Текст книги "Струны"

– Я совсем не… – вздрогнула Элия. – Седрик, тебе что, что-нибудь угрожает?

– Угрожает? Несколько сотен мужиков преследуют меня по пятам, жаждут моей крови, а ты еще спрашиваешь, не угрожает ли мне что-нибудь!

Элия растерянно покачала головой:

– Я долго мучилась от предчувствий, а за несколько минут до твоего появления все прошло. Милый, я была уверена, что ты для меня важен!

Не очень-то легко отвечать гордо и с достоинством, когда ты стоишь на коленях, воняет от тебя так, что чуть самого не выворачивает, и к тому же все твое тело болит, словно его пропустили через мясорубку. Но Седрик попробовал.

– Я важен для самого себя!

– Да я совсем не про то! Я хотела сказать, почему я не испытываю за тебя беспокойства. – На лице Элии светилась блаженная, почти идиотская улыбка.

– А ты о чем-нибудь сейчас беспокоишься?

– Нет! – И как же я раньше об этом не подумала! – Я должна беспокоиться – но не беспокоюсь.

Ну да, конечно же, разве ж Элию обеспокоит что-нибудь, кроме этой долбаной ее интуиции – а та молчит себе в тряпочку.

Толпа зашевелилась, люди пятились все дальше и дальше. Сделав над собой героическое усилие, Седрик поднялся с коленей; купол угрожающе покачнулся и начал вращаться. Низко пригнувшись, он посмотрел в просвет между черными курчавыми головами. Тележки развернулись шеренгой и медленно наезжали на толпу. Если пойдет стрельба, пострадают женщины и дети. Нужно сдаваться, иначе будет море крови.

– Элия! – Голос казался каким-то слишком уж знакомым. – Что тут происходит?

Седрик обернулся – и словно посмотрел в зеркало. Несколько странное зеркало – на груди у отражения болталась гитара. Парень широко раскрыл глаза и – конечно же – уронил нижнюю челюсть чуть не на колени.

– Это – Седрик, – объяснила Элия. – Милый, это – Гарольд.

– Убери башку! – отчаянно завопил Седрик. Гарольд послушно пригнулся, а заодно и вернул челюсть на положенное челюсти место, однако глаза его так и остались круглыми, как пуговицы.

Седрик снова взглянул на изоляционистов. Они медленно и методично прижимали толпу к центральному ограждению. Ловушка, из которой не вырвешься. А всего-то ведь и надо, что микрофон – ну скажем, микрофон любой из ихних тележек. Черта с два – не успеет он подобраться на нужное расстояние, как эти герои исполосуют его своими стрелялками.

Толпа пятилась все быстрее, люди сшибали перегородки, топтали нехитрый скарб. Плакали дети, визжали женщины, взволнованно перекрикивались мужчины. Бедлам.

– Милый? – Ну вот, наконец-то хоть какое-то внимание в голосе. – Что же нам делать?

– Вот если бы микрофон! Я же завел коды!

– Скажи их мне! – Нахалюга Берт начал извиваться ужом, пришлось перехватить его покрепче. – Я-то могу приблизиться к тележкам!

– Не выйдет. Ты тут не годишься. Ну кто мешал тебе, идиоту, ввести обычные, без активации по голосу, коды? Повыпендриваться решил. Да и какой из кодов мог бы тебя спасти? Код на выключение света? Но у синих есть фары, к тому же поднимется паника, люди перетопчут друг друга. Код на вызов Франклина Фрэзера. Вот-вот, и о чем я, спрашивается, думал, заводя эту команду? Вызов Фиша – но Фиш не отвечает на вызовы. И еще…

– Тибр! – оглушительно завопил Седрик; Элия чуть не выронила Эгберта. – Окно еще открыто?

– Думаю, да.

– И там – первый класс?

– Да! Да!

Все это очень мило, но теперь мы возвращаемся к прежнему вопросу.

– Будь у меня микрофон, я отправил бы нас на Тибр.

А может, и нет. Слишком уж это дело такое хитрое и ответственное…

– Ну так вот и скажи код мне! – Элия ничего не понимала и начинала злиться.

– У тебя не выйдет – нужен мой голос.

– Твой голос? – Она повернулась к шестнадцати-примерно-летнему варианту Седрика. – Освальд! Ты же выполнишь задание, правда?

– Какое еще задание? – неуверенно спросил мальчик.

– Вот оно! – заорал Седрик так громко, что боль в голове вспыхнула с новой силой.

Толпа остановилась. Вожак изоляционистов что-то кричал, но за общим гомоном нельзя было разобрать ни слова.

– Протиснись вперед, как можно ближе к тележкам. И просто крикни: “Код жеребец!” – вот и все. Система решит, что ты – это я! Понятно?

Мальчик кивнул и улыбнулся Седрику. Седриковой улыбкой.

– Код жеребец? – Он исчез в толпе. Освальд и младше меня, и ниже, успокаивал свою совесть Седрик. И одет совсем по-другому, ну что там может ему угрожать?

– Так я тоже? – спросил Гарольд. – Давайте я тоже сбегаю.

– Нет, ты слишком длинный.

Седрик с ужасом обнаружил, что за всеми этими разговорами забыл об осторожности, что голова его торчит высоко над толпой, и снова пригнулся.

– А может, я? – звонко пропищал Альфред.

– Нет! – хором откликнулись Элия и Седрик. Винтовочный выстрел, визгливое пение срикошетившей пули. И – полная тишина, толпа затаила дыхание.

– Хаббард! – загремел усиленный мегафоном голос. – Выходи, Хаббард!

Тишина. Седрик виновато оглянулся. Дети… Это каким же нужно быть трусом, чтобы прятаться за спинами детей?

– Хаббард! Мы знаем, что ты здесь! Выходи, или мы начнем стрелять!

И тут же Седрик услышал свой собственный голос:

– Код жеребец!

И ничего. Система не реагировала. Седрик обреченно поник. Значит – все, он выложил на стол последнюю карту. Код жеребец обозначал команду:

«Доставь меня на Тибр, как можно скорее”. Но Седрик не очень-то верил, что его власти хватит на управление трансмензором. А может – окно уже закрылось. Или оно открыто в другом куполе.

В последнем случае неизбежна небольшая задержка, пока Система закроет одно окно и откроет другое, здесь, в Беринге…

Что и произошло. Оглушительный, чуть не рвущий барабанные перепонки хлопок, и давление воздуха в куполе уравнялось с давлением на Тибре. Из колодца сверкнул столб дневного света, искрящимся фонтаном закружились золотые осенние листья и радужные бабочки, за перилами ограждения закачались верхушки деревьев.

Возникла паника. Вся толпа развернулась, чтобы посмотреть на нежданное чудо, а Седрик Хаббард вскочил и помчался, низко пригибаясь, к колодцу; он распихивал людей локтями и корпусом, иногда даже сбивал с ног и бежал дальше, не извиняясь – церемонии оставим до другого раза.

Упав грудью на перила, Седрик увидел прямо под собой мирную лесную речушку. Глубина? Глубина вроде бы приличная, а падать придется всего два, от силы три метра.

Перевалившись через перила, Седрик плюхнулся в новый мир, громко и с уймой брызг.

Глава 26

Тибр, день восьмой

Рим – такое имя получил поселок – будет столицей мира. Если не навсегда, то хотя бы на то время, пока держится струна, а та не проявляла ни малейших признаков усталости – каждое новое окно оказывалось длиннее предыдущего. Если только – тьфу, тьфу! – в дело не впутается какая-нибудь блудливая звезда, эта струна может установить рекорд долгожительства. Тогда Тибр будет самым большим успехом Института за все тридцать лет его существования.

А пока что гордая столица мира являла собой унылое скопище палаток и полуцилиндрических алюминиевых сараев, беспорядочно разбросанных по “культивированному” участку долины. Культивированному – то есть полностью расчищенному от роскошной девственной растительности, а потому улицы поселка покрывала либо мелкая въедливая пыль, либо липкая грязь, либо и то и другое вперемешку. И всюду – недовыкорчеванные корни деревьев. Канавокопатель торопливо прокладывал канализацию и водопровод. Подальше от реки жилые постройки сменялись конюшнями, коровниками и штабелями бревен, на самой окраине располагались пастбища, огороженные колючей проволокой, а также взлетные полосы и склады доставленных с Земли припасов. Даже сейчас, всего после трех окон, склады были огромны. Для каждого очередного окна подготавливалась новая расчищенная площадка. Когда-нибудь, ухмыльнулся Абель, на этом месте возведут монумент. Или позумент.

Солнце садилось, Римом овладевало дремотное спокойствие. Работа кончалась, оседали последние клубы пыли, один за другим загорались между палаток костры, легкий ветер трепал и уносил прочь полупрозрачные струйки дыма. Двадцативосьмичасовые сутки мало чем отличались от двадцатичетырехчасовых, разве что рабочий день был на четыре часа длиннее. Люди, конечно же, уставали, у них мгновенно выработалась привычка ложиться спать с курами (каковых здесь не было).

Заметив, что уже смеркается, Абель оторвался от письменного стола и вышел наружу посмотреть на закат и подышать свежим воздухом. Алюминиевый сарай, вмещавший его дом и кабинет, располагался на отшибе от прочих, рядом с зоной контакта. Какой-то непочтительный хулиган намалевал на одной стене этого единственного в Риме административного учреждения – “Президентский дворец”, а на противоположной – “Шишка на заднем месте”. Все считали, что неизвестный хулиган – не кто иной, как сам Абель. И ничуть не ошибались.

Абель был выжат насухо, можно и на веревку не вешать, а сразу утюгом гладить. Глаза у него болели, словно засыпанные песком, горло – еще сильнее. Он принимал сотни решений в сутки, беседовал с десятками людей, питался всухомятку, на бегу. Эмили считала, что такого, как сейчас, счастья он не испытывал еще никогда, но у Абеля как-то все не находилось времени подумать о справедливости – или несправедливости – такового мнения. Калеченая нога сильно ныла, на Земле это было к сухой погоде, а как здесь?

Неподалеку от президентского сарая сохранилась рощица дерева так в три с половиной. И как это они устояли перед победной поступью Человека? Сохранившись сами, деревья сохранили крошечную лужайку тибрской вроде бы травы. Заповедник. Слонов разводить будем… Абель сел на траву, привалился к серому глянцевитому стволу. Нужно бы втиснуть в накладные первоочередных поставок комплект садовой мебели, но только куда ж его втиснешь?..

Огненным цветком пролетела мимо крупная, пунцовая с фиолетовым бабочка – солнце садится, пора и домой, спать. Тени стали длинными, небо сияло радостным многоцветием. Тибр оказался великолепной планетой, пока что не преподнесшей поселенцам ни одного печального сюрприза, за исключением пустяка – повального поноса, но ведь это – стандартная реакция человеческого (и медвежьего, говорят, тоже) организма на резкое изменение обстановки.

Двадцать три года, и уже – царь вселенной? Нет, конечно же, Эмили права, он никогда еще не испытывал такого счастья. Абсолютная власть – это кайф, чистый кайф. И власть эта не успеет его развратить, продлится совсем недолго… Как ни жаль.

Вот и отдых этот, блаженный покой, тоже слишком хорош, чтобы долго продлиться – на президентскую лужайку угрожающе наползала длинная узкая тень.

– Привет, – сказал Седрик Хаббард.

– Сам ты такое слово, – сказал Абель. – Садитесь, пожалуйста, в кресло.

Седрик опустился на колени и протянул для рукопожатия здоровенную мозолистую лапу. Из одежды на нем были шорты, сапоги и бластер. А еще – умопомрачительный загар и клочкастая рыжая щетина. Морда героя выглядела на удивление угрюмо, зато нос его почти вернулся к нормальным размерам и форме. Да и костесращивалки на правой руке не наблюдалось – хватит, значит; хорошенького – понемножку.

Абель видел иногда Седрика, но все издали, случая поговорить как-то не представлялось.

– Ну и как относится к тебе мир? – вопросил он. – Я хотел сказать – этот мир.

– Прекрасно.

Абель предпочел бы услышать побольше энтузиазма в голосе.

– А как принцесса, в порядке?

– Да! Да, у нее все прекрасно.

По лицу Седрика расплылась очень глупая улыбка. Вот и Эмили тоже – смотрит на меня, а у самой такая же улыбочка, да и я, вероятно, в аналогичные моменты выгляжу аналогичным образом. Или Элия при разговоре о Седрике. А как улыбалась Ад ель Джилл, когда где-нибудь рядом появлялся Барнуэлл К. Багшо? Странные они все-таки существа, эти люди.

– Все, говоришь, прекрасно? И никто в тебя больше не стреляет?

Седрик чуть надулся и помотал головой. На правой его щеке все еще пламенел ожог – бандитский лазерный пучок чуть не уложил народного героя прямо на второй день заселения. Подлого террориста так и не отловили, однако не было сомнений, что стрелял кто-то из изоляционистов. Не возникало сомнений и в том, что жалкое покушение стало бы вполне доброкачественным убийством, не сшиби Элия Седрика с ног примерно за миллисекунду до выстрела.

Мрачное молчание явно нуждалось в разрядке.

– Ты бы не хотел выпить пива? – любезно предложил Абель.

– Да, пожалуйста!

– Вот и я бы хотел, – печально вздохнул Абель. Седрик окинул его неприязненным взглядом, а затем устроился поудобнее, скрестил свои метровые ходули.

– Ну и что ты намерен с ними делать? С изоляционистами.

– Загоним на Дьявольский остров, пущай себе изолируются. Собственно говоря, большую часть этой шпаны мы уже перевезли, только наврали им, что остров – Райский.

– А как в действительности?

Ну вот, наконец-то хоть раз этот гад улыбнулся.

– Да нет, – отмахнулся Абель, – “дьявольский” – это так, для хохмы, а вообще-то там все в порядке: вода, трава, деревья – не хуже и не лучше, чем здесь. Чуть побольше Ирландии, так что мы избавим себя от их бандитского общества лет на сто, а может, и на триста. – Он долго, взахлеб, зевнул. – И мы обещали господам изоляционистам привезти их семьи, подкинуть чего из жратвы и вещичек, хотя они того совсем не заслуживают.

– Пожалуй.

Абель хмуро всмотрелся в Седрика:

– Да не угрызайся ты, не мучай себя, ни в чем ты не виноват. Ты сработал просто великолепно. Я вот лично жалею об одном – что ты не перестрелял их побольше.

Видя, что Седрик все так же мрачно смотрит в землю, он добавил:

– Мы потеряли гораздо больше парней, чем они. То, что сделал ты, – еще очень малое им наказание. В Кейнсвилле тебя возвели в ранг национального героя. Может, и памятник поставят.

– А как там Барни?

– С ним все о'кей. Малость подлечат, и будет как новенький.

Вранье, честно говоря, но мальчонка, слава Богу, этого не заметил.

И тут окаймленные недельной щетиной губы разъехались в широкой ухмылке:

– Да, здорово это я их сделал, этих изоляционистов. Представляю себе, какие были у них морды, когда они врубились, что я открыл окно и домой им уже не вернуться!

Только ведь не Седрик открыл окно, а Абель, на пару с Лайлом Фишем. С другой стороны, разве удалось бы им загнать всех синезадых агрессоров в один купол, не выруби Седрик вожаков, после чего сам он превратился в ищущую убежища лису, а изоляционисты – в озверевшую свору гончих? Фиш великолепно – профессионал, он и есть профессионал – воспользовался неожиданным поворотом событий. С помощью кодов самого высокого уровня он увел в сторону тележки, в которых находились Матушка Хаббард и Чен, остальных же пустил в погоню за Седриком. Только зачем тому знать все это? Пускай себе считает, что Система ему повиновалась.

Но Седрик снова помрачнел. Если раньше национальный герой пялился в землю, то теперь он ковырял ее каким-то сучком.

– О чем мы задумались? – очаровательно улыбнулся Абель.

– Мы с Элией.., мы бы, значит, хотели.., мы тут подумали, что хорошо бы было исследовать перевал – ну, значит, тот, что на снимках с орбиты. – Взмахом несусветно длинной руки Седрик указал на запад, на далекие снежные вершины, феерически раскрашенные закатом в розовые и бледно-оранжевые тона. – Хорошее ведь дело, как думаешь?

В его голосе звучала озабоченность. Инициатором была, конечно же, Элия, а Элии эту идею ненавязчиво подкинул сам Абель.

– Вот даже и не знаю… – Абель задумчиво потер подбородок, тоже покрытый щетиной, но не какой-нибудь там клочкастой, а вполне пристойной и даже обильной. – Она же прямо лингвистический гений, переводит как никто. Зря мы назвали нашу помойку Римом, – тут же чистый Вавилон, а будет и того почище. В следующий раз закинут сикхов и бразильцев – ну куда же мы без нее?

– Ты что, серьезно? – вскинулся Седрик. – Мы же с ней – отличная поисковая группа, она и опасность чувствует, и всю эту научную мутотень знает. А я хорошо управляюсь с пони.

– И еще ты – лучший в мире стрелок.

– Ну, научили меня, – равнодушно пожал плечами Седрик. – Так это ж любого научить можно.

Хрен там любого! Лазерному снайперу необходимы железные, стальные нервы. А этот мальчонка непоколебим, как гранитный утес, и нервы у него как арматурные прутья – только сам он того не знает. Да и пресловутая банзаракская интуиция относится к Седрику серьезно, с уважением – иначе как бы смогла Элия спасти его от этого партизана недорезанного? Принцесса клянется и божится, что подобное предупреждение об опасности, угрожающей другому человеку, – вещь неслыханная, а раз так, то Седрик критически важен для ее будущего и – скорее всего – для будущего всей колонии. К тому же Седрик – лучший в мире охотник-турист-альпинист-скалолаз-байдарочник – вставьте пропущенные слова. Нравится это вам или не нравится, он неизбежно, как поезд, идущий по расписанию, достигнет предельных высот на любом избранном поприще – станет либо главным демократом, либо главным конокрадом, либо вождем каннибальского племени. Выбор, предоставляемый новым миром, весьма скуден.

Абель несколько минут внимательно изучал фантастически красивый закат, наслаждался изумительным вечерним воздухом – и делал вид, что обдумывает неожиданную просьбу.

– Значит, вы уйдете. И на сколько? Недели ведь на три, не меньше, так? Ну ладно бы Элия, а вот как мы обойдемся без тебя?

– Без меня? Да кому я тут нужен?

– Ну а вдруг у нас кончатся колья для палаток?

– Ну а вдруг я сломаю тебе челюсть?

– Хорошо бы, – мечтательно вздохнул Абель. – Тогда я стану серьезным и молчаливым, а то ведь и не президент у вас, а так, трепло какое-то.

Он расхохотался и хлопнул Седрика по плечу:

– Слушай, а ведь и вправду хорошая мысль. Так и сяк нам придется еще до наступления зимы перекинуть половину народа к побережью, и лучше бы они проделали путь собственными ножками. Такая прогулка по свежему воздуху сильно оздоровит их психологию – ты же слышал про Исход? А про Долгий Поход

? Ну вот, тогда и объяснять нечего. Ты разведаешь маршрут, радируешь нам, мы пошлем за тобой самолет, а потом ты же и поведешь мигрантов.

Банзаракцы охотно последуют за своей принцессой, так что политическая база Джетро Джара сместится на ха-арошее расстояние от складов. Влияние самого Абеля Бейкера базировалось именно на припасах, поставляемых Институтом; когда струна лопнет, ситуация несколько изменится, тут нужно будет глядеть в оба и действовать шустро – кто зацапает в свои ручки шаловливые технику, тот и будет править миром. Абель, унаследовавший мощные политические гены и от папы, и от мамы, ничуть не сомневался, что легко переиграет и Джетро Джара, и всех прочих джетро джаров.

А ведь этот двухметровый красавчик совсем не рвется в вожаки – или хотя бы поводыри – народных масс, вон как нахмурился. Абель представил себе Седрика с длинной седой бородой и посохом и еле сдержал улыбку – пророк получался великолепный, хоть картину рисуй. Главное же – ему очень полезно погулять пару недель подальше от лагеря. Перестанет терзать себя мыслями про убийства, не будет поминутно натыкаться на своих двойников (каковых имелось шесть штук), а тем временем можно будет переловить последних изоляционистов, закинуть их на Дьявольский остров и спокойно вздохнуть. К тому же парень заработал себе медовый месяц. Любая новобрачная парочка хочет остаться в полном одиночестве, чтобы лизаться безо всяких внешних помех. Так уж они, люди, устроены.

Семеро Седриков! Скоро они собьются в шайку, тут уж и к бабке не ходить. А этот станет их вожаком, кто же не знает, что он – герой.

– И когда вы уходите?

– Завтра! – Седрик расплылся широкой, от уха до уха, улыбкой. – Прямо на рассвете и тронемся.

– М-м-м… – неопределенно промычал Абель. – А окно около полудня.

Седрик хмыкнул, отвернулся и начал внимательно изучать закатные облака.

– Я тут перекинулся словом с разведчиком, – заметил он. – С одним из тех, что были на западе. Говорит, здешний океан – это и вправду что-то. Медузы с парусами, огромные, как яхты. А еще, говорит, такие звери вроде тюленей – лежат на камнях и поют.

– Расчесывая попутно длинные нежные пряди своих белокурых волос? Она про тебя спрашивает все время.

– Ну и пускай спрашивает. Седрик встал и потянулся. Глядя на него снизу вверх, Абель почувствовал себя гномом.

– Неужели тебе так трудно попрощаться по-человечески? Что тут такого ужасного? – Задирать голову вверх было очень неудобно. – Ты что, Девлина и Пандору забыть не можешь? Старушка играла очень жестко, кто бы в этом сомневался, – так иначе тебя бы здесь попросту не было.

– Да, конечно. Ну хорошо, обо всем вроде бы поговорили. Как только доберемся до океана, я тебе сразу радирую.

Седрик повернулся и сделал шаг.

– Да подожди ты на хрен! Садись!

– Не-а, надо идти. Меня ждет дама. Абель тяжело вздохнул и встал, однако толку от этого было немного – если раньше он задирал на Седрика голову, то теперь приходилось препираться с его ключицами.

– Так вот, не будете ли вы добры, в качестве личного мне одолжения, задержаться завтра до окна и попрощаться с Агнес Хаббард? Я вас очень об этом прошу.

– Нет.

Дальше говорить было вроде бы нечего. Седрик стоял, сложив руки на груди, и смотрел в долину, на огоньки костров, мирно мерцающие между палаток.

– А ты видишь, – заметил он в конце концов, – это свечение, чуть повыше горизонта, на западе? Элия говорит, что там расположен центр галактики. А зимой, говорит, когда эта штука поднимется повыше, картинка будет такая, что закачаешься, никакого фейерверка не надо.

– Ты это что, из-за клона? Из-за этих ребят? – спросил Абель.

А действительно каково это ему – здороваться с самим собой по шесть раз на дню?

В серых глазах, смотревших в запрокинутое лицо Абеля, появился ледяной блеск:

– Так мне можно идти, сэр?

– Нет.

– Хорошо, – хрипло прорычал Седрик. – Да, совершенно верно, все дело в клоне. Кто я такой? У меня нет родителей – ты можешь себе представить, что это такое – не иметь родителей? Я возомнил себя копией Хейстингза, но даже здесь, похоже, ошибся. Я не человек! Я – никто! Откуда я взялся? Зачем? Я хочу это узнать – и не могу!

Вот как? Абель ожидал совсем иного.

– Спроси у бабушки.

– Спросить? Да если она скажет, что небо голубое, я усомнюсь даже в этом!

– Какое же оно голубое? Оно уже почти черное. Нет, ты не копия Хейстингза.

– А почему же Система говорит, что копия? – Голос Седрика срывался. Вот оно как!

– Говорит? А как, интересно бы, знать, ты формулировал вопрос?

– Не помню точно… – Седрик громко поскреб щетину на подбородке. – Но я поручил ей сравнить наши ДНК.

– По какому признаку? Последовательность аминокислот? Не всю, смею надеяться, а только активные участки?

Господи, да неужели этот болван заказал обычный химический анализ?

– Не помню.

– Да ты, – хмыкнул Абель, – попросту задал не тот вопрос. Если бы ты попросил Систему сравнить твою ДНК и ДНК шимпанзе, они совпали бы на девяносто девять процентов как минимум.

Кулаки Седрика угрожающе сжались.

– То же самое относится и к моей! – торопливо уточнил Абель. – ДНК человека и шимпанзе очень похожи, я говорю вполне серьезно! И нужно учитывать, что генетически активная часть ДНК составляет не более одного процента – ты хоть это-то знаешь?

Седрик несколько расслабился, вместо ярости на его лице появилось недоверие.

– Ничего я не знаю, вообще ничего.

– Не знаешь, так учись. Совершенно ясно, что два человека более сходны друг с другом, чем человек и обезьяна, так что твоя ДНК почти полностью совпадает с ДНК Уиллоби Хейстингза. Вот если бы ты поручил Системе оценить степень вашего родства, она бы перебрала все совпадающие аллели и получила бы цифру двадцать пять процентов. Дело в том, Седрик, что ты и вправду его внук.

Пару секунд Седрик молчал.

– А с чего это я должен тебе верить? – спросил он в конце концов.

– Если ты назовешь меня лжецом, я разберу тебя на составные части, на рост свой можешь не надеяться, не поможет. Ну так как?

Мгновение шло за мгновением, Абель начал уже укорять себя за излишнюю запальчивость. Затем Седрик опустил глаза и пробубнил:

– Прости, пожалуйста.

– О'кей. Более того, именно ты и есть первоначальный, настоящий Седрик Диксон Хаббард.

– Да? – судорожно вздохнул Седрик.

– Да. У тебя есть клон из шести копий, сейчас все они здесь, на Тибре, но они – именно копии, а фирменный продукт – ты, клянусь чем угодно!

– Интересные дела! – сказал Седрик, а затем снова опустил глаза и еле слышно добавил:

– Спасибо.

– А так как у тебя… – Абель ткнул Седрика пальцем в живот, – все еще остались некоторые вопросы и сомнения, я объясню. Да, я прекрасно знаю, о чем говорю. Три последних года именно я имел дело с питомниками, в качестве представителя Агнес. Именно для этого проекта и потребовалось столько Седриков. Она работала над ним двадцать лет. Копии давали ей доступ в питомники. Как только Агнес отдавала копию на выращивание, она становилась членом шайки, ей начинали верить. Ты это понимаешь?

Седрик нехотя кивнул.

– Понимаешь ли… – теперь Абель говорил осторожно, тщательно выбирая слова, – ты, в общем-то, имеешь некоторое сходство с Уиллоби. А в возрасте трех-четырех недель ты был ну прямо вылитый Генеральный Секретарь.

– Это сходство попортило мне немало нервов. Так что же, в питомниках думали, что бабушка работает на Хейстингза?

– Конечно. И охотно шли ей навстречу. Агнес подключила к операции и других людей – ты видел, скажем, девочек Искандер? Четыре штуки, смешные такие. Есть тут и еще пара клонов. Как бы там ни было, Агнес понимала, что в таком возрасте с ней могут случиться любые неприятности и потому перепоручила дела мне, на всякий пожарный случай. Я потихоньку за вами приглядывал – и вы мне нравились.

– Шпион проклятый!

– Да, – невозмутимо кивнул Абель. Какие ж тут обиды – мальчонке нужно время, чтобы привыкнуть к новым реалиям. – Я рад был услышать, что ты тоже отправишься на этот пикник. Возможно, отправишься – ведь она хотела сперва использовать тебя с несколько иными целями и…

– Ну да, – раздраженно фыркнул Седрик, – цель оправдывает средства! Из чего совсем не следует, что средства обязаны быть в полном восторге от цели.

– Может, и нет, – пожал плечами Абель. Он сделал уже все, что было в его силах.

– И если Агнес с самого начала именно так планировала, почему же она сказала Элии, что не отпустит меня?

– Не знаю. Возможно, она не хотела, чтобы чувства мешали интуиции. Ты не можешь себе представить, как взбесилась Агнес, узнав, что Элия вылезла на люди. И все равно она – самая настоящая твоя бабушка, а ты – сын Джона Хейстингза Хаббарда и Риты Фосслер Диксон, в полном соответствии с ее словами. Единственный сын. Настоящий Маккой

. Воnа очень fide

. Зачатый in utero

. A все остальные – копии.

Седрик издал неопределенный звук, выражающий, похоже, удовлетворение и полную капитуляцию.

– Хорошо. Спасибо, Эйб. Спасибо, что рассказал. Из благодарности тебе – только из благодарности тебе – я подожду окна и попрощаюсь со старой каргой. Пускай поблагодарит меня за спасение Кейнсвилла, если ей уж так приспичило. Может, я даже и сам скажу ей спасибо за разгром питомников. Но я не буду говорить ни о какой любви. Или что я простил ее за то, как она меня использовала, – врать не хочется.

– Она бы все равно не поверила.

– Пожалуй, да. Но поговорить я с ней поговорю. Кроме всего прочего, мне хотелось бы ее кое о чем спросить. Спокойной ночи.

Седрик повернулся и пошел прочь, в густую уже темноту.

– Ну это ж, надо!

– И что бы мог этот вопль значить? Седрик остановился, задумчиво потирая подбородок:

– Н-ну… Я вроде примерно разобрался в ее махинациях. Она вывела меня на эту пресс-конференцию как нелепое чудище, как теленка о двух головах, но для разных людей это зрелище имело разный смысл – так Элия говорит. Я выглядел сельским дурачком, да и она – немногим лучше: впавшая в глубокий маразм старуха, опекающая дебильного внука. Эта – первая – уловка довела до бешенства телевизионщиков, но было и другое. С моей помощью она засвечивала питомники, намекала на клонированных двойников, причем делала это при миллионах зрителей, одним словом – угрожала сотням влиятельнейших людей. В-третьих – или в-девятых, я уже сбился со счета… Так вот, последним номером программы она закидывала удочку на убийц. Капсула с ядом была наживкой, я – согнутой булавкой, оставалось только подождать, пока они это добро проглотят, а тогда – дергать леску.

– И что же дальше? – осторожно поинтересовался Абель. (И как это Элия, человек со стороны, сумела во всем этом безошибочно разобраться?) – И чем большим идиотом я бы себя выставил, чем глубже уселся бы в лужу, чем хуже справился бы с бабушкиным заданием, тем, с ее точки зрения, было бы лучше, верно?

– Пожалуй.

– Девлин ни в жизнь не отправился бы на Нил без меня. И без тебя – ведь он знал, что вся будущая колонизация Тибра держится на тебе.

Девлин знал не только это.

– Спасибо, – кивнул Абель.

– Я вот только никак не могу понять, – негромко добавил Седрик, – с чего это Агнес присвоила мне оперативный первый ранг? В конце, в схватке с изоляционистами он пришелся очень кстати, но уж такого-то поворота событий даже бабушка не могла предвидеть!

– Хм-м.

– И вообще это не в ее характере. – Седрик неуверенно смолк. – Ладно, спрошу у нее самой завтра. Спокойной ночи, ваше величество.

А задумываться о подобных проблемах совсем не в характере Седрика, это все Элия мальчонку подзуживает. Что не имеет ровно никакого значения – ведь мысль уже в его голове.

– Подожди, – сказал Абель.

А какая, собственно, разница – теперь-то, когда Кейнсвилл остался на Земле и – в прошлом? К тому же честность – лучшая политика. В случае, когда никакая иная политика не приносит желаемых результатов.

– Знаешь, Седрик, лучше бы ты не поднимал этот вопрос в разговоре с бабушкой. Не нужно, ладно?

– Почему? – ощетинился Седрик. Нахальство и самоуверенность этого парня росли прямо как на дрожжах. Общение с такой девушкой, как Элия, неизбежно поднимает мужчину в его собственных глазах. Либо опускает – это уж как получится.

– Потому, – обреченно вздохнул Абель, – что Матушка Хаббард не знает об этом ровно ничего. Она поставила тебе сплошные девятки – и личный класс, и оперативный.

– А кто же тогда…

– По-честному? Только чтобы никому ни слова.

– Хорошо. Ну, Элии-то я, конечно, скажу.

– Не сомневаюсь. Так вот, это сделал я.

– Что? Почему? Каким образом? – Седрик захлебнулся, пробубнил что-то неразборчивое и добавил:

– Когда?

– Когда? Да тогда еще, когда вы с Багшо летели на вертолете. Каким образом? Тоже мне, проблема. Я же вырос в Кейнсвилле и самповском Центре. Никто – ни одна живая душа! – этого не знает, но я взломал мастер-код Системы еще в самом нежном возрасте, в тринадцать лет.