ну и что? – равнодушно пожала плечами Агнес. – Органы, если покупать их на рынке, стоят бешеных денег. К тому же всегда остается опасность отторжения. И болезней. За детьми очень хорошо ухаживают.

– Физически! – яростно выкрикнула Элия. – Только физически! Их хорошо кормят, выводят на прогулку – как коров или лошадей! И в то же время искусственно сдерживают умственное развитие. Вы чуть не получили Нобелевскую премию – а ваш внук, скорее всего, не умеет даже читать.

Элия чувствовала, что на этот раз ей удалось пробить ледяную броню всемогущей собеседницы.

– Его отец не нашел себе лучшего занятия, чем меряться силами с крупным рогатым скотом. – Голос Хаббард звучал ровно и спокойно, разве что чуть тише прежнего. – Я уже говорила вам, что Седрик – плод моего глупого, случайного порыва. Белье Джона я выкинула на помойку. Следуя логике, то же самое нужно было сделать и с этим плодом его репродукционных органов.

Ну что, что ответишь такой женщине, говорящей такие вещи?

Хаббард откинулась на спинку и несколько секунд изучала лицо Элии.

– Эта ваша пресловутая интуиция.., вы слыхали когда-нибудь про ГПЛ?

– Нет.

– Это – довольно новая методика. Генетический прогноз личности. Анализируя генотип, можно получить оценку будущего характера человека.

– Надежную?

– До определенной степени. Три года тому назад мне вдруг взбрело на ум проанализировать ДНК Седрика.

– И что?

– Очень высокие показатели по интеллекту, общительности и некоторым менее значительным характеристикам. Низкий уровень амбиций. Крайне низкая агрессивность.

Даже разъяренный, Седрик почти не возвышал голоса. Элия не могла представить себе его причиняющим кому бы то ни было боль.

– Нежный великан!

– Сентиментальные глупости. Я говорю о строгих научных фактах. Так вот, наиболее примечательным элементом построенного психопрофиля была цепкость. Тут цифра оказалась на верхнем пределе экспериментальных возможностей, методику буквально зашкаливало.

– Цепкость?

– Условное название комплекса, состоящего из настойчивости, целеустремленности, обыкновенного ослиного упрямства.

– Отвага? Почему не назвать это прямо – “отвага”?

– Я не понимаю этого слова. Неоднозначный термин, не поддающийся научному определению.

Элию так и подмывало съехидничать. Хуже того – она не устояла перед соблазном.

– Вы не понимаете – зато я прекрасно понимаю. Так что же там насчет “цепкости” Седрика?

– Я сразу задумалась – не растрачивается ли попусту ценный материал?

Господи Боже! Неужели эта женщина органически не способна думать о своем внуке как о человеке?

Агнес Хаббард почти беззвучно хохотнула; казалось, она услышала мысль Элии.

– Я уже говорила, что возможности ГПЛ ограничены – наследственность определяет в человеке многое, но далеко не все. Каждый из нас формируется под воздействием окружающей среды. Обычно считается, что природа и воспитание определяют окончательные характеристики личности приблизительно в равной степени.

– Но кто же может описать среду числовыми параметрами? – Элия даже не пыталась скрыть свой скептицизм.

– В данном случае это возможно, – уверенно кивнула Хаббард. – Методика разработана очень подробно, под личным наблюдением доктора Уитлэнд – очень полезный инструмент для проверки поступающих к нам на работу. К тому же Седрик вырос в обстановке, резко отличающейся от обычной. Мы смоделировали воспитание в закрытом учебном заведении, при почти полном отсутствии стимулов, и получили ИПХ, интегральный прогноз характера.

– Так что же получилось в конечном счете?

– Крайне любопытные результаты, крайне любопытные. – Бабушка обсуждала своего внука абсолютно бесстрастно, словно лабораторного кролика. – Судя по всему, такое воспитание развивает уверенность в себе, привычку полагаться на свои и только свои силы. Его фактор цепкости взлетел еще выше.

– И что же из этого следует?

– Из этого следует, что я могу подвергнуть Седрика Диксона Хаббарда любым испытаниям, ничуть не опасаясь превратить его в слюнявого идиотика. Скинуть его из окна? Пустое дело. Напустить на него кровожадную толпу? Почему бы и нет? У него колоссальная цепкость, он выдержит все, что угодно. Не переставая функционировать. Он практически неуязвим – да вы и сами были тому свидетельницей.

Элию мутило, на языке вертелись резкие, злые – и опасные – слова. Уйти, уйти отсюда, пока не поздно. Она встала.

– Я еду в Кейнсвилл. Сейчас. Хаббард осталась сидеть. В холодных, серо-голубых глазах поблескивало легкое презрение.

– Ты, девочка, так и не осознала самое главное.

– Что именно?

– Седрик мне нужен, у меня есть на него виды. Он – пешка, но пешка довольно важная.

Элия тяжело оперлась на спинку только что покинутого стула и взглянула в ненавистные, издевательски сощуренные глаза отвратительной старухи.

Взбесилась, совсем тетка взбесилась. Смирительная рубашка по ней плачет.

– Пешка, которой вы решили пожертвовать?

– Возможно.

– Буквально? Пожертвовать – в самом буквальном смысле? Убить?

– Это уж как получится, – безразлично пожала плечами Хаббард. – Я играю по-крупному. Тут, дорогая принцесса, главный стол, ставки по доллару не принимаются. А всякие там чувства-сантименты и того доллара не стоят. Именно это я и хочу вдолбить тебе в голову. Так что не связывайся ты с моим внуком, для своего же спокойствия.

– Я еду в Кейнсвилл.

– Подожди, я еще не закончила. У меня есть вопрос. Эта самая ваша наследственная интуиция – если верить рассказам, – она просто предупреждает вас об опасностях?

Элия знала, что будет дальше. Знала и молчала, делая вид, что не поняла вопроса, приняла его за утверждение.

Хаббард нахмурилась:

– Ну так что? А самообеспечиваемость?

– Само – что?

– Слушай, милая, не нужно тут дурочку из себя строить. Помогает ли ваша наследственная интуиция выбирать брачного партнера? Партнера, обеспечивающее продление и усиление этой самой интуиции.

По мнению Каса – да. Элия неуютно поежилась.

– Если да, тогда я тоже являюсь пешкой, марионеткой своего буддхи, и все, сказанное мною на этот счет, может оказаться ложным.

– Понятно, – задумчиво протянула Хаббард – и тут же оскалила нижний ряд зубов в самой отвратительной из отвратительных своих улыбок.

– Ну что ж, принцесса, пользуйся моим внуком, пока есть такая возможность. До чего же смешно было смотреть, как ты поминутно его лапала. Но не забывай, что все эти игры скоро кончатся. Надолго ты его не получишь, и не надейся. Он не поедет с тобой ни на Тибр, ни на какую другую планету. Он принадлежит мне, со всеми своими потрохами.

Она поднялась из-за стола – высокая, тонкая и прямая, опасная, как стальной клинок.

– Вот получишь от меня мир – и разыгрывай из себя, сколько душе угодно, Моисея в юбке, веди свой народ в землю обетованную. А Седрик останется здесь. Он мой – это я вызвала его к жизни.

– Вы сошли с ума.

– Многие говорили мне это, очень многие. Вот только мало кто из них дожил до сегодняшнего дня.

Институт имел собственную ветку трубы, соединенную с основной магистралью, и собственную станцию. Безостановочные экспрессы, курсирующие между Центром и Кейнсвиллом раз в два часа, причиняли уйму неудобств всем прочим пользователям важной транспортной артерии.